Вес
Разрешив Фрэнку и Дэннису уговорить себя на интервью перед камерой, я знал, это будет весьма унизительно. Но я не подписывался на мейкап.
Пока я сижу, стиснув зубы, типчик по имени Трип что-то наносит на мои скулы с помощью губки, между делом напевая себе под нос.
Видел бы меня сейчас папа... Его хватил бы удар. Эта мысль почему-то приободряет меня.
Когда Трип отходит назад, чтобы полюбоваться своей работой сквозь хипстерские очочки в черной оправе, я спрашиваю:
– Вы же всех этим мажете, да?
Он хмыкает.
– Да, лапа. Это не потому, что ты гей.
Вон из моей головы. Ненавижу, когда люди вот так считывают меня. А дальше будет лишь хуже, ведь мне предстоит интимный разговор с миллионами телезрителей. Пристрелите меня.
– Ну тогда ладно, – бубню я.
В гримерной появляется Фрэнк. Он в приподнятом настроении. Ну, хоть кого-то радует эта фигня.
– Готов? – спрашивает он.
– Конечно. – Как будто у меня имеется выбор. Я пообещал Дэннису интервью. Оно нужно и клубу. И как бонус, я утру нос отцу. Лучше разделаться с ним, да и все. – Мы закончили, да? – спрашиваю я Трипа.
– Секундочку… – Он наклоняется, держа огромную кисть, и я успеваю зажмуриться ровно в момент, когда меня тщательно осыпают какой-то гадостной пудрой.
– Мерзость, – кашляю я, когда атака заканчивается.
– О-о, большой крутой хоккеист не может вынести чуточку пудры? – хихикает он. – Мы же не хотим, чтобы твоя кожа блестела.
– Что-то ты чересчур веселишься, – ворчу я.
– Твоя правда! Но в мое кресло нечасто попадают такие красавцы, как ты. – Он сдергивает с меня черную нейлоновую накидку. – Готово. Порви их, Райан Весли.
– Спасибо. – Но я не намерен кого-либо рвать. Я просто хочу поскорее покончить с часовым сканированием своей души и вернуться в нормальную жизнь.
Фрэнк уводит меня на съемочную площадку, где создана псевдоинтимная обстановка. Я вижу два кожаных мачо-кресла, повернутых так, чтобы люди не смотрели друг другу прямо в лицо, но и не пялились в восемьдесят семь направленных на них камер. Рядом с этой ненастоящей комнатой установлена вещательная аппаратура стоимостью в сто тысяч долларов.
Прелестно.
Меня нарядили в пиджак, синие потертые джинсы и дорогую рубашку скучного белого цвета с расстегнутым воротничком. Готов поспорить, пиарщики потратили немало часов, придумывая, как одеть меня так, чтобы я выглядел одновременно и мужественным, и стильным, и небрежным, и интересным, однако простым. Наверное, даже создали компьютерную модель.
Ладно, плевать. Галстук не душит, и то хорошо.
– Вот твое место. – Фрэнк показывает на левое кресло.
Почему они выбрали именно его, я тоже не спрашиваю. И просто сажусь.
– Теперь запоминай, – говорит Фрэнк, потирая ладони. – Смотри или на Дэнниса, или в камеру. Вон она. – Он показывает на камеру, установленную всего на несколько градусов правее места, где будет сидеть мой интервьюер. – Не бегай взглядом по сторонам, иначе будет казаться, что ты хитришь. Следи за своей интонацией. И не повышай в конце предложения голос.
– Что, будет слишком по-гейски? – прорывается мой природный цинизм.
Он закатывает глаза.
– Нет. Слишком неуверенно. Ты же уверен в себе? Вот и веди себя так.
– Хорошо.
Сидеть перед камерой странно. Я никогда не просил, чтобы меня сделали всемирным представителем геев. Да и не гожусь я для этой задачи. Давайте посмотрим правде в глаза – я веду достаточно эгоцентричное существование и преследую ровно две цели: забивать голы и проводить как можно времени с Джейми Каннингом.
Сейчас я лажаю по обоим фронтам. Так что интервью подоспело в момент, когда мне практически нечего никому предложить.
Мое самобичевание прерывается появлением Дэнниса, который одет как мой брат-близнец, только более самоуверенный и с более блестящими волосами.
– Райан! Рад тебя видеть. – Он пожимает мне руку, после чего садится. – Как себя чувствуешь? Готов ответить на пару вопросов?
– Конечно, – лгу я. – Я пробежался по вашему списку.
– Что-нибудь вычеркнуть? – спрашивает он, разглаживая лацканы пиджака.
– Нет. – Фрэнк уже предупредил меня, что Дэннис не обязательно будет придерживаться своего списка вопросов. Но поскольку интервью будет показано в записи, я всегда могу ответить: «Отличная попытка, козел», и потом это вырежут. В контракте, который я подписал, оговорено, что любую тему вне списка я могу пропустить.
– Отлично, – с энтузиазмом говорит Дэннис. – Тогда начинаем.
Вперед выходит режиссер, чтобы поговорить с нами о тайминге и направлениях камеры. Я стараюсь слушать его, но сбиваюсь на мысли о Джейми. Чем он занят сейчас? Будет ли смотреть вечером интервью? Раньше, когда я испытывал стресс, мысли о Джейми, его улыбке всегда успокаивали меня…
Как и сейчас, напоминаю себе. Я лишь надеюсь, что он улыбается, где бы он ни был.
Включают софиты, и Трип прибегает, чтобы еще раз промокнуть наши лица бумажной салфеткой. Уходя, он успевает коротко сжать мне плечо.
Затем режиссер произносит:
– Снимаем.
И Дэннис Хэймейкер поворачивается к камере.
– Сегодня у нас в гостях Райан Весли, новый нападающий команды «Торонто»…
Пока он меня представляет, мое лицо от стеснения превращается в застывшую маску. Нет, ну что за тупая затея…
Но начинает он, впрочем, с безобидных вопросов.
– Сколько ты играешь в хоккей?
– Всю жизнь, – легко отвечаю я. – Когда мне было пять лет, моей матери пришлось перекрасить мою спальню в цвета «Брюинс», потому что я оклеил все стены их снимками с игр, и она устала с этим бороться.
Он расспрашивает меня о ранних годах, когда я играл в школьных лигах. Я сто лет не вспоминал о тех временах и рассказываю историю о том, как закончил финал одного турнира с переломом руки – все-таки это мое интервью, и если мне хочется выставить себя крутым пацаном, то я это сделаю. Тем более, что я и был крутым пацаном.
– Я так взбесился из-за того, что пропустил церемонию награждения. После всего хотелось подержать в руках кубок, а не ехать в больницу.
Дэннис смеется.
– Да уж. Скажи, как твои родители относятся к твоей одержимости этим спортом и к его травматичности? Кто-нибудь из них играет в хоккей?
Теперь я тоже смеюсь. Чтобы отец потел над чем-либо, кроме финансовых операций… Даже представить нелепо.
– Нет, сэр. Не играют.
– Они, наверное, твои самые большие фанаты.
Похоже, скоро начнется.
– Я бы так не сказал. Мы не близки.
– Почему?
Ага, началось. Я издаю нервный смешок.
– Говоря откровенно, мы никогда не были особо близки. Например, когда я сломал руку, в больницу меня отвезли не они.
Дэннис выглядит искренне удивленным таким поворотом сюжета.
– А кто?
– Реджи. Водитель отца. Понимаете, отцу нравилось смотреть, как я побеждаю, только в том случае, если мои игры не пересекались с его плотным графиком. На выезды со мной отправляли одного из шоферов. Реджи нравился мне больше всех. Обычно, когда мы забивали, я смотрел на трибуны и видел, как он стоит там в своем синем форменном пиджаке и радуется за нас. Я всегда думал, что он просто любил хоккей, но теперь… Я не знаю, может, отец каждый раз давал ему по двадцатке, чтобы он поболел за меня. Правда, я тогда понятия не имел, что расти так достаточно странно. Мне было десять. Для меня это было в порядке вещей.
– Значит… – Дэннис тратит пару секунд на то, чтобы сформулировать следующий вопрос. – Твой отец был слишком занят для того, чтобы отвезти тебя с переломом в больницу?
Я пожимаю плечом, потому что мы отклонились от темы.
– Не знаю. Может, Реджи исходил всего лишь из здравого смысла. Сына босса не привозят домой со сломанной костью, ведь так? За это легко могут уволить. Но мне было все равно, кто отвез меня. Я уже в десять знал, что должен вести себя как мужчина и не плакать перед рентгеновским аппаратом. Не имело значения, кто ждал меня за дверьми.
Дэннис откашливается.
– В чем еще от тебя ждали мужского поведения, Райан?
Этого вопроса в списке, естественно, не было. Но я не останавливаю интервью.
– Ну, мне точно не полагалось влюбляться в друга из хоккейного лагеря. В семействе Весли это было очередным строгим табу. Но я никогда не умел следовать правилам.
Его лицо становится драматичным. Словно мы обсуждаем ситуацию на Ближнем Востоке.
– Когда ты сказал родителям о том, что ты гей?
Черт, почему здесь так жарко? Из-за софитов? Я еле сдерживаюсь, чтобы не вытереть лоб.
– В девятнадцать. Я ждал, что на меня наорут или типа того. Но они просто предпочли меня не услышать.
– Что именно сказал твой отец?
– Ну… – Я откашливаюсь. – Кажется, он сказал: «У тебя галстук завязан неровно». А когда прошлым летом я сказал ему, что живу со своим бойфрендом, он ответил: «У меня видеоконференция. Мне пора». Он просто отказывается слышать то, что его не устраивает.
– И что ты почувствовал?
Я чуть не закатываю глаза.
– Какого ответа вы от меня ждете? Да, их реакция была неидеальной. Но некоторых ребят вышвыривают за это на улицу или бьют. Поэтому жаловаться я не стану.
– Когда родители в последний раз звонили тебе?
– Ну… – Я сдаюсь и тру шею. Личные вопросы нервируют, но я сам на них подписался. – По-моему, в феврале. Отец хотел договориться об ужине на неделе, когда моя команда прилетит играть в Бостон. Но после того, как мой бойфренд заболел, и мое лицо разлетелось по всему интернету, он отозвал свое приглашение.
– Ясно. – Дэннис поворачивает скорбное лицо к камере номер два.
Придушите меня…
– Расскажи о своем бойфренде. Должно быть, он очень особенный человек. Ты принимаешь большое количество критики за отношения с ним.
Я улыбаюсь, потому что мне нравится думать о Джейми. Но отвечать на эти вопросы будет труднее всего, потому что я хочу уважать его право на частную жизнь.
– Мы подружились в тринадцать, когда стали приезжать в один и тот же лагерь на лето. Он замечательный человек и отличный тренер защиты. И терпит мои недостатки. Чаще всего.
– Но вы не всегда были парой, да?
Я мотаю головой.
– Чтобы признаться ему в своих чувствах, мне потребовалось аж девять лет. Но ожидание того стоило. Понимаете… – Пока я пытаюсь облечь мысли в слова, мой взгляд уплывает в темноту студии. Заметив это, я, как примерный интервьюируемый, смотрю Дэннису прямо в глаза. – С Джейми я могу быть собой. Он знает меня со времен, когда я был прыщавым подростком, и мы спорили о видеоиграх. Он не смотрит на меня как на нападающего «Торонто». Ему плевать на мою статистику забитых голов. Я не пытаюсь его впечатлить. – Разве что своим умением делать глубокий минет. Но мы не будем говорить об этом в прайм-тайм.
– Он твоя семья, – резюмирует Дэннис. – В большей степени, чем настоящая.
– Именно так, – соглашаюсь я.
– Как думаешь, вы поженитесь? – спрашивает Дэннис с улыбкой. – Или постой… я забегаю сильно вперед?
Вот ублюдок. Бьет по больному – и все ради высокого рейтинга. Но мне удается остаться спокойным.
– О, не в моем случае. Я готов жениться на Джейми в любую секунду, и он, я уверен, знает об этом.
– Ты делал ему предложение?
Дэннис испытывает удачу и отлично знает об этом. Чтобы сохранить лицо перед Джейми, мне стоило бы прервать этот допрос. Уходят секунды. Я думаю.
Ладно. Была не была.
– Нет. Пока что не делал. На случай, если вы не заметили, у нас выдался весьма трудный год. Это прозвучало бы в стиле: «Слушай, бэби, я знаю, что после больницы ты не можешь и шагу ступить, чтобы на тебя не направили камеру, а весь мир внезапно загорелся желанием препарировать нашу интимную жизнь. Так, может, обменяемся кольцами?»
Мой интервьюер хмыкает.
– То есть, правильный момент еще не настал?
– Определенно нет.
Далее Дэннис возвращается к теме хоккея. И поскольку говорить о хоккее для меня проще всего, я наконец-таки расслабляюсь.