На расстоянии

Эпилог

Далее читайте с осторожностью! Глава содержит лишь мой вымысел, который не стоит принимать близко к сердцу.

Элеонора.

Яркое, летнее солнце слепит мне глаза, но это не мешает мне наблюдать за тем, как на детской площадке носятся дети. Устраивают гонки на самокатах, и каждый норовит прийти первым, яростно отталкиваясь ногой от земли и ловя на себе легкий ветерок, который вздымает их волосы. И вот вроде бы есть победитель, но кажется, других это не устраивает, и начинается спор за первенство. Это вызывает на моих губах улыбку, и невероятное умиротворение в душе. Вероятно, скоро у них дойдет до драки, и мне будет не до смеха. Алиса, которой вчера исполнилось десять лет, задвигает себе за спину своего младшего троюродного брата, которому едва стукнуло пять, чтобы оградить от начавшегося конфликта. Моё сердце вздрагивает от её проявления заботы, и в который раз мои глаза наполняются слезами.

Клим говорит, что с появлением Алисы я стала слишком впечатлительной, более эмоциональной. И иногда он совершенно меня не узнает. Но я уверена, что такая, новая я — ему нравится намного больше. И кличка «стальная леди» — уже давненько не слетала с его уст. Эти изменения не остаются незамеченными и мной. Вот только мне кажется, что они произошли ровно тогда, когда я встретила его. Он сотворил со мной что-то невообразимое, не подвластное пониманию. Это лишь ощущается. И я каждый день не устаю благодарить его за это. Благодаря его любви я открыла в себе новые, неизведанные грани, о которых раньше и не подозревала. Впрочем, как и он. Человек, чье сердце и душа вынесло немало испытаний, и который смог это проработать и преобразить в одни плюсы. Кто бы мог подумать, что он так проникнется всем процессом удочерения, и бедами этих детей, что откроет центр помощи и развития для детей. Что он найдет себя!

— Знаешь, я тут подумал закончить универ. — сказал он мне однажды, когда мы сидели на кухне и прислушивались к звукам в соседней комнате. Потому как это была вторая ночь после того, как мы забрали Алису домой. И не находя себе места — мы по пол ночи сидели на кухне и, каждый час заглядывали в её комнату от находивших на нас переживаний за неё.

— Это отличная идея. — выразила свою поддержку я, и поставила перед ним кружку с травяным чаем.

— Да. Но у меня есть ещё идея.

— Какая? — я обернулась к нему с любопытством.

— Я хочу попробовать открыть, что-то типа детского центра… куда смогут обращаться как и малоимущие семьи, так и обеспеченные. Для тех, кто не может себе позволить водить ребенка на развивающие занятия, или на занятия с логопедом например, — программа будет бесплатна. Потом организуем приемы и консультации детских врачей. Но только, желательно, светил каких-нибудь. Хирурги-ортопеды, офтальмологи, кардиологи, психиатры… — замолчал он и взглянул на меня с надеждой.

Идея мне понравилась сразу, но насколько это реализуемо — мне оставалось лишь гадать. А главное, на какие деньги всё это устроить. Но и тут Клим удивил меня.

