Как-то мы с несколькими товарищами по партии, обсуждая вопрос о пособиях по марксистской философии, пришли к выводу, что все существующие учебники никуда не годны. Более того — сомнительно, что сейчас возможно написать такой учебник и что в этом вообще есть необходимость. В одном документе, где излагалась общая концепция изучения марксистской теории на семинарах, я писал:
«Ленин, работая над Гегелем, отмечал у того мысль, что знание развивается по спирали. Это очень важное положение должно применяться и для изучения марксистской теории. Ведь действительно за всё время существования этой теории не написано ни одного стоящего учебника или „курса“, которые бы излагали всё марксистское учение „в общих чертах“ или подробно в последовательном порядке. Есть множество хорошей марксистской литературы — как старой, так и новой,— есть также, например, неплохие упрощённые пересказы „Капитала“, но учебники и курсы по марксизму „в целом“ убивают живую мысль, и их использование является не самым лучшим способом изучения марксизма».
На мой взгляд, подход когда мы в ходе изучения снова возвращаемся к тем же вопросам, но уже на более высоком уровне сложности, гегелевско-ленинская «спираль» — наиболее адекватная форма освоения марксистского метода.
В качестве учебника, где излагаются начала марксистской философии, часто используется «Анти-Дюринг» Энгельса. Но с этой книгой как с учебником именно по диалектике есть некоторые проблемы. Вопрос о том, что есть диалектика, раскрыт там довольно скупо; но, как правило, читателями пропускается и то, что там написано по этому вопросу, поскольку эта тема там сфокусирована на «трёх законах диалектики». В итоге читателю не совсем понятно, что собственно есть закон диалектики как таковой (при этом у него в голове даже самого этого вопроса не возникает). Кроме того, содержание книги многими толкуется так, что законов диалектики всего три. В действительности же Энгельс просто выделил самые важные законы. Изучение диалектики, таким образом, часто сводится к зазубриванию «трёх законов» без понимания того, что они есть сами по себе, и без изучения базовых моментов. Сам Энгельс, который вместе с Марксом и разработал метод материалистической диалектики, имел, разумеется, гораздо более глубокое её понимание — достаточно внимательно почитать его «Диалектику природы». Кроме того, позднее в письмах он сам признавал, что сильно упрощал в ряде своих работ изложение философских вопросов. Также следует учитывать, что «Анти-Дюринг» писался в эпоху, когда Гегель оказался забыт и мало кем понимался (в 40‑е годы, когда Марксом и Энгельсом были написаны наиболее важные философские тексты, ситуация была в этом плане совершенно иной). В 70‑е — 80‑е годы 19 века были популярны третьесортные позитивистские философы. Наконец, тот факт, что Энгельс был вынужден писать объёмный полемический текст против такого «мыслителя», как Дюринг, сам по себе уже достаточно характеризует философский уровень эпохи. И Энгельс был вынужден с этим уровнем считаться.
Задача данного текста — это введение в диалектику, т. е. главным образом объяснение, что есть материалистическая диалектика как таковая, и разъяснение самых базовых её понятий, таких как бытие, противоречие, что есть категории и т. д. Это делается на философском историческом материале, т. е. категории и понятия вводятся так, как это происходило в реальной истории греческой философии, в соответствии с внутренней логикой её развития. Этот небольшой текст ни в коем случае не является очерком по истории ранней греческой философии. Философы тут рассматриваются лишь с точки зрения их вклада в развитие диалектики. Это не начало какого-нибудь линейного курса по марксистской диалектике. Как указано выше, автор критически относится к подобного рода «курсам». Так что это не введение, а скорее «погружение» в материалистическую диалектику.
Историю философии Ленин поставил на первое место в числе тех областей знания, из которых должна сложиться теория познания и диалектика.[1] Это очень важное и верное положение. В данном тексте речь пойдёт о конкретном применении этого принципа, когда определённый период истории философии связывается с определённым же уровнем развёртывания категорий диалектики.
Надо сказать, что учения досократиков[2], как и наследие античной мысли вообще, открывают богатые возможности для развития самого марксизма через анализ этого наследия. Это огромное непаханое поле для работы. Тем более, сейчас эта работа упрощается (но и в определённом роде усложняется) тем, что к настоящему моменту в наличии имеется много материала в виде критических изданий первоисточников множества античных текстов, фактологических и филологических комментариев. Исследовательская академическая наука не стоит на месте, и со времён некогда канонического издания ранних греческих философов Германа Дильса она продвинулась далеко вперёд. Однако на настоящий момент стоящих марксистских текстов об античной философии настолько мало, что их можно сосчитать на пальцах одной руки.
