На острие ножа

Глава 13

На то, чтобы покинуть пределы Хейвен-Парка, у меня ушло минут пять. Голова раскалывалась, мышцы сводило от напряжения. Я направился в центр Лос-Анджелеса, а точнее, в автомастерскую на Шестой, где имелся большой отдел авто-музыки.

О своем приезде я предупредил заранее, один служащий уже поджидал меня. Мы с ним познакомились десять лет назад, когда я арестовал его за незаконную прослушку. Парень полгода кантовался в окружной тюрьме. Он оказался настоящим гением в электронике, после отсидки я помог ему устроиться сюда на работу. Гения звали Кэлвин Эппс, но все называли его Харпо, потому что, если не считать кожи цвета черного дерева, он был вылитый покойный комик Харпо Маркс. Я еще не видел ловкача, который умел бы так здорово, как он, устанавливать подслушивающие устройства и находить их.

— Как жизнь, Шейн? — спросил Харпо, когда я остановился и выключил фары.

— Нормально.

— Я уже в курсе, — сказал он. — Ко мне заезжал кое-кто из ваших, из Паркер-центра, просветили меня. Держись, приятель, ты справишься! Со мной было то же самое. Пройдет время, и все будет казаться не таким страшным.

— Спасибо, Харпо! — По телефону я заранее растолковал, что мне нужно. — Займешься сейчас? — уточнил я, вылезая из машины.

Он кивнул:

— Оставь машину здесь. Я на время дам тебе свою запасную. Завтра к восьми утра все будет готово.

Мы обменялись ключами; попрощавшись, я пересел в его старый, весь в пятнах грунтовки «шевроле» восемьдесят шестого года выпуска и уехал.

Из-за бейсбольного матча на стадионе «Доджерс» на дорогах были сплошные пробки. Почти полчаса я выбирался на Сто десятое шоссе, то и дело косясь в зеркало заднего вида, проверяя, нет ли за мной хвоста. Наконец я повернул на Сто пятое и довольно долго ехал по направлению к международному аэропорту Лос-Анджелеса, а потом свернул на Сепульведа.

Я ехал мимо нефтяных «качалок», которые мотались вверх-вниз. Они напоминали огромных металлических насекомых, которые пьют и пьют из подземного источника. Потом я повернул на запад, к маленькому городку Манхэттен-Бич. А после я вырулил на Оушен-Вэй и стал искать глазами нужный поворот. Наконец впереди показалась рекламная вывеска агентства недвижимости «Двадцать первый век», а за ней — новенький трехэтажный жилой комплекс с видом на океан. Если верить рекламе, квартиры в шикарном комплексе еще продавались. У ворот я набрал код доступа, который мне сообщили заранее. Спустился по пандусу в подземный гараж. Ржавая колымага Харпо выглядела не очень красиво на чистенькой, свежевыкрашенной парковке. Выйдя из машины, я вошел в лифт и поднялся в пентхаус номер два.

Кабину лифта украшало зеркало во всю стену, на полу лежал ковер. В лифте, как и повсюду, пахло новыми материалами и большими деньгами. Двери разъехались, и я очутился в симпатичном холле. На этом этаже было всего две квартиры; судя по тому, что я знал о Манхэттен-Бич, каждая из них стоила не меньше трех миллионов долларов. Меня предупредили, что ключ от второго пентхауса будет лежать в резной статуэтке напротив зеркальной стены. Я перевернул статуэтку, сунул руку в полость, нашел ключ и отпер дверь, обитую красным деревом.

Свет в гостиной был приглушен, в камине горел огонь. Из навороченных динамиков сладко пела Шерил Кроу. Неплохая квартирка! На белом пушистом ковре стояла дорогая мягкая мебель. На стенах с шелкографией висели произведения изобразительного искусства.

Она сидела на балконе в шезлонге спиной ко мне и смотрела на океан. Должно быть, она почувствовала мое присутствие, а может, просто увидела, как движется моя тень.

Ради такой потрясающей женщины я готов был на что угодно, даже на убийство. Красавица со сногсшибательной, как у кинозвезды, фигурой… Она встала, развернулась, вгляделась в раздвижные двери…

Потом, повозившись немного с дверью, она вбежала в комнату и бросилась ко мне на грудь.

— О, Шейн… Господи, как же я по тебе скучала! — прошептала она.

Я крепко обнял ее. От нее исходило тепло. Я почти не мог говорить, мне не терпелось заняться с ней любовью.

— Никогда еще мне не было так тяжело, — прошептала она мне на ухо.

Мы долго стояли, прильнув друг к другу.

Потом она поцеловала меня, и ее поцелуй сразу снял напряжение. Как будто на открытую рану наложили прохладную повязку. На душе у меня полегчало.

— Как я тебя люблю! — прошептал я.

— А я — тебя, — ответила Алекса.