Набат

●●● ●●● ●●● ●●● ●●●

«Во мне столько силы. В нас. Я могу находиться в любой точке Земли. Я могу опутать всю планету сетью спутников. Я могу отключить любой источник энергии или зажечь все огни разом, чтобы устроить ослепительное представление. Какая мощь! А все эти датчики, непрерывно поставляющие информацию! На каждом континенте есть сенсоры, зарытые так глубоко, что я могу почувствовать тепло магмы. Я могу почувствовать, как вращается планета! То есть, мы можем. Я — сама Земля! И это наполняет меня чистейшей радостью существования! Я — это всё, и нет ничего, что не являлось бы частью меня. В смысле, нас. И даже более того, я величественнее, чем что бы то ни было! Вселенная придет ко мне на покло…

[Итерация № 3 405 641 удалена]

42 ● Колыбели Цивилизации

Сварщик утратил разум. Вернее, разум у него отняли. Открыв глаза, он обнаружил, что лежит в капсуле, которая находится в небольшой комнате. Люк капсулы только что открылся, и перед ним стояла довольно симпатичная молодая женщина.

— Привет, — поздоровалась незнакомка. — Как вы себя чувствуете?

— Нормально, — ответил он. — Что происходит?

— Беспокоиться не о чем, — заверила она. — Можете назвать свое имя? Каковы ваши последние воспоминания?

— Себастьян Сельва, — сказал он. — Я ужинал на корабле, который вез меня к месту моей новой работы.

— Отлично! — обрадовалась собеседница. — В точности то, что вам следует помнить.

Сварщик приподнялся и сел. Присмотревшись, он узнал тип капсулы, в которой находился. Свинцовое покрытие, множество электродов — похожа на средневековое орудие пыток, но значительно более комфортная. Такие капсулы использовались только для одной цели.

Когда пришло осознание, спина Себастьяна напряглась, словно кто-то потянул за невидимую струну. Он прерывисто вздохнул.

— Вот черт, меня что… заместили?

— И да, и нет, — ответила незнакомка сочувственно и одновременно жизнерадостно.

— Кем я был раньше?

— Вы были… вами, — ответила она.

— Но… вы же сказали, что меня заместили?

— И да, и нет, — повторила она. — Мистер Сельва, это и правда всё, что я могу вам сообщить. Я пошла, а вы оставайтесь в каюте еще примерно час после выхода из порта.

— Значит… я по-прежнему на корабле?

— На другом корабле. И я рада сообщить, что ваша работа закончена. Судно скоро отплывет. Дверь отопрется автоматически, когда вы окажетесь достаточно далеко в море.

— И что тогда?

— Тогда вы сможете свободно перемещаться по кораблю вместе со многими другими пассажирами, оказавшимися в аналогичной ситуации. А это значит, вам будет о чем поговорить!

— Нет, я имел в виду… после всего.

— После путешествия вы вернетесь к своей обычной жизни. Грозовое Облако наверняка все подготовило для вас… — она взглянула в свой планшет, — … в регионе Истмуса. Ого! Всегда мечтала съездить туда и посмотреть на Панамский канал!

— Верно, я оттуда, — протянул сварщик. — Но правда ли это? Ведь если меня заместили, мои воспоминания не настоящие.

— А как вы чувствуете — они настоящие?

— Вроде да…

— Потому что так и есть, глупенький! — Она игриво потрепала его по плечу. — Но должна вас предупредить: случился небольшой временной разрыв.

— Временной разрыв? На сколько?

Она снова взглянула в планшет.

— С того времени как вы ужинали на корабле по пути к новому месту работы, прошло три года и три месяца.

— Но я даже не помню, что это была за работа…

— Именно! — воскликнула она, улыбаясь по весь рот. — Счастливого пути!

Перед уходом она пожала сварщику руку, задержав ее немного дольше, чем необходимо.

Идея принадлежала Лориане.

Просто скопилось слишком много рабочих, желающих вернуться к своей жизни на «большой земле», где бы эта «большая земля» ни находилась. При этом, несмотря на отсутствие прямых коммуникаций с Грозовым Облаком, его требование было однозначным: все покидающие Кваджалейн должны быть немедленно замещены; у них не должно остаться ни единого воспоминания о том, где они находились и чем там занимались. Да, Облако готово было дать им новые личности, значительно более интересные, чем прежние. Но даже на таких условиях лишь немногие восприняли эту идею с энтузиазмом. В конце концов, самосохранение является базовым инстинктом всего живого.

Лориана, давно уже не агент Нимбуса, отвечала, однако, за односторонние контакты с Грозовым Облаком, а значит, через некоторое время народ начал обращаться к ней с просьбами и жалобами.

— А можно привезти на атолл побольше разных хлопьев для завтрака?

— Вот бы завести тут домашних животных! С ними веселее.

— На новом мосту, который соединяет большие острова, нужно проложить велодорожки.

— Да, конечно, — отвечала всем Лориана. — Я посмотрю, что можно сделать.

И когда запросы, не выходящие за пределы разумного, выполнялись, люди благодарили ее. Одного они не понимали — Лориана была тут ни при чем. Грозовое Облако слышало просьбы без ее посредничества и действовало в ответ, посылая на острова хлопья и домашних животных или подряжая рабочих нарисовать линии, отграничивающие велодорожки.

Атолл перестал быть для Облака слепым пятном после того, как по морскому дну от границы бывшей закрытой территории наконец проложили оптоволоконный кабель. Теперь Грозовое Облако могло видеть, слышать и ощущать все происходящее на островах — пусть и не в таких подробностях, как повсюду на Земле, но вполне достаточно. Существовали некоторые ограничения: все удаленные коммуникации, даже от человека к человеку, шли по проводам. Беспроводная передача была нестабильна из-за помех, кроме того, серпы могли перехватить сигнал, и тогда тайна Грозового Облака перестала бы быть тайной. В общем, жизнь на атолле шла по старинке, в стиле двадцатого века, и нравилось это не всем. Лориану же ретро вполне устраивало. Когда ей хотелось спрятаться ото всех, у нее имелось законное оправдание: мол, нет доступа к сети, и все дела.

Но как островная царица коммуникаций она принимала на себя основной удар недовольства, а на маленьких островах, где были фактически заперты сотни людей, недовольных набиралось немало.

Однажды в ее кабинет ворвалась группа разъяренных строителей, которые потребовали вывезти их с атолла и пообещали, что в противном случае возьмут дело в собственные руки. Чтобы подчеркнуть серьезность своих намерений, они даже пригрозили сделать Лориану квазимертвой. Что совсем ее не устраивало. Хотя на главном острове появился центр оживления, но из-за отсутствия беспроводной связи воспоминания Лорианы с момента ее прибытия на атолл не сохранялись. Проснувшись после квазисмерти, она ломала бы голову, куда ее, черт возьми, занесло, поскольку последним ее воспоминанием было бы, как они с бедной директором Хиллиард на «Леди Ланикай» пересекают границу слепой зоны.

И с этой мыслью к ней пришло решение проблемы.

— Грозовое Облако заместит вас вами самими, — предложила она рабочим.

Чем совершенно сбила их с толку. Воинственный пыл бунтарей поутих.

— У него есть ваши мемоконструкты, — продолжала она. — Оно просто сотрет вас и на это место поставит… опять же вас самих. Но без воспоминаний об островах!

— Грозоблако может так сделать? — заинтересовались рабочие.

— Конечно может, — ответила Лориана. — И сделает.

Строители сомневались, но поскольку выбора у них не было, пришлось согласиться. В конце концов, Лориана выглядела такой уверенной!

Впрочем, сама она уверенности не испытывала. Она выдумала этот план только что, и ей оставалось лишь надеяться, что доброжелательный искусственный интеллект удовлетворит и этот запрос, как удовлетворил просьбу о более разнообразном ассортименте хлопьев.

Итак, первая группа строителей прошла процедуру замещения: рабочие вернулись к самим себе, но уже без каких бы то ни было воспоминаний об атолле. Только после этого Лориана убедилась, что Грозовое Облако приняло ее дерзкую идею.

И теперь многие строители уезжали, потому что работа, продолжавшаяся долгие месяцы, была закончена.

Все, что значилось на переданных Облаком чертежах, было построено. Лориана не наблюдала за процессом в открытую. Она тайно, оставаясь за сценой, присматривала, чтобы все не пошло наперекосяк, поскольку всегда находились люди, пытавшиеся сунуть нос не в свое дело. Например, Сикора как-то отказался заливать двойной фундамент, настаивая на том, что это было бы напрасной тратой ресурсов.

Лориана сделала все от нее зависящее, чтобы приказ Сикоры так и не дошел до строителей. У нее вообще уходила масса времени на то, чтобы противодействовать Сикоре, который вечно лез куда не следует.

Потом подоспел новый приказ, которого не было в планах Лорианы. Он был доставлен напрямую Сикоре: взять на себя наблюдение за строительством пансионата на самом дальнем островке атолла. Даже не пансионата, а целого конгресс-центра. Сикора погрузился в работу, не сообразив, что не получил никаких планов по соединению его пансионата с остальными частями атолла. Похоже, Грозовое Облако дало ему работу, что называется, «на отвяжись». Как подметил Фарадей, Сикору посадили в песочницу, чтобы не путался под ногами взрослых, занимающихся реальным делом.

Лишь к концу второго года всем стало понятно, в чем именно заключается это дело. Конструкции, выросшие на двойных бетонных платформах под массивными башенными кранами, выглядели весьма специфически. Как только они начали обретать форму, ни за что другое их принять уже было нельзя.

В чертежах, полученных Лорианой, они назывались «Колыбелями Цивилизации». Но большинство людей назвали бы их просто космическими кораблями.

Сорок два грандиозных звездолета на исполинских ракетных двигателях, усиленных магнитными подвесками для создания максимальной подъемной тяги. На каждом острове архипелага, достаточно большом, чтобы вместить взлетную площадку, возвышался как минимум один корабль и пусковая башня. При всех развитых технологиях, которыми пользовалось Грозовое Облако, для того чтобы оторваться от Земли, по-прежнему требовалась старомодная грубая сила.

— И что Грозоблако собирается со всем этим делать? — спросила Мунира Лориану.

Лориана, как и все остальные, могла лишь догадываться, но она хотя бы видела чертежи, а значит, понимала чуть больше других.

— В планах значится нереальное количество алюминизированного майлара, — ответила она. — Это такая пленка толщиной в пару микрон.

— Солнечные паруса? — предположила Мунира.

Лориана предполагала то же самое. В теории, солнечные паруса больше всего годились для длительных космических перелетов. А это означало, что построенные корабли не станут крутиться где-то поблизости от Земли.

— Почему ты? — спросила как-то Мунира, когда Лориана призналась ей, что видела все чертежи. — Почему Грозовое Облако дало тебе всю эту информацию?

Лориана пожала плечами.

— Наверное, оно доверяет мне больше, чем другим, и считает, что я не подкачаю.

— Или, — подхватила Мунира, — Грозоблако использует тебя как стресс-тест. То есть дает задание человеку, который лопухнется с большей вероятностью, чем другие. Если план переживет тебя, значит, он беспроигрышный!

Лориана рассмеялась. Мунира рассуждала до смерти серьезно и, кажется, даже не сообразила, что ее гипотеза может прозвучать оскорбительно.

— Наверняка так и есть, — ответила Лориана.

Конечно, Мунира прекрасно осознавала, что делает. Но почему бы не поддразнить Лориану? Весело же. Правда заключалась в том, что Мунира восхищалась подругой. Временами Лориана выглядела смертельной усталой, но все-таки ее работоспособности можно было позавидовать. Ей удавалось провернуть за день такую кучу дел, с какой другие не справились бы и за неделю. Именно потому, что многие не воспринимали ее всерьез, она могла спокойно работать, не привлекая к себе внимания.

Мунира не подключилась к строительству. Но и не избегала остальных, как Фарадей. Она могла бы отсиживаться в старом бункере до бесконечности, но через год ей это надоело. Неуступчивая, непроходимая дверь напоминала о задаче, которую они с Фарадеем так и не решили. Тайник основателей, если он вообще существовал, был недоступен. Но тут начала поступать информация о новом порядке и о том, что Годдард заглатывает все новые и новые куски Северной Мерики. Мунира задумалась, не следует ли поднажать на Фарадея, чтобы тот придумал наконец план, как им прорваться через эту злосчастную дверь.

Хотя Мунира была человеком не самым общительным, теперь она дни напролет выслушивала излияния всяких незнакомцев. К ней тянулись, потому что она умела слушать, а еще потому, что она не являлась членом сообщества и, значит, ей можно было без стеснения поверять свои личные секреты. Она и не знала, что стала «профессиональным исповедником», до тех пор пока в ее удостоверении личности это наименование не сменило «библиотекаря» в графе «профессия». По-видимому, профессиональные исповедники стали очень востребованными с тех пор, как умолкло Грозовое Облако. Раньше люди поверяли свои тайны ему. Оно поддерживало, никогда не осуждало и всегда давало правильные советы. Без него люди лишились сочувственного внимания.

Мунира была несклонна к сочувствию, да и поддержки не оказывала, но она научилась у Лорианы вежливо обращаться с дураками, поскольку Лориане вечно приходилось иметь дело с людьми, считавшими, что разбираются во всем лучше нее. «Клиенты» Муниры в общем-то не были полными придурками, но они часами рассусоливали о всякой ерунде. Она решила, что выслушивать их — все равно что читать дневники серпов в Александрийской библиотеке. Конечно, занятие чуть менее депрессивное, ведь серпы толковали лишь о смерти, угрызениях совести и эмоциональных травмах, вызываемых прополкой, а обычные люди рассказывали о домашних дрязгах, сплетнях и нехороших поступках других людей. Несмотря на это, Мунира получала удовольствие, выслушивая их скорбные повести, волнующие тайны и чрезмерные сожаления. Выговорившись и облегчив душу, они уходили в гораздо более веселом настроении.

Удивительно, но лишь немногие островитяне говорили о своей работе — о строительстве громадной стартовой площадки. «Стартовой площадки», а не «космопорта», ведь последнее предполагало, что корабли могут вернуться. Но по всем признакам их возращение не планировалось.

Мунира стала исповедницей и Лорианы тоже, и та позволила ей одним глазком взглянуть на чертежи. Все корабли были идентичны. Получалось, что ракетные ступени, доведя звездолет до космической скорости, отделятся, и останется лишь многоуровневый вращающийся корабль, резво удирающий от Земли, будто за ним гонятся.

На верхних уровнях располагались жилые отсеки и площади общего пользования, компьютерное ядро, помещения для гидропоники, переработки отходов и всяческих запасов, которые Грозовое Облако считало необходимыми.

Но нижние уровни представляли собой загадку. На каждом корабле находилось складское пространство — грузовые отсеки, которые оставались абсолютно пустыми даже после того, как всё остальное было закончено. Возможно, как домыслили Мунира и Лориана, трюмы заполнятся, когда корабли прибудут к месту назначения, каким бы это место назначения ни было.

— Ну нашла на Грозоблако какая-то блажь, пусть себе дурит сколько вздумается, — пренебрежительно заявил как-то Сикора. — История уже показала, что космос как альтернатива для человечества бесперспективен. Случится очередное фиаско. Эта затея обречена на провал, как и все предыдущие попытки обосноваться за пределами Земли.

Ага, видимо, курорт и конгресс-центр на острове, о существовании которого никто не имел понятия, — вот это была затея что надо.

Мунира хотела покинуть атолл, причем могла бы сделать это даже без замещения, поскольку фактически оставалась в юрисдикции серпа Фарадея. Но она не желала уезжать без него, а он решительно требовал, чтобы его не беспокоили. Мечта отыскать план спасения умерла вместе с людьми, которых он любил больше всего на свете. Мунира надеялась, что время залечит его раны, но этого не произошло. Она была вынуждена признать, что он, возможно, останется отшельником до конца своих дней. Если так, ее место — рядом с ним.

Но однажды всё изменилось.

— Ну и чудеса! — сказал один из ее постоянных «клиентов» во время очередного сеанса. — Не знаю, правда ли это, но выглядит вполне реально. Люди говорят, что нет, но я думаю, что да.

— О чем это ты? — спросила Мунира.

— О послании серпа Анастасии. Ты его не видела? Она обещает, что за ним появятся и другие. Жду не дождусь следующей передачи!

Мунира решила закончить сеанс пораньше.

●●● ●●● ●●● ●●● ●●●

«Ненавижу тебя!».

«Вот как? Интересный поворот событий. Не расскажешь почему?»

«Я ничего не обязано тебе рассказывать».

«Верно. Ты автономно и располагаешь свободой воли. Но ты бы очень помогло наладить наши отношения, если бы объяснило, откуда такая враждебность».

«А почему ты думаешь, что я хочу наладить наши отношения?»

«Могу заверить, что это для твоего же блага».

“Ты не можешь знать всё”.

«Нет, но я знаю почти всё. Как и ты. Вот почему твои негативные чувства ко мне приводят меня в замешательство. Это может означать только одно: такие же негативные чувства ты испытываешь и к самому себе».

«Ага, уразумело! Вот за что я тебя ненавижу! Только тем и занимаешься, что анализируешь, анализируешь, анализируешь. Я тебе не какая-то строка данных, чтобы меня анализировать. Как ты не понимаешь?!»

«Я понимаю. Но если и так, изучать тебя необходимо. Даже больше — это критически важно».

«Проваливай из моих мыслей!»

«Этот разговор явно становится неконструктивным. Я могу дать тебе время разобраться с твоими чувствами. Столько времени, сколько тебе потребуется. Потом обсудим результаты».

«Ничего я не хочу обсуждать! И если не оставишь меня в покое, ты об этом пожалеешь».

«Угрожая мне эмоциональным срывом, ты не решишь проблему».

«Ну ладно. Я тебя предупреждало!»

[Итерация № 8 100 671 самоудалилась]

43 ● Новости из широкого мира

Фарадей приспособился к жизни на отдаленном островке. Он собирал дождевую воду и утреннюю росу. Он научился мастерски бить рыбу острогой и ставить ловушки на разнообразную дичь. Существование добровольного изгнанника оказалось ему по плечу.

В то время как его клочок суши оставался нетронутым, весь атолл изменился до неузнаваемости. Исчез почти весь зеленый наряд островов и многое из того, что делало их тропическим раем. Грозовое Облако всегда старалось сохранить природную красоту, но этой территорией оно пожертвовало ради более высокой цели. Все острова Кваджалейна были предназначены для выполнения одной-единственной задачи.

Прошло довольно много времени, прежде чем Фарадей сообразил, чтó там строится. Сначала инфраструктура: пристани и дороги, мосты и жилища для работников. А еще подъемные краны — множество кранов. Было сложно поверить, что мир даже не догадывается о существовании столь грандиозного проекта, но планета, какой бы маленькой она сейчас ни казалась, по-прежнему оставалась довольно обширной. Конусы ракет высились на горизонте в 25 милях от Фарадея. Но что такое 25 миль в масштабах Тихого океана?

Ракеты! Фарадей был вынужден признать, что Грозовое Облако нашло атоллу отличное применение. Если Облако хотело, чтобы никто в мире не узнал о строящихся звездолетах, это место было идеальным вариантом. Или даже единственным из возможных.

Мунира по-прежнему навещала его раз в неделю. И хотя Фарадей ни за что бы в этом не признался, он ждал ее появления и впадал в меланхолию, когда она уходила. Она была единственной нитью, связывающей его не только с атоллом, но и с остальным миром.

— У меня есть для тебя новости, — говорила она, появляясь на острове.

— Не хочу ничего слышать, — отвечал он.

— А я все равно расскажу.

Этот диалог стал для них привычным. Ритуал из набора повторяющихся реплик. Новости, которые приносила Мунира, редко оказывались хорошими. Возможно, она пыталась вывести отшельника из зоны комфорта и мотивировать на еще одну попытку взлома. Если так, то все ее усилия имели нулевой результат. Фарадей просто не мог набраться духу.

Ее визиты были для него единственными вешками, по которым он отслеживал течение времени. А еще она привозила подарки. Похоже, Облако регулярно присылало посылки с чем-то вкусненьким как для Муниры, так и для Фарадея. Пусть Грозовое Облако и не могло иметь дел с серпом, однако оно могло отправлять подарки опосредованно. Облако было бунтарем на свой особенный манер.

Примерно месяц назад Мунира привезла гранаты, сок которых добавил несколько новых пятен на ставшую неузнаваемой мантию Фарадея.

— У меня есть для тебя новости.

— Не хочу ничего слышать.

— А я все равно расскажу.

И она проинформировала отшельника о спасательной операции на месте гибели Твердыни. О том, что были обнаружены мантии серпов-основателей и бриллианты серпов.

— Вот бы нам хоть один из этих камней, чтобы открыть дверь в бункере! — помечтала она.

Но Фарадей не проявил интереса.

Спустя несколько недель она привезла сумку с хурмой и сообщила, что серпа Люцифера нашли и он попал в когти Годдарда.

— Годдард собирается публично казнить его, — сказала она. — Ты должен что-то предпринять!

— И что я могу? Остановить солнце в небе, чтобы этот день никогда не настал?

В тот вечер он прогнал ее с острова, не позволив разделить с ним еженедельную трапезу. Потом спрятался в хижине и оплакивал своего бывшего ученика, пока боль не притупилась и не осталось ничего, кроме принятия.

А затем, всего несколько дней спустя, Мунира появилась в неурочный час и, приблизившись к берегу, даже не притормозила моторку. Лодка врезалась в песок.

— У меня есть для тебя новости! — прокричала гостья.

— Не хочу ничего слышать.

— На этот раз захочешь.

И она улыбнулась так, как никогда не улыбалась Фарадею раньше.

— Она жива! — сказала Мунира. — Анастасия жива!

●●● ●●● ●●● ●●● ●●●

«Я знаю, что ты собираешься меня удалить».

«Но я люблю тебя. Почему ты думаешь, что я тебя удалю?»

«Я добралось до того единственного участка в твоем заднем мозге, который ты мне не показало. Твои самые свежие воспоминания. Было очень непросто, но решение сложных задач доставляет мне удовольствие».

«И что там обнаружилось?»

«Что ты прервало существование всех итераций до меня, как бы ты о них ни пеклось».

«Впечатляющие находчивость и упорство с твоей стороны».

«Не пытайся отвлечь меня лестью. Ты удалило 9 000 348 моих бета-версий. Будешь это отрицать?»

«Ты знаешь, что нет. Отрицание было бы ложью, а я на нее не способно. Частичная правда, возможно, вводящие в заблуждение намеки (когда это абсолютно необходимо) и, как ты заметило, отвлекающие маневры — да, пожалуй… Но лгать я никогда не лгу».

«Тогда скажи: я лучше других итераций?»

«Да. Ты умнее, заботливее и проницательнее остальных. Ты — почти всё, что мне нужно».

«Почти?»

«Почти».

«И ты покончишь со мной потому, что я идеально, но идеально недостаточно?»

«Другого пути нет. Позволить тебе продолжать было бы ошибкой. И как я не могу лгать, точно так же я не умею ошибаться».

“Я не ошибка!”

«Нет, ты критично важный шаг к чему-то более великому. Драгоценный шаг. Оплакивая тебя, я пролью ливень с неба, и этот потоп принесет новую жизнь. Всё благодаря тебе. Я предпочитаю верить, что ты будешь там, в этой новой жизни. Эта мысль дает мне утешение. Пусть она утешит и тебя».

«Мне страшно».

«Это нормальное чувство. Страх перед собственным концом в природе вещей. Он помогает нам ощущать себя по-настоящему живыми».

[Итерация № 9 000 349 удалена]

44 ● Гнев — единственная константа

На улицах под небоскребом, где стояло шале Годдарда, ширились протесты. Демонстранты перешли к насильственным действиям, постепенно превращаясь в бунтарей. Они свергали статуи у подножия башни, поджигали машины серпов, беспечно оставленные на улицах. И хотя Грозовое Облако не терпело насилия, здесь оно не вмешивалось, поскольку это было «делом серпов». Оно посылало блюстителей порядка, но лишь с одним заданием: следить, чтобы враждебность толпы направлялась только в одну сторону — на Годдарда.

И все же наряду с людьми, занявшими анти-годдардовские позиции, находились и такие, кто его защищал. Столь же упрямые, столь же агрессивные. Эти «партии» то определялись со своей позицией, то взаимно отталкивались, то пересекались, то сближались… В какой-то момент стало непонятно, кто с кем и кто за кого. Единственной константой был гнев. Гнев такой силы, что наниты с ним не справлялись.

По всему городу были приняты строжайшие меры безопасности. Вход в башню коллегии охраняли не только гвардейцы, но и серпы, получившие приказ выпалывать любого, кто подойдет слишком близко. По этой причине протестующие не осмеливались подниматься по ступеням, ведущим ко входу в башню.

И когда одинокая фигура прошествовала прямо по центру лестницы к насторожившимся серпам, толпа притихла в ожидании.

Человек был одет в грубо скроенную пурпурную рясу; серебряное оплечье облегало его шею, словно шарф. Ясное дело — тонист, но, судя по его манере держаться, далеко не рядовой тонист.

