Джейми
Спустя восемь часов жизнь уже не так хороша.
Я в автобусе с двумя дюжинами подростков. Но это не напрягает, потому что я люблю этих ребят. Они много работают и временами показывают отличный хоккей. Я думал, что повидал немало потрясающих молодых игроков, но эти канадцы, похоже, выращивают чемпионов как морковку на грядках. Сезон у команды складывается не очень удачно, однако я верю, что в наших силах это переломить. У этих детей основательное чутье и блестящий настрой.
А вот мой настрой в данный момент выдающимся не назвать.
Поскольку мы с Весом заснули не у себя, моего будильника не было рядом, и я опоздал всего на сорок минут лишь потому, что кровать в гостевой была слишком узкой. Я проснулся, когда Вес заехал своим татуированным локтем мне в бровь. Часы на тумбочке у кровати показывали десять минут шестого.
Я резко сел с колотящимся сердцем. Принял самый короткий в истории душ, потом запрыгал по комнате как идиот, натягивая на мокрые ноги носки и хватая одежду. Единственным утешением было то, что мои вещи уже были собраны. Я хотел сэкономить время, чтобы провести его с Весом, так что по крайней мере моя сумка была готова к отбытию на турнир в Монреаль.
Из гостевой спальни, пошатываясь и моргая со сна, вышел Вес.
– Ты уже уезжаешь?
– Я проспал, – пробормотал я, набирая сообщение тренеру, с которым должен был ехать. Опаздываю. Не уезжайте. Простите.
– Я буду скучать, – сказал Вес.
То, что я тоже буду скучать, было ясно без слов. Я поцеловал его быстрым, неудовлетворяющим поцелуем и выскочил за дверь. У выхода, снимая куртку с крючка, я умудрился запнуться о его гигантскую сумку.
– Сделай одолжение, распакуй свои вещи, окей?
Вот такими были мои ласковые слова, пока я убегал, потея и ненавидя себя за то, что стал тем самым парнем, которого ждет весь автобус. И за то, что сорвался на своего бойфренда из-за брошенных у порога вещей.
Но он никогда их не убирает. Сумка обычно так и валяется там до тех пор, пока не приходит время опять уезжать.
И вот теперь я пью отвратительный кофе с заправки и слушаю болтовню своего коллеги Дэвида Дэнтона. Дэнтон всего на пару лет старше меня. Формально наши должности называются одинаково – мы помощники тренера, – но поскольку под началом основного тренера наших ребят есть еще пара команд, Дэнтон порой начинает изображать из себя главного. Особенно во время поездок.
Факты о Дэнтоне: у него отличный «щелчок» (разновидность броска в хоккее – прим. пер.). И мерзкий характер.
– Первая команда, с которой мы будем играть, – говорит он, перекатывая за щекой кусок табака, – это те самые ссыкуны, которых вы сделали в прошлом году. В этом сезоне их статистика лучше не стала. Не рассыпайтесь, забейте в первом периоде, и в перерыве они будут реветь. Педики, что с них возьмешь.
Гадкий кофе у меня в животе превращается в кислоту. Во-первых, что это за тренерская установка? Команда соперника одарена в плане защиты и обделена в нападении, и наши дети заслуживают более тщательного разбора. Стратегия им нужна не меньше бравады.
О лексиконе Дэнтона я даже не хочу говорить. Он использует слово «гейский» для описания всего, что ему не нравится – от уродских машин до невкусных бутербродов с индейкой, – ну а «педик» у него любой облажавшийся хоккеист.
Я уже просил этого козла следить за своим языком. Это было после одной игры на домашней арене. Мы с легкостью победили, и я был горд за наших ребят. Но когда игра кончилась, Дэнтон заорал: «Будут знать, педики!», так что я воспользовался возможностью и заметил, что из-за таких слов у него могут возникнуть проблемы.
– Мало ли, кто может услышать, – сказал я, намекая, что за использование уничижительных терминов начальство может вызвать его на ковер. Но больше всего я переживал за своих игроков. Я не хотел, чтобы тренер – авторитет в их глазах – легализовывал подобный сорт ненависти. Не дай бог, кто-то из наших ребят сомневается в своей сексуальной ориентации. Никому не надо слышать это дерьмо. Шестнадцать и без того сложный возраст.
Но Дэнтон ко мне не прислушался. И каждый раз, когда он использует слово на «п», я представляю шестнадцатилетнего Веса. Он рассказывал мне, в какую панику впал, когда осознал, что он гей. Теперь-то, конечно, у него все прошло. Но его сила духа есть не у всех. Если в одной из команд есть пацан, который так же страдает, я не хочу, чтобы он выслушивал Дэнтонов бред.
Необходимость работать с ним бесит меня, но вовсе не потому, что мне не насрать на его мнение обо мне. Дэнтон потерял мое уважение в тот самый момент, когда я впервые услышал извергаемую им мерзкую чушь. Он и слово на «н» тоже употребляет. Я хотел, чтобы ему сделали выговор. Даже при случае сказал Биллу, нашему боссу, что речь Дэнтона часто содержит неудачные выражения, а его рассуждения не отличаются глубиной.
– Попробуй немного его образумить, – вот и все, что ответил мне Билл, хлопнув меня по плечу. – Будет досадно, если в его деле появится выговор. Он ведь останется там навсегда.
Меня бы только обрадовало, если бы в деле Дэнтона появилась такая пометка, но подавать жалобу я все же не стал, потому что я параноик. Нет, раскрыться было бы в каком-то смысле прикольно – представляю, каким станет у этого гада лицо, – но подставить так Веса я не могу. У него шикарный первый сезон, и в фокусе прессы должны оставаться его успехи на льду, а не интимная жизнь. Я думаю, он в шаге от того, чтобы претендовать на Колдер Трофи. Серьезно, я не шучу. (награда, ежегодно вручаемая лучшему новичку НХЛ – прим. пер.)
Мы сидим в монреальской пробке на пути на каток, и мой желудок завязан узлом. Наша первая игра в этом турнире должна начаться в час дня, а уже больше полудня.
– Еще миля, – говорит Дэнтон, сверившись с картой в мобильном. – Парни, на то, чтобы переодеться, у нас будет всего пятнадцать минут. Будем надеяться, что в следующий раз тренер Каннинг сможет встать вовремя.
Блядь. Ненавижу, что я опоздал. И ненавижу его.
Слишком много ненависти для калифорнийского парня. День точно не задался…
Наконец мы подъезжаем, выгоняем ребят из автобуса, и я помогаю занести гору снаряжения внутрь. Начало турнира, слава богу, задерживается на полчаса. Команде даже хватает времени на то, чтобы нормально переодеться и настроиться на игру.
– Все. Вперед, – говорю я, хлопнув перчатками. – Барри! На вбрасывании будь повнимательней. Помнишь? Эта команда немного тормозит при получении шайбы.
Парень кивает с напряженным лицом.
Затем я переключаю внимание на Данлопа, своего вратаря. Он очень одаренный игрок и здорово работает на тренировках. К сожалению, у него появилась тенденция зажиматься во время игры. В начале сезона он держался отлично, но в этом месяце застрял в тупике.
– Как самочувствие? – спрашиваю его.
Он отводит глаза.
– То есть, не сдуюсь ли я, как в тот раз?
– Данлоп, смотри. Я знаю, что ты испытываешь. Кризис бывает у всех вратарей. Кажется, будто это дерьмо никогда не пройдет, но оно проходит. Всегда. Сегодня или в следующем месяце, но твой кризис закончится. Честное слово.
Он что-то сердито ворчит. Не убедил я его.
– У тебя есть талант, и твои товарищи это знают. Даже когда ругают тебя. – То, что одноклубники Данлопа злятся на его текущее исполнение, делу не помогает. – Они бы не стали тратить силы на то, чтобы тебя доставать, если б не верили, что ты можешь собраться. – Я хлопаю его по наплечнику. – Успокойся. Ты справишься.
Осторожный взгляд наконец-то поднимается вверх.
– Хорошо, тренер Каннинг. Спасибо.
И вот она. Та причина, по которой я всем этим занимаюсь.
– Не за что. А теперь иди.
Машина заканчивает полировать лед, и наших ребят на полторы минуты выпускают размяться и покружить по катку. Данлоп выезжает с высоко поднятой головой. Ударяет один раз по правой штанге ворот и два раза по левой – его маленький ритуал. И мне кажется, что сегодня ему повезет.
Мой телефон, лежащий в кармане, жужжал пару раз, и теперь у меня появляется время, чтобы посмотреть, кто звонил. Это Вес. Видимо, у него закончилась утренняя раскатка. Пока я держу телефон, приходит новое сообщение. Он снова твердый.
Я вспоминаю нашу вчерашнюю шутку. Насколько?
Настолько, что может стоя отдать тебе честь.
Я бросаю взгляд на каток. Судьи еще не вышли, так что у меня есть пара минут. Я прислоняюсь к стене, чтобы никто не видел экран. Покажешь мне или как?
Через секунду появляется фото. Вес заморочился: сложил для своего члена маленькую бумажную шапочку да еще пририсовал к нему руку, отдающую честь. Я неприлично фыркаю и в этот момент слышу свисток. Бесценно, пишу я в ответ. Мне тебя не хватает.
Бэби, та же фигня.
Выключив и убрав телефон, я перехожу к скамье запасных – на несколько градусов веселее, чем был.