На пыльных тропинках далеких планет

Фрагмент 23

Скорее всего, городская стража издалека заметила облако пыли, поднимаемое нашими машинами, поскольку к тому времени, когда мы остановились в сотне метров от ворот, через которые «Уралы» всё равно бы не прошли по высоте, успели закрыть «избушку на клюшку». В смысле — запереть мощные деревянные створки ворот с набитыми на них бронзовыми пластинами. За холмами же не видно было, кто эту пыль поднимает: мы или какая-нибудь очень шустрая орда кочевников. Да и от нас они не знают, чего ожидать. А то, что снаружи скопилось и, в основном, бестолково мечется с десяток аборигенов, стражу не касается.

Но мы никаких агрессивных действий не предпринимали, так что повода стрелять по нам полудюжине лучников, оказавшихся на стене, мы дать не успели. Даже наоборот: пока втроём (я, Кушнарёв и один из наших бойцов, топали к надвратной башне, чтобы «перетереть» с кем-нибудь из командиров стражи, я даже помог местной барышне, сбитой с ног каким-то ошалелым невменяемым крестьянином, принять вертикальное положение.

В общем-то, прав был Володя, когда говорил, что горожане какие-то дальние родственники «нашим» горцам. По крайней мере, расовый тип у них один и тот же. Есть, правда, как я заметил, и помеси с кочевниками, но и у горцев такие имеются. Да взять хотя бы ту то ли даму, то ли девицу, которой я помогал встать: есть, есть у неё рыжина в волосах. Да и голова чуть более удлинённая, чем у ошалевшего, сбившего её с ног.

Кстати, про неё. Перепуганная была, пока мы приближались. А когда я руку протянул и улыбнулся, заговорив с доброжелательными интонациями, мне кажется, даже немного смутилась. Не будь она такой загорелой (юг же, чёрт бы его подрал!), я бы даже сказал, что зарумянилась. Свой сбившийся набок типа-халат без рукавов (пожалуй, даже что-то вроде мушкетёрского плаща или южноамериканского пончо), сделанный из каких-то растительных волокон, поправила, чтобы не слишком уж откровенно грудями и лобковой шевелюрой сверкать, свалившимся пояском его перехватила. Но действовала при этом без свойственной земным женщинам стыдливости. Из чего я сделал вывод: это в нашей традиции скрывать женское естество от мужицкого взгляда, а ту одёжка служит, скорее всего, чтобы защитить довольно чувствительные участки тела то ли от солнца, то ли от песка, который ветерком поднимает.

Слава богу, на этот раз не пришлось «жестами объяснять, что меня зовут Хуан», как при прежних моих контактах с туземцами. Володя Кушнарёв уже знал, что говорить, поэтому, не доходя до запертых ворот метров семь, «задвинул речугу». Типа, сами мы не местные, издалека приехали, живём в мире-дружбе-жвачке с теми, кто в давние времена ушёл на юг. А теперь хотим повидаться с теми городскими, которые здесь в авторитете, чтобы тоже договориться о тех же самых мире-дружбе-жвачке и торговле всякими качественно изготовленными вкусностями. А мы с Николаем, сопровождающим нас бойцом, продемонстрировали часть этих вкусностей: топоры, лопаты, ножи (включая мачете для рубки тростника), куски ткани. Я же, воспользовавшись тем, что девица так и осталась стоять рядом, набросил ей на шею самые дешманские бусики из ярко-красных пластиковых шариков. Чем, собственно, вызвал её полнейшее охренение, мало отличающееся от превращения в соляной столп.

— Ждать придётся, — объявил Владимир, выслушав ответ какого-то перца со стены. — Так что пошли в тень от машин, пока у меня одежда под бронежилетом вся от пота не промокла.

А вы думали, что мы попрёмся в одном камуфляже туда, где в нас запросто могут стрелу воткнуть? Нет, на такие дела мы без броника первого-второго классов защиты (от стрелы даже с «бронебойным» наконечником он прекрасного защищает, мы проверяли) мы не суёмся и соваться не собираемся.

