На грани свободы

ГЛАВА 4
ОТЧАЯННЫЕ МЫСЛИ

Когда мы добрались до тюремного корпуса, в котором меня разместили, охранник из комнаты для посещений решил, что ему больше не нужно подкрепление и отпустил их. Он вел себя немного грубее, чем должен был, когда толкнул меня в коридор, очевидно, пытаясь заставить меня запутаться в своих собственных ногах. Он фыркнул и изобразил на своем лице отвратительную кривую улыбку, и я вспомнил, что он, судя по всему, был готов рассказать Марку о моих связях. Я уставился на него, оценивая.

Это был мужчина за сорок, с избыточным весом и лысый. На его безымянном пальце было обручальное кольцо, а сзади на левой руке – шрам, который выглядел так, будто для него потребовалось нескольких швов, но рана, очевидно, была нанесена достаточно давно. Его форма была аккуратно выглажена, усы тщательно подстрижены, и больше никакой другой растительности на лице не наблюдалось. Голову он побрил недавно, так как нигде не было заметной щетины.

Так откуда тюремный охранник знал обо мне?

Было только несколько возможных вариантов, наиболее вероятный, что он когда-то служил либо в полиции нравов или в убойном отделе полицейского управления, но каким-то образом оказался здесь. Такой переход в карьере определенно не считался продвижением по службе и почти наверняка был результатом каких-то дисциплинарных взысканий. Внимательно оглядев его, я понял, что не найду ничего достаточно полезного в его поведении или одежде, что дало бы мне такого рода информацию, поэтому мне нужно было импровизировать и надеяться, что мои догадки попадут в цель.

Я посмотрел на его рубашку. Над левым нагрудным карманом был закреплен пластиковый бейджик, на котором белыми буквами на черном фоне значилось: «Сержант Мастерсон».

— Мастерсон? — Он прищурил глаза, но ничего не сказал. — Спорим, что парням из твоего управления до сих пор есть над чем хорошенько посмеяться, когда они представляют, как ты проводишь свое время, играя роль лакея для сборища такого отребья, а? — Его глаза сузились, улыбка исчезла. Он начал было открывать рот, но я прервал его. — Ничто не заставляет тебя чувствовать себя более бесполезным, чем то, что тебя бросили на эту дерьмовую работу, с которой может справиться любой паршивый футболист из старшей школы. Бьюсь об заклад, жена тоже получила пинка под зад в связи с сокращением, я прав?

Я остановился, и мои руки немного дёрнулись, в то время как он продолжал двигаться вперед. Как я и предполагал, он пнул меня в спину, чтобы я снова пошел, заставив меня споткнуться.

— Что, толкая меня, чувствуешь, что у тебя огромный член, не так ли? Считаешь, что в этой связи ты обладаешь какой-то властью, потому что думаешь, что кое-что знаешь, но это не так. Издевайся надо мной как угодно, это ни черта не меняет.

— Закрой рот, Арден, — тихо зарычал он.

— И еще у меня есть одна тема, которую я хотел бы обсудить, — продолжил я. — Если ты когда-нибудь снова решишь поговорить с кем-нибудь про мои личные дела, я обязательно выясню, насколько достоверна твоя информация.

— Ты угрожаешь мне, Арден?

— Не смеши меня, — ответил я. — Что может сделать кто-то в моем положении с кем-то вроде тебя... или твоей семьёй... отсюда?

В то время как каждое саркастическое слово перетекало из моего рта в его уши, я, подняв бровь, смотрел прямо ему в глаза, пока он не отвернулся. Мне больше не нужны были никакие дальнейшие слова – я высказал свою точку зрения, и взгляд в его глазах показал его понимание. Очевидно, он не был идиотом. Не имело значения, что в настоящее время я был в наручниках и возвращался в изолированную комнату. Он знал, что сфера моего влияния простирается далеко за стены, которые удерживали меня в тюрьме.

— Я надеюсь, что ты загремишь далеко и надолго, Арден, — сказал он.

