К штабу их приместил Азарин.
Он это сделал так легко, что Глеб не мог не признать: как волшебник тот многим даст фору. Приместить себя — это одно, а вот ещё троих (включая Баюна) — это вам не в салки сыграть… И с первого раза тут бы мало кто справился.
А Азарин проделал всё за секунду.
От искусности мага Глебу стало тоскливо: ну почему сильные люди часто оказываются циниками?
— Прибыли, — сказал Азарин.
Глеб удивлённо озирался.
Фасад штаба скрыли строительные леса, по двору сновали рабочие в жёлтых робах. Из-за каменной пыли Баюн зачихал и стал отряхивать шерсть.
Азарин ответил на их невысказанный вопрос:
— Здание старое — пора подлатать.
— И совесть подлатайте, — подсказал Глеб, — а то в ней трещин полно.
Азарин напрягся, но смолчал.
Пол в вестибюле был застлан целлофаном, путь к лифту преграждали вёдра. Вокруг полно было рабочих — кто-то выносил мебель, кто-то грунтовал стены. От их комбинезонов зарябило в глазах.
— Ну и завалы! — посетовал Хромов, когда они наконец-то добрались до кабинета. — Я д-думал, мы сюда не дойдём!
Он плюхнулся в кресло. Баюн озирался, став котом, а Глеб остановился у двери: если хоть что-нибудь ему не понравится, их с Баюном как ветром сдует!
— Кофе? — предложил Азарин.
Хромов отказался, Глеб тоже. Азарин сел за стол:
— Тогда небольшой доклад, — он покосился на Глеба. — Уверен, после него у тебя отпадёт желание нас покинуть.
Маг коснулся столешницы. Та разошлась, вспыхнул виос — фото женщины: черноволосой, с грустным взглядом. Над её переносицей белело пятно, вероятно, заметное лишь вблизи.
— Агапия Левзина, — сказал Азарин, — чернотворец, чьи действия унесли полсотни жизней… хотя вряд ли мы знаем обо всех её жертвах. Кстати, ей за шестьдесят.
Глеб с содроганием глядел на виос. Неужели можно убить столько людей?.. Без колебаний продлевать свою молодость ценой чужой боли?..
Азарин увеличил фото:
— Левзина известна как Кали: это индийское божество, изображаемое с тремя глазами. Причина прозвища — мутация: на её лбу может открыться третий глаз.
— Итог опытов с магией, — вставил Хромов. — О Кали мы не слышали давно и д-даже считали её мёртвой.
— Зря считали, — изрёк Азарин. — Две недели назад она объявилась в неволшебке и превратила ребёнка в старика.
Глеб поёжился:
— Но как? И зачем? Ведь чернотворцы людей убивают… или калечат.
— Мотивы неясны, — нехотя признал Азарин. — Что до мальчишки, то он попал во временную петлю: отрезок времени, который повторяется. Как её создала Кали, мы не знаем.
У Глеба засосало под ложечкой. О временных петлях он слышал: ты раз за разом проживаешь один день, час или минуту… Как в книжке «Дом странных детей». Но книжным героям в петле времени комфортно, а в настоящей петле ты повторяешь свои действия, пока та не исчезнет… Или пока не умрёт её создатель.
— Он из-за этого постарел? — проронил Глеб. — Из-за петли?
— Из-за магии.
Хромов пояснил:
— Для жителей неволшебки сильная магия опасна: она может п-привести к генной мутации. В организме мальчика начался процесс, похожий на прогерию; те, кто страдает этим заболеванием, с д-детства выглядят старыми.
Глеб мрачно кивнул.
Представилось, каково это: идёшь ты по своим делам, знать не знаешь ни о магах, ни об аномалках… И вдруг конец всему. Даже не конец — хуже: начало кошмара.
За что?!
Приблизившись, он всмотрелся в лицо Левзиной.
— Поступок Кали выглядит бессмысленным, — заметил Азарин. — Если только это не эксперимент, подготовка к чему-то большему. И нас она не боится — бросила чипсы со следом своей ауры: пол-упаковки «Хруст-бона».
— Значит, поможет поисковая магия? — уточнил Глеб.
— Не поможет — с амулетами Кали её и Далебор не нашёл бы. Ты нужен нам не как искатель.
Глеб растерялся: вот так новость! А для чего ж его позвали? Он может лишь искать (спасибо ингениуму), да ещё выпечку печь (спасибо «Фабрике»). Но ведь вряд ли Азарину захотелось печенья?