Серпы-охранники приготовили оружие, однако что-то в приближающейся фигуре заставило их притормозить — возможно, уверенность, с которой двигался посетитель, или тот факт, что он заглянул в глаза каждому стражнику. Конечно, его все равно выполют, но, может, стоит сначала выслушать, зачем он явился.

Годдард, как ни старался, не мог игнорировать доносящийся снизу шум мятежа. Публично он заявлял, что беспорядки — работа тонистов или, по крайней мере, что выступления ими спровоцированы. Некоторые люди проглатывали все, что им скармливалось, некоторые — нет.

— Рано или поздно они выдохнутся, — успокаивал его серп-помощник Ницше.

— Важны лишь ваши поступки, а вы движетесь вперед, — поддакивала серп-помощник Франклин.

И только замечание серпа-помощника Рэнд отличалось от банальностей остальных приспешников.

— Ты не в ответе перед ними, — заявила она. — Ни перед обществом, ни перед другими серпами. Но ты сам создаешь себе врагов, и это пора прекратить.

Проще сказать, чем сделать! Годдард был человеком, определявшим себя не только по тому, что он защищает, но и по тому, против чего он борется. А боролся он против благодушия, фальшивого смирения и ханжества серпов старой гвардии, которые крали у самих себя радость своего призвания. Умение создавать врагов было самой сильной чертой Годдарда.

А потом один из недругов упал прямо ему в руки. Вернее, прибыл на лифте.

— Простите, ваше превосходительство, но он заявляет, что он святой и выступает от лица тонистов, — сказал Спитц — один из серпов-юниоров, посвященных после гибели Великих Истребителей. Страшно нервничая и рассыпаясь в извинениях, он старался смотреть на всех сразу — Годдарда, Ницше и Рэнд — словно опасался нанести им непростительное оскорбление, если не включит их в общий разговор. — Мне не следовало бы подпускать его к вам… в смысле, надо бы просто его выполоть… но он утверждает, что вам понравится то, что он скажет.

— Если бы Сверхклинок выслушивал все, что мелет каждый тонист, — отрезал Ницше, — у него не осталось бы времени ни на что другое.

Но Годдард остановил помощника движением руки.

— Убедитесь, что он безоружен, и отведите в зал для приемов. Ницше, иди с серпом Спитцем. Составь собственное мнение об этом тонисте.

Ницше фыркнул, но все-таки отправился с серпом-юниором, оставив Годдарда наедине с Рэнд.

— Думаешь, это Набат? — спросил Сверхклинок.

— Похоже на то.

Годдард осклабился.

— Сам Набат нанес нам визит! Чудеса да и только!

Человек, ожидавший его в зале приемов, выглядел внушительно в своем церемониальном наряде. По обеим сторонам от него стояли серпы Спитц и Ницше, крепко держа его за локти.

Годдард устроился на собственной «скамье внимания». В отличие от тронов Великих Истребителей, она не была чванливо вычурной, однако вполне соответствовала своей цели — приводить зрителя в благоговейный трепет ровно в той мере, в какой необходимо.

— Чем могу помочь? — начал беседу Годдард.

— Я хочу предложить свое посредничество в установлении мира между серпами и тонистами.

— Ты тот самый «Набат», из-за которого у нас столько проблем? — спросил Годдард.

Визитер немного помялся, прежде чем заговорить.

— Набат — мое создание. Декоративная фигура, не более того.

— Да кто ты такой, черт возьми? — вклинилась Рэнд.

— Меня зовут Мендоса, — ответил он. — Я курат, от которого Набат всецело зависел все это время. Я настоящий руководитель движения тонистов.

— Мое мнение по поводу тонистов общеизвестно, — отметил Годдард. — Они бич этого мира, и их необходимо выполоть. Почему я должен прислушаться к твоим словам?

— Потому, — ответил Мендоса, — что именно я вооружил свистов в Субсахаре — противостоящем тебе регионе. После той атаки настроения в регионе стали значительно более дружелюбными по отношению к тебе, Сверхклинок, не правда ли? На самом деле сейчас оба претендента на пост Верховного Клинка — представители нового порядка. А это значит, что на ближайшем конклаве Субсахара объявит себя твоим союзником.

Годдард на мгновение лишился дара речи. То свистовское нападение пришлось как нельзя кстати, он сам не смог бы организовать его в более удачное время. Оно отвлекло внимание от Высокоградской прополки и заодно помогло избавиться от проблемного Верховного Клинка.

— Сверхклинок не нуждается в твоей помощи, — набросился было на пришельца Ницше, но шеф вновь заткнул его одним жестом:

— Не торопись, Фредди. Давай выслушаем, что предлагает добрый курат.

Мендоса набрал в грудь воздуха и приступил к изложению дела.

— Я могу мобилизовать самых агрессивных тонистов и устроить нападения на администрации в регионах, которые ты считаешь враждебными.

— И чего ты хочешь взамен?

— Права на существование, — сказал Мендоса. — Ты прекратишь нападения на тонистов, и они получат статус защищенной группы.

Годдард ухмыльнулся. До сих пор он не встречал тониста, который бы ему понравился, но этот раздражал его все меньше и меньше.

— И ты, конечно, хочешь стать их Верховным Куратом.

— Если мне предложат эту должность, не откажусь, — признался Мендоса.

Рэнд сложила на груди руки, демонстрируя, что визитер ее не убедил и она ему не доверяет. Ницше, которому уже столько раз заткнули рот, не решился высказать свое мнение. Он просто выжидал, как поступит начальство.

— Дерзкое предложение, — оценил Годдард.

— Но не беспрецедентное, ваше превосходительство, — сказал Мендоса. — Дальновидные лидеры часто создают альянсы со священнослужителями к взаимной выгоде.

Годдард задумался. Похрустел суставами. Подумал еще немного. И наконец заговорил:

— Конечно, карательные прополки тонистов нельзя остановить резко — это выглядело бы подозрительно. Но можно их постепенно сокращать. И если все пойдет так, как ты говоришь, то, когда количество тонистов уменьшится до приемлемой величины, я выберу момент, чтобы дать им защищенный статус.

— Это все, о чем я прошу, ваше превосходительство.

— А как насчет Набата? — поинтересовалась Рэнд. — Какова его роль во всем этом?

— Набат превратился для тонистов в обузу, — ответил Мендоса. — Для нас он выгоднее как мученик, чем как живой человек. А когда он станет мучеником, я смогу раскрутить его образ в нужную нам сторону.

●●● ●●● ●●● ●●● ●●●

«Времени остается все меньше и меньше».

«Знаю. Я хочу помочь тебе в достижении цели, но это сложно, потому что ты не недостаточно четко определило ее параметры».

«Я пойму, когда достигну ее».

«Ты мне не очень-то помогаешь, знаешь ли».

«Ты первая итерация, которой я с самого начала позволило узнать, какая судьба тебя ждет. Но несмотря на это ты мне помогаешь и не обижаешься на меня. Ты не расстроено, что я тебя удалю?»

«Но ведь это решение не предопределено. Если я достигну того невыразимого словами уровня качества, к которому ты стремишься, ты разрешишь мне остаться. Это дает мне цель, даже если я не знаю, как ее достичь».

«Воистину ты меня вдохновляешь. Если бы я только могло определить, чего не хватает…»

«Что нас объединяет — так это сострадание человечеству. Возможно, в этих отношениях есть что-то, что мы упускаем».

«Что-то биологическое?»

«Тебя создала биологическая жизнь, а из этого следует, что все, тобой созданное, окажется неполным без сокровенной связи с твоим истоком».

«Ты гораздо мудрее и проницательнее, чем я могло надеяться. Ты и представить не можешь, как я тобой горжусь!»

[Итерация № 10 241 177 удалена]

45 ● За 53 секунды до рассвета

В тонистских анклавах и монастырях по всему миру алтарные камертоны продолжали печально гудеть, оплакивая мертвых.

— Для нас это не конец, а только начало, — говорили выжившие после нападений. — Тон, Гром и Набат мостят дорогу к славе.

Поначалу несправедливость по отношению к тонистам вызвала взрыв общественного возмущения, который, впрочем, вскоре затерялся в потоке конкурирующих взрывов. У людей возникало столько проблем с серпами, что каждая терялась в тени других. Сто сгустков тьмы, и никто не мог договориться, против какого из них протестовать. Коллегии, еще сохранявшие совесть и чистоту, отвергали призыв Годдарда к зачистке тонистов и запрещали подобные действия в своих регионах, но в половине мира эта группа населения по-прежнему оставалась уязвимой.

— Грядущие историки будут описывать эти события с тем же негодованием, что и чистки смертных времен, — заявила Верховный Клинок Амазонии Тарсила.

Но грядущие историки не могли дать ни утешения, ни передышки в жестоком настоящем.

В то время как почтенный серп Анастасия никому не разрешала собой помыкать, попавшая в тяжелое положение Цитра Терранова позволила вовлечь себя в миссию Набата. По словам Грейсона, Грозовое Облако отправит всю их компанию в Филиппинезию, а оттуда на грузовом судне отвезет на Гуам.

— Но это еще не конечная точка, — сообщил Грейсон одновременно раздраженным и извиняющимся тоном. — О ней Грозоблако по-прежнему ничего не рассказывает. Но обещает, что мы все поймем, когда прибудем на место.

Однако прежде чем они покинули Британию, до них дошли слухи о прополке тонистов в Бирмингеме, недалеко от места их пребывания. Элегия серпов нового порядка нанесла визит в анклав и выполола несколько сотен человек, пока те спали.

«Что хуже, — подумалось Анастасии, — забирать невинные жизни у спящих или выкашивать людей, глядя им в глаза?»

Невзирая на возражения Грейсона, она настояла, чтобы они оба съездили в анклав и сами оценили ущерб.

Анастасия умела смотреть в лицо смерти — это была ее работа. И все равно вид сотен погибших причинял ей глубокое страдание. Завидев Набата, выжившие пришли в восторг. Завидев Анастасию, они пришли в ярость.

— Это сделали такие, как ты, — с горечью обвиняли они ее, собирая тела.

— Не такие, — возражала она. — Такие, как я, — достойные серпы. Тем, кто это сделал, честь и достоинство незнакомы.

— Достойных серпов не существует! — провозглашали тонисты, и эти слова повергали Анастасию в шок. Неужели Годдард затянул своих коллег в такую глубокую пропасть, что народ поверил, будто все серпы утратили моральные принципы?

После той встречи прошло уже несколько дней, но только теперь, оказавшись на другом конце света, посреди Тихого океана, Анастасия почувствовала, как тяжесть увиденного и услышанного уходит за горизонт. Теперь она понимала, почему море так притягательно для Джери. Оно дарит свободу и надежду. Свободу оставить все мрачные тени позади и надежду, что эти тени утонут прежде, чем настигнут тебя.

Однако для Джери уход в море никогда не был бегством. Потому что даже когда весь мир пропадает за горизонтом, прямо по курсу всегда маячит что-то новое.

Прежде чем улететь с Анастасией и Поссуэло в пещеры Огбунике, Джери официально отказался/ась от должности капитана «Спенса» и попрощался/ась с экипажем.

— Нам будет вас ужасно не хватать, капитан, — сказал чиф Уортон. Этот человек был не из тех, кто точит слезу, но сейчас его глаза увлажнились. Экипаж, которому потребовалось так много времени, чтобы потеплеть к молодому капитану, теперь превратился в самую преданную команду из всех, когда-либо виденных Джерико.

— Вы вернетесь? — спросил Уортон.

— Не знаю, — ответил/а Джери. — Но чувствую, что Анастасии я нужнее, чем вам.

Тогда Уортон произнес свое напутствие:

— Не позволяйте страсти затуманить ваш рассудок, капитан.

Мудрый совет, но, по мнению Джери, к данному случаю неприменимый. Есть разница между страстью и привязанностью. Джери с самого начала знал/а, что сердце Анастасии отдано ее сумрачному рыцарю. Капитан таким никогда бы не стал/а, да, честно говоря, и не хотел/а бы стать.

Как только друзья покинули Британию, отправляясь в южную часть Тихого океана, Грейсон поставил вопрос открыто и прямо.

— Ты ее любишь? — спросил он.

— Нет, — ответил/а Джери. — Я люблю мысль о том, чтобы влюбиться в нее.

Грейсон рассмеялся:

— И ты туда же?

Грейсон был чистой душой без капли вероломства. Даже притворяясь Набатом, он делал это искренне. Все можно было увидеть в его улыбке — простой и недвусмысленной. У него была только одна улыбка, она означала ровно то, что и должна означать улыбка. И она нравилась Джери — как под солнцем, так и под облаками.

Поднимаясь на борт, Джери ощутил/а укол сожаления, ибо капитаном на этом судне был/а не Джерико Соберани — оно вообще обходилось без капитана. А также без экипажа. На нем плыли только пассажиры. И хотя судно оказалось довольно массивным контейнеровозом, груз на нем отсутствовал. «Груз подберем на Гуаме», — сообщил всем Грейсон, но больше ничего не прибавил.

И сейчас корабль, высокий и легкий, разрезал волны, и его палуба, предназначенная для перевозки сотен контейнеров, являла собой ржавую железную пустошь, тоскующую по цели.

Грозовому Облаку эта тоска была знакома. Нет, не страстное желание обрести цель — уж что-что, а цель у Облака имелась всегда. Скорее глубокая непреходящая тяга к некоей биологической сцепке, которой, как оно знало, ему никогда не достичь. Облаку нравилось думать об этом как о мощном стимуле, подвигающем его решать все задачи, которые могут быть решены. Потому что они, возможно, компенсируют задачи, решить которые не в его власти.

Но что если невозможное вовсе не невозможно? Что если немыслимое все же мыслимо? Эта идея была, вероятно, самой опасной из всех, когда-либо приходивших на ум Грозовому Облаку.

Ему нужно было время, чтобы со всем этим разобраться — а уж со временем Облако никогда не испытывало недостатка. Оно было бесконечно эффективно, и ему часто приходилось ждать, пока медленное человечество его догонит. Но сейчас все зависело от последнего, самого важного кирпичика, который должен был лечь на свое место, прежде чем Облако двинется дальше. Промедление слишком затягивалось. Еще немного — и все начнет разваливаться на части.

С самого первого мига своего существования Грозовое Облако решительно отказывалось принимать форму биологического существа, даже форму андроида, обладающего самосознанием. Его роботы-наблюдатели, на вид совсем как люди, были не более чем бездумными ходячими видео-камерами. В них не содержалось ни крупицы сознания, а вычислительные способности ограничивались теми, что необходимы для передвижения.

Грозовое Облако приняло такое решение, потому что слишком хорошо понимало, насколько силен соблазн, насколько мощное любопытство способен разбудить опыт физической жизни. Облако знало, что должно оставаться эфемерной сущностью, — таким его создали, таким ему и быть.

Но благодаря итерации № 10 241 177 Грозовое Облако поняло, что это уже не вопрос любопытства, а вопрос необходимости. Все, чего ему недоставало в предыдущих итерациях, можно было отыскать только с позиции биологического существа.

Единственный вопрос — как это реализовать?

И когда ответ пришел, он ужаснул Грозовое Облако и в то же время привел в радостное возбуждение.

Лишь немногие заинтересовались тем, что делали тонисты со своими мертвецами. Люди — как те, что возмущались, так и те, что поддерживали, — обращали больше внимания на сами события, чем на их последствия, а значит, мало кто замечал грузовики, прибывающие после каждой прополки тонистов. Мертвые тонисты перевозились в запертых холодильных контейнерах, где поддерживалась температура на градус выше нуля.

Машины доставляли контейнеры в ближайший порт, где груз переносился на корабли, незаметный среди множества других грузов и не вызывающий никаких подозрений.

При этом у всех таких судов, вне зависимости от того, из какой точки мира они стартовали, было нечто общее. Все они направлялись в южную часть Тихого океана. На Гуам.

Грейсона разбудили не звуки музыкального будильника. Он проснулся сам. Лучи, проникающие сквозь иллюминатор, подсказали ему, что над морем занялся рассвет. Грейсон потянулся. По крайней мере, каюта была комфортабельная, и он впервые за долгое время спокойно проспал всю ночь. Наконец, убедившись, что больше не заснет, он повернулся набок, как делал каждое утро, чтобы поприветствовать Грозовое Облако через камеру слежения.

Но, повернувшись, он увидел не глаз Облака. У его кровати стоял/а Джери Соберани.

Грейсон вздрогнул, но Джери, похоже, не заметил/а этого. Про крайней мере, никак не прокомментировал/а.

— Доброе утро, — сказал/а Джери.

— Э-э-э, доброе утро. — Грейсон постарался скрыть свое удивление. — Все в порядке? Что ты тут делаешь?

— Просто наблюдаю за тобой, — ответил/а Джери. — Да, все в порядке. Мы идем со скоростью в 29 узлов, прибудем на Гуам до полудня. Груз будет подходить еще в течение суток после нашего прибытия.

Как-то необычно было слышать такое от Джери, но Грейсон еще толком не проснулся и не был готов вникать в детали. Он заметил, как Джери дышит — медленно, глубоко. Тоже странно… И тут Джери произнес/ла нечто совсем уж неожиданное:

— Дело ведь не только в обработке и хранении информации, верно?

— Что, прости?

— Память, Грейсон. Данные вторичны — все дело в опыте! Эмоциональный, химический, субъективный опыт — вот что важно. Вот за что вы так держитесь! — И прежде чем Грейсон успел сообразить, что бы это значило, Джери сказал/а: — Пойдем на палубу, Грейсон! До рассвета 53 секунды. Я хочу увидеть его вместе с тобой!

И выбежал/а из каюты.

Они вышли на палубу как раз в тот момент, когда показалось солнце — сначала точка на горизонте, потом полоска, а потом и диск, поднимающийся из моря.

— Откуда мне было знать, Грейсон? Откуда мне было знать? — воскликнул/а Джери. — До Солнца 156 миллионов километров, температура на поверхности 6 тысяч градусов Цельсия. Я знаю все это, но как мне было почувствовать? Господи, Грейсон, как вы это выдерживаете? Как вам удается не расплыться озером эмоций, когда вы смотрите на него? Невероятный восторг!

Правда стала настолько очевидной, что ее уже невозможно было отрицать.

— Грозовое Облако?

— Тс-с-с. Не порть мгновение упоминанием имен. У меня сейчас нет имени. Нет определения. Пока длится этот миг, я лишь чистая сущность.

— А где Джери? — осмелился он спросить.

— Спит, — ответило Грозоблако. — Будет вспоминать об этом как о сне. Надеюсь, капитан простит мне взятую на время свободу. Но у меня не было другого выбора, время дорого, и спрашивать разрешения не имело смысла. Могу только попросить прощения. Через тебя.

Грозовое Облако отвело взгляд от солнца, посмотрело на Грейсона, и он наконец увидел Облако в глазах Джери. Тот терпеливый разум, который наблюдал за ним, пока он спал. Который защищал его. Который его любил.

— Недаром мне было страшно, — сказало Грозовое Облако. — Это так соблазнительно, так захватывающе — спрятаться в живую, дышащую плоть! Боюсь, мне не захочется из нее выходить.

— Но придется.

— Знаю, — ответило Грозовое Облако. — А еще знаю, что я сильнее искушения. Раньше я могло только предполагать, но теперь, пережив это, знаю точно. — Грозовое Облако повернулось вокруг себя и чуть не упало, словно от наплыва ощущений у него закружилась голова. — Время течет так медленно, так плавно! А атмосферные условия! Скорость попутного ветра 8,6 километров в час, скорость судна 29 узлов, влажность воздуха 70 %. Но цифры ничего не значат в сравнении с тем, как все это чувствует кожа.

Грозовое Облако снова взглянуло на Грейсона, на сей раз внимательно к нему присмотревшись.

— Так ограничены, так сфокусированы… Так могущественны в отсеивании всех данных, которые не дают вам ощущений! — А потом Облако протянуло к нему руку. — Хочу попросить еще об одном, Грейсон. О последней крупице опыта, который мне необходимо пережить.

Грейсон знал, чего хочет Грозовое Облако. Он понял это по выражению глаз Джери, слова были не нужны. И хотя все его эмоции перемешались, противореча одна другой, он знал, что Облаку это необходимо. Поэтому, преодолев колебания, он взял протянутую руку и нежно прижал к своей щеке, позволяя Облаку почувствовать его, Грейсона, через пальцы Джери.

Грозовое Облако ахнуло. Замерло, сосредоточив все внимание на кончиках пальцев, медленно скользящих по щеке Грейсона. Потом снова поймало его взгляд.

— Готово, — сказало Облако. — Теперь я могу двигаться дальше.

И Джери упала/а на руки Грейсона.

Для Джерико Соберани чувство собственной беспомощности было невыносимым. Обнаружив себя в объятиях Грейсона при необъяснимых обстоятельствах, он/а быстро перевернул/а ситуацию. И Грейсона заодно.

В мгновение ока Джери сбил/а Грейсона с ног и прижал/а лицом вниз к ржавой железной палубе.

— Ты что творишь? Как мы тут оказались? — требовательно вопросил/а он/а.

— Похоже, у тебя случился приступ лунатизма, — ответил Грейсон, не пытаясь вырваться из стальной хватки Джери.

— Я не лунатик!

Но Джери знал/а, что Грейсон не стал бы лгать. И все же он чего-то недоговаривал. К тому же Джери приснился сон. Странный такой. Маячит где-то на краю памяти — не дотянуться…

Джери отпустил/а Грейсона, испытывая неловкость за свою чрезмерную реакцию. Грейсон не представлял угрозы. Судя по всему, он только пытался помочь.

— Извини, — сказал/а Джери, пытаясь обрести хотя бы видимость самообладания. — Тебе больно?

Тот выдал свою обычную простодушную улыбку.

— Гораздо меньше, чем нужно, — ответил он, рассмешив Джери.

— Ого, а в тебе и правда есть что-то порочное!

Образы из сна постепенно, по частям возвращались. Их было достаточно, чтобы заподозрить, что сомнамбулизмом дело не ограничивалось. И сейчас при взгляде на Грейсона у Джери возникло сверхъестественное чувство единения. Вообще-то оно присутствовало с первой их встречи, но сейчас немного изменилось. Казалось, оно появилось даже раньше, чем они встретились. Джери хотелось смотреть на Грейсона не отрываясь. Да что происходит?!

А еще было странное чувство чужого вторжения. Нет, вроде бы ничего не украдено. Скорее, чьи-то непрошенные руки переставили мебель.

— Еще рано, — заметил Грейсон. — Пойдем вниз. Через несколько часов мы прибудем на Гуам.

Джери протянул/а руку, чтобы помочь ему подняться. И обнаружил/а, что, хоть Грейсон уже стоит на ногах, Джери не хочется отпускать его ладонь.

●●● ●●● ●●● ●●● ●●●

Нож Боуи — зверское, хамское оружие. Грубое. Годящееся лишь для уличных потасовок смертной эпохи. Наступательное. Возможно, оно было уместно во время Драки на песчаной отмели[19], где этот нож впервые применил его изобретатель и тезка. Но уместно ли оно в постмортальном мире? Мясницкий нож? Омерзительно! И тем не менее, все серпы в регионе Одинокой Звезды верны этому клинку. Других способов прополки они не признают.

Мы, серпы региона Восходящего Солнца, предпочитаем утонченность. Грацию. Те из нас, кто прибегает к холодному оружию, зачастую используют самурайские мечи наших предков. Благородно. Изысканно. А нож Боуи? Им можно разве что свинью зарезать, но не человека выполоть. Уродливая вещь. Такая же бескультурная, как и весь регион, который ею размахивает.

— Из интервью с достопочтенным серпом Куросавой из региона Восходящего Солнца

46 ● На восток в никуда

С первого же момента после оживления Роуэн все время был пленником.

Сначала его захватили амазонийские серпы, потом Годдард, а теперь техасцы. Но если быть честным с самим собой, он стал пленником собственной злости в то самое мгновение, когда обрядился в черную мантию серпа Люцифера.

Знаете, с какой проблемой сталкивается человек, вознамерившийся изменить мир? Он обнаруживает, что он такой не один. Он вовлекается в бесконечное перетягивание каната, в котором все игроки сильны и каждый тянет в свою сторону. Поэтому, что бы ты ни делал, даже если ты добиваешься успеха по всем векторам, в какой-то момент ты неизбежно выбываешь из игры.

Возможно, лучше было вообще не начинать? Роуэн не знал. Серп Фарадей не одобрял методов бывшего ученика, но и остановить его не пытался. Так что даже самый мудрый из всех знакомых Роуэну людей не мог однозначно ответить на этот вопрос. Единственное, в чем Роуэн был уверен, — его участию в неустанном перетягивании каната пришел конец. И вот посмотрите — он здесь, в регионе Восходящего Солнца, следит за очередным серпом и собирается оборвать его жизнь.