— Сомневаюсь, — ответил я. — В конце концов, я никому не навредил, так ведь?

Он что-то пробормотал себе под нос, но я не смог разобрать что именно. Мы добрались до двери моей камеры, и, хотя в общей зоне находилось около дюжины заключенных, играющих в шашки и бильярд, я, по-видимому, не фигурировал в одобренном ими списке.

Полагаю, он имел на них какие-то рычаги воздействия, но мне было насрать.

Пинком Мастерсона я был водворен обратно в камеру. Наручники были сняты, и, как только меня оставили в покое, каша в голове и диссоциация³, сопровождавшие меня до того, как я выспался, уступили место гневу и разочарованию. Имея ограниченный выбор вариантов, доступных в крошечном помещении, я бездумно сорвался на мебели.

Ну, что: матрас, стул и подушка – все остальное было прикручено болтами.

Этот порыв оставил меня крайне неудовлетворенным и быстро закончился. Я дал себе волю, порушив все, что мог, потом упал на пол, обхватив голову руками, и зарычал сам на себя. Матрас, сдернутый мной, не удержался у стены, свалился и ударил меня по ноге, и я пинал его, пока он не отлетел подальше.

— Ты, мать твою, полный идиот.

Я на мгновение закрыл глаза и приказал себе перестать разговаривать вслух, когда вокруг никого нет. Я считал это симптомом потери рассудка, и если в моём прошлом и были какие-то признаки сумасшествия, то этот был довольно точным. Чем чаще я это делал, тем меньше шансов, что я четко мыслил.

Сосредоточься.

Прежде чем я смогу сделать что-нибудь еще, мне нужно покончить с этим дерьмом и взять себя в руки. Мне необходимо завязать с этими гребаными снами и воспоминаниями, но как это сделать?

— Лиа, — по крайней мере, на этот раз я прошептал.

Она была ключом. С ней я мог спать, избегать снов и получить некоторую ясность. Проблема была в том, что находиться рядом со мной – даже когда я был в тюрьме – было для нее опасно, и она этого не заслуживала. Ей не нужно было беспокоиться о моей испоганенной жизни, но это именно то, во что она была втянута.

Глубоко внутри я понимал, что просто должен отпустить ее – отказаться видеть ее снова и, возможно, сделать что-то отвратительное, чтобы оттолкнуть ее от себя. Конечно, она уже была свидетелем самого худшего и, не похоже, что собиралась убежать.

Ну, вроде как самого худшего. Были вещи, которые она не видела, и вещи, о которых она не знала, но могла посчитать гораздо худшими, чем те, чему она была свидетелем. Я действительно не знал, что она будет чувствовать по этому поводу, и не хотел бы узнать, какое выражение может появиться на ее лице, если ей станет известно о круге моих обязанностей.

Это привело меня к другой мысли: я понятия не имел, как она будет реагировать на мою профессиональную деятельность, потому что я действительно многого о ней не знал. Я даже не знал, откуда она или чем она занимается. Она задавала мне много вопросов в течение тридцати часов или около того, которые мы провели вместе, и я отвечал на них, как дурак, но я практически ничего не спрашивал о ней самой.

Что я знал о ней?

У нее был экс-жених, который много пил и безобразно вел себя с ней, вплоть до того, что поколотил ее, по крайней мере, один раз, и вытолкал из машины посреди пустыни. Я также знал, что ее отец умер от рака, а ее мать жила в Финиксе. И матери не нравился ее бывший.

Уильям.

Я практически предложил убить парня за то, что он засранец, и она передернулась, услышав это. Это на самом деле рассказало мне о многом, по крайней мере, что касается процесса ликвидации. Она не привыкла в своей жизни к насилию, не считая пьющего, жестокого бойфренда, и это означало, что все то дерьмо, в котором я был замешан, наверняка взбесит ее до чертиков.

Хотя, ей нравился грубый секс.

Она испытывала самое большое удовольствие, когда я удерживал ее, прижав к кровати сзади и шлепая ее. Я практически чувствовал, как тело Лиа сжимало мой член, когда она кончала. Я помнил все это с предельной ясностью, да так, что моя память обеспечила мне жесткий стояк. И только неподходящая обстановка удержала меня от намерения подрочить на образы, возникшие у меня в голове.

Только этого мне не хватало – чтобы сволочной охранник подглядывал за мной через окно, когда я вытащу свой член.

Я потряс головой и подумал о том, что еще произошло за то короткое время, что провел с Лиа.

Я сообщил ей свое полное имя, из-за чего ей, вероятно, и удалось меня выследить. Я рассказал ей, что был уволен из морской пехоты и, что она не хотела больше ничего обо мне знать.

Что еще мне было о ней известно?

Ничего.

Нет, погодите – было еще кое-что, что я знал, и это было своего рода ключом к моей ситуации. Я знал, что сделаю для нее все, что угодно, не задавая никаких вопросов. Не могу себе представить, почему это произошло, только в тот момент, когда я проснулся в домике в Аризоне, лежащим рядом с ней на той крошечной кровати, я пропал.

Мне в голову пришла самая невероятная мысль. Сама мысль не была такой уж странной, но факт в том, что я никогда не думал об этом раньше.

Что если я уйду из организации? Что, если я пойду к Ринальдо после всего этого и скажу ему, что больше не хочу быть киллером? Что, если я скажу ему, что хочу уйти на покой? У меня припрятано достаточно много денег – в основном наличными, но также было немного на зарубежных счетах. Возможно, этого недостаточно, чтобы жить безбедно до конца жизни, но это было чертовски хорошим началом.

Кто-нибудь когда-нибудь поступал так же?

Вообще-то, такого я никогда не видел. Насколько я знал, единственный выход из этого бизнеса был вперёд ногами. Хотя я никогда не обращал внимания на такие вещи. Может ли быть так, что существовали те, кто просто продолжили жить дальше своей собственной жизнью? Если бы это было так, позволил бы мне Ринальдо сделать это?

Смог бы я реально жить такой однообразной жизнью – не переходя черту, сохраняя свои руки чистыми? Есть ли хоть малейшая вероятность этого, или я навсегда погрязну в насилии и смерти, как это было в прошлом?

Если я все расскажу Лиа, она по-прежнему останется со мной?

— Хрен с ним. Это глупо.

Слишком много гребаных вопросов и нет возможности получить ответы там, где я находился. Я потер глаза тыльной стороной ладони и оглядел комнату. Вздохнув со стоном, я снова поднялся на ноги и бросил матрас обратно на каркас кровати, прежде чем плюхнуться на него, схватив и прижав подушку к груди и поглядывая на туалет в углу. Мои глаза начали болеть от напряжения, и я на мгновение закрыл их.

Мое тело все еще было уставшим, но разум был слишком активен, чтобы ему требовался отдых. По мере того, как в мою голову пролезали всякие варианты будущего, эта идея становилась все более и более привлекательной.

Я всегда был одним из любимчиков Ринальдо, с тех пор как Джонатан привел меня к нему, и я на следующий же день замочил парня, которого он хотел заставить замолчать. Я был для него как сын, а он был для меня как отец. Какой отец не отпустит своего сына, чтобы тот следовал своей мечте, верно? Особенно когда он уже так много сделал для отца.

Ни одного тупого гребаного шанса.

Тем не менее, если бы он позволил кому-нибудь покинуть эту организацию, это был бы я. Чёрт, он разрешил Нику, своему незаконнорожденным сыну, в основном игнорировать все дерьмовые дела, происходящие вокруг него. Парень ни черта не делал, чтобы заработать на свое содержание, не считая того, что трахал каждую вторую встреченную им женщину, а курение травки было единственным, что он планировал включить в своё резюме.

