Музыка под занавес

7

В отделе уголовного розыска полицейского участка на Гейфилд-сквер витал необычный запах. Отчетливее всего он ощущался в разгар лета, но в этом году не спешил исчезать, даже когда жара отступила. На несколько дней или даже недель он вдруг слабел, но потом заявлял о себе с новой силой.

Сотрудники жаловались, а Шотландская полицейская федерация даже угрожала забастовкой. Несколько раз в здании поднимали полы, чистили канализационные стоки, ставили ловушки на крыс и мышей, но причину странного запаха обнаружить так и не удалось.

— Так пахнет смерть, — говорили по этому поводу ветераны полиции.

Ребус понимал, что они имеют в виду. Время от времени из Лита вылавливали утопленника или в полуразвалившемся одноквартирном доме постройки шестидесятых годов находили разложившийся труп одинокого старика. Для таких даже в морге был выделен отдельный зал. Санитары, обслуживавшие этот зал, ставили на пол радиоприемник, который можно было включить в любой момент. «Отвлекает от вони», — говорили они.

В Гейфилдском участке бороться с запахом можно было, только открыв все окна, отчего температура в помещениях стремительно падала. В такие дни кабинет старшего инспектора уголовного розыска Макрея, отделенный от общей комнаты стеклянной перегородкой, и вовсе напоминал холодильник; впрочем, сегодня Макрей проявил завидную предусмотрительность, притащив из дома в Блэкхолле электрический обогреватель. Ребус где-то слышал, что в Блэкхолле живут самые состоятельные горожане, хотя на первый взгляд этот район, застроенный одноэтажными бунгало, не производил впечатления респектабельного. В том же Баритоне или Нью-Тауне дома и даже квартиры стоили миллионы. Впрочем, возможно, именно этим и объяснялось, что тамошние жители были намного беднее обитателей эдинбургских бунгало.

Воткнув шнур в розетку, Макрей включил обогреватель, однако, поскольку прибор стоял с его стороны стола, большая часть излучаемого им тепла оставалась на его половине кабинета. Вызванные им детективы продолжали отчаянно мерзнуть, а Филлида Хейс непроизвольно придвинулась к столу настолько близко, что казалось — еще немного, и она окажется на коленях у старшего инспектора.

Макрей заметил ее маневры и осклабился.

— Итак!.. — пролаял он, крепко сжимая ладони перед собой жестом, который показался бы умоляющим, если бы не начальственный тон. — Доложите, как продвигается расследование.

Ребус уже открыл рот, чтобы начать, но Макрей, словно предчувствуя неприятности, приказал Тиббету:

— Прикрой дверь, Колин. Побережем тепло для себя.

— Боюсь, тогда нам будет тесновато, сэр, — ответил Тиббет. И действительно — в кабинете, где находились сам Макрей, а также Ребус, Шивон и Филлида, места было настолько мало, что самому Тиббету приходилось стоять в дверях.

— Тогда отправляйся на свое рабочее место, — отрезал Макрей. — Думаю, Филлида вполне в состоянии рассказать о ваших достижениях.

Но подобный расклад Тиббета ни в коем случае не устраивал. Если Шивон повысят, освободится вакансия сержанта, а значит, он и Филлида, оставаясь напарниками, станут соперниками. И, втянув живот, Тиббет кое-как втиснулся в кабинет и закрыл за собой дверь.

— Я слушаю, докладывайте, — повторил Макрей, но тут зазвонил телефон на столе, и он со сдавленным проклятием снял трубку.

Взглянув на него, Ребус невольно задался вопросом, как обстоят дела у босса с давлением. Он и сам не отличался отменным здоровьем, однако у него никогда не бывало такого свекольно-апоплексического лица. Кроме того, волосы на макушке старшего инспектора давно поредели, хотя он и был на два с половиной года моложе Ребуса. Как сказал Ребусу врач на последнем медицинском осмотре: «Вам пока везет, Джон, но любое везение когда-нибудь кончается».

Несколько раз сердито хрюкнув в трубку, Макрей дал отбой и в упор посмотрел на Ребуса.

— Внизу ждет представитель российского консульства.

— А я-то гадал, когда они спохватятся, — отозвался Ребус. — Мы с Шивон займемся этим, сэр, а Колин и Филлида пока введут вас в курс дела. Вчера вечером у нас как раз было… производственное совещание.

Макрей кивнул, и Ребус повернулся к Шивон:

— Отведем его в одну из комнат для допросов?

— Я тоже об этом подумала, — кивнула она.

Покинув кабинет старшего инспектора, они двинулись к выходу из отдела. Пробковые доски на стенах все еще были пусты. Позднее они заполнятся фотографиями с места преступления, картами, схемами, списками имен и фамилий, расписаниями дежурств и тому подобными документами. Правда, при работе по некоторым делам штаб расследования мог располагаться и непосредственно на месте преступления, однако сейчас Ребус не видел в этом необходимости. Достаточно будет, рассуждал он, повесить у въезда на парковку объявление с просьбой ко всем потенциальным свидетелям обратиться в полицию. Кроме того, можно послать Хейс и Тиббета или нескольких патрульных разместить соответствующие листовки под дворниками припаркованных на стоянке машин, однако в самом ближайшем будущем их штабом останется эта большая, холодная комната. Отсюда они и будут действовать.

Прежде чем выйти в коридор, Шивон обернулась. Сквозь стеклянную стену кабинета босса ей были хорошо видны Тиббет и Хейс, которые как будто соревновались, кто из них сумеет предложить Макрею наиболее лакомый кусочек информации.

— Сразу видно, — заметил Ребус, — идет битва за место сержанта. На кого бы ты поставила?

— У Филлиды выслуга больше. Пожалуй, в этой скачке она фаворит, — ответила Шивон. — Если место сержанта вдруг достанется Колину, я думаю, что Фил уйдет.

Ребус кивнул.

— Так куда мы поведем нашего русского гостя?

— Думаю, в номер третий.

— Почему?

Шивон усмехнулась:

— В третьей комнате для допросов самый грязный и ободранный стол и самые исписанные стены… Именно туда попадают все, кто подозревается в противоправных деяниях.

Ребус улыбнулся. Шивон была права: даже для человека с чистой совестью пребывание в третьей комнате было нелегким испытанием.

— Заметано, — сказал он.

Представителя русского консульства звали Николай Стахов. Он сам назвал им свое имя, скромно улыбнувшись. Молодой, с гладкой светлой кожей и пробором в русых волосах, он выглядел почти мальчиком, однако роста в нем было никак не меньше шести футов, а длинное черное пальто чистой шерсти только подчеркивало атлетический разворот плеч. Пальто с поднятым воротником было перехвачено поясом, а из кармана выглядывали черные кожаные перчатки, или, точнее, варежки: Ребус заметил, что пальцев на них нет. «Кто тебя одевал, мальчик?» — захотелось ему спросить, но он сдержался и только пожал протянутую руку русского.

— Мы сожалеем о смерти мистера Федорова, — сказала Шивон, в свою очередь протягивая Стахову руку.

Тот не только ответил на рукопожатие, но и слегка поклонился.

— Наше консульство надеется, вы сделаете все возможное, чтобы задержать преступника, — проговорил он.

Ребус кивнул.

— Идемте. Нам будет удобнее разговаривать в одной из наших комнат…

Они провели русского по коридору, остановившись перед третьей дверью. Она была не заперта. Ребус толкнул ее и жестом пригласил Шивон и Стахова войти. Сдвинув указатель на двери из положения «Свободно» в положение «Занято», он тоже шагнул внутрь.

— Присаживайтесь, — радушно предложил он.

Оглянувшись с некоторым недоумением, Стахов опустился на стул. В первое мгновение он собирался опереться о столешницу, но потом благоразумно решил этого не делать и сложил руки на коленях. Шивон села напротив, Ребус прислонился к стене у двери и скрестил руки на груди.

— Что вы можете рассказать нам об Александре Федорове? — спросил он.

— Я приехал принять уверения вашей стороны в том, что для поимки преступника будут предприняты все необходимые меры. Этого требует официальный протокол. Вам должно быть известно, что, будучи дипломатом, я не обязан отвечать на ваши вопросы, — парировал Стахов.

— Да, закон предоставляет вам такое право, — согласился Ребус. — Но мы полагали, что вы захотите всемерно содействовать расследованию обстоятельств гибели вашего соотечественника. Широко известного соотечественника, — добавил Ребус, постаравшись принять скорбный вид.

— Разумеется, разумеется, — кивнул дипломат. — Мы готовы помочь…

Пытаясь разговаривать одновременно с обоими, он вынужден был постоянно вертеть головой. Это не могло не вызвать в нем ощущения дискомфорта, чего и добивался Ребус.

— Превосходно, — сказала Шивон. — В таком случае будьте добры рассказать, насколько сильной головной болью был для вас Федоров.

— Головной болью? — По тону Стахова было не ясно, действительно ли его подвели познания в английском.

— Насколько он был вам неудобен, — перефразировала свой вопрос Шивон. — Ведь по нашим сведениям, Федоров был не только известным поэтом, но и известным диссидентом.

— Он вовсе не был нам неудобен.

— То есть власти вашей страны хорошо к нему относились? — Шивон сделала попытку зайти с другой стороны. — Скажите, быть может, в консульстве состоялось что-то вроде приема в честь приезда в Эдинбург возможного лауреата Нобелевской премии?

— В сегодняшней России Нобелевским премиям уделяется не слишком большое внимание.

— В последние несколько дней мистер Федоров дважды выступал перед публикой. Вы присутствовали на его поэтических вечерах?

— Нет. У меня было много других важных дел.

— Но, быть может, кто-то из вашего консульства?..

— Я не совсем понимаю, — счел необходимым прервать ее Стахов, — какое отношение к расследованию имеют подобные вопросы. В настоящий момент я могу расценить их только как дымовую завесу, попытку отвлечь внимание… Как относилось наше правительство к присутствию Федорова в Шотландии, не играет роли. Главное в том, что именно здесь, в вашем городе, в вашей стране, он был убит, и мы вправе требовать всестороннего и тщательного расследования всех обстоятельств этого трагического происшествия. Эдинбург, к несчастью, не самый безопасный в мире город. Нам известно о случаях нападения на польских иммигрантов на национальной почве. Вспышки насилия иногда провоцирует даже символика не того футбольного клуба.

Ребус бросил на Шивон многозначительный взгляд.

— Дымовая завеса, говорите?.. — пробормотал он.

— Я говорю правду! — Голос русского дипломата задрожал, но он постарался взять себя в руки. — Консульство Российской Федерации настаивает, чтобы вы сообщали нам о ходе расследования убийства. Только в этом случае мы сможем уведомить Москву о том, что расследование было тщательным и беспристрастным. И только на основании этой информации наше правительство примет решение о дальнейших действиях.

Ребус и Шивон сделали вид, что обдумывают услышанное. Наконец Ребус пошевелился и сунул руки в карманы.

— Наше расследование, как вы понимаете, пока находится в самом начале, — сказал он примирительным тоном. — И на данном этапе мы не исключаем возможности, что на мистера Федорова напал не обычный преступник, а человек, руководствовавшийся какими-то иными мотивами. И этот человек мог быть членом местной русской общины. В консульстве, вероятно, имеются списки ваших соотечественников, которые в настоящее время живут или работают в Эдинбурге?

— Я продолжаю придерживаться мнения, инспектор, что Федоров стал жертвой вашей уличной преступности.

— На данном этапе расследования, — повторил Ребус как можно внушительнее, — было бы неразумно исключать какую-либо из версий.

— И подобный список нам бы очень пригодился, — добавила Шивон.

Стахов молча переводил взгляд с одного на другую, и Ребусу очень хотелось поторопить его с решением. Выбрав комнату номер три, они допустили только один серьезный просчет: здесь было дьявольски холодно. Русского от холода и промозглой сырости защищало толстое шерстяное пальто, но Шивон разве что зубами не стучала. Ребус только удивлялся, как это их дыхание не превращается в стылом воздухе в пар.

— Я постараюсь вам помочь, — проговорил наконец Стахов. — Но — quid pro quo^[2] — за это вы должны держать меня в курсе событий. Договорились?..

— Оставьте нам ваш номер телефона, — предложила Шивон.

Русский принял ее слова за выражение готовности сотрудничать, но Ребус знал: это было все, что угодно, только не согласие.

Ребус вышел на улицу, чтобы перекурить и заодно взглянуть на шофера Стахова, а Шивон остановилась у стойки дежурного, где ее дожидалась небольшая посылка. Вскрыв конверт, она обнаружила внутри компакт-диск, на котором толстым черным фломастером было написано только одно слово: «Риордан». То, что вместо имени Федорова хозяин звукозаписывающей студии использовал свое, весьма красноречиво свидетельствовало о некоторых особенностях его характера.

Компакт-диск Шивон отнесла наверх, но там не нашлось проигрывателя, поэтому она отправилась на служебную автостоянку. В дверях участка она столкнулась с Ребусом.

— Стахова дожидался большой черный «мерседес», — сообщил он. — Парень за рулем был в темных очках и в перчатках. Ты куда?