Так как он переехал ко мне после того, как мы забрали Алису, он продал свою квартиру — посчитав её ненужной. И решив, что эти деньги он вложит в своё дело. А затем каким-то способом он привлек инвестором своего отца, который не раздумывая поддержал его. А ещё мы присели на уши Артёму, потому как у него тоже деньги водились. И из-за молящего взгляда Саши — он не смог отказаться. И так, по крупицам — через два года мы открыли свой центр. Поначалу дела шли туго, еле хватало на зарплаты педагогам и персоналу. Но год назад мы заработали уважение и признание местных жителей. Клим сам работал в центре педагогом, так как успешно закончил университет. Я видела насколько ему было сложно разрываться на учебу, работу, и на нас. Но и с этим он справился. Ни разу не сказав о том, как он устал. Ни разу не опустив руки, и не засомневавшись в своей идее. Пол года назад он наконец организовал консультации в своем центре лучших врачей страны, конечно, согласилось меньшее количество, но это только начало. И я не перестаю надеяться, что совсем скоро о нас узнает вся страна и, мы откроем несколько филиалов в других городах. Что подарит возможность многим детям заниматься с лучшими педагогами, посещать врачей, которые болеют своей работой, и пишут множество научных статей — совершенно бесплатно. Это невероятно мотивирует меня, и дает сил упорно помогать Климу в его не легкой работе. Подпитывать его новыми эмоциями, потому как всю свою любовь, заботу — он каждый день отдает детям, которых видит впервые. Кто бы мог подумать, что тот хамоватый парень, способен так любить чужих детей, способен на такое искреннее добродушие. Который смог принять и полюбить как родную дочь маленькую девочку с нежно-голубыми глазами. Пройти школу родителей, а затем дать ей свою фамилию и отчество. Из-за которой он бывает не спит по ночам, когда у неё случаются трудности в школе, или ссоры с подружками. Алиса приложила руку к тому, чтобы он смог найти себя. Ибо первое время нам было довольно тяжело. И как говорил Артём, нас это действительно сблизило. Он вместе со мной проходил через проработку её травм, страхов. Мы вместе создавали для неё спокойную, семейную обстановку и, продолжаем стараться каждый день ради неё. Клим сдержал все свои слова, он изменился ради нас и, до сих пор продолжает приятно удивлять нас. Я верю в него, как ни в кого другого.

Иногда мне становится страшно от своего счастья. Парадоксально, но именно так. Больше всего на свете я боюсь лишиться его. Боюсь потерять этих двоих людей, без которых моя жизнь не имеет смысла. Порой эти мысли накатывают мощными волнами, но я стараюсь выплывать и, не углубляться в них.

— Вот твои очки. — вырвал меня из таких совсем ненужных мыслей Клим.

— Спасибо. — улыбнулась я и, сразу же защитила глаза от ярких лучей солнца темными линзами. Клим сел рядом со мной и, в своей манере закинул руку на спинку лавочки.

— Как они тут? — поинтересовался он, ища глазами Алису, от чего я не могла скрыть улыбки.

— Нормально. Начался небольшой конфликт, но вроде бы всё решили. Алиса сразу же начала защищать Ваню. Это так мило.

— Умница. — с улыбкой кивнул Клим и, обхватил рукой мои плечи. Я прижалась к нему ближе и продолжила наблюдать за нашей дочерью и моим племянником, который с раскрасневшимися щеками пытался догнать шуструю сестру, но та громко хохоча не поддавалась ему. Я подняла голову и дотронулась губами до его колючей щеки. А Клим в ответ заулыбался и, на его щеках появились очаровательные ямочки, которые я так любила целовать.

Иногда мне кажется, что вся моя жизнь состоит из одних черных полос. И лишь изредка, они сменяются совсем крохотными белыми. Переходы такие быстротечные, что я совсем не успеваю их разглядеть. Я не верю в загробную жизнь, в то, что наши души проживают несколько жизней. Но порой я начинаю сомневаться в своих убеждениях, потому как не могу понять, почему судьба обрекла меня на нескончаемые страдания. Может, в прошлой жизни я совершила страшное преступление, и сейчас расплачиваюсь за него? Почему моя жизнь состоит практически из одной боли? Почему, когда я начинаю радоваться каждому дню, судьба, или вселенная — лишает меня такой возможности? За что? Вопрос на который я вероятно, никогда не получу ответа.

Я восхищено слежу за Алисой, которая с легкой улыбкой на лице кружит в вальсе по сцене. Партнер уверенно её держит, и умело подхватывает на поддержках, а она словно легкое перышко ныряет в его объятия, и тут же одаряет зал широкой улыбкой. Она полностью сконцентрирована на танце, и на партнере. А я за несколько минут их невероятного танца успеваю подумать о всей своей жизни. Потому что, когда вижу её успехи в учебе, танцах — сразу же принимаюсь анализировать свои действия, понимая, что я всё делаю правильно, как бы не было тяжело. Я украдкой смотрю вправо: где рядом со мной сидят Артём с Сашей и между которых восседает их восьмилетний сын. Он заинтересованно смотрит на сцену, и на его лице мелькает гордость за свою сестру, которая точно займет сегодня первое место. Мне хочется посмотреть влево, но я понимаю, что встречусь там с незнакомым человеком, который пришел поддержать своего ребенка выступающего на соревнованиях по бальным танцам. И поэтому, я по инерции скольжу рукой в свою сумку и, сразу же мои пальцы соприкасаются с прохладным пластмассовым флаконом. Немного подумав, я сжимаю флакон и всё же достаю его из сумки. Очень глупо с моей стороны, но иначе я не могу. Мне нужно хоть как-то попытаться его почувствовать в такой момент, полный гордости за дочь. В её особенный день, когда она блистает на сцене, демонстрируя свою грацию, кротость: в нежном танце. К ни го ед. нет

Разжав ладонь мои глаза встречаются с флаконом помады. Нет, она совсем не новая. Этой несчастной помаде больше восьми лет: черный флакон пошел трещиной, краска облупилась. Но если снять колпачок, то глаза порадует нежно-розовый оттенок помады, практически не тронутый. Вот только это не приносит мне радости, скорей, мне хочется завыть от невыносимой боли, которая обрушилась на моё тело, стоило взглянуть на неё. Хотя кого я обманываю, сегодня утром я так же рыдала, заходилась в истерики лежа в ванной на полу, пока Саша собирала у себя дома к концерту Алису. Дело совершенно не в помаде, дело в нём…

Могла ли я тогда, сидя на лавочке на детской площадке и, крепко прижимаясь к мужчине, которого любила всем своим израненным сердцем, предполагать, что через полтора года я его потеряю? Да, во мне был этот страх, я думала, что накручиваю себя, потому как в моей жизни было мало чего приятного. Я привыкла к ударам судьбы. Но это были не накручивания. Это были предчувствия. Которые я старательно игнорировала, и о которых никому не говорила, даже Климу. Потому что он бы обязательно покрутил пальцем у виска, и назвал меня параноиком.

Всё постепенно начало ухудшаться после того, как сердце матери Клима неожиданно остановилось в одну из летних ночей. Её не стало так скоротечно, и так неожиданно, что этого никто совсем не мог предполагать. Впрочем, когда этого кто-то ждал… Это нанесло непоправимые удары по Климу и его отцу. Они проживали эту горесть вместе, но им не становилось лучше. Спустя два месяца после кончины Варвары Евгеньевны — отец Клима слег в больницу с инфарктом. А через несколько дней мне довелось столкнуться с самым ужасным, что я когда либо видела.

Клим взял в центре отпуск, и потому я старалась проводить там как можно больше времени. Алиса гостила у моей мамы. И потому я не спешила домой, потому как хотела дать ему возможность побыть одному. В те дни он был особенно отчужденным, замкнутым. И я понимала, что ему нужно время. Я вернулась довольно поздно, в квартире стояла кромешная темнота и тишина. Я подумала, что и Клим куда-то уехал. Но я зашла в спальню и включила свет. Сначала я ничего не поняла: Клим сидел на полу возле кровати с прижатыми к груди коленями и, медленно покачивался. Ни свет, ни моё присутствие никак на нём не отразилось, и он продолжал сидеть, покачиваться и смотреть пустым взглядом в пол. И только, когда я подошла ближе, и присела на корточки, а затем спросила, что с ним — я всё поняла. Это понимание, причинило мне, наверное, самую невыносимую боль, которая только существовала, но я заблуждалась. Я узнаю, что такое настоящая боль, которая ломает кости, и выкручивает все внутренности — где-то через год.

Я оставила его в комнате, потому как он просто не видел и, не слышал меня. Я понимала, что нужно действовать. Но предпринять меры, значило бы окончательно удостовериться в том, что тот страх с которым он жил долгие годы — осуществился. Но он нуждался в незамедлительной помощи. Первым делом я позвонила Артёму, надо бы в скорую. Но в чрезвычайных ситуациях я всегда сначала звонила Климу, а если он занят — Артёму, а затем набирала нужные службы. Да, вот такая, я оказалась трусиха и слабачка. Он ничего не понял, потому как я просто рыдала в трубку, и двух слов связать не могла. Но этого было достаточно, потому как через десять минут — он перепуганный стоял на моём пороге. Затем Артём принялся звонить в скорую, и параллельно успокаивать меня. После всех осмотров и анализов — главный страх Клима подтвердился. Ему поставили такой же диагноз, который был у его матери. Ему было почти двадцать девять. После разговора с врачом, я подумала о том, словно его мама после своей смерти передала это бремя ему. Будто её болезнь после того, как её не стало — перешла на него. Сомнительные мысли, но в то время я едва могла здраво рассуждать.

И, после этого происшествия — наша жизнь погрузилась в непроглядный мрак. Когда Клим пришел в себя после эпизода, он добровольно остался на лечение в клинике. Мы почти не виделись, потому как он не хотел. Он запрещал персоналу впускать меня к нему. И меня это задевало, но я всячески пыталась понять его и, не таить в себе обиду. Потому как ему приходится намного сложней, чем мне. Мне только и оставалось жить ожиданиями и надеждами на то, что скоро ему станет лучше, и всё наладится, и отвечать на каждодневные вопросы Алисы о том, где же папа. Она тяжело переживала разлуку с ним, не раз рыдая, просила дать позвонить ему, но я врала о том, что папа в командировке, потому как открывает филиал детского центра в другом городе и, он очень занят. Но скрыть правду от десятилетней девочке было сложней, чем я думала. Она подслушивала мои разговоры, когда я думала что она спит. И однажды спросила:

— Мама, папа заболел? И лежит в больнице?

Я отставила кружку с чаем и потянула к ней руки. Усадив дочку на колени я грузно выдохнула, понимая, что я больше не могу её обманывать.

— Да, малышка. Папа заболел. И ему нужно какое-то время побыть в больнице, чтобы ему стало легче.

— Чтобы вылечиться?

Я горестно покачала головой, и смахнула выступившие слезы.

— Нет, Алис. У папы такая болезнь, которая не лечится. Но если вовремя пить таблетки — он будет себя хорошо чувствовать.

— Он умрет? — спросила она с жутким страхом в глазах, от чего моё дыхание сорвалось.

— Нет… — прошептала я. — Он не умрет. Он всегда будет с нами. — надеялась я, потому как помнила его слова сказанные почти шесть лет назад.

Он вернулся домой через месяц. Передо мной стоял совершенно другой человек. Я смотрела на него не моргая и, не узнавала. Сломленный, похудевший, хмурый, с безжизненным взглядом он смотрел на меня в ответ, а я и слова не могла произнести.

— Я рад, что у нас никогда не будет своих детей. — первое, что сказал он мне, а я лишь сглотнула слезы и попыталась выглядеть максимально уверенно. Но он видел, как мне плохо, как тяжело. Как больно видеть его таким. И это убивало его ещё сильней.

Наши отношения изменились: он стал отстраненным, по ночам засыпал на кухне на диване, и мне казалось, он это делал специально, чтобы не ложиться в нашу постель. Он отдалился от меня, и я не знала, как преодолеть это мучительное расстояние. Он исправно пил таблетки, и эпизодов не происходило. И я отчаянно грезила тем, что скоро он сможет принять свой недуг, и всё хоть и не будет как раньше, но хотя бы на малость улучшится. Я ошибалась. Он позволял себе улыбаться лишь с Алисой, когда он играл с ней, или они вместе смотрели мультики. С остальными он стал отчужденным, угрюмым. А в центре все недоумевали от его изменений, потому как несколько месяцев назад он был совершенно другим человеком. Он никому не говорил о своей болезни из друзей, и коллег. Знали лишь Артём с Сашей и отец Клима. Про то, как это воспринял его отец, мне до сих пор больно вспоминать. Боль, страх и сожаление так перемешались на его лице, что мне показалось — его сердце вновь дало сбой. Мужчина незаметно для всех утер слезу и обнял сына, который уже слабо напоминал прежнего Клима.

Клим пытался бороться, пытался не унывать, но побочные действия от таблеток только гасили его вспышки принятия, и желания двигаться дальше. Через время его стали беспокоить неконтролируемая дрожь во всём теле, депрессии, апатия. Я пыталась его отвлечь, заставляла подниматься с постели и отправляться на прогулку, в супермаркет, куда угодно, лишь бы не давать лежать на кровати и смотреть в стену.

— Держи. — однажды произнес он протянув ко мне руку, когда мы прогуливались по парку. Я опустила глаза на его раскрытую ладонь, где лежала моя помада, вот только по флакону шла трещина, и выглядела она неважно. Причем, что точно такая же, новая помада лежала в моей сумке.

— Что это? — спросила я, взяв её в руки.

— Твоя помада.

— Я поняла. Но, как она у тебя оказалась? И почему она поломана?

— Ты давно её обронила… — его губы едва уловимо растянулись в улыбке, а моё сердце радостно затрепетало от того, что он мне улыбнулся. — Тогда на парковке. Когда я чуть не сбил тебя. Ты не увидела её. А я подобрал.

— Клим… — по моим щекам покатились горячие слезы, а сердце сжало болезненными тисками.

— Не надо. — он махнул ладонью. — Ничего не говори. Пошли домой, мне надоело гулять. — он резко развернулся и, не дожидаясь меня, пошел в обратном направлении.

А через два дня, я лицом к лицу встретилась с самым большим своим страхом. Утром я отвезла Алису в школу и поехала в центр. Пробыв там до обеда я съездила в супермаркет и помчалась домой, чтобы снова попытаться вытащить Клима из квартиры. Артём с Сашей приглашали нас в гости, я и подумала, что ему пора встретиться с друзьями от которых он отгородился. Но Клима дома не оказалось. Я сразу же позвонила ему, но телефон был недоступен. Я приложила усилия, чтобы не поднять панику. Я надеялась, что он отправился на прогулку сам, а телефон вероятно разрядился. Но он не пришел ни через два часа, ни когда Алиса пришла со школы, а я как робот заканчивала готовить ужин. Понимая, что происходит что-то неладное, я позвонила маме и попросила её приехать, и присмотреть за Алисой. О чем я думала в тот момент, я не знаю. Вероятно, я надеялась найти его в пределах нашего района. Думала, выйду на улицу и сразу же встречу его — идущего ко мне на встречу: злого, хмурого, но возвращающегося домой… Но, когда я подошла к комоду возле входной двери, чтобы взять сумку, я взглянула на небольшую коробочку, в которой всегда лежало две связки ключей. Но в тот момент там находилась лишь одна. Сердце моментально застучало быстрей, и я поняла куда нужно ехать. Это была однокомнатная квартира, которую мы приобрели для Алисы. Мы планировали в скором времени начать там ремонт, и когда она подрастет сделать ей подарок. Но этому не суждено было случиться.

А дальше всё происходило как в тумане. Дрожащими руками я поворачиваю ключ в замке, захожу в прохладную квартиру и боюсь того, что могу увидеть. Так как в квартире слишком тихо. А на входе стоят его кроссовки.

Что чувствует человек, когда всё его нутро разрывает на куски. Когда от боли во рту застряет немой крик, и даже вдохнуть ты не можешь, потому что из твоих легких был выбит весь воздух одним мощным ударом.

— Нет! Нет… Боже… — завопила я и подбежала к бездыханному, как мне показалось телу, лежащее на старенькой кровати, возле которой валялись баночки от его лекарств. Я встала на колени и принялась трясти его за плечи. Его голова пару раз дернулась от силы моих движений, он напомнил мне тряпичную куклу. Я отпустила его плечи и прижалась ухом к его груди, в попытке услышать заветные удары. Правой же рукой я дотронулась до его запястья. Мне казалось, минуты превращались в часы, пока я пыталась распознать признаки жизни. Из-за своего колотящегося сердца, я едва смогла уловить его сердечные удары. И когда до меня донесся слабый сердечный ритм, я завопила во весь голос.