Такая ситуация сложилась по нескольким причинам. Маркс был просто влюблён в античность, в особенности — в греческую. В молодости, ещё будучи идеалистом и гегельянцем, он написал в качестве докторской диссертации работу «Различие между натурфилософией Демокрита и натурфилософией Эпикура». Эта работа представляет немалый интерес как своей концепцией в целом, так и анализом учения Эпикура, но о Демокрите в ней написано крайне скупо. Этот текст Маркс рассматривал как часть серии работ на тему эллинистической философии, где бы анализировалось осмысление эллинистическими философами учений ранней греческой философии. Продолжить и развить этот план было бы интересно и сейчас, но всё же эллинистическая философия — это другая тема, как бы не была она продуктивна сама по себе. В более зрелые годы в философском плане наиболее актуальной задачей для Маркса была материалистическая критика Гегеля и разработка метода материалистической диалектики, прежде всего, на этой основе. Но и тут Маркс успел сделать далеко не всё, что планировал. Тем не менее, влияние на Маркса греческой философии, как и всего классического античного наследия, было огромным в течение всей его жизни.
Из классиков марксизма что-то значимое по античной философии нам оставил только Ленин. Его «Философские тетради», несмотря на то, что это не более чем конспекты с комментариями, в содержательном плане являются очень значимым текстом по марксистской диалектике, который впоследствии оказал огромное влияние на её дальнейшее развитие. Эти ленинские тексты содержат, в том числе, некоторое количество ценных мыслей и по античной философии, включая раннюю.
Но среди законченных марксистских текстов я в первую очередь хочу отметить книгу Л. К. Науменко «Монизм как принцип диалектической логики», изданную в 1968 году. Как и в данной статье, в книге Науменко античная философия служит материалом для изложения и анализа ряда принципов диалектики. Первая часть этой книги, которая посвящена греческой философии — вообще лучшее, что написано в марксистской литературе на эту тему.
Но почему собственно именно ранние греческие философы? Я ни в коем случае не собираюсь доказывать, что они были «стихийными марксистами» или что-то вроде того — хотя, конечно, они были материалистами и диалектиками. Дело в другом. В том числе тут, конечно же, не лишена правоты гегелевская идея о совпадении развития философской мысли с порядком развёртывания категорий диалектики. Гегель, правда, часто подгонял исторические факты под заранее подготовленные схемы. Но надо понимать, что такие вещи в истории во многом условны. Тем не менее, для меня несомненно, что самый ранний период развития греческой мысли — это идеальный материал для изложения именно основ материалистической диалектики. Правда, тут нужно сделать важное уточнение.
После элейцев наступает принципиально новый этап в развитии греческой философии, связанный с именами Эмпедокла, Анаксагора, Левкиппа и Демокрита. Это, безусловно, очень значимые фигуры греческой философии. Но они отказываются от большинства наиболее важных достижений предшествующей диалектической мысли. Это исторически обусловленный шаг назад, который проложит новые пути развития диалектики. Поставленные поздними досократиками вопросы о случайности и необходимости, о диалектике единого и многого, их гносеологические подходы — всё это будет развито уже на другом уровне, следующими поколениями философов. Но это в основном уже выходит за рамки рассматриваемой здесь темы, касающейся самых основ диалектики. Применительно к теме начал диалектики, для нас важен в первую очередь период от милетцев до элейцев включительно. Нельзя не отметить, что среди этого ряда философов выделяются величественные фигуры Гераклита и Парменида.
Ранние греческие философы обладают неким преимуществом, которое проистекает во многом именно из неразвитости и даже примитивности их взгляда. Позднейшим философам, да и нам сейчас, трудно так мыслить. Для этого приходится прикладывать куда большие усилия. То, что часто у позднейших философов было результатом сложной рефлексии, у ранних греческих философов понималось как нечто само собой разумеющееся. Как верно отмечал Ильенков:
«Весьма характерно, что самое наличие таких законов, одинаково управляющих и космосом и „душой“, для первых мыслителей является чем-то само собой разумеющимся, столь же самоочевидным, как и существование окружающего мира… Поскольку философия выступает здесь именно как теоретическое мышление вообще, она, естественно, и принимает эту предпосылку как само собой разумеющуюся предпосылку, как необходимое условие самой себя, как „безусловное условие“ самой возможности теоретического мышления. Именно поэтому философия и противопоставляет себя религиозно-мифологическому миропониманию, с одной стороны, как стихийный материализм, а с другой стороны, как столь же стихийная диалектика. Материализм и диалектика тут неотделимы друг от друга, составляя, по существу, лишь два аспекта одной и той же позиции — позиции „мыслящего рассмотрения предметов“, позиция теоретического мышления вообще, а тем самым — и философии, которая тут вообще себя ещё от теоретического мышления не отличает, тем более — не противопоставляет себя ему»[3].
Но есть также другая причина этого сочетания научного прорыва с элементами архаики. Позднейшая мысль (в особенности Нового времени, когда наступил качественно новый этап развития диалектики), так или иначе, исходит из раскола субъекта и объекта, их отделения. Прохождение этой огромной исторической эпохи и этапа философского развития неизбежно, чтобы двигаться дальше. Гегель изобразил это движение в «Феноменологии духа» как отчуждение и снятие этого отчуждения. Маркс переработал и подверг критическому анализу эти мысли Гегеля в «Экономико-философских рукописях 1844 года».
Но нас тут интересует более ранний этап развития общественного сознания, когда раскол субъекта и объекта ещё не препятствовал целостному восприятию мира. Феномен отчуждения в эту эпоху — эпоху классического греческого полиса — проявлялся в минимальной степени, несмотря на существование классов и государства. Впрочем, на тему социальных причин расцвета культуры, науки и т. д. в греческом полисе существует богатая и содержательная литература (в том числе Маркс в знаменитом «Введении» сформулировал ряд фундаментальных выводов по этим вопросам). Мы тут не будем в это углубляться. Целостное восприятие мира для ранних греческих философов есть нечто самоочевидное и естественное. Это непосредственное, наивное восприятие — и в этом смысле оно архаично. Но тут есть и великое преимущество. В конечном счёте, такое восприятие по своим основным чертам совпадает с позицией материалистической диалектики. Правда марксистская диалектика есть итог анализа не только всей предшествующей философской мысли, но прежде всего итог изучения исторического развития, смены формаций, развития производительных сил, выводов естественных наук и т. д. Иными словами, диалектика марксизма родилась на совершенно другом уровне научного и исторического развития. Поэтому, как бы ни были близки мысли ранних греческих мыслителей современной материалистической диалектике, записывать Анаксимандра или Гераклита в марксисты было бы нелепостью.
Но это целостное восприятие мира утрачивается уже в классический период развития греческой философии. Возьмём, например, Аристотеля, в структуре мышления которого разделение субъекта и объекта проступает очень отчётливо. У Аристотеля вот субъект, а вот объект (природа, мир). Субъект изучает мир как нечто внешнее с помощью логики, понимаемой как инструмент.
Диалектический подход совершенно иной. Если мы исходим из непосредственного единства субъекта и объекта, то субъект — это всего лишь часть природы, а законы мышления совпадают с законами развития объективного мира. А это ведь и есть правильное понимание диалектики — не как набора приёмчиков для понимания внешней реальности, а как закона, по которому развиваются и человеческое мышление, и природа. А мышление, разум — это ведь и есть высшая форма развития материи. Аристотель же пытается всячески отделить логику от онтологии. К счастью, у него это не всегда получается. Скажем, логический трактат «Категории» является также важнейшей частью аристотелевской онтологии. И такие «непоследовательности» у Аристотеля как раз наиболее интересны. Это отмечал ещё Ленин.
Л. К. Науменко так описывает «онтогносеологию» ранних греческих философов:
«Древних вообще мало интересует вопрос об отношении познания к предмету. Это отношение не фиксируется ими как некая самостоятельная проблема. Их интересует лишь отношение предмета к самому себе. Что же касается познавательного отношения, то оно лишь выражает и актуализирует эту предметную логику. Субъект не выделен из мира и не противопоставлен ему в своей исключительности (и притом так, что весь остальной мир для него есть лишь „предмет“, как это имеет место в новоевропейской философии). Субъект у древних находится в том же измерении, что и „предмет“. Подлинным субъектом является лишь мир в его целом. Поэтому и отношение теоретического субъекта к „предмету“ выглядит как частный случай отношения мира к самому себе. Рационально понятое теоретическое отношение познания к предмету есть предметное отношение действительности. Структура познавательного отношения сполна сводится к структуре реальности и выражается через предметные категории. Теория действительности здесь всегда поэтому рассматривается как внутреннее основание теории познания»[4].
В контексте субъектно-объектного отношения тут ещё интересен и способ изложения у ранних философов. Они как бы говорят не от собственного имени, а лишь служат голосом объективной действительности, голосом природы. Кстати, природу («фьюсис») они понимали не как нечто сугубо физическое в духе вульгарного материализма. В той или иной степени у философов этой эпохи явно присутствует тенденция к пантеизму. Пантеизм рассматривает мышление как свойство объективного мира, который материален. Эта верная мысль у греков проступает часто в религиозной оболочке, иногда с элементами фантастических выдумок.
Досократики при этом являлись ярыми противниками старой политеистической народной религии. Они даже атакуют такие авторитетные фигуры, как Гомер и Гесиод. Для них то, как изображаются божества у этих поэтов, чьё поведение далеко от каких-либо нравственных идеалов, является проявлением хаоса, неразумия.
Ксенофан метко вскрывает и истоки таких религиозных представлений:
«Если бы руки имели быки и львы или <кони,>
Чтоб рисовать руками, творить изваянья, как люди,
Кони б тогда на коней, а быки на быков бы похожих
Образы рисовали богов и тела их ваяли,
Точно такими, каков у каждого собственный облик»[5].
Космосу и гармонии, по их мнению, больше отвечает монотеизм или даже пантеизм. Так что диалектика на первых этапах своего развития прокладывает себе путь в борьбе с… Гомером.