Шивон объяснила, и Ребус сказал, что не прочь к ней присоединиться, хотя и добавил, что может «не выдержать испытания поэзией». В итоге они все же просидели в машине Шивон час с четвертью, включив двигатель (чтобы печка работала) и слушая компакт-диск. Чарльз Риордан записал все: обрывки чьих-то разговоров в публике, вступительное слово Абигайль Томас, получасовое чтение Федоровым стихов и последовавшую за ним импровизированную пресс-конференцию, в течение которой поэт отвечал на вопросы слушателей. Вопросы, впрочем, политики почти не касались. Но и когда стихли прощальные аплодисменты, микрофон Риордана остался включенным, продолжая ловить шарканье ног, скрежет сдвигаемых стульев и обрывки разговоров.

— Звуковой ландшафт Эдинбурга… У него это просто навязчивая идея, — заметила Шивон.

— Совершенно согласен, — кивнул Ребус.

Последней из услышанного была неразборчивая фраза, сказанная, по всей видимости, по-русски.

— Возможно, он говорит: «Слава Хрущеву, все закончилось», — предположил Ребус.

— Кто такой Хрущев? — спросила Шивон. — Партнер Джека Пэлэнса?

Само чтение стихов, впрочем, произвело на них сильное впечатление. Голос поэта то гремел, то понижался до интимного шепота, то плыл и баюкал, то поднимался подобно штормовому ветру. Некоторые стихи Федоров читал по-русски, некоторые по-английски, но, как правило, звучал оригинал, а потом — перевод.

— Все же по-английски он говорит скорее как шотландец, ты не находишь? — спросила Шивон, прослушав очередное стихотворение.

— Так может подумать только уроженец Англии, — парировал Ребус. Это была их старая шутка: «южный» акцент Шивон был постоянным объектом шуток Ребуса чуть не с того самого дня, когда они познакомились. На этот раз, однако, привычной пикировки не последовало.

— А это стихотворение называется «Раскольников», — сказала она в другом месте записи. — Я помню: Раскольников — герой романа «Преступление и наказание».

— Я прочел эту книгу, наверное, еще до того, как ты родилась.

— Ты читал Достоевского?!

— А зачем бы мне лгать в таких вещах?

— Тогда скажи, о чем эта книга.

— О чувстве вины. На мой взгляд, это один из величайших русских романов.

— А сколько еще русских романов ты прочел?

— Не важно.

Когда Шивон выключила сидиолу, Ребус повернулся к ней:

— Ты слышала запись, ты прочла книгу. Нашла ли ты хоть что-нибудь, что могло бы указывать на возможный мотив?

— Нет, — нехотя призналась Шивон. — Но я знаю, что ты думаешь — что Макрей будет и дальше считать убийство Федорова заурядным ограблением, которое плохо кончилось.

— Именно этого и хочется русскому консульству.

Шивон задумчиво кивнула:

— Пожалуй, ты прав. Этот… Стахов, он был как-то чересчур настойчив, когда пытался свалить все на уличную преступность. — Она немного помолчала. — Интересно все-таки, с кем именно Федоров успел перепихнуться перед смертью.

— Ты думаешь, это может оказаться существенным?

— Мы не узнаем до тех пор, пока… пока не узнаем. С моей точки зрения, наиболее вероятная кандидатка — Скарлетт Коулвелл.

— Почему? — усомнился Ребус. — Потому что она красива?

— А-а, тебе неприятно думать, что красотка Скарлетт могла быть с другим мужчиной? — поддразнила Шивон.

— А что ты скажешь насчет мисс Томас из Поэтической библиотеки?

Шивон насмешливо фыркнула:

— Ну, она-то никому не соперница.

— Доктор Коулвелл, похоже, считает иначе.

— Это в первую очередь характеризует саму Коулвелл, а вовсе не мисс Томас.

— Гм-м… — Ребус еще немного подумал. — Тогда, быть может, прав был наш стеснительный Колин. Есть еще вариант: наш поэт с горячей кровью снял в Глазго шлюху… — Он перехватил взгляд Шивон и потупился. — Извини, мне следовало сказать «работницу сферы интимных услуг». Или терминология опять изменилась с тех пор, как я в последний раз получил выволочку за сквернословие в присутствии дам?

— Продолжай в том же духе, и можешь не сомневаться: очередная выволочка тебе обеспечена. — Шивон вздохнула, продолжая тем не менее сверлить его притворно сердитым взглядом. — Странно, но я никак не могу представить тебя за чтением «Преступления и наказания». — Она снова вздохнула и добавила уже другим тоном: — Я выяснила, кто такой Гарри Гудир.

— Я знал, что ты это сделаешь. — Ребус отвернулся от нее и теперь созерцал унылую парковочную площадку за боковым окном.

Шивон видела, как хочется ему опустить стекло и закурить, но вонь, пропитавшая насквозь полицейский участок, распространилась и на стоянку служебных автомобилей. Запах поджидал в засаде где-то на уровне асфальта, и стоило только открыть окно…

— В середине восьмидесятых он владел пабом на Роуз-стрит, — продолжила Шивон. — Ты тогда был сержантом. Твоими стараниями Гарри отправился за решетку.

— Он торговал наркотиками прямо у себя в пабе.

— И умер в тюрьме, не так ли? Буквально год или два спустя… Больное сердце или что-то в этом роде. В те времена Тодд Гудир, наверное, еще не вышел из пеленок.

Она ненадолго замолчала, ожидая, что Ребус что-нибудь добавит, потом продолжила:

— Ты знал, что у Тодда есть брат? Его зовут Сол, и он уже несколько раз попадал в поле нашего зрения. То есть не совсем нашего… Сол живет в Далките, это зона ответственности участка Е. Угадай с трех раз, за что его забирали в полицию.

— Наркотики?

— Значит, ты все-таки знал о его существовании?

Ребус покачал головой:

— Нет, просто, зная реальное положение дел, догадаться было не трудно.

— Но ты был не в курсе, что Тодд Гудир служит в полиции?

— Хочешь — верь, хочешь — нет, но я не веду учет детей и внуков тех, кого двадцать лет тому назад упек за решетку.

— Дело в том, что Сола брали вовсе не за хранение. Его пытались привлечь и за распространение, но суд взял его сторону. Они называют это допустимое сомнение.

— Откуда ты все это узнала? — Ребус бросил на Шивон быстрый взгляд.

— Сегодня я пришла на работу раньше тебя. Мне понадобилось всего несколько минут, чтобы поработать с компьютером и сделать один звонок в отдел уголовного розыска Далкита. И знаешь, что мне там сообщили? По слухам, Сол Гудир работал вовсе не сам по себе. Его крышевал не кто иной, как Большой Гор. Моррис Гордон Кафферти.

По лицу Ребуса было ясно видно: она задела больное место. Кафферти был главным делом его жизни, делом, которое необходимо завершить. Завершить во что бы то ни стало. Их противостояние — противостояние преступника и полицейского — длилось уже много лет, и, хотя сейчас Кафферти довольно успешно притворялся, будто отошел от преступного бизнеса, Шивон и Ребус твердо знали, что это не так.

Кафферти по-прежнему правил преступным миром Эдинбурга железной рукой.

Именно поэтому его имя занимало первую строку в списке важнейших дел, которые наметила для себя Шивон.

— И что это нам дает? — спросил Ребус, снова уткнувшись взглядом в лобовое стекло.

— Почти ничего. — Шивон достала из сидиолы диск. Автоматически включилось радио — ди-джей, захлебываясь, тараторил какую-то ерунду, спеша перекричать начинающуюся музыку. Шивон выключила приемник. Ребус завозился на сиденье, и она поняла — он что-то заметил.

— Что?

— Не знал, что здесь тоже есть камера, — проговорил он, имея в виду камеру видеонаблюдения, укрепленную на углу здания участка между вторым и третьим этажом. Ее внимательный глаз был направлен прямо на парковку.

— Полицейское начальство считает, что это поможет сократить количество случаев вандализма… — Шивон осеклась. — Ты думаешь, — проговорила она медленнее, — есть смысл просмотреть записи с камер наблюдения, сделанные в тот вечер, когда убили Федорова? Насколько я помню, такие камеры есть на западном конце Принсес-стрит, может быть, и на Лотиан-роуд тоже… И если кто-то шел за ним по пятам…

— Что ж, мысль неплохая, — согласился Ребус.

— Не знаю, как насчет «неплохая»… — нахмурилась Шивон. — Это задачка потруднее, чем искать иголку в стоге сена.

Ребус не ответил, словно молча соглашаясь с ее утверждением, и Шивон откинула голову на спинку сиденья. Возвращаться в участок они не особенно торопились.

— Я читала в какой-то газете, что у нас больше всего камер наблюдения в мире. Ни в одной другой стране такого нет. В одном только Лондоне таких камер якобы больше, чем во всех Соединенных Штатах. Как ты думаешь, это правда?

— Возможно, — согласился Ребус. — Только я что-то не заметил, чтобы они повлияли на снижение уровня преступности. — Он прищурился. — Что это за шум?

Шивон наклонилась вперед и увидела Тиббета, который отчаянно махал им руками из открытого окна наверху.

— Нас зовут. Похоже, что-то срочное.

— Не иначе, наш убийца не вынес угрызений совести и явился с повинной, — проворчал Ребус.

— Не иначе, — откликнулась Шивон и вздохнула. Так же как и Ребус, она ни секунды не верила в подобную возможность.

8

— Ты когда-нибудь здесь была? — спросил Ребус. Он только что прошел через рамку металлодетектора и теперь ссыпал обратно в карман мелочь.

— Один раз. На экскурсии, сразу после открытия, — ответила Шивон.

Потолок над их головами пересекали искривленные тени. Их очертания были настолько странными, что Ребус не мог понять, изображают ли они кресты вроде тех, какие были у крестоносцев, или что-то другое. В вестибюле, куда они попали, миновав пост безопасности, было многолюдно: на экскурсионных столиках грудами лежали бэджики и стояли таблички с названиями туров, штатные сотрудники готовы были направить посетителей к стойке администратора, а в кафетерии в дальнем конце зала группа детей в школьной форме устроила что-то вроде раннего обеда.

— А я здесь впервые, — сказал Ребус. — Хотя должен признаться — мне всегда было интересно посмотреть, как выглядят наши четыреста миллионов фунтов изнутри.

Постройка здания шотландского парламента расколола общество на две части с тех самых пор, как в прессе появились его проекты. Кому-то они казались дерзкими и революционными, кого-то куда больше интересовало, во что обойдется эта странная — если не сказать хуже — затея. Сам архитектор умер еще до того, как было закончено строительство; скончался и человек, который ему этот проект заказал, но, несмотря на все трудности, здание все-таки построили. Даже Ребус не мог не признать, что Палата Дебатов, которую он видел в теленовостях, выглядит весьма эффектно.

Когда детективы сообщили дежурному, что им нужна Меган Макфарлейн, тот сначала позвонил в секретариат парламента и удостоверился, что Ребуса и Шивон ожидают, и только после этого выписал им два гостевых пропуска. По его звонку откуда-то явился еще один штатный сотрудник, который велел им следовать за собой. Высокий, с торопливой, чуть семенящей походкой, он — как и дежурный администратор — вряд ли был моложе шестидесяти пяти. Шагая за ним, Ребус и Шивон преодолели несколько коридоров, поднялись куда-то на лифте и снова углубились в лабиринт переходов и поворотов.

— Дерево и бетон, — вполголоса заметил Ребус.

— И стекло, — добавила Шивон.

— Особое стекло, — поправил Ребус. — Весьма качественное и весьма дорогое, я полагаю…

За весь путь их провожатый не проронил ни слова, пока за очередным поворотом они не наткнулись на встречавшего посетителей крепкого молодого человека.

— Спасибо, Сэнди, — сказал он. — Дальше я сам.

Сэнди повернулся и потрусил в обратную сторону. Шивон хотела поблагодарить его, но в ответ он буркнул что-то неразборчивое. Похоже, старик изрядно запыхался от быстрой ходьбы.

— Меня зовут Родди Лидл, — представился тем временем молодой человек. — Я — один из секретарей Мег.

— А кто такая Мег? — спросил Ребус.

Родди уставился на него с таким видом, словно услышал не слишком удачную шутку, и Ребус счел необходимым пояснить:

— Наш начальник велел нам приехать сюда и встретиться с Меган Макфарлейн. По-видимому, она ему звонила. Вот все, что нам известно.

— Вашему начальнику позвонил я, — заявил Родди Лидл таким тоном, что можно было подумать: это задание было трудным и опасным, но он блестяще с ним справился.

— Молодец, сынок! — сказал Ребус негромко.

Это «сынок», по-видимому, глубоко уязвило Родди, который, несмотря на свои двадцать с небольшим лет, явно считал себя человеком, сделавшим карьеру в большой политике. Смерив инспектора неприязненным взглядом, он после непродолжительного колебания решил не обращать на него внимания.

— Мег вам все объяснит. — И с этими словами Родди Лидл величественно повернулся и повел их в дальний конец коридора.

Личные кабинеты членов шотландского парламента оказались довольно просторными, с многочисленными столами — как для самих политиков, так и для их многочисленных секретарей и помощников. Именно здесь Ребус впервые воочию увидел многократно осмеянные в прессе «уютные альковы» — небольшие приоконные ниши, где стояли мягкие кресла и крохотные журнальные столики. Предполагалось, что именно в таких «альковах» члены парламента будут предаваться размышлениям и рождать свежие и прекрасные идеи.

В одной из таких ниш их и дожидалась Меган Макфарлейн. Увидев посетителей, она поднялась с кресла, чтобы поздороваться.