Воспользовавшись тем, что мы удалились, стража через узкую щель в приоткрытых створках ворот впустила так и не растерзанных нами соплеменников, «застрявших» снаружи «крепости». Включая ту самую девицу, несколько раз оборачивавшуюся в нашу сторону, пока цокала по камешкам, попадавшимся на дороге, дощечками на ногах, похожими на «вьетнамки». Правда, бусы она уже спрятала под «мушкетёрский плащ».

— Интересно, а их трахать можно?

Кто про что, а Колька, тоже видевший у туземки сиськи и… не только их, о самом насущном для рядовых обитателей Базы, где существует серьёзный гендерный перекос.

— Так попробуй, когда в город попадём, — заржал кто-то из ребят.

Девочку, которую мы с Дубом вывозили из джунглей, я хорошо разглядел, поскольку она была голой, когда мы её нашли. Если судить по виденному, то анатомически аборигенки «в этом месте» от наших баб не отличаются. Да и их мужики от нас — тоже. А что там с тонкостями, мне не известно. Но, думаю, когда-нибудь найдутся желающие проверить, какова «на вкус» любовь с инопланетянками. Если уже не попробовали: что-то больно уж загадочно улыбается наш толмач, проживший среди горцев не один месяц.

Ждать пришлось часа полтора. Хотя Люда, загнавшая на пару сотен метров квадрик, сообщила, что какие-то люди, явно не самые простые, уже давно собрались на небольшой площади у ворот, явно расспрашивая тех, кто оказался около нас, когда мы явились. И бусики у дамочки изъяли, разглядывая их всей толпой. Блин, хотел девушке компенсировать то, что ей пришлось в пыли вываляться, а эти говнюки мой подарок отобрали! Ну, ничего. Если удастся её там, за стеной встретить, я ей ещё что-нибудь задарю. Чисто из побуждений справедливости: я ЕЙ безделушку дарил, а не вам!

Наконец-то нам принялись махать со стены, и мы в прежнем составе двинулись к приоткрывшимся воротам. Чуть приоткрытым и «охраняемым» вышедшим за них копейщиком.

Охранник, млять! Да если бы нам так нужно было войти, мы бы, даже несмотря на то, что они заперты, вошли бы без проблем: пара тубусов со «Шмелями» в заначке у нас имеется. Ну, а что сделает с кожаным нагрудником этого копейщика выстрел из «Вереска», и говорить не стоит.

Впустили. А сразу же за нашими спинами на г-образные выемки в кладке воротного проёма лёг двадцатисантиметровый брус. Надо будет, мы, конечно, втроём легко положим весь десяток копейщиков, что окружил место переговоров, но на нервы действует то, что путь назад нам отрезали. Хорошо, хоть «птичка» Крохи висит и снимает всё, что у нас тут происходит.

В общем, повторил Володя почти десятку «отцов города» рассказ про то, откуда мы приехали, про то, что дружим с их «кузенами» из долины реки «Сплавная», которую он назвал уже туземным именем. Добавил, что защитили их от набегов пиратов, про торговлю с ними рассказал, про то, что жил в одной из их деревень. Поведал, что это именно я несколько дней назад летал на красно-белой «большой птице» над этим городком, а теперь прибыл, чтобы лично познакомиться с горожанами. Что зла туземцам не желаем, а хотим быть добрыми соседями и торговыми партнёрами.

«Большую птицу» видели все, шумом мотора она многих напугала, но из-за того, что покрутилась немного и улетела по своим делам, никто особо паниковать не стал. А вот на меня, летавшего на ней, пялились едва ли не как на бога. Если, конечно, они уже придумали богов.

Откуда я знаю, не понимая ни единого слова на здешнем наречии? Да просто всё содержание вступительного слова в начале переговоров было обговорено заранее.

— Ты уж извини, Саня, что я тебя им представил как Перца. Просто «Александр Пересечин» для них — просто непроизносимо длинное имя, — закончив рассказ, добавил Владимир.

А дальше всё пошло, как в анекдоте о встрече иностранных дипломатов с нашим очень высокопоставленным чиновников, когда длинные-длинные велеречивые спичи гостей с множеством восхвалений принимающей стороне и лично её представителю переводчик переводил единственным словом: «П*здя́т». Впрочем, в нашем случае Кушнарёв переводил «с пятого на десятое» вовсе не из-за раздолбайства или презрения к аборигенам. По его словам, за три сотни лет языки горцев и «озёрных людей» успели достаточно сильно разойтись, и ему, зачастую, были не вполне понятны некоторые слова и обороты речи, используемые другой стороной.

