Спустя десять часов после развернувшейся в Танабэ драмы Глебу снился весьма реалистичный кошмар.
Он вновь на ЭНПД, а Кали — экзаменатор. Сверля его взглядом, та спросила:
— Есть ли память у глаз?
И распахнула третье око.
Не успел Глеб испугаться, как Кали исчезла, а возникший на её месте Лаэндо задал тот же вопрос:
— Есть ли память у глаз?
В его чёрных глазницах вспыхнул огонь, словно в очах демона из преисподней.
— ЕСТЬ ЛИ ПАМЯТЬ У ГЛАЗ?
И Глеб от ужаса проснулся.
Оказалось, уснул он за столом, в своём кресле. Стол стоял в большом зале, по периметру которого (на уровне второго этажа) тянулась галерея — у её парапета Глеб и сидел. Внизу трудились люди в белых халатах: переговариваясь, сверяли данные в зеркалах-мониторах. В центре зала светилась пентаграмма, где лежал Баюн — он был то вороном, то котом, то пантерой. В себя дух ещё не пришёл.
— Функция метаморфоза нарушена, — донеслось снизу. — Попробуйте воздействовать на кровь.
— Поняла: магия воды, пятый уровень.
Глеб отвернулся. Нижнюю губу саднило — видимо, он её кусал.
На столе лежала куртка, брошенная Кали у озера (за это следовало благодарить мальчишку, метнувшего в неё пламя; кто он такой и зачем это сделал, в штабе так и не узнали). Даже обгорев, ткань сохранила след ауры. Азарин сказал, поисковая магия не поможет — у Кали сильные амулеты… Но Глеб всё равно пытался найти её, пока не уснул.
Он взглянул на часы: почти два ночи. Проспать его угораздило час.
Между Танабэ и Близбором есть разница во времени: когда в Близборе только ужинают, в Танабэ уже спят. Но Азарину с Глебом после боя в парке пришлось объясняться с местным штабом, поэтому, когда они вернулись в Близбор, здесь уже был вечер. Приместил их опять Азарин, а Хромов лишь бездельничал и болтал. Он ничуть не стеснялся того, что пропустил бой; Глеб решил, что отстал он нарочно, чтобы не драться с Кали.
Честно говоря, глупо было его за это винить.
Вновь пробуя сосредоточиться, Глеб коснулся куртки. Чтобы снова не уснуть, он ущипнул себя за ухо — и тут сзади донеслось:
— С таким рвением тебе понадобится перевязка.
Глеб обернулся:
— Дея?!
— Нет, её клон, — девушка улыбнулась. — Давно не виделись!
Но улыбка тут же исчезла. Подойдя к парапету, Дея глянула вниз:
— Как он?
— Не знаю… — Глеб кивнул на медиков: — По-моему, и они тоже.
— Всё будет хорошо, — Дея явно старалась быть твёрдой. — Восемь из десяти раненых спиритусов выживают — это статистика.
Глеб скривился: восемь-то выживают, а остальные? Сейчас он многое отдал бы, лишь бы в число «остальных» не попал Баюн.
В кармане тренькнул зерфон, но отвечать Глеб не стал — он знал, что сообщение пришло из «Фабрики». Глеб туда уже звонил и сказал, что до утра не приедет: останется в штабе с фамильяром.
Дея выдвинула стул:
— Значит, ты к нам вернулся?
— Не насовсем, — уклончиво сказал Глеб. — Но Кали я поймать помогу.
— Из-за Баюна?
— Не только… — Глеб взглянул на свои ноги. — Просто я знаю, на что способны чернотворцы.
Дея дошла до кофейного автомата и вернулась с кофе:
— Азарин разбудил меня среди ночи — теперь и я за Кали гоняюсь… А ещё охраняю тебя. И не спорь — пока ты без фамильяра, это не обсуждается.
— Ажурно… — буркнул Глеб: словечко Артёма прилипло и к нему.
Он рассказал о том, что было в парке. Дея глотнула кофе:
— Странно — среди известных чернотворцев никакого Повелителя нет.
— У Кали алмаз с его кровью, — напомнил Глеб. — Из-за него всем в парке стало плохо.
— А это ещё страннее… — Дея задумчиво била пальцем по столу. — Кровь сильного мага может навредить людям, но не духам, и есть спиритусы, чья кровь опасна для спиритусов… Но Кали атаковала и тех, и других…
Брови Глеба взметнулись:
— Так Повелитель — не человек и не дух?
— Призрак, — фыркнула Дея. — Разумное объяснение наверняка есть. Но кто бы он ни был, он либо глуп, либо очень силён.
— Почему?
— Отдав кому-то свою кровь, ты подставляешься: на неё ведь можно воздействовать. Пусть даже на тебе амулет — вдруг ты снимешь его?
Глеб уточнил:
— То есть если мою кровь нальют в пробирку и отправят в Африку, то навредить мне смогут и оттуда?
— А ты как думал?
Глеб нащупал под футболкой слезу Архаила — амулет, который дал ему Монгол: теперь он и в ванной её не снимет!