— Я рада, что вы смогли приехать так скоро, — сказала она. — Вы, конечно, очень заняты с этим расследованием, поэтому постараюсь не слишком вас задерживать.

Меган Макфарлейн оказалась невысокой, стройной, на редкость элегантной женщиной. Аккуратная — волосок к волоску — прическа, умелый, но не чрезмерный макияж, модные полукруглые очки, которые, впрочем, постоянно сползали на самый кончик носа. Большую часть времени член парламента смотрела на детективов не сквозь стекла, а поверх них.

— Меня зовут Меган Макфарлейн, — сказала она, взглядом и интонацией предлагая детективам назвать свои имена.

Ребус и Шивон представились, и член парламента огляделась по сторонам в поисках места, где можно было бы спокойно поговорить. Похоже, ей в голову пришла какая-то идея.

— Давайте спустимся вниз и выпьем кофе, — предложила она. — Принести тебе чашечку? — обратилась она к Родди Лидлу, который, усевшись за свой стол, уткнулся в компьютер.

— Нет, Меган, спасибо. Одной чашки в день мне вполне достаточно.

— Ну, хорошо… Кстати, сегодня мне нужно быть в палате?.. — Дождавшись, пока секретарь отрицательно качнет головой, член парламента повернулась к Шивон: — Кофе действует на меня как диуретик, а во время важного обсуждения это было бы совсем некстати.

Они прошли по тому же коридору, каким пришли, потом стали спускаться по внушительного вида лестнице. По дороге Меган Макфарлейн сообщила им, что «шотландские националисты возлагают большие надежды на майские выборы».

— По данным последнего социологического опроса, мы опережаем лейбористов на пять пунктов. Блэр теряет популярность, да и Гордон Браун тоже. Война в Ираке, продажа титулов за взятки… Кстати, это последнее расследование было начато по инициативе одного из моих коллег. Недавно Скотленд-Ярд объявил о том, что ему удалось собрать «весьма значительные и важные материалы», и лейбористы ударились в панику. — Член парламента с довольным видом улыбнулась. — Боюсь, теперь нашим противникам не избежать очередного громкого скандала.

— Чего вы добиваетесь? Протестного голосования?^[3] — уточнил Ребус.

Если Макфарлейн и почувствовала скрытую в этих словах насмешку, то никак этого не показала. А может быть, просто решила, что подобная бестактность не заслуживает ответа.

— Чего нам ожидать, если на майских выборах ваша партия одержит победу? — продолжал допытываться Ребус. — Референдума о независимости?

— Именно. Не больше, но и не меньше. Лейбористская партия на протяжении пятидесяти лет не оправдывала надежд шотландского народа. Настало время это изменить.

Когда в кафетерии они встали в очередь у прилавка, Меган Макфарлейн сказала, что она угощает, и спросила, чего бы они хотели. Шивон попросила капучино, Ребус — двойной эспрессо. Сама член парламента выбрала черный кофе, в который высыпала три пакетика сахара. Поблизости стояло несколько столиков, и они заняли тот, что был свободен, сдвинув к краю оставленные предыдущими посетителями пустые чашки.

— Мы по-прежнему ничего не знаем о цели нашей сегодняшней встречи, — сказал Ребус, отпивая глоток кофе. — Надеюсь, вы не против, если мы перейдем непосредственно к делу? Как вы справедливо заметили, нас ждет расследование, поэтому…

— Да, конечно, — согласилась Макфарлейн и ненадолго замолчала, словно собираясь с мыслями. — Что вам известно лично обо мне? — спросила она после паузы.

Ребус и Шивон переглянулись.

— До того момента, когда нам приказали встретиться с вами, ни я, ни моя коллега о вас даже не слышали, — признался он.

Стараясь скрыть свое разочарование, Меган Макфарлейн принялась дуть на свой кофе.

— Я — член парламента от Шотландской национальной партии, — сказала она.

— Это мы уже поняли.

— Это означает, в частности, что мне небезразлична судьба моей родной страны. Чтобы обеспечить процветание независимой Шотландии в наступившем столетии, нам необходимы инициатива, предприимчивость и инвестиции. — Она поочередно загнула три пальца на правой руке. — Именно поэтому я стала активным участником КВГ — Комитета по возрождению городов. Разумеется, наша деятельность касается не только самих городов, — добавила Макфарлейн. — Я даже предложила изменить название комитета, чтобы сделать яснее наши цели и задачи.

— Простите, что перебиваю, — вмешалась Шивон, заметив, что Ребус порывается ляпнуть какую-то бестактность. — Но какое отношение все это имеет к нам?

Макфарлейн опустила взгляд и слегка улыбнулась.

— Извините. Когда я заговариваю о том, что меня по-настоящему волнует, мне бывает трудно остановиться.

Взгляд Ребуса, брошенный в сторону Шивон, яснее ясного выражал, что он думает.

— Этот случай с русским поэтом… — проговорила Макфарлейн. — Дело очень не простое. В том числе с политической точки зрения.

— Почему? — требовательно спросил Ребус.

— В настоящее время в Шотландии находится группа крупных предпринимателей из России. Это очень богатые люди — олигархи, представляющие нефтегазовую, сталелитейную и некоторые другие отрасли промышленности. Русские связывают с Шотландией определенные надежды, и нам бы не хотелось, чтобы какая-то несчастливая случайность омрачила отношения взаимного доверия, которые нам удалось установить за последние несколько лет. Больше того, мы определенно не хотим предстать в глазах наших партнеров страной, которая не чтит законов гостеприимства, которая заражена расовой и культурной нетерпимостью и… Взять хотя бы недавнее происшествие с этим сикхским мальчиком…

— Вы хотите знать, было ли это нападением на национальной почве? — уточнила Шивон.

— Один из наших гостей выразил подобное опасение, — призналась Макфарлейн и посмотрела на Ребуса, но тот снова рассматривал потолок.

Где-то он слышал, что вогнутые секции этого потолка должны символизировать лодки или корабли, которые понесут независимую Шотландию в светлое будущее… или куда-то там еще. Когда он снова взглянул на члена парламента, лицо у нее было таким, словно она срочно нуждалась в ободрении, однако Ребус не спешил ее утешить.

— Мы не исключаем ни одной версии, — сказал он. — Не далее как сегодня утром представитель русского консульства упоминал о случаях нападения на каких-то иммигрантов из Восточной Европы, поэтому этот вариант мы тоже обязательно проверим.

Лицо Меган Макфарлейн вытянулось. Член парламента была шокирована, чего он и добивался. Шивон спрятала улыбку за поднятой к губам чашкой с кофе. Ребус между тем решил, что еще не все выжал из сложившейся ситуации.

— Кстати, — невозмутимо продолжил он, — вы не знаете — никто из этих русских бизнесменов не встречался с Федоровым в последние несколько дней? Если да, то нам придется побеседовать и с ними…

От необходимости отвечать Меган Макфарлейн избавило появление какого-то мужчины. Как и у детективов, на лацкане его пиджака висел бэджик посетителя.

— Привет, Меган, — проговорил он немного нараспев. — Я заметил тебя еще от стойки дежурного. Надеюсь, я не помешал?..

— Разумеется, нет. — Член парламента не смогла скрыть своего облегчения. — Угостить тебя кофе, Стю? — Повернувшись к Ребусу и Шивон, она добавила: — Мистер Стюарт Джени из Первого шотландского банка. А это — детективы, которые занимаются делом Федорова.

Стюарт пожал полицейским руки и только потом придвинул к столику свободный стул.

— Надеюсь, вы оба — клиенты нашего банка? — промолвил он с профессиональной полуулыбкой.

— Состояние моих финансов таково, что я… — Ребус слегка откашлялся. — Пожалуй, вам следует радоваться, что я держу свои сбережения у конкурентов.

Джени картинно поморщился. Перекинутый через руку плащ он аккуратно уложил на колени.

— Вы здесь по поводу Федорова? Ужасный случай, — сказал он, качая головой, пока Макфарлейн отправилась за кофе для своего избавителя.

— Ужасный, — подтвердил Ребус.

— Судя по тому, что рассказала нам мисс Макфарлейн, — добавила Шивон, — вы с ней уже обсуждали это убийство.

— Да, она упоминала о нем сегодня утром, — признал Джени, приглаживая свои светлые волосы. Его покрытое веснушками лицо и розовая кожа напомнили Ребусу гольфиста Колина Монтгомери. Темно-синие глаза банкира были почти одного цвета с галстуком.

— Мы разговаривали по телефону, — добавил он.

— Вы имеете какое-то отношение к этим русским бизнесменам? — спросил Ребус.

Джени кивнул:

— ПШБ никогда не отказывается от перспективных клиентов, инспектор.

ПШБ — именно так большинство людей называли Первый шотландский банк. Это фамильярное сокращение отражало популярность, которой банк пользовался в самых широких слоях общества. Он был крупнейшим работодателем и, возможно, наиболее прибыльной частной компанией во всей Шотландии. Телевизионные рекламные ролики, напоминавшие мини-сериалы, изображали банк и его клиентов как большую, дружную семью, в которой каждый помогает каждому. Новенькая штаб-квартира банка, возведенная, несмотря на протесты общественности, в пригородной зеленой зоне, была городом в миниатюре, включавшим собственные магазины, прачечные и кафе. Здесь сотрудники корпорации могли привести в порядок волосы, купить полуфабрикаты на ужин, позаниматься в фитнес-центре и даже сыграть в гольф на собственном поле компании (девять лунок и прекрасный пейзаж).

— Если вы ищете кого-то, кто помог бы вам уладить проблемы с перерасходом… — Джени протянул Ребусу и Шивон свои визитки.

Макфарлейн, которая как раз вернулась к столу, увидела это и рассмеялась, одновременно протягивая ему кофе. При этом Ребус заметил, что Джени, — как и Макфарлейн, — пьет простой черный кофе. Похоже, Стюарт Джени был из тех многоопытных бизнесменов, которые на встречах с важными клиентами пьют то же, что и они. Пару лет назад в Тулиалланском полицейском колледже Ребус даже прослушал несколько лекций на эту тему. Курс назывался «Сопереживание как один из методов эффективного допроса». Вкратце суть метода сводилась к тому, что при работе со свидетелем или подозреваемым полицейский офицер должен найти с ним точки соприкосновения и попытаться проявить сочувствие к его проблемам, даже если на самом деле он никакого сочувствия не испытывает. Правда, самому Ребусу так и не удалось применить полученные знания на практике, но он знал, что для людей типа Джени подобное поведение является более чем естественным.

— Ты просто неисправим, Стю! — воскликнула член парламента. — Ищешь новых клиентов в любом месте и в любое время. Это, в конце концов, неэтично!.. — Но, говоря это, она продолжала улыбаться, и Джени, усмехнувшись, подтолкнул свои визитки ближе к полицейским.

— Мистер Джени, — сказала Шивон, — только что сообщил нам, что вы уже обсуждали смерть Александра Федорова.

Меган Макфарлейн медленно кивнула.

— Стюарт консультирует наш Комитет по возрождению городов.

— Я и не подозревал, что ПШБ поддерживает Шотландскую национальную партию, — удивился Ребус.

— Наш банк занимает строго нейтральную позицию, — твердо сказал Джени. — Что касается комитета, то двенадцать его членов представляют пять политических партий.

— И со сколькими из них вы разговаривали сегодня по телефону?

— Пока только с Меган, — признался банкир. — Но до вечера еще уйма времени. — Он демонстративным жестом поднес к глазам часы.

— Стюарт дает нам ценные советы по вопросам внутренних инвестиций, — пояснила Макфарлейн, но Ребус пропустил ее слова мимо ушей.

— Скажите, мистер Джени, мисс Макфарлейн, случайно, не просила вас заехать сегодня в парламент? — спросил он.

Прежде чем ответить, банкир метнул на члена парламента вопросительный взгляд. Ребусу было этого достаточно, и он, не давая противнику опомниться, перенес огонь на Макфарлейн.

— Кто это был? — спросил Ребус.

Член парламента растерянно моргнула:

— Простите, что?..

— Кто из приезжих русских бизнесменов интересовался Федоровым?

— Зачем вам это знать?

— А почему бы мне этого не узнать? — Для пущего эффекта Ребус чуть приподнял бровь.

— Инспектор загнал тебя в угол, Мег. — Джени кривовато улыбнулся.

Ответом ему был откровенно злобный взгляд, который, впрочем, сменился совершенно нейтральным выражением, стоило члену парламента повернуться к Ребусу.

— Федоровым интересовался Сергей Андропов.

— Мне помнится, такая же фамилия была у одного из русских президентов, — вставила Шивон.

— Они не родственники, — ответил Джени, прихлебывая кофе. — В нашей штаб-квартире его за глаза называют Свенгали.^[4]

— Почему, сэр? — с искренним любопытством спросила Шивон.

— Из-за участия во множестве недружественных поглощений и банкротств, из-за способов, с помощью которых он превратил свою компанию в одного из крупнейших игроков на мировом рынке, из-за его умения заговорить партнера, чтобы добиться уступок, из-за его азартности и абсолютной безжалостности… — Казалось, Джени может говорить так целый день. — Я, впрочем, уверен, — добавил он в полном противоречии к сказанному, — что прозвище Свенгали не подразумевает ничего дурного.

— Складывается впечатление, что это вы не видите в нем ничего дурного, после того как он заговорил вам зубы, — подвел итог Ребус. — Вероятно, Первый шотландский будет рад видеть мистера Андропова и его коллег в числе своих клиентов.