— Жив! Боже… ты жив! — захлебываясь слезами молвила я и усаживала его на кровати. А затем закатав рукав кофты, вставила в его рот два пальца. Я не испытывала отвращения или страха, что смогу навредить ему или усугубить его состояние. Я действовала на автомате и мало соображала. Послышался стон, а затем он принялся исторгать то, чем пытался убить себя. Я крепко держала его тело: боясь отпустить, и того, что он может захлебнуться. Его ресницы слабо дрогнули, когда выходить было нечему из его желудка.

— Ненавижу тебя… Как же я ненавижу тебя. — дрожащим голосом шептала я шмыгая носом и укладывая его набок. В ответ он лишь слабо простонал пока я искала в сумке телефон. Оператор заверила, что скорая помощь прибудет через семь минут и я принялась ждать. За эти семь минут пролетела вся моя жизнь, пока я смотрела на его бледное лицо и подрагивающие прикрытые веки. Протяженно выдохнув я осела на пол и прижав колени к груди закусила губу до крови. Крепко зажмурившись я покачала головой в неверии. Я не верила, что это происходит со мной. Что опоздай я на каких-то пол часа и его бы не стало. Мой взор упал на белый листок лежащий подле его баночек от лекарств. Дрожащей рукой я потянулась к листку.

«Я не могу так жить. Я не могу ощущать себя больным. У меня изначально не было шансов, потому что я сделал свой выбор очень давно, когда впервые столкнулся с этим. Не хочу, чтобы вы видели меня таким слабым, отчаявшимся, сломленным. Я хотел бы остаться с тобой… с вами. Но эта болезнь оказалась сильней меня. Прости.»

Как же так? Когда в его голове возникла мысль прийти в эту квартиру и, так поступить с собой, с нами? В тот момент, когда он пришел в себя после первого эпизода? Когда он отдавал мою помаду, он уже знал, что сделает? А я наивная дура, радовалась его первой улыбке, которой он меня удостоил, и думала, что всё скоро точно наладится.

Мне стало трудно дышать после чтения этих слишком болезненных строк, и сжав в ладони листок — я встала на четвереньки, чтобы поменять положение и попытаться вдохнуть воздуха. Но мои легкие словно закрылись, и не давали впустить себя и крохи кислорода. Я схватилась рукой за горло пытаясь оттянуть плотный ворот кофты, чтобы хоть как-то помочь себе. Но начавшееся головокружение сигнализировало о том, что мои попытки тщетны. А затем меня вырвало. Я думала, что задохнусь, но когда всё содержимое желудка вышло, я смола сделать первый, хриплый вдох разрывающий мои легкие.

— Зачем ты так со мной? Как ты мог так поступить с собой?.. ты обманул меня… — рвано шептала я вставая на ноги и пошатываясь, принявшись идти на кухню за водой. Набрав в кружку воды, я сдернула с крючка полотенце и побрела в комнату. Я села перед ним на колени и принялась промакивать его губы влажной тканью. Его рваное дыхание гарантировало то, что он жив. Но я ощущала то, что переломало все мои кости, растерзало сердце и испепелило всю душу. Я испытала понимание того, что потеряла его. Надежды нет. Если он решился на такой безумный поступок, значит, он окончательно опустил руки. Сражаться нет смысла. Он подчинился недугу и позволил ему завладеть собой, победить себя.

Слезы новым потоком текли из моих глаз, пока я смачивала его губы и тихо произносила то, что первое приходило на ум.