А потом его осенило:
— Кали не просто служит Повелителю: он доверяет ей.
Дея медленно кивнула:
— Возможно, раз его кровь у неё… Надо зайти в базу данных — может, среди контактов Кали был кто-то с таким прозвищем.
— По-моему, это не прозвище, — проронил Глеб, — а нечто большее.
Глянув на хлопотавших внизу медиков, он стиснул зубы. Нельзя было позволять Баюну лететь за Кали!..
Отставив стакан, Дея заметила:
— Убийство Нурарихёна — очень серьёзное преступление… Всё равно, что в неволшебке — теракт. И раз Повелителю нужны ёкаи, то это лишь начало.
Глеб допил свой кофе; ясно, что начало — и что Кали с Повелителем готовят какую-то заварушку. Не для уборки же они призвали семьсот спиритусов (а на параде, по самым скромным оценкам, было именно столько)? Разве что уборка нужна в одном из кругов ада.
— Но почему именно ёкаи? — бормотнул Глеб. — Кали ведь русская, а спиритусов призвала из Танабэ… Разве в Близборе нельзя их призвать?
Дея вновь подошла к парапету:
— Зуб даю, что причина в параде. Столько духов в одном месте встретишь редко. Логично ведь — ей нужны спиритусы, и она пришла туда, где их полно. Вопрос в другом: с чего Кали взяла, что они пойдут за Повелителем?
— Духи испугались… — заметил Глеб.
— Но с чего вдруг? Ёкай подчинится кому-то, если сам так решил, а принудить их почти невозможно! Вот в древности…
Дея умолкла, и Глеб спросил:
— Что в древности?
— Да так, ерунда… Было время, когда одни спиритусы порабощали других, но с тех пор прошли тысячелетия. Не явился же этот Повелитель из прошлого?
Глеб зевнул; многовато загадок для одного дня.
Кто такой Повелитель? Как он связан с Кали? Зачем им ёкаи? И наконец, кто тот пацан на драконе, заставивший Кали исчезнуть?
Закрыв глаза, Глеб приложил к куртке ладонь.
— Зря стараешься, — бросила Дея. — Для магии поиска Кали недоступна — лучше выспись.
Глеб поморщился — он будет пытаться, пока опять не уснёт. Но сконцентрироваться не вышло — назойливая мысль мелькнула в мозгу: «И всё-таки, — подумал Глеб, — кто тот пацан?..»
Пока Глеб корпел над поисковой магией, «тот пацан» сидел на полу перед возвышением. Оттуда смотрел мужчина в кимоно; оно было чёрным — Такаги-сан не любил светлых тонов.
Он вообще мало что любил.
— Я не приказывал отправляться в парк, — сказал Такаги-сан.
По бокам от него стояли охранники; Дзиро слышал их речь два-три раза за все свои четырнадцать лет.
Ответ его прозвучал ровно:
— Я выполнил работу и решил взглянуть на парад. Разве для этого нужен приказ?
За стенами подул ветер, будто в ответ на его дерзость. Листья деревьев зашуршали. Дзиро вспомнил, что в такую же погоду заключил договор с фамильяром.
Вспомнил — и захотелось выть от тоски.
— Ты должен был наказать Беспалого за дебош в казино, — разнеслось над татами. — Это было твоим заданием… И я велел отчитаться о выполнении.
— Беспалый наказан, — сказал Дзиро. — У него сломаны челюсть и рука. Ещё я ранил его фамильяра, вступившегося за хозяина.
— Ты должен был об этом доложить!
Дзиро склонил голову:
— Я докладываю.
Снаружи светало. Лицо Такаги-сана казалось маской.
«Ты специально послал меня к Беспалому, — думал Дзиро. — Ты знал, что Тору стал Нурарихёном, и его могут убить — и сделал всё, чтобы я не вмешался! Я не спас его, потому что опоздал… Из-за тебя!»
— С заданием ты справился, — признал Такаги-сан. — Но в случившееся на параде вмешиваться не следовало: нас это не касается.
Дзиро сжал кулаки.
— Мой фамильяр мёртв. Сильнейший среди магов клан якудза теперь прощает врагов?
— Не забывайся! — прогремело в ответ. — В произошедшем нет вызова нам.
— Зато есть вызов мне, — почтительно возразил Дзиро. — Не ты ли говорил, что убийство фамильяра — это оскорбление его хозяина?
Последовал вздох:
— Чего ты хочешь?
— Мести.
— А если я скажу «нет»?
«Может, и скажешь, — подумал Дзиро. — Потому что фамильяра я любил больше, чем тебя».
Но вслух он произнёс:
— Я не прошу помощи: убийцу я накажу сам. А не получится — значит, я не достоин быть членом клана.
— Слишком громкие слова для мальчишки!
— Так позволь мне доказать обратное.
Такаги-сан молчал; он и стражники сошли бы за статуи. В саду звенел ручеёк. Наконец прозвучало:
— Что ж, доказывай! Но знай: это станет твоим испытанием. Поддержки клана не жди… Раз ты на этом настаиваешь!
Снаружи завыло. Грядёт буря, подумал Дзиро и поклонился:
— Я на этом настаиваю… отец.
Глеб устал сидеть у обгоревшей куртки и уже подумывал, не послушаться ли Дею и пойти спать — как вдруг увидел незнакомое место.
Серое здание, автостоянка, машины. На крыльце люди в белых халатах. Мелькнул обрывок вывески: «Городская больница №…»
Потом всё померкло.
— Глеб, прекращай, — Дея взглянула на часы. — Езжай на «Фабрику» и выспись. Ты меня слышишь?
Глеб открыл глаза:
— Я только что видел… — и он рассказал о своём видении. — Это где-то в неволшебке!
Дея прищурилась:
— А ты случаем не спал?
— Не спал! — Глеб сказал это так громко, что медики внизу вскинули головы. Он убрал с куртки испачканную гарью ладонь: — Говорю же, я видел больницу! И она точно не в Близборе.
Глеб имел основания так говорить: за прошедшие три месяца он объездил весь город. Место, что ему привиделось, ни на одну из здешних клиник не походило.
— Может, она в другой аномалке? — предположила Дея. — Ведь ты видел фасад, а снаружи наши больницы от больниц неволшебки не отличить.
— «Городская больница» было написано по-русски, — возразил Глеб. — Стали бы в других аномалках использовать наш язык?
Дея задумалась:
— Ерунда какая-то… Ты вообще ничего не должен был видеть — с защитой Кали это невозможно…
— Вот и Азарин всё твердит, что у неё куча амулетов, — заспорил Глеб. — А вдруг она их потеряла или они просто закончились? Могло же такое быть?
— Скорее уж это ловушка… — Дея озадачивалась всё больше. — Ты номер больницы не заметил? Город, область?..
Глеб покачал головой.
Баюн уже не превращался — всё время был пантерой. Врачи тихо спорили, но из их фраз Глеб мало что понимал.
Он подъехал к кофейному автомату, и Дея укоризненно проворчала:
— Завязал бы ты с кофе. Какой стакан уже пьёшь — четвёртый?
— Третий, — соврал Глеб. — Что общего у Кали с российской неволшебкой?
— Считая все её «подвиги»?
— Ты про жертвоприношения? — Глеб вздрогнул. — Так может, в той больнице…
— Нет, — Дея сразу смекнула, о чём он подумал. — Если бы Кали там кого-то убила, ты бы то место не увидел: без амулетов она на убийство не пойдёт. Зайду-ка я в нашу базу данных — кое-что проверю… — достав зерфон, Дея покосилась на Глеба: — Не подглядывай, я пароль ввожу.
Её палец ткнул в «D» (Глеб всё-таки подглядел — ну не умел он быть паинькой), потом в «I», «C», «A», «P», «R», опять в «I»…
— ДиКаприо?! — воскликнул Глеб.
Дея залилась краской:
— Сказала же — не подглядывай!.. Законодержец должен лучше знать неволшебку, вот я и запоминаю актёров…
— Угу, — Глеб умолк, но улыбка лезла наружу. Дея дала ему подзатыльник:
— Скажешь кому-нибудь — убью!
— Больно же!.. — Глеб посерьёзнел: — А всё-таки — что ты хочешь найти?
— Штаб хранит данные обо всём, что связывает неволшебку с нами. Я введу в поиск слова «Кали», «неволшебка» и «больница»… Ну вот: совпадений — ноль.
— Попробуй просто «больница» и «неволшебка», — предложил Глеб.
Дея попробовала:
— Да тут сотни результатов — хотя… — она нажала на «картинки» и включила виос. — Узнаёшь что-нибудь?
Замерцали рисунки, лица, фрагменты текста. Глеб чуть не выронил стакан:
— Вот — больничный фасад… он был в моём видении!
Дея щёлкнула по ссылке. Под фото больницы почему-то был мужчина: лет тридцать, полнолицый, розовощёкий — про таких говорят «кровь с молоком».
Ниже тянулось досье.
— Шульц, — прочла Дея. — Дмитрий Юрьевич Шульц.
Глеб всмотрелся в текст:
— С 2006-го года по 2013-й год — казначей Хранилища артефактов… Что за хранилище?
— Типа музея, но не музей, — туманно изрекла Дея. — Там хранятся предметы, заряженные магией — амулеты, доспехи, оружие… Свой срок они изжили, но сила в них осталась; это как ржавое ружьё — стрелять может, но лучше не рисковать.
— Тут сказано, — Глеб смотрел на досье, — что Шульца судили за воровство.
— Вспомнила! — Дея встрепенулась. — Об этом же в газетах писали: Шульц подменял экспонаты на фальшивки, а настоящие продавал. Ему дали пять лет с изгнанием.
— С изгнанием? — переспросил Глеб.
Дея поморщилась:
— Есть такой приговор: мага, который никого не убил и не ранил, но серьёзно провинился, поят античаром и высылают в неволшебку — причём античара дают столько, что он перестаёт быть магом.
— На всю жизнь? — поразился Глеб.