Дикари-то дикари, да вот инженерной смекалки хватило на то, как подвести воду в город сквозь стену. Причём, весьма необычно: они не стали устраивать большую дыру в сплошной стене, а поставили никак не меньше десятка квадратных свай-опор с промежутками между ними сантиметров в пятнадцать. Это тебе и защита от лазутчиков, и своеобразный «фильтр» от всяческих палок, веток и стволов деревьев, если их принесёт небольшая речушка, для которой выкопали новое русло. Качества воды в этом «водопроводе», конечно, не для наших земных желудков, но местные-то к тут желудковусло. иметров в пятнадцать. ошним кишечным инфекциям какой-никакой иммунитет имеют.

Сортиры? А вот до римской системы смыва фекалий проточной водичкой туземцы из Большого Селения У Озера, как переводится на русский язык название города, пока не дотумкали. Горшками пользуются, содержимое которых выливают в речку ниже ям-водозаборов. Если хватает терпения нести пахучее содержимое несколько сотен метров. Если не хватает — льют прямо на улицу. Не считая тех, кому до горшка бежать либо далеко, либо влом. Вне зависимости от возраста и пола. Так что городок благоухает… Впрочем, что взять с людей (?), даже не слышавших слова «санитария».

Хоть подарками «отцов города» мы и одарили, но, по уже объяснённым причинам, въезд нашим «Уралам» за крепостные ворота закрыт. А чтобы не казаться очень уж невежливыми, после часовых разговоров (на солнцепёке!) смилостивились городские власти и выделили для нашего проживания один из двух «караван-сараев», тоже обнесённых стенами. Не «продуктовый рынок», куда крестьяне из близлежащих деревень привозят выращенное на их огородах (сейчас как раз идёт сбор урожая, и туда потёк ручеёк спешащих сбыть плоды сельского труда), а временно (опять же, из-за начавшейся страды) «лесную биржу», где живут плотогоны и «лесовозы», привозящие брёвна и жерди на телегах. Там никакого перекрытия над воротами нет, и наши бронемашины, хоть и впритык по ширине, но способны въехать.

Как выяснилось уже на второй день нашего пребывания в городе, торговать с нами местные вовсе не прочь. Особенно после того, как увидели товар лицом. Загвоздка в том, что они способны предложить нам в обмен. Их тростник нам и даром не нужен, рыбу, вылавливаемую в Озере (имя собственное, поскольку других озёр этот народ не знает), к нам не довезти, поскольку для этого потребуются рефрижераторы. Да и зачем нам их рыба, если у нас под боком Лиман? Сельхозпродукция? Овощи и крупы довезти, конечно, можно. Но тут уже вступает в силу присказка «за морем телушка — полушка, да рубль перевоз». Руду, добываемую где-то неподалёку от города, тоже возить дорого. Металлы, выплавляемые из неё? Не смешите мои тапочки! Скот гнать за несколько сотен вёрст через земли, занятые кочевниками, значит, гарантированно вступить с ними в конфликт. Остаётся золото, имеющееся тут в мизерных количествах, и небольшие порции необработанных драгоценных камней. Всё! И, опять же, ездить за ними нам придётся самим, поскольку тутошних купцов не пропустят кочевники.

Стены, кстати, во всех поселениях возведены именно для защиты от них, поскольку время от времени они сюда наведываются. Но, к счастью для народа земледельцев, брать укрепления они пока не научились, и удачными эти набеги бывают лишь в случае неожиданного появления у сельских ворот очередной орды. И скоро придёт пора, когда можно будет ожидать набега: кочевники ведь тоже не дураки, стараются подгадать такое время, чтобы урожай, в основном, уже был собран. Не горбатиться же им на полях, собирая овощи и зерно, если это прекрасно могут сделать крестьяне! В случае удачи, можно сказать, получается «три в одном»: селяне и урожай для грабителей собрали, и скарбом «поделились», и сами товаром на рабском рынке стали.