— Тогда зачем я вам?
— Видишь ли, — начал Хромов, — Кали з-знакома с одним чернотворцем, к которому ты имеешь прямое отношение…
— С Лаэндо, — перебил Азарин.
Глеба передёрнуло.
— Когда-то они были заодно, — убрав виос, Азарин откинулся в кресле, — и он может знать, где она. Но на допросах Лаэндо молчит. Препараты, развязывающие язык, на него не действуют. Мы обратились в СБАЗ и привлекли их алхимиков, однако всё было зря.
— З-зато теперь это совместная операция, — с явным удовольствием вставил Хромов.
Глеб понял, почему он таскается с Азариным: совместная операция, значит. Штаб и СБАЗ заодно. Гадюка с коброй подружились и мирно делят террариум.
Но главный сюрприз ждал впереди:
— Сегодня в десять тридцать утра Лаэндо использовал установленный в его камере коммуникатор и заявил, что готов говорить лишь с одним человеком, — Азарин в упор смотрел на Глеба. — С тобой.
У Глеба отвисла челюсть. Но удивиться вслух он не успел — Азарин встал:
— Мы не знаем, почему — возможно, это узнаешь ты… Если не боишься встретиться со старым знакомым.
Проход перегораживала круглая дверь из металла.
Её створки разошлись вертикально, втянувшись в пол и потолок. Глеб видел такое в кино, где герои попали в бункер, но тот бункер сейчас сошёл бы за шалаш.
Он не удивился, узнав, что тюрьма для чернотворцев скрыта под штабом: раз тут есть тюрьма для спиритусов (куда однажды попал Баюн), то почему бы и обычные казематы не построить?
Хотя вряд ли здешние камеры сойдут за обычные — ничего обычного в штабе нет.
За проёмом ждал коридор: пол и стены из камня, флуоресцентные лампы едва горят.
— Тюрьма поделена на уровни, — сообщил Азарин, — а те разбиты на сектора. Лаэндо держат в секторе «Икс».
— Сектор «Икс»? — повторил Глеб. — Он что, для опасных преступников?
— Для тех, кто в одиночку может спалить город, — Азарин шагнул в проём. — Лаэндо там единственный заключённый.
Глеб въехал за магом. Баюна сюда не взяли (амулеты мешали спиритусам попасть на этаж, где держали зеркальника), а Хромов уже с минуту пыхтел сзади — много ходить сбазовец явно не привык.
В конце коридора был лифт с решёткой. Азарин на что-то нажал, и та поднялась.
На пути вниз он наставлял Глеба:
— К Лаэндо въедешь один — это его условие. Что бы ни случилось, не паникуй: он тебя не тронет.
— Ему дают античар? — нервно спросил Глеб.
— Нет, — Азарин с досадой поморщился, — от античара не будет никакого толку: в крови Лаэндо бактерии, пожирающие любой препарат. Но сектор набит амулетами, так что прибегнуть к магии здесь могу только я. У охраны огнестрельное оружие.
Лифт остановился. Глеб ощутил себя дайвером, решившим заснять акулу.
Новый проход, круглый зал — опять полутёмный. И запах, как в больнице.
— Тут оформляют заключённых, — пояснил Азарин, — а затем распределяют по секторам.
Глеб озирался: живописным зал не назовёшь…
Всего одна лампа — свет тускло-жёлтый, как гной. Шнур вместе с потолком скрыла тьма. Под лампой пентаграмма, в ней стул — железный, с ремнями… На них пятна, природу которых выяснять не хотелось.
Взгляд Глеба не укрылся от Азарина, и тот снисходительно заметил:
— Это для устрашения. На ремнях обыкновенная краска.
— Неужели?.. — буркнул Глеб.
— Не хочешь — не верь, — маг уже шагал дальше. — Мы не варвары, но в таком кресле даже чернотворец теряет спесь.
За столом справа сидел охранник — при виде вошедших он вскочил и взял под козырёк. Поверх его формы темнела кобура. Глеб задержал на ней взгляд, впервые видя волшебника с пистолетом.
Он недоумевал: куда ехать? — дверей-то нет… Но Азарин подошёл к стене и коснулся её.
Раздался скрежет, и пол завертелся; задвигались стены, будто декорации из картона… А когда встали на место, вокруг был уже не зал, а незнакомая комната.
— Недурно… — оценил Хромов. — Я уже бывал здесь, но так и не понял, в ч-чём секрет. Тюрьма меняет конструкцию, реагируя на вашу ауру?
— Плюс магия искажения пространства, — отозвался Азарин. — Часть стен перестраивается, часть примещается вместе с полом и потолком. Это делается трижды в день независимо от моих визитов: из тюрьмы, где нет постоянной планировки, сбежать нельзя.
Глеб был впечатлён: «Не мы прибыли в сектор "Икс", а сектор "Икс" прибыл к нам!»
Он вертел головой. Комната из камня, впереди дверь (опять бункерная), в стене скульптура в виде зеркального лица. Прижав к ней ладонь, Азарин предупредил:
— Приготовьтесь к неприятному запаху.
Створки разъехались, и Глеб закрыл рукой нос:
— Что это?!
— Флогрид — газ из лабораторий. Для человека безвреден.
— Безвреден?! — Глеба даже затошнило. — Да от такой вони помереть можно!
Азарин с усмешкой обернулся — в полутьме это выглядело зловеще:
— Флогрид нужен, чтобы усмирить химер.
Уточнять, о ком речь, не пришлось — химеры лежали вдоль прохода: морды крокодилов, панцири на спинах, шипастые лапы. Глаза — узкие, с жёлтой радужкой — смотрели лениво… Будто чудища решали, что лучше: отведать человечины или продолжать спать.
К ужасу Глеба, Азарин вошёл в коридор:
— Химер создают наши алхимики, используя ДНК животных. Очень капризные твари — не выносят яркого света.
— Поэтому здесь так темно? — смекнул Глеб.
Въезжать следом он не спешил. Заметив это, Азарин поторопил его:
— Не тяни резину. Химеры сейчас не опасны — флогрид снизил их агрессию.
Глеб въехал за ним, почти жалея, что спустился сюда.
— А если газ перестанет поступать?..
— Не перестанет, — Азарин не сбавлял шагу. — Здесь особая вентиляция: газ перекроют лишь в том случае, если объявят тревогу.
— И химеры разозлятся? — Глебу стало не по себе. — А как же охрана?
— Покинет сектор, — а кто не успеет, признается в профнепригодности… Посмертно.
Глеб пожалел, что открыл рот.
В конце коридора ждала новая дверь, сбоку блестело лицо из зеркала — как сканер на секретном объекте. Как и минутой раньше, Азарин нажал на него.
— К Лаэндо ведут пять буферных зон, — голос мага потонул в скрипе створок. — Это была первая.
Глеб выдохнул: опять коридор! И химеры дышат у стен.
Сзади хрипло чихнул Хромов.
— П-простите, — сбазовец шмыгнул носом, — эта вонь невыносима…
Он взял в рот таблетку, другую выронил. Глеб его даже пожалел. Азарин же шёл, как часовой — прямой, непоколебимый… Посмотришь — и не поверишь, что он способен на подлость.
Они пересекли пять коридоров. У шестой двери Азарин сказал:
— Дальше едешь сам.
Мандраж Глеба возрос. Конечно, Лаэндо — просто калека… Слепец, чью силу сдерживают амулеты. Но после битв с ним не верилось, что его можно сдержать.
Будто прочтя мысли Глеба, Хромов приободрил его:
— Между тобой и Лаэндо б-будет решётка — её и таран не пробьёт!
«Смотря какой таран», — подумал Глеб.
Азарин извлёк что-то из кармана:
— Светокомпенсатор, — он протянул Глебу круглые, с толстыми стёклами очки. — Действуют как прибор ночного видения, только эффективнее.
Глеб вспомнил, что Лаэндо не выносит света… выходит, в камере темно.
— А это передатчик, — Азарин вручил ему микрочип, похожий на бусину: крошечный зеркальный шарик. — Ваш разговор будет записан. И отсюда мы всё услышим; если что-то пойдёт не так, Лаэндо тут же обезвредят.
— Главное, — напутственно вставил Хромов, — узнай, что ему известно о Кали.
— И не дай себя запугать, — дополнил Азарин. — Что бы ты ни услышал, сохраняй невозмутимость.
— Как на ЭНПД? — уточнил Глеб.
Азарин отвёл взгляд. Вряд ли он притворялся — похоже, совесть его и впрямь кольнула… Или хотя бы её остатки.
— Ладно, я всё понял, — Глеб надел очки, — открывайте уже…
Створки расползлись, сзади фыркнула химера. Въехав в камеру, Глеб услышал пение:
У окошка не сиди,
Ты на небо погляди.
(тяжёлый лязг: за спиной закрылась дверь)
Ворон крыльями взмахнёт,
Твою душу украдёт.
Вспышка — светокомпенсатор «приспособился» к тьме. Глеб увидел комнату, благодаря очкам казавшуюся освещённой. Стены, пол и потолок стерильно белые. Впереди решётка, за ней «апартаменты» Лаэндо: кровать, умывальник, унитаз, стол со стулом. На нём зеркальник и сидел — лицом к двери.
Сидел и пел:
Душа в пепел превратится
И уже не возвратится.
Пепел ветер разнесёт,
Дьявол песню допоёт.
Глеб оцепенел. В Лесовье он Лаэндо едва видел — была ведь ночь… Зато теперь рассмотрел.
Тот был раздет до пояса и бос: скелет, обтянутый кожей… причём снежно-белой. Рёбра выпирают, вместо глаз — провалы без век. Волосы длинные, прямые. Грудь в язвах; некоторые сочатся гноем — почему-то зелёным.
Подавив тошноту, Глеб услышал:
— Кто-то въехал, а не вошёл… Ну здравствуй, мальчик из неволшебки.
Глеб молчал. Лаэндо развёл руками:
— Прости, что я не при параде: как ты помнишь, мой костюм обгорел. Но я и в нём был бы слаб — костюм глаз не вернёт… Глазами мне служил фамильяр, погибший из-за тебя!
Ужас Глеба перешёл в ненависть. Но ответил он бесцветно, словно все чувства умерли:
— А ты убил маму и усадил меня в это кресло. Мы с тобой даже не поквитались.
— Так ты был одной из моих жертв? — Лаэндо явно удивился. — Я не знал… Не помню их лиц — уж прости мне эту небрежность.
Глеб сжал подлокотник, хотя сжать хотелось горло зеркальника.
— Вспомнишь, — пообещал он, — воображение поможет. Когда свихнёшься в своём каменном мешке.
— Времени не хватит, — изрёк Лаэндо. — Время как ящерица — ускользает, оставив лишь хвост… Но и ящерицу можно поймать.
Глеб озадачился: о чём это он?..
Опустив голову, зеркальник будто окинул себя взглядом. Глеб подавил дрожь.
— Знаешь, откуда язвы? — Лаэндо ткнул пальцем в грудь. — Я привык к чернотворству — без магии гнию.
— Ты не к той магии привыкал, — сказал Глеб. — Зачем звал меня?
Лаэндо почесал гнойник:
— Вы ведь ищите Кали — не хочешь спросить, где она?
— Почему спрашивать про Кали должен я?
— Потому что из-за тебя я здесь, — маг сунул палец в глазницу. — Хочу, чтобы тебе снилось моё лицо.
— У меня хороший крепкий сон, — соврал Глеб, — и тебе в нём не место.
— Красиво лжёшь, отрок!.. Но ты не знаешь, что тебя ждёт.
— Меня ждёт «Фабрика», а о тебе я забуду… — Глеб дал волю желчи: — Как о мухе, от которой отмахнулся.
Лаэндо встал и схватил решётку:
— Раньше я за такое убил бы!
— Твоё «раньше» осталось в прошлом, — голос Глеба источал холод. — Привыкай.
Их разделял метр. Глеб видел кожу в глазницах мага, чувствовал вонь — пот и смрад изо рта… Даже химеры в коридорах так не воняли.
— Дерзи, пока можешь, — прошипел Лаэндо, — но за дерзость ты ответишь.
Он отошёл и вновь запел, встав к Глебу спиной:
Будет дьявол песню петь,
Будет ночь в огне гореть.
Зря ты верил краскам дня:
Не укрыться от огня.
Глебу это надоело:
— Где сейчас Кали?
— Там, где скоро будешь ты.
— В хлебопекарном цехе?
— В японской аномалке.
— В Танабэ? — уточнил Глеб. — И что я забыл там?
— Начало кошмара, — зеркальник вновь сел. — Хочу сыграть с тобой в игру: я помогу найти Кали, но ты отправишься за ней и займёшься расследованием, которое ведёт штаб.