— Прошу, борись… умоляю, вернись к нам. Ведь мы так тебя любим. Я так тебя люблю. С первой встречи ты занозой засел в моем сердце и я никогда тебя не отпущу. — я придвинулась к его лицу, и если бы я видела себя со стороны я бы наверное, посчитала, что тоже сошла с ума. Растрепанные волосы, лицо-белое полотно с заплывшими от слез глазами и нездоровым, обезумевшим в них блеском. Я бредила и бодрствовала. Я была на грани. — Слышишь, я тебя не отпущу. Ты так просто не отделаешься. — шипела я сжимая его плечо. — Если ты не хочешь бороться, это буду делать я. Ты не оставил мне выбора…

А затем в квартиру одновременно ворвался фельдшер, а через мгновение и Саша. Она каким-то чудом почувствовала неладное из-за того, что мы не пришли на ужин и позвонила моей матери. Её поддержка не дала мне окончательно сойти с ума в тот вечер. И все последующие недели его нахождения в больнице. Он пришел в себя спустя двое суток. Он не пустил меня к себе в палату. Даже с отцом не поговорил. Он бросил нас.

После выписки он добровольно лег на повторное лечение в психиатрическую клинику. И уже год он не выходит за её пределы. Он есть, но и нет его. Я смогла увидеться с ним один раз, переубедив врача в том, что мне необходимо с ним поговорить. Доктор переживал, что из-за стресса у него могут возобновиться эпизоды. Но, честно? Мне было плевать. Он уже сошел с ума, а я должна была сохранить рассудок ради нашей дочери, ради него. Мне хотелось хоть раз взглянуть в его глаза. Просто из далека понаблюдать за ним хоть пару минут и ощутить его присутствие.

Его палата встретила меня тусклым светом настольной лампы и зашторенными окнами. Он любил темные цвета, и любимое его время суток была ночь. На улице слепило солнце, в его же палате владел сумрак. Он сидел на кровати прислонившись к стене и на согнувшие колени он уложил свои руки — его излюбленная поза. Я тихо прошла к столу стоявшему напротив, и на негнущихся ногах присела на стул. Стул неприятно скрипнул, но ни один мускул на его лице не дрогнул. Он смотрел куда-то в сторону, совершенно спокойно и без единой эмоции. Я слышала его размеренное дыхание, когда моё буквально срывалось. Я начала жалеть об этом визите. Он не хочет видеть меня. Это уже не он. Я потеряла того Клима. Но я постаралась прогнать эти мысли, и тихая надежда заставила меня произнести первые слова.

— Привет. — шепнула я, и принялась ожидать реакции. Её не последовало. Я рвано вдохнула и тихо заговорила. — Ты не хочешь бороться. Ты не хочешь видеть меня, я понимаю. Ты не видишь выхода. Ты думаешь, что болезнь победила… но это не так: пока ты дышишь и принимаешь препараты. Позволь, помочь тебе. Позволь, держать тебя за руку, в моменты твоего отчаяния и страха. — я вглядывалась в его лицо, которое по-прежнему ничего не выражало. Надежда медленно таяла, как и моё самообладание. По щекам покатились горячие слезы. Безысходность пожирала меня. Как спасти человека, который этого не хочет? Я подавила всхлип и дрожащими пальцами смахнула слезы. Через мгновение я всеми клетками тела ощутила тяжелый взгляд его глаз на себе. Я посмотрела в ответ и чуть не задохнулась от его пронзительных глаз. Мне снова стало страшно, как тогда, в первую встречу.

— Перестань. — хрипло проговорил он, а я прикрыла глаза от болезненного удовольствия услышав его голос. Я такая же ненормальная как и он.

— Перестать бороться за тебя? — смогла спросить я.

— Да. — сухо ответил он.

— Нет. Никогда. — уверенно отозвалась и вскочила с места. Я села на край кровати и нас разделяло каких-то несколько сантиметров. — Мы переживем это, слышишь? Мы справимся. — утвердительно заговорила, но тут же заметила его усмешку.

— Нет, Элеонора, мы это не переживем. Я это не переживу. — по слогам проговорил он и рывком приблизился к моему лицу. Его горячее дыхание обожгло мои пересохшие губы. — Я сделал свой выбор. Понимаешь?

— Нет. — честно ответила я, продолжая как вкопанная смотреть на него. — У тебя есть дочь, есть отец, есть я. Ты не можешь делать такой выбор. Потому что есть люди, которые не переживут этого.

На долю секунды я заметила, как двинулись его желваки на скулах. Он злился. Пусть так. Мне необходимо достучаться до него.