— На её остаток, — Дея смяла свой стакан. — Представь того, кто жил в аномалке и попал к обычным людям: там ведь всё по-другому. А начнёшь болтать про волшебников — угодишь в психушку. Большинство приговорённых спиваются или кончают с собой.
Глеб ужаснулся. Дея бросила стакан в урну:
— Жестоко, сама знаю… Изгнанным дают новые документы, чтобы начать всё с нуля, но даже тюрьма гуманней.
— А Шульца приговорили и к тому, и к другому, — Глебу стало не по себе. — Из-за каких-то артефактов?..
— Не из-за «каких-то» — проданные им экспонаты могли кого-нибудь убить, — Дея бегло прочла текст. — Но с неволшебкой Шульц поладил — устроился главным бухгалтером.
— Бухгалтером?..
— Он ведь бывший казначей, — напомнила Дея, — а это всё равно, что в неволшебке — главбух. Пройти курсы не проблема, а можно и диплом подделать… Но это всё мелочи, а главное — вот, — она указала на нижний абзац. — Шульц стал главбухом в одной из подмосковных клиник.
От недосыпа Глеб туго соображал:
— В той, которую я видел? И раз Кали была там, то она связана с Шульцем?
— Может, у неё сердечко шалит? — Дея хмыкнула. — Погоди-ка: недавно досье обновили… — она дочитала абзац. — Спиритус, наблюдающий за изгнанными, сообщил, что Шульц пропал, а его квартира сгорела… Глеб, ты слушаешь?
Глеб подавил зевок: он начал задрёмывать. Дея встала и выкатила его из-за стола:
— Хватит с тебя — уже носом клюёшь. Остальное сделаем днём.
— Что сделаем?.. — не понял Глеб.
— Сварим нормальный кофе, — Дея подвезла его к лифту. — А потом найдём Шульца!
У клиники, где работал Шульц, Глеб с Деей были в полдень.
Для Глеба их визит в неволшебку стал не самым приятным: его близборский бомбер не спасал от подмосковной прохлады. Дея же приместилась в «камуфляже» — кожаная куртка, сиреневые волосы, серьга в ноздре… Ей бы гитару, и сошла бы за рокершу.
Привидевшаяся Глебу больница оказалась трёхэтажкой с невзрачным фасадом. Рядом был сквер: хилое солнце золотит жёлтые листья. На соседней стоянке блестел строй легковушек.
Глеб задержал на них взгляд — после машин Близбора «Ниссаны» с «Фордами» вызвали ностальгию.
— Скучал по неволшебке? — спросила Дея.
Он не стал отвечать — вопрос-то риторический… Конечно, скучал.
Но только не по взглядам прохожих.
Дея тоже заметила, что на них смотрят:
— Я такая симпатичная? Или им не нравится моя причёска?
— Брось, — Глеб поехал к светофору, — ты и сама всё поняла.
Его тон заставил Дею вздохнуть:
— Не обращай внимания — просто тут не привыкли к колясочникам…
— По очень простой причине, — буркнул Глеб.
У кафе, мимо которого он ехал, не было пандуса. У магазина тоже. И у автобуса на остановке— в такой автобус Глеб ни за что бы не попал; живи он здесь, сидел бы дома и зависал в интернете.
Это казалось диким — от таких, как он, будто отгородились! Интересно, а если владелец кафе лишится ног? Через полгода пандус точно появится…
Дея шла рядом и говорила:
— Я навела справки: квартира Шульца сгорела из-за поджога, а соседи не знают, где он. И без Кали тут точно не обошлось — не зря же она в больницу к нему ходила!.. Хотя я не представляю, что их связывает.
— А артефакты он ей не продавал? — спросил Глеб. — Ну те, что крал из Хранилища?
— Исключено — их нашли и вернули. В две тысячи тринадцатом Шульца судили, пять лет он сидел, потом был изгнан в неволшебку. Сейчас ему за сорок — фото в досье устарело.
Миновав перекрёсток, они направились к больнице. Чтобы найти Шульца, нужно было взять что-то из его кабинета — хотя бы карандаш (у него дома после пожара брать было нечего), и лишь после этого Глеб мог прибегнуть к поисковой магии.
Первой в больничный холл вошла Дея. Администраторша за стойкой отложила женский роман:
— Посещения — с семнадцати ноль-ноль, — тон её был как у поп-дивы, отгоняющей фаната. — Вы меня слышите?
— Слышим, — отозвалась Дея. — С посетителями нужно быть вежливой.
Взор «поп-дивы» остекленел. Словно о чём-то поразмыслив, та вяло кивнула:
— Нужно быть вежливой с посетителями…
— С пациентами тоже, — уточнила Дея. — Где бухгалтерия?
— В административном крыле… Третий этаж и налево.
— Спасибо, — Дея двинулась к лифту.
Обогнавший её врач на них с Глебом не смотрел, будто их тут и не было. Глеб сразу понял, в чём дело:
— Твоя работа?
— Ага… — Дея зарделась. — Любой, кто приблизится, пройдёт стороной.
Глеб уже знал её секрет: Дея была внушителем — например, могла внушить, что её нет рядом. Защита распространялась и на Глеба: завопи он сейчас, никто бы и не вздрогнул… но их при этом обходили, как контур тела на асфальте.