Глеб недоумевал:
— Зачем тебе это?
— Три причины, — Лаэндо откинулся на спинку стула. — Во-первых, я хочу, чтобы Кали нашли, — а почему хочу, уже моё дело. Во-вторых, я желаю тебе зла, но сам не могу его причинить… Однако будь уверен: погнавшись за Кали, ты столкнёшься с куда большим злом, чем я.
Глеб вздохнул: приятно слышать…
— Она что, настолько сильна?
Лаэндо пробрал смех:
— Нет, малыш — по сравнению со мной Кали безобидна. Но сила, что за ней стоит, сотрёт в порошок даже меня, — а уж тебя тем более… И я надеюсь, что процесс этот будет медленным.
— Не сомневаюсь… — буркнул Глеб. — Ну а третья причина?
С лица Лаэндо сошло позёрство:
— Я знаю, чем кончится игра — и с нетерпением жду финала.
Глеб видел, что это не блеф — и знал, что искать Кали опасно… Но не искать её нельзя.
— Ладно, — сказал он, — согласен я на твою игру… А теперь говори, что знаешь.
И зеркальник заговорил.
Небо было тёмно-синим; Глеб стоял, глядя на закат.
Не сидел, а стоял.
В лиловых облаках гасла желтизна. Проступал край луны — бледный, как пух. Трава пахла мятой — отголосками лета, заплутавшими в осени.
— Тебе бежать ещё круг, — напомнил Баюн.
— Знаю, — буркнул Глеб. — Я просто…
Он осёкся — постеснялся сказать «решил взглянуть на закат». Но Баюн понял:
— Тоже мне, романтик…
Дух вспорхнул на ветку: когда Глеб бегал, пользуясь дарованным часом, Баюн был вороном.
Парк погружался в тишину. Инвалидное кресло ждало на тропе; ещё двадцать минут — и Глеб в него сядет.
От этого делалось тошно.
Ещё летом не верилось, что час в день он ходит: земля под ногами казалась обманом. Теперь этот час воспринимался как должное.
— Тот дух, что живёт в тебе… — Баюн взмахнул крыльями.
— Скрытник, — напомнил Глеб.
— Ты не пробовал позвать его? Мало ли что говорят маги — может, скрытник откликнется на твои мысли.
— Он и так откликается, когда я говорю «хочу встать»… А больше не откликается ни на что.
— Значит, говорить с ним ты всё-таки пытался?
Глеб вздохнул:
— И не один раз.
Баюн описал над ним круг:
— Я правильно понял: ты обещал Лаэндо преследовать Кали в обмен на информацию? И он дал её?
— Дал.
В детали Глеб пока не вдавался. Баюн заметил с редким для него тактом:
— Наталья Марковна была в ярости, когда ты вернулся на «Фабрику»… Она велела забыть про штаб.
Глеб смотрел в землю.
У Лаэндо он пробыл недолго и услышал мало — но достаточно, чтобы схватить Кали. И Глеб знал, что не останется в стороне.
— Пусть её ищут другие, — не унимался Баюн. — А слово, данное зеркальнику, можно и нарушить — он заслужил и не такое!
— Заслужил, — признал Глеб.
— Так в чём проблема?
Глеб уставился на куст. Приземлившись, Баюн укорил его:
— Ты лгал себе: работа в чаросети, курсы сететворцов — всё это чушь. Ты хочешь быть законодержцем, так?
— Не под началом Азарина! — вспыхнул Глеб.
— Но всё-таки хочешь?
Глеб молчал.
— Самообман — глупейший из видов лжи, — заключил дух.
— Знаешь, — Глеб повернулся к нему, — а ты умнее меня.
— Только заметил? Радуйся, что я рядом!
Глеб опять побежал — пока мог… Пока скрытник не уснул на сутки. Пока мышцы сладкой болью отвлекали от стоявшего в стороне кресла.
Баюн протянул к нему ментальную нить:
— Так что там наплёл Лаэндо?
— Я потом расскажу. Но завтра мы с Азариным и Хромовым приместимся в Танабэ.
— Ты готов терпеть Азарина?!
— Только пока Кали не арестуют.
На лбу Глеба остывал пот, и ему это нравилось: усталость от пробежки — это здорово… Жаль, не все понимают.
Он глянул вверх:
— Баюн?..
— Что?
Глеб улыбнулся:
— Я рад, что ты рядом!