— Пожалуйста, не делай хуже. Уходи. — он практически молил меня, что обескуражило меня. Он смотрел на меня уже без хладнокровия и без эмоциональности. Наоборот, на его лице, в его глазах плескалось столько эмоций, столько боли, что все мои внутренности задрожали.

— Клим, не проси меня о таком. Ты же знаешь, я не сдаюсь. — покачав головой я аккуратно взяла его за голову и прижалась своим лбом к его лбу. Мягкое прикосновение его пальцев к моим запястьям и мою кожу покрыли тысячи мурашек.

— Пожалуйста… Пожалуйста, не бросай меня. Ты обещал… ты обещал… — бормотала я задыхаясь слезами.

— Ты спасла мне жизнь, и я мог бы быть благодарен тебе. Но, я злюсь на тебя. Только злость. Ты лишила меня выбора, когда он был мне так необходим. Я не смогу быть с тобой после всего. Такое невозможно забыть. Забыть то, что ты видела, то что тебе пришлось пережить. Я причинил тебе слишком много боли. У нас нет будущего. Алисе не нужен такой отец. Я себе такой не нужен, понимаешь?! — его голос задрожал и он отпрянул от меня. Его глаза блестели от слез, а мои не прекращались скатываться по щекам.

— Оставь меня, Эля. Оставь. — тихо добавил он и прильнул губами к моему лбу оставив на нём рваный поцелуй. Он отстранился так же быстро как и приблизился, и подошел к двери. — Моя жизнь теперь в этих стенах, ты меня заключила в них. Ты сделала выбор за меня, и должна признать его и принять. Уходи. — его слова рвали моё сердце, его спокойная интонация кромсала всё моё тело. Боль, непонимание, обреченность захлестывали меня. Я сдалась под их натиском. Я не справилась. Я встала с кровати и молча подошла к двери. Не взглянув на него я тихо произнесла:

— Я лишила тебя выбора потому что верила в тебя. Потому что была уверена в том, что ты справишься. Я же знаю, ты можешь… Потому что люблю тебя и всегда буду любить, не смотря ни на что.

А затем я покинула палату. Я приняла свой выбор и своё поражение. Каждый день я сражаюсь с болью от неимоверной тоски по нему. Каждый день я объясняю дочери, которая так ждет отца, и по ночам льет слезы в подушку, что папа болеет и не может приехать. Что ему не разрешают врачи выходить из больницы, пока он не поправится. Она уже взрослая девочка и больше в мои сказки не верит. Ей больно, но при этом она продолжает его ждать. Как и я.

Я смотрю на свою дочь, которой вешают на шею золотую медаль за полученное первое место и, испытываю невероятную гордость, а затем, я вижу как её улыбка меркнет, и я прекрасно понимаю её чувства. Она бы хотела, чтобы он видел её сейчас, восхищенно аплодировал, а потом весь вечер нахваливал. И говорил о том, чтобы она продолжала упорно заниматься и не останавливалась на достигнутом.

Я хмурюсь, когда слышу отдаленные аплодисменты, что странно, ибо весь зал уже не хлопает и тихо наблюдает за награждением. Я поворачиваюсь назад, к дверям входа в зал, именно оттуда доносится звук. Клим стоит облокотившись о дверной проем и продолжает хлопать в ладоши. Его лицо немного бледное, но на губах отчетливо видна улыбка. Искренняя улыбка от радости и гордости за Алису. Я перевожу взгляд на дочь, которая застыв смотрит на отца и широко улыбается. Её глаза налиты слезами, а я уже смахиваю свои. Я вновь смотрю на него, и ловлю его изучающий взгляд на себе. Он посылает мне легкую улыбку и моё сердце замирает. Я встаю с места, не обращая внимания на других, и направляюсь к нему. Он ловит меня в свои объятия, а я утыкаюсь носом в его шею, вдыхая его запах. В эту минуту я искренне надеюсь, что борьба продолжается. Во мне вновь вспыхивает яркой звездой надежда на то, что мы наконец преодолеем это слишком болезненное расстояние.

Больше книг на сайте — Knigoed.net