ВИТТЕ. АППЕТИТЫ НА МАНЬЧЖУРИЮ

Обычно спокойный и выдержанный, Сергей Юльевич прибыл в Министерство финансов явно возбужденный. Поднявшись в свой кабинет, он тотчас велел пригласить к себе ближайших помощников и единомышленников — директора канцелярии Министерства финансов Петра Михайловича Романова и начальника азиатского департамента Дмитрия Дмитриевича Покотилова.

— Вы уже изучали японские требования к Китаю? — поздоровавшись, сразу же приступил он к делу.

Удобно устроившись в креслах и видя, что разговор предстоит долгий, они закивали.

— Да, конечно, конечно…

— И как вы их оцениваете?

Покотилов обладал более решительным характером, выжидательных позиций не занимал и не любил в разговоре длинных пауз. — Своими захватами на материке Япония первой приступила к разделу Китая. То, что давно витало в воздухе, свершилось.

— Да, — закивал головой более осторожный в выводах, несколько медлительный, имевший громадный опыт, работающий в Министерстве финансов еще с шестидесятых годов Романов. — Хотя, если быть точным, за Китай первыми взялись англичане с французами еще в сороковые. После первой опиумной войны англичане захватили Сянган, после второй — Бирму, а французы забрали Кохинхину и Аннам…

— Но будем справедливы, — излишне самолюбивый и потому напористый Покотилов весьма болезненно воспринимал поправки, — маршал Ямагато уже восемь месяцев назад, в июне девяносто четвертого воинственно заявил, что Японии не следует ожидать, пока Россия окончит строительство железной дороги до Владивостока, а Франция утвердится в Сиаме. И вот, как следствие…

— Аппетиты Японии грандиозны!.. Полюбуйтесь — Рю-Кю, Пескадоры, Формоза, даже Ляодун! Недурно, недурно, — задумчиво и размеренно говорил Витте. — Конечно, симоносекские требования представляются мне в высшей степени неблагоприятными для России. Какова хищница, эта Япония. За каких-нибудь двадцать лет весьма преуспела, ее аппетиты уже не ограничиваются Кореей, а простираются и на Маньчжурию, даже на весь Китай. Ведь и к нам она приблизилась в том смысле, что если прежде Приморская область отделялась от Японии морем, то теперь она завязывает интересы на материке, и весьма некорректно. Конечно, нам более выгодно иметь около себя соседом сильный, но неподвижный Китай, в этом заключается залог спокойствия со стороны Востока. Но допустить, чтобы Япония внедрилась едва ли не около самого Пекина и приобрела такую важную область, как Ляодунский полуостров? Эдак мы можем не поспеть… — проговорился он.

— До Китая ли нам? — осмотрительный Романов постоянно оппонировал Сергею Юльевичу, служил как бы неким противовесом скоропалительным, в ряде случаев, выводам Витте и Покотилова в частых их беседах. — Вон, Сибирь и Дальний Восток, от Китая до Ледовитого океана — пустынь необозримая. Ведь надо, надо заселять и осваивать. С одной стороны, это поможет разряжению крестьянского населения в Европейской России, больше будет свободы для земельного быта крестьян, а с другой стороны — появится надежда, что Сибирский железнодорожный путь сам себя станет окупать уже сейчас, по мере заселения.

— Ну, заселять и осваивать такими темпами, как сейчас, на миллионы лет хватит. Вон ведь какое противодействие встретила эта мысль. И прежде всего среди наших дворян-землевладельцев. Министр внутренних дел Иван Николаевич Дурново сразу позаботился о политических резонах и стал выдумывать все, что угодно, лишь бы препятствовать переселению. А ведь при откровенном разговоре они нараспашку высказывают свои, в высшей степени сокровенные опасения, что если, мол, крестьяне в массовом порядке начнут переселяться в Сибирь и на Дальний Восток, то земля не будет увеличиваться в цене; ведь чем больше желающих ее купить, тем она дороже; и с другой стороны, за обработку земли придется платить больше: коли уж рабочих рук станет меньше, то и спрос на них увеличится, отсюда и цена… Тем же озабочены и заводчики: при избытке рабочей силы мастеровым можно платить копейки, — насмешничал Покотилов.

Два месяца назад, на январском совещании в Зимнем дворце под председательством великого князя Алексея, обсуждался вопрос о том, какую позицию следует занять России в связи с победой Японии над Китаем. Прямо России это вроде бы и не касалось, хотя положение на восточной границе меняюсь существенно. Поэтому участники совещания, не придя к определенному выводу, решили на всякий случай увеличить Российскую эскадру в Тихом океане. И попробовать через Министерство иностранных дел войти в сношение с Англией и Францией для совместного воздействия на Японию, с целью побудить ее сохранить независимость Кореи, под международным контролем, естественно, учитывая сильные там ее позиции. Сейчас же, получив по дипломатическим каналам для ознакомления требования Японии к Китаю, министр иностранных дел князь Лобанов-Ростовский доложил недавно занявшему российский престол после смерти батюшки Александра III Николаю Александровичу, что для нас захват японцами Ляодунского полуострова был бы, в общем, нежелателен.

Следовательно, тут возникает дилемма: либо потребовать удаления японцев из Южной Маньчжурии, что при общей нашей слабости на Дальнем Востоке и без поддержки хотя бы Франции и Германии, весьма проблематично, а вдруг японцы просто-напросто не примут во внимание наше требование, и очутимся тогда мы в дурацком положении; либо закрыть глаза на их материковое приобретение. Николай же Александрович сразу сообразил, что тут есть чем поживиться, воспользоваться случаем и помародерствовать, образно выражаясь, недаром же у него чин полковника… Раз уж Китай утратил всякое влияние в Корее, а Япония, под предлогом независимости этой страны, добивается ее захвата, не попытаться ли и нам оттяпать кусок. Он и ответил Лобанову, что с чисто русской точки зрения, не следовало ли бы подумать о занятии нами порта Лазарева или иного порта в восточной Корее? То есть дал понять, что совершенно равнодушен к захватам Японии в Китае. Всего-то двадцать дней состоявший в должности министра князь Лобанов поспешил узнать мнение Его Высочества о перспективах политики России на Дальнем Востоке, на кого ему следует ориентироваться как на будущего нашего союзника — Китай или Японию? Сложность состояла в том, что если Его Высочество устраивает сложившееся положение, то нам благоприятен слабый Китай. А вот если Николай считает, что нам рано останавливаться в своем движений на Восток, то Лобанов полностью разделит его мысли и цели, и в таком случае нам вряд ли стоит портить отношения с Японией — двух врагов здесь нам будет с излишком. А как союзница, Япония хороша будет и против утвердившейся на Дальнем Востоке и имеющей там значительный военный флот и береговые базы Англии. И Его Высочество высказалось однозначно: России, безусловно, необходим свободный ото льда в течение круглого года и открытый порт. Этот порт должен быть на материке, на юго-востоке Кореи и обязательно связан с нашими нынешними владениями полосой земли. Так наследник престола сделал скоропалительный выбор, никак не устраивающий министра финансов.

— Ладно, Сибирь подождет, спешить не будем, это свой темный амбар. Вот Маньчжурия — это лакомый кусок, — настойчиво направлял разговор в нужное русло Сергей Юльевич. Словесная разминка окончилась и настала пора переходить к обсуждению вопроса главного, который в их тесном кружке обсуждался уже неоднократно и был естественен как воздух, которым они дышали, как промозглый серый день ранней петербургской весны, как цоканье подков по каменной брусчатке, проникавшее через открытую верхнюю фрамугу высокого окна, естественен, как течение их мыслей, и домашним воспитанием, и гимназическим, а потом и университетским образованием, хотя образованием в меньшей степени, а больше мнением того круга людей, в котором они жили, диктовавшим беседе нужное направление.

— Под каким предлогом туда забраться, — напомнил хитрый Романов о том, что уже тоже неоднократно служило предметом обсуждения и довольно острых споров.

— Дать японцам залезть в Южную Маньчжурию, это, значит, потерять ее всю. А портишко на побережье восточной Кореи — что за убогость мышления? Не подбросить ли морскому министру Чихачеву идею обустройства действительно незамерзающего порта для Тихоокеанской эскадры где-нибудь на Шаньдуне? Или Инкоу? На Ляодуне нельзя; если японцы в Симоносеки уступят его китайцам, то залезть туда самим было бы в высшей степени некорректно. Это выставило бы их посмешищем перед всем миром. Макаки, используя лексикон Николая Александровича, люди обидчивые! Нельзя. К тому же Его Высочество вдолбил себе в голову и настойчиво требует порт где-нибудь в юго-восточной Корее, чтобы потом присоединить его полосой к нашим владениям. Шаньдун далеко, это уже и не Маньчжурия, там порт будет беззащитным, что в высшей степени неблагоприятно для России. На Ляодуне, впрочем, тоже, но… — задумчиво размышляя Покотилов.

— Браво, — ухватился за это «но» Сергей Юльевич, — браво!

— «Uti possidetis…»{26} — кивал Романов.

— Не прозондировать ли нам возможность аннексии Маньчжурии? Государь внутренне расположен, титул богдыхана, для экзотики, ему импонирует, — столь же задумчиво продолжил Покотилов.

— Тогда нужно будет обсудить с военным министром Ванновским его возможности, — поддержал его Сергей Юльевич.

— Но повод, повод? Причина вполне ясна — необузданная жадность одолела, и спешка к тому же, как бы не опоздать, — выплеснул ушат Романов.

— А это уже для себя. Повод пусть министр иностранных дел князь Лобанов придумывает, — отмахнулся Покотилов.

— Не вырядиться ли в тогу благодетелей, защитников Китая? От тех же японцев, например, — после некоторой заминки продолжил Романов.

Сергей Юльевич насторожился:

— А что, неплохая идея, надо будет ее позже тщательно обдумать, очень неплохая идея. Ведь строя дорогу, мы неизбежно попадаем в ситуацию напряженных отношений и риска скорого столкновения с Японией. На всем протяжении от Байкала до Владивостока она будет беззащитна со стороны Маньчжурии! Тем более, если там обоснуются японцы.

— Вы кстати заговорили о железной дороге. Сейчас она застряла с запада у Байкала и с востока у Хабаровки, а вокруг Маньчжурского выступа тяжеленько придется ее прокладывать. И рельеф [1] трудный, и климат ужасный, и лето короткое. К тому же директор-распорядитель Амурского общества пароходства и торговли Макеев жалуется, что конкуренция железной дороги подорвет судоходство по Амуру, а в него деньги вложены немалые. Ведь по железной дороге движение круглогодичное, не то, что полугодовое по Амуру. А вот если прямиком ее пустить, через Маньчжурию? — предложил Покотилов. — Прямой путь значительно короче и дешевле выйдет.

— Еще раз браво, Дмитрий Дмитриевич! — ухватился Витте за его мысль. — Значит, железная дорога? Сибирскую магистраль — от Челябинска до Владивостока — я считаю своим детищем. Именно мне император Александр III поручил обеспечить строительство транссибирской магистрали, сделав последовательно министром путей и почти сразу министром финансов. Да, семь месяцев уже минуло после его смерти. А какая была привлекательная, высокая личность, какое он внушал к себе глубокое уважение, преданность и любовь. Всякий, кто имел счастье приближаться к нему, не мог не быть огорчен его смертью. Хотя и проказник он был великий. Вон, генерал Черевин, начальник охраны и личный друг Его Величества, рассказывал. Сядем, мол, в карты играть, а царица-матушка тут как тут, все вокруг вертится, нет ли у нас напитков алкогольных каких? Ничего не заметит и уходит, довольная. А мы с императором приспособились, сшили себе сапоги с широкими голенищами и фляжки стеклянные, особые, плоские заказали. Отошла царица подальше, мы переглянемся, и — раз, два, три — вроде игры, вытащим фляжки, пососем и опять сидим смирнехонько, играем, как ни в чем не бывало. «Голь на выдумку хитра» — у них это называлось. Много мог выпить государь, но ни в одном глазу не заметно. Потом ляжет на спину, ногами в воздухе болтает, визжит от удовольствия и всех, кто мимо идет, норовит поймать за ноги и повалить на пол. Только так и узнавали, что государь надравшись.

Они посмеялись, и Сергей Юльевич продолжил:

— Я очень долго занимался этим вопросом и досконально изучил его. Ведь спроси сейчас любого, даже высшего государственного деятеля, о географическом положении Китая и соотношении его с соседями — Японией и Кореей, ведь все в высшей степени невежды. Даже взять министра иностранных дел князя Лобанова — человек весьма образованный, очень светский, и языком владеет отлично, и пером, да, а спроси его о Китае — знает не больше гимназиста второго класса. Что касается Запада, то он знает все, а о Дальнем Востоке ничего не знает, потому что никогда не интересовался.

В отношениях между Витте и Лобановым существовал ощутимый холодок, и поэтому Сергей Юльевич, среди своих подчиненных- единомышленников, не считал нужным удерживаться от колкостей в адрес министра иностранных дел. Впрочем, здесь явственно ощущался и исконно российский обычай бесцеремонно совать нос в чужую епархию и едва ли не хозяйничать там, считая себя на голову всех умнее и решительнее; тем более что в таких простеньких делишках, как международные, мы все доки…

— Сейчас возникает уникальная возможность завладеть манящей Маньчжурией. Какова же раскладка сил? Четырехсотмиллионный Китай оказался настолько беззащитным, что японцы жалкой пятидесятитысячной армией поставили его на колени. Япония давно домогается Кореи и, можно сказать, овладела ею. Далее, она захватила Ляодун, а это означает широкое проникновение в Маньчжурию с тыла, с юга, в самые заселенные ее районы. Плюс образовалась постоянная угроза для столицы Китая. А если японцы построят железную дорогу от Фузана на юге Кореи до Пекина? Нельзя позволить ей внедриться в столь важной области Китая, как Ляодун, — решительно заключил Покотилов.

— Наша постоянная противница Англия будет толкать Японию в Маньчжурию, чтобы отвлечь ее от Серединного Китая, где она сама надеется прочно утвердиться. И чтобы не допустить Россию в Китай, она постарается столкнуть Японию с нами лбами, — напомнил о вечной болевой точке внешней политики Романов.

— Значит, проникнуть в Северную Маньчжурию можно будет под предлогом необходимости постройки прямого железнодорожного пути из Забайкалья во Владивосток по китайской территории. Неплохо! Что же, попрошу министра путей князя Хилкова начать рекогносцировку трассы маньчжурской линии, но пока неофициально. Князя Лобанова сейчас об этом тоже информировать не следует; надо тщательно прощупать международную обстановку и возможную реакцию Китая, — резюмировал Сергей Юльевич.

— А чтобы Япония не опередила нас, не влезла в Южную Маньчжурию, желательно было бы воспрепятствовать Симоносекским требованиям японцев, потребовать освободить Ляодун, — предложил Покотилов.

***

В конце марта месяца 1895 года князь Лобанов-Ростовский получил из германского и французского посольств сообщения, что Германия готова присоединиться ко всякому шагу, который Россия сочла бы необходимым сделать в Токио с целью побудить Японию отказаться от занятия Южной Маньчжурии с портом Артуром, и что Франция тоже согласна координировать свои действия с нашими.

Неожиданные, в общем-то, предложения Германии и Франции вдребезги разбивали основанную на высказанном уже решении Николая Александровича позицию князя Лобанова и заставили его вновь браться за свалившуюся на голову проблему. Ведь Германия прямо диктовала Его Высочеству Николаю и князю Лобанову дальнейшие шаги — заставить Японию отказаться от захвата Южной Маньчжурии, Ляодунского полуострова. И военный министр Ванновский, вопреки прежде высказанному мнению, взбодрился и заявил, что готов в любое время прибегнуть к силе!

Вскоре от дипломатических представителей в Берлине, Париже и Лондоне поступили сообщения, что китайские посланники приступили к переговорам с местными финансовыми кругами о предоставлении Китаю займов. Займов на покрытие японской контрибуции. Экономическая зависимость иной раз ничуть не лучше прямой военной оккупации, надо это иметь в виду. А под какие обязательства Китай ищет займы?

Не попытаться ли перехватить инициативу да самим и ссудить Китаю? Конечно, свободных денег нет, сумму они ищут громадную, но ведь можно и перезанять…

— Сейчас в Петербурге Альфонс Ротштейн, зять парижского Ротшильда. Я встречусь с ним и попрошу через его парижских родственников привлечь французские капиталы. Полагаю, это удается, — как директор канцелярии Министерства финансов Романов обладал обширнейшими связями в деловом и финансовом мире и умел ими воспользоваться.

Месяц упорно трудился Сергей Юльевич, собирая через своих фактотумов и представителей Министерства иностранных дел информацию о поисках китайцами займов в Европе, всяческими путями противодействуя своим европейским соперникам, ведь Китай был лакомым куском и в обеспечение займов предлагал поистине громадные доходы от морских таможен. Знал Сергей Юльевич, что его европейские коллеги не постеснялись бы потребовать на откуп и целые провинции. Особенно трудно было противостоять германским банкирам, которых настойчиво подталкивало к займу их правительство. Поздно объединившаяся, Германия опоздала к разделу колоний и сейчас стремилась наверстать упущеное, ища любую возможность, любой шанс и любой повод поучаствовать в грабеже и разбое. И на сей раз они кое-чего добились — заключили с Китаем договор о займе на паритетных с англичанами началах.

Но удалось-таки Сергею Юльевичу убедить представителей французских банковских групп Готтингера, Неплина и Ренэ Бриса приехать в Петербург, представить их императору, как гаранту, и заключить с ними соглашение о займе Китаю ста миллионов рублей золотом под гарантию России. Французские буржуа — держатели акций банков радовались: Россия гарантировала им выплату высоких процентов по займу.

Китайский императорский двор был едва ли не счастлив: Россия устроила им заем во Франции и гарантировала его выплату.

Удовлетворена была и Япония: Россия добыла Китаю денежные средства на выплату контрибуции, которая будет истрачена на подготовку грядущей войны с Россией.

Доволен был и Сергей Юльевич: он нашел предлог забраться в Маньчжурию!

Но он не спешил: тылы надо обеспечить.

Понятно, прежде всего, что крайне болезненно относившаяся к потере былого могущества Китая императрица-регентша Цыси и слышать не пожелает о прямом государственном проникновении России в Маньчжурию. Это сразу ею будет расценено как попытка расчленения империи, и ухудшит и без того уже два века натянутые отношения с Россией. В таком важном деле надо действовать крайне осторожно. Это они — японцы, англичане, французы, германцы, кто там еще, коварные, алчные, желают разодрать Китай на части, на колонии. Мы же, русские, нет, мы друзья, мы неуклонно печемся и заботимся о благе восточного соседа. Вот, ультиматум предъявили Японии об освобождении Ляодуна, заем на выплату контрибуции вам изыскали и обеспечили, дорогу хотим железную прямо в Европу проложить, чтобы Китай богател, вывозя туда больше товаров. Да, гм, железную дорогу… Но ведь не согласятся императрица-регентша и императорский совет на государственную российскую железную дорогу в свои пределы, много, мол, тогда желающих найдется последовать вашему примеру. А вот если частное дело, купчишка какой, тогда может быть… Какой с него, купца-то, спрос — частное предпринимательство… И прецеденты есть, строят в Китае частные компании железнодорожные линии, и компании-то иностранные… Никакому российскому купчишке, конечно, такое грандиозное дело не потянуть, тут солидную компанию создавать надо. Дело на сотни миллионов, да и расходы не скоро окупятся. Вот если банк организовать, международный желательно — и самим расходов значительно меньше нести придется, и вуаль внешней благопристойности, интернационального капитализма, на чисто и сугубо российское дело наброшена будет. Значит, решено, надо будет оговорить вопрос о новом банке с императором Николаем Александровичем. Банк, назовем его, скажем, Русско-Китайским. И цели объявим соответствующие — для развития за Уралом торговли и промышленности, для перевозки грузов, для строительства путей сообщения и связи, для организации помощи китайской финансовой и налоговой системам. Вот так, знай наших — ангелы, благотворители, агнцы божьи. А уже потом, в целях строительства этих самых путей сообщения и связи, создадим при банке акционерное общество, которое и выступит строителем железной дороги. Акции можно будет из казны оплатить, выпустив на руки лишь самую малость.

На следующей же день после подписания соглашения с французскими финансистами о предоставлении Китаю займа под обеспечение России, 24 июня 1895 года в кабинете министра иностранных дел Российской империи князя Лобанова-Ростовского министр финансов Сергей Юльевич Витте сделал предложение тем же французским банкирам об учреждении, при их участии, Русско-Китайского банка для работы в странах Восточной Азии на самых широких началах.

Французы осознали серьезность предложения — опора в лице министров иностранных дел и финансов, представляющих могучую Российскую империю, была солидна, и дали согласие.

Русско-Китайский банк был основан с капиталом в шесть миллионов рублей. Учредителями его выступили банк «Готтингер и К°», «Парижско-Нидерландский банк», банк «Лионский кредит», «Национальная учредительная контора» и «Петербургский международный банк». В правление банка вошли трое французов, директор канцелярии Министерства финансов Романов, начальник азиатского департамента Покотилов, петербургские финансисты Нотгафт и Ротштейн, зять самого Ротшильда, а также двое дальневосточных купцов — Старцев и Владимиров, для придания банку восточного колорита.

***

Сергей Юльевич своей первой победы добился — банк имел прочную базу в лице французских финансистов, а большинство русских в правлении гарантировало известную свободу для канализации его деятельности в нужном направлении. Но необходимо и дальше действовать энергически. Получив сообщение из Парижа о том, что французские компаньоны подписали Устав банка, Сергей Юльевич в конце ноября представил на утверждение императору Николаю проекты концессии на строительство трансманьчжурской железнодорожной магистрали и руководящего политического меморандума министерству иностранных дел для дальнейшего ведения переговоров с китайским императорским двором. И о крупной сумме, необходимой для решения любого вопроса слугами богдыхана, о взятке то есть, позаботился, оговорил с императором. Щепетильный этот вопрос встретил понимание, император догадывался, что китаец — тоже человек, все одним миром мазаны.

Сергей Юльевич как бы соревновался с французами. Те за свое участие в ультиматуме Японии добились от Китая изменения границы французского Тонкина за счет китайской провинции Юньнани, открытия для французской торговли нескольких городов на юге Китая и права на строительство там железной дороги. Да и Германия спешила. Она добилась концессий в Ханькоу и Тяньцзине и, как стало известно из военных кругов, начала приискивать себе бухту на побережье Шаньдуна.

Он немножко завидовал успехам соперников, но, впрочем, считал их приобретения сущей мелочью.

Маньчжурия! Вот кусок, достойный его аппетита. Сперва через нее линию из Забайкалья во Владивосток. С полосой отвода по сто верст в каждую сторону. Да с правом концессий на территории Маньчжурии. И запретом на деятельность иностранных промышленных компаний в этом регионе. Да только ли Маньчжурия? Позже, как только прочно утвердимся там, можно будет пустить ветки в Срединный Китай. И даже на юг.

По словам князя Лобанова, посланник в Пекине граф Кассини доносит о растущем беспокойстве императрицы-регентши Цыси в связи с нашей медлительностью предъявить требования. Цыси боится, что аппетиты России, в благодарность за ультиматум Японии, окажутся чрезмерными, и что крохотное чувство признательности в ней угаснет, уже вытесняется привычной холодностью и злобой. Конечно, не обошлось тут и без многочисленных врагов России, особенно англичан, не желавших себе конкурентов в Китае. Уж они-то растравили императрицу-регентшу, утверждая, что Россия потребует присоединения северного выступа Маньчжурии от Сретенска до Благовещенска, восточного выступа от Ханки до устья Сунгари, Барлыкских гор и района Кульджи. Метили они точно, зная, что такие притязания ранее возбуждались местными губернаторами, о чем и китайцы были осведомлены и чего опасались.

Кроме того, предложение Сергея Юльевича провести железную дорогу из Забайкалья во Владивосток через Маньчжурию встретило довольно сильное сопротивление в Министерстве иностранных дел и в военном ведомстве. Составляя политический меморандум, он настолько увлекся описанием преимуществ дороги для Китая, что его оппоненты всполошились. Не благодетельствуем ли мы себе в ущерб? А где же интересы России? Не бросим ли мы сотни миллионов в бездну наших традиционно напряженных отношений с Китаем? Построим мы, а кататься будут они? И пришлось тогда Сергей Юльевичу терпеливо и настойчиво разъяснять, что по окончании строительства дороги Владивосток, силою самих вещей, как единственный тихоокеанский порт, имеющий железнодорожную связь с Европой, станет главным портом для всей мировой торговли на Дальнем Востоке. С отменой здесь порто-франко казна получит огромные прибыли от пошлин на ввоз и вывоз; из русского Забайкалья можно будет перебрасывать войска в Маньчжурию и чуть ли не к Желтому морю. И, главное, строя дорогу через Маньчжурию, Россия экономически поработит ее, потому что крупное производство товаров экономически целесообразно лишь для широкого их распространения, то есть торговли, а для торговли нужен транспорт. Китаю есть что продавать и есть, что покупать, а для этого нужен транспорт. Китай обладает огромными естественными богатствами, а для их промышленной разработки нужен транспорт. Китай задыхается от огромных масс нищего населения, которое за гроши можно вовлечь в производство, эксплуатировать, выражаясь экономически. Дорога — это аорта и артерия, которая, вместе с капиллярами, вдохнет жизнь в крохотные застойные села и городишки, вроде Никольска и Владивостока, привлечет в них людей энергичных, оживит сельское производство, а при малочисленности русского населения позволит воспользоваться трудом китайцев. Дешевым, почти дармовым трудом!

А тут еще американец Буш вмешался. По сообщениям русского посла Кассини и Покотилова, уехавшего по делам Русско-Китайского банка в Пекин, в Цзунли-ямынь, китайское ведомство внешних сношений, явился этот делец и предложил построить на американские деньги железные дороги Пекин — Ханькоу и Ханькоу — Кантон и связать их через Маньчжурию с транссибирской магистралью. При этом стращает китайских министров политической подоплекой грядущего русского предложения о дороге. Как удалось узнать русским дипломатам, Буш предложил взяться за постройку и железной дороги от порта Ляодунского полуострова на Мукден — Гирин — Цицикар и далее на Сибирскую магистраль, а от Мукдена — к корейской границе. Более того, он требует на тридцать лет монополию на строительство железных дорог в Маньчжурии. В этом случае Россия лишалась бы всех надежд воспользоваться благодарностью Китая за выдворение японцев из Ляодуна и за содействие в займе на контрибуцию. Крайне обеспокоенный вестями из Пекина и недовольный бездеятельностью Кассини, Сергей Юльевич получил сообщение от Покотилова, что в Россию на коронацию Николая II прибудет первый канцлер Китайской империи Ли Хунчжан.

[1] Uti possidetis (Juris) (с лат. «поскольку владеете» или «чем владеете, тем и владейте»; также можно назвать как принцип сохранения существующего положения вещей) — принцип, сложившийся в международной практике, который означает, что новые государства, получившие независимость, имеют ту же территорию и с теми же границами, которые имели прежде, будучи колониями или зависимыми территориями, в том числе административными единицами в составе других государств. Согласно правилу, старая административная граница, ранее существовавшая в пределах территории вновь образованного независимого государства, становится международной границей. Данный принцип не является самостоятельным правовым принципом, поскольку обретает свой правовой характер только в рамках более широкого международно-правового принципа нерушимости границ.

Загрузка...