Мы всякую жалость оставим в бою…

Полковник Всеволод Соколов. Октябрь 1940

Прощай, la belle France! Интересно, какой идиот догадался обозвать эти серые унылые скалы и заболоченные поля «прекрасной Францией»? Дивизия СС «Викинг» сформирована, и подготовлена самым лучшим образом, как только можно подготовить новую дивизию за четыре месяца. Конечно, немцев можно было бы надрессировать и лучше, если бы у меня и у других соратников было бы побольше времени. Но с начальством не спорят. «…Немедленно, по получении сего, прибыть в Москву, в распоряжение ГУК Дружинных частей России» — формулировка, не допускающая двусмысленных толкований…

Наш самолет медленно и неторопливо набирает высоту. Танкист спит, удобно устроившись у меня на коленях. Перед посадкой мне говорили, что коты очень плохо переносят воздушные путешествия. Но к Танкисту это не относится: после многокилометровых маршей в душном танке самолет для него — что-то вроде кошачьего рая.

В иллюминатор видно, как синхронно с нами стартуют два здоровенных двухмоторных Ме-110. Это наш конвой. Увы, военное время, и иногда отдельные сорвиголовы с британских островов прилетают чтобы сбить неповоротливый лайнер. После того, как были потеряны два пассажирских борта, Фюрер отдал приказ, чтобы впредь каждый рейсовый самолет сопровождала пара эскортников…

— На Дальнем востоке — то же самое, — делится со мной сосед, скуластый и ширококостный полковник-артиллерист.

— Давно оттуда, соратник? — интересуюсь я.

— Да нет. — Он с уважением смотрит на мою медаль за Гобийский поход. — Ездил вот сюда, помогал «камерадам» береговую артиллерию принимать. А ты, соратник?

У нас завязывается интересная беседа, посвященная, в основном, армиям Антанты и видам их вооружений. Оказывается, нам повезло. У нас был шанс наткнуться на какие-то британские зенитки, калибром целых 94 мм, которые, как утверждает мой сосед еще и посильнее чем немецкие «ахт-ахт». Правда, как добавляет мой словоохотливый сосед, эти пушки можно наводить только централизованно: «хитрые» британцы не оснастили их индивидуальными прицелами. Ну, что ж: чудны дела Твои, Господи.

Затем мы плавно переходим на рассуждение о действиях Союза в Африке, и еще до подлета к Берлину, на голову громим войска Окинлека, одновременно отправляя маршала Бадольо в дом престарелых, а маршала Грациани — под суд. Грациани я помню еще по Испании. Слабенький командир. Весьма. Вообще, из стоящих командиров в Африке сейчас один — генерал-лейтенант Рокоссовский. Хоть и польского происхождения соратник, но генерал — мое почтение!

В Берлине — пересадка. Прощай, тесный «Юнкерс» — здравствуй, просторный «Сикорский»! Прощайте маленькие конфетки, карлсбадская вода и наперсточные рюмочки со шнапсом — здравствуйте, бутерброды с икрой и балыком, полновесные чарки и бадаевский квас. До Москвы добираемся без приключений (и без конвоя).

Из самолета я выхожу слегка пошатываясь, но, несмотря на все усилия соседа артиллериста, не настолько пьяным, чтобы не помнить «…немедленно, по получении сего, прибыть…» Теперь только надо разобраться, где добыть автомобиль…

— Полковник Соколов?

Передо мной стоит есаул из «Корниловской казачей». Вообще-то эти ребята из личной охраны генерала Миллера. И что, его за мной прислали? Ого! Но не козырять же ему? Выбрасываю руку в партийном приветствии:

— Я, соратник. С кем имею?..

— Есаул Щукин. Здравствуйте, соратник. Вам приказано немедленно прибыть к генерал-воеводе. Автомобиль ждет. Ваши вещи и Ваш кот будут доставлены к Вам домой.

Скорым шагом мы идем через летное поле к стоящему длинному лаковому «Руссо-Балту». В салоне машины Щукин протягивает мне какой-то флакончик.

— Что это, соратник?

— Анисовая вода. Прополощите рот. Не стоит являться к генерал-воеводе со следами, — он улыбается, — долгой дороги.

Вот так. Привыкайте, Всеволод Львович — здесь вам не фронт. Здесь вам не тут, там вас научат, как водку пьянствовать и безобразия нарушать. Что ж, стоит прислушаться к совету есаула: вряд ли он проникся ко мне ненавистью вот так, с первого взгляда…

Автомобиль стрелой мчится по московским улицам и, почти не снижая скорости, въезжает в Кремль. У здания Арсенала мы выходим. Проверка документов, широкая лестница, снова проверка документов. В приемной есаул с рук на руки сдает меня адъютанту Миллера, моему давнему знакомцу подполковнику Лемке.

