Начала материалистической диалектики на материале ранней греческой философии

Основной вклад милетцев в развитие диалектики — это монистическое понимание мира. А это ключевой принцип, