Все тяжелее становилось на сердце у Эйллеан, уходящей прочь от Веньеца, в черноту ночного леса. Вся ее одежда — облегающие штаны, плащ с капюшоном, шарф, прикрывавший лицо, — была темной, неявного цвета: смеси сумеречно-серого и травянисто-зеленого. И только движение в темноте могло выдать Эйллеан излишне зоркому наблюдателю.
Она терпеть не могла сантиментов, и все же сейчас ее мучила неотвязная грусть.
Бротандуиве молча шел рядом с ней.
Чересчур рослый для эльфа, он был на целую голову выше Эйллеан и сложением больше напоминал человека. Эти черты довольно часто встречались у эльфов его клана. Волосы он стянул ремешком и укрыл под капюшоном, но несколько серебристых прядей все равно выбивались на высокий смуглый лоб. Вокруг больших янтарных глаз виднелись тонкие, едва различимые морщинки.
Эйллеан не просила Бротана отправиться с ней в это странное путешествие. И все же он сейчас был здесь.
Почти месяц они шли сюда из родных мест — тех мест, которые у людей назывались Край Эльфов. Преодолев Изломанный кряж и его восточные отроги, они добрались до озера, посреди которого располагалась твердыня Дармута. И ради чего? Чтобы принести щенка маджай-хи Лиишилу, внуку Эйллеан, которого она и видела-то только издалека.
Что это еще, как не глупость… Но Эйллеан отчего-то знала, что должна так поступить.
Теперь щенок был благополучно передан Куиринейне, дочери Эйллеан, а сама она шагала по лесу, рукой в перчатке отводя от лица ветки деревьев. Она соскучилась по зеленым лесам, где жил ее народ, и теперь настало время возвращаться домой.
Бротандуиве, точно так же как и Эйллеан, натянул на голову капюшон и замотал шарфом нижнюю половину лица. Впрочем, это ничего не меняло. Он точно так же скрывал свои чувства под бесстрастной маской. Быть может, виной тому был их возраст, а еще — десятилетия, прожитые в касте анмаглахков.
Бротандуиве был ненамного младше Эйллеан, а сама она жила на свете уже больше человеческого столетия. Эльфа в таком возрасте не назовут старым, скорее уж пожилым, но для жизни, отданной служению народу, это более чем почтенный срок. Анмаглахки редко доживают до таких лет.
— Зачем было так поступать, если теперь этот поступок не дает тебе покоя? — спросил наконец Бротандуиве. — Зачем было дарить Лиишилу щенка? Не в обычаях народа уводить маджай-хи за пределы наших лесов.
Как обычно, он сразу взял быка за рога, не тратя время на обходные пути. И как бы Эйллеан ни старалась скрыть свои чувства, Бротандуиве часто бывал слишком проницателен. Отчасти поэтому Эйллеан вскоре после рождения Лиишила решилась открыться ему.
— Я заходила в селение, где когда-то родилась, — тихо ответила она. — Там еще можно увидеть пару-тройку лиц, которые я помню с детства. В селении ощенилась самка маджай-хи, и вот этот щенок не играл со своими братьями и сестрами. Я взяла его на руки и…
— И теперь тебя терзают сомнения?
— Лиишил должен расти сильным… ничто не должно отвлекать его от обучения. Именно поэтому Куиринейна решила, что ее сын будет полукровкой, чужаком и для людей, и для народа. Я не хочу ослаблять его.
— Щенок его не ослабит.
Эйллеан чуть заметно поморщилась.
— Ты говоришь точь-в-точь как его мать, а Куиринейна, боюсь, слишком сильно любит мальчика.
— Так же, как ты слишком сильно любишь ее, — отозвался Бротандуиве.
Эйллеан остановилась.
— Ты невыносим!
Спутник одарил ее невозмутимым взглядом.
— Раздражение поможет побороть другие чувства. А тебе не дает покоя еще что-то.
— Мы действуем в темноте, — сказала она. — Куиринейна не может избежать опасностей, с которыми она вынуждена справляться в одиночку. Она выносила Лиишила и теперь обучает его, чтобы он убил Врага, о котором мы до сих пор ничего не знаем. Все, что у нас есть, — это страхи Вельмидревнего Отче и его маниакальное стремление уничтожить человечество. Я устала ждать того, чего мы не можем предвидеть.
Она помолчала немного, едва слышно фыркнула:
— Поэтому я принесла дочери щенка маджай-хи для ее сына… и не надо снова спрашивать, зачем я это сделала! Быть может, этот мой поступок хоть немного прояснит будущее, которое мы не в силах…
— Всякое бывает, — сказал Бротандуиве.
Эйллеан запнулась, увидев, что в его глазах мелькнула искорка тепла, может быть даже нежности. И как только он всегда ухитряется выразить в двух словах именно то, что нужно… да еще с такой раздражающей легкостью?
Чувствам нет места в жизни анмаглахка. Чувства затуманивают разум, мешают принять решение, когда надо действовать быстро и не рассуждая. Такова цена жизни во тьме и безмолвии — промедление означает смерть. И все-таки Бротандуиве неизменно удавалось задеть Эйллеан за живое.
Эйллеан заступила дорогу спутнику, и оба они остановились.
— Поклянись мне вот в чем: что бы ни произошло, какой бы ты ни получил приказ, ты всегда будешь защищать Куиринейну и ее мечты станут твоими мечтами. Поклянись, что все ее усилия не пропадут втуне!
Бротандуиве положил руку на плечо Эйллеан. Затем его ладонь легонько соскользнула вниз по ее руке.
— Клянусь, — прошептал он.
Своего нареченного супруга, отца Куиринейны, Эйллеан лишилась много лет назад. Смерть любимого глубоко ранила ее сердце, и она только чудом сумела выжить. Теперь она была уже слишком стара для подобных чувств, и все же…
Свободная рука Эйллеан легла на грудь Бротандуиве, пальцы стиснули ткань его куртки. И не разжимались до тех пор, пока он не накрыл ее ладонь своей.
Кто из живых существ — будь он даже анмаглахк — может поклясться, что никогда в жизни не поддавался безумным порывам сердца?