— Они уже наши клиенты.

— Александр Федоров тоже был вашим клиентом, и поглядите, к чему это его привело, — нанес удар Ребус, которому очень хотелось стереть с лица банкира самодовольную ухмылку.

— Инспектор Ребус хотел сказать, — вмешалась Шивон, — что вы могли бы нам очень помочь, если бы сообщили какие-то подробности о состоянии счета Федорова, а также о его последних расходах.

— Право, не знаю, смогу ли я… В конце концов, существует определенный порядок, и…

— Я понимаю, сэр, но эти сведения помогут нам быстрее поймать преступника и заодно успокоят ваших клиентов.

Джени задумчиво пожевал губами.

— У Федорова был душеприказчик?

— Нет, насколько нам известно.

— А в каком отделении банка он открыл счет? — Шивон обезоруживающе улыбнулась.

— Ладно, я узнаю, что можно сделать.

— Мы высоко ценим вашу готовность помочь, сэр, — сказал Ребус. — Связаться с нами вы можете через Гейфилдский полицейский участок. — Он сделал вид, будто с восхищением осматривает помещение. — Там, конечно, не так шикарно, как здесь, но с другой стороны, содержание полиции никогда не обходилось налогоплательщикам слишком дорого.

9

От парламента до муниципалитета было рукой подать. Дежурному администратору Ребус сообщил, что у них на два часа назначена встреча с лордом-мэром, но они приехали слишком рано, и — нельзя ли пока оставить машину на служебной парковке перед входом? Администратор не возражал, и Ребус, просияв, спросил, нельзя ли им скоротать оставшееся до встречи время, повидавшись с Грэмом Маклеодом. И снова возражений не последовало. Ему и Шивон выписали гостевые пропуска, проверили их металлодетектором и пропустили внутрь. Пока они ждали лифта, Шивон повернулась к Ребусу.

— Ты здорово справился с Макфарлейн и Джени, — сказала она.

— Ясное дело, — кивнул Ребус. — Ведь большую часть работы ты предоставила именно мне.

— Мне хотелось сказать комплимент, но теперь я вижу, что поторопилась. — Шивон состроила обиженную гримасу, но тотчас улыбнулась.

Ребус улыбнулся в ответ.

— Как ты думаешь, сколько времени пройдет, прежде чем персонал догадается, что мы незаконно занимаем место на парковке? — спросила она.

— Это зависит от того, как скоро они осмелятся побеспокоить секретаря лорда-мэра.

Подошел лифт, и они спустились на два этажа под землю, где их ждал мужчина. Грэм Маклеод — представил его Ребус. Маклеод отвел детективов в ЦНК, объяснив по дороге, что это сокращение означает Центр наблюдения и контроля. Ребусу уже приходилось бывать здесь, но Шивон попала в ЦНК впервые. При виде десятков мониторов, перед каждым из которых сидел за компьютером сотрудник, ее глаза расширились от изумления, и Маклеод это заметил. Ему нравилось производить впечатление на посетителей, к тому же для подобных случаев у него была заготовлена небольшая речь, которую он произносил с неизменным удовольствием.

— Вот уже десять лет, как в нашем городе функционирует система наблюдения и контроля, — начал он. — Сейчас в это трудно поверить, но начинали мы с каких-нибудь полутора десятков видеокамер, установленных по преимуществу в центре города. Сейчас таких камер больше ста тридцати, и в ближайшее время будет установлено еще несколько десятков. Мы поддерживаем постоянную связь с Полицейским оперативным центром в Билстоне. Тысяча двести арестов ежегодно — вот результат работы наших операторов, которые не теряют бдительности, хотя работать им приходится в тесной и душной подземной комнате.

Из-за идущего от мониторов тепла в зале действительно было жарковато, и Шивон сняла куртку.

— Мы работаем без выходных, двадцать четыре часа в сутки, — с воодушевлением продолжал Маклеод. — Наши операторы могут следить за перемещениями подозреваемого и сообщать полиции его точное местонахождение. — Над каждым монитором имелся номер, он указал на ближайший из них. — Вот это, например, Грассмаркет. И если Джейн… — добавил Маклеод, имея в виду работавшую за монитором женщину, — станет нажимать на соответствующие кнопки на клавиатуре, камера наблюдения повернется в нужную сторону. Имеется также возможность увеличить изображение каждого человека, который паркует свою машину или выходит из паба или магазина в зоне действия камеры.

Джейн, как послушная ученица, тут же продемонстрировала, как это делается, и Шивон кивнула.

— Какая отчетливая картинка, — сказала она с неподдельным восхищением. — И цветная! Я-то думала, что увижу черно-белое изображение. Скажите, на Кинг-стейблз-роуд тоже установлены такие камеры?

Маклеод сухо усмехнулся:

— Знаю, знаю, зачем вы явились… — Он взял в руки журнал дежурств и перелистал страницы. — В тот день старшим смены был Мартин. Он зафиксировал движение полицейских машин и «скорой помощи»… — Маклеод провел пальцем по странице, ища соответствующую графу. — Он даже проверил запись, сделанную раньше, но не обнаружил ничего заслуживающего внимания.

— Но ведь это не означает, что там действительно нет ничего интересного.

— Не означает, — согласился Маклеод.

— Шивон утверждает, — вмешался Ребус, — что в Соединенном Королевстве камер наблюдения больше, чем в любой другой стране мира.

— У нас в стране установлено около двадцати процентов от всего мирового количества систем видеонаблюдения. Грубо говоря, по одной камере на каждые десять-пятнадцать человек.

— Не многовато ли? — пробормотал себе под нос Ребус.

— И вы сохраняете все записи? — поинтересовалась Шивон.

— Мы делаем все, что в наших силах, — ответил Маклеод. — Запись ведется и на видеопленку, и на жесткие диски компьютерных систем, однако у нас есть свои правила…

— Грэм имеет в виду, — пояснил Ребус, — что он не может просто передать нам материалы. Это запрещено Законом о защите информации тысяча девятьсот девяносто седьмого года.

Маклеод важно кивнул:

— Девяносто восьмого, Джон. Мы с радостью отдадим вам все, что у нас есть, но сначала вам придется пройти по всем положенным инстанциям.

— Именно поэтому я привык доверять суждениям моего друга, — сказал Ребус Шивон и снова повернулся к Маклеоду: — Я абсолютно уверен, Грэм, что ты прошелся по интересующим нас записям частым гребнем, или как это называется у вас, компьютерщиков…

Маклеод улыбнулся и снова кивнул:

— Мне помогала Джейн. Фотографии жертвы мы запросили из нескольких новостных агентств. Вашего клиента мы засекли на Шэндвик-плейс вскоре после десяти вечера. Он шел пешком и был один. Через полчаса мы обнаружили его на Лотиан-роуд. Но на самой Кинг-стейблз-роуд, к сожалению, камер наблюдения нет.

— Тебе не показалось, что его кто-то незаметно преследует? — спросил Ребус.

Его приятель покачал головой:

— Нет, ни я, ни Джейн ничего такого не заметили.

Шивон снова окинула взглядом ряды мониторов:

— Еще несколько лет, и я останусь без работы.

Маклеод рассмеялся:

— Я в этом сомневаюсь. Слишком уж тонкая грань пролегает между наблюдением и тотальной слежкой. Вторжение в частную жизнь остается весьма болезненным вопросом для борцов за гражданские права. Они мешают нам буквально на каждом шагу.

— Просто удивительно, — снова пробормотал Ребус.

— Разве ты хотел бы, чтобы одна из наших камер день и ночь заглядывала к тебе в окно? — поддразнил Маклеод. — Ни за что не поверю!

Шивон быстро что-то подсчитывала в уме.

— Счет, который Чарльз Риордан оплатил в ресторане-карри, был выписан примерно без десяти десять. Потом они расстались, и Федоров направился в центр города по Шэндвик-плейс. Почему же ему потребовалось полчаса, чтобы преодолеть четверть мили и оказаться на Лотиан-роуд?

— Может, он останавливался по дороге, чтобы пропустить кружечку-другую? — предположил Ребус.

— Риордан упоминал «Мадерс» и гостиницу «Каледониан». Федоров мог побывать в любом из этих мест, однако к десяти сорока он снова был на улице. Примерно в десять сорок пять он проходил мимо автомобильной парковки… — Она посмотрела на Ребуса, и тот кивнул, соглашаясь.

— Парковка закрывается в одиннадцать, — сказал он. — Значит, нападение произошло быстро. Что было потом? — спросил Ребус у Маклеода.

— Случайный прохожий, обнаруживший тело, вызвал полицию в одиннадцать двадцать, — ответил тот. — Мы проверили записи, сделанные камерами на Грассмаркет и Лотиан-роуд как за десять минут до, так и десятью минутами после этого времени, но… — Он пожал плечами. — Все было как обычно: припозднившиеся гуляки, пара туристов, любители ночных походов по магазинам… Громилу, размахивавшего окровавленным молотком, ни я, ни Джейн не видели.

— Боюсь, нам все-таки нужно будет взглянуть на эти записи, — сказал Ребус. — Быть может, мы увидим на пленке лица, которые знакомы нам, но неизвестны вам.

— Очень может быть, — подтвердил Маклеод.

Ребус пристально взглянул на него:

— Но ты все-таки хочешь, чтобы мы пошли официальным путем?

Маклеод ничего не ответил, только нахмурился и сложил руки на груди, но его молчание было красноречивей слов.

Они уже шли к выходу из вестибюля (Ребус как раз распечатывал новую пачку сигарет), когда их остановил младший администратор или секретарь, одетый в некое подобие ливреи. Ребусу понадобилось несколько мгновений, чтобы понять — рядом с секретарем стоит сама госпожа лорд-мэр: надетая поверх мантии толстая золотая цепь служила отличительным знаком ее высокого положения. Лицо у нее было недовольным.

— У нас, кажется, назначена встреча, — проговорила она. — Вот только кроме вас двоих об этом почему-то никто не знает.

— Вероятно, произошла какая-то ошибка, — извинился Ребус.

— А не было ли это простой уловкой, чтобы использовать нашу служебную стоянку в личных целях?

— Ни в коем случае, мадам! — искренне возмутился таким предположением Ребус.

Госпожа лорд-мэр окинула его еще одним сердитым взглядом:

— Уезжайте немедленно. Место на парковке необходимо нам для более важных гостей.

Рука, в которой Ребус держал пачку сигарет, непроизвольно сжалась.

— Разве что-то может быть важнее убийства? — спросил он.

Она мгновенно поняла, о чем речь.

— Вы имеете в виду убийство русского поэта? Да, этот случай необходимо расследовать как можно скорее.

— Чтобы не волновать влиятельных толстосумов с берегов Волги? — предположил Ребус и, немного подумав, добавил: — Что связывает с ними городской совет? Меган Макфарлейн сказала, что в этом как-то участвует ее Комитет по возрождению городов.

Его собеседница кивнула:

— И комитет, и городской совет тесно сотрудничают с нашими русскими деловыми партнерами и…

— Иными словами, вы делаете все, чтобы ублажить этих жирных котов. Я рад, что налоги, которые я плачу в городскую казну, тратятся столь разумно и с пользой.

Госпожа лорд-мэр с выражением крайнего раздражения на лице шагнула вперед. Она уже собиралась сказать что-то нелицеприятное, когда ее секретарь многозначительно откашлялся. Сквозь широкие окна Ребусу была хороша видна длинная черная машина, которая пыталась протиснуться в арку перед зданием муниципалитета. Градоначальница ничего не сказала — только круто развернулась на каблуках и решительно зашагала прочь. Ребус выждал еще секунд пять, потом двинулся в противоположную сторону, Шивон — следом.

— Приятные у тебя знакомые, ничего не скажешь, — заметила она, когда они вышли на парковку.

— Мне осталась всего неделя до пенсии, Шив! Какое мне дело?..

Они прошли несколько ярдов, потом остановились, и Ребус закурил.

— Ты видел сегодняшние утренние газеты? — спросила Шивон. — Энди Керр объявлен политиком года.

— А кто он такой? — уточнил Ребус.

— Человек, который предложил ввести запрет на курение в общественных местах.

Ребус только фыркнул. Немногочисленные курильщики, собравшиеся у входа в муниципалитет, с интересом наблюдали за тем, как длинная черная машина остановилась прямо перед госпожой лорд-мэром, которая лично вышла встречать гостей. Ее ливрейный секретарь бросился вперед, чтобы открыть заднюю дверцу. Тонированные стекла скрывали сидевшего внутри пассажира, но, как только он вышел, Ребус сразу догадался, что перед ним один из русских миллиардеров. Просторное пальто, черные перчатки, застывшее, неулыбчивое лицо грубой лепки… На вид этому человеку было лет сорок, хотя его коротко остриженные, ухоженные волосы уже начали седеть на висках. Во время принятых в таких случаях рукопожатий и приветствий его холодные стального цвета глаза обежали собравшихся у входа людей (включая Ребуса и Шивон), ненадолго останавливаясь на каждом, словно навеки запечатлевая их лица где-то в глубинах памяти.

Потом прибывшие двинулись внутрь. Провожая их взглядом, Ребус глубоко затянулся.

— Сдается мне, что русское консульство в Эдинбурге подрабатывает извозом, — сказал он, разглядывая черный «мерседес».