В лифте Глеб проверил зерфон — если Баюн очнётся, там будет сообщение. Но сообщений не было.
Они нашли нужный коридор, однако дверь бухгалтерии оказалась запертой. Глеб принюхался:
— Чувствуешь? Какой-то резкий запах…
— Моющее средство или мыло, — заключила Дея. — Ладно, открывай.
— Я?!
— Ну не всё же мне вкалывать. Замок — это металл, а в нём есть те же элементы, что и в земле — вот магией земли и воспользуйся.
Глеб приложил к замочной скважине ладонь, почувствовал в металле землю, но с магией переборщил: раздался треск, и об пол звякнула защёлка.
Дея вздохнула:
— А аккуратней нельзя?
— Но дверь же открылась… — Глеб повернул ручку. Однако Дея, будто почуяв опасность, обогнула его кресло и вошла первой.
И резко застыла.
— Ты чего?.. — Глеб чуть на неё не налетел.
Она молча отошла.
Весь кабинет блестел от влаги — столы, стулья, монитор… даже выдвинутое нутро отключённого от сети принтера. Ковролин тоже был мокрым. И на окнах остались разводы.
— Нифига себе уборка… — вырвалось у Глеба.
Кто-то шёл к ним, но свернул к лифту, едва Дея обернулась.
— Чуть не сняла защиту… — взгляд её вдруг загорелся: — Защита!..
— Что такое? — испугался Глеб.
— Моющие средства стирают след ауры, — палец Деи скользнул по мокрой стене. — Например, если не смыть мыло с рук, то искатель не найдёт тебя по вещи, которую ты брал… Это место защитили от нас!
Они вновь осмотрелись с зыбкой надеждой, что хотя бы часть мебели осталась сухой, но увы: от стола несло химией, шкаф был открыт, документы в нём набухли. Даже цветок на подоконнике согнулся — ему вряд ли понравилось быть политым «Доместосом».
Глеб угрюмо заключил (хотя это и так было ясно):
— Кто-то очень не хочет, чтобы Шульца нашли.
Дея чертыхнулась и вышла первой. Торчать в кабинете смысла не было — «убрались» тут на славу. Следы ауры хозяина канули в небытие.
— И что теперь? — Глеб выехал следом.
— Опросим персонал, — Дея пошла мимо дверей, читая таблички. — Того, кто это сделал, наверняка видели.
Миновав четыре двери, она встала у последней. Это был кабинет главврача; «Одинкин Иван Михайлович», — гласила табличка.
— Вот с него и начнём! — решила Дея.
Въехав за ней, Глеб тихонько прикрыл дверь.
Скрип никого не потревожил — защита всё ещё действовала. Одинкин (грузный шатен с бородкой) сидел за столом и что-то доказывал посетительнице:
— Ирина Геннадьевна, мест нет! И в ближайший месяц не будет!
Женщина в очках, сидевшая перед врачом, уныло разглядывала столешницу.
Дея сострила:
— Подождём, пока Одинкин останется один.
Глеб отъехал к дивану. Женщина вздрогнула, будто что-то услышав, но тут же заговорила:
— Но бабушку послали к вам. Вот, в направлении всё написано…
— В поликлинике послали, — Одинкин даже не взглянул на протянутый лист, — а мы не примем. Вашу бабушку неправильно лечили — при чём тут я?
— Но врач сказала…
— Вот и говорите с её врачом! Рак лёгких, третья стадия, да ещё после инфаркта… Старушка неперспективная — зачем ей в стационар?
Глеб вдруг понял, что происходит, а Дея подтвердила догадку:
— Неперспективная — значит, неплатёжеспособная.
Женщина в очках не сдавалась:
— Химиотерапию уже назначили, противопоказаний нет…
— Прекрасно, — а у нас нет мест! И что это за пакет?
Упомянутый пакет блестел на столе. Посетительница кашлянула:
— Это я вам… принесла.
— «Хеннесси» и конфеты, — главврач глянул внутрь. — Коньяк, конечно, хороший, но детей им не прокормишь. Вот если бы вы совершили… хм… благотворительность…
Он вписал что-то в блокнот. Визитёрша теребила блузку:
— С собой у меня нет такой суммы…
В Глебе закипела злость. Дея тихо сказала:
— Знаю, о чём ты думаешь. Но в дела неволшебки мы не лезем, если в них…
— Не замешаны маги, — закончил Глеб. — Я помню.
Женщина вырвала блокнотный лист: под цифрой с нолями был номер счёта.
— Мне всё ясно. Вечером муж переведёт де…
— Совершит благотворительность, — перебил Одинкин. — А проблему с местами мы решим!
Глеб испытал стыд за неволшебку:
— Врачи не все такие, — процедил он. — Доктора, лечившие меня после аварии, так бы не поступили.
— Охотно верю, — отозвалась Дея. — Только мне эту дамочку не жаль.
— Почему? — удивился Глеб.
