Атомизм

Демокрит по объёму научного наследия и разнообразию разработанных им тем вполне сравним с Аристотелем. Но от него до нас дошли лишь фрагменты и сообщения доксографов. Как философы, Демокрит и Аристотель — это фигуры всё же очень разной величины. Демокрит обладал широким кругозором, смелой мыслью, но его научные достижения несравнимы с научными прорывами Стагирита.

Атомизм, как и учения Эмпедокла и Анаксагора,— это тоже попытка разрешить антиномии элеатов. Это последовательно материалистическое учение, которое при этом учитывает логику элеатов и опирается на неё, но признает также и окружающий нас мир, и множественность, и в определённой степени изменения. Если быть точнее, то не просто признаёт (т. к. по существу признавали и элеаты), а даёт попытку выразить его в понятиях. В понятиях атома и пустоты.

Левкипп (для темы данной статьи не имеет значения, реальная ли это личность или псевдоним Демокрита) держится элейских положений о нераздельности бытия. Возникновение и уничтожение в буквальном смысле невозможны. Единое не может стать множественным и наоборот — то, что состоит из скопления атомов, для атомистов не является единым. Разница в позиции Левкиппа и элеатов в том, что: 1) Левкипп применяет эти положения не ко всему бытию, а к атому; 2) признаёт пустое пространство между атомами, которое, по сути, является у атомистов небытием. «Пустота не есть бытие, но она существует» (к этому парадоксу можно вспомнить сам себя отрицающий парменидовский тезис «Небытия нет»). При этом по Левкиппу всё, что обладает действительным существованием — вещественно.

Атомизм — это довольно последовательный механистический материализм. Там нет подлинного возникновения и уничтожения, нет изменения. Атомы обладают свойствами парменидовского бытия. Изменения и разнообразие мира, которое мы видим,— это продукт перемещения неизменных атомов. Такие перегруппировки атомов, конечно, нельзя назвать подлинными изменениями.

Важное условие перемещения атомов у атомистов — это пустота, которая, по сути, в их учении является небытием (существование которого отрицал Парменид).

«…Есть лишь атомы и пустота».

У Демокрита присутствует разделение, сущности и явления у вещей. Но в данном случае это нельзя признать положительным достижением атомистической мысли, поскольку как таковой индивидуальной сущности в атомистической системе у вещи нет. Сущность всех вещей одна и та же — атомы и пустота (тут, кстати, Демокрит в определённой степени возвращается к монизму, объяснению мира из единого принципа). Существование самой индивидуальной вещи эфемерно.

В связи с тем, что сказано нами выше о «цикличности» в греческой философии, нужно отметить, что Демокрит отказывается от циклического понимания времени, характерного для большинства греческих философов. Но его точка зрения ещё дальше от диалектики, чем одинаково повторяющиеся мировые циклы более древних авторов. Демокрит не переходит на точку зрения прогрессивного времени, как у Гегеля. У философа из Абдер нет ни прогресса, ни регресса в историко-логическом смысле, есть просто перемещения атомов.

У атомистов мы так же, как у Анаксагора и Эмпедокла, видим отход от достижений в диалектике предшествующих школ. На поставленные Парменидом проблемы ответ атомистов — это метафизический материализм. Парменид вплотную подвёл своей постановкой вопроса к возможности выработки развёрнутой диалектики бытия и небытия, перехода одного в другое. Атомисты же просто отделили в пространстве бытие и небытие (т. е. атомы и пустоту). Они не переходят друг в друга, а существуют рядом друг с другом. Л. К. Науменко объясняет, почему атомисты не готовы были дать подлинно диалектический ответ на поставленные элеатами вопросы:

«Определённым бытие может быть постольку, поскольку оно берётся на фоне небытия, поскольку это небытие существует и определённость бытия фиксируется его границей с небытием, его отрицанием. Эта граница может быть только внешней, так как, будучи внутренней границей бытия, она попросту упразднила бы его. Ведь имманентное тождество бытия и небытия, внутреннее отрицание возможно лишь при условии его определённого характера, что в свою очередь предполагает более богатое, более развёрнутое определение самого бытия. Внутренняя граница не может быть проведена, так как отсутствует общая основа для противоположных определений бытия и небытия, в которой и была бы проведена их граница. Но других определений греческая философия ещё не знает. Остаётся внешняя граница, но и она предполагает некую общую основу. Этой внешней основой, выражающей условия построения логической модели мира, служит у Демокрита пространство. Определённость бытия есть его отграниченность от небытия в пространстве. На почве этой категории бытие интерпретируется уже как „полное“, а небытие как „пустое“»[48].

Этот переход от монистической традиции ранних досократиков к рассмотрению мира как множества был, тем не менее, необходимым этапом в развитии диалектики. Гегель следующим образом изображает этот переход в «Науке логики». «Для-себя-бытие» — это отношение бытия к самому себе через отношение к другому. «Для-себя-бытие» — это «одно», которое, в свою очередь, через отталкивание порождает множество. Внутри множества действует не только отталкивание, но и притяжение. В этой конструкции Гегеля много искусственного и надуманного. В соответствующих главах «Науки логики» Гегель рассматривает и атомистов и делает ряд нападок на них, далеко не всегда справедливых. Но основной ход мысли Гегеля всё же верен. Маркс в «Капитале» следует аналогичной структуре анализа предмета, когда он от рассмотрения «капитала вообще» переходит на уровень взаимодействия многих капиталов. Но в сформулированном Марксом плане его экономической работы заключительным разделом должен быть мировой рынок, понимаемый как единый организм. Впрочем, уже при рассмотрении кредита это множество капиталов приобретает черты некоторого единства.[49] В отличие от Гегеля и Маркса, Демокрит понимает это множество крайне механистическим образом, поэтому и останавливается на нём и не переходит к новому единству, тотальности.

Без рассмотрения мира как множества, которое в античной философии наиболее последовательно сформулировано у атомистов, невозможно понимание диалектики случайности и необходимости. Необходимость прокладывает себе путь через множество случайностей.

Демокрит поставил вопрос о случайности и необходимости, но не смог его правильно решить. Демокрита принято относить к крайним детерминистам и отрицателям случайности. Это не совсем так, его мысль сложнее. Симпликий, например, так излагает его позицию по этому вопросу:

«Демокрит, хотя при возникновении мира, по-видимому, и прибегал к помощи случая, но для более частных (явлений) утверждал, что случай не является причиной ни одного из них, и сводил (эти явления) к другим причинам. Так, например причиной нахождения клада он считает вскапывание (земли) или посадку оливкового дерева…»[50].

Проблема в том, что Демокрит не смог диалектически решить вопрос о случайности и необходимости, но он, безусловно, видел проблему.

Энгельс пишет:

«В противовес обеим этим концепциям выступает Гегель с совершенно неслыханными до того времени положениями, что случайное имеет некоторое основание, ибо оно случайно, но точно так же и не имеет основания, ибо оно случайно; что случайное необходимо, что необходимость сама определяет себя как случайность и что, с другой стороны, эта случайность есть скорее абсолютная необходимость („Логика“, кн. II, отд. III, гл. 2: „Действительность“). Естествознание предпочло просто игнорировать эти положения как парадоксальную игру слов, как противоречащую себе самой бессмыслицу, закоснев теоретически, с одной стороны, в скудоумии вольфовской метафизики, согласно которой нечто является либо случайным, либо необходимым, но не тем и другим одновременно, а с другой стороны — в едва ли менее скудоумном механическом детерминизме, который на словах отрицает случайность в общем, чтобы на деле признавать её в каждом отдельном случае»[51].

В рамках такого механистического учения, как атомизм, нельзя было понять эту диалектику случайности и необходимости. Атомизм на разных этапах своего развития допустил обе ошибки, о которых пишет Энгельс. Если Демокрит был детерминистом, то Эпикур прибавил к строгому детерминизму самопроизвольное отклонение движения атомов от своей траектории:

«…Природа содержит в себе всякого рода предметы и процессы, из которых одни случайны, другие необходимы, причём всё дело только в том, чтобы не смешивать между собой эти два сорта… А затем объявляют необходимое единственно достойным научного интереса, а случайное — безразличным для науки. Это означает следующее: то, что можно подвести под законы, что, следовательно, знают, то интересно, а то, чего нельзя подвести под законы, чего, следовательно, не знают, то безразлично, тем можно пренебречь. Но при такой точке зрения прекращается всякая наука, ибо наука должна исследовать как раз то, чего мы не знаем. Это значит: что можно подвести под всеобщие законы, то считается необходимым, а чего нельзя подвести, то считается случайным. Легко видеть, что это такого сорта наука, которая выдаёт за естественное то, что она может объяснить, и приписывает сверхъестественным причинам то, что для неё необъяснимо»[52].

Как не раз тут упоминалось, развитие философии не есть прямая линия прогресса. Но отступления назад также часто сопровождаются новыми прорывами вперёд. Более того, как правило, между утратами и новыми достижениями есть тесная взаимосвязь. Понимание мира как множества, а среди них самое последовательное — атомизм, без сомнения, имели под собой некоторые социальные основания. Первые признаки кризиса классического полиса не просто обращают человеческую мысль к индивиду (что в открытой и последовательной форме будет проявляться в мысли Сократа), но и ведут к осознанию все большего разрыва субъекта и объекта. Это, в свою очередь, даёт толчок к развитию гносеологии. Ранние мыслители не задумывались о способах познания мира, они просто вещали от его имени, как его неотъемлемая часть.

Демокрит, наряду с Эмпедоклом, был одним из первых, кто серьёзно стал заниматься вопросами гносеологии. И даже сформулировал свою теорию отражения, хотя она у него носила довольно нелепый характер.

Тут открывается новая страница в истории философии, и это уже выходит за рамки нашей темы. Долгий путь развития диалектики субъекта и объекта приведёт к «онтогносеологии» — пониманию того, что познание человеком объективной реальности само входит в эту объективную реальность, что «действительность стремится к мысли» (Маркс), «природа познаёт само себя с помощью человека» (Энгельс), а «логика, диалектика и теория познания суть одно и то же» (Ленин). В какой-то степени это будет возвращением к принципам ранней греческой философии (к Гераклиту, прежде всего), но, разумеется, на совершенно уже другом уровне. Однако, чтобы снова прийти к целостному диалектическому пониманию мира, философской мысли на этому пути вперёд ещё не раз придётся делать отступления назад, в стороны, идти обходными путями.

Загрузка...