Мы

Глава 4

Вес

Когда в воскресенье Джейми возвращается из Монреаля, я не встречаю его – я уже на борту рейса в Чикаго, готовлюсь лететь на очередную гостевую игру. К счастью, после нее нас ожидает неделя игр на домашней арене. Одна блаженная неделя сна в своей постели. Одна неделя Джейми.

Скорее бы, черт.

Моя куртка отправляется в багажный отсек наверху, а наушники в уши, но когда я начинаю садиться, Фосберг орет с места у меня за спиной:

– Парни, смотрите! Он опять в этой гейской рубашке!

Я останавливаюсь и сально подмигиваю ему.

– Надел спецом ради тебя, очаровашка. Тебе ведь она так понравилась.

Фосберг швыряет в меня скомканную салфетку, но я падаю на свое место, и она пролетает мимо меня.

Настоящая причина, по которой я надел эту рубашку, конечно же, в том, что я не постирал свои вещи, а она лежала на стуле и была немятой и чистой. Плюс я от нее в полном восторге, так что на Фосберга мне наплевать.

Я закрываю глаза, наклоняю спинку сиденья назад и, устроившись поудобней, начинаю морально готовиться к этой очень важной игре против лидеров лиги. Большинство моих одноклубников заняты тем же.

Почувствовав, как сиденье рядом прогнулось, я предполагаю, что это Лемминг, поскольку в автобусах и самолетах мы с ним часто садимся на соседних местах. Лемминг, наш рыжий защитник, тоже из Бостона.

Но когда я открываю глаза, оказывается, что рядом со мной ухмыляется Блейк. Мой новый сосед явно задался целью сдружиться со мной – если судить по тому, что он выдергивает наушники у меня из ушей.

– Чувак, – стонет он. – Мне скучно. Поговори со мной.

Мне тоже хочется застонать. А ведь мы еще даже не начали двухчасовой перелет. В голове вдруг всплывает старая песня «Нирваны», и я пытаюсь вспомнить слова… Мы пришли, развлекай нас. Блейк Райли такой же. Я пришел, и твой долг – развлекать меня.

Но заставить себя невзлюбить этого парня я не могу. Он дико смешной.

Поскольку он явно не собирается уходить, я смиряюсь и выключаю айпод.

– Что слышно о Ханкерсене? Есть он в списке травмированных или нет? – Ханкерсен – звездный форвард «Чикаго» и в этом сезоне забивает минимум один гол за игру. Для нас он самая большая угроза на льду, поэтому если сегодня вечером он не играет, то наши шансы разбить непобедимых «Ястребов» без сомнения возрастут.

– Пока ничего, – отвечает Блейк. Он проводит пальцем по телефону, открывает спортивное приложение и поворачивает экраном ко мне. – Проверяю каждые десять секунд.

– Ну, если он все-таки выйдет, то, надеюсь, наша защита сможет придумать, как его удержать. – Вряд ли, но мужчине позволено помечтать.

– Как твой сосед?

Вопрос пугает меня.

– Что?

– Как Джей-бомб? – уточняет Блейк. – У его юниорской команды вроде турнир или типа того.

– А, да. – Мне до сих пор дико неловко обсуждать Джейми с парнями. Однако теперь, когда Блейк потусовался с нами двумя, будет еще подозрительней, если при имени Джейми я начну захлопывать рот. – Одну выиграли, две проиграли. В этом сезоне им не везет, – признаю я. И я знаю, Джейми это тревожит. Сильно тревожит. То, что он выбрал тренерство, еще не значит, что он утратил соревновательный дух. Ему больно смотреть на неудачи своих пацанов.

– Фигово, – сочувствует Блейк. – Особенно, если ты тренер. Только и остается, что стоять у скамьи и смотреть. Будь я там, я бы весь извертелся: «Тренер, тренер, поставьте меня! Я могу выиграть для нас эту игру!»

Я прыскаю.

– Это потому, что ты падкий на внимание свин. – У Блейка даже есть свой фирменный танец, которым он отмечает каждый свой гол – нечто среднее между скачками на клюшке и паровозной ездой. Выглядит до ужаса глупо, но трибуны сходят с ума.

– Ха. Сказал парень, за которым миллионы фанаток следуют всюду, куда бы он ни пошел. Прямо как стайка утят. – Блейк усмехается. – Готов поспорить, ты уже чпокнул в два раза больше девчонок, чем я в свой первый год.

И ты бы проиграл этот спор. Пора менять тему. Я киваю на свернутую в трубку газету, которую он держит в руке.

– Что происходит в мире?

– Обычная хренотень. Политики ведут себя, как засранцы. Люди расстреливают друг друга.

– Мы тоже расстреливаем друг друга, – замечаю я. – И получаем за это приличные деньги. – Странная работа, честное слово.

Он закатывает глаза в манере, которая на парне должна выглядеть глупо, но почему-то такого впечатления нет.

– Мы не убиваем людей, Весли.

Еще три минуты назад мы молились, чтобы другой спортсмен оказался травмирован, но я решаю об этом не говорить.

