Недолгий июльский дождь принес некоторое облегчение от сильной духоты пасмурного дня, все окна были распахнуты и в комнату, вместе со свежестью зелени растущих под окнами цветов, близкого Тиргартена и прохладного ветерка доносился звонкий стук капели с крыши дома и бодрое чириканье лакомящихся червяками воробьев. Тугими парусами надувались палевые шелковые шторы.
Они только что отобедали и, вольно расположившись в креслах, с наслаждением курили и потягивали привезенный в подарок хозяину дома князем Радолиным отличный шустовский коньяк. В конце месяца предстоял ответный визит императора Вильгельма II в Россию, и германский посланник Радолин прибыл в Берлин, чтобы обсудить все детали дипломатических акций, намеченных на время визита. На сей раз среди постоянных гостей на традиционном обеде по четвергам присутствовали не только старый приятель хозяина дома князь Радолин; забавлял гостей своими рассказами об экзотических обычаях далекого Востока посланник в Пекине Гейкинг, назначенный на этот пост благодаря усилиям своей честолюбивой супруги — довольно популярной писательницы, особы весьма бесцеремонной и напористой.
— Закрытый Пурпурный город — резиденция китайского императора — расположен буквально рядом с сеттльментом посольского городка, их разделяет только высокая каменная стена, так что прибыть к назначенному часу на прием у императора времени отнимает немного. Но бесконечно раздражает, буквально выводит из себя свойственная китайцам манера затягивать свои церемониалы, доводить их до бессмысленного однообразия.
Так, например, они заставляют довольно долго ожидать начала церемонии в разбитых перед назначенным для приема дворцовым залом голубых шатрах, а затем подводят посланников, по порядку времени их аккредитации, к императору. На пути к трону полагается отвесить три низких поклона и затем произнести краткую речь. Но я решил, что должен быть с ними жестким, продемонстрировать мощь великой Германской империи. Идя к трону, я небрежно отвесил три полупоклона, чем едва не ввел в шок многочисленных сановников императора Гуансюя, а затем, сказав свою речь, повернулся и пошел не через боковые двери, а через средние, предназначенные для выхода императора, решительно пресекая попытку остановить меня. Более того, чтобы высмеять нелепый китайский обычай различать звания сановников по цвету шариков на головных уборах, пряжкам на ремнях и нашивкам с изображением птиц и зверей на халатах, я велел китайским слугам в моей миссии носить белые, красные и синие шарики, чем вызвал сперва изумление, а затем и ярость китайских придворных, приравнивая их к уборщикам мусора, конюхам и садовникам.
Граф Шлиффен поощрительно улыбался, князь Радолин старался сохранить невозмутимость, хотя на его лице и можно было прочитать недовольство нарушением общепринятых норм элементарной вежливости к обычаям страны пребывания, фон Хассе даже зааплодировал, восхищенный дипломатическим искусством германского посланника, но хозяин дома, барон Гольштейн все же заметил, что едва ли стоило демонстрировать пренебрежение к обычаям государства.
Белый свет молнии на мгновение заполнил комнату, притушив свечи в бронзовых жирандолях, и высветив потно распаренные лица нетрезвых мужчин.
— А как в целом сейчас обстоят дела германской империи в Китае, герр барон?
— Кое-что достигнуто, кое-что, — не без самодовольства ответил Гейкинг. — Хотя, должен признать, в этом большая заслуга моих предшественников — фон Брандта и фон Швенцбурга и представителей деловых германских кругов в Китае. Главный способ усиления нашего влияния — это развитие торговли. Здесь мы еще значительно уступаем англичанам. Но стремимся утвердиться везде, где можно. Экспорт Англии в Китай превышает наш в пять раз, хотя по количеству представленных торговых фирм мы их уже догоняем. Англичане захватили ключевые рынки по продаже текстильных и металлических изделий, оружия и пороха. Нам же пока приходится довольствоваться главным образом мелочью, галантереей, в широких, впрочем, размерах. Политика здесь такая — захватить рынки, приучить китайцев к нашим дешевым, но хорошим товарам, после чего понемногу вытеснять англичан. Серьезных успехов уже добились «Северогерманский Ллойд» и «Бремер Ллойд», сумевшие скупить акции английских морских линий в восточноазиатских водах и взять все каботажные перевозки в свои руки. Для этого они начали строительство речных пароходов в Шанхае, чтобы вытеснить из бассейна Янцзы англичан. Кроме того, Крупп обошел Армстронга на севере Китая и заключил выгодные сделки на поставки оружия провинциальным местным армиям. Вообще же, наша нынешняя общая слабость в Китае обусловлена, главным образом, отсутствием базы для военного флота. Пока наш флот полностью зависим от гонконгских доков, то есть от британской милости. А для того, чтобы бросить на китайский рынок громадное количество наших товаров, мы крайне нуждаемся в собственном Гонконге.
