Начала материалистической диалектики на материале ранней греческой философии

Элейская школа — одно из самых значительных явлений в античной философии по своей исторической роли и влиянию. Для истории диалектики она имеет не меньшее значение, чем Гераклит, но не столько своим положительным учением, сколько постановкой вопросов. Формулирование этих вопросов — о бытии и небытии, об отношении бытия к мышлению, о множестве и движении и т. д.— изменило характер греческой философии, дальнейший ход её развития, дало импульс для теоретических поисков различным её школам и направлениям.

Ксенофан

Ксенофана Колофонского одни исследователи относят к предшественникам элейской школы, другие считают его первым её представителем. Во всяком случае, одно из ключевых положений элейцев сформулировал уже Ксенофан. Если нечто есть, то оно не могло возникнуть. Появление того, чего ранее не было, означает рождение сущего из несущего, что невозможно. Эта логика ляжет в основу учения Парменида о бытии. Что касается Ксенофана, то он этим тезисом обосновывает вечность бога. Он также логически обосновывает, что бог один, бесконечен и совпадает со Вселенной, со всем универсумом. Ксенофан, таким образом,— последовательный пантеист, и местами его аргументация совпадает с аргументацией Спинозы. Но мы также можем видеть разницу между пантеизмом Спинозы с одной стороны и пантеизмом Ксенофана и вообще ранней греческой философии с другой. Учение Спинозы выражено в категориях и основано на логическом понимании их отношений. Мышление и протяжение — это не две разные субстанции, а атрибуты единой субстанции. Ранние греческие философы понимают эти моменты более непосредственно. Мысль Ксенофана идёт абсолютно в том же направлении, что и мысль Спинозы, но более архаичным путём. И эта архаичность видна также в том, что идеальное и материальное ещё не дифференцированы в учениях досократиков, тем более не выработаны соответствующие понятия. Как писал Ф. Кессиди в своей замечательной работе «От мифа к логосу»:

Пантеизм — это часто мост от религии к атеизму либо прямо атеизм, скрытый за теологическими понятиями. Но нам тут важно, какие выводы следуют из пантеистической позиции для логики и онтологии. Если бог на тот или иной манер понимается как разум, то, как учил Спиноза, мышление является атрибутом материального мира («субстанции»). Из этого, в свою очередь, следует понимание отношения мышления и бытия как моментов одного целого, а не как двух разных субстанций. Впрочем, эти вопросы начнут решаться уже в новое время, начиная со Спинозы, и в особенности в гегелевской диалектике субъекта и объекта, которую переработает Маркс в материалистическом духе. В греческой философии эти вопросы ещё не могли быть решены. Это могло быть сделано только на основе более богатого историко-социального опыта, накопленного человечеством.

Парменид

Прежде чем разбирать собственно учение Парменида, надо отметить один ключевой момент для истории философии, связанный с ним. Парменид не просто излагает своё представление о мире как предшествующие мыслители, но последовательно логически доказывает каждое своё утверждение. Это было революционное новшество в философии. При этом он так же, как большинство ранних греческих философов, говорит не от своего имени, а вещает от имени объективной действительности. В своей поэме он излагает своё учение устами богини.

Парменид заложил начало спекулятивного мышления. Есть даже мнение, что он первый философ. Парменид — последовательный рационалист. Прийти к истине можно только с помощью разума, логических выводов, эмпирические данные надо полностью игнорировать. Несмотря на идеалистический «уклон» такого подхода, это был очень важный шаг для развития диалектики.

Однако у Парменида отсутствует ещё собственно логика в полном смысле, т. е. мышление о мышлении. Он мыслит о бытии, но не даёт какого-либо анализа своего спекулятивного метода. Но именно такой подход — рационализм без критики разума — и является источником многих слабых мест философии Парменида. Впрочем, в историческом контексте эти слабые места выступят скорее как сильные.

Парменид, рассматривая предмет, последовательно держится закона запрета противоречия, т. е. придерживается рассудочной (формальной) логики. Но вся система Парменида как раз и показывает ограниченность формальной логики и тем самым пролагает путь диалектике. Парменид — великий диалектик, в том числе и благодаря своим антидиалектическим тенденциям.

Именно с элейцев и в особенности с Парменида греческая философия начинает изъясняться категориями, а не образами или метафорами. Но, как и в целом о логике, о категориях у Парменида также нет какой-либо рефлексии. Лишь Аристотель, у которого сложится обширная категориальная структура, создаст своё учение о категориях и напишет соответствующий трактат.

