На брегах Невы

«Тебя зовёт на чашку чаю Раевский — слава наших дней»

Как-то, зайдя с приятелем к Жуковскому, Пушкин не застал его дома и оставил записку:

Записка кончалась приглашением:

Прочитав это послание, Жуковский понял, что Пушкин заезжал к нему вместе с сыном генерала Николая Николаевича Раевского — Николаем Раевским-младшим. Они, очевидно, выполняли поручение Раевского-отца. Пушкин и тут не удержался от шалости: вставил в записку строчки из его, Жуковского, стихотворения, где воспевались герои 1812 года и среди них — Раевские.

С Николаем Раевским-младшим Пушкин познакомился ещё в лицейские годы. Как-то, зайдя в казармы к своему другу гусару Чаадаеву, он встретил у него молоденького гусарского офицера богатырского сложения, с круглым детским лицом и едва заметными тёмными усиками.

Чаадаев представил их друг другу. Пушкин был удивлён, узнав, что фамилия его нового знакомца — Раевский.

Раевский… Неужели из тех самых?

Фамилия эта осталась в памяти с 1812 года. Тогда они в Лицее бегали в Газетную комнату и набрасывались на свежие газеты. И вот однажды в «Северной почте» прочитали сообщение, что генерал-лейтенант Раевский для воодушевления воинов вышел «перед колонной, не только сам, но поставил подле себя двух юных сыновей своих». Вскоре узнали подробности.

Двадцать третьего июля при местечке Дашковка шёл жестокий бой. Десятитысячный корпус генерала Раевского уже много часов сдерживал натиск сорокатысячной французской армии под командованием маршалов Даву и Мортье. На какое-то мгновенье мушкетёры Раевского дрогнули. Тогда он схватил за руки стоявших подле него двух подростков-сыновей, шестнадцатилетнего Александра и одиннадцатилетнего Николая, и крикнул солдатам: «Вперёд, ребята! Я и дети мои откроем вам дорогу!» С такими словами он кинулся на неприятеля и увлёк за собою солдат.

О подвиге Раевского узнала вся Россия. Жуковский прославил его в «Певце во стане русских воинов»:

«Отважного сына» и «славу наших дней» Пушкин и позаимствовал из этого стихотворения.

Младший «отважный сын» стал его другом. У них было много общего. Несмотря на то, что юный гусар с десятилетнего возраста служил в армии, участвовал в сражениях и походах, он был прекрасно образован, любил музыку, литературу, знал несколько языков.

В Петербурге их дружба продолжалась. Николай Раевский ввёл Пушкина в свою семью, познакомил с матерью, сёстрами, отцом.

Раевские обычно жили в Киеве, где размещён был корпус, которым командовал генерал. В конце 1817 года женская половина семейства приехала в Петербург, а Николай Николаевич-старший наезжал сюда время от времени.

Анна Петровна Керн рассказывала, что в Киеве она «имела счастье посетить бесподобное семейство Раевских. Впечатление незабвенное и вполне эстетическое».

Семейство Раевских с полным основанием слыло незаурядным. Младшая из дочерей генерала — София — писала о себе в старости:

«Я — Раевская сердцем и умом, наш семейный круг состоял из людей самого высокого умственного развития, и ежедневное соприкосновение с ними не прошло для меня бесследно».

Пушкин горячо полюбил этих людей. Они стали для него «Раевские мои».

Умный, с сильным характером генерал Раевский, свидетель и участник великих событий, был находкой для писателя. Он покорил Пушкина, как раньше покорил другого поэта — Батюшкова.

В заграничную кампанию 1813—1814 года Батюшков служил при Раевском адъютантом. Он мог часами рассказывать о своём бывшем командире, о его стойкости, о его уме и благородстве.

— Под Лейпцигом мы бились,— рассказывал Батюшков. — …Направо, налево всё было опрокинуто. Одни гренадеры стояли грудью. Раевский стоял в цепи мрачен, безмолвен. Дело шло не весьма хорошо. Я видел неудовольствие на лице его, беспокойства — нималого. В опасности он истинный герой, он прелестен. Глаза его разгорятся как угли, и благородная осанка его поистине сделается величественною… Я заметил изменение в лице генерала и подумал: «Видно, дело идёт дурно»… Ещё минута, ещё другая — пули летели беспрестанно; наконец, Раевский, наклонясь ко мне, прошептал: «Отъедем несколько шагов: я ранен жестоко». Отъехали. «Скачи за лекарем!» Поскакал. Нашли двоих. Один решился ехать под пули, другой воротился. Но я не нашёл генерала там, где его оставил. Казак указал мне на деревню пикою, проговори: «Он там ожидает вас».

Мы прилетели. Раевский сходил с лошади… На лице его видна бледность и страдание, но беспокойство не о себе, о гренадерах. Он всё поглядывал за вороты на огни неприятельские и наши. Мы раздели его. Сняли плащ, мундир, фуфайку, рубашку. Пуля раздробила кость грудную, но выпала сама собою. Мы суетились, как обыкновенно водится при таких случаях. Кровь меня пугала, ибо место было весьма важно; я сказал это на ухо хирургу. «Ничего, ничего,— отвечал Раевский, который, несмотря на свою глухоту, вслушался в разговор наш и потом, оборотясь ко мне: — Чего бояться, господин поэт (он так называл меня в шутку, когда был весел):

Для блага родной страны Раевский готов был отдать всё — и жизнь и кровь.

Солдаты любили его. Лица чиновные и знатные побаивались: у него был злой и острый язык. Среди исторических анекдотов, записанных Пушкиным, есть такой: «Генерал Раевский был насмешлив и желчен… Один из наших генералов, не пользующийся блистательной славою, в 1812 году взял несколько пушек, брошенных неприятелем, и выманил себе за то награждение. Встретясь с генералом Раевским и боясь его шуток, он, дабы их предупредить, бросился было его обнимать; Раевский отступил и сказал ему с улыбкою: „Кажется, ваше превосходительство, принимаете меня за пушку без прикрытия“».

Раевский был неисчерпаемым источником исторических рассказов и анекдотов. Он рассказывал Пушкину о временах Екатерины II, о Потёмкине, при котором служил и которому доводился внучатым племянником. Исторические предания жили в этой семье. Ведь и жена Раевского — Софья Алексеевна — была внучкой Ломоносова. Её мать — единственная дочь великого человека — вышла замуж за библиотекаря Екатерины II — грека Алексея Константинова. Русская история творилась на их глазах.

О старшей дочери Раевского — Екатерине Николаевне — Пушкин отзывался как о женщине необыкновенной. Она была просватана за генерала Михаила Фёдоровича Орлова, арзамасца Рейна, члена Тайного общества.

Вторую дочь Раевских — Елену — Пушкин воспел в стихотворении «Увы, зачем она блистает минутной, нежной красотой…» Елена Николаевна была умна, красива, но болезненна.

Третья из сестёр Раевских — Мария — тогда едва вышла из детского возраста. Высокая худенькая девочка-подросток, она унаследовала от матери смуглую кожу, глаза и кудри гречанки, а от отца вздёрнутый славянский нос. Она была некрасива и при этом очаровательна. Наблюдая за нею, любуясь ею, мог ли думать Пушкин, что эту девочку ожидает трагическая судьба… Что пройдёт немного времени — и она, совсем юная, подчиняясь воле отца, станет женой тридцатишестилетнего генерала Волконского. А затем, вопреки воле отца, последует за мужем, осуждённым декабристом, в холодную пустыню Сибири.

Пушкин оценил её в полной мере. Её образ никогда не тускнел в его душе. Ей предстояло быть воспетой в «Кавказском пленнике», «Евгении Онегине», «Полтаве», героиня которой также названа Марией.

«Он питал ко всем нам чувство глубокой преданности», — говорила о Пушкине Мария Раевская.