Самое прикольное, что ни одни, ни другие эти набеги не считают войной. Как я понял, это у них что-то типа состязания, поскольку земледельческая молодёжь тоже пошаливает, налетая на близлежащие кочевья ради того, чтобы угнать немного скота или умыкнуть женщин. Не уберегли добро те или другие, значит, судьба такая, и зла держать за проигрыш не полагается. Ведь ни те, ни другие не ставят своей целью поголовное уничтожение или подчинение «чужих». А придёт «зима», спокойно будут торговать, выменивая плоды своего труда на то, что предложит вторая сторона. Вот такая, пусть и довольно жестокая, «игра».

Золото и серебро. Их жители города знают. Время от времени монеты и украшения из этих металлов им попадаются в качестве добычи у кочевников. А ещё иногда их привозят редкие купцы с Приморских гор, куда тоже ушли бывшие обитатели вулканического плато. Но это — продукция государств, расположенных на соседнем континенте, о котором мы знает от ласов и ракуим: пролив между материками не очень широкий, и туда, в те горы, наведываются мореплаватели из-за него. Хотя денежные отношения у них имеются. Платёжными средствами служат довольно корявые медные прутки диаметром около сантиметра или обрубки этих прутков. Этакий примитивный аналог древнерусской «гривны» и отрубаемых от неё «рублей». Ясное дело, такие «деньги» нам тоже совершенно неинтересны.

Железо известно. В небольших количествах, едва хватающих на первоочерёдные нужды (оружие для «городской самообороны», рабочий инструмент для самых богатых хозяев и тому подобное) его тоже привозят с запада. Так что наши подарки в виде лопат, топоров и дерьмовых кухонных ножей оказались просто королевским подношением.

Основные статьи экспорта — поделки из обсидиана и других камней яркой расцветки, клей из рыбьих чешуи и костей, а также малиновый краситель, получаемый из луба какого-то кустарника, растущего на вулканических склонах близ рек. И клей, и краситель перевозятся в жидком виде, поэтому местные гончары специально для этих товаров производят типа-амфоры — узкогорлые сосуды с ручками, за которые их удобно привьючивать на спины «ишаков». А чтобы драгоценные жидкости не полимеризовались раньше времени, сосуды герметично закрываются глиняными же пробками, обмотанными лоскутами ткани, пропитанной рыбьим клеем, и заливают… битумом.

Кореньков, приехавший вместе с нами «ради геологии», чуть от восторга прыгать не начал, когда мы с Кушнарёвым принесли «отдарки» из города. Ведь битум — непременный признак нефтяных залежей, частично выходящих на поверхность. Мало ему нефти, кажется, всё-таки найденной неподалёку от Центральной Базы!

Разумеется, две трети рассказанного мной — только выводы, сделанные из переговоров с представителями народа гелон, как называют себя приозёрные жители, и анализа их ответных подарков.

О подробностях переговоров я сообщил по радио в Центр. Качество голосовой связи во время этого сеанса оказалось паршивеньким, поскольку монтаж большой антенны ещё не закончен, и с Центральной затребовали, чтобы я накропал текстовую радиограмму, которую Людмила и передала в телеграфном режиме с использованием компьютера. Ответ (тоже в текстовом формате) пришёл уже под утро. Помимо прочего, в нём «порадовали» нас и тем, что темпоральный поток на ТемУре снова замедлился, и теперь земной час равен нашим ста четырём минутам. Что это значит, сразу понял лишь Листьев, тяжко вздохнувший о том, что поговорка «мы сидим, а денежки идут» теперь не работает. Скорее, наоборот: мы пашем, а денег за эту работу поступает меньше.

А ещё среди ценных и особо ценных указаний было напоминание Шарова о необходимости расспросов про представителей инопланетной цивилизации, с чего я и начал третий день переговоров. И ведь правильно рассудило начальство: слухи о наших «конкурентах» доходили и сюда. Правда, далеко не свежие, где-то пятилетней давности. Мол, видели «самодвижущиеся повозки» и «грохочущих в небе гигантских жуков» где-то на восточном побережье континента. Но воспринимали эти известия как сказки, пока собственными глазами на нашем примере не убедились, что такое возможно на самом деле.