— Ей проще не идти на конфликт… Заплатить и забыть. Что мешает ей записать разговор, а потом выложить в Сеть? Проблема неволшебки не в таких, как он, — Дея кивнула на врача, — а в таких, как она.
Женщина вышла, и Дея сняла защиту:
— Приветик!
Главврач встал и вновь рухнул в кресло. Глаза его округлились:
— Откуда?.. Как…
— Через дверь, — сказала Дея.
Одинкин побледнел. Судорожно ослабил галстук. Потянулся к лежащим на столе сигаретам.
В руке Деи зажглось пламя:
— Огоньку?
Главврач издал странный звук — нечто среднее между писком и стоном — и упал в обморок. Глеб блеснул знаниями:
— Мы нарушили устав — кажется, шестой пункт: довели жителя неволшебки до потери сознания.
Дея влепила врачу пощёчину:
— А это какой пункт?
— Второй, — доложил Глеб. — Необоснованное применение силы.
— Тогда нарушим его дважды, — звук пощёчины раздался снова. — Эй, взяточник? Взяточник, ты жив?
Одинкин застонал. Глаза он открыл, но взгляд был мутным.
— Вы из ОБЭПа?..
— Чего? — Дея глянула на Глеба. — Ты из ОБЭПа?
— Нет, — честно сказал Глеб.
— И я нет. Жаль, но мы не из ОБЭПа, — Дея склонилась к Одинкину. — Мы хуже.
Главврач сполз в полусидячее положение. Дея села на стол:
— Я спрашиваю, ты отвечаешь. Соврёшь, — она взяла со стола ножницы, — и я запишусь к вам в штат… врачом-хирургом. А ты станешь моим первым пациентом.
Одинкин сглотнул. Дея перешла к делу:
— Что случилось с кабинетом Шульца?
— Уборщица… — главврач облизнул губы. — Уборщица клялась, что он пришёл туда утром…
— Кто «он»? — перебила Дея.
— Шульц… Шульц пришёл!
Дея обратилась к Глебу:
— А отрезание лживого языка — это какой пункт?
— Я не вру! — взвизгнул врач. — Шульц был нашим главбухом, но пропал три дня назад, а утром его видели: он поливал водой свой кабинет! Уборщица полицию вызвала — решила, что он спятил.
Дея убрала ножницы:
— И что полиция?
— Шульц сбежал раньше, чем они приехали… Клянусь, я не знаю, куда!
— Клянётесь? — Дея напряглась. — Вас о нём уже спрашивали?
Главврач закивал:
— Женщина с тёмными волосами… Очень странная. Когда она уходила, мне показалось…
Он умолк, и Дея с нажимом спросила:
— Что вам показалось?
— Что на её лбу открылся третий глаз… Я думал, мне мерещится…
Дея встала, задев кружку с чаем. Глеб среагировал, и кружка не упала — зависла над полом: Глеб «поймал» её воздухом (спасибо кондиционеру)… А капли чая «повисли» благодаря магии воды.
Главврач посмотрел на кружку, на капли — и снова лишился чувств.
— Прекрасно!.. — заключила Дея. — Мне опять его бить?
— По-моему, мы всё узнали, — Глеб вернул кружку на стол.
Дея вспылила:
— Что мы узнали? Шульц исчез, потом объявился, стёр из кабинета следы своей ауры и снова исчез… Хотя стоп, — она замерла. — Допустим, квартиру Шульца сожгла Кали — то есть что бы их ни связывало, они не заодно.
— И она тоже его ищет, раз была здесь, — вставил Глеб.
— А даром поисковой магии Кали не владеет, но может нанять искателя…
— Поэтому Шульц устроил тут санитарный день? — закончил Глеб. — Чтобы скрыться от Кали, а не от нас?
Они уставились друг на друга. Главврач шевельнулся, и Дея вздохнула:
— Ладно, этот уже не поможет… Надо стереть из его памяти наш визит.
Её ладонь легла Одинкину на лоб. Глеб прислушался: Дея что-то шептала. Когда закончила, он спросил:
— Мне послышалось, или ты сказала «голый»?
— Послышалось, — бросила Дея.
— А ещё «взятки», «полиция» и «деньги»?
Дея нехотя призналась:
— Хорошо, я сказала больше, чем следовало… Зато завтра на ютьюб выложат занятный ролик.
— А как же невмешательство в дела неволшебки? — проронил Глеб.
— Так ведь я нечаянно: сболтнула лишнего, меняя допрошенному память… По-моему, он заслужил.
С этим Глеб и не спорил. Уже на крыльце Дея посетовала:
— У нас по-прежнему нет ничего, что поможет найти Шульца.
Глеб съехал по пандусу… и остановился. А потом сказал:
— Его больше не надо искать.
— В каком смыс… — начала было Дея — но осеклась на полуслове.
Перед ними стоял Шульц. Тот, кого они искали, замер прямо у крыльца.
Выглядел он не как на фото: похудевший, лицо в морщинах. Халат врача — явно для маскировки — был наброшен на свитер. И что-то было в его руке… Шульц так сильно сжал кулак, что побелели костяшки.
— Вы здесь из-за меня?