— А где в Китае мы располагаем наиболее сильными позициями? — поинтересовался внимательно слушавший Радолин.
— Юг Китая и бассейн Янцзы усиленно осваиваются англичанами и французами, хотя в бассейне Янцзы и нам удалось укрепить свои позиции. Но наиболее прочно мы укрепились в Шаньдуне и в Тяньцзине.
— Сразу после совместного с Россией и Францией ультиматума Японии два года назад мы начали подыскивать себе порт в Китае, который остро необходим для усиления нашего проникновения в эту страну, но ни настойчивые наши домогательства в китайском МИД, ни переговоры по этому вопросу с Ли Хучжаном во время прошлогоднего его визита в Берлин, после коронационных торжеств в России, не принесли никаких результатов, — напомнил барон Гольштейн.
— Мы упустили благоприятный момент в апреле — мае девяносто пятого года, когда у вдовствующей императрицы еще была свежа благодарность за удаление японцев с материка, но в этом вина фон Швенцбурга, — оправдывался Гейкинг.
— А в августе прошлого года командующий нашей Восточноазиатской крейсерской эскадрой контр-адмирал Тирпиц вместе с бароном на военном корабле обошли побережье Китая и выбрали для нашей будущей базы Цзяочжоу, — пришел ему на помощь немногословный фон Шлиффен.
Гейкинг кивком поблагодарил и разъяснил:
— Адмирал Тирпиц рассказал мне, что первоначально в качестве эвентуальной базы для нашего военного флота и торгового центра рассматривались три места. Это расположенный неподалеку от Гонконга густонаселенный остров Амой; затем пустынный залив Дапэнвань, это тоже недалеко от Гонконга; и острова Чжоушань, лежащие близ Шанхая. О Цзяочжоу и речи не было — считалось, что он лежит далеко на севере, в стороне от великого торгового пути. Перед тем он получил сведения, что на этот порт имеют виды русские. Тирпиц годом ранее лично обследовал все три названных мною пункта и нашел их неподходящими. На Амое традиционно хозяйничали англичане, и занять его означало вступить с ними в конфликт. К тому же он переживает упадок, вызванный развитием пароходного сообщения вместо парусного флота, для которого благоприятны были лишь сезонные муссоны. Вход в залив Дапэнвань оказался мелководным, в бухте сильное течение и много водоворотов, что осложняет судовождение. Да и острова, разбросанные в бухте, при отливе превращаются в острые рифы. Кроме того, бухту окружают высокие горы, преодолеть которые без вьючных животных невозможно, что крайне затруднит доставку грузов и существенно скажется на их стоимости: трудно будет конкурировать с расположенным за грядой гор у реки Мин полумиллионным городом Фучжоу. Острова Чжоушань лежат перед Шанхаем, как Гельголанд перед Гамбургом, и пытаться перенести центр торговли на них, в пику англичанам, не только рискованно, но и невозможно с военной точки зрения — их не защитить в случае конфликта с англосаксами. Тогда Тирпиц отправился в Цзяочжоу и нашел его едва ли не идеальным местом не только для торговли, но и для базы военного флота. Там закрытая, защищенная от ветров бухта, на возвышениях вокруг нее вполне можно возвести укрепления, китайцы, кстати, кое-что уже построили, плюс здоровый северный климат, что является громадным преимуществом. Далее, мы нашли, что Цзяочжоу географически выгоднее для нас, чем даже юг Китая. Через него можно морем ввозить и вывозить грузы едва ли не для всех центральных и северных провинций Китая. Здесь сосредоточены громадные массы населения, то есть рабочей силы. Недалеко от Цзяочжоу находятся богатые залежи отличного каменного угля — это еще одно важное преимущество для военного и торгового мореплавания. Правда, здесь отсутствует судоходная река, но что же, построим железную дорогу и будем монопольно владеть транспортной сетью…
— Цзяочжоу — это где? — обычно фон Эйленбург не интересовался деталями, мыслил глобально, но здесь почувствовал общую заинтересованность.
— В Шаньдуне, — кратко ответил Гейкинг.
— Но ведь этот порт присмотрели для зимовки своей эскадры русские? — протестующе воскликнул Радолин.
— Главной целью нашей дипломатии во время визита императора Вильгельма в Россию будет задача вытеснить русских севернее. Корейские порты, как удалось узнать нашему информатору в русском морском министерстве, по разным причинам их не устраивают. Если нам удастся вытеснить их из Цзяочжоу, то единственным местом, где им придется располагаться — это порты Ляодунского полуострова — Даляньвань и Порт-Артур, — ответил ему Гольштейн.
Граф Эйленбург вспомнил, как девять лет назад, кажется, в восемьдесят восьмом году — году трех императоров, когда умер старый Вильгельм I и, после девяностодевятидневнего правления и смерти его сына, Фидриха-Вильгельма, коронован был Вильгельм II, его, личного друга молодого императора, прощупывали южно-германские и прусские юнкера-землевладельцы, финансисты и промышленники. Всех интересовал один вопрос — качнется или нет Германия в объятия России? Зная, что умерший Фридрих-Вильгельм не любил сына и, как ответная реакция, отсутствие симпатий Вильгельма к родителям, что переносилось и на бабку — королеву Великобритании Викторию, все полагали, что Германия станет на сторону России. Самодержавной России! Не то, что эта дряблая Англия с её парламентаризмом. Кто же не знал о неприязни Вильгельма II к конституции и рейхстагу. О его преклонении перед российским императором Александром III и дружбе с будущим наследником трона Николаем? О, какие тогда полыхали страсти! Ведь именно с русского царя молодой кайзер брал пример, заявляя, что существует только один хозяин рейха, и он не потерпит другого, имея в виду рейхстаг. Всеобщий интерес был понятен — ведь речь шла о многих миллионах, сотнях миллионов марок. Тогда Вильгельм долго совещался с канцлером Бисмарком. Перед ним стояла дилемма — либо мирно завоевать Россию, что понемногу уже делалось со времен императрицы Елизаветы Петровны, либо готовиться к войне. И Бисмарк подтвердил, что в свое время и были два эти пути. Можно было испросить у императора Александра II позволения в широких масштабах колонизовать пустующие земли в Поволжье, Сибири, русской Средней Азии, даже на Дальнем Востоке, и с учетом слабости их промышленности, использовать Россию как сырьевой придаток Германии. Но уже в начале семидесятых годов, под давлением южно-германских помещиков-юнкеров, не желавших мириться с ввозом дешевого русского хлеба, производимого полурабами- крестьянами, пришлось ввести высокие таможенные пошлины, что сразу ухудшило отношения с Россией — ведь среди ее правителей большинство были крупные землевладельцы, которые понесли большие убытки. В развитии отношений с Россией в свое время были заинтересованы германские промышленники и финансисты, алчно взиравшие на бесконечно емкий рынок. И они с охотой взялись за строительство железных дорог, заводов и фабрик. Но опять это пришлось не по душе юнкерам — ведь железные дороги связали российскую глубинку с портами, через которые в Европу хлынул дешевый русский хлеб, а заводы и фабрики, главным образом, выпускали сельскохозяйственные машины и инвентарь, чем содействовали конкуренции русского хлеба с германским. Хотя и набирали уже силу промышленники и финансисты, но реальной политической властью в то время обладали именно дворяне-землевладельцы, и они настояли на запрещении займов для развития промышленности России. Вот так и получилось, что России ничего не оставалось делать, как обратиться за займами к Франции, даже пойти с ней на военный союз, а Германии пришлось окончательно утвердиться в мысли о неизбежности войны с Россией.
— Русские традиционно боятся англичан, — продолжал барон Гольштейн. — Они отлично помнят о захвате Севастополя и попытке захвата Петропавловска-на-Камчатке в пятидесятых годах, и не уверены, что в случае конфликта им удастся наличными силами удержать дальневосточные порты. Нужно будет через наше министерство иностранных дал организовать утечку секретной информации о том, что, якобы, имело место совещание, на самом высоком уровне, в ходе которого была высказана поддержанная кайзером мысль, что желательно вместе с русскими не пускать англичан в Желтое море, и разделить его на сферы влияния — русским Ляодун, Чжилийский и Корейский заливы, а нам — побережье Шаньдуна. Они, без сомнения, проанализируют эту информацию и найдут её заслуживающей доверия — ведь они знают, от своего посланника и торговых консулов в Китае, о нашей конкуренции с англичанами.
— О, да, — поддержал Гольштейна начальник Большого Генерального штаба граф Шлиффен. — Русские должны будут охотно заглотить такую приманку, ведь полгода назад, после армянской резни в Константинополе, мы обещали им обеспечить неприкосновенность их территории в случае захвата ими Босфора.
— А вы, Гуго, — обратился Гольштейн к Радолину, — еще до визита Вильгельма в Россию прозондируйте реакцию Муравьева на возможность нашего приобретения Цзяочжоу.
— Я весьма сомневаюсь в положительной реакции, — глаза князя Радолина за круглыми стеклами очков растерянно моргали. — Ведь общеизвестно, что русские уже размещали свою Тихоокеанскую эскадру на зимовку в этом порту и вряд ли пожелают оставить его.
— Ну нет, — не согласился Гольштейн. — Первая реакция будет, без малейшего сомнения, отрицательной. Но, узнав о том, что мы интересуемся этим портом для долгосрочной базы своего военного флота, они просмотрят все варианты и, в конечном результате, посчитают его для себя невыгодным. Им нужен выход железнодорожной магистрали к Желтому морю, об этом они уже говорили с Ли Хунчжаном, и хоть и не получили согласия, но от мысли не отказались. Шаньдун для них совершенно неудобен, он слишком далеко. Это они отлично понимают, и настаивать на нем не станут.
— А хватит ли у нас сил занять этот порт? — воззрился на графа Шлиффена доктор Хассе.
— Безусловно, — высокомерно улыбнулся Шлиффен. — Мы имеем в китайских водах вполне боеспособную эскадру с приданным ей десантом. Дополнительно можно будет послать еще эскадру в несколько броненосцев, командование над которой поручить адмиралу принцу Генриху Прусскому. Согласно рапортам адмирала Тирпица, мы остро нуждаемся в базе флота, и именно в Шаньдуне, из-за близости каменного угля. Тирпица не устраивает необходимость пользоваться английскими доками в Гонконге, а в собственном порту мы обустроим судоремонтную базу.
— Но повод? Ведь не можем же мы просто так завести эскадру в Цзяочжоу и захватить его? Существуют же и правила приличия в международных отношениях… — князь Радолин явно разнервничался и трясущимися руками принялся вытирать запотевшие вдруг очки белоснежным платком.
— О, какой вы по-прежнему наивный юноша, — восхитился барон Гольштейн.
— А повод нам предложит господин барон Гейкинг, — и он поощрительно улыбнулся посланнику в Китае.
— Да, я уже обдумал эту проблему, — поспешил продемонстрировать свою предусмотрительность Гейкинг. — Епископ Анцер, глава германской католической миссии в Шаньдуне, жаловался мне, что местное население в последнее время стало весьма недружественно относиться к миссионерам и обращенным в христианскую веру своим соплеменникам. Участились их насильственное удаление из деревень, и даже побои. Да вот и сам я, во время путешествия по Хуанхэ, был забросан комьями грязи. Чем же это не повод — месть за оскорбление проводников учения Христова?
— Ну, побои — это еще не повод для ввода войск, — поморщился хозяин дома. — Во всяком случае, недостаточно серьезный повод. Хотя, здесь что-то есть… Французы тридцать лет назад использовали как повод для захвата Кохинхины убийство миссионеров, и двадцать лет назад гибель миссионеров для захвата Тяньцзиня. Подумайте еще. И форсируйте наши усилия. Цзяочжоу до конца года должен быть нашим!
Прощаясь с гостями, барон Гольштейн просил Гейкинга передать свои наилучшие пожелания фон Мёллендорфу.