Я не думал о Нике, когда все пошло ко дну, а тут вспомнил последний разговор с Ринальдо о его сыне, который, видимо, нашел себе настоящую девушку, в противовес удобному траху. Конечно, он умудрился найти Милену Северинову, самую неподходящую девушку, которую только можно выбрать, чтобы позависать в его постели.

Ринальдо был обеспокоен – Милена была племянницей одного из соперников Ринальдо из русской мафии, хотя и оказалось, что сама она не имеет с этим ничего общего. Я знал ее брата, Миху Северинова. Он был быстро добавлен в мой каталог убийств в первый же месяц своего прибытия в Чикаго. У меня просто еще не дошли до него руки. Я почти сделал это вечером, когда столкнулся с ним лицом к лицу в «Свитуотере», но Ник встал на моем пути, попросту говоря мне не преследовать его ради девчонки, с которой спал. Я планировал выяснить все у Ринальдо, но в итоге узнал о Бриджет, прежде чем у меня появился на это шанс.

Может, если бы я предложил ликвидировать всю семью Севериновых, Ринальдо бы подумал над тем, чтобы меня отпустить. Вероятно, Ник взбесится, но мне действительно пофиг, что он чувствовал. Мне нужно выяснить, как я мог одновременно и защитить Лиа, и остаться с ней. Я был готов рассмотреть любые варианты и альтернативы, чтобы получить то, чего хотел.

Перевернувшись на спину, я уставился в потолок. Моя голова, возможно, и была ясная, но мысли по-прежнему склонялись к невыполнимому, если не совсем уж безумному. Я должен был выяснить, какая стратегия позволила бы мне, в конце концов, остаться с Лиа где-нибудь подальше от Чикаго и от людей, знающих меня и то, чем я занимался.

Я не собирался продолжать делать то дерьмо, из-за которого я находился в данный момент здесь. К сожалению, этому придется подождать, как и всему остальному. Ринальдо и адвокат Михаил Бирд, очевидно, имели какой-то план, и мне придется быть достаточно терпеливым, чтобы дождаться успешного завершения.

Терпение не было моей самой сильной чертой характера.

Но все по порядку. Прежде чем я смогу выяснить, как планировать жизнь с Лиа при условии, что она вообще в этом заинтересована, я должен отсюда выбраться.

* * *

Посещение Ринальдо был ожидаемым. Даже, если моя голова работала не совсем так, как надо, я знал, что он ко мне придет. Теперь, если бы он вздумал снарядить адвоката или кого-то еще убить меня прямо там, в комнате для посещений, то об этом можно было только догадываться, но по его лицу этого было не понять. Ему нужно было посмотреть мне в глаза и убедиться, что вся та хуйня, что я сотворил, касалась меня, а не его. Ему необходимо было знать, что я его не предал.

Визит Лиа был большой встряской, но если бы я был в здравом уме, то сообразил бы, что это должно было произойти. Ведь она видела, как меня уводил спецназ, и заботилась о моей собаке. Для нее имело смысл здесь появиться.

Однако третий визит застал меня врасплох и грозил закончиться для меня очень плачевно.

Двое мужчин.

В тёмных костюмах.

Их сопровождал невысокий, рыжеволосый человек, которого я раньше не встречал, но все же признал в нем тюремного надзирателя. Он переводил взгляд то на меня, то на других мужчин, но не произносил ни слова, потом наклонился, сказал что-то на ухо охраннику, а затем вывел того из комнаты. Когда он проходил возле двери, то протянул руку и выдернул из розетки шнур от видеокамеры.

Дерьмо.

Я увидел, как красный огонек сбоку аппарата начал тускнеть и затем стал наблюдать, как парни в костюмах усаживались за стол напротив меня. Цепи от наручников, удерживающих меня на закрепленном к полу стуле, загремели, когда мои руки резко сжались в кулаки и снова разжались.

Мужчине справа было около пятидесяти, и он просто уставился на меня без всякого выражения на бледном лице. Отсутствие эмоций не было для него естественным – ему приходилось прилагать большие усилия, чтобы продолжать в том же духе. Пятно на его щеке подёргивалось каждые несколько секунд, сообщая мне, что он не чувствовал себя комфортно в попытке изобразить себя именно так. И на стуле он выглядел немного неловко, но не терял самообладание. Его костюм был сшит на заказ, но на лацкан прилипли крошки от сэндвича или чего-то ещё, так что он не привык хорошо одеваться. У него были волосы с проседью и такая же борода.

А вот другой был загадкой.

Он был большой – реально большой. Даже больше, чем Марио. Его голова была очень тщательно выбрита, можно сказать, что он побрился не ради внешнего вида или потому, что в любом случае потерял все свои волосы. Ему, быть может, было около тридцати пяти, из-под его манжет вокруг запястий выглядывали темные, вьющиеся волоски. Его костюм тоже был сшит на заказ, но он был исключительно опрятный. Он даже снял пиджак, аккуратно его сложил и повесил на спинку стула, прежде чем сесть и посмотреть на меня.

Его глаза показались мне знакомыми, но я был уверен, что никогда не встречал его раньше.

Он улыбнулся, но при этом ни капельки не выглядел дружелюбно, а затем протянул мне руку и представился.

— Мистер Арден, я агент Трент, а это агент Джонсон. Рад знакомству.

Большинство взрослых людей, когда им предлагают руку в приветствии, рефлекторно протягивают свою правую руку без всяких вопросов. Несомненно, Трент ожидал от меня такой же ответный жест. Это был просчитанный и хладнокровный ход, учитывая мои скованные запястья. Если бы я был тем парнем, кто немедленно отвечал самым вежливым образом, я бы купился на это, и звон цепей сразу же напомнил бы мне о том, что мои руки прикованы к стулу.

Но я не такой парень, поэтому даже не пошевелился. Трент на самую малость сузил глаза, но в ту же секунду оправился. Он полностью расслабился, и в ответ на мою поднятую бровь уголок его рта приподнялся в кривой усмешке

Я был рад, что мне удалось выспаться. Если бы не это, я, возможно, пропустил бы его уловку и, следовательно, ошибся в оценке. С моей головой, снова вернувшейся в игру, моя проницательность стала сильнее. Я сразу понял, что он наверняка был моим противником.

Ему не нужна была быстрая победа, но, в любом случае, игра началась. Как бы там ни было, он уже допустил ошибку. Наиболее интересной частью этого краткого обмена был очевидный недостаток исследований, что провел Трент. Он ожидал, что я буду действовать определенным образом, но ошибся, и его первоначальная попытка вынести мне мозг была потрачена впустую. Если бы он удосужился как следует меня изучить, то нашел бы другой подход, такой как офицерский мундир и офицерская честь.

Я бы, наверное, отреагировал на это.

Вместо этого, я продолжал за ним внимательно наблюдать. Убедился, что выражение моего лица было бесстрастным и перевел взгляд с его протянутой руки на наручники на своем правом запястье, а потом на его глаза. Снова приподнял бровь и стал ждать.

— Ах, да, — сказал Трент, — полагаю, нам придется остановиться на простом приветствии.

Он опустил руку и устроился на своем стуле, дважды постучав по столу. Не было никаких причин стучать, я был в этом уверен. Если и был между этими двумя мужчинами какой-то код, Джонсон, очевидно, его не знал. Он оглянулся на шум, но выражение его лица не изменилось. У него было слишком много проблем, чтобы сохранить прежним выражение своего лица, если ему был отдан какой-то приказ.

Тогда в чем причина?

Чтобы сделать меня параноиком.

Я был уверен, что был прав, и почувствовал, как немного напряглась моя спина, так как мое тело и ум вошли в состояние повышенной боевой готовности. Я понятия не имел, кто были эти двое, но Трент определенно представлял собой угрозу.

— Пришло время кое-что здесь изменить, мистер Арден.

Ничего из этого не могло быть в моих интересах, поэтому я приготовился и стал ждать.