Голос его дрожал. Глеб с Деей изумлённо молчали.
Изгнанный шагнул к ним:
— Вы ведь маги? Умоляю, заберите меня в Близбор — или я покойник! Вот… — Шульц затряс кулаком, — всё дело в нём… Я всё скажу, всё — только заберите меня!
Он раскрыл ладонь. На ней лежал алмаз — чёрный, с острыми гранями… Точно такой же был у Кали в кольце.
Кафе с пандусом поблизости не нашлось, и местом беседы стал сквер. Озираясь, Шульц сел на скамейку. Дея стояла, поглядывая на прохожих.
— Из-за камня меня хотят убить, — сказал Шульц.
Он явно не спал больше суток — под глазами были мешки. Алмаз Шульц перекладывал из руки в руку. Глеб решил, что психотерапевт ему не помешал бы.
— Вас хочет убить Кали? — спросила Дея.
Изгнанный кивнул. Дея поторопила его:
— Рассказывайте.
— Шесть лет назад, — Шульц вздрогнул от клаксона, — за три дня до моего ареста Кали пришла ко мне: она узнала, что в Хранилище я подменял экспонаты…
— Узнала от кого? — перебила Дея.
— От тех, кому я их продавал. Ей нужен был этот алмаз… Кали потребовала, чтобы я его выкрал — сказала, что заплатит любые деньги.
Дея удивилась:
— Так камень из Хранилища? Но всё, что вы украли, было возвращено!
— Не всё, — Шульц замялся. — Пропажу камня руководство скрыло — иначе полетели бы головы.
— Директор Хранилища боялся огласки? — смекнула Дея. — Этот алмаз настолько важен?
Шульц мрачно усмехнулся — с такой усмешкой впору идти на эшафот.
— Но почему он у вас? — отважился спросить Глеб. — Ведь украли вы его для Кали…
— И не успел отдать: через день я был арестован. А когда меня изгнали, я взял камень с собой — думал, пригодится в неволшебке…
— Продать хотели? — хмыкнула Дея.
— Хотел… — Шульц дёрнул плечами. — Но от камня исходит сила, которую даже здесь чувствуют: покупатель возьмёт его, подержит — и возвращает… Я даже думал его выбросить, но недавно получил СМС: «Хочешь жить — отдай, что должен». И фото камня — не этого, а такого же… Но намёк я понял.
Глеб вслух предположил:
— В тюрьме Кали до вас не добралась, а в неволшебке нашла?
— Выходит, так…
— Но алмаз вы всё же не отдали, — заметила Дея. — Почему? Решили, что это ваш шанс вернуться в аномалку?
Изгнанный закивал:
— Меня могут помиловать, если я отдам его вам, а он выведет вас на Кали. Я скрылся у знакомых, а через день сожгли мою квартиру: в новостях даже сказали про пожар… Видимо, Кали была в ярости. Я испугался, что она наймёт искателя, и поехал на работу, чтобы смыть следы ауры…
— Где мы и встретились, — изрекла Дея. — Интересная байка — может, и поверим, — она глянула на камень. — Когда скажете, что это такое.
— Он из шкатулки… — Шульц поглядел по сторонам. — Музыкальной шкатулки.
Дея переменилась в лице, но Глеб мало что понял:
— Музыкальная шкатулка?..
— Был такой изобретатель, — сказала Дея, — Роман Шарский: он наделил чарами музыкальную шкатулку. Пока звучала мелодия — кстати, называлась она «Возвращение» — время шло назад.
Изгнанный подтвердил:
— В шкатулке была полость с тремя алмазами: друг Шарского хотел сделать из них амулеты, но перестарался, и в камни ушли все его силы. Год он болел, потом умер. А предмет, наделённый силой мага, испытывает его чувства: страдал волшебник — страдали и камни… В каком-то смысле даже хотели всё исправить.
— Повернуть время вспять, — вставила Дея.
— Чем Шарский и воспользовался, — кивнул Шульц. — Вложил камни в шкатулку, завёл её, и время пошло назад… Для тех, кто слышал музыку.
Глеб был заинтригован:
— И что было потом?
— Ничего хорошего, — бросила Дея. — Магия времени запрещена, да и невозможно изменить прошлое — все подобные попытки кончались трагедией. Шарский был объявлен в розыск, а его ассистент забрал шкатулку с одним камнем и сбежал. Второй алмаз Шарский спрятал, но его нашли и сдали в Хранилище… — Дея глянула на Шульца, а тот — на камень:
— Всё верно, это он и есть.
— А что с третьим алмазом? — спросил Глеб.
— Он в «Серой Башне», — сказал Шульц.
— В «Грей Тауэре», — уточнила Дея. — Это в Спиритлэнде — английской аномалке.
Глеб вспомнил об Эми, живущей там с лета (с утра он вспоминал о ней всего-то раз двадцать), а Дея продолжила:
— Шарский думал скрыться у англичан, а у нас с ними договор об экстрадиции. Его хотели арестовать, но он сопротивлялся и был убит. Третий алмаз нашли в его кармане — теперь он у британских магов… «Грей Тауэр» — место, где они хранят артефакты.