— Это та самая машина, на которой приезжал Стахов? — догадалась Шивон.

— Очень может быть.

— И водитель тот же?

— Трудно сказать.

Из здания муниципалитета появился еще один сотрудник, который жестами велел Ребусу поскорее отъезжать, чтобы водитель черного «мерседеса» смог припарковаться. В ответ Ребус показал поднятый вверх палец — дескать, еще минуточку. Только потом он заметил, что на лацкане куртки Шивон все еще болтается карточка гостевого пропуска.

— Лучше вернуть эту штуку, — сказал Ребус. — На, подержи-ка… — Он протянул ей недокуренную сигарету, но, поскольку Шивон явно не хотелось к ней прикасаться, Ребус пристроил окурок на отливе ближайшего окна. — Следи, чтобы не улетела, — предупредил он, отцепляя пропуска от ее и своей курток.

— Я уверена, что им не нужны эти бумажки, — сказала Шивон, но Ребус только улыбнулся и снова исчез в вестибюле.

— Я подумал, нам следует вернуть наши пропуска, — сказал он, любезно улыбнувшись сидевшей за стойкой дежурного администратора женщине. — В конце концов, их всегда можно переработать на макулатуру. Мы все должны вносить посильный вклад в сохранение лесов, не так ли?

Администраторша улыбнулась в ответ.

— Кстати, — добавил Ребус самым естественным тоном, — что это за важная шишка? Это тот, о ком я подумал, или?..

— Какой-то крупный бизнесмен из России, — ответила женщина. Книга регистрации посетителей все еще лежала перед ней раскрытой, и имя последнего гостя было вписано в нее синими чернилами авторучкой с толстым пером. Она назвала его: — Сергей Андропов.

— Куда теперь? — спросила Шивон.

— В паб, — коротко ответил Ребус.

— Ты имеешь в виду какой-то конкретный паб?

— Разумеется. Едем в «Мадерс».

Но когда Шивон уже выехала на Джонстон-террас, Ребус неожиданно велел ей немного отклониться от маршрута. Несколько левых поворотов — и они оказались на Кинг-стейблз-роуд. Остановившись возле автомобильной парковки, они сразу убедились, что Тиббет и Хейс не филонят.

Шивон выключила зажигание и посигналила. Тиббет обернулся и помахал им рукой. Он засовывал под дворники машин листовки с призывом к потенциальным свидетелям обратиться в полицию. Хейс устанавливала напротив выезда со стоянки раскладной щит, представлявший собой увеличенный вариант бумажных листовок. Под зернистой фотографией Федорова было написано: «В среду 15 ноября с. г. на стоянке подвергся нападению мужчина, впоследствии умерший от ран. Если вы что-то видели, слышали, если знаете людей, чьи машины могли находиться на парковке в этот день, просьба обратиться в дежурную часть полицейского управления по телефону…» Далее следовал номер коммутатора городского управления.

— Раз вы здесь, — меланхолично обронил Ребус, — значит, в нашем отделе сейчас никого нет.

— Макрей примерно так и сказал, — отозвалась Хейс, любуясь результатами своего труда. — Он уже интересовался, сколько человек необходимо привлечь нам на помощь.

— Я люблю маленькие, но тщательно подобранные команды, — сказал Ребус.

— В таком случае, сэр, вы явно болеете не за «Сердца», — пробормотал Тиббет.

— Значит, ты, Колин, как и наша Шивон, болеешь за «Гибернийцев»?

— За «Ливингстон», — поправил тот.

— Говорят, у «Сердец» теперь русский владелец? — поинтересовался Ребус.

— Я слышала, он литовец, — ответила вместо Тиббета Шивон.

Она хотела добавить что-то еще, но Хейс ее перебила, спросив, куда направляется «высокое начальство».

— Высокое начальство направляется в паб, — сказала Шивон.

— Везет вам…

— Мы по делу.

— А что делать нам с Колином, когда мы здесь закончим? — спросила Хейс, глядя на Ребуса.

— Возвращайтесь на базу, — велел он. — И приготовьтесь к шквалу телефонных звонков.

— И еще одно… — внезапно спохватилась Шивон. — Пусть кто-нибудь из вас позвонит на Би-би-си и попросит прислать нам запись передачи «Время вопросов», в которой выступал Федоров. Мне хочется понять, действительно ли он был таким бунтарем, как его малюют.

— Отрывок этого выступления вчера вечером показывали в программе новостей, — подсказал Колин Тиббет. — У них был довольно большой блок, посвященный убийству, и они показали фрагмент той передачи. Сдается мне, кроме этого у них больше ничего нет — никаких его съемок.

— Спасибо за информацию. — Шивон широко улыбнулась. — В таком случае, может быть, ты позвонишь на Би-би-си?

Тибет кивнул. Внимание Шивон тем временем привлекла пачка листовок, которые он еще не успел разложить по машинам. Листовки печатались на бумаге разных цветов, но сегодня большинство из них почему-то были отвратительного розового цвета. Шивон спросила — почему.

— Они были нужны срочно, — пояснил Тиббет. — А в типографии нам смогли предложить только такую бумагу.

— Ладно, Шив, поехали… — поторопил Ребус, направляясь к машине, но у Хейс, похоже, появилась еще одна блестящая идея.

— Нужно провести еще полный допрос свидетелей. Мы с Колином могли бы этим заняться, — с надеждой добавила она.

Прежде чем отвергнуть ее предложение, Ребус целых пять секунд притворялся, будто серьезно над ним размышляет.

Уже сидя в машине, он задумчиво уставился на знак «Проезд запрещен», мешавший им сразу попасть на Лотиан-роуд.

— Думаешь, стоит рискнуть? — спросила Шивон.

— Решай сама, Шив.

Шивон прикусила нижнюю губу и в три приема развернула машину. Путь до Лотиан-роуд через восточный конец Кинг-стейблз-роуд занял не больше десяти минут, и Ребус заметил, что рисковать, пожалуй, стоило. Еще две минуты спустя они уже парковались на желтой линии напротив «Мадерса», презрев дорожный знак, разрешавший поворот на Квинсферри-стрит только автобусам или такси. Впрочем, аналогичный маневр проделали и белый фургон перед ними, и двигавшийся сзади «универсал».

— По-видимому, подобное происходит здесь регулярно, — заметил Ребус.

Шивон нехорошо оскалилась.

— Я с ума сойду от этого города, — прорычала она. — Хотела бы я знать, кто конкретно занимается планированием дорожного движения в муниципалитете Эдинбурга.

— Тебе необходимо выпить, — рассудительно сказал Ребус.

Сам он редко бывал в этом пабе, но место ему нравилось. «Мадерс» был в меру старомодным заведением с несколькими столиками, большая часть которых была занята сейчас солидного вида клиентами. Включенный телевизор показывал какие-то спортивные программы.

Шивон захватила с собой несколько листовок из пачки Тиббета — не розовых, а желтых. Пока она раскладывала их по столикам, Ребус подошел к бармену. Сунув ему под нос листовку с фотографией Федорова, он спросил:

— Помнишь этого человека? Два дня назад, около десяти вечера он, возможно, побывал в вашем пабе.

— Два дня назад была не моя смена, — буркнул бармен.

— А кто работал вечером пятнадцатого?

— Терри.

— Где он сейчас?

— Отсыпается, скорее всего.

— Он будет работать сегодня вечером?

Когда бармен кивнул, Ребус ладонью прижал листовку к его груди.

— Пусть Терри позвонит мне вне зависимости от того, обслуживал он этого парня или нет. Если он не позвонит, виноват будешь ты. Усек?

Бармен только слегка дернул уголком рта.

— Парень за угловым столиком говорит, что он тебя знает, — сказала Шивон, подходя к Ребусу сзади.

Ребус обернулся и кивнул, потом двинулся к указанному столику. Шивон не отставала.

— Как дела, Здоровяк? — спросил Ребус вместо приветствия.

Мужчина в углу расположился со всеми удобствами. Перед ним на столе стояли полпинты крепкого и бокал с солидной порцией виски, одну ногу он положил на соседний стул, а рукой почесывал грудь, видневшуюся между полами расстегнутой чуть не до пупа застиранной джинсовой рубахи. Ребус не видел его уже лет шесть или семь. Бывший военный моряк, бывший вышибала по имени Подин — Здоровяк Подин. Когда-то он действительно производил впечатление очень сильного человека, но годы давали о себе знать: его широкое, обветренное лицо покрывали глубокие морщины, а во рту с мясистыми губами почти не осталось зубов.

— Неплохо, мистер Ребус. — В знак приветствия они лишь кивнули друг другу, обменявшись взглядами исподлобья.

— Значит, ты теперь здесь обретаешься? — спросил Ребус.

— А что?

— Мне казалось, ты живешь дальше, у побережья.

— Это было давно. Люди меняются, переезжают… — На столе лежали кисет с табаком, зажигалка и пачка папиросной бумаги, и Подин, словно наглядно иллюстрируя свои слова, принялся двигать их с места на место.

— У тебя есть для нас что-то интересное?

Подин надул щеки и медленно выпустил воздух.

— Позапрошлым вечером я был здесь, но вашего парня не видел. — Он кивнул в сторону полицейской листовки. — Но я его знал. То есть не то чтобы знал… Раньше я часто видел его в «Мадерсе», по большей части — незадолго до закрытия. Наверное, он ночная птица… — Подин хохотнул.

— Как и ты, Здоровяк.

— Как и я, точно. Да и вас, инспектор, тоже не назовешь ранней пташкой, насколько я помню.

— Трубка и тапочки, горячее какао на ночь и все такое прочее, — проговорил Ребус. — Теперь я ложусь спать не позже десяти. Как ты только что сказал, люди меняются.

Подин хмыкнул:

— Как-то не верится, что вы, инспектор, могли так сильно перемениться. Кстати, знаете, с кем я тут столкнулся на днях?.. С нашим старым другом Кафферти. Просто удивительно, что вы его до сих пор не упрятали.

— Мы брали его пару раз, Здоровяк.

Подин наморщил нос:

— Ну, может быть, он и получил пару лет вашими стараниями. Но Кафферти, похоже, знает, что нужно сделать, чтобы выйти сухим из воды. — Подин снова покосился на Ребуса. — Я слышал, инспектор, вас вот-вот проводят с почетом… На мой взгляд, вы отлично справлялись с вашей работой, но… Знаете, как о вас говорят?

— Как?

— Как о боксере: отменная техника, но не нокаутер. — Подин отпил глоток виски. — Что ж, как говорится, пенсия — это не старость. Надеюсь, теперь мы будем видеть вас чаще… С другой стороны, как только вы перестанете быть полицейским, вам в любом пабе придется держать ушки на макушке: слишком многие затаили на вас обиду… — Он многозначительно передернул плечами.

— Спасибо за моральную поддержку, Здоровяк. — Ребус бросил взгляд на листовку. — Ты никогда с ним не заговаривал, с этим парнем?

Подин покачал головой и состроил презрительную гримасу.

— А кто-нибудь из местных?

— Этот парень обычно стоял у стойки, как можно ближе к двери. И он приходил сюда ради выпивки, а не ради компании. — Подин помолчал. — Вы не спросили меня о Кафферти…

— А что с ним?

— Он велел передавать вам привет.

Ребус удивленно уставился на Подина.

— Что?.. Прямо так и сказал?

— Так и сказал.

— И где состоялась ваша историческая встреча?

— Как ни странно, совсем недалеко отсюда. Я столкнулся с ним, когда Большой Гор выходил из гостиницы «Каледониан».

Отель «Каледониан» был их следующей целью. Внушительное здание розового цвета имело два входа. Первый вел в вестибюль, где находилась стойка регистрации, поэтому возле нее стоял впечатляющего вида швейцар при полном параде. Через вторую дверь можно было попасть прямиком в бар, открытый как для постояльцев, так и для посторонней публики. Едва оказавшись внутри, Ребус заявил, что его мучит жажда, и заказал кружку пива. Шивон ограничилась томатным соком.

— На противоположной стороне улицы цены были ниже, — заметила она.

— Именно поэтому сейчас платишь ты, — парировал Ребус, но, когда подали счет, он расплатился пятифунтовой банкнотой, явно надеясь на сдачу.

— Твой приятель из «Мадерса» был прав, — задумчиво проговорила Шивон. — Когда я иду куда-то вечером, я стараюсь на всякий случай следить за всеми, кто входит и выходит, чтобы ненароком не столкнуться с… с кем-то, кто меня знает.

Ребус кивнул:

— Количество правонарушителей, которых мы отправили за решетку, настолько велико, что в силу законов статистики значительная их часть давно должна была вернуться на улицы. Впрочем, чтобы снизить опасность ненароком налететь на кого-то из них, достаточно просто посещать места поприличнее.

— Типа этого?.. — Шивон огляделась. — Как ты думаешь, чем приглянулся Федорову «Каледониан»?

Ребус задумался.

— Понятия не имею, — признался он. — Быть может, это место рождало в его душе какие-то особые… флюиды. Он же поэт!

— Флюиды?.. — Шивон улыбнулась.

— Это словечко я подцепил от тебя.

— Вряд ли.

— Значит, от Тиббета. А что тут такого? По-моему, это вполне приличное слово, и…

— Просто странно слышать его именно от тебя.

— Слышала бы ты меня в шестидесятых!

— В шестидесятых меня и на свете не было.

— Не надо постоянно напоминать мне о моем возрасте, — пробурчал Ребус.

Он залпом допил пиво и сделал знак бармену, держа наготове листовку с портретом Федорова.

Бармен был невысоким, тощим как спичка человеком с наголо выбритым черепом, в котором отражался свет ламп над стойкой. Бэджик на его жилете в шотландскую клетку извещал, что зовут бармена Фредди.

Бросив один взгляд на фото, Фредди почти без раздумий кивнул, причем Шивон показалось, что от его головы по всему бару разбежались световые зайчики.

— Да, в последнее время он заходил к нам несколько раз.

— А позавчера? — спросила Шивон.

— Кажется, да… — Бармен сосредоточенно нахмурился.

Ребус знал, что люди часто задумываются, пытаясь изобрести ложь поубедительнее.

— Вечером, после десяти часов, — подсказал он. — Парень был уже навеселе.

Фредди наконец кивнул:

— Да, припоминаю. Он заказал большую порцию коньяку.

— И все?

— Кажется, да.

— Вы с ним не разговаривали?

Бармен покачал головой, и по стенам снова забегали световые отблески.

— Нет. Теперь-то я знаю, кто это был, — видел новости по телику. Ужасное несчастье!

— Ужасное, — подтвердил Ребус.

— Он сидел за стойкой или за столиком? — уточнила Шивон.

— За стойкой. Всегда только за стойкой. Я догадался, что он иностранец, но… он был совсем не похож на поэта.

— А как, по-вашему, выглядят поэты? — поинтересовался Ребус.

— Не знаю. Не так, наверное… Этот просто сидел и ухмылялся. Ах да, время от времени он что-то записывал в блокнот.

— Это было позавчера?

— Нет, раньше. У него был с собой небольшой блокнот, который как раз помещался в кармане куртки. Одна из официанток даже решила, что он — переодетый инспектор службы общественного питания или журналист, но я был уверен, что она ошибается.

— Но когда Федоров был здесь в последний раз, блокнота вы не видели?

— Нет, в последний раз он ничего не записывал. Только разговаривал с каким-то парнем.

— Что за парень?

Фредди-бармен пожал плечами:

— Не знаю. Вероятно, еще один клиент. Они сидели почти на тех же местах, что и вы сейчас.

Ребус и Шивон переглянулись.

— О чем они говорили?

— Я не слышал.

— Ну-ну, приятель, нет такого бармена, который не любил бы послушать, о чем болтают клиенты.

— Мне показалось — они говорили не по-английски.

— Значит — по-русски? — прищурился Ребус.

— Может быть, — согласился Фредди.

— В зале установлены камеры наблюдения? — спросил Ребус, оглядываясь по сторонам, но бармен покачал головой:

— Нет.

— Хорошо. Впрочем, нет, ничего хорошего… — пробормотал Ребус. — Значит, Федоров разговаривал с мужчиной?

Фредди ответил после чуть заметной паузы:

— Да.

— Описать сможете?

Последовала еще одна пауза.

— Ну, этот был немного постарше… Такой… коренастый. Понимаете, вечером мы гасим часть ламп, а смена выдалась очень напряженной. Я не рассмотрел, извините.

— Вы и так нам очень помогли, — подбодрила его Шивон. — Скажите, как долго они разговаривали?

Фредди пожал плечами.

— Вы не помните, они ушли вместе или по отдельности?

— Поэт… Федоров ушел один, это точно, — уверенно ответил бармен. — Это я запомнил.

— Коньяк у вас, наверное, очень дорогой, — заметил Ребус, еще раз оглядывая бар.

— Да уж не дешевый, — признал бармен. — Но когда пьешь в кредит, цену обычно не замечаешь.

— Да, до тех пор, пока при выписке тебе не предъявляют счет, — согласился Ребус. — Только вот в чем проблема, Фредди: наш русский друг не жил в вашем отеле. Так о каком кредите мы говорим?

Бармен, похоже, только сейчас осознал свою ошибку.

— Послушайте, сэр, мне не нужны неприятности…

— Особенно неприятности с полицией, — кивнул Ребус. — Значит, собеседник Федорова был одним из постояльцев?

Фредди посмотрел сначала на него, потом на Шивон.

— Да… То есть — наверное, — проговорил он слегка упавшим голосом.

Ребус и его напарница снова обменялись взглядами.

— Если бы кто-то приехал сюда из Москвы по делам, — негромко проговорила Шивон, — скажем, в составе делегации… В каком отеле он бы остановился?.

Выяснить этот вопрос можно было только одним способом, поэтому — временно оставив бармена в покое — Шивон и Ребус перешли в главный вестибюль отеля, однако клерк у стойки регистрации ничем не смог им помочь. Он вызвал дежурного администратора, и Ребус повторил свой вопрос:

— Не останавливались ли в вашем отеле приезжие из России?

Администратор долго изучал удостоверение Ребуса и, наконец, спросил, что случилось.

— Пока ничего, приятель, — сказал Ребус самым мягким тоном. — Но обязательно случится, если вы и дальше будете препятствовать мне в расследовании убийства.

— Убийства?! — Дежурный администратор, представившийся как Ричард Браунинг, побледнел так, что цветом лица сравнялся со своей белой сорочкой с той лишь разницей, что та была в мелкую клетку.

— Позавчера вечером некий мужчина вышел из бара отеля и был убит на Кинг-стейблз-роуд. Это означает, что последними, кто видел его живым, были люди, пившие с ним в баре, — продолжал Ребус, делая шаг вперед. — А теперь я намерен взять вашу книгу регистрации и побеседовать с каждым из постояльцев. Пожалуй, я попрошу вас установить рядом со стойкой регистрации дополнительный стол: так мне будет удобнее. Люблю, знаете ли, находиться в центре внимания… — Он радушно улыбнулся. — Да, мистер Браунинг, я могу так поступить, хотя это потребует много времени и к тому же будет иметь не самые благоприятные последствия для вашего отеля. Поэтому… — Он выдержал небольшую паузу. — Поэтому я и прошу вас сказать, есть ли в числе ваших постояльцев русские бизнесмены или туристы.

— Кроме того, — добавила Шивон с приятной улыбкой, — вы бы еще больше облегчили нашу задачу, если бы просмотрели квитанции из бара за соответствующее число и выяснили имя человека, который покупал большую порцию коньяка, скажем, э-э… после десяти часов вечера.

— Наши постояльцы имеют право на частную жизнь, — заспорил Браунинг. — Я не могу…

— Нам нужны только имена, — заверил его Ребус. — А вовсе не список порнографических программ, которые они смотрели по вашему платному каналу.

Браунинг выпрямился с оскорбленным видом, и Ребус сделал движение рукой в знак того, что просит не принимать его слова всерьез.

— Я знаю, знаю, ваш отель не такой, — сказал он. — Так как же все-таки насчет русских?..

Администратор тяжело вздохнул.

— Вы знаете, что в настоящее время в городе находится большая русская делегация? — Ребус кивнул. — Так вот, насколько мне известно, — продолжал Браунинг, — из всей делегации у нас остановилось только трое или четверо. Остальные поселились в «Балморале», «Шератоне», «Джорджиан-хаусе», «Престонфилде» и других.

— Они что, не ладят между собой? — небрежно поинтересовался Ребус.

— Просто ни в одном отеле нет стольких президентских номеров, чтобы разместить их всех. — Браунинг слегка усмехнулся.

— И долго они у вас проживут? — спросил детектив.

— Еще несколько дней. Я слышал, что у них запланирована поездка в «Глениглз», однако они предпочли оставить номера за собой, чтобы не выписываться и не прописываться снова.

— Приятно, должно быть, иметь подобные возможности, — заметил Ребус. — Ну и когда вы сообщите нам имена ваших русских гостей?

— Сначала я должен переговорить с управляющим.

— Когда? — повторил Ребус строже.

— Не могу вам сказать, — пробормотал Браунинг.

— Чем скорее вы это сделаете, тем лучше. — Шивон протянула ему визитную карточку с номером своего мобильного телефона.

— Иначе вам все-таки придется ставить дополнительный стол прямо в вестибюле, — добавил Ребус.

Оставив Браунинга в глубокой задумчивости (он смотрел в пол и теребил свой лавандового цвета галстук), детективы двинулись к выходу. Швейцар заметил их еще издали и предупредительно распахнул дверь, но вместо чаевых Ребус сунул ему в руку полицейскую листовку. Когда они уже шли к машине, припаркованной на пустующей стоянке такси, напротив отеля затормозил уже знакомый им черный «мерседес», и из него вышел Сергей Андропов. Словно почувствовав на себе чужой взгляд, он на мгновение обернулся и посмотрел на Ребуса своими холодными, серыми глазами — будто сфотографировал. В следующую секунду он нырнул в вестибюль. «Мерседес» плавно тронулся с места и, свернув за угол, въехал на стоянку для клиентов.

— Тот же водитель, что и у Стахова? — спросила Шивон.

— Опять я не разглядел, — огорчился Ребус. — Но самое главное, я не спросил у этого мальчишки Браунинга, какого черта столь респектабельный отель позволяет переступать свой порог отпетым мерзавцам вроде Морриса Гордона Кафферти.

10

Чтобы провести повторный опрос свидетелей, Шивон и Ребус ждали почти до шести, зная, что в это время наверняка застанут нужных людей дома.

Роджер и Элизабет Андерсон жили на южной окраине Эдинбурга — в отдельном коттедже постройки тридцатых, из окон которого открывался вид на Пентландские холмы. Дорожка, которая вела от улицы к дому, была хорошо освещена; слева раскинулся живописный альпинарий, справа тянулся широкий газон, который был подстрижен так тщательно, что казалось — это сделано маникюрными ножницами.

— Миссис Андерсон увлекается ландшафтным дизайном? — заметила по этому поводу Шивон.

— Кто знает, быть может, в их семье именно жена добывает деньги, а муж сидит дома и занимается хозяйством, — ответил Ребус.

Но когда на звонок дверь им открыл сам Роджер Андерсон, они увидели, что он все еще одет в строгий деловой костюм — только галстук ослаблен да расстегнута верхняя пуговица сорочки. В одной руке мистер Андерсон держал вечернюю газету, а очки сдвинул на лоб.

— А-а, это вы!.. — проговорил он. — А я-то гадал, когда вы появитесь. — Он отступил в прихожую, приглашая детективов следовать за собой. — Это полиция! — крикнул Андерсон жене.

Из кухни появилась миссис Андерсон, и Ребус приветственно улыбнулся.

— Я вижу, вы еще не повесили венок на дверь, — сказал он.

— Она велела мне его выбросить, — сообщил Роджер Андерсон, выключая телевизор при помощи пульта дистанционного управления.

— Мы собирались ужинать, — сказала его жена.

— Мы не отнимем у вас много времени, — пообещала Шивон.

В руках она держала папку с протоколами предварительного допроса, проведенного на месте происшествия. Записанные в блокноты сведения констебли Гудир и Дайсон уже перепечатали на машинке, но если первый справился с домашним заданием безукоризненно, то второй наделал грамматических ошибок.

— Ведь это не вы нашли тело, не так ли?

Элизабет Андерсон вошла в комнату и остановилась позади кресла мужа, в которое тот опустился, даже не предложив сесть никому из детективов. Ребус, впрочем, предпочитал оставаться на ногах — так ему было удобнее передвигаться по комнате, незаметно ее осматривая.

Положив газету на журнальный столик, на котором стоял бокал с чем-то, по запаху напоминавшим коктейль из трех частей джина и одной — тоника, мистер Андерсон сказал:

— Мы услышали, как та девчонка кричала, и решили узнать, что стряслось. Сначала мы думали — это на нее напали.

— Ваша машина оставалась… — Шивон сделала вид, будто никак не может найти в записях нужное место.

— На Грассмаркет, — подсказал Роджер Андерсон.

— Почему именно там, сэр? — уточнил Ребус.

— А почему нет?

— Просто мне показалось, что это довольно далеко от церкви. Ведь вы слушали рождественские хоралы?

— Верно.

— Не рановато ли? Ведь Рождество еще не скоро.

— На будущей неделе по всему городу уже включат рождественские гирлянды.

— Служба закончилась поздно?

— После службы мы зашли в ресторан, чтобы поесть. — В голосе мистера Андерсона прозвучало искреннее негодование: он как будто не понимал, зачем его заставляют повторять то, что он уже говорил.

— Вам не пришло в голову воспользоваться парковкой на Кинг-стейблз-роуд?

— Она закрывается в одиннадцать, а я не был уверен, что мы к этому времени освободимся.

Ребус кивнул.

— Значит, вы знаете этот район? Знаете, как работает парковка?

— Раньше я часто ею пользовался, но… После шести тридцати стоянка на Грассмаркет бесплатная.

— Да, если можно, всегда лучше сэкономить, — согласился Ребус, разглядывая просторную, хорошо обставленную гостиную. — В ваших показаниях говорится, что вы работаете…

— В Первом шотландском банке.

Ребус снова кивнул, стараясь скрыть свое удивление. На самом деле Дайсон и не подумал спросить, где работает свидетель.

— Вам повезло, что вы меня застали, — добавил Андерсон. — Обычно я прихожу домой гораздо позднее. В последнее время у нас чертовски много работы.

— Вы, случайно, не знаете мистера Стюарта Джени?

— Конечно, знаю. Я много раз с ним встречался… Но послушайте, какое отношение все это имеет к тому бедняге, которого убили?