— А поворотись-ка сынку, — Лемке придирчиво осматривает меня, и, видимо удовлетворенный результатом, улыбается, — тебя, Соколов, положительно нельзя отпускать одного: обязательно притащишь какую-нибудь новую висюльку. И ведь сколько раз тебе повторять: нельзя лезть туда, где стреляют! Бо-бо будет.

Лемке дурачится. Мы знакомы еще с академии, и уже там он был таким, никогда неунывающим балагуром. Тем временем я вынимаю из кобуры пистолет, отстегиваю кортик и отдаю их стоящему поблизости вахмистру.

— А тебя, Лемке, положительно нельзя оставлять вблизи от начальства: только-только войдешь во вкус, только-только обустроишься на новом месте: бац! Лемке вспомнил о тебе и доложил, что пора соратника выдергивать, а то жизнь медом покажется.

Лемке усмехается:

— Давай, давай! Сейчас дошутишься. — Он показывает на кресло. — Садись, пока. Еще минут пять у тебя есть.

— Зачем вызвали, не знаешь? — тихо спрашиваю я, подавшись вперед.

Лемке, оглянувшись, так же тихо сообщает:

— Знать не знаю, но догадываюсь… САМОГО ждут…

Самого? Интересно-интересно… Рядом присаживается привезенный еще одним казаком-«корниловцем» полковник-мотострелок из «Александра Суворова». Обветренное лицо, серьезный набор орденов. «Суворовцы» высаживались в Константинополе, крепко резались там с гайлендерами из британского обсервационного корпуса и с турецким гарнизоном, а потом освобождали Грецию от плутократов. Два месяца тому назад, «Александр Суворов» высаживался на Крите, вслед за третьим воздушно-десантным корпусом и парашютной дивизией немцев. Тогда, после того, как на головы «томми» и Анзаку обрушились три бригады наших парашютистов и бравые «зеленые дьяволы», на захваченные аэродромы приземлились огромные транспортники Сикорского и планеры Мессершмитта, во чреве которых, как новые Ионы, сидели бойцы вот этого самого полковника, если только меня не подводят глаза, и медаль за Крит не является просто лишней пуговицей…

…Новое лицо: суровый генерал-майор ВВС. Был в Испании, но я его не помню. Наверное, был инструктором… Еще один: полковник-парашютист, серьезный, напряженный. Судя по медалям, этот из Манчжурии. А это еще кто? Целый контр-адмирал в сопровождении молодого человека в погонах старшего лейтенанта флота. Ну, не знаю, чем сей контр-адмирал славен, а вот то, что у старлея кроме Знака Героя еще на рукаве шесть нашивок с силуэтом корабля — это уже серьезно. И если я еще не окончательно разучился разбираться в морских значках, то молодой человек — катерник! Неужели сам Алексеев, участник набегов на японские базы и английское побережье?

— Простите, соратник, — вдруг тихо спрашивает парашютист, сидящий напротив меня, — Вы — Соколов?

— Так точно. С кем имею честь?

— Полковник Родимцев. — И еще тише: — Слушай, соратник, ты не в курсе — чего мы здесь?

Ответить я не успеваю. Лемке вскакивает и рявкает:

— Господа офицеры!

Мы вытягиваемся в тот самый момент, когда в приемную широким шагом входит Сам. Александр Павлович Кутепов — Верховный Правитель России, наш Верховный Главнокомандующий. Он приостанавливается, смотрит на нас быстрым сверлящим взглядом, поднимает руку в партийном приветствии и негромко произносит:

— Слава героям!

— России слава! — разом бухаем мы, застыв точно на параде.

— Проходите, соратники, — он широко машет рукой в сторону двери.

И в этот же момент распахиваются тяжелые створки, на пороге своего кабинета возникает генерал-воевода Миллер. Он приглашает всех войти и вот мы уже у длинного стола напротив огромной карты. По другую сторону стола садятся Кутепов, Миллер, Шапошников, еще один генерал-лейтенант из штабных, командующий авиацией генерал Водопьянов и комфлота адмирал Тихменев.

Главковерх сразу берет быка за рога:

— Соратники, мы собрали Вас с тем, чтобы обсудить один крайне важный вопрос. Как Вы все знаете, практически сразу после разгрома Франции и наших побед в Китае, по инициативе Адольфа Гитлера, правительствам Великобритании и Японии были предложены весьма гуманные условия мирного соглашения.

Тут Верховный несколько грешит против истины. Условия были ну, скажем так, не совсем гуманными. Собственно говоря, это были условия Версальского договора только направленные на Британию и Японию. Они должны потерять все что есть: колонии, флот, большую часть производства, уплатить огромные контрибуции. Правители пойдут под суд. Хотя, простых людей это бы, конечно, спасло…

— Но плутократы, не желают выпускать власть из рук и отказываются признавать, что эту войну они проиграли. Сейчас вопрос об окончательном разгроме Британии принципиально уже решен. Соратники Шапошников и Василевский, — короткий кивок в сторону названных, — вместе с германскими союзниками занимаются проработкой плана вторжения. Но, соратники, — он прищуривается и смотрит на нас долгим, «давящим» взглядом, — я полагаю всем понятно, что первыми на территорию нашего извечного врага — Англии, первыми в ее столицу и теми, кто захватит их жидовских правителей, должны стать русские!

Ну, вот, теперь все ясно. Будет создано некое специальное подразделение, часть, я не знаю — дивизия, бригада, может быть корпус… Кстати, судя по чинам собранных офицеров — именно корпус. Но флотские?!

… — Поэтому, нами решено создать амфибийный корпус специального назначения…

Я прав! Приятно, черт возьми, ощущать себя самым умным!

— Корпус будет состоять из амфибийной мотострелковой бригады, танкового полка прорыва, воздушно-десантного полка особого назначения, разведывательного батальона штурмового авиаполка, дивизиона реактивной артиллерии, дивизиона легких кораблей поддержки, транспортно-десантная авиадивизии и десантная флотилии.

Какое интересное соединение! А как же: «В одну упряжку впрячь не можно вола и трепетную лань?»

— По проведенным расчетам такой состав корпуса был признан оптимальным для тех задач, которые Вам предстоит решать. Соединение необычное, и потому Вам, соратники, предстоит провести серьезную подготовку, чтобы добиться слаженной и четкой совместной работы. О том, как готовятся к высадке наши союзники, Вас проконсультируют командир танкового полка прорыва Всеволод Львович Соколов, который был инструктором в ударной дивизии СС «Викинг» и командир воздушно-десантного полка Александр Иванович Родимцев, бывший офицер-инструктор итальянских парашютно-десантных частей.

— Как Вы все понимаете, подготовка Вашего корпуса носит строго секретный характер. Поэтому я прошу извинения у соратников-москвичей, но, к сожалению, посещение дома отменяется…

Как отменяется? А вещи, а Танкист?! Я без своего кота воевать отказываюсь!!!

Генерал-воевода вставляет сове слово:

— Просим извинить, соратники, но нам пришлось Вас немного обмануть. Ваши вещи находятся в кремлевской гостинице, где вы и проведете ближайшие три-четыре дня.

— А сейчас, — снова говорит Кутепов, — мне хочется представить всем присутствующим командира амфибийного корпуса специального назначения, генерал-лейтенанта Горбатова.

Наш будущий комкор — широкоплечий мужичина, с костистым и неприятным лицом, на котором застыло какое-то палаческое выражение. Похоже что мы с ним намаемся… Стоп! А что это у тебя, соратник … виноват, господин генерал-лейтенант, значка партийного не видать? Хотя постойте-постойте, это какой Горбатов? Это не тот ли, которого по приговору Святейшего Синода?!.. Ну, точно — это ж его, после смерти Корнилова… за участие в заговоре генералов!!!

М-да, держись теперь, соратники. Этот зверюга носом землю рыть будет, чтобы только опять в монастырь не загреметь!

— Военным комиссаром амфибийного корпуса специального назначения был рекомендован генерал-лейтенант Вашугин.

Оп! Маска-маска, я тебя знаю! Это ж Николай Николаевич, он у нас в Академии «Теорию патриотизма» читал. Ну, это неплохо, у меня по патриотизму двенадцать было…

— А корпусным иерархом рекомендован архимандрит о. Платон.

Понятно. А гемма наперсная, ОГО, именная гемма-то, изумрудная, в золотой оправе. А именная гемма — это как Герой России. Вот вам и корпусной иерарх.

— Я полагаю, — говорит Александр Павлович, — что теперь соратникам необходимо познакомится друг с другом. Поэтому предлагаю перерыв. Через час соберемся вновь и обсудим задачи корпуса уже конкретней…