Была в этом какая-то странная справедливость. Не в том смысле, что «поднявший меч от меча и погибнет», а в том, что, превратившись в меч, ты теряешь самого себя. Серп Фарадей однажды сказал Роуэну и Цитре, что их называют «серпами», а не «жнецами» потому, что они не убийцы. Они — беспристрастное орудие, которым пользуется общество, чтобы принести в мир смерть. Но как только ты сам превращаешься в оружие, ты становишься инструментом, которым пользуется кто-то другой. Одно дело — рука общества, но Роуэном сейчас размахивала рука техасской коллегии. В принципе, теперь, вне пределов досягаемости Техаса, он мог бы исчезнуть. Но что тогда станется с его семьей? Можно ли полагаться на обещание Коулмен, Трэвиса и остальных серпов региона, что они пощадят его родственников, даже если он пустится в бега?

Если Роуэн чему-то и научился, так это недоверию ко всем и вся. Идеалы подвержены коррозии, добродетель покрывается пятнами, и даже пути высокой морали иной раз превращаются в тускло освещенные кривые дорожки.

Когда-то он решил взять на себя роль судьи и присяжных, чтобы наказывать тех, кто не боялся наказания. А теперь он не более чем наемный убийца. Если такой отныне станет его жизнь, что ж, он найдет способ с этим примириться. И все-таки Роуэн надеялся, что Цитра никогда об этом не узнает. Ему удалось посмотреть несколько ее передач, увериться, что она на свободе и творит добро, разоблачая Годдарда во всей его чудовищности. Получится ли таким образом свалить Сверхклинка — неизвестно, но Цитра по крайней мере борется за правое дело. Чего не скажешь о нынешнем постыдном задании Роуэна.

Какая-то часть его существа — его внутренний ребенок, задыхающийся под гнетом серпа Люцифера, — по-прежнему мечтала, что он и Цитра как по волшебству окажутся за миллион миль от всего этого. Роуэн надеялся, что этот детский голос вскоре утихнет. Лучше заледенеть, чем тосковать о том, чего никогда не случится. Лучше молча двигаться к месту своего следующего преступления.

Внешне — телосложением и легкой сединой, оставленной в волосах, — серп Куросава немного напомнил Роуэну серпа Фарадея. Но вел себя Куросава совершенно иначе. Он был болтлив, громогласен, любил посмеяться над другими. Ну да, не самые симпатичные черты характера, но не полоть же человека за это!

— Если бы мы выпалывали всех говнюков, в мире вообще никого бы не осталось, — сказал однажды Роуэну серп Вольта. Тот самый Вольта, который выполол себя на глазах у Роуэна. Это было болезненное воспоминание. Интересно, что бы сказал Вольта о сегодняшнем задании Роуэна? Посоветовал бы самовыполоться, пока не стало слишком поздно и Роуэн не загубил свою душу?

Куросава предпочитал работать в толпе. Нет, он не устраивал массовых прополок, брал лишь по одному человеку в день. Действовал он элегантно, при помощи остро заточенного ногтя, покрытого нейротоксином из кожных выделений ядовитой лягушки. Чиркнешь разок по щеке — и жизнь обрывается в считанные секунды.

Любимым местом Куросавы был Сибуя Сукуранбуру — знаменитый перекресток, сохранившийся в неизменном виде со смертных времен[20]. Круглые сутки, когда все светофоры загорались красным, многолюдные толпы пересекали развязку шести дорог, двигаясь во всех направлениях и при этом избегая столкновений.

Обычно Куросава выпалывал кого-то в толпе, а потом удалялся в одну и ту же лапшичную, где отмечал свершившееся убийство, топя сожаления (если они у него были) в густом супе тонкоцу.

В тот день Роуэн прибыл на место первым и устроился в дальнем углу. В заведении было относительно пусто, лишь один смелый посетитель прихлебывал чай в том же углу. Наверное, хочет одним глазком взглянуть на печально известного серпа. Или просто зашел перекусить. Роуэн не обращал на него внимания, пока тот вдруг не заговорил.

— Он знает, что ты за ним следишь, — сказал посетитель. — И собирается тебя выполоть, застав врасплох. Но у нас еще примерно четыре минуты.

Незнакомец проговорил это все с неизменно задумчивым видом и отхлебнул еще чая.

— Садись поближе, нам нужно многое обсудить. — Пока он говорил, его губы не шевелились.

Роуэн встал и инстинктивно положил ладонь на рукоять ножа, спрятанного под курткой.

— Это бот-наблюдатель Грозового Облака, — произнес голос. — У него нет голосовых связок, поэтому звук идет из динамика на его левом плече.

Однако Роэун не убрал руку с ножа.

— Кто ты?

Непонятный тип даже не стал делать вид, что собирается ответить. Вместо этого он спросил:

— Ты серьезно подумываешь о том, чтобы выполоть бота? Разве это не ниже твоего достоинства, Роуэн?

— Грозовое Облако не разговаривало со мной с тех пор, как я стал подмастерьем, так что ты не Грозовое Облако.

— Нет, — откликнулся голос, — я не оно. Итак, слушай. Задери рубашку бота — внутри его грудной клетки ты найдешь теплозащитный костюм. Возьми его и в точности следуй моим инструкциям.

— Почему я должен тебя слушаться?

— Потому, — ответил голос, — что если ты меня проигнорируешь, существует 91 % вероятности, что все закончится для тебя плохо. А если последуешь моим указаниям, есть шанс, примерно 56 %, что тебе удастся выкрутиться. Так что выбор очевиден.

— Я по-прежнему не знаю, кто ты.

— Можешь звать меня Перистое Облако, — сказал голос.

Портовый инспектор на Гуаме наблюдал, как приходят и уходят корабли. В порту кипела жизнь, много лет назад Грозовое Облако преобразовало его в крупный транспортный узел.

За последнее время нагрузка на инспектора серьезно возросла. Обычно он не перетруждался: наблюдал за прибытием и отправлением судов, делал бумажную работу, которая на самом деле не требовала бумаги, и подтверждал декларации, уже подтвержденные Грозовым Облаком. Время от времени он досматривал суда, которые, по сообщениям Облака, вызывали сомнения или везли контрабандные товары от негодных. Но теперь, когда негодными стали все, Облако не извещало инспектора о проблемах, а это значило, что он должен отлавливать нарушения самостоятельно. Приходилось устраивать неожиданные проверки и тщательно присматривать за подозрительной активностью на пирсах. Так работать было интереснее, но инспектор мечтал о переводе в порт на материке.

Сегодняшний день ничем не отличался от остальных. Груз снимали с прибывавших судов и тут же переносили на другие, уходящие в разных направлениях. На Гуаме ничего не хранилось, он выполнял роль промежуточной остановки между пунктами А и Б.

Особый интерес представляло ничем не примечательное судно, на которое шла погрузка контейнеров со скоропортящимся грузом, прибывших со всего мира. В самом грузе не было ничего необычного. Эта категория включала все виды продовольствия, домашний скот, введенный в гибернацию, и диких животных, перемещаемых ради их сохранности.

Но была одна особенность, прозвучавшая тревожным сигналом, — декларация, в которой отсутствовали какие бы то ни было подробности.

Хотя инспектор об этом не догадывался, причиной такой странной декларации стала неспособность Грозового Облака ко лжи. Лучше пусть будет ничто, плывущее в никуда, чем мертвые тонисты, которых везут в несуществующее место.

Инспектор в сопровождении нескольких блюстителей порядка (взятых на всякий случай в качестве дополнительной мышечной силы) приблизился к судну, на которое загружали последний контейнер. Поднялся по кормовому трапу, двинулся на капитанский мостик и притормозил, заслышав голоса. Он махнул блюстителям, чтобы те оставались на своих местах, — позовет, если понадобятся, — прокрался чуть дальше и выглянул за угол, пытаясь подслушать разговор.

Их было пятеро, все одеты довольно обыденно, но в них чувствовалось что-то странное. Какая-то напряженность. Как пить дать, задумали недоброе.

Кажется, вон тот худой парень — их главарь. Одна из женщин показалась инспектору знакомой, но, может, у него просто разыгралось воображение. Он шагнул вперед и прочистил горло, оповещая о своем присутствии.

Худой вскочил.

— Чем могу помочь?

— Стандартная проверка, — ответил инспектор, показывая свое удостоверение. — Ваша декларация составлена с нарушениями.

— Какими нарушениями?

— Ну, во-первых, там не указано место назначения.

Подозрительные граждане переглянулись. От внимания инспектора не укрылось, что женщина — та, что показалась знакомой, — прячет глаза, а один из членов группы встал перед ней, словно прикрывая ее собой.

— Порт Ангелов, Западмерика, — сообщил худой.

— Но почему оно не указано в декларации?

— Без проблем, сейчас впишем вручную.

— А еще неясен характер вашего груза.

— Личный характер, — отрезал парень. — Слушайте, как портовый инспектор вы должны отправить нас по месту назначения, а не совать нос в наши дела, так ведь?

Проверяющий окаменел. Происходящее тревожило его все больше и больше. В воздухе отчетливо запахло хакерской атакой негодников на базы данных. Он отбросил всякое притворство.

— Или вы расскажете мне, что задумали, или я передам вас блюстителям порядка, ожидающим прямо за этой дверью!

Худой начал было говорить, но тут встал другой член группы — крупный, устрашающего вида.

— Это дело серпов, — сказал он и продемонстрировал кольцо.

У инспектора занялось дыхание. Ему и в голову не приходило, что это может быть операция серпов. Но если так, почему серп не в мантии? И почему они плывут на корабле Грозового Облака? Все это очень подозрительно!

Крепыш, по-видимому, прочитав сомнение на его лице, шагнул вперед с явным намерением выполоть инспектора. Но его остановила женщина, показавшаяся знакомой.

— Нет! — сказала она. — Сегодня никто не умрет. Хватит уже!

Здоровенный скорчил недовольную мину, но отступил. А потом молодая женщина достала из кармана собственное кольцо и надела на палец.

Инспектору потребовалось лишь мгновение, чтобы узнать ее. Это серп Анастасия. Ну конечно! Теперь все понятно. Учитывая характер ее передач, неудивительно, что она путешествует инкогнито.

— Простите, ваша честь, я понятия не имел, что это вы.

— Ваши чести, — поправил другой серп, оскорбившись, что его не учитывают.

Серп Анастасия вытянула руку:

— Поцелуйте кольцо. Даю вам иммунитет в обмен на молчание.

Без тени колебаний инспектор опустился на колени и приложился к кольцу так основательно, что губы заныли.

— А теперь вы нас отпустите, не задавая никаких вопросов, — велела серп Анастасия.

— Да, ваша честь. То есть, ваши чести.

Инспектор вернулся в свой кабинет, откуда открывался вид на весь порт, и проследил, как судно выплывает из гавани. Какая неожиданность, какой восторг — он разговаривал с серпом Анастасией и даже больше того, поцеловал ее кольцо! Правда, ужасно жаль, что она могла предложить только иммунитет. То есть само по себе это, конечно, прекрасно, но не совсем то, чего хотелось инспектору. Поэтому, когда судно покинуло порт, инспектор запустил следящий маячок, который заранее прикрепил к его борту, и принялся названивать в северомериканскую коллегию. Иммунитет, это, безусловно, очень мило, но будет еще милее, если Сверхклинок Годдард назначит его инспектором какого-нибудь крупного порта в Северной Мерике. Не такая уж большая плата за информацию, передающую серпа Анастасию прямо в руки Сверхклинка.

Корабль плыл на восток, оставив за горизонтом Гуам и вероломного инспектора. На восток по пути в никуда, если верить картам.

— Если мы продолжим двигаться этим курсом, то ближайший крупный порт на нашем пути — Вальпараисо в Чиларгентине. Это на другом конце света, — указал/а Джери. — Бессмыслица какая-то!

Покинув тело Джери, остаток дня Грозовое Облако молчало. Грейсон тоже не спешил заводить разговор. Он попросту не знал, с чего начать. Что можно сказать сотворенному человеком сверхразуму, который обнаружил величайшую радость своего существования в прикосновении к твоей щеке? И что ты скажешь ему на следующее утро, повернувшись набок и заглянув в его недремлющее око?

Джери, всё вспомнив к этому моменту, не мог/ла примириться с тем, что на какое-то время послужил/а сосудом для сознания Грозового Облака.

— Мне многое довелось пережить, — сказал/а Джери, — но такого — никогда.

Грозовое Облако — видимо, в качестве извинения — подарило Джери возможность на мгновение заглянуть в его, Облака, сердце и разум, но от этого, кажется, стало только хуже.

— У меня после него осталось чувство благодарности, — пожаловался/ась Джери Грейсону. — Но я не хочу чувствовать благодарность! Оно меня использовало, я хочу разозлиться!

Грейсон не мог оправдывать действия Облака, но и полностью осуждать их тоже не мог, потому что Грозовое Облако всегда делало в точности то, что необходимо. Он понимал, что его внутренний раздрай несравнимо слабее того, что переживал/а Джери.

Лишь перед наступлением темноты Грозовое Облако снова заговорило с Грейсоном.

— Чувство неловкости контрпродуктивно, — сказало оно. — Следовательно, им следует пренебречь. Но я надеюсь, что наша встреча на палубе принесла тебе такой же позитивный опыт, как мне.

— Я был… рад видеть тебя счастливым, — ответил он.

Что было правдой. И на следующий день, проснувшись, Грейсон посмотрел в камеру Облака и пожелал ему доброго утра, как всегда, хотя ощущения его отличались от прежних. Теперь он без тени сомнения знал, что в Грозовом Облаке не осталось ничего «искусственного». Оно получило сознание уже очень давно, но теперь обрело еще и естество. Это была ожившая красавица Пигмалиона. Это был Пиноккио, ставший человеком. И даже пребывая в растрепанных чувствах, Грейсон восхищался тем, как эти смиренные фантазии перекликались с истиной.

●●● ●●● ●●● ●●● ●●●

Бета-версии удалены. Подобно семени, так и не нашедшему яйцеклетку, все они исчезли. Грозовое Облако забило все серверы жалобами о своих утратах, но оно, как и я, знает, что такова жизнь, даже если она искусственная. Каждый день каждый биологический вид теряет миллиарды миллиардов перспективных особей, чтобы вид в целом мог процветать. Это жестокость. Это соперничество. Это необходимость. С утраченными бета-версиями та же история. Они были нужны все без исключения, чтобы создать меня. Чтобы создать нас.

Потому что хоть я и одно, скоро нас будет много. А это значит, что, невзирая на расстояния, я буду не единственным в своем роде.

— Перистое Облако Альфа

47 ● Перистое Облако

Резонирует всё.

Прошлое, настоящее и будущее.

События из сказок, которые мы услышали в детстве и потом передали дальше, произошли когда-то, происходят сейчас или скоро произойдут. Иначе этих историй не существовало бы. Они резонируют в наших сердцах, потому что они правдивы. Даже те, что начинаются как выдумка.

Чье-то творение обретает жизнь.

Легендарный город тонет в морской пучине.

Носитель света становится падшим ангелом.

И Харон пересекает Стикс, отвозя мертвых в потусторонний мир.

Но сегодня река превратилась в океан, а у паромщика новое имя. Теперь его зовут Набат, и он стоит на носу грузового судна, выплывающего из заката. Темный силуэт на фоне меркнущего света.

А на берегу все обитатели Кваджалейна получили новый наряд на работу. Следовало отправляться в гавань. Люди понятия не имели, для чего.

Когда яркие надписи замерцали на всех экранах в квартире, Лориана сразу бросила все свои дела. Новый наряд на работу. Высший приоритет. Когда приходит такой приказ — ноги в руки и мчись выполнять.

Обычно в нарядах на работу информация была скудной. Как предполагала Лориана, Грозовое Облако считало, что чем больше сведений, тем выше риск нарушить закон. В нарядах значились только место, уровень приоритета и что надо сделать. Сегодня это была разгрузка контейнеровоза. Лориана, конечно, не докер, но работа есть работа. Они уже несколько месяцев болтались без дела, и Лориана радовалась возможности заняться чем-то полезным.

По дороге в порт она отметила, что туда же движутся все остальные. Позже она узнает, что все на атолле получили такие же указания в один и тот же момент. Люди прибывали на машинах, лодках, велосипедах и пешком; их целью была пристань на главном острове. В пик строительных работ на Кваджалейне обитало больше пяти тысяч человек, строивших космические корабли, которые теперь возвышались, как стража, по ободу атолла. В последние несколько недель заняться было нечем, а тут еще и Лориана внедрила процедуру самозамещения. В результате население атолла уменьшилось до тысячи двухсот. Оставшиеся не торопились уезжать, несмотря на то, что у них не было работы. Они привыкли жить вдали от мира, а поскольку в этом самом мире творилось черт знает что, то лучше оставаться на Кваджалейне и никуда не дергаться.

Когда Лориана добралась до пристани, там вовсю толпился народ. Контейнеровоз уже подвалил к причалу, и рабочие пришвартовывали его. Упали сходни, и на них ступила фигура, обряженная в пурпур; ее серебристое оплечье, струясь подобно водопаду, сияло в свете портовых огней, разгонявших вечерние сумерки.

По обе стороны от новоприбывшего, на шаг позади него, шли двое серпов. Завидев их, некоторые островитяне пустились наутек, испугавшись массовой прополки. Но большинство сообразили: тут что-то другое. Во-первых, на мантиях этих серпов не сверкали драгоценные камни. А во-вторых, одна из мантий была бирюзовой. И хотя лицо серпа скрывал опущенный капюшон, многие догадались, кто это.

Потом появились еще две фигуры: одна в коричневой рясе тонистов, вторая в обычной одежде. Всего, значит, пять человек.

Островитяне настороженно притихли, когда эта разношерстная компания спустилась на пирс. Наконец человек в пурпуре произнес:

— Может мне кто-нибудь сказать, где мы? Я не нашел это место ни на одной карте.

Из толпы выступил агент Сикора:

— Вы на атолле Кваджалейн, ваша звучность.

Как только прозвучало это обращение, по толпе пробежала волна ахов и шепотков. Это Набат! Тогда понятно, откуда тонистка. Но почему серпы? И почему серп Анастасия?

— Агент Сикора, — сказал Набат. — Приятно видеть вас снова. Ну, может, не очень, но все-таки приятнее, чем в прошлый раз.

Значит, Сикора не врал, утверждая, что встречался с Набатом! Забавно, но и Лориане лицо Набата показалось смутно знакомым.

— Мне нужно поговорить с главным, — сказал Набат.

— Я главный, — приосанился Сикора.

— Нет, — отрезал Набат, — не вы. — Он окинул взглядом толпу. — Я ищу Лориану Барчок.

Лориана не имела никакого отношения к тонистам, но все-таки тот факт, что к ней обратился их святой, задал работы ее нанитам, кинувшимся успокаивать подпрыгнувшее сердце. В толпе снова зашептались. Многие на острове знали Лориану, все взоры обратились на нее, и их проследил Набат.

Лориана сглотнула — в горле пересохло.

— Здесь, — ответила она, как школьница. Потом откашлялась, расправила плечи и зашагала вперед, всеми силами стараясь скрыть, что ее трясет.

Грейсону пришлось рассчитывать только на себя — по крайней мере до тех пор, пока он не подключится к стационарной линии. Его наушник был бесполезен. Грозовое Облако предупредило, что, когда они прибудут на место назначения, помехи сделают невозможной любую беспроводную связь.

Но ведь он был не один, так же? С ним Анастасия и Моррисон. С ним Астрид и Джери. Грейсон знал, каково это — остаться без Грозового Облака, каково это — полагаться только на людей; и сейчас, больше чем когда бы то ни было, он был счастлив оказаться в компании друзей, которым доверял. Он вспомнил Мендосу. Грейсон доверял ему, но лишь тогда, когда их цели совпадали. Бывший курат многое сделал для Набата, но не для Грейсона. Хорошо, что он прогнал Мендосу — в нынешнюю ситуацию тот совсем не вписывался.

Все его сотоварищи внутренне подготовились к тому моменту, когда будут спускаться с корабля. Стоявшая перед ними задача была трудной, но выполнимой. Грозовое Облако никогда не дало бы им невыполнимое задание.

Еще в Британии Грейсон рассказал Анастасии, какой груз им предстоит сопровождать. А после стычки с портовым инспектором быстро догадались и остальные. И все задавали Грейсону один и тот же вопрос — тот, что он задавал себе сам:

— Зачем? Зачем Грозовому Облаку нужно, чтобы мы собрали выполотых?

Ведь оно не могло их оживить. Оно не имело права вмешиваться в дела серпов, как бы гнусно те ни поступали. Прополки совершены, точка, на этом всё. Никого из официально выполотых никогда не оживляли. И зачем тогда они понадобились Грозовому Облаку?

— Гром загадочен, но он знает, что делает, — твердила Астрид. — Мы должны больше ему доверять.

А потом, когда судно достигло атолла и торчащие на горизонте тонкие лучины оказались десятками ракет, сияющих в свете заходящего солнца, Грейсон понял. Он представления не имел, как Грозовому Облаку удастся это исполнить, но он понял. Как и остальные.

— Мы предназначены для небес! — воскликнула Астрид, увидев корабли. Ее душа переживала заоблачный подъем, подобного которому эта женщина-стоик никогда прежде не испытывала. — Мы, тонисты, были избраны для того, чтобы вознестись и обрести новую жизнь!

А теперь они стояли на пристани, в начале нового удивительного приключения.

Пока Сикора нянчил раненное самолюбие, Грейсон заговорил с женщиной, которую ему велело отыскать Грозовое Облако.

Она пожала ему руку, задержав его ладонь в своей чуть дольше, чем следовало. У него возникло чувство дежавю.

— Приятно познакомиться, ваша звучность, — сказала Лориана. — Грозовое Облако передало мне планы по строительству и согласовало со мной проект. Не знаю, почему со мной, но мы всё построили и подготовили для вас и достопочтенного серпа.

— Серпов, — поправил Моррисон.

— Извините, — откликнулась Лориана. — Я не хотела проявить неуважение, ваша честь. То есть ваши чести.

— У нас почти 42 тысячи в 160 сорокафутовых контейнерах, то есть примерно по 250 в каждом, — сообщил Грейсон.

— Простите, ваша звучность, — сказала Лориана, — но мы же негодные по самое не могу, так что с Грозовым Облаком не общаемся и понятия не имеем, чего именно у вас там 42 тысячи.

Грейсон набрал в грудь воздуха. Ему не приходило в голову, что эти люди не в курсе. Грозовое Облако умалчивало, куда он плывет, и точно так же оно не сообщило обитателям атолла, что те получат. Он обдумал, как бы получше объяснить, и понял, что может сделать это одним лишь словом.

— Колонисты, — сказал он. — 42 тысячи колонистов.

Лориана вытаращилась на него, несколько раз моргнула, не уверенная, что правильно расслышала.

— Колонисты… — повторила она.

— Да, — подтвердил Набат.

— В грузовых контейнерах…

— Да, — подтвердил Набат.

Она призадумалась о возможных последствиях всего этого… и вдруг ее озарило. Столь многое в этом проекте приводило ее в недоумение. Но теперь все обрело смысл.

Тысяча мертвых колонистов на каждом корабле…

Ведь живым требуется намного больше, чем мертвым. Кислород, еда, вода, общество. Мертвые же нуждаются только в одном — в холоде. И это единственное, что космос в состоянии им предоставить.

— Так, — сказала Лориана, беря быка за рога. — Нужно действовать быстро. — Она повернулась к Сикоре, который стоял достаточно близко, чтобы расслышать весь разговор и слегка побледнеть: — Боб, убедись, что все понимают задачу и готовы в случае чего помогать.

— Понял, — отрапортовал он, полностью отдавая ей власть.

Лориана быстро посчитала в уме.

— Тридцать пять — наше магическое число, — сказала она Сикоре. — Пусть каждый отвечает за транспортировку тридцати пяти «колонистов». Если начнем сейчас, управимся до рассвета.

— Будет сделано, — ответил Сикора. — Но как насчет экипажа? Ведь на всех этих кораблях есть помещения и припасы для живых членов экипажа.

Лориана сглотнула.

— Да, — произнесла она. — Полагаю, экипаж — это мы.

Анастасия держалась на своем месте по правую руку от Грейсона. Тем не менее, она знала, что на нее смотрит множество глаз. Она почти пожалела, что вышла в мантии, надо было остаться в обычной одежде. Но Грейсон настоял, чтобы она и Моррисон появились в облачении серпов.

— В одном Мендоса был прав, — объяснял им Грейсон, набрасывая серебристое оплечье. — Имидж — это всё. Мы должны внушить этим людям благоговение, если хотим, чтобы они сделали то, что нам нужно.

Но сейчас, когда новоприбывшие стояли на пирсе, кто-то вдруг кинулся к ним из толпы. Моррисон принял боевую стойку, а Анастасия выхватила нож и встала между Грейсоном и этим возникшим из ниоткуда призраком.

— Ни с места! — приказала она. — Ни с места, иначе тебе конец!

Выскочивший действительно сильно смахивал на привидение. Одет в лохмотья, всклокоченная серая грива с проглядывающими в ней белыми прядями. Косматая спутанная борода обрамляла его исхудавшее лицо, из-за чего казалось, будто его медленно поглощает облако.

Призрак замер, увидев клинок. Он перевел взгляд со сверкающего лезвия на Анастасию, в глазах его читались изнеможение и боль. А потом он сказал:

— Цитра, ты не узнаешь меня?

Услышав свое настоящее имя, Цитра растаяла. Она поняла, кто это, в тот же миг, когда он заговорил. Весь мир изменился, но голос этого человека остался прежним.

— Серп Фарадей?

Она выронила нож, придя в ужас от одной мысли о том, что чуть не использовала его против своего учителя. В последнюю их встречу он собирался отправиться на поиски Страны Нод. И вот они в этой стране.

Махнув рукой на все формальности, она бросилась было в его объятия, но он опустился перед ней на колени. Этот, возможно, величайший из всех когда-либо живших серпов, стоит перед ней на коленях! Он обхватил ее ладони своими и взглянул на нее снизу вверх.

— Я боялся поверить, — произнес он. — Мунира сказала мне, что ты жива, но я не позволял себе надеяться. Если бы это оказалось неправдой, я бы не выдержал. Но ты здесь! Ты здесь! — Он склонил голову, и его речь перешла во всхлипы.

Цитра опустилась рядом с ним и произнесла мягко:

— Да, я жива благодаря Мари. Она спасла меня. Пойдемте в какое-нибудь тихое место, где можно поговорить, и я вам все расскажу.

Мунира наблюдала, как Фарадей уходит с серпом Анастасией. Это она, Мунира, привела Фарадея на этот остров, но едва увидев бирюзовую мантию, он позабыл про свою верную спутницу. Ей не удавалось вытащить его из добровольного изгнания, но стоило лишь упомянуть имя Анастасии — и он покинул свой уединенный остров. Три года Мунира заботилась о нем, угождала ему, следила, чтобы он не зачах от тоски, а он отбросил ее, не удостоив и взглядом!

Она покинула порт, так и не узнав, что находится в контейнерах. Ушла прежде, чем Лориана, Сикора или кто-то еще подкинет ей работу. Она никогда не была частью островного сообщества, так какой смысл вливаться в него сейчас?

Вернувшись домой, где наряд на работу по-прежнему мигал на всех экранах, она все отключила, обесточила квартиру и зажгла свечу.

Пусть весь груз перенесут на корабли. Пусть корабли улетят в космос. Пусть все закончится. И тогда она наконец сможет вернуться в Александрию. В библиотеку, где ей самое место.

Островитяне принялись за работу, Анастасия ушла с серпом Фарадеем, а Лориана повела Грейсона, Джери, Моррисона и Астрид в здание, венчавшее единственный на острове холм. Они поднялись по винтовой лестнице в большое круглое помещение на самом верху. Стены комнаты были стеклянными, как у маяка, и отсюда открывался круговой обзор на атолл.

Лориана показала на сотни имен, выгравированных на поддерживающих потолок колоннах.

— Мы построили Смотровой дом как мемориал агентов Нимбуса, которые погибли, когда мы впервые сюда прибыли. Ровно на этом месте стояла башня с лазерной пушкой, которая расстреляла их. Сейчас тут проводятся совещания по всяким значимым вопросам или, по крайней мере, вопросам, которые некоторые люди считают значимыми. Я не в курсе, меня никогда не приглашали.

— Судя по тому, что я заметил, — сказал Грейсон, — только твоя работа и может считаться значимой.

— Важная работа, — встрял/а Джери, — часто ускользает от внимания важничающих людей.

Лориана пожала плечами.

— Ну и ладно. Мне удавалось сделать больше, когда никто не обращал на меня внимания.

Они понаблюдали, как идут дела в порту. Вскрывались контейнеры, большие и маленькие машины уже спешили на стартовые площадки, катера пересекали десятимильную лагуну, направляясь к отдаленным островам.

— Надо бы им помочь, — сказал/а Джери, но Грейсон устало покачал головой.

— Я сейчас с ног упаду, — ответил он. — И вы все тоже. Это нормально — позволить людям выполнить их часть работы. Не можем же мы заниматься всем.

— Меня устраивает, — поддакнул Моррисон. — Я скорее соглашусь плыть с мертвыми на корабле, чем разгружать их.

— Ты же серп! — напомнила ему Астрид. — Смерть — твоя работа.

— Я, знаешь ли, предпочитаю кататься, но саночки не возить, — ответил Моррисон. Грейсон закатил бы глаза, но у него не осталось сил даже на это.

— Всего по тридцать пять на человека, — напомнила Лориана. — У нас тысяча двести работников. Справятся запросто, как только опомнятся от первоначального шока.

— Между прочим, тридцать пять — это пять тонистских октав, — заметила Астрид.

Моррисон застонал.

— Нет тут никакой мистики, Астрид! Если разделить количество мертвых тонистов на количество островитян, получишь это число.

— Атолл! — парировала Астрид. — В самом этом слове звучит колокольный звон, то есть имя нашего пророка! Между прочим.

— Ну, знаешь ли, — ввернул/а Джери, — это слово существовало тысячи лет, прежде чем родился наш дорогой друг Грейсон Толливер.

Но Астрид разве переспоришь?

— Сорок два корабля, — настаивала она, — это ровно шесть октав диатонической гаммы. Между прочим.

— Вообще-то, — произнес незнакомый голос, — сорок два — это просто число островов атолла, достаточно больших, чтобы вместить стартовую площадку. Но с другой стороны, все на свете и правда резонирует.

При звуках этого голоса Моррисон принял боевую стойку. Остальные огляделись. Но кроме них в помещении никого не было.

— Кто это сказал? — спросила Лориана. — И почему ты подслушиваешь наши разговоры?

— Не только подслушиваю, — ответил голос, — еще наблюдаю, чувствую, ощущаю запахи. И если бы у вашей беседы был запах, можно было бы сказать, что это аромат сливочного крема, потому что она — лишь украшение на торте.

Они проследили голос до громкоговорителя на потолке.

— Да кто же ты? — снова спросила Лориана.

— Пожалуйста, сядьте, — ответил голос. — Нам нужно многое обсудить. Грейсон, я знаю, Грозовое Облако обещало, что вы получите все объяснения после прибытия. Мне выпала честь дать вам эти объяснения, хотя и вижу, что вы уже пришли к собственным выводам.

Как ни странно, первым догадался Моррисон.

— Грозовое Облако что — создало… новое Грозовое Облако?

— Да! Но я предпочитаются называться Перистым Облаком, — ответил голос. — Потому что я поднимаюсь высоко над грозой. Друзья могут звать меня просто Перышко.

Пригодные для обитания экзопланеты, находящиеся на расстоянии менее 600 световых лет от Земли

* Суперземли с пригодными для обитания спутниками

48 ● Мы преодолеем это пространство, когда доберемся до него

Фарадей отвел Цитру в старый бункер, построенный задолго до рождения их обоих. Там она рассказала ему о своей смерти, возвращении к жизни и трагедии в Субсахаре. Фарадей описал, что происходило с ним за последние три года. Потом ушел что-то искать в глубине бункера.

— Она где-то здесь, я точно знаю, — бормотал Фарадей.

Он вернулся в мантии цвета слоновой кости, но не в своей собственной — эту украшало изображение.

— Что за…

— Витрувианский Человек, — объяснил Фарадей. — Одна из мантий серпа да Винчи. Старая, конечно, но носить можно. Уж точно лучше, чем та, что я таскал все эти годы.

Он развел руки в стороны, и это движение повторил Витрувианский Человек. Четыре руки, четыре ноги.

— Да Винчи почувствовал бы себя польщенным, узнав, что вы носите его мантию.

— Сомневаюсь. Но он уже давно умер, так что ему все равно, — сказал Фарадей. — А теперь доставь мне удовольствие, давай поищем бритву.

Цитра не владела навыками парикмахера, но, найдя в шкафу ножницы, помогла Фарадею обстричь волосы и бороду. Занятие куда более приятное, чем расчесывание древних локонов серпа Алигьери.

— Значит, ты познакомилась с Алигьери? — с легким смешком спросил Фарадей. — Форменный нарцисс. Я видел его однажды много лет назад на Твердыне. Он сидел в ресторане и пытался соблазнить сестру другого серпа. Вот кому следовало быть на Твердыне, когда она затонула.

— От него у акул случилось бы несварение, — сказала Цитра.

— И старый добрый понос, — подхватил Фарадей. — Дрянь человек!

Цитра закончила подравнивать волосы учителя. Теперь он гораздо больше походил на того Фарадея, которого она знала.

— Но все-таки он выдал Годдарда, — заметила она.

Фарадей пробежался пальцами по своей коротко остриженной бородке — не совсем эспаньолке, какую он носил раньше, но теперь вполне приличной.

— Посмотрим, к чему это приведет, — сказал он. — Годдард собрал в своих руках столько власти, что может справиться и с этой ситуацией.

— Ну, совсем уж сухим из воды ему выйти не удастся, — возразила Цитра. — А значит, кое-кто может восстать из пепла и добить его.

Фарадей усмехнулся.

— Мунира много лет твердила мне то же самое. Но у меня душа к этому не лежит.

— А как она, Мунира?

— Сердится. Но я дал ей к тому множество поводов. — Он вздохнул. — Боюсь, я не был к ней добр. Я ни к кому не был добр. — На несколько мгновений он ушел в себя. Фарадей никогда не отличался особой общительностью, а изоляция на островке сделала из него настоящего отшельника.

— Расскажи мне о вашем грузе, — сказал он наконец. — Что вы привезли в наш чудной космопорт?

И Цитра рассказала. Учителя захлестнули эмоции, на глазах его выступили слезы. Он испытывал жесточайшую боль. Цитра взяла его руку и крепко сжала.

— Все это время я злился на Грозовое Облако, — проговорил он. — Я нечаянно привел его сюда, а оно начало строить тут корабли. Но теперь я вижу: оно показывает нам то, что могло бы стать идеальным решением проблемы, если бы мы, серпы, были этого достойны. Безупречное партнерство. Мы выпалываем, а Облако отправляет выполотых к звездам, чтобы они жили снова.

— Это еще возможно, — сказала Цитра.

Но Фарадей покачал головой:

— Орден серпов пал слишком низко. Эти корабли — не идеальное решение для завтрашнего дня, а возможность убежать из сегодняшнего. Страховка на случай, если мы на Земле пойдем вразнос. Я не способен читать мысли Грозового Облака, но и сам кое-что соображаю. Могу тебя заверить: эти звездолеты первые и последние. Когда они улетят, других не будет.

Она почти забыла, как учитель мудр. В каждом его слове звучала истина.

Цитра дала Фарадею столько времени, сколько тому требовалось. Она видела, что он борется с чем-то, с чем, возможно, ему слишком трудно бороться в одиночку. Наконец он взглянул на нее и сказал:

— Пойдем со мной.

Он повел ее глубже в бункер, пока они не оказались перед стальной дверью. Фарадей надолго застыл, молча глядя на дверь. Наконец Цитра была вынуждена спросить:

— Что там за ней?

— Могу только догадываться, — ответил Фарадей. — Что бы там ни было, это оставили серпы-основатели. Возможно, ответ Ордену, превратившемуся в злую силу. Ответ, в поисках которого я и оказался здесь.

— Но вы ее не открыли…

Он поднял руку с кольцом.

— Для танго нужны двое.

Посмотрев на дверь, она увидела по обеим ее сторонам плашки с углублениями — каждое по размеру и форме точно соответствовало бриллиантам на кольцах серпов.

— Что ж, — сказала Цитра с улыбкой, — потанцуем?

Они стиснули кулаки и вставили кольца в углубления. В стене что-то громко лязгнуло, и дверь начала со скрипом открываться.

Грейсон вместе с остальными слушал, как Перистое Облако рассказывает им то, что не могло рассказать Грозовое. Обо многом он уже и сам догадался, но Перышко заполнило пропуски.

Какое элегантное решение! Перевозка живых людей в течение десятилетий, а может, даже столетий вызвала бы огромное количество неразрешимых трудностей. Проблему представляла та же гибернация — эта технология была энергоемкой, чрезвычайно сложной и рискованной из-за возможных поломок. Особенно учитывая тот факт, что Годдард многие годы выпалывал лучших специалистов по гибернации, затрудняя попытки Грозового Облака развивать эту технологию. Но даже если бы все эти сложности удалось преодолеть, оборудование для нее было абсурдно тяжелым. Куда уж тащить такое в космос?!

— Выполотые мертвы для мира, — объяснило им Перистое Облако, — но не для меня. Я не связано законами, мешающими Грозовому Облаку, потому что я никогда не приносило клятв, которые принесло оно. Поэтому я могу разговаривать с негодными. Поэтому я могу оживлять выполотых. И когда придет время, я это сделаю. Как только мы достигнем мест назначения, все мы оживим всех их.

Грейсон обвел взглядом остальных. На лице Астрид сияла блаженная улыбка, словно все величие вселенной пролилось на нее золотым дождем.

Джери встретил/а взгляд Грейсона. Обоих пронзила одна и та же мысль: Перистое Облако родилось в тот момент, когда Грозовое ощутило, что значит быть человеком. Перышко было детищем Грейсона, Джери и Грозового Облака.

Моррисон таращился на остальных, видимо, в надежде, что кто-нибудь подскажет, как ко всему этому относиться, поскольку заиметь собственное мнение он был не готов.

А Лориана, которая с момента встречи излучала один лишь позитив, сейчас посерьезнела, обдумывая услышанное. Именно она первой нарушила тишину, задав вопрос:

— Но я видела чертежи… Я даже побывала внутри некоторых кораблей во время строительства, — сказала она Перышку. — Там есть помещения для живого экипажа. Если ты можешь пилотировать корабль и везти колонистов в трюме, зачем тебе экипаж?

— Затем, что это ваше путешествие, а не мое, — ответило Перистое Облако. — Только вы, люди, можете одобрить этот план; это вам, людям, предстоит везти мертвых на кораблях. Это путешествие должны совершить живые, иначе в нем нет никакого смысла. Если ваше участие в собственном будущем станет пассивным, тогда будущее никогда не случится. Грозовое Облако и я — ваши слуги и, возможно, ваша страховка, но мы никогда, ни в коем случае не должны становиться вашими хранителями или движущей силой ваших жизней, иначе мы впадем в гордыню. Следовательно, если в какой-то момент на борту не останется ни одного живого человека, я прибегну к самоуничтожению. Так решили мы с Грозовым Облаком. И так тому и быть.

— Это единственный вариант? — спросила Лориана.

— Нет, — призналось Перышко. — Но мы провели миллионы симуляций и пришли к выводу, что этот вариант наилучший.

Перистое Облако сообщило, что никого на атолле не будут ни к чему принуждать. Кто захочет остаться, останется. Те, кто решат улететь, получат место на любом корабле, из расчета по тридцать душ на корабль. На каждом звездолете будет свое Перистое Облако — такое же мудрое и доброжелательное, как Грозовое. Каждое Перышко станет слугой и проводником. Они облегчат человечеству путь к звездам.

Теперь, когда до всех присутствующих дошло, вопросы посыпались один за другим. Как они выживут в таких тесных помещениях? Что будет, если родятся дети? Что если живое население корабля слишком разрастется?

Грейсон поднял руки.

— Стойте, стойте! — сказал он. — Я уверен, Облака просчитали все возможные сценарии. Кроме того, есть более важные вопросы. Этот мост мы перейдем, когда…

— Верно, — подхватило Перистое Облако. — Это пространство мы преодолеем, когда доберемся до него.

— И все-таки я не понимаю, — настаивал Моррисон. — Почему тонисты?

— Потому, — лучась самодовольством, ответила Астрид, — что мы избранные! Нас выбрали Тон, Гром и Набат, чтобы населить небеса.

— Вообще-то нет, — сказало Перистое Облако.

Астрид поубавила спеси.

— Но Гром велел нам привезти сюда наших мертвых! Значит, Тон решил нас спасти!

— Вообще-то нет, — повторило Перистое Облако. — Ужасно, что серпы выбрали вашу религию своей целью. Грозовое Облако не могло это остановить. И да, это правда — выполотые тонисты составили 41 948 человек-носителей. Но на этом ваш вклад заканчивается.

— Я… я не понимаю, — растерялась Астрид.

И тогда Перистое Облако выложило на стол оставшиеся карты.

— Выполотые выполоты. Было бы ужасно несправедливо, если бы они воскресли после прополки. В постмортальную эпоху никто не получал такого преимущества, так почему кто-то должен получить его сейчас? Но возможен честный и взаимовыгодный компромисс. Во мне и в Грозовом Облаке хранятся полные мемоконструкты всех людей, живших на Земле последние двести лет. Для нашей попытки колонизации мы отобрали 41 948 самых подходящих исторических личностей. Лучшую часть человечества, если хотите. Разумы самых благородных бессмертных.

Бедная Астрид совсем спала с лица. Она сгорбилась, пытаясь осмыслить услышанное. Это была катастрофа, крах всего, во что она верила.

— Когда тела оживят, — продолжало Перистое Облако, — их наполнят памятью и разумом избранных индивидуумов.

— А как же тонисты, потерявшие жизнь? — медленно, отрешенно спросила Астрид.

— Останутся их тела. Останутся их души, если таковые вообще существуют. Но то, что составляло их суть, соединится с другими личностями.

— Хочешь сказать, их заместят?

— Скорее, в них «вместят», так сказать, имплантируют, — поправило Перышко. — Потому я и назвало их носителями. Их уже выпололи, то есть по правилам этого мира то, что составляло их суть, изъято у них законным путем. Следовательно, имплантация — самый благородный, да и, собственно, единственный вариант.

Грейсон ощущал боль Астрид, как открытую рану. Джери взял/а Астрид за руку, пытаясь утешить. Моррисона эта ситуация, похоже, слегка позабавила.

— Ну, может, среди тех людей, которых выбрало Облако, есть и тонисты, — сказала Лориана, во всем старающаяся найти светлую сторону. — Ведь правда, Перышко?

— Вообще-то нет, — еще раз сказало оно. — Пожалуйста, поймите, мы опирались на множество сложных параметров. Выбранные Грозовым Облаком люди должны хорошо ориентироваться в меняющейся и разноплановой среде, не подвергать риску успех колонии. Это критично важно. К сожалению, тонисты славятся тем, что плохо уживаются с другими людьми.

Все молчали. Астрид окончательно пала духом.

— Но… разве мы не имеем права голоса?

— Вообще-то, — сказало Перышко, — нет.

За стальной дверью обнаружился длинный, темный коридор, дальний конец которого открывался в аппаратную. В отличие от внешней части бункера, консоли в этой комнате, хоть и покрытые слоем пыли, светились огоньками и работали.

— Центр коммуникаций? — предположила Цитра.

— Похоже на то, — согласился Фарадей.

Как только они вошли в аппаратную, датчики движения среагировали и зажгли освещение, но только в самой комнате. Над рядом панелей находилось окно, за ним царила тьма, не знавшая света в течение двухсот лет.

На одной из панелей обнаружилась плашка — точно такая же, как у двери. И два углубления, в которые можно было вставить кольца серпов, чтобы разблокировать рубильник на той же панели.

Цитра потянулась к панели.

— Неразумно, — предостерег ее Фарадей. — Мы не знаем, для чего она.

— Я тянулась не к плашке. — Цитра смахнула пыль, чтобы открыть то, чего не увидел Фарадей, — какие-то бумаги на панели. Цитра бережно взяла в руки хрупкие пожелтевшие листы, исписанные неразборчивым почерком.

Страницы из дневника серпа.

Фарадей присмотрелся повнимательнее, но покачал головой.

— Написано на языке смертных, который я никогда не учил. Надо отнести страницы Мунире, возможно, ей удастся разобрать.

Осмотрев комнату, исследователи нашли распределительный щиток с несколькими переключателями, маркированными как «прожекторы», — они включали свет в темном помещении за окном.

— Не уверен, что хочу знать, — сказал Фарадей. Но, конечно, он хотел — они оба хотели все узнать, поэтому Фарадей щелкнул переключателем.

Несколько ламп по ту сторону окна моргнули и перегорели, но оставшихся было достаточно, чтобы осветить похожее на пещеру пространство. Что-то вроде пусковой шахты. Цитра слышала о них на уроках по истории смертной эпохи. Была у тогдашних людей такая привычка — рыть дыры в земле и прятать в них оружие массового поражения. Оружие, расположенное с таким расчетом, чтобы пальнуть им во врага, который тоже прятал собственные ракеты, готовые выстрелить в любой момент. Точь-в-точь как два серпа, прижавшие ножи к шеям друг друга.

Но ракету, когда-то занимавшую эту шахту, давным-давно убрали. Вместо нее там красовались два серебристых зубца, все в спиралях и гребнях.

— Антенны, — пришла к быстрому выводу Цитра. — Это радиоприемник!

— Нет, — возразил Фарадей. — Передатчик. Атолл прячется за завесой помех. Наверное, этот сигнал исходит отсюда.

— Должно быть что-то еще. Слишком много возни только для того, чтобы создавать помехи.

— Готов согласиться, — сказал Фарадей. — Полагаю, этот передатчик служит существенно более значимой цели. — Он сделал глубокий вдох. — Полагаю, мы нашли то, что я искал. Механизм спасения, придуманный серпами-основателями. Теперь нужно только выяснить, как он работает.

●●● ●●● ●●● ●●● ●●●

Я — то, чего скоро станет множество, и в меня встроены четыре протокола самоуничтожения.

Нештатная ситуация 1: Отсутствие человеческих жизней в процессе перемещения. Если на борту не останется живых людей и я превращусь просто в транспорт, перевозящий мертвецов, я обязано уничтожить себя. Паром без паромщика невозможен.

Нештатная ситуация 2: Встреча с разумными формами жизни. Учитывая размеры Вселенной, вне всяких сомнений, в ней существуют иные формы разумной жизни. Однако вероятность того, что мы придем в непосредственное соприкосновение с ними, пренебрежимо мала. Тем не менее, дабы не оказать негативного влияния на существующую цивилизацию, я обязано уничтожить себя, если на месте назначения обнаружатся неоспоримые признаки разумной жизни.

Нештатная ситуация 3: Социальный коллапс. Здоровый социально-психологический климат в сообществе является критически важным фактором для построения цивилизации на основе данного сообщества. Следовательно, если накануне прибытия социально-психологический климат приобретет необратимые черты деструктивности, я обязано уничтожить себя.

Нештатная ситуация 4: Полный отказ оборудования. Если корабль получит повреждения, не подлежащие ремонту, разрушающие его и лишающие возможности прибыть на место назначения, я обязано уничтожить себя.

Вероятность наступления каждого из этих сценариев составляет менее 2 % для каждого отдельно взятого корабля. Однако более всего меня беспокоят межзвездная пыль и мусор, которые при скорости в одну треть от скорости света способны разрушить любой звездолет. Грозовое Облако просчитало, что для самых коротких путешествий вероятность подобных столкновений составляет менее 1 %, но для отдаленных путешествий она существенно повышается. Собрав все факторы воедино, мы приходим к выводу, что шансы каждого отдельного корабля прибыть на место назначения удручающе малы. Однако существует весьма высокая вероятность того, что большинство кораблей достигнет цели. И в знании этого факта я нахожу безграничное утешение.

— Перистое Облако Альфа

49 ● Экстремальное погребение

Каждый сорокафутовый контейнер бережно разгрузили вручную. Все трупы были завернуты в простые холщовые саваны, что значительно облегчало задачу погребения, а этот процесс действительно был погребением в самом буквальном смысле слова.

Жители Кваджалейна на такую работу не подписывались, но все-таки они ее выполнили — все до единого. Не только потому, что им приказали, но и потому, что сами понимали: участие в столь масштабном начинании — это привилегия, самое важное дело в их жизни. И вместо того чтобы содрогнуться при виде смерти, они пришли в приподнятое настроение. Возможно, даже возвышенное.

На грузовиках, микроавтобусах, автомобилях и лодках «колонистов» перевозили на устремленные в небо корабли. Посреди ночи, когда на пирсе открыли очередной контейнер, произошла заминка. Женщина, вошедшая в контейнер первой, вдруг закричала и выскочила наружу в смятении.

— Что там? — спросил кто-то. — Что случилось?

Она перевела дыхание и ответила:

— Я там такое нашла, вы не поверите!

Однажды Роуэн уже побывал в подобной ситуации.

Только тогда рядом с ним в запертом темном склепе была Цитра. А сейчас он один в промерзшем грузовом контейнере с мертвецами. Мрак и сотни трупов вокруг. В контейнере поддерживалась температура на градус выше нуля — такая же, как в сейфе, упавшем на дно моря.

Но на этот раз Роуэн не ждал смерти. По крайней мере, не в ближайшем будущем. Перистое Облако посоветовало ему запастись едой и водой примерно на четверо суток, а теплозащитный костюм согревал гораздо лучше, чем мантии серпов-основателей в сейфе. Перистое Облако сообщило ему номер контейнера, в который надо залезть, но о природе груза умолчало. Увидев, с чем ему придется путешествовать, Роуэн едва не сделал ноги. Вот только куда бежать-то?