— Возможно, никакого, — признал Ребус. — Просто мы стараемся выяснить все обстоятельства, нарисовать сколь возможно полную картину…

— Мы оставляем машину на Грассмаркет еще и потому, что эта улица хорошо освещена и там всегда много людей, — чуть слышно подсказала Элизабет Андерсон. — Мы стараемся соблюдать осторожность.

— Тогда почему, чтобы попасть туда, вы выбрали столь рискованный маршрут? — удивилась Шивон. — Поздно вечером Кинг-стейблз-роуд почти безлюдна.

Ребус, остановившись перед сервантом, разглядывал выставленные за стеклом фотографии в рамочках.

— Это ваша свадьба? — проговорил он.

— Да, — подтвердил мистер Андерсон. — Мы поженились двадцать семь лет назад.

— А это — ваша дочь? — снова спросил Ребус, хотя заранее знал ответ: несколько фотографий, сделанных в разное время, отражали различные события в жизни девочки.

— Ее зовут Дебора. Она учится в колледже. На будущей неделе она приедет домой на каникулы.

Ребус задумчиво кивнул. Он заметил, что фотографии, относящиеся к детскому и школьному периоду, стоят спереди, заслоняя самые последние снимки Деборы.

— Я вижу, ваша дочь прошла через увлечение готами — красила волосы в черный цвет, сурьмила глаза…

— Я все-таки не понимаю, инспектор, какое отношение?.. — снова начал Роджер Андерсон, но Ребус только отмахнулся.

Шивон подняла глаза от протоколов, которые якобы читала.

— Я понимаю, это глупый вопрос, — сказала она с улыбкой, — но вчера у вас было достаточно времени, чтобы все обдумать, обсудить… Можете ли вы добавить что-то к тому, что вы сообщили нашим сотрудникам в первый раз?

— Ничего, — коротко сказал мистер Андерсон.

— Ничего, — эхом повторила его жена. — Скажите, — добавила она через секунду, — он действительно был известным поэтом? Понимаете, нам постоянно звонят репортеры и…

— Лучше ничего им не говорите, — посоветовал Ребус.

— Хотелось бы мне знать, как они пронюхали, — проворчал мистер Андерсон. — Надеюсь, это все?..

— Что вы имеете в виду?

— Вы так и будете к нам ходить? Мы, кажется, рассказали все, что знали…

— Только если возникнут новые вопросы. Пока же я попрошу вас в самое ближайшее время зайти в участок на Гейфилд-сквер и подписать официальные показания, — деловито сказала Шивон, доставая из бумажника еще одну служебную визитку. — Только сначала позвоните вот по этому телефону и спросите детектива Тиббета или детектива Хейс.

— Не понимаю, какой в этом смысл? — раздраженно поинтересовался Роджер Андерсон.

— Мы расследуем убийство, сэр, — сухо ответил Ребус. — Ни в чем не повинного человека избили так, что он умер, и убийца пока гуляет на свободе. Мне очень жаль, что мы доставляем вам неудобства, но такова наша работа.

— А по-моему, вам ни капельки не жаль, — буркнул Андерсон.

— На самом деле мое сердце буквально истекает кровью от жалости, — едко парировал Ребус. — К вам. Только это не всегда заметно. — Он повернулся, словно собираясь уходить, но снова остановился. — Кстати, что у вас за машина такая, что вы предпочитаете парковать ее в людных местах?

— «Бентли». Модель «континенталь ГТ».

— Ого!.. — присвистнул Ребус. — Похоже, в Первом шотландском вы работаете не в отделе писем.

— Это не означает, что мне не пришлось начинать с самого низа. А теперь прошу прощения, инспектор, — мне кажется, я слышу, как подгорает наш ужин.

Миссис Андерсон всплеснула руками и бросилась в кухню.

— Если ужин немного подгорит, — сказал Ребус, — вы всегда можете заменить его еще парой бокалов джина.

Андерсон предпочел не отвечать. Вместо этого он поднялся в надежде, что полицейские поймут намек и уберутся восвояси.

— Кстати об ужине, — небрежно сказала Шивон, укладывая бумаги обратно в папку. — Вы хорошо поужинали после посещения церкви?

— Очень хорошо, спасибо.

— А где, не подскажете? Я всегда стараюсь узнать, где есть неплохой ресторан.

— О, я уверен, вы сможете позволить себе там побывать, — сказал мистер Андерсон с издевательской улыбкой. — Ресторан называется «Помпадур».

— Я постараюсь устроить так, чтобы за ужин платил он. — Шивон кивнула в сторону Ребуса.

— Уж постарайтесь, — со смехом сказал мистер Андерсон. Закрывая за ними дверь, он все еще хихикал.

— Ничего удивительного, что его жена предпочитает возиться в саду, — заметил Ребус. — Что угодно, лишь бы быть подальше от этого надутого идиота. — И он зашагал по дорожке к улице, на ходу нащупывая в кармане сигареты.

— Если я расскажу тебе кое-что интересное, ты пригласишь меня поужинать в «Помпадур»? — поддразнила Шивон.

Ребус достал зажигалку и кивнул.

— Я заметила экземпляр ресторанного меню на столике швейцара в отеле.

Ребус прикурил и выпустил в ночное небо тонкую струйку дыма.

— Действительно, любопытно. И как ты думаешь, почему оно там оказалась?

— Да просто потому, что ресторан «Помпадур» находится в отеле «Каледониан».

Несколько мгновений Ребус молча смотрел на нее, потом в два прыжка подскочил к двери и несколько раз ударил в нее кулаком. Мистер Андерсон, открывший на стук, выглядел крайне недовольным, но Ребус не дал ему возможности выразить свои чувства вслух.

— Перед тем, как на него напали, — сказал он, — Александр Федоров пил в баре «Каледониан».

— Ну и что?

— А вы были в ресторане отеля примерно в это же время. Вы, случайно, его не видели?

— Мы с Элизабет даже не приближались к бару. «Каледониан» — довольно большой отель, инспектор… — Он стал закрывать дверь, и Ребусу на мгновение захотелось выставить ногу, чтобы ему помешать. Ничего подобного ему не случалось проделывать уже очень давно.

Увы, он не мог придумать ни одного дельного вопроса и только пристально смотрел на Роджера Андерсона, пока тяжелая дубовая дверь не захлопнулась перед самым его носом. Даже после этого Ребус некоторое время стоял неподвижно, надеясь, что хозяин передумает и откроет, но Андерсон, по-видимому, ушел есть свой подгоревший ужин или подкрепляться джином.

Повернувшись, Ребус снова пошел по дорожке.

— Ну, есть какие-нибудь идеи? — спросила Шивон.

— Давай сначала побеседуем со второй свидетельницей, — ответил Ребус. — А потом я расскажу тебе, что я думаю.

Нэнси Зиверайт жила на четвертом этаже многоквартирного дома на Блэр-стрит. Окаймленное пыльными лампочками объявление в доме напротив извещало о наличии в полуподвальном помещении сауны. Чуть дальше по улице кучковались у дверей бара курильщики, а со стороны Хантер-сквер доносились вопли и пьяные выкрики: там вопреки всем усилиям полиции часто собирались городские бездомные.

Подъезд дома был почти не освещен, и Ребус поднес к домофону зажигалку, чтобы Шивон смогла прочесть список жильцов. Большая часть квартир в доме сдавалась; люди приезжали и уезжали, поэтому возле каждой кнопки было налеплено сразу по нескольку желтых или розовых офисных стикеров с именами обитателей. С трудом разобрав на одной такой бумажке фамилию Зиверайт, Шивон нажала кнопку вызова, и замок почти сразу щелкнул, открываясь. О том, кто и к кому идет, никто так и не спросил.

Лестничная клетка была освещена сравнительно неплохо, но внизу стояли мешки с мусором и лежала целая стопка ненужных телефонных справочников за несколько лет.

— Кто-то здесь держит кошку, — сказал Ребус, потянув носом.

— Или страдает недержанием мочи, — заметила Шивон.

И они стали подниматься. На каждой площадке Ребус останавливался, делая вид, будто изучает таблички с фамилиями на дверях, но на самом деле ему просто нужно было отдышаться. Когда он, наконец, добрался до четвертого этажа, Шивон уже звонила в квартиру.

На звонок открыл взъерошенный юноша с недельной щетиной на щеках, красной банданой на голове и подведенными карандашом глазами.

— Эй, ты же не Келли! — воскликнул он.

— Ты совершенно прав, — сказала Шивон, предъявляя удостоверение. — Извини, не хотела тебя разочаровывать. Нам нужна Нэнси.

— Ее нет, — неприветливо буркнул юноша, мгновенно насторожившись.

— Она говорила тебе, что нашла труп?

— Что-о?! — Рот парня сам собой широко открылся от удивления.

— Ты ее приятель?

— Мы вместе снимаем квартиру.

— Значит, она тебе ничего не рассказывала? — Шивон ждала ответа, но его не последовало. — Мы просто опрашиваем свидетелей. Нэнси ничего плохого не сделала…

— Поэтому, если ты будешь так добр, что впустишь нас внутрь, — подхватил Ребус, — мы сделаем вид, будто не замечаем, что твоя квартира насквозь провоняла дурью. — И он примирительно улыбнулся, от души надеясь, что не слишком пугает парня.

— Конечно.

Парень открыл входную дверь чуть шире. Почти в тот же самый момент в коридор выглянула Нэнси Зиверайт.

— А вот и Нэнси!.. — сказала Шивон, решительно входя в прихожую, заставленную разнокалиберными коробками. Здесь были коробки с пищевыми отбросами, коробки с ненужной рухлядью, коробки с посудой и вещами, которые не поместились в буфет и шкафы. — Ты-то нам и нужна. Нам необходимо кое-что у тебя уточнить.

Нэнси вышла в коридор, плотно прикрыв за собой дверь спальни. На ней была короткая черная юбка, черные легинсы в обтяжку и короткая майка, не прикрывавшая живот. В пупке красовались несколько колец и «гвоздиков».

— Я как раз собиралась уходить, — агрессивно сказала она.

— Я бы на твоем месте сначала оделся, — посоветовал Ребус. — На улице адский холод.

— Это не займет много времени, — сказала Шивон, стараясь успокоить девушку. — Где нам лучше поговорить?

— На кухне, — заявила Нэнси. Ее выбор показался детективам логичным, поскольку из-под второй выходящей в коридор двери — вероятно, гостиной — сочился сладковатый запах конопли и раздавалась громкая электронная музыка. Исполнителя Ребус определить не смог, хотя мелодия весьма отдаленно напоминала ему «Танжерин дримз».

В маленькой, как и коридор заваленной всяким барахлом кухне, похоже, никогда ничего не готовили, и Ребус решил, что обитатели квартиры питаются главным образом готовыми блюдами из ближайших забегаловок. Грязное окно было приоткрыто на несколько дюймов, однако это ничуть не ослабляло вони, идущей из стока раковины.

— Уборкой здесь, похоже, не занимаются, — заметил Ребус.

Нэнси никак не отреагировала. Сложив руки на груди, она ожидала вопросов. Шивон полезла в папку, достала образцово-показательный протокол Тодда Гудира и еще одну рабочую визитку.

— В ближайшее время тебе необходимо явиться в участок на Гейфилд-сквер и подписать твои официальные показания, — начала она. — Спроси кого-нибудь из этих сотрудников… — Она передала карточку Нэнси. — А сейчас нам нужно кое-что проверить. В тот день, когда ты обнаружила труп, ты возвращалась домой от подруги?

— Да.

— Твоя подруга живет… — Шивон сделала вид, будто читает протокол. На самом деле она ждала, что Нэнси закончит предложение, но та как будто забыла, что она говорила в первый раз.

— На Грейт-Стюарт-стрит, — напомнила Шивон, и Нэнси согласно кивнула.

— Как зовут твою подругу?

— Зачем вам это?

— Для успешного расследования нам нужно знать как можно больше подробностей.

— Джилл. Ее зовут Джилл.

Шивон записала имя в блокнот.

— А фамилия?

— Морган.

— Номер дома?

— Шестнадцать.

— Отлично. — Шивон сделала еще одну запись. — Спасибо.

Дверь гостиной приоткрылась, и в коридор выглянула какая-то девица. Наткнувшись на мрачный взгляд Ребуса, она испуганно ойкнула и спряталась обратно.

— Кто владелец квартиры? — спросил он.

Нэнси пожала плечами:

— Не знаю. Я отдаю свою долю Эдди.

— Это тот парень, который нам открыл?

Она кивнула, и Ребус, не без труда развернувшись в тесной кухне, вышел в коридор. Там на покосившейся пирамиде из картонных коробок лежала стопка газет, рекламных брошюрок и прочей корреспонденции. Пока Шивон задавала Нэнси другие вопросы, Ребус бегло просмотрел почту. Его внимание привлек франкированный конверт без марки, отправленный компанией «Наемное жилье МГК». Бросив конверт обратно, Ребус прислушался к тому, что отвечала Нэнси.

— Я не знаю, была ли та парковка уже закрыта. Да и какая мне разница?

— Тебе, возможно, никакой, — согласилась Шивон.

— Мы считаем, что на жертву напали именно там, — сказал Ребус, возвращаясь в кухню. — После этого пострадавший либо сам каким-то образом добрался до того места, где ты его нашла, либо его туда принесли.