«Одно и то же — мышление и то, о чём мысль»[36]. Тут мы видим то же понимание диалектики субъекта и объекта, что и у ионийцев, но более глубокое и чётко сформулированное. Но Парменид не развивает цепочки следующих отсюда выводов: что мышление и объективный мир подчиняются одним и тем же законам, что мыслящий субъект сам часть этого мира, этой «тотальности», что поэтому совершаемый им акт мышления — это также мышление о самом себе в этом мире и что частью этого мышления является мышление о мышлении. Рационализм Парменида не достигает уровня постановки вопроса о критике самого разума.

«Мыслить и быть — одно и то же» — хотя контекст разный, напрашивается сравнение с cogito ergo sum… По этому поводу можно сказать следующее. Для греков (во всяком случае, раннего и классического периодов) нечто субъективное не могло быть основой построения философской системы. Это было совершенно чуждо их мышлению. У Парменида имеется в виду не «моё мышление», а мышление любого человека, человека вообще, тут не происходит строительства каких-то концептов вокруг «Я». В ту эпоху не могло возникнуть философской системы в духе Декарта или Фихте. Что касается софистов, которые отталкивались от субъекта, то и по итогу у них получалось лишь сугубо субъективное т. е. собственно вокруг «Я» они и ничего и не выстраивали, никакой онтологии, «системы» и т. п.

Философская поэма Парменида состоит из пролога и двух частей: «Путь истины» и «Путь мнения (доксы)». Часть про путь истины дошла в значительных по объёму отрывках, а из «Пути мнения» — лишь незначительные фрагменты. Собственно, в «Пути истины» Парменид и излагает своё учение о бытии, а в «Пути мнения» содержится натурфилософское учение о мире, где Парменид заимствует некоторые положения у других философов. В качестве «начал» там выступают огонь и земля, свет и тьма. В контексте данной работы содержание второй части парменидовской поэмы рассматривать не имеет особого смысла, хотя в других отношениях (в том числе и относительно некоторых вопросов диалектики) она представляет интерес.

Мнение по-гречески — «докса». Это важное понятие в греческой философии. Чтобы смысл этого понятия был более ясен, его условно можно обозначить как «частное мнение». Докса может и совпадать с истиной, но даже в этом случае оно остаётся мнением, чей статус всё равно ниже, чем у истины (тут также, чтобы передать точнее смысл, можно сформулировать «объективной истины»). Подход Парменида тут, кстати, абсолютно идентичен тому, как Гераклит противопоставляет Логос и тех, кто ему не следует. Но у Парменида в этом противопоставлении на первый план выходит противоположность рационалистического метода (который ведёт, соответственно, к истине) и эмпирического (который соответствует доксе).

Но как первая часть поэмы соотносится со второй? И зачем вообще вторая? Полного ответа на этот вопрос нет. Очевидно лишь то, что Парменид не отрицал реальности, которую мы воспринимаем чувствами, и зафиксировал, что она противоречит логическим выводам разума и поэтому, видимо, имеет некий более низкий статус.

Суть размышлений Парменида такова. Главный тезис, из которого вырастает вся его система: «Бытие есть, небытия нет» (бытие — «то, что есть» буквально в тексте).

Мысль и бытие — одно и то же, но нельзя мыслить ни о чём, следовательно, небытия нет. Бытие не могло возникнуть из небытия, т. к. из ничего ничего не происходит. Невозможны движение и возникновение, исчезновение и изменения, т. к. всё это подразумевает небытие, которого по Пармениду нет.

Если мыслить непротиворечивую действительность, то движение и множество невозможны. Отсюда также следует, что времени нет, ибо прошлое означало бы небытие. Есть лишь настоящий миг, в точности как в советской песне:

По Пармениду существует, таким образом, только единое Бытие, которое не имеет различий внутри себя, сплошное — в нём нет никакого движения и изменения. Парменид пишет также, что оно имеет форму шара, но это явно метафора, показывающая совершенность, завершённость бытия.

Таким образом, Парменид логически приходит к абсурдным выводам, что в мире существует лишь такое абстрактное бытие.

Проблема в том, что логика Парменида построена на неприятии противоречия, и, последовательно её применяя, он лишь обнажил ограниченность такой логики. Но даже с точки зрения логики, которая всюду должна избегать противоречия, Парменид, сам того не замечая, допускает противоречие в своём ключевом тезисе. Утверждая, что «небытия нет» т. е. несуществование небытия, небытие небытия, Парменид признаёт наличие небытия.

Но, поставив и заострив вопрос о бытии и небытии, Парменид дал мощный толчок развитию диалектической мысли. Заслуга Парменида в том, что он выявил противоречие между логикой и реальной, эмпирической действительностью.