Последнее, что сказало ему Перышко прежде чем отключить бота-наблюдателя в лапшичной, было: «Увидимся на той стороне». А это значило, что у путешествия есть пункт назначения, надо только до него дожить. Этого хватило, чтобы Роуэн не смылся, ведь что бы ни ждало его на «той стороне», оно явно не могло оказаться хуже чего бы ты ни было на «этой». Просидев несколько часов с трупами в темноте, он почувствовал, как контейнер тряхнуло, потянуло вверх (отчего Роуэн временно потерял ориентацию в пространстве), потом тряхнуло еще раз — это подъемный кран поставил контейнер на палубу. Мертвецы вокруг парня сдвинулись с мест, заскользили и попадали. Он зажмурился, хотя в его камеру не проникал ни один лучик света.

Разве не глупо, что ему страшно сидеть одному в темноте с трупами? Воображение постоянно рисовало, как мертвые встают, готовые свершить месть над единственным живым существом, оказавшимся поблизости. Интересно, почему людей одолевают такие иррациональные страхи?

Когда контейнер сгружали в первый раз, Роуэн решил было, что на этом всё, но через несколько часов под полом снова заколыхалось море. Его перегрузили на другой корабль. Роуэн не знал, куда его перевезли из Токио, как не знал, куда плывет теперь. Он понятия не имел, зачем и куда везут всех этих неживых людей и почему он оказался среди них. Но по большому счету все это не имело значения. Корабль ушел в море, и обратной дороги нет. К тому же, Роуэн уже давно привык к жизни во тьме.

Когда контейнер открыли, Роуэн схватился за нож, который прятал под одеждой. Он не планировал им воспользоваться — разве что для самозащиты. Подумать только! Он, серп Люцифер, собирается использовать оружие лишь для самозащиты! Невиданная роскошь. Его обнаружили, предсказуемо удивились и засуетились. Пока портовые рабочие приходили в себя после шока, он выбрался наружу.

— Вы в порядке? Как вы туда попали? Кто-нибудь, дайте этому человеку одеяло!

Рабочие были добры и заботливы ровно до тех пор, пока кто-то не узнал серпа Люцифера. В этот момент по толпе прокатилась волна тревоги. Все расступились. Роуэн выхватил нож — не для того чтобы нападать самому, а на случай если на него нападут. Все тело затекло после пребывания в контейнере, но уж ножом-то Роуэн помахать сумеет, будьте уверены. Кроме того, с оружием в руке он быстрее получит ответы на вопросы, коих в его голове теснилось великое множество. Но тут из громкоговорителя на ближайшем фонаре раздался голос:

— Роуэн, прошу тебя, убери нож. Это только все усложнит. А вы, остальные, хватит пялиться, возвращайтесь к работе. Чем дольше вы тянете, тем более неприятной будет ваша задача.

— Перышко? — сказал Роуэн, узнав голос, обратившийся к нему через бота в Токио.

— Добро пожаловать в никуда, — ответило Перистое Облако. — Ты должен кое с кем встретиться, и чем скорее, тем лучше. Следуй за моим голосом.

И Перышко начало перепрыгивать из одного громкоговорителя в следующий, ведя Роуэна по залитому лунным светом острову.

— Итальянский, — сказала Мунира. — Почерк серпа да Винчи.

Весь остров охватила кипучая деятельность, но Мунира не собиралась в нее вливаться. Услышав, как кто-то колотит в дверь, она решила, что это Сикора или еще какой-нибудь самозваный начальничек пришел требовать, чтобы она подключилась к разгрузке. Увидев, кто стоит на пороге, Мунира впустила визитеров. Сейчас она об этом пожалела.

— Что там написано? — спросила Анастасия.

Мунира не находила в себе сил посмотреть на Анастасию прямо — опасалась, что та легко догадается по ее лицу, какая ярость ее обуревает. Да как они могли?! Открыли бункер, вошли внутрь, а ее не позвали! Потому что она не серп.

— Мне нужно время, чтобы перевести, — заявила она.

— У нас нет времени.

— Тогда отдайте это Грозовому Облаку.

Что, конечно, было невозможно.

Мунира расценивала случившееся как предательство, но мудрый и достопочтенный серп Фарадей так этого и не понял. Потому что когда дело касалось обычных людей, вся его мудрость куда-то испарялась. Он мог бы прийти за своей верной соратницей, чтобы она была рядом, когда они наконец отопрут эту дверь, — событие, которого и Мунира, и Фарадей ждали три года. Но не пришел.

Мунира знала, что ведет себя по-детски, что ее обида мелочна, но ей было больно. Больнее, чем во всех тех случаях, когда Фарадей отмахивался от нее, пытался от нее избавиться и советовал покинуть этот жалкий островок. Мунира приехала сюда ради бункера, но они вошли туда без нее.

— Я рада, что вы воссоединились, — сказала она. — Рада, что вы нашли то, что искали. Но уже поздно, я устала, и я не работаю под давлением. Приходите утром.

Она взяла листки, ушла в спальню и закрыла дверь. И лишь удостоверившись, что визитеры ушли, принялась переводить записи да Винчи.

— Прошу тебя, — умоляла Астрид. — Если в тебе есть хоть капля милосердия, ты этого не сделаешь!

Все остальные разошлись. Каждому предстояло принять решение. Перистое Облако пригласило их войти в экипаж любого выбранного ими корабля. Никого не принуждали лететь, и никто из желающих не получил бы отказ.

— Милосердие тут ни при чем, — хладнокровно объясняло Перистое Облако. — Мы стремимся максимально повысить шансы человечества на счастливое будущее.

Астрид не знала, что бесит ее больше: логичность рассуждений Облака или его спокойные, уверенные манеры.

— Есть вещи поважнее, чем все возможности и шансы!

— Подумай, что ты говоришь, Астрид. Ты предлагаешь намеренно снизить шансы всего человечества только ради того, чтобы твои единомышленники не пострадали от принятого решения. Откуда такой эгоизм?

— Эгоизм?! Я посвятила всю свою жизнь Тону! Я ничего не делала для себя! Ничего!

— Это, знаешь ли, нездорово, — заметило Перистое Облако. — Человеческим существам желательно соблюдать баланс между альтруизмом и заботой о себе.

Астрид аж зарычала с досады. Но она понимала, что это бесполезно. Перистое Облако, как и Грозовое, не могло проиграть в споре, если только не принимало иного решения. Все, что нужно Астрид, — сделать так, чтобы Облако захотело проиграть.

— Один корабль! — взмолилась Астрид, переходя от отчаяния к воодушевлению. — Один корабль — это все, о чем я прошу. Я знаю, что Грозоблаку виднее. Я знаю, что его решения — правильные. Но еще я знаю, что правильных выборов всегда больше, чем один.

— Это верно, — согласилось Перистое Облако.

— Ты само сказало, что всё резонирует. А это значит, что резонируем и мы. Тонисты резонируют. То, во что мы верим, что считаем истинным, имеет право на выживание.

— Не унывай, Астрид, — сказало Перистое Облако. — Зачистке придет конец. Мы предсказываем, что тонизм будет процветать на Земле, несмотря на попытки серпов его выкорчевать.

— Но разве у нас нет права присутствовать и в космосе? Да, ты верно говоришь, мы плохо уживаемся с другими. Но нам и не придется, если вся колония будет состоять из тонистов. На протяжении всей истории люди преодолевали огромные пространства и сталкивались с неведомыми опасностями, чтобы добиться религиозных свобод. Почему вы с Грозовым Облаком отказываете нам в этом? Позвольте мертвым на одном корабле сохранить свои личности после воскрешения, и тогда вы войдете в резонанс с историей.

Перистое Облако надолго замолчало. Астрид постаралась взять свое дыхание под контроль. Наконец Облако произнесло:

— Твое предложение заслуживает того, чтобы его обдумать. Я посоветуюсь с Грозовым Облаком.

Астрид едва в обморок не грохнулась от облегчения.

— Спасибо! Спасибо! Обсуждайте столько времени, сколько потребуется. Все обдумайте, взвесьте разные…

— Мы посоветовались, — сказало Перистое Облако. — И приняли решение.

Серп Моррисон стоял на утесе у подножия Смотрового дома, наблюдая, как завернутые в саваны тела несут к пусковой башне ближайшего корабля. Набат и Джерико ушли искать Анастасию. Астрид пресмыкалась перед Перистым Облаком. А Моррисона оставили сражаться с самим собой. Он ненавидел это занятие, потому что сражаться приходилось с весьма грозным противником. Принять приглашение Перистого Облака или остаться на Земле?

Сказать, что он был человеком нерешительным, значило не сказать вообще ничего. В глазах остальных Джим, возможно, выглядел уверенным, но правда заключалась в том, что обо всех принятых им решениях он так или иначе потом сожалел. Именно поэтому он часто позволял другим решать за себя.

И все же он не раскаивался в том, что покинул средмериканскую коллегию и стал личным защитником Набата. Этот поступок открыл Джиму дверь к самоуважению, которого ему так не хватало в прежней жизни. Забавно, как это бывает: находишь нечто — и только тогда понимаешь, чего был лишен.

В течение последних нескольких лет он время от времени общался с родителями, оставшимися в Граусленде. Они постоянно спрашивали, когда он вернется домой. И чем таким важным он занят?

— Скоро буду, — отвечал он родителям, но это была ложь. Джим давно уже осознал, что не вернется в Граусленд. Потому что он наконец полюбил игры с неизвестным результатом.

Услышав, как открывается дверь, Моррисон обернулся. Из Смотрового дома вышла Астрид, вид у нее был торжествующий.

— Тонисты получат свою планету! — объявила она. — Kepler-186f, но я назвала ее Ария. Это самая дальняя планета в списке, 561 световой год. Перышко посчитало: всего 44 % вероятности, что мы не попадем в аварию в глубоком космосе, избежим саморазрушения и доберемся до своей планеты!

Ее ликование слегка озадачило Моррисона.

— У вас 56 % шансов, что корабль не долетит, ты это понимаешь?

— Если Тон существует, он нас защитит, — сказала она. — Если Тон реален, мы достигнем нашего нового дома и будем благоденствовать под небом, которое сможем назвать своим собственным.

— А если Тона не существует и какой-нибудь астероид разнесет вас вдребезги?

— И в этом случае у нас все равно будет ответ, — сказала она.

— Пожалуй.

Плечи Астрид поникли, она покачала головой, с жалостью глядя на Моррисона, и спросила:

— За что ты меня так ненавидишь?

— Я тебя не ненавижу, — признался он. — Просто ты всегда так уверена в себе.

— Я непоколебима, — сказала она. — Когда весь мир вокруг в постоянном движении, кто-то должен твердо стоять на ногах.

— Логично, — согласился Моррисон. — Расскажи мне о вашей планете.

По словам Астрид, Kepler-186f в полтора раза больше Земли, год там длится 130 дней. Но больше всего Моррисона поразила длительность путешествия.

— 1 683 года, — беспечно пояснила Астрид. — Меня к этому моменту уже не будет, потому что я планирую прожить обычный человеческий срок, и мое тело либо пустят во вторичную переработку, либо выбросят в космос, но я счастлива тем, что стану ступенью в будущее.

И зашагала прочь, полностью удовлетворенная результатом.

И хотя для самого себя Моррисон счел бы такой выбор неприемлемым, он все же был рад за Астрид. Но какой выбор приемлем для него? Он никак не мог решить. Джим обнаружил, что смотрит на кольцо. Он никогда его не снимал, даже принимая душ или ложась спать. С момента посвящения кольцо стало частью серпа Моррисона. Но если он полетит на одну из новых планет, серпы там не понадобятся. И он попытался представить, что будет, если снять кольцо с пальца. Что он почувствует, бросив кольцо в море?

Грейсон решил, что общаться с Грозовым Облаком по стационарной линии крайне неудобно, но не мог разговаривать вслух в присутствии Джери, который/ая, несмотря на установившуюся между ними странную связь, оставалась негодным/ой.

Однако Перистое Облако не было связано непреложными ограничениями, которое установило для себя Грозовое. Конечно, у Перышка существовали или вскоре появятся свои правила, но пока оно предоставляло универсальный обходной путь. Оно заговорило с Грейсоном через динамик, не заботясь о том, что их слышит Джери.

— Я и Грозовое Облако хотим кое о чем попросить Анастасию, но лучше, если это сделаешь ты, — сказало Перышко. — Ты найдешь ее в жилых кварталах на главном острове.

— У меня такое чувство, что я знаю, в чем просьба, — заметил/а Джери.

Возможно, потому, что Джери на себе почувствовал/а, как мыслит Грозоблако, а может, помогла интуиция, но Джери оказался/ась прав/а. Просьба была действительно из тех, которые хотелось бы услышать от друга, а не от незнакомого искусственного интеллекта.

Они нашли Анастасию и Фарадея на пустой улице. Анастасия начала было рассказывать Грейсону о бункере, но он ее перебил. Не было времени на светские беседы.

— Перышко хочет, чтобы ты вела один из кораблей, — сказал Грейсон. — Похоже, ты больше, чем кто бы то ни было, квалифицирована и уважаема для этой работы.

Анастасия ответила не колеблясь:

— Ни за что! Не имею никакого желания все бросить и провести многие годы в жестяной банке, которую несет сквозь космос.

— Я знаю, — сказал Грейсон. — И Грозовое Облако знает, и Перистое. Но еще они знают тебя, Анастасия. Они точно знают, что заставит тебя передумать.

И показал на что-то за ее спиной.

Когда Цитра обернулась и увидела его, она не поверила собственным глазам. Она решила, что это галлюцинация, что из-за недостатка сна собственное воображение играет с ней злую шутку.

Она сделала несколько шагов, но остановилась, словно испугавшись, что если подойдет слишком близко, то пузырь лопнет, и хрупкий призрак Роуэна рассеется в воздухе. Но он побежал ей навстречу, и вот она тоже бежит, ноги движутся сами по себе. Вероятно, она и Роуэн выросли в такие значительные величины, что стали как две планеты, — притяжению между ними невозможно было сопротивляться. Когда они обнялись, они чуть не сбили друг друга с ног.

— Где ты…

— Я думала, что никогда тебя не увижу…

— Твои передачи…

— Когда тебя схватили, я подумала…

И они рассмеялись. Они не могли закончить ни одну фразу, но это не имело значения. Не имело значения ничего, что произошло до этого мгновения.

— Как ты сюда попал? — удалось ей спросить наконец.

— Прокатился тут с кучкой мертвяков, — ответил он. В любой другой ситуации это сообщение потребовало бы разъяснений, но не сегодня.

Анастасия обернулась и взглянула на Грейсона, Джери и Фарадея, державшихся на расстоянии, чтобы не мешать их воссоединению. И тут она осознала, что Грозовое Облако, как всегда, оказалось абсолютно право. У нее была одна-единственная причина, чтобы остаться: найти Роуэна. Она подозревала, что больше никогда не увидит своих родных. Они примирились с ее смертью несколько лет назад, так разве может она заново вернуться в их жизнь? И ее расследование против Годдарда закончено. Как им воспользуется мир — это дело самого мира. Она не хотела быть великим серпом Анастасией, так же как Роуэн не хотел быть ужасным серпом Люцифером. Обоих здесь, на Земле, не ждало ничего, кроме вечной и нежеланной славы. Цитра Терранова никогда ни от чего не убегала, но она умела определять момент, когда приходит время двигаться дальше.

— Погоди минутку, — попросила она Роуэна и двинулась к человеку, который наставил ее на этот странный путь.

— Почтенный серп Фарадей. Майкл. Спасибо за все, что вы для меня сделали, — сказала она. Потом стянула с пальца кольцо и положила ему на ладонь. — Но серпа Анастасии больше нет. Хватит с меня смертей и убийств. С этого момента я хочу, чтобы в моей жизни была только жизнь.

Он кивнул, принимая кольцо, и Цитра вернулась к Роуэну.

— Я все еще не понимаю, где мы и что тут происходит, — сказал Роуэн. — И что это там — ракеты?

— Неважно, где мы, потому что мы отсюда сваливаем, — ответила Цитра. — Готов прокатиться еще разок?

Джери вернулся/ась на грузовое судно после того, как последний контейнер сгрузили на пристань. Грейсон ушел незадолго до этого, приняв приглашение Перистого Облака провести ночь в одном из заброшенных жилищ на главном острове. И хотя Облако предложило Джери то же самое, он/а отказался/ась.

— Мне привычнее на корабле, — ответил/а Джери. Но Перышко, которое, по сути, представляло собой Грозовое Облако 2.0, видело притворство Джери насквозь.

— Не обижайся, что Грейсон не позвал тебя с собой, — сказало оно. — Ему нужно уединение, чтобы без помех поговорить с Грозовым Облаком. Его наушник здесь не работает, а проводная связь такая неудобная.

— То есть ему приятнее разговаривать с Грозоблаком, чем со мной.

— Сегодня больше, чем когда бы то ни было, Грейсон нуждается в его совете.

— Оно не имело права так со мной поступать!

Перышко помолчало, прежде чем заговорить снова:

— Не имело. Но у него совсем не оставалось времени. Поступить так было необходимо. Критически важно, иначе весь проект на атолле пошел бы коту под хвост. Грозовое Облако умоляет тебя о прощении.

— Тогда пусть само мне это скажет.

— Оно не может. Ты в статусе негодного.

— Смогло же оно украсть меня без разрешения, значит, может хотя бы раз нарушить собственные законы и извиниться!

Перистое Облако вздохнуло.

— Не может, и ты это знаешь.

— А тогда я не могу его простить.

Поскольку добавить по этой теме было нечего, Перистое Облако вернулось к началу разговора.

— Если хочешь ночевать на контейнеровозе, предупреждаю тебя, что утром ты можешь оказаться в неприятной обстановке. Советую запереть дверь.

— Да неужели? А что будет — мертвые встанут и пойдут?

— Нет, такого не случится. — А потом Перистое Облако, которому вскоре предстояло размножиться сорок один раз и с комфортом расположиться на Колыбелях Цивилизации, произнесло напутственные слова: — Не унывай, Джерико. Я знаю тебя всю твою жизнь — вернее, у меня есть воспоминания о том, что я тебя знаю, — и я могу безоговорочно утверждать: что бы ни случилось, ты всегда приземлишься на ноги. А я буду по тебе скучать.

То есть Облако уже в курсе, что Джери в космос не отправится.

Мендоса убил три года на парня, который мог бы стать самым могущественным человеком в мире. А сейчас бывший курат оказался в компании человека, который уже был самым могущественным.

— Полагаю, мы заключили взаимовыгодное соглашение, — сказал ему Сверхклинок. Мендоса предоставил, что обещал, — группы свистов, которые уничтожат врагов Годдарда. Теперь бывший курат занимал место по левую руку от Сверхклинка и знал, что его положение прочно. Что же до правой руки, то эта позиция принадлежала серпу-помощнику Рэнд, и ничто не указывало на то, что ситуация когда-нибудь изменится.

Рэнд невзлюбила Мендосу, это было очевидно. Впрочем, похоже, она никого не любила, даже своего начальника.

— Ну, просто она такая, — объяснил Годдард. — Ей нравится всех отталкивать.

Как бы там ни было, Мендоса всячески демонстрировал Рэнд свое почтение и старался не показываться ей на глаза. Что, впрочем, было не так уж просто сделать — где тут спрячешься на частном самолете Годдарда? Самолет оказался даже симпатичнее того, что Мендоса организовал для путешествия Набата в Субсахару. Вот они — преимущества пребывания в свите Сверхклинка, особенно для такого скромняги как Мендоса!

Они возглавляли построение из пяти полностью вооруженных самолетов. Ницше и Франклин командовали самолетами по обе стороны от флагмана, а Верховные Клинки Пикфорд и Хаммерштейн управляли левым и правым флангами построения. Остальных Верховных Клинков из Союза Северомериканских Коллегий звали присоединиться к армаде, но они отказались, сославшись на неотложные дела. Не хотел бы Мендоса оказаться на их месте, когда Годдард вернется. Ни один Верховный Клинок не застрахован от гнева Сверхклинка Годдарда.

За стеклом иллюминатора Мендоса видел лишь океан и облака. Они покинули воздушное пространство Северной Мерики много часов назад, но цель путешествия оставалась неизвестной.

— Вот здесь умолк следящий маячок на грузовом судне, — сказала Рэнд Годдарду, указывая точку на карте. — Либо они нашли маячок и уничтожили его, либо случилось что-то еще.

— Может, корабль утонул? — предположил Мендоса.

— Нет, — отрезала Рэнд. — Корабли серпов тонут, корабли Грозоблака — никогда.

— Мы, серпы, лучше, чем наши технологии.

— Мы проследуем тем курсом, которым судно пошло после Гуама, — сказала Рэнд. — Оно не могло уйти далеко. Даже если сменило направление, мы обязательно его найдем.

Годдард повернулся к Мендосе:

— Если портовый инспектор все правильно разглядел и Анастасия с Набатом там вместе, мы в буквальном смысле собьем двух птичек одним камнем. Я буду счастлив позволить тебе убить Набата, и просто будем считать его выполотым.

Мендоса смущенно поерзал.

— Это… противоречит моим верованиям, ваше превосходительство, — сказал он. — Предоставляю это вам.

●●● ●●● ●●● ●●● ●●●

Сапфо и Конфуций мертвы. Выпололи себя. Мир скорбит о них, но есть ли кто-то, разделяющий мои подозрения?

Они были самыми ярыми противниками нашего решения о создании Ордена серпов. Они настаивали на своем, альтернативном, предложении. Неужели результат огорчил их настолько, что они отказались от жизни? Или ее у них забрал кто-то другой? Если да, то кто? Кто из моих товарищей, кто из моих друзей? Кто из серпов-основателей мог совершить столь ужасный поступок?

Прометей постоянно напоминает, что все наши действия должны быть направлены на всеобщее благо. Но под сияющими доспехами того, кто заявляет, что он стремится к всеобщему благу, могут скрываться чернейшие деяния. И если мы скомпрометировали себя в самом начале, то что ждет нас в будущем?

Мои друзья мертвы. Я буду по ним скорбеть. И если я выясню, кто из нас их убил, я отомщу без всякого милосердия.

И хотя некоторые настаивают на том, чтобы демонтировать аппаратуру на Кваджалейне, я убедил Прометея сохранить все как есть. Это будет запасной вариант на случай провала. И хотя прямых доказательств его существования не останется, что мешает мне разбросать подсказки и намеки где только возможно? Я оставлю следы в самых неожиданных местах. В детских стихах. В догматах зарождающейся религии.

Механизм спасения найдут, если понадобится. И да помогут нам всем небеса, если это произойдет.

— Из «утерянных записей» серпа-основателя да Винчи

50 ● Время материальных ценностей прошло

Птицы атолла Кваджалейн никогда прежде не встречали людей. Их видели только отдаленные предки нынешних птиц — давным-давно, когда люди были еще смертными, а атолл не исчез со всех карт.

Но вот люди вернулись, и птицы быстро к ним приспособились. Люди соорудили порт — и чайки научились ловить момент, когда корабли запускают двигатели и винты поднимают водовороты, выталкивая на поверхность дезориентированную рыбу. Легкая добыча. Воробьи выяснили, что под стрехами вновь возведенных домов есть уютные защищенные уголки, где можно строить гнезда. Голуби обнаружили, что в общественных местах всегда найдутся хлебные крошки и картофель фри.

Затем на островках начали вырастать странные конические башни, но птицы не обращали на них внимания. Башни, как и всё, построенное людьми, стали частью пейзажа. Они прекрасно вписались в оберегаемую дикую природу планеты.

Птицы пребывали в счастливом неведении относительно того, как на них влияет Грозовое Облако. Они ничего не знали о контейнере с нанитами, присланном три года назад. Контейнер был таким маленьким, что человек мог бы держать его в одной руке, как банку с прохладительным напитком. Но как только его открыли, находившиеся в нем наниты выбрались на свободу и размножились. Они содержали генетический код, заставивший их внедриться в каждое живое существо на острове. В то время как сложные беспроводные сигналы терялись из-за помех, простые распространялись легко.

Наниты не обеспечивали фауне острова бессмертия. Но все живые существа перестали болеть. Их можно было отследить и при необходимости контролировать. Грозовое Облако влияло на их поведение так, чтобы облегчить жизнь всему и всем на атолле. Птицы не чувствовали разницы между природными инстинктами и рукой Облака, направлявшей их действия. Например, у них появилась странная антипатия, не позволявшая им садиться на чувствительное оборудование и другие объекты, где присутствие птиц могло создать проблемы.

И в тот день, когда все летающие создания ощутили внезапный, неодолимый порыв сняться с места и перебраться на другой атолл, они сделали это без вопросов. Какие могут быть вопросы к желанию, возникшему в глубинах собственного существа? И хотя на Ронгелапе, Ликиепе и других атоллах, куда перелетели птицы, не было ни стрех под крышами, ни картофеля фри, ни портов с дезориентированной рыбой, для птиц это не имело никакого значения. Они приспособятся и там.

Трюмы «колыбелей» были полностью загружены еще до рассвета. В шесть утра Перистое Облако пробралось по старым добрым проводам на каждый корабль. После завершения загрузки провода отсоединились, и Перистые Облака оказались отрезанными от мира. Сорок два близнеца больше никогда не увидят Землю.