— Но я ничего не видела! — истерично выкрикнула Нэнси. Глаза ее заблестели от подступивших слез, а руки, которыми она обхватила себя за плечи, напряглись. — Не видела, понятно вам?!

Дверь гостиной снова отворилась, и в коридор вышел Эдди.

— Перестаньте ее доставать!.. — мрачно сказал он. — Или вы хотите, чтобы я написал на вас жалобу?

— Никто ее не достает, Эдди, — ответил Ребус и широко улыбнулся.

Поняв, что полицейские знают его имя, Эдди стушевался. Из одной лишь гордости он постоял в коридоре еще секунду или две, потом снова скрылся.

— Почему ты не рассказала Эдди о том, что произошло? — мягко спросил Ребус.

Нэнси несколько раз моргнула, чтобы смахнуть с ресниц слезы, потом покачала головой:

— Мне хотелось как можно скорее обо всем забыть.

— Я тебя отлично понимаю, — сочувственно сказала Шивон. — Но если ты все же вспомнишь еще что-то… — Она показала на свою рабочую визитку на столе.

— Да, я позвоню… Конечно.

— И не забудь прийти в участок, — напомнила Шивон. — В понедельник, в любое время.

Нэнси Зиверайт снова кивнула, и Шивон вопросительно взглянула на Ребуса — есть ли у него еще вопросы. Инспектор ее надежды оправдал.

— Скажи, Нэнси, — спросил он доверительным тоном, — ты когда-нибудь бывала в отеле «Каледониан»?

Девушка фыркнула:

— Да, а как же!.. Я там просто днюю и ночую.

— А если серьезно?

— А вы как думаете?

— Я думаю — это означает «нет». — Ребус чуть заметно кивнул Шивон в знак того, что можно уходить.

Однако прежде чем покинуть квартиру, он распахнул дверь гостиной и заглянул внутрь. Комната была синей от дыма. Люстра под потолком отсутствовала, полумрак разгоняли только два светильника с красными лампочками и несколько толстых белых свечей на каминной полке. Журнальный столик в центре был завален папиросной бумагой, табачными крошками и обрывками игральных карт. Кроме самого Эдди, Ребус разглядел на диванах и на полу еще как минимум три неподвижные фигуры.

Кивая в такт собственным мыслям, Ребус вернулся в коридор.

— Ты сама что-нибудь принимаешь? — спросил он у Нэнси, которая пошла открыть им дверь. — Марафетом балуешься?

— Иногда, — призналась та.

— Хорошо хоть не врешь.

Он повернулся к выходу и увидел на пороге еще одну девушку. Вероятно, это была та самая Келли, которую ожидал Эдди. Она была, пожалуй, одного возраста с Нэнси, но толстый слой косметики делал ее старше, открывая доступ в заведения, куда пускали только совершеннолетних.

— Тогда… до свидания, — попрощалась Нэнси.

Когда дверь закрылась, детективы услышали, как Келли спросила, кто это был, а Нэнси ответила, что приходили от домовладельца. Ребус фыркнул.

— Кстати, ты знаешь, кто здешний домовладелец? — спросил он у напарницы.

Шивон пожала плечами:

— Моррис Гордон Кафферти — очевидно, так расшифровывается название компании «Наемное жилье МГК».

— Я знала, что Кафферти владеет парой домов.

— В этом городе, куда ни плюнь, обязательно попадешь во что-то, принадлежащее нашему приятелю. — Ребус с отвращением поморщился.

— Она врет, — сказала Шивон, начиная спускаться по лестнице.

— Насчет подруги, у которой якобы была? Пожалуй… — Ребус согласно кивнул.

— Вопрос — зачем?

— Ну, причин может быть множество.

— Например, ее приятели-наркоманы… Как ты думаешь, стоит нам съездить на Грейт-Стюарт-стрит, шестнадцать, и поговорить с некой Джилл Морган?

— Как хочешь. — Обернувшись через плечо, Ребус посмотрел на дверь квартиры Нэнси Зиверайт. — Мне показалось странным другое…

— Что именно?

— Все, кто так или иначе имеют отношение к этому делу, побывали в гостинице «Каледониан», и только Нэнси…

Его прервал щелчок открывающегося замка. Дверь квартиры распахнулась, и на площадке появилась Нэнси Зиверайт.

— Я забыла сказать… у меня к вам одна просьба… — проговорила она быстрым шепотом, спускаясь по лестнице вслед за детективами.

— Какая же, Нэнси?

— Не могли бы вы что-нибудь сделать, чтобы этот старый извращенец меня больше не беспокоил?

Ребус и Шивон переглянулись.

— Кого ты имеешь в виду?

— Того козла, который набрал три девятки…^[5]

— Роджера Андерсона?

Ребус прищурился. Нэнси нервно кивнула:

— Он приперся сюда вчера. Я… меня не было, но он, должно быть, решил дождаться меня во что бы то ни стало. Когда я вернулась, он сидел в машине возле подъезда.

— И чего он хотел?

— Он сказал, что беспокоился за меня и хотел убедиться, что со мной все в порядке. Но я больше этим не занимаюсь. — Повернувшись, Нэнси двинулась по лестнице обратно.

— Чем ты больше не занимаешься? — задал вопрос Ребус, но Нэнси не ответила. Через мгновение дверь квартиры беззвучно закрылась за ней.

— Черт побери! — прошептала Шивон. — Хотела бы я знать, что все это значит.

— Об этом нам лучше спросить у самого мистера Андерсона. Странно, я как раз подумал, что Нэнси очень похожа на его дочь.

— Интересно, как он узнал ее адрес?

Ребус пожал плечами.

— Мистер Андерсон подождет, — сказал он после непродолжительного размышления. — На сегодняшний вечер у меня припасена для тебя другая работенка…

Эта «работенка» заключалась в том, что Шивон пришлось встречаться с Макреем одной. Старший инспектор только что вернулся с какого-то торжественного мероприятия, поэтому на нем был смокинг и черный галстук-бабочка. Впрочем, усевшись за стол в своем рабочем кабинете, старший инспектор сразу же снял галстук и расстегнул верхнюю пуговицу сорочки, потом налил себе стакан воды из кулера и стал ждать, что скажет ему Шивон.

Шивон откашлялась, мысленно проклиная Ребуса за то, что он подложил ей такую свинью. «Тебя Макрей выслушает», — сказал ей напарник, когда она спросила — почему. Это был его единственный аргумент.

— Я по поводу Александра Федорова… — начала она.

— У вас появился подозреваемый? — Макрей просиял, но Шивон покачала головой, и его улыбка погасла.

— Нет, сэр… Просто мы считаем, что это было не простое ограбление, которое в силу тех или иных причин закончилось трагически. Здесь есть что-то еще…

— Вот как?

— У нас пока нет улик, но…

— Что — но?..

Шивон никак не могла придумать, что ей следует сказать, чтобы это прозвучало достаточно убедительно.

— У нас появилось несколько предварительных версий, сэр. Они, правда, нуждаются в более тщательной проработке, но все они указывают на то, что нападение на Федорова было не случайным.

Макрей со вздохом откинулся на спинку кресла.

— Ты говоришь совсем как Ребус, — сказал он. — Это он прислал тебя сюда, чтобы ты отстаивала его точку зрения. Я угадал?

— Даже если так, это вовсе не значит, что я с ним не согласна.

— Чем скорее ты освободишься от его влияния, тем лучше для тебя. — Шивон ощетинилась, и Макрей жестом извинился за свои слова. — Ты знаешь, что я имею в виду, — добавил он с тяжелым вздохом. — Сколько ему осталось?.. Неделя. А что потом? Разве вы успеете закрыть дело до того, как он упакует вещички?

— Вряд ли, — призналась Шивон.

— Вот видишь! И дальше тебе придется работать совершенно самостоятельно.

— Я же не против…

Макрей уставился на нее.

— Ты считаешь — его догадки стоят того, чтобы потратить на их проверку несколько драгоценных дней?

— Это не просто догадки, сэр, — с нажимом сказала Шивон. — Мы установили связи Федорова. Накануне смерти он встречался с несколькими людьми, и теперь нам осталось только исключить тех, кто непричастен к нападению. Маловероятно, что на сцене появится какой-то новый персонаж.

— Ну а что ты будешь делать, если это все же заурядное ограбление и никакого второго дна в этом деле нет? Такое уже бывало: Джон выдвигал версии одна сложнее другой, а в итоге все оказывалось до безобразия просто. Да ты и сама знаешь: многие вещи выглядят серьезнее, чем есть на самом деле.

— В свое время Джон раскрыл немало запутанных дел, сэр, — возразила Шивон.

— Тебе бы не детективом быть — адвокатом. — Макрей устало улыбнулся. — Я знаю, что Джон старше тебя по званию, — добавил он после паузы, — но я хочу, чтобы это расследование возглавила ты. Так будет гораздо лучше для всех, поверь… И сам Джон, я думаю, тоже с этим согласится.

Шивон кивнула, но промолчала.

— Даю вам три дня, — подвел итог Макрей. — А там посмотрим, что вы сумеете накопать. У тебя есть Хейс и Тиббет, но, быть может, ты хотела бы подключить к работе кого-то еще?

— Когда я решу, сэр, я дам вам знать.

Макрей снова ненадолго задумался, потом сказал:

— Кто-то из русского посольства обратился в Скотленд-Ярд, а оттуда позвонили нашему начальнику полиции… — Он не сдержал вздоха. — Если бы босс знал, что я подпустил к этому делу Ребуса, у него бы последние волосы на голове дыбом встали.

— Ему бы это пошло, — заметила Шивон, но Макрей на шутку не отреагировал.

— Вот почему отныне это расследование будешь возглавлять ты, а не он. Ясно?

— Так точно, сэр.

— Ребус небось прячется где-то поблизости, ждет, пока ты расскажешь ему о результатах нашего разговора?

— Вы хорошо его изучили, сэр.

Макрей взмахнул рукой в знак того, что она может быть свободна.

Покинув начальственный кабинет, Шивон прошла через рабочий зал и спустилась в вестибюль. Там ей вдруг бросилось в глаза знакомое лицо — Тодд Гудир либо только что сдал смену, либо собирался работать в штатском, поскольку на нем были черные джинсы и утепленная черная куртка «пилот».

Шивон притворилась, будто пытается вспомнить, где она его видела.

— Вы были на месте убийства Федорова? — спросила она. — Констебль Гудир, кажется?

Он кивнул и посмотрел на папку, которую Шивон держала в руке.

— Вы получили мои записи?

— Как видите… — Шивон по-прежнему гадала, что он здесь делает.

— Все в порядке?

— В полном порядке. Отличный отчет.

Гудир, похоже, ожидал какой-то особой похвалы за свои старания, но Шивон только повторила, что все в порядке, а потом спросила, каким ветром его занесло в Гейфилдский участок.

— Честно говоря, я жду вас! — выпалил Гудир. — Я слышал, что вы часто задерживаетесь на работе и…

— Это так, — подтвердила Шивон, — но как раз сегодня… Словом, я приехала сюда только двадцать минут назад.

Гудир кивнул:

— Знаю. Я сидел в машине снаружи. — Вытянув шею, он посмотрел куда-то за спину Шивон. — А где инспектор Ребус? Разве он не с вами?

— Послушайте, Тодд, что вам нужно?

Гудир нервно облизал губы.

— Мне кажется, Дайсон упоминал… В общем, мне бы очень хотелось работать в отделе уголовного розыска…

— Похвальное желание.

— Вот я и подумал, может быть, вы… может, вам нужен кто-то…

— Помощник? — подсказала Шивон.

— Понимаете, — заторопился Гудир, — в тот день я впервые выехал на убийство, и мне очень интересно узнать, что будет дальше.

— Дальше будет много нудной, кропотливой работы, которая очень редко приносит положительный результат.

— Звучит… неплохо. — Он улыбнулся. — Я умею хорошо составлять рапорты и отчеты, от меня мало что ускользает. Но я чувствую, что способен на большее.

— А вы упрямый, Тодд.

— Давайте зайдём в какое-нибудь кафе, и я постараюсь убедить вас, что пользы от меня будет больше, чем вреда.

— К сожалению, на сегодня у меня уже назначена встреча.

— Тогда завтра? Я мог бы угостить вас кофе…

— Завтра у нас суббота, а старший инспектор Макрей все еще не сверстал бюджет на прошедшую неделю.

— Значит, никакой оплаты за сверхурочные? — Гудир с пониманием кивнул.

Шивон пришла в голову еще одна мысль.

— Почему вы обратились ко мне, а не к инспектору Ребусу? Ведь он, как-никак, старше по званию.

— Мне показалось, что вы скорее меня выслушаете.

— Вы имеете в виду — меня вам удастся скорее уговорить?

— Я имею в виду только то, что сказал.

Шивон задумалась. Ей предстояло принять важное решение, но она колебалась. «Чем скорее ты освободишься от его влияния…» — припомнила она.

— Вообще-то вам повезло, констебль Гудир, — сказала она наконец. — Дело Федорова веду я, поэтому давайте-ка выпьем кофе утром в понедельник. На Бротон-стрит есть одна забегаловка — я иногда туда захожу. — Она назначила время и продиктовала адрес.

— Огромное спасибо, сержант, — сказал Тодд Гудир. — Вы… вы не пожалеете.

С этими словами он протянул руку, и Шивон — после едва заметного колебания — ее пожала.