Истинная суть проблемы в том, что бытие действительно не существует как нечто отдельное, как некая субстанция, граничащая с бытием, но оно существует внутри бытия. Небытие — это граница вещей, не только пространственная, но прежде всего логическая. Стул — это небытие стола, яблоко — небытие автомобиля. Изменение, движение — это исчезновение одного и возникновение другого, т. е. это также происходит через небытие.

Уже у Платона в диалоге «Софист» даётся достаточно глубокое изложение диалектики бытия и небытия, и в общих чертах даётся ответ на вопрос Парменида о небытии.

Но ещё более отчётливо диалектика бытия и небытия становится понятна при анализе апорий Зенона, ученика Парменида.

Апории Зенона

Зенон сформулировал множество т. н. апорий, которые должны доказать истинность положений Парменида. Апории — буквально отсутствие поры, прохода, логический тупик. Зенон начинает с допущения правоты позиции противников Парменида и далее, логически развивая их тезис, приводит его к непримиримым противоречиям и, таким образом, демонстрирует его абсолютную ложность. Но именно такое вскрытие противоречий, ставит вопрос об их диалектическом разрешении. Зенон этого не делает, он прокладывает логический путь к этому. Большинство апорий Зенона посвящено доказательству невозможности множества и движения. Но, также как и Парменид, Зенон не отрицал чувственную достоверность движения и множества. В «Философских тетрадях» возле гегелевской цитаты по этому поводу Ленин делает вывод:

Это, по существу, главный вопрос элейской школы. Сама постановка этого вопроса — один из ключевых моментов в истории развития диалектики.

Апории против множества построены на том, что при бесконечно делении мы получим элемент, не имеющий величины. И если прибавлять к одному элементу, не имеющему величину, другой элемент, не имеющий величины, то никакого прибавления не получается. Сложение нулей не даёт величины. Оставим в данном случае позиции современной физики о характеристике известных сейчас науке мельчайших частиц, чтобы рассмотреть данную апорию именно с логической стороны. В случае, если при бесконечном делении мы не получаем частиц без размера, тогда вся апория не имеет смысла. Поэтому тут стоит рассмотреть апорию о множестве именно в той постановке вопроса, как его обозначил Зенон. Дело в том, что материя не делится, как пирог. По мере углубления в материю мы находим на каждом уровне рассмотрения качественно разные частицы, которые не являются простым сложением более мелких частиц, а представляют собой качественно новые сущности. Например, атом — это не просто сумма протонов, нейтронов и электронов, а некая новая субстанция, существующая по своим собственным законам, нечто качественно иное. Иными словами, на каждом уровне мы видим действие закона перехода количества в качество. Таким образом, следуя Зенону, предположим самые мельчайшие частицы без размера и массы. Но ошибка Зенона состоит в том, что он просто складывает эти частицы механически. Но материя так устроена, что тут действует не просто сложение, а образование на каждом уровне качественно иных частиц из частиц низшего уровня. Таким образом, «нулевые» частицы, соединяясь, взаимодействуя особым образом, могут образовывать новые частицы, которые обладают новыми качествами. И среди этих новых качеств могут быть и размер, и масса. Сущность новой частицы, её «логос» не вытекает из простого механического прибавления нулевых частиц. Происходит переход количества (не количества размера частиц, а самих частиц) в качество. Конечно, в эпоху Зенона не было никаких научных данных о строении материи, и это в том числе объясняет его представление о делении материи подобно пирогу. Но нас тут интересовал сугубо логический подход Зенона.

Приведём одну из самых известных апорий против движения. Летящая стрела неподвижна, так как в каждый момент времени она занимает равное себе положение, то есть покоится; поскольку она покоится в каждый момент времени, то она покоится во все моменты времени, то есть не существует момента времени, в котором стрела совершает движение.[41]

Уже Аристотель пытался разрешить эту апорию лишь через вопрос дискретности — недискретности времени и пространства. Это важный аспект этой проблемы, но сам по себе он не решает её с логической стороны и больше представляет естественнонаучный интерес. В контексте вопроса о диалектике тут необходима постановка вопроса на более фундаментальном уровне.

Диалектическое решение вопроса заключается в том, что стрела в каждый данный момент времени и находится, и не находится в определённом месте. В этом и есть суть движения. Движение — это противоречие само по себе. И тут наиболее ясна разница между диалектикой и формальной логикой.

Ленин:

Также Гегель:

В самом содержании своих апорий Зенон не выходит за пределы теории Парменида, но в методе доказательств он делает важный шаг вперёд в развитии диалектики. Ложность тезиса доказывается имманентно, движением его собственных определений. Самодвижение предмета, развитие его внутренних противоречий — ввиду того, что эти ключевые принципы диалектики впервые так отчётливо проступают в мышлении Зенона, Гегель называет его «родоначальником подлинно объективной диалектики»: