На-гора!

11

Евтухов даже выключил отбойный молоток, наблюдая за Белаловым и его учеником, работавшими рядом. Сергею крайне интересно, как поведет себя новичок, едва в его руках запляшет, задрожит молоток, и Евтухов заранее уже готов был отпустить едкую ироническую реплику, уловив замешательство ученика.

У Нурутдина Белалова в учениках пожилой мужчина, Инышев Николай. Шахта ему не в новинку, был бойцом в горноспасательном отряде. Но одно дело — стремительные аварийные наезды в шахты, изнурительная, горячечная работа у завалов, когда в опасности люди, а другое — добыча изо дня в день, не одну неделю и не месяц, каменного угля, требующая не кратковременных физических усилий, а знаний, опыта, мастерства.

— Ну давай гляди, как и что я буду делать, — кивает Нурутдин Инышеву. — Внимательно смотри, я могу и забыть кое-что, когда потом рассказывать тебе буду.

Он неторопливо, так, чтобы видел Инышев, подключает молоток к воздушной магистрали и нажимает на рукоятку, опробовая механизм. Частая дробь работающего сжатого воздуха почти не слышна в гуле начавшей трудовой день лавы, лишь по резкой сильной дрожи рук Нурутдина можно понять: отбойный молоток включен и действует. А Нурутдин жестом подзывает к себе Инышева поближе и кивает на массивную, с черной щелью подруба, угольную стену:

— Место теперь, место сразу выбирай, откуда верней начинать подрубку! Хорошо выберешь — сразу дело пойдет!

«Как же, пойдет… — усмехнулся поглядывающий на них Евтухов. — Пуд собственной соли съешь, прежде чем пойдет дело. Много еще попотеешь, милый, пока до всего дойдешь, по себе знаю…»

Белалов, выключив молоток, поясняет, окидывая взглядом участок пласта:

— Трудность в том, что каждый день твое рабочее место разное, слои у пласта редко одинаково расположены. Кто много работал в забое, тот быстрее угадывает, где помягче участочек, оттуда и начинает сбойку. Твердый-то уголь или породный прослоек легче будет потом взять, когда рядом пустое место. Ну вот в этом забое, смотри, откуда я начал бы сбойку…

Белалов совсем неожиданно для Инышева и даже для Евтухова бьет очень высоко от подрубной щели. Но расчет его верен, это позднее понимает новичок, когда буквально через полторы-две минуты Нурутдин опускает на почву целое гнездо угля.

— Здесь, видишь, какой загибулиной пласт идет? Убрать эту связку — и уголек сам пойдет в руки. Ну-ка, попробуй ты, — и он передает молоток Николаю, отступает в сторону.

— Посмотрим, — уловив этот момент, сам себе говорит Евтухов и снова опускает молоток. Вызывает усмешку та неловкость, с которой принял молоток от Белалова Инышев.

Но Инышев лишь первые минуты чувствует себя неловко, он работал на молотке до этого раза три-четыре, не больше, и все же руки сами вспоминают забытые движения, и Евтухову ясно: дело у новичка пойдет. Он немного даже разочарован этим. Нет, он ничего не имеет против Инышева, но ему, осваивавшему всякое новое дело с похвальной быстротой, не очень приятно, когда находятся другие, не менее способные, чем он. И все же на Инышева посматривает теперь одобряюще.

Тот неторопливо, все более уверенно перемещает пику молотка, пока не натыкается на что-то удивительно твердое. Искристо разлетаются в стороны мелкие осколки, запахло перегретым от сильных ударов металлом.

— Стоп, валун! — кричит Белалов и забирает у Инышева молоток. — Обходить его надо со всех сторон, чтобы вывалился из угольной оправки.

Поработав на молотке, они переходят к крепежным лесинам, заготовленным у забоя. Нурутдин берет топор и ловкими ударами вырубает в стойках и огнивах загоны. Он все делает быстро, словно не примеряясь, и Инышев невольно любуется ловкими, скупыми движениями горняка.

— Давно уже в шахте? — выбрав паузу, спрашивает Николай у Белалова.

— На этой четыре года, — помолчав, произносит Нурутдин. — Из Кемерово я сюда приехал, там первый раз в шахту пошел. Двенадцатый год долблю уголь, ничего, нравится. С непривычки тяжело будет, а потом втянешься.

Он встал, передавая отбойный молоток Инышеву.

— Руби, привыкай, а я крепить буду и уголь наваливать. Потом поменяемся, когда устанешь.

Но Инышев не уставал долго. Он все больше входил в ритм экономных, расчетливых движений.

«Хорошо будет рубить уголек, — следя за новичком, думает Белалов. — Таких бы учеников побольше. Трудно все же, когда почти половина в бригаде — новички. Да и разные они. Вон Мулануров на своих обижается, туго до них все доходит. А у Инышева дело пойдет. Первое время, как самостоятельно рубить станет, забои надо брать рядом. Все может случиться, лава очень уж нехорошая».

Лава, действительно, капризная. К тому же много неприятных минут доставляли неполадки на транспортерах. Шутка ли, уголь в общей сложности до погрузки в вагонетки транспортировался почти на четыреста метров! За полукилометровой конвейерной линией следить трудно. Мокрая масса угольной мелочи, так называемый штыб, при движении сползает под рештаки и там спрессовывается до удивительной крепости, нарастая все больше, поднимая на себе конвейерную линию иногда почти до верхняков. Попробуй недосмотри — и рвется вся цепь…

— Давай-ка, отбросим штыб! — крикнул Белалов Инышеву, махнув в сторону движущейся ленты угля. — В норму это не входит, но сделать надо. Иначе — стоять будем. Уголь мокрый, не рассыпается, а наоборот — слоями, как под прессом.

Рядом забой Сергея Евтухова. Он рубит вяло, не обращая внимания на то, что рештаки конвейера возле забоя тяжело врезаются в штыб.

— Эй ты, Евтухов! — окликнул Нурутдин. — Иди расштыбовывать транспортер, а потом на твой участок перейдем.

Тот распрямился, вытирая лицо, и махнул рукой:

— Лишняя работа… Ничего не случится до конца смены, а там пусть, кому надо, расштыбовывают.

Нурутдин нахмурился.

— Не зови, когда рештаки полезут под верхняк.

— Ладно, ладно, — отмахнулся Евтухов. — Не позову…

Белалов усмехнулся и кивнул Инышеву:

— Пусть… Через полчаса не то запоет.

Нурутдин оказался прав. Уголь пошел мокрее, и уже вскоре возле забоя Евтухова конвейер круто пополз вверх. Кидать уголь надо было все выше и выше, он сваливался с перекошенных рештаков, и Сергей остановился, хмуро кусая губы.

— Ну, единоличник, помочь, что ли? — крикнул Нурутдин и кивнул Инышеву. — Пошли… Если порвет цепь — для всей лавы будет остановка из-за одного дурака…

Молча подошли к евтуховскому забою, молча вонзили лопаты в спрессованный штыб.

— Ну, заело? — весело окликнул кто-то.

Евтухов оглянулся. Подходили Мулануров и Савкин.

— Да я и сам бы… — слабо возразил Сергей, но Савкин поморщился:

— Ты не девица, и любви к тебе особой я не питаю, понял? Это нужно для бригады! Я уж давненько наблюдаю, что ты тут вытворяешь, но терпел, пока Мулануров не позвал. Если бы это касалось только тебя — на чистую воду бы вывели, подождали бы, пока порвал цепь. А потом дали бы тебе жизни, будь спокоен.

Евтухов зло глянул на Савкина.

— Ты что — судья мне? И без тебя начальников хватает…

— Помолчал бы, парень, — спокойно заметил ему Мулануров и кивнул товарищу: — Давай, начнем, а то у нас работы еще много. Сильным ударом он вонзил лопату в штыб.

— Эй, ребята, кто там может, идите сюда! — донесся голос от края лавы. — Штыб идиотский заедает…

Расчистив дорогу для транспортера около забоя Евтухова, четверка горняков двинулась на помощь тому, кто звал недавно. Сергей оглянулся зачем-то на пустующие соседние забои, немного подумал и медленно побрел следом за ними.

Вечером, когда шли к стволу, чтобы подняться на-гора, Мулануров озабоченно сказал Виктору:

— Слушай, на эту расштыбовку больно уж много времени уходит. Давайте двоих ребят выделим на всю смену. Пусть специально этим занимаются.

— Точно, надо выделить, — поддержал Петр Фомич. — Другие спокойно будут работать. А то только и ждешь, что позовут на расштыбовку.

— А норма этих двоих? — спросил Виктор.

— Ну уж, за двоих-то всей оравой как-нибудь сделаем норму. В наших же это интересах… Одного можно из старых ребят послать.

Остановились, поджидая бригаду.

— Ну как вы думаете, можно так сделать? — спросил Виктор, коротко сообщив о мыслях Муланурова. И особенно внимательно посмотрел на Евтухова.

— Как ты, Сергей?

Евтухов безразлично пожал плечами:

— Мне все равно… А вообще-то давать лишний уголь за двоих — не сладко придется. Пусть другие говорят…

— Э-э, да ты просто с арифметикой не в ладу! — неожиданно сказал чей-то веселый, удивительно знакомый голос.

Оказывается, почти никто не заметил, как подошел Сафин. В шахтерской спецовке он отличался от других разве только тем, что его лицо было белее, без грязных потных потеков.

— А согласно арифметике, самой обычной арифметике, которая доказывает, что дважды два — четыре, мысль у Муланурова правильная. Пусть каждый вспомнит, сколько раз и на какое время отрывался он сегодня для расштыбовки транспортера. Ты, Петр Фомич?..

Даже беглый подсчет растраченного на расштыбовку времени опровергал все сомнения.

— Что же тут мудрить? Делайте, как выгоднее для бригады, — кивнул парторг Говрякову. — Ну, идем? Хотя… У меня еще к вам, ребята, дело есть. Бригада у вас по составу самая свежая на шахте, много новичков. Отовсюду, как я знаю, люди есть. Готовит сейчас партбюро беседу о крупных стройках в стране. Причем беседа необычная. Выступят товарищи и расскажут о стройках. Но рассказ должен быть основательным — чтобы любые мелочи, вплоть до природы и где что расположено. Нет среди вас таких, кто сам на какой-либо крупной стройке был?

Взгляды один за другим устремились на Евтухова. Не раз и не два слышали от него ребята рассказы о целине и Качканаре.

— А вот у нас качканарец, — кивнул на Сергея Петр Фомич Фирсов. — Занятно кое-что рассказывал. Может, брехал, кто его знает…

Да, без особой охоты ответил парторгу Евтухов, около года работал он в Качканаре. Знает, конечно, его вдоль и поперек. Но беседу делать не будет. Просто не хочет. Ни к чему все это. Да и изменился Качканар с того времени, как он был там. Это, на взгляд Евтухова, — самый веский и убедительный довод против.

— Обновим знания, — убеждал парторг. — Кое-что в библиотеке я подобрал. Скажешь, что я просил оставить эти газеты и брошюрки — тебе дадут сразу.

— Нет, не хочу, — качнул головой Евтухов. — Не по мне такие занятия.

Но Сафин тоже был упрям. Бригада уже давно ушла вперед, а они с Евтуховым медленно шагали сзади. Говорил больше парторг. Евтухов отвечал односложно и изредка пожимал плечами.

— Ладно, подумай хорошенько, — сказал Савин, когда вышли на-гора. — Если что — иди прямо в библиотеку, я скажу им, чтобы ждали.

Евтухов только усмехнулся, но ничего не сказал и заторопился в баню.

И все же предложение Сафина вызвало у Сергея Евтухова раздумья. Оно было очень уж неожиданным — это странное предложение. Странным было потому, что сам-то для себя Евтухов решил: обстановка на шахте для него все более сгущается, относятся к нему и ребята, и бригадир не ахти как хорошо, догадываются, конечно, что человек он здесь временный, что держит его только хороший заработок. И вдруг!..

Нет, за этим что-то определенно кроется. Впрочем, усмехнулся Сергей, тут и гадать нечего… Это ведь одна из обычных форм воспитательной работы. Ну-ну, давайте… Ничего только у вас не получится.

В общежитии шумно, а ему хотелось разобраться в своих мыслях. После ужина Сергей вышел из общежития и медленно побрел в сумерках по улице. Его обгоняли веселые группы ребят и девушек, он с интересом присматривался к ним, слушал их грубовато-ласковые шутки, сторонился, когда они попадались ему навстречу, но от своих раздумий так и не мог уйти.

«Интересно, — подумал неожиданно он, — как отнеслись бы на шахте к тому письму, которым грозил отец? Дали бы, конечно, такую трепку, после которой не захотелось бы и дня оставаться на шахте.

«Надо, — холодно и трезво вдруг подсказал какой-то внутренний голос Сергею, — уезжать отсюда, пока не случилось новых неприятностей. Уволят по какой-нибудь статье, тогда запоешь, да поздно будет… Ну их всех к черту! Завтра же катаю отсюда! Идиотское какое-то место, этот город… Всем до всего дело есть. Опять, что ли, на целину податься? Или домой… Пожалуй, надо заехать».

Мысли о доме теперь уже не были такими неприятными. Даже в строгом, укоряющем взгляде Нины виделось что-то ласковое, зовущее.

В общежитии Сергей долго, задумчиво сидел над чистым тетрадным листом бумаги, потом решительно вывел: «Заявление…»

А Виктор возле подъемной клети столкнулся с Владимиром Леонтьевым. Тот с новой своей бригадой тоже выходил на-гора. Встретив старых друзей, так и ехал на поверхность с ними, оживленный и радостный.

— Ничего у вас дела? — торопился Владимир узнать как можно больше новостей из жизни бригады. — Штыб заедает? Справитесь, не впервой…

Виктор тоже радовался встрече с Леонтьевым, живым и резковатым, как обычно.

— Ну а ты, в поселок?

— Ага… — кивнул Владимир.

— А мне к парторгу надо, просил в школе у пятиклассников побывать, рассказать о шахтерской нашей жизни. Хочу договориться, чтоб на той неделе. Надо подготовиться, с малышами разговаривать не так-то просто.