– А в Северной Дакоте откопали нового велоцираптора. Прикинь – он был семнадцать футов длиной, с когтями и перьями. – Блейк энергично кивает. – Вот это был зверь. Страшно представить. Но еще страшней новый грипп. Слышал о нем? – Он содрогается. – Его овцы разносят. Ненавижу овец.

У меня вырывается громкий смешок.

– Как можно ненавидеть овец? Они же, типа, шерстяные и безобидные.

– Овцы не безобидные, бро. Взять тех ублюдков, что паслись за дедулиной фермой… – Он качает своей большой головой с таким видом, словно вспоминает какой-то тамошний наркопритон. – Какими же они были злобными. И оручими. Когда я был пацаном, родители говорили, такие: «О, Блейки, гляди, какие миленькие овечки!» А эти твари подходили к ограде и блеяли мне прямо в лицо. – Блейк открывает свой рот и издает такое громкое «бе-е-е», что на нас оборачивается весь самолет.

– Похоже, это произвело на тебя неизгладимое впечатление, – говорю я, усиленно стараясь не ржать. – А где жил твой дед?

Блейк машет рукой.

– Да в одной сельской заднице под Оттавой…

В заднице? Мне бы понравилось это место.

– …Сплошные поля. И тучи овец. А теперь эти твари убивают нас гриппом. Господи. Я знал, что они чистое зло.

– Ну-ну. – Я бросаю на свой айпод тоскующий взгляд. Я бы мог сейчас расслабляться под приятную музыку, но вместо этого вынужден слушать воспоминания Блейка о его детских страхах. – Все эти новые гриппы всегда оказываются ерундой. – Впрочем, наблюдать, как такой здоровяк нервничает, довольно забавно. – Говорят, особенно быстро новые штаммы распространяются в самолетах.

Он стреляет в меня гневным взглядом.

– Не смешно. На острове Принца Эдуарда уже зарегистрирован случай.

– Ну, это же далеко от нас, разве нет? – Мои познания в географии Канады немного хромают. Но я, в целом, уверен, что заразиться от человека, живущего за тысячу миль от Торонто, нельзя.

– Эта хрень путешествует, бро. В том смысле, что мы могли бы заразить весь Чикаго.

Я толкаю его локтем.

– Давай скажем им, что поражена вся Канада. Тогда они будут выкашливать шайбу при каждом отходе назад.

Он заливается оглушительным гоготом и дает мне своей лапищей в грудь. В этот момент у меня вспыхивает сообщением телефон. К сожалению, оно от отца, так что я сразу же напрягаюсь.

После колледжа мои отношения с родителями лучше не стали. Они по-прежнему думают, что мое «гейство» – период, который пройдет. Папа по-прежнему мнит, будто своим спортивным успехом я обязан только ему, а мама по-прежнему в половине случаев забывает, что она меня родила.

Я провел праздники с семьей Каннингов в Калифорнии, и когда мать Джейми Синди предложила пригласить и моих стариков, я ответил пятиминутным истерическим смехом и остановился лишь потому, что Синди в итоге попросила меня перестать. Потом она крепко меня обняла и сказала, что любит меня, потому что вот такая у Джейми Каннинга мать.

От своих родителей я получил только короткий телефонный звонок с пожеланием счастливого Рождества и напоминанием, что если я хочу нанести им визит, то обязан приехать один. Да. Джейми – гость нежеланный. Нет, зачеркните. Джейми не существует вообще. Мои родители не признают, что я живу с парнем. Для них я гетеросексуальный спортсмен-холостяк.

– Надо посмотреть, – говорю я Блейку.

Разблокировав телефон, я быстро читаю письмо. Быстро – потому что оно состоит всего из двух строк.

Райан, твой график указывает на то, что в следующем месяце ты будешь в Бостоне. Мы с твоей матерью ожидаем, что ты с нами поужинаешь. «Хант-клаб», суббота, 21:00.

Он даже не подписался «отец» или хотя бы «Роджер».

– Ужин с предками, да?

Я подскакиваю и обнаруживаю, что Блейк смотрит мне за плечо. Хорошо, что я блокирую телефон, иначе с этого типа, наверное, сталось бы без зазрения совести в нем покопаться.

– Ага, – натянуто отвечаю.

– Вы не близки?

– Ни вот на столько.

– Черт. Это нехорошо. – Блейк откидывается назад. – На следующей домашней игре я познакомлю тебя со своими. Они клевые. Поверь, десять минут – и они станут твоей суррогатной семьей.

У меня уже есть такая семья – Каннинги. Но я удерживаю эти слова при себе. А потом ощущаю прилив раздражения, потому что ну какого черта все в моей жизни должно быть секретом? Блядь, как же я жду, когда наконец-то наступит тот день, когда я смогу гордо представить Джейми как своего бойфренда. Когда смогу разговаривать о своей личной жизни с парнями, рассказывать им, какая у Джейми замечательная семья, приглашать их на пиво без того, чтобы Джейми приходилось прятаться в гостевой, когда ему надо будет раньше лечь спать. Потому что он в нашей квартире не гость. Это его дом. И он – мой дом.

Я не из тех, кто ноет из-за несправедливости жизни. Я понимаю, в каком мире живу, и знаю, что слово «гей» до сих пор несет негативный оттенок. Неважно, что мы достигли большого прогресса. Люди, не принимающие то, что мне нравится члены, будут всегда. Они будут меня осуждать, поливать грязью и пытаться испортить мне жизнь. Ну а моя нынешняя популярность делает ситуацию только сложней, потому что я должен учитывать много дополнительных факторов.

Если я совершу каминг-аут, как это отразится на моей карьере?

На команде?

На Джейми?

На его семье?

Пресса взовьется словно растревоженный рой. Из своих нор повылазят ханжи. А в центре внимания будет не только моя игра, но и личная жизнь всех, кем я дорожу.

В животе появляется тошнотворное чувство, и я напоминаю себе, что это не навсегда. В следующем сезоне появится очередной талантливый новичок, который возьмет штурмом СМИ, и я буду забыт. А до тех пор я должен успеть доказать своей новой команде, что они не выживут без меня – неважно, гей я или не гей.

– Оп-па! – вдруг восклицает Блейк. Взглянув на него, я вижу, что он что-то читает у себя в телефоне. – Угадай, кто только что появился в списке травмированных?

У меня перехватывает дыхание.

– Да ты прикалываешься.

– Неа. Вот, черным по белому. – Он показывает мне телефон, потом разворачивается к Эриксону и Фосбергу. – Ханкерсен выбыл. Минимум на пять игр.

Сзади нас звучит вопль, а потом по кабине проносится громкое объявление Эриксона.

– Ханкерсен выбыл!

Раздается коллективный рев радости. Не судите нас строго – мы все сочувствуем Ханкерсену. Для спортсмена нет ничего хуже, чем травма, и я не пожелал бы ее никому. Но в то же время хоккей не просто игра. Это бизнес. У всех нас единая цель – чемпионство. И победа в вечерней игре подведет нас на шаг ближе к нему.

Мой телефон опять вспыхивает. На сей раз на нем имя Джейми вместе с иконкой текстового сообщения. Увы, но Блейк снова сел, поэтому мне приходится сдержать порыв разблокировать телефон.

Мой одноклубник, естественно, снова не упускает случая подглядеть.

– Это от твоего соседа, – подсказывает он, как будто я сам, блядь, не знаю.

Скрежеща зубами, я сую мобильник в карман.

– Не собираешься посмотреть?

– Потом, – цежу я. – Он, наверное, просто напоминает, чтобы утром, когда мы вернемся, я заскочил в магазин. Ничего важного.

Последние слова действуют точно яд – обжигают мне горло и разрывают желудок в клочки. Мне тошно от чувства вины за то, что я сказал это вслух. За то, что косвенно назвал Джейми неважным, когда я прекрасно знаю, что он – единственный самый важный для меня человек на земле.

Какой я мудак.

– Слушай, – не замечая моих терзаний, говорит Блейк, – я тут прочел, что твоего соседа приглашали в Детройт. Почему он не поехал?

Секунду я просто моргаю.

– Где ты это прочел?

– В гугле, мой друг. Так ты знал? Что Джей-бомб не захотел уезжать в Мотор-сити?

Ебучий проныра. Вот черт!

– Ему захотелось тренировать. Он же был вратарем, а у этой организации довольно длинная скамейка за сеткой, вот он и подумал, что ему вряд ли когда-нибудь доведется играть. Наш старый тренер помог ему устроиться на работу. Отличная шанс для него… – Я слышу, что начинаю мямлить, и затыкаюсь. Не слишком ли много я разболтал? Не показалось ли Блейку, что я чересчур много знаю? Все. Теперь я сижу и бешусь из-за своей паранойи.

– А-а, – рассеянно тянет Блейк. – Слушай, как думаешь, человек может победить семнадцатифутового велоцираптора? В смысле, каким оружием? Эта тварь, наверное, быстрая. Как Инди 500. (500 миль Индианаполиса, популярная автомобильная гонка – прим. пер.)

– Ну… – Я потерял контроль над этой беседой уже очень давно. – Может, электрошокером?

– Точняк. Супер идея.

Позже, когда Блейк уходит отлить, я прикрываю экран и, разблокировав телефон, читаю сообщение Джейми. МЧТТ – написано там. Я на секунду задумываюсь, но потом понимаю, что оно значит. Насколько? – отвечаю ему.

Настолько, что он может сам управляться с пультом.

Фотография представляет собой сделанный под углом снимок с дивана. В центре – член Джейми, который нацелен на пульт. Одна пририсованная рука жмет на кнопку, а вторая лежит… на бедре. Ну, у членов, конечно, нет бедер. Но все равно.

Скажи ему, чтобы не смотрел «Банши», пишу я.

Он выбрал «Крепкий орешек 2».

Скажи, что я по нему скучаю.

Он знает, приходит ответ.

Остаток полета я провожу с наушниками в ушах, придумывая фотографии с членом, которые могли бы его рассмешить.