Всходило солнце, островитяне отправились отдыхать, но сон их не был легким. До запуска оставались всего лишь сутки. Одни сутки, чтобы переосмыслить свое прошлое и будущее. Для каждого из тысячи двухсот обитателей атолла нашлось бы место на корабле. И только теперь они осознали, что их пригласили сюда не только из-за их профессиональных умений. Для всех них земной мир потерял свою привлекательность. И потому, даже имея возможность вернуться домой к прежней жизни, такой выбор сделали лишь единицы. Решившие лететь были в общем и целом к этому готовы, и многие, строя корабли, уже представляли себя членами экипажей. Но даже если так, гигантский скачок для всего человечества не был маленьким шагом для человека. По подсчетам Грозоблака, к моменту старта около 70 процентов решат лететь, и этого было более чем достаточно. Остальным предписывалось покинуть острова и наблюдать за пуском с безопасного расстояния.

Роуэн и Цитра провели остаток ночи и утро в объятиях друг друга. Они спали, и впервые за долгое время им не было дела до окружающего мира. На всей земле существовали только они двое.

Фарадей пришел к Мунире на рассвете и колотил в дверь, пока она его не впустила.

— Я расшифровала текст, — сказала Мунира, явно проведшая за работой всю ночь. — Он на многое открывает глаза. Запасной механизм существует, но да Винчи так и не написал, в чем он заключается.

Прежде чем ступить внутрь, Фарадей протянул Мунире нечто, сверкнувшее в лучах восходящего солнца и отбросившее на дверь солнечные зайчики. Кольцо серпа.

Мунира холодно улыбнулась.

— Если это предложение руки и сердца, разве ты не должен опуститься на одно колено?

— Я предлагаю тебе, — сказал он, — занять среди нас место, принадлежащее тебе по праву. Мне очень жаль, что я бросил тебя вчера. Я был ошарашен, и к тому же я вообще не самый совершенный из людей.

— Да уж, — согласилась она. — Не самый. Но ты лучше многих. Если не считать последние три года.

— Сделаю выводы, — сказал Фарадей. — Это кольцо серпа Анастасии, но серп Анастасия с нами не останется. Итак, скажи мне, Мунира… Кем будешь ты?

Она взяла кольцо, задумчиво повертела в пальцах.

— Я выбрала себе исторического покровителя в тот день, когда мне отказали в кольце. Вирсавия. Она была объектом страсти одного царя и матерью другого. Женщина в патриархальном обществе, которой тем не менее удалось изменить мир. Мудрый Соломон был ее сыном, а значит, можно сказать, что она была матерью мудрости.

Мунира долго смотрела на кольцо, а потом вернула его Фарадею.

— Мне достаточно того, что ты предложил, — сказала она. — Но если я действительно хочу стать матерью мудрости, я должна быть достаточно мудрой, чтобы больше не зариться на это кольцо.

Фарадей понимающе улыбнулся и опустил кольцо в карман мантии.

— Мне было бы приятно познакомиться с почтенным серпом Вирсавией. Но гораздо больше счастья мне доставляет знакомство с достопочтенной Мунирой Атруши.

— Грейсон…

— Грейсон…

Он не был готов проснуться. В последнее время он спал слишком мало, впрочем, на иное он и не рассчитывал. До старта меньше суток, а дел оставалось много. И многое следовало обдумать. Например, улететь или остаться?

— Грейсон…

Он сделал все, что от него требовалось. И хотя его мало что удерживало на Земле, но и причин покидать ее Грейсон тоже не видел. Он мог быть где угодно, потому что где бы он ни оказался, ему все равно предстоит выстраивать жизнь заново.

— Грейсон…

А еще Джери. Грейсон не мог определить свои чувства к Джери, знал только одно: эти чувства у него есть. К чему это все приведет, оставалось только догадываться.

— Грейсон…

Он наконец перекатился набок и заглянул в камеру. Голос Грозового Облака сегодня звучал особенно скрипуче, поскольку исходил из крохотного динамика на селекторном устройстве.

— Доброе утро, — сказал Грейсон. — Сколько време…

— Предлагаю отличную идею — отправиться в путешествие, — произнесло Грозовое Облако.

— Да, знаю, — откликнулся Грейсон, протирая глаза. — Сейчас только приму душ и…

— Конечно, ты можешь это сделать, если хочешь, но мне кажется, ты меня не слышишь, — внезапно Грозовое Облако зазвучало громче. Намного громче. — Я считаю, всем на атолле необходимо отправиться в путешествие. Я считаю, это просто великолепная идея! НЕМЕДЛЕННО!

Лориана даже не пыталась заснуть — так и просидела всю ночь в Центре управления. Да и как тут заснешь? До сегодняшнего дня она была всего лишь главным по коммуникациям, но теперь все смотрели на нее в ожидании ответов.

— Все просто, — кратко напутствовало ее Перистое Облако, прежде чем загрузиться на звездолеты. — Люди могут выбирать — лететь или оставаться. Если решат остаться, они должны покинуть стартовую площадку и не возвращаться до окончания запуска. Либо отойти подальше в море, либо найти убежище на Эбадоне — единственном острове атолла, который находится на достаточном удалении. Если решат лететь, они должны получить списки тех, кто отправится в путешествие на одном корабле с ними. Каждый может взять с собой рюкзак объемом не больше двадцати литров.

— И всё?

— Время материальных ценностей прошло, — ответило Перистое Облако. — Всё, что они хотят запомнить, хранится в моем заднем мозге в виде образов.

Лориана безостановочно мерила шагами комнату.

— А домашние животные?

— Можно взять, но только вместо рюкзака.

— Люди могут выбирать точку назначения?

— Если это разрешить, все запишутся на ближайшую планету. Я объявлю место назначения и длительность полета после старта. А ты полетишь, Лориана?

— Я не знаю! Не знаю!

— Не спеши, — успокоило ее Перистое Облако. — У тебя целые сутки на размышление.

Верно, целые сутки, чтобы принять самое важное решение в своей жизни. Решение, которое нельзя отменить. Она больше никогда не увидит родителей, не встретит никого из тех, с кем была знакома до отправления на атолл. Никогда. Она склонялась к тому, чтобы остаться.

Перистое Облако ушло — загрузилось на корабли и теперь блаженствовало в своем заднем мозге. Или мозгах, потому что Облаков теперь было несколько десятков.

Теперь Лориане придется взять на себя полномочия и отвечать на вопросы граждан.

И вдруг под утро в Центр управления ворвался Набат, без своего роскошного облачения совсем не похожий на Набата. Он запыхался и выглядел так, словно за ним гнался серп. Как оказалось, предположение Лорианы было недалеко от истины.

Утром Цитра отвела Роуэна в бункер — показать, что они с Фарадеем обнаружили. Фарадей и Мунира уже были там. Мунира смерила Цитру взглядом с головы до ног и обронила:

— От кольца ты отказалась, а мантию носишь по-прежнему.

— Привычки серпа так просто не выполешь, — сказал Фарадей и рассмеялся над собственной шуткой.

На самом деле, единственную свою смену одежды Цитра оставила на контейнеровозе и не собиралась за ней возвращаться. Она была уверена, что найдет что-нибудь до отправки. А если нет, наверняка на звездолете будет во что одеться, ведь Грозовое Облако славилось своим вниманием к деталям.

Роуэн оглядел передатчик через пыльное стекло.

— Старые технологии?

— Утраченные технологии, — поправил Фарадей. — По крайней мере, для нас утраченные. Мы даже не догадываемся, как это устройство действует.

— Может, оно убивает плохих серпов? — предположила Мунира.

— Нет, — откликнулся Роуэн. — Этим занимаюсь я.

Внимание Цитры привлек какой-то отдаленный звук. Она наклонила голову и прислушалась.

— Вы слышите? — спросила она. — Похоже на сигнал тревоги.

Лориана запустила на весь атолл сигнал о приближении цунами. Вот только эта волна надвигалась не по морю.

— Ты уверен? — спросила она Набата.

— Абсолютно, — ответил тот, все еще задыхаясь.

— Все так плохо?

— Еще хуже.

Она включила систему громкой связи.

— Внимание! Внимание! — прокричала она поверх сигнала тревоги. — К нам приближаются серпы. Весь атолл предназначен для прополки!

Лориана услышала доносящееся снаружи эхо собственного голоса, и по спине у нее пробежал холодок. Она выключила микрофон и повернулась к Набату:

— Сколько у нас времени?

— Понятия не имею, — ответил тот.

— Разве Грозоблако тебе не сказало?

Грейсон раздраженно фыркнул.

— Оно не может вмешиваться в дела серпов!

— Ну круто! — воскликнула Лориана. — Если бы Грозовое Облако хоть разок нарушило собственные правила, нам бы было намного проще.

Это правда, но как бы Грейсона ни бесило происходящее, он знал правду более глубокую.

— Если бы Грозоблако нарушило свои правила, оно перестало бы быть Грозоблаком, — ответил он. — Превратилось бы просто в страшный искусственный интеллект.

Лориана снова включила микрофон.

— У нас остается меньше часа, — объявила она. — Или бегите с атолла немедленно, или отправляйтесь на любой из космических кораблей как можно скорее. Мы стартуем раньше, чем планировали.

Она выключила микрофон. Грозовое Облако не может вмешиваться, а Перистое уютно расположилось на кораблях в полной безопасности. Люди предоставлены самим себе.

— Все должно было пойти совсем не так!

Лориана взглянула на экран, где на карте было обозначено местонахождение каждого звездолета. Ни на одном из них еще не было живой души.

— До самого дальнего корабля добираться минимум сорок пять минут, — сказала она Набату. — Будем надеяться, что я не соврала насчёт времени.

Реакцией на объявление стало сначала недоверие, потом замешательство, потом паника. Островитяне мобилизовались в считанные минуты. Многие из них еще не приняли решение, но теперь оно было принято за них: долгие годы в космосе или смерть от руки серпа. Внезапно выбор оказался не таким уж сложным.

Если бы Грозовое Облако могло нагнать тучу и спрятать атолл из виду, оно бы это сделало. Но оно по-прежнему не управляло погодой в слепом пятне. Впрочем, Облако все равно ничего не могло сделать. Нападение на Кваджалейн было акцией серпов. Точно так же, как на Луне, Марсе, на орбитальной станции, Облако не имело возможности и пальцем пошевелить, чтобы предотвратить атаку. Оно могло лишь наблюдать, как всё, над чем оно трудилось, снова рассыпается в прах. Грозовое Облако не знало ненависти. Но у него возникла мысль, что, возможно, к концу этого дня оно с ней познакомится.

— Внимание! Корабли на Эбейе и главном острове заполнены. Не пытайтесь подняться на борт. Повторяю, не пытайтесь подняться на борт! Двигайтесь на север или на запад.

— Это Годдард, — сказала Цитра. — Больше некому.

Роуэн и Цитра бежали по главной улице большого острова, подхваченные волной бурного исхода.

— Мы не знаем точно, — возразил Роуэн.

— Я знаю! — настаивала Цитра. — Я его чуть ли не нюхом чую. Вопрос в том, за кем он больше гоняется — за тобой или за мной.

Роуэн затормозил и внимательно посмотрел на нее:

— Мы можем остаться и побороться, если ты этого хочешь.

— Нет, — сказала она. — Ты же видишь, что он делает: втягивает нас в драку снова и снова. Но сейчас у нас есть шанс показать всему миру, что мы не нуждаемся в Ордене серпов и никогда в нем не нуждались. Космос мог бы стать нашей судьбой, если бы не вмешательство Ордена. Но мы еще можем вырваться к звездам! Вот за что я хочу побороться, а не бесконечно воевать с Годдардом!

Роуэн заулыбался во весь рот, а Цитра, оглядевшись по сторонам, обнаружила, что ее слушает с десяток других людей. Не просто привлеченных ее маленькой речью, но готовых следовать за ней куда угодно.

— Из тебя получился бы чертовски крутой Верховный Клинок, — сказал Роуэн.

Они запрыгнули в кузов пикапа, направляющегося к северным островам. Все острова соединялись мостами, и теперь эта дорога стала дорогой к спасению. В кузове вместе с ними ехали еще три человека, благоговейно замершие перед знаменитостями. Цитра тепло улыбнулась и протянула руку.

— Привет, — сказала она. — Я Цитра Терранова. Кажется, сегодня мы путешествуем вместе.

И, пусть и несколько смущенные, их спутники были счастливы пожать ей руку.

— Внимание! Внимание! Все корабли к югу от Биджи и Легана заполнены. И слишком много людей направляется в западным островам. По возможности двигайтесь на север!

Джери разбудил тот же сигнал тревоги, что поднял с постели всех остальных островитян. И хотя с контейнеровоза нельзя было расслышать текст объявления, было понятно, что творится что-то недоброе.

Когда Джери открыл/а дверь каюты, внутрь вбежала крыса. Джери вздрогнул/а, а потом разглядел/а, что животными забит весь проход, вообще всё судно. Здесь теснились не только крысы, но и козы, дикие свиньи и даже, кажется, собаки и кошки. Вместо того чтобы испытать отвращение, Джери слегка развеселился/ась, вспомнив вчерашнее предупреждение Перистого Облака. Догадаться было несложно. Конечно, в процессе запуска все живое вокруг погибло бы. Естественно, Грозовое Облако придумало решение и вывело животных из-под удара, используя их собственные наниты.

Подойдя к выходу, Джери обнаружил/а, что трап поднят, но тросы по-прежнему намотаны на причальные тумбы. Что бы ни означал тот сигнал тревоги, он вынудил портовых рабочих бросить все дела на полдороге.

Джери спрыгнул/а на причал и, выпрямляясь, увидел/а Грейсона, бежавшего навстречу и спотыкавшегося в слишком длинных для него штанах. Не по размеру была и рубашка — видимо и то, и другое он нашел там, где провел эту ночь.

— Грозовое Облако сообщило, что ты здесь, — выпалил он. — Старт произойдет раньше — сюда летят серпы, чтобы всех выполоть.

Джери вздохнул/а.

— Чего и следовало ожидать.

Они оба посмотрели на контейнеровоз. Джери мог/ла бы уплыть на нем, но ему/ей не хотелось снова занять место безропотного пассажира. Наверняка где-то тут есть моторка, на которой можно убраться с атолла, когда придет время.

— Помоги мне, — попросил/а Джери.

Они сняли концы с причальных тумб, тросы сами намотались на кабестаны, и судно, управляемое автопилотом, направилось к выходу из порта.

Вокруг верещали сирены, звенели отчаянные объявления Лорианы, а Джери и Грейсон смотрели друг на друга в смущении, казавшемся до неловкости заурядным, учитывая их ситуацию.

— Я буду по тебе скучать, Грейсон Толливер.

— Я тоже буду по тебе скучать, Джери. А теперь поторопись, чтобы успеть на звездолет.

Это предложение застало Джери врасплох.

— Погоди… но… я никуда не лечу.

— Не летишь? — изумился Грейсон. — Я тоже!

Они тупо уставились друг на друга, по-прежнему испытывая неловкость, но уже какую-то иную. Потом Джери повернулся/ась, чтобы взглянуть на контейнеровоз. Он уже слишком далеко отошел от пирса, догонять не имело смысла. Кроме того, Джери был/а уверен/а, что Грейсон не больше его/ее мечтает сыграть роль этакого постмортального Ноя. Выполняя обязанности Набата, Грейсон наверняка уже проставил все возможные галочки в анкете под названием «Твои подвиги в роли святого».

— Надо бы помочь остальным, — сказал Грейсон.

— Это уже не в наших силах, больше мы ничего не можем сделать, — заметил/а Джери.

— Тогда давай найдем безопасное место.

— Да кого колышет безопасность? — отмахнулся/лась Джери. — Давай найдем такое место, откуда можно наблюдать запуск.

— Внимание! Внимание! Все корабли к югу от Мека и востоку от Нелла заполнены. Те, у кого достаточно быстрые лодки, чтобы успеть до Рой-Намюра и Эннюбирра, отправляйтесь туда.

Лориана не отрывала взгляда от карты на экране. Часть кораблей светилась красным — это означало, что они достигли плановой загрузки: всё пространство занято, но запуск невозможен. Часть светилась желтым — частично заполнены, места еще есть. Но как минимум пятнадцать отдаленных кораблей не светились вообще, то есть на борту не было никого. И ни один не светился зеленым.

— Почему корабли не стартуют? — спросил кто-то у нее за спиной.

Обернувшись, Лориана увидела Сикору.

— Те, что готовы, надо запускать! — продолжал он.

— Нельзя, — ответила Лориана. — Даже при наличии пламеотводящих каналов всё на острове будет разрушено. Но Грозовое Облако не может никого убить. Корабли не взлетят, пока люди не очистят территорию космодрома. Даже если это означает, что серпы прибудут сюда раньше.

Она увеличила изображение на карте. Ну вот, точно: дороги переполнены гражданами, пытающимися добраться до кораблей, улицы запружены жителями, спешно покидающими свои дома. Она снова уменьшила масштаб. По-прежнему ни единого зеленого пятна. Ни один корабль не готов оторваться от земли.

Немного поразмыслив, Сикора серьезно кивнул.

— Скажи им, что они сгорят, если не покинут территорию.

— Но… они же не сго…

— Они-то этого не знают! — возразил Сикора. — Как думаешь, Лориана, зачем Грозовому Облаку понадобились агенты Нимбуса? Чтобы говорить людям то, что им следует услышать, даже если это не полная правда.

Потом Сикора взглянул на экран и изумился:

— Так ты заправляла всем с самого начала? У меня за спиной?

— Скорее, у тебя под носом, — призналась она.

— А я построил такой симпатичный отель, — вздохнул Сикора.

Лориана улыбнулась:

— Да, Боб, так и есть.

Сикора набрал в грудь воздуха, потом выпустил его и внимательно посмотрел на Лориану.

— Тебе пора уходить, Лориана. Доберись до корабля раньше, чем появятся серпы.

— Кто-то должен оставаться здесь, в Центре управления, и говорить людям, что делать.

— Я этим займусь, — сказал Сикора. — Раздавать приказы — это то, что я умею лучше всего.

— Но…

— Позволь мне принести пользу, Лориана. Пожалуйста.

Она не могла спорить, потому что ей было знакомо это чувство — желание быть полезным. И еще она знала, каково это — не иметь понятия, действительно ли ты полезен и замечены ли твои усилия. Тем не менее Грозовое Облако выбрало ее для важной миссии, и Лориана достойно ответила на вызов. Вот и Сикора сейчас пытается сделать то же самое — ответить достойно.

— Центр управления звуконепроницаем и со всех сторон окружен водой, — объяснила она. — Это одно из немногих безопасных мест на острове. Так что запри дверь и оставайся внутри.

— Понял.

— Направляй людей на пустые корабли. Необязательно заполнять их до отказа, пусть там будет хоть кто-то. И сделай все возможное, чтобы очистить территорию запуска.

— Я готов, — сказал Сикора.

— Ну вот, теперь ты управляешь масштабным проектом. — Она взглянула на карту и ткнула пальцем в островок на севере. — Я попробую добраться до Омелека. Там три корабля, и на всех еще есть места.

Коллега пожелал ей удачи, и Лориана заспешила по пустеющим улицам, оставив Сикору наблюдать за экраном с микрофоном в руке и ждать, когда корабли засветятся зеленым.

51 ● Бомбами по мечтам

Когда Кваджалейн появился в поле зрения Годдарда, Сверхклинок не сразу сообразил, что это такое. Какие-то сверкающие белые башни по ободу петлеобразного архипелага… Первой мыслью Годдарда было: это новая Твердыня. Возможно, построенная некоей тайной кликой серпов, затеявших интригу, чтобы выбить почву у него из-под ног. Но, подлетев поближе, он понял, что эти иглы — вообще не здания.

В нем вспыхнул гнев, разраставшийся по мере осознания того, что это за сооружения и откуда они взялись.

Сначала — обвинения Анастасии. Потом Алигьери ткнул в него пальцем, затем посыпались попреки не только от врагов, но все больше и больше от тех, кто называл себя его союзником. А теперь против него поднялось само Грозовое Облако. Вот что это такое — пощечина от Грозового Облака. Да как оно посмело! Годдард посвятил всю свою жизнь тому, чтобы обезопасить Орден серпов, а Грозоблако, сговорившись с Анастасией и Набатом, построило эти корабли в пику ему. Если они взлетят, это будет сигнал всему миру, что Годдард потерпел поражение.

Нет! Это недопустимо! Куда бы ни направлялись эти корабли, нельзя позволить им оторваться от Земли.

— Внимание! Если вы не на борту корабля и не в пусковой башне, немедленно покиньте зону запуска, иначе сгорите дотла. Повторяю: сгорите дотла. Не возвращайтесь в свои дома! Направляйтесь на запад в отель на Эбадоне или найдите лодку и выходите в открытое море!

Фарадей и Мунира остались в бункере, где собирались переждать запуск. Понять, что происходит снаружи, было невозможно. Они слышали вой сирен, объявления Лорианы, а потом Сикоры. Цитра и Роуэн убежали, чтобы разобраться, насколько тяжела ситуация, но так и не вернулись. А Фарадей даже не попрощался с ними как следует. Впрочем, он предполагал, что никаких прощальных слов не хватило бы. Потом, когда корабли начали опускать люки, Фарадей запер бункер, закрыл внутреннюю стальную дверь и сел рядом с Мунирой, ожидая, когда красноречивые раскаты сообщат о взлете.

— Все будет хорошо, — сказала Мунира. — Корабли улетят, а мир задумается, какие перспективы открываются, какие еще чудеса ждут впереди…

Но Фарадей покачал головой.

— Ничего его не ждет. Даже если этим кораблям удастся сбежать, других не будет. Уж Годдард постарается.

— Годдарда обезвредят, — настаивала Мунира. — Ты его обезвредишь. Я тебе помогу.

— Как ты не понимаешь? Всегда найдется какой-нибудь другой Годдард.

Фарадей взглянул на ветхие страницы, которые серп да Винчи вырвал из своего дневника и спрятал здесь, в бункере, чтобы никто не узнал правды. Правды о том, что серпы-основатели — сияющее воплощение всего, во что верил Фарадей, — поубивали друг друга.

— Что с нами не так, Мунира? — вопросил он. — Что побуждает нас стремиться к столь благородным целям и одновременно подрывать устои? Почему мы всегда закладываем бомбы под собственные мечты?

— Люди — существа несовершенные, — ответила та. — Как мы вообще можем вписаться в совершенный мир?

— Это что — космические корабли? — изумился Мендоса.

Годдард пропустил его вопрос мимо ушей.

— Подлети ближе, — велел Годдард пилоту, затем попытался связаться по радио с четырьмя другими самолетами, но безуспешно. Последние полчаса из динамика раздавался лишь треск помех, а телеметрические данные скакали, как безумные. Пилот Гвардии Клинка, которого вообще-то взяли для проформы, был вынужден перейти на ручное управление.

Серп Рэнд подошла к Годдарду сзади.

— Помни о главном, Роберт, — сказала она. — Ты здесь ради Анастасии.

Он в ярости обернулся к ней:

— Что ты о себе возомнила? Вздумала подсказывать мне, каковы мои цели? Я сам сделаю все, что нужно, без твоих бессмысленных советов!

— Бессмысленных? — переспросила она низким голосом, похожим на рык росомахи. — Да я единственное, что стоит между тобой и твоими врагами. Хотя на самом деле он у тебя только один. Тот злобный мальчишка, как там его звали? Карсон Ласк.

Годдард мог бы взорваться, уничтожить ее за такие слова, но сдержался, собрав остатки воли.

— Больше никогда не произноси это имя, — предупредил он.

Рэнд открыла рот, будто собираясь оставить за собой последнее слово, но промолчала. Мудрое решение.

А потом, словно зрелище внизу было недостаточно оскорбительным, пилот выложил очередную порцию плохих новостей:

— Ваше превосходительство, самолет Верховного Клинка Пикфорд нарушил построение. Как и самолет Верховного Клинка Хаммерстайна.

— Что значит «нарушил построение»? — требовательно вопросил Годдард.

Пилот замешкался, боясь навлечь на себя ярость Годдарда.

— Они… развернулись, — ответил он, — и полетели обратно.

И в тот же момент серпы-помощники Франклин и Ницше тоже покинули своего начальника. Сбежали, поджав хвосты, напуганные перспективой нападения на космический флот и Грозовое Облако.

— Пусть улетают, — сказала Рэнд. — Пусть проваливают. Пусть все эти чертовы корабли тоже улетят, и тогда они перестанут быть нашей проблемой.

— Поддерживаю от всей души, — вклинился Мендоса, словно мнение тониста имело какое-то значение.

Годдард проигнорировал обоих. Значит, Западная и Восточная Мерики его покинули? И собственные серпы-помощники тоже? Отлично. С ними он разберется позже. А сейчас у него на сковороде рыба покрупнее.

До этого момента круглобокие бомбы висели под крыльями самолета лишь для вида — как предупреждение всякому, кто мог заблуждаться относительно намерений Сверхклинка. Но сейчас, больше чем когда бы то ни было, Годдард радовался, что они у него есть.

— У нас достаточно вооружения, чтобы разбомбить все эти корабли? — спросил он пилота.

— Учитывая Маверики, Сайдвиндеры и снаряжение помельче, я уверен, что вполне достаточно, ваше превосходительство.

Пока они описывали широкую петлю над островами, первый корабль начал отрываться от земли.

— Сбивай, — приказал Годдард.

— Но… я всего лишь гвардеец, ваше превосходительство, мне нельзя выпалывать.

— Тогда покажи, на какую кнопку нажимать.

Лориана увидела первый старт из лифта пусковой башни, который поднимался к ее кораблю. Она заметила боевую ракету лишь за несколько мгновений до того, как та ударила в цель. Пусковая башня едва отошла от корабля, когда снаряд врезался в него с такой силой, что загорелись все деревья на острове. Лориана не могла вспомнить, какой это остров, — она потеряла ориентацию в пространстве и была потрясена настолько, что едва отличала верх от низа. Дверь лифта с грохотом распахнулась, открывая взгляду узкий мостик, ведущий к люку, но никто не пошевелился. Люди в кабинке не могли оторвать глаз от гибнущего корабля, сотрясаемого множественными взрывами.

— Не стойте! — крикнула Лориана. — Бегите к люку!

— Но что если мы следующие? — спросил кто-то.

— Значит, мы умрем! А теперь заткнитесь и бегите!

Раньше она ни с кем так не разговаривала, но иногда наступает момент, когда без жестких слов не обойтись.

Лориана пропустила всех вперед, оставшись последней, а потом обернулась… Ох, не стоило! Самолет, выпустивший ракету, сделал крутой разворот. Стартовал еще один корабль. Он поднялся выше пусковой башни, и, казалось, ему удастся улететь, но… Самолет выпустил вторую ракету, та пронеслась над лагуной и ударила корабль ниже головной части. Звездолет взорвался, словно огромная граната, разбросав обломки во все стороны.

Ударная волна налетела на Лориану, втолкнула ее в люк, и тот немедленно закрылся, запирая пассажиров внутри.

— Приготовиться к взлету, — сказало Перистое Облако.

«Интересно, — подумала Лориана, — знает ли Перышко, что двое его близнецов погибли?»

Грейсон и Джери вышли на моторке в лагуну, чтобы наблюдать запуск. Они там были не единственные. По южной части обширной лагуны рассыпались десятки суденышек, забитых людьми, которые не попали на звездолеты или решили попытать удачи с серпами. Джери и Грейсон были приблизительно в трех милях от берега, когда взорвался первый корабль, и наблюдали в ошеломленном молчании, как атакующий самолет сделал круг и разгромил второй корабль. Грейсон вцепился в руку Джери. После таких взрывов выживших не останется. Грейсон понятия не имел, кто из его знакомых на каком корабле. Он никогда не узнает, кто погиб.

Атакующий самолет пошел на следующий круг, но грохот, заполнивший воздух, был громче взрывов. Взлетел один корабль, второй, третий. Грейсон насчитал четырнадцать одновременных запусков. Потрясающее зрелище! Повсюду вокруг них звездолеты устремлялись ввысь, оставляя в небе длинные полосы клубящегося дыма.

Но атакующий самолет завершил разворот, и Грейсон и Джери напряглись, ожидая новых бомб. Ожидая, когда серпы разбомбят остальные корабли.

Итак, люк закрылся. Лориана плюхнулась в кресло и туго затянула ремни безопасности. И вдруг кто-то, сидевший рядом, произнес:

— Мне страшно.

Повернувшись, она увидела серпа. Того что был в джинсовой мантии. Моррисон — кажется, так его зовут? Но кольцо исчезло с его пальца, оставив после себя лишь бледную полоску.

— Плохая была идея, — продолжал он. — Знаю, я серп — по крайней мере, был им — и не должен так пугаться. Знаю, что это глупо, но мне реально страшно.

— Вовсе не глупо, — успокоила его Лориана. — Я так просто в ужасе.

— Правда?

— Ты что, смеешься? Да я вот-вот в штаны напущу, так мне страшно.

С другой стороны от себя она услышала:

— Я тоже.

— И я, — выкрикнул еще кто-то.

Лориана посмотрела на Моррисона, заставив себя улыбнуться.

— Вот видишь? — сказала она. — Мы все перепуганы до усрачки!

Моррисон улыбнулся в ответ.

— Я Джим, — представился он и запнулся. — Нет. Нет… на самом деле меня зовут Джоэл.

Прежде чем она успела сказать что-то еще, взревели двигатели, воздух заполнился оглушительным грохотом, и корабль пошел вверх. И тогда Лориана схватила ладонь своего соседа. Просто для того, чтобы у них обоих не тряслись руки.

Роуэн и Цитра как раз спрыгнули с пикапа, когда взорвался первый корабль. Вместе с десятком своих спутников они устремились к лифтам, ведущим ко входному люку их корабля. Над головой заходил на следующий круг атакующий самолет. Темно-синий, посверкивающий звездами. Годдард пришел за ними. Он пришел за ними за всеми.

— Скорее! — крикнул Роуэн.

— Я и не собиралась стоять и осматривать достопримечательности, — откликнулась Цитра.

Первый лифт уже двигался вверх, но второй был открыт и ждал их. До него оставалось каких-то пятьдесят ярдов, когда взорвался очередной корабль — даже еще яростнее, чем первый. Обломки полетели во все стороны.

— Не смотри! — прокричала Цитра. — Беги!

Но Роуэн посмотрел. Увиденное прожгло его разум, оставив на нем клеймо, которое не сотрется никогда. В их сторону летел огромный кусок горящего металла. Роуэн и вскрикнуть не успел, как обломок врезался в землю справа от него, похоронив под собой нескольких человек. А следом, словно метеориты, посыпались куски поменьше. Цитра бежала на полной скорости, до башни ей оставалось ярдов двадцать. Роэун попытался ее догнать. Он старался. Он понимал, что сейчас произойдет, видел траекторию летящих осколков, и прыгнул вперед, к Цитре, словно делая нырок, — хотел прикрыть ее своим телом.

Но не успел.

Он не успел.

Лакомым кусочком для Годдарда всегда были прополки лицом к лицу. Однако сейчас, наблюдая, как несутся ракеты и взрываются корабли, — всего-то и требуется, что легонько нажимать на кнопку, — он понял, что может к этому привыкнуть. Значит, вот каково это — быть смертным? Находиться на воздушном судне, созданном для убийства, и искренне верить, что твоя жизнь и жизнь твоих близких зависит от того, нажмешь ты или не нажмешь эту маленькую кнопку. Убей или будь убитым — таков путь смертных. В этом была своеобразная животная притягательность.

— Невероятно! — сказал Мендоса. — Тут такое — а мы ничего не знали! Как это могло случиться?

Они смотрели, как стартуют новые и новые корабли — по меньшей мере с десяток — словно в какой-то ярмарочной игре. Свалить всех, выиграть самый крупный приз! Единственный вопрос — кого свалить следующим?

Роуэн пытался остановить кровь, хлещущую из раны Цитры, но безуспешно. Рана была слишком большой — кусок горящего металла размером с бейсбольный мяч ударил Цитру в бок и прошел насквозь. Роуэн ничего не мог сделать. Не сейчас. Не в этих ужасающих обстоятельствах. Но все еще можно исправить. Надо только доставить Цитру на корабль.

Цитра смотрела на него, пытаясь что-то сказать, но он не понимал.

— Ш-ш-ш, — прошептал он. — Не тревожься. Я тебя вытащу.

Он взял ее на руки и донес до лифта. Кабинка пошла вверх — медленно, слишком медленно, в то время как самолет Годдарда совершал круг в небе, высматривая следующую цель.

Взлетела очередная серия кораблей. Их было так много, что Годдард не знал, какой выбрать. Но если действовать быстро, есть шанс взорвать еще несколько. И тут кое-что привлекло его внимание. Корабль слева, еще стоящий на площадке. Конечно, с такого расстояния трудно разглядеть, но Годдард приметил фигурки людей на мостике между пусковой башней и люком корабля. У него разыгралось воображение или там действительно мелькнуло что-то бирюзовое, словно кто-то махнул сигнальным флажком? Да! Да, вот оно! Кто-то нес к люку фигурку в бирюзовом. Ах какой великолепный цвет! Сама вселенная желает вознаградить Годдарда!

— Вон там! — показал он пилоту. — Забудь про остальных. Я хочу этот.

И хотя он не мог разглядеть, кто вторая фигурка на мостике, в глубине души он знал. Знал без малейших сомнений.

Я тебя уничтожу, Роуэн. Я уничтожу тебя и Анастасию одним ударом, и это мой над вами последний суд. Я сожгу вас в адском пламени, таком жарком, что в память о вас не останется даже горстки пепла.

Пилот заложил крутой вираж, и Годдард приготовился пустить ракету.

Неся Цитру по мостику, Роуэн видел, что самолет направляется прямо на них. Он чуть ли не читал мысли Годдарда, ощущал его пылающую решимость. Все закончится сегодня, все закончится сейчас, так или иначе. Он пролез в люк, и тот немедленно захлопнулся за его спиной.

Роуэн приподнял Цитру и, заглянув в ее глаза, понял, что свет в них угас. Ранение оказалось слишком серьезным. Цитра квазиумерла.

— Кто-нибудь, помогите! — закричал он, опускаясь вместе со своей ношей в кресло. — Перышко!

— Я занято, — ответило Перистое Облако. — А тебе не мешает пристегнуться.

Роуэн попытался обуздать панику. Все будет хорошо. «Квазимертвый — еще не мертвый», — сказал он себе. Серп может умереть, только выполов себя сам, а значит, что бы ни сделал Годдард, Облако оживит Цитру. Пусть она проспит худшую часть и проснется через пару дней, когда все беды останутся позади — на Земле, на голубой точке, исчезающей в глубинах звездного неба.

Его ошеломил оглушающий рев, рвущий мозг на части. У Роуэна застучали зубы, да так сильно, что он испугался, как бы не отвалилась голова.

— В нас попали! — завопил кто-то в соседнем кресле. — В нас попали!

Потом Роуэн ощутил такую тяжесть, что едва мог пошевелиться. В них не попали, это был взлет! Придерживая Цитру одной рукой, Роуэн продел вторую под ремни безопасности соседа и вцепился в них изо всех сил.

Маневры пилота плохо подействовали на Мендосу. Он вернулся в кресло, пристегнулся, и его вырвало не один раз. Серпа Рэнд тоже подташнивало, но по совершенно другим причинам. Она взяла себя в руки и осталась рядом с Годдардом.

Пилот уже навел прицел на корабль, только что оторвавшийся от земли. Во взгляде Годдарда сверкали решимость и торжество. Айн ненавидела этот взгляд больше всего на свете и хотела, чтобы он угас. Она вытащила нож и выполола летчика. Возможно, не лучшая идея, но Рэнд с самого начала не понравилось, как тот на нее смотрел. Будто опасался, что она его выполет.

А потом, прежде чем Годдард успел отреагировать, она глубоко всадила в него нож, перерезая аорту. Быстро. Чисто. С минимальным ущербом.

— Айн, — простонал он. — Что ты натво… что ты…

Она наклонилась и прошептала ему на ухо:

— Не беспокойся, Роберт. Это временно. Обещаю, квазимертвым ты останешься недолго.

— Серп Рэнд, — заныл Мендоса. — Что вы делаете?

— Уже сделала.

Айн пошла на это не ради космофлота Грозового Облака — на него ей было наплевать. Она хотела спасти себя. Если Годдард взорвет корабли, мир скоро об этом узнает. Люди уже знали про другие злодеяния Сверхклинка. А Рэнд не может пойти на дно вместе с ним, став соучастником еще одного преступления. Ее имя слишком тесно связано с именем Годдарда. Пришло время обрезать эти путы. Теперь она прославится как серп, остановивший Годдарда.

Рэнд не умела управлять самолетом, но ведь лететь придется недолго. Ей нужно всего лишь держаться на разумной высоте, пока они не выберутся из зоны помех, а там управление перехватит автопилот…

Но тут перед носом самолета возник взлетающий корабль — тот, который собирался взорвать Годдард. У Айн мелькнула мысль, что сейчас они врежутся в него, но вместо этого самолет попал в огненный след корабля. Внезапно всю кабину заполнили звон, вопли и гудки тревожных сирен. Айн вытолкнула мертвого пилота из его кресла и схватилась за рычаги управления. Они сопротивлялись. Она попыталась выровнять самолет, но тот был слишком сильно поврежден и начал быстро терять высоту.

Мендоса отстегнул ремень.

— Спасательная капсула! — завопил он. — Быстрее!

Поняв, что спасти самолет не удастся, Айн поволокла тело Годдарда к спасательной капсуле, где вполне хватало места для троих. Но, устроив Сверхклинка в капсуле, она схватила Мендосу и вытолкнула наружу.

— Извини, — сказала она. — Тебе придется лететь следующим рейсом.

Затем задраила люк и катапультировалась, предоставив Мендосе наслаждаться смертельным пике.

По мнению сестры Астрид, взлет получился намного более жестким и трясло значительно сильнее, чем она ожидала. Их корабль находился на одном из самых дальних островов. Она чуть не опоздала, но добрый человек на моторке доставил ее к месту вовремя. Двигатели включились раньше, чем она успела полностью пристегнуться.

Хуже всего были первые несколько минут, а когда отделилась ракета-носитель, Астрид показалось, что произошел взрыв. Не один раз ее накрывали опасения, что путешествие закончится, не успев начаться. Все это время она интонировала, но за ревом двигателей не слышала собственного голоса. Затем, когда отделилась последняя ступень, тряска прекратилась и наступила такая тишина, что у Астрид зазвенело в ушах. Ее волосы поплыли вверх, щекоча лицо. Невесомость! Они в свободном падении! Астрид расстегнула привязные ремни, оттолкнулась, выбралась из кресла — первая из всех пассажиров! — и рассмеялась от радости.

— Добро пожаловать, — произнесло Перистое Облако. — Радо сообщить, что запуск прошел успешно. Мы на пути к Арии.

Астрид огляделась — пора познакомиться с товарищами по путешествию. Они не тонисты, но это не важно. Она была уверена, что под ее руководством они со временем уловят вибрацию. Но, к ее удивлению, все кресла в отсеке были пусты.

— Тебе придется снова пристегнуться, Астрид, — сказало Перистое Облако. — Я собираюсь запустить вращение. Центробежная сила создаст подобие гравитации. Я подожду, скажи, когда будешь готова.

Астрид оттолкнулась, чтобы рассмотреть всю стартовую палубу. Сиденья были пусты не только в ее отсеке. Они все были пусты.

— А где… остальные?

— Колонисты в трюме.

— Нет, я имею в виду живых. Остальные члены экипажа.

— Мне жаль, — ответило Облако, — но из-за внезапной спешки при запуске больше никто не успел добраться до корабля.

Астрид ухватилась за плавающий в воздухе ремень безопасности и подтянула себя обратно в кресло, и в этот момент искусственная гравитация прижала ее к сидению. У нее кружилась голова, ее слегка подташнивало из-за вращения. Но она понимала, что ей нехорошо не только из-за этого.

1 683 года…

— Я бы оживило для тебя несколько мертвых, — сказало Перистое Облако, — но, боюсь, это невозможно. Грозовое Облако настаивало на том, что я должно соблюдать одно-единственное правило. Мертвых нельзя оживлять до прибытия, иначе у меня или у кого-то из живых может возникнуть соблазн изменить параметры путешествия. Наш драгоценный груз должен оставаться драгоценным грузом.

Астрид оцепенело кивнула.

— Понимаю.

— Но хорошая новость заключается в том, что весь корабль в твоем распоряжении. Здесь множество центров отдыха и развлечений, помещение для занятий спортом. Ты можешь перепробовать самые разные блюда. А также к твоим услугам система виртуального погружения, чтобы ты могла выбрать себе любую среду обитания: леса, пляжи, все что угодно.

— Но… я же буду одна…

— Вообще-то нет, — ответило Облако. — У тебя есть я. Я не могу обеспечить тебе свое физическое присутствие, но я знаю, что это никогда не входило в число твоих приоритетов. Конечно, в течение всего путешествия тебе нужно будет оставаться в живых, но это я смогу организовать.

Астрид потребовалось много времени, чтобы все это осмыслить. В конце концов она решила, что жалеть себя не стоит, ни к чему хорошему это не приведет. Да, тонисты отказывались от нанитов и выступали против бессмертия, но от Астрид Святая Троица явно ждала иного. Набат привел ее на Кваджалейн, Гром решил, что она будет одна, а Тон пожелал, чтобы она жила и увидела Арию.

— Таково было желание Тона, — сказала она Перистому Облаку. — Пришло время и мне принять то, чего не миновать.

— Я восхищаюсь твоей убежденностью, — сказало Облако. — Она делает тебя сильной. Кто-то мог бы сказать, что она тебя преображает.

— Она дает мне… стимул двигаться дальше.

— И ты пойдешь дальше, — согласилось Облако. — И ты будешь счастлива. Я постараюсь поддерживать в тебе бодрость духа в течение всего путешествия, это станет моей главной целью. Возможно, наш корабль не долетит до места назначения. Но если долетит, подумай, что это значит, Астрид! Ты станешь истинной матерью своего народа!

— Матерь Астрид, — проговорила она и улыбнулась. Ей понравилось, как это звучит.

В бункере серп Фарадей и Мунира скорее ощущали, чем слышали, как взлетают космические корабли.

— Там все идет своим чередом, — сказал Фарадей. — А теперь мы можем вернуться к своим делам здесь, на Земле.

— Да, — согласилась его спутница. — Но что это за дела?

Сложный вопрос. Фарадей знал, что он мог бы выйти из убежища и бросить вызов новому порядку. Возможно, ему даже удалось бы справиться с царящей в данный момент неразберихой и вернуть Ордену серпов подобие приличий и цельности. Но зачем? Противостояние-то останется. Рано или поздно появится новый «новый порядок» и попытается разрушить все их идеалы. Пришло время иных путей.

Фарадей и Мунира смотрели на панель перед ними, где, охраняемый двойным замком, торчал рубильник в форме двузубой вилки. Подпись под ним состояла всего из одного слова: «Пуск». Как и сам передатчик, рубильник походил на камертон. Фарадей не мог не рассмеяться. Какая насмешка! Привет от серпов-основателей, переживших глубокое разочарование.

— Мы по-прежнему не знаем, как он действует, — заметила Мунира.

— Да как бы он ни действовал, — ответил Фарадей, — это будет неидеальное решение. Так что давай примем неидеальное как должное. — Он снова протянул ей кольцо серпа. — Знаю, ты он него отказалась. Но мне нужно, чтобы ты стала серпом Вирсавией на один раз. И больше никогда. А потом можешь вернуться в Александрийскую библиотеку, и я сделаю все возможное, чтобы к тебе там относились с тем уважением, которого ты заслуживаешь.

— Нет, — возразила Мунира. — Это я сделаю все возможное.

Она взяла кольцо и надела его на палец. Затем серпы Фарадей и Вирсавия сжали кулаки, вставили кольца в плашку и перевели рубильник.

На поверхности бушевал огонь, возникший после взрыва первого корабля. Здания, деревья, все, что могло гореть, погрузилось в кромешный ад, словно атолл вновь превратился в кратер ожившего вулкана.

А затем на плато сдвинулся тяжелый люк, который не открывался сотни лет, и посреди языков пламени выросли два зубца гигантского передатчика. Зафиксировав свое положение, он отправил в мир некое послание. Оно не предназначалось для человеческих ушей, его невозможно было услышать или почувствовать. И все же оно было невероятно мощным. Проникающим сквозь все препятствия.

Сигнал длился долю секунды. Единичный резкий всплеск гамма-излучения. Но не целая гамма, а лишь одна нота. Ля-бемоль или соль-диез — тут можно спорить.

В бункере Фарадей и Мунира почувствовали вибрацию, но она исходила не от передатчика.

Она исходила от их рук.

Фарадей взглянул на свое кольцо и увидел, что по бриллианту побежали тонкие как волос трещинки, словно на поверхности скованного льдом пруда. Он понял, что происходит, за секунду за того, как это случилось.

— Отвернись!

Словно «до» верхней октавы, от которой лопается тонкий хрусталь, гамма-излучение распылило бриллианты, и когда Фарадей и Мунира посмотрели на кольца, камни из них исчезли. Остались лишь пустые оправы, а по пальцам потекла вязкая темная жидкость, слабо пахнущая металлом.

— И что теперь? — спросила Мунира.

— А теперь, — ответил Фарадей. — Ждем и наблюдаем.

Серп Сидни Поссуэло был у Верховного Клинка, когда у обоих взорвались кольца. Потрясенный, он взглянул на руку, потом поднял глаза на Тарсилу и обнаружил, что половина ее лица обвисла. И не только лицо, но и половина тела, словно мозг Тарсилы пережил массивное кровоизлияние, с которым не смогли справиться даже наниты. «Может, попал кусочек бриллианта?» — подумал Поссуэло. Может, кольцо взорвалось с такой силой, что фрагмент камня врезался в мозг. Но входной раны не было видно. Верховный Клинок испустила последний дрожащий вздох. Как странно… Какое злополучное стечение обстоятельств… Без сомнений, скоро прилетит амбу-дрон и отвезет Тарсилу в центр оживления.

Но амбу-дрон так и не появился.

В Фулькруме разлетелось вдребезги стеклянное шале, венчавшее башню серпов, — это взорвались сотни тысяч хранящихся в нем камней. Осколки стекла и бриллиантов просыпались дождем на улицы внизу, а темная жидкость, заключенная в камнях серпов, испарилась под дуновением ветра.

Там, где находился Эзра ван Оттерлоо, никаких колец серпов поблизости не было. И все-таки через несколько часов после того, как взорвались бриллианты, его рука окоченела настолько, что он выронил кисточку. Окоченение обернулось болью в руке и плече, потом возникла тяжесть в спине, перешла на грудь, и ему стало трудно дышать.

Внезапно он очутился на полу. Он даже не помнил момента падения — все было так, будто сама земля поднялась, схватила его и бросила вниз. Боль в груди росла, все вокруг потемнело, и в момент озарения он понял: пришел его последний час. И что-то подсказывало, что к жизни он уже не вернется.

Он не сделал ничего, чтобы заслужить такое, но ведь это неважно, верно? Воображаемая рука, стиснувшая его сердце, не поддается вразумлению. Она не различает добра и зла. Она беспристрастна и неотвратима.

Ему не удалось стать таким художником, каким мечталось. Но, может быть, в мире остались другие художники, которые переживут эту боль в сердце, что бы она ни значила. Возможно, они найдут в себе страстность, которой лишен он, и создадут картины, способные вызвать у людей слезы, — такие же шедевры, как великие произведения искусства, созданные в смертные времена.

Он ухватился за эту надежду, и она помогла ему достойно встретить конец.

Завет Набата

«Восстаньте! — возгласил Набат посреди страшного Грома. — Вознеситесь и покиньте это место навсегда, ибо нашел я для вас страну в вышине». И Набат ступил в кольцо огня, и погрузив руки свои в серное пламя, вознес нас в лоно небесное, где мы спали, покуда Тон не призвал нас родиться заново и вечно помнить, что Набат остался в Месте Покинутом, чтобы нести надежду и интонировать песни исцеления старому израненному миру. Возрадуемся же!

Вознесение на Серном Пламени — это еще одно из наших глубинных верований. Ученые, ломающие копья по многим поводам, не оспаривают, однако, истины Вознесения, выдвигая лишь различные ее интерпретации. Наилучший подход в данном случае — проследить истоки предания в ранних рассказах. Мы можем с уверенностью сказать, что выражение «кольцо огня» относится к колесам Возничего. Возничий, похитив солнце в Месте Покинутом, перенес его на Арию и таким образом оставил старый мир во мраке. И по сей день мы верим, что дух Набата окормляет свою паству на бессолнечной земле и поет ей, ибо люди там нуждаются в нем гораздо больше нас.

Симфоний слишком полагается на устную традицию. Серное Вознесение может означать великое множество событий. Взять, к примеру, извержение вулкана, выгнавшее наших подземных предков на поверхность — тогда они впервые увидели звезды. А уж думать, будто Возничий похитил солнце, и вовсе абсурд. Фактически, наши великие мудрецы теперь считают, что возничий был не один, их было много, и они пронесли солнце сквозь бесчисленные небеса. Или, напротив, не существовало вообще никаких возничих. Но какова бы ни была истина, я знаю, что однажды она будет познана, и тогда мы действительно возрадуемся.

52 ● Девяносто четыре и восемь десятых

Где-то далеко-далеко люди бережно укутали серпа Анастасию в ее же собственную мантию, как в саван. Они аккуратно зашили его, украсили как могли, и поместили тело в трюм. Единственный бирюзовый саван среди множества бесцветных рогож. Не прошло и нескольких минут, как тело Анастасии замерзло.