Шульц вновь заозирался. Мимо прошёл старик, чьи морщины Глебу кого-то напомнили… Поняв, кого именно, он встрепенулся:
— Подросток, который постарел — он ведь попал во временную петлю?
Дея поняла его мысль:
— Похоже на действие шкатулки, но её эффект был иным…
— Когда камней в ней было три! — не дослушал Глеб. — Но один здесь, так? Второй в Спиритлэнде, зато третий у Кали — мы с Азариным видели его.
— Погоди, — бросила Дея, — ты говорил, что в том камне кровь какого-то Повелителя…
Шульц оживился:
— Алмазы сгодятся и для магии крови: они даже могут стать для неё сосудом… Конечно, при соблюдении ряда условий.
— Значит, — Дея заговорила медленнее, — у Кали мог быть один из них… тот алмаз, что взял ассистент Шарского. А ведь он взял и шкатулку… Так Кали могла заполучить и её?
— Ну да!.. — тут Глеба осенило: — Азарин сравнил временную петлю с экспериментом: вдруг это была проверка — сработает ли шкатулка с одним камнем вместо трёх?
— И она не сработала, — сказала Дея, — то есть сработала, но не так, как надо. А значит, Кали явится за другими камнями…
В глазах Шульца зажглась надежда:
— Так я помог вам? Напишете в рапортах, что меня можно помиловать? Я в неволшебке больше не выдержу…
Он вдруг умолк, и стало холодно. Холод был странным, идущим изнутри; звуки машин, голоса — всё исчезло. Глебу нестерпимо захотелось спать.
Шульц уронил голову на грудь. Старик, что прошёл мимо них, упал и даже не вскрикнул.
— Дея… — прошептал Глеб.
Её рука потянулась к нему, и он понял, что она хочет приместить его в Близбор — не себя, а его… Пальцы Деи дрожали, на запястье проступили вены. Глеб хотел взять её за руку, но мышцы не слушались.
Дея пошатнулась и упала. Раздался тонкий голосок:
— Ты смесная! Залко, сьто мы не мозем поиглать!
В глазах Глеба мутнело. Мимо прошёл ребёнок — кучерявый, ростом меньше метра — и замер у скамьи:
— Моё!.. — он смотрел на Шульца. — Дай!
Изгнанный застонал. Глаза малыша вспыхнули синим:
— ДАЙ!..
Шульц протянул ему алмаз. Малыш взял камень и исчез — за миг до того, как стало темно.
В Танабэ был вечер.
Моросило, и Кали стояла на холме под дождём. Внизу темнели дома — до самого горизонта; город казался больше, чем был.
Кали глядела сквозь морось. Её Око было открыто, и тот, за кого она пошла бы на смерть, смотрел этим глазом вместе с ней.
— Они близко.
От его голоса она затрепетала. Он протянул между ними ментальную нить — способность, доступная лишь спиритусам; но что могут духи, по силам и ему… Ему многое по силам — даже то, чего ей не представить.
Серая мгла окутала город, будто что-то шепча. Кали беззвучно ответила:
— Я знаю, Повелитель.
Они и впрямь были близко — фантомы за водяной хмарью. Сотни духов со всего Танабэ… Почти все, кто был на параде ёкаев.
— Они поняли, кто вы, Повелитель, — сказала Кали. — И пойдут за вами.
Она протянула руку. Алмаз по-прежнему был в перстне; придёт время, и она вернёт его в шкатулку… А придёт оно скоро.
Магия воды: сосредоточиться… В камне лишь капля его крови, но Повелитель силён — хватит и капли.
Влага проступила сквозь камень и упала в лужу.
Та вспыхнула синью. Проведя рукой по кругу, Кали очутилась в кольце огня — но не жёлто-белом: тёмно-синем, как небо перед зарёй.
Ёкаи подходили, подлетали, подползали. Обжигаясь, произносили одно:
— Присягаю.
И исчезали.
Кали знала: они явятся, когда будет нужно.
Взмахнув крыльями, трое тэнгу вошли в огонь; взметнулась синева искр.
— Присягаю!
Краснокожий великан шагнул в пламя, будто алый бриг вспорол волны:
— Присягаю!
Паук с руками вместо лап вполз в мертвенный жар:
— Присягаю!
Десять… Двадцать… Сто ёкаев… Один за другим.
— ПРИСЯГАЮ!
Уже стемнело, когда Повелителю присягнул последний дух. Расправив плечи, Кали услышала шаги.
— Мама, я всё сделал!
Она обернулась и засмеялась:
— Умничка! Я знала, что ты справишься.
К ней шёл кудрявый малыш с чёрным камнем в руке. Повелитель вновь заговорил:
— Почти всё готово — осталось одно…
Небрежным взмахом Кали погасила огонь:
— Да, Повелитель.
Глаза малыша мигнули синим — он «прочёл» её мысли. И радостно запрыгал:
— Глей Тауэл! Спилитлэнд!
Опустившись на корточки, Кали обняла сына:
— Ты такой умный… Я так тобой горжусь!