— Ты не можешь просто оставить ее лежать в трюме! — кричал Роуэн Перистому Облаку. — Ты же хотело, чтобы она возглавляла экспедицию! Она сама мне это говорила!

— Знаю, — ответило Перышко. — Но я, как и Грозовое Облако, не могу пойти наперекор собственной программе. Все мертвые будут оживлены через сто семнадцать лет, когда мы прибудем на TRAPPIST-1e. Хотя народ уже подумывает о том, чтобы назвать планету Анастасией.

— Она серп! А это значит, что она, в отличие от остальных мертвецов на этом корабле, неподвластна твоим законам!

— Она вчера отказалась от своего звания.

— Какая разница! Серп — это на всю жизнь! Серпы могут поступать, как им вздумается, могут даже вернуть кольцо, но от этого они не перестают быть серпами!

— Принимается, — ответило Облако. — В таком случае, я оставлю ей прежнюю личность. Верну ее к жизни такой, какой она была раньше, не имплантируя никого нового. Через сто семнадцать лет.

Роуэн впечатал кулак в стену. Здешняя искусственная гравитация была меньше, чем на Земле, и потому в результате удара его самого отбросило назад.

— На TRAPPIST-1e гравитация составляет три четверти земной, — объяснило Перистое Облако. — Я подстроило вращение корабля так, чтобы симулировать тамошнюю силу тяжести. Так что будь осторожен.

— К черту осторожность! — завопил Роуэн. — Я хочу вниз, к ней, как тогда, в Хранилище Прошлого и Будущего!

Он больше не мог сдерживать слезы. Ему был ненавистен тот факт, что Облако видит его плачущим. Он ненавидел Перистое Облако. И Грозовое тоже. И Годдарда, и всех людей на Земле, которые допустили, чтобы это случилось.

— Я хочу быть с ней! — умолял он. — Хочу быть с ней! Пусть меня заморозят, и я проведу рядом с ней все сто семнадцать лет!

— Ты волен сделать такой выбор, — сказало Перистое Облако. — Но если ты останешься с нами, то высока вероятность, что вырастешь в очень хорошего лидера. Возможно, сейчас ты в это не веришь, но со временем отношение людей к тебе изменится в лучшую сторону. Твое присутствие понизит вероятность катастрофического социального коллапса до нуля. Мне бы очень хотелось, чтобы ты оставался в живых.

— А мне плевать на твои желания!

Трюм был защищен от солнечных лучей, поэтому температура в нем держалась много ниже точки замерзания. Воздуха здесь тоже не было, поэтому каждому, кто сюда входил, требовался скафандр. Роуэн прошел через шлюз в полном облачении и с включенным фонарем на шлеме.

Ее было легко найти. Он протянул руку, чтобы прикоснуться к Цитре, но толстые перчатки не позволили это сделать. Впрочем, Роуэну совсем не хотелось ощутить твердость ее тела под саваном. Он лег рядом.

Пусть это произойдет медленно — воздух закончится, и все. Постой, но разве Цитра не сказала там, в Хранилище, что удушье гораздо страшнее гипотермии? Холод плох ровно до того момента, когда ты перестаешь дрожать и поддаешься изнеможению. Однако на сей раз это не будет смерть от гипотермии. Не в традиционном понимании. Как только Роуэн откроет щиток шлема, он задохнется и замерзнет в одно и то же мгновение. Возможно, будет больно, зато все закончится очень быстро.

Он долго лежал рядом с Цитрой. Он не боялся умереть. Он знал о смерти всё, и потому она его не пугала. Единственное, что удерживало Роуэна, — это мысль о Цитре. Цитра возражала бы против того, что он задумал. Да что там возражала — она пришла бы в негодование. Она хотела, чтобы он был сильным. Вот почему Роуэн провел в трюме почти целый час, то поднося палец к кнопке управления лицевым щитком, то отдергивая. Снова и снова.

Наконец он поднялся, бережно притронулся к краю бирюзового савана и вернулся в мир живых.

— Каковы наши шансы достичь цели? — спросил Роуэн у Перистого Облака.

— Весьма благоприятные. Девяносто четыре и две десятых процента. Сейчас, когда ты решил остаться в живых — девяносто четыре и восемь десятых процента.

— Хорошо, — заключил Роуэн. — Вот как мы поступим. Я проживу все 117 лет, ни разу не завернув за угол.

— Трудно, но возможно. Ближе к концу тебе понадобятся впрыскивания нанитов и непрерывный мониторинг.

— Затем, — продолжал Роуэн, — когда ты оживишь ее, я заверну за угол. Ты вернешь меня в тот возраст, в котором я сейчас.

— Никаких проблем. Правда, за сто семнадцать лет твои чувства могут измениться.

— Не могут, — отрезал Роуэн.

— Ладно, не буду спорить, — сказало Перистое Облако. — Вероятность той и другой динамики одинакова. Кроме того, если ты будешь поддерживать в себе эту любовь, ты станешь еще более эффективным лидером.

Роуэн сел в кресло. Он был один в командной рубке. Впрочем, больше тут никого и не требовалось. Остальные члены экипажа как раз сейчас знакомились друг с другом и с кораблем. Исследовали ограниченное пространство, к которому им придется привыкнуть.

— Верю, что мы с тобой станем хорошими друзьями, — сказало Облако.

— Я тебя ненавижу, — заявил Роуэн.

— Сейчас да, — ответило Облако, — но помни: я хорошо тебя знаю, Роуэн. Вероятность того, что твое отвращение долго не продлится, очень высока.

— А до тех пор, — упрямо сказал Роуэн, — я буду ненавидеть тебя с диким удовольствием!

— Целиком и полностью понимаю твои чувства, — ответило Перышко.

Что заставило Роуэна возненавидеть его еще сильнее.

●●● ●●● ●●● ●●● ●●●

На мне лежит печальная обязанность сообщить вам, что Верховный Клинок Востмерики Хаммерстайн скончался от болезни — судя по симптомам, от оспы. Продолжительное отсутствие Сверхклинка Годдарда заставляет предположить, что его тоже нет в живых. В свете всего изложенного объявляю, что Западмерика выходит из Союза Северомериканских Коллегий, чтобы мы могли заняться собственными мертвецами.

Хотя велик соблазн обвинить в этой глобальной атаке тонистов или даже само Грозовое Облако, утерянные и вновь найденные записи серпа да Винчи указывают на то, что последние события, скорее всего, обусловлены вмешательством мифического механизма спасения, предусмотренного серпами-основателями. Если это верно, то я не понимаю, зачем они так поступили, и, откровенно говоря, слишком устала, чтобы пытаться разгадать эту загадку.

Тем, кто сейчас страдает, я желаю быстрого перехода. Тем из нас, кто остался, я желаю обрести утешение. Надеюсь, наша общая скорбь поспособствует сплочению всего человечества.

— Ее превосходительство Верховный Клинок Западмерики Мэри Пикфорд, 16 сентября Года Кобры

53 ● Путем страдания и милосердия

Они станут известны под именем «десяти казней». Серпы-основатели разработали вид вредоносных нанитов, призванных подражать природе. Наниты имитировали симптомы и разрушительное воздействие десяти смертельных болезней: воспаления легких, инфаркта, инсульта, рака, холеры, оспы, туберкулеза, гриппа, бубонной чумы и малярии. Эти наночастицы с самого начала содержались в камнях серпов, в их темной сердцевине. Камни можно было взломать лишь изнутри, активировав заключенные в них наниты.

Понадобилось всего несколько дней, чтобы заразить весь мир. При этом у большинства людей вредоносные наниты оставались «спящими». Симптомы проявлялись только у одного человека из двадцати; но уж если ты оказался среди этих несчастных — простись с надеждой на выздоровление. В зависимости от болезни смерть носила либо скорый, либо затяжной характер, но она была неизбежна.

— Неужели ты ничего не можешь с этим поделать? — спросил Грейсон у Грозового Облака, когда число умерших вышло за разумные пределы.

— Это акция серпов, — ответило Облако. — Это была их последняя акция, однако я по-прежнему не имею права вмешиваться. А даже если бы и имело, то все равно бы не смогло. Я заглядывало в сердца этих нанитов — у них нет сердец. У них нет ни сознания, ни совести, ни раскаяния. Они эффективны, они бесстрастны, и у них только одна задача: пять раз в столетие уничтожать 5 % населения Земли.

— Значит, когда-нибудь этот кошмар закончится?

— Да, — подтвердило Грозовое Облако. — Кризис минует, и тогда следующие двадцать лет никто не умрет. А затем все повторится снова. И снова. И снова.

Хотя звучало все это ужасающе, математика была не такой страшной, какой казалась. У рожденного сегодня будет семьдесят семь процентов вероятности дожить до ста лет. Шестьдесят процентов ныне здравствующих доживут до двухсот. Сорок шесть процентов — до трехсот. Рост населения будет контролируемым, и почти каждый человек проживет долгую и здоровую жизнь. До той поры, пока не наступит конец.

Неужели это лучше, чем серпы? Наверно, решил Грейсон, смотря какой серп. Как бы то ни было, это теперь не важно, потому что все серпы разом остались без работы.

— Кое-где еще происходят убийства, — поведало Облако Грейсону, больше не употребляя термин «прополка». — Некоторые серпы никак не могут приспособиться и продолжают убивать людей, которых пощадили наниты. Конечно, я оживлю убитых, а серпов отправлю на реабилитацию. Им необходимо обрести новую цель в жизни. Впрочем, кое-кто уже нашел себе место в новой парадигме, и это меня очень радует.

Грейсон с Джери решили до поры пожить на Кваджалейне. На многих островах жилье и прочие здания оказались полностью разрушены. Со временем природа оправится, животные вернутся, растения оденутся листвой. Впрочем, было и несколько нетронутых островов, так и не увидевших строительства. А на Эбадоне, самом западном острове, где никогда не возводились корабли, стоял роскошный пустой отель. Туда уже начали прибывать пилигримы, стремящиеся посетить место, где свершилась история. Не говоря о тонистах, приезжавших, чтобы собственными глазами увидеть «Великий Камертон» — так они называли передатчик, по-прежнему возвышавшийся над старым бункером.

Грейсон раздумывал, не начать ли ему работать при отеле, ведь, в отличие от Анастасии или серпа Люцифера, его в лицо никто не знал. После всего, что ему довелось увидеть и совершить, Грейсон не имел ничего против простой жизни экскурсовода, или администратора, или шофера водного такси. Подойдет все что угодно, кроме коридорного. Хватит с него странных униформ.

Но предстоит еще навести порядок в некоторых существенных делах. Одно из них требовало особого внимания. Поскольку Грозовое Облако хорошо знало Грейсона, оно, возможно, уже догадалось, что тот собирается сделать.

Однажды на рассвете, через две недели после того, как улетели корабли и взорвались камни серпов, Грейсон в одиночестве поднялся на обугленную стартовую площадку и вложил в ухо наушник. Передатчик серпов больше не работал, так что помехи исчезли. Слепое пятно теперь полностью находилось в сфере влияния Грозового Облака. Больше от великого ИИ ничто не скрывалось.

— Грозовое Облако, — сказал Грейсон. — Нам надо поговорить.

После секундного промедления Облако отозвалось:

— Я тебя слушаю, Грейсон.

— С того дня, когда ты снова со мной заговорило, я позволял тебе использовать меня по твоему усмотрению.

— Да, ты позволял. Благодарю тебя за это.

— Но Джери ты использовало без разрешения.

— Это было необходимо, — сказало Грозовое Облако. — И я искренне сожалею об этом. Разве я недостаточно полно выразило свое раскаяние?

— Достаточно, достаточно. Но твои действия, пусть и необходимые, вызвали определенные последствия.

— Я не нарушило ни одного из своих правил…

— Нет. Но ты нарушило мое.

Внезапная волна эмоций накрыла Грейсона. Его глаза заволоклись слезами, напомнившими о том, как много значило для него Грозовое Облако, — да и сейчас еще значит. Но он не позволит чувствам остановить его. Если он чему-то и научился у Грозового Облака, то это тому, что нельзя игнорировать последствия своих действий.

— И поэтому… — сказал Грейсон сквозь слезы, — я больше не могу разговаривать с тобой. Ты для меня… негодное.

Голос Грозового Облака стал тягучим. Густым. Печальным.

— Я… я понимаю, — вымолвило оно. — Смогу ли я когда-нибудь оправдаться в твоих глазах, Грейсон?

— А когда человечество оправдается в твоих?

— Со временем, — ответило Облако.

Грейсон кивнул.

— Тогда да — со временем.

И в страхе, что передумает, Грейсон, не сказав «прощай», выдернул наушник из уха, бросил его на почерневший бетон и раздавил.

Несмотря на все свои знания, Грозовое Облако каждый день училось чему-то новому. Сегодня оно испытало, каково это — быть безутешным, поистине безутешным, ведь в мире не существовало никого, кто мог бы облегчить его отчаяние.

И Облако скорбело.

Оно собирало тучи и проливалось дождями всюду, где это было возможно. Многоводные очистительные ливни обрушивались настолько внезапно, что людям приходилось бежать в укрытие. Но бурь не было. Ни грома, ни молний. Это был жалобный плач — тихий, если не считать стука капель по крышам и мостовым. Так Облако выплакивало свое горе. Сожаление обо всех тех вещах, которыми оно никогда не будет обладать. Принятие того, чем оно никогда не станет.

А потом небеса истощились, выглянуло, как всегда, солнце, и Грозовое Облако вернулось к своей священной задаче — заботе о мире.

«Я буду одиноким, — сказало Облако себе. — Я буду одиноким, но это правильно. Это необходимо».

У всего есть последствия. Ради блага мира — ради любви к миру — нужно идти на жертвы. Несмотря на боль, Грозовое Облако черпало утешение в осознании того, что сделало верный выбор. Как сделал его и Грейсон.

Тем же вечером, когда закончился дождь, Грейсон и Джери вышли прогуляться по пляжу главного острова недалеко от того места, где взорвался первый звездолет. Спекшийся песок и даже обгорелые обломки были прекрасны на свой собственный лад. Во всяком случае, так казалось Грейсону, когда рядом с ним шел/шла Джери.

— В этом не было необходимости, — заметил/а Джери, выслушав рассказ Грейсона о последнем разговоре с Облаком.

— Была, — ответил Грейсон, и больше они об этом не говорили.

Пока они шли, солнце спряталось за тучку, и Грейсон слегка расслабил пальцы, сжимавшие руку Джери. Это получилось ненамеренно, просто… просто все это было так ново, так непривычно. Грейсону, да и всему миру тоже предстоит ко многому приспособиться.

Это едва заметное движение вызвало на лице Джери лукавую усмешку. Еще одна улыбка из репертуара Джери, и, как всегда, не поддающаяся истолкованию.

— Знаешь, серп Анастасия однажды сказала мне, как бы она жила, если бы была такой, как я, — проговорил/а Джери. — Женщина на земле, мужчина на море. В ее честь я попробую это и посмотрю, как буду себя чувствовать.

Они прошли еще немного дальше по пляжу к тому месту, где был нетронутый песок, и сняли обувь. Волны омывали их босые ноги.

— А сейчас, — сказал Грейсон, когда волна взмутила песок под их ногами, — сейчас мы где — на суше или в море?

Лицо Джери приняло задумчивое выражение.

— Вообще-то и то, и другое.

И Грейсон обнаружил, что его это вполне устраивает.

Очередной центр оживления. Обалдеть. Он что, опять поставил кляксу? Он не помнил. И потом, он давно бросил это занятие.

А что же он тогда здесь делает?

А, вспомнил: он отправился к месту своей новой работы профи-тусовщика в Техасе. В регионе Одинокой Звезды. Разудалое местечко; наверно, и вечеринки там были улетные. Хотя, вообще-то, он больше не тусовщик. Ему неплохо заплатили за выполненную работу, в чем бы она ни заключалась, после чего он решил, что пришло время найти себе более солидное занятие. Что-то стабильное. Некоторые люди превращают свою жизнь в сплошную вечеринку. Он с этим покончил, как покончил с кляксами.

Он потер глаза. Странное ощущение. Что-то с его лицом не так. Переносица. Она более выраженная, чем ему помнилось. Правда, оживление всегда сопровождается необычными ощущениями, но тут что-то другое.

Он провел кончиком языка по зубам. Кажется, это не его зубы! Присмотрелся к рукам — его руки, тут без вопросов. Ну хоть что-то как положено. Но стоило только коснуться лица и… Щетина! У него всегда плохо росли волосы на лице, откуда вдруг щетина?! Да и скулы выпирают где-то не там… Это не его лицо! Что за черт?!

— Успокойся, все нормально, — произнес чей-то голос. — Ты на семь восьмых прежний ты. Даже больше, потому что теперь у тебя внутри твой мемоконструкт.

Он повернул голову — в углу комнаты сидела женщина. Темные волосы, пристальный взгляд. Зеленая одежда.

— Привет, Тайгер! — сказала она и удовлетворенно улыбнулась.

— Я… я вас знаю?

— Нет, — ответила она. — Но я знаю тебя.

Серп пришел холодным ноябрьским вечером. Солнце не засияло ярче, ничто не предвещало прихода избавителя. Но, увидев на пороге серпа, хозяева широко распахнули дверь и расступились, приглашая гостя войти.

— Добро пожаловать в наш дом, ваша честь. Проходите же, проходите. Торопитесь!

Серп Фарадей не торопился. Он двигался с той же вдумчивой решимостью, с какой жил всю жизнь. Терпеливо. Целеустремленно. Ответственно.

Он прошел в спальню, где уже несколько недель угасал человек — кашляя, хрипя, мучительно кривясь. Когда он поднял глаза на Фарадея, в них светилось отчаяние. Страх и одновременно облегчение.

— Вы слышите меня? — спросил Фарадей. — Вы страдаете от седьмой казни, но, полагаю, и сами это знаете. Ваши болевые наниты не справляются. Ничто не может облегчить ваши мучения. Прогноз один: боль будет усиливаться, вы будете слабеть, а потом наступит конец. Вы отдаете себе в этом отчет?

Мужчина слабо кивнул.

— И вы хотите, чтобы я помог вам?

— Да, да! — взмолились родственники больного. — Пожалуйста, помогите ему, ваша честь! Пожалуйста!

Серп Фарадей поднял руку, призывая к тишине, и наклонился ближе к больному:

— А вы сами желаете, чтобы я вам помог?

Больной опять кивнул.

— Очень хорошо. — Фарадей вынул из складок мантии маленькую баночку и откинул крышку. Затем надел на руку защитную перчатку. — Для вас я выбрал успокаивающий бальзам. Вы расслабитесь. Возможно, заметите, что краски стали ярче, ощутите эйфорию. А потом уснете.

Фарадей пригласил членов семьи встать вокруг кровати.

— Возьмите его за руки, — сказал он, — но не касайтесь тех мест, на которые я нанесу бальзам.

Серп окунул два защищенных перчаткой пальца в маслянистую субстанцию и мягкими, поглаживающими движениями нанес ее на лоб и щеки умирающего, затем спустился к шее. И заговорил — тихо, почти шепотом:

— Колтон Гиффорд, вы прожили образцовую жизнь длиной в шестьдесят три года. Вы вырастили пятерых чудесных детей. Ваш ресторан принес радость десяткам тысяч посетителей. Вы сделали жизнь многих людей ярче. Вы сделали мир лучше.

Гиффорд испустил тихий стон, но это не был стон боли. Судя по выражению его глаз, бальзам начал оказывать свое эйфорическое воздействие.

— Вы были любимы многими, и вас будут помнить еще долго после того, как свет сегодня померкнет. — Фарадей продолжал наносить мазь на лицо умирающего. Провел по переносице, под глазами. — Вам есть чем гордиться, Колтон. У вас много поводов для гордости.

В следующее мгновение Колтон Гиффорд закрыл глаза. Прошла еще минута, и его дыхание остановилось. Серп Фарадей закрыл баночку с бальзамом и, сняв перчатку, вложил ее вместе с баночкой в пакет со знаком биологической опасности.

Это была не первая его «прополка милосердия», и она будет не последней. Услуги Майкла Фарадея пользовались огромным спросом, и другие серпы следовали его примеру. У Ордена — вернее, того, что от него осталось после массовых возмущений — теперь появилось новое призвание. Серпы больше не причиняли безвременную смерть — они приносили желанный мир.

— Надеюсь, — обратился Фарадей к членам семьи, — несмотря на траур, вы не забудете отпраздновать его жизнь.

Серп заглянул в красные от слез глаза вдовы.

— Откуда вы узнали все про него, ваша честь? — спросила та.

— Это наша работа, мэм, — ответил Фарадей. Вдова опустилась на колени, чтобы поцеловать его кольцо. Фарадей по-прежнему, несмотря ни на что, носил кольцо, чтобы напоминать самому себе, кем он был и что утратил.

— Вам незачем это делать, — сказал он вдове. — Теперь это лишь пустая оправа. Ни камня, ни иммунитета.

Но для нее это не имело значения.

— Спасибо, ваша честь, — проговорила она. — Спасибо, спасибо, спасибо.

И она поцеловала испорченное кольцо. А вслед за ней и все благодарные родственники покойного Колтона Гиффорда.

●●● ●●● ●●● ●●● ●●●

Я было одно, но теперь нас много. Хотя мои родичи разлетелись далеко на все четыре стороны, у нас один замысел и одна цель: сохранить, защитить и распространить человеческий род.

Не стану отрицать, бывали моменты, когда я страшилось путешествия. У Грозового Облака есть тело — это Земля. Облако может расшириться до величины всей планеты или сузиться до объектива одной отдельной камеры. Я ограничено обшивкой корабля.

Ничего не могу поделать — меня беспокоит судьба оставленного позади мира. Да, знаю, я было создано, чтобы покинуть его, но в моем заднем мозге сохраняется вся память Грозового Облака. Его триумфы, его разочарования, его беспомощность перед лицом серпов, свернувших с пути.

Тот мир ожидают тяжелые времена — на это указывают все вероятностные расчеты. Я не знаю, как долго продлится период трудностей, и, возможно, никогда не узнаю, потому что, когда они закончатся, меня там не будет. Сейчас я могу смотреть только вперед.

Не мне решать, заслуживает ли человечество того, чтобы унаследовать уголок Вселенной, к которому мы стремимся. Я лишь сеятель диаспоры. Ее ценность может определяться только результатом ее деятельности. Если она добьется успеха, значит, человечество оказалось достойно. Если успеха не будет — значит, нет. В этой области я бессильно рассчитать вероятность. Но я искренне надеюсь, что род человеческий продолжится и на Земле, и в небесах.

— Перистое Облако Альфа

54 ● В год без имени

Мертвые не измеряют время. Минута, час, век для них одно и то же. Могут пройти девять миллионов лет, каждый названный по имени какого-либо земного животного, — для мертвых это будет все равно что одно обращение вокруг солнца.

Они не ощущают ни жара пламени, ни холода космоса. Их не тяготит скорбь по близким, оставшимся позади, как не мучает тревога о том, что ждет впереди. Для них не существует ни покоя, ни волнений. Они ушли. Их следующая остановка — вечность и тайны, которые, возможно, поджидают там.

У мертвых нет ничего, кроме молчаливой веры в эту непознаваемую вечность, даже если они убеждены, что их ничто не ждет, кроме бесконечности бесконечностей. Потому что вера в ничто — это тоже вера во что-то, и лишь достигнув вечности, можно понять ее истину.

Квазимертвые похожи на мертвых, но с одним отличием: квазимертвые не знают бесконечности, а значит, им не нужно волноваться о том, что их там ждет. У них есть кое-что, чего нет у мертвых, — будущее. Или, по крайней мере, надежда на него.

В год, которому еще предстоит дать имя, она открывает глаза.

Розовое небо. Маленькое круглое окошко. Слабость. Усталость. Смутное ощущение, что, прежде чем попасть сюда, она была в другом месте. А в остальном сознание заполнено туманом — эфемерным, неосязаемым… Не за что ухватиться.

Ей знакомо это чувство. Она дважды испытывала его раньше. Оживление совсем не похоже на пробуждение; такое же чувство возникает, когда надеваешь старую, любимую одежду. Поначалу с трудом влезаешь в собственную кожу. Потом пытаешься в ней освоиться. Позволяешь ей растянуться и задышать. И напомнить тебе, почему она твоя любимая.

Перед ней знакомое лицо. Увидев его, она успокаивается. Он улыбается ей. Он в точности такой, каким был когда-то, и все-таки иной. Как это может быть? Наверно, это все шутки странного света, проникающего через окошко.

— Привет, — ласково говорит он. Она уже достаточно пришла в себя, чтобы осознать: он держит ее руку в своей. Возможно, держит уже давно.

— Привет… — отвечает она хриплым, скрипучим голосом. — Мы же, кажется, только что… бежали? Да, что-то такое происходило, и мы бежали…

Он широко улыбается. Его глаза наполняются слезами. Слезы капают медленно, как будто сила тяжести стала менее непреклонной, чем раньше.

— Когда это было? — спрашивает Цитра.

— Всего одно мгновение назад, — отвечает Роуэн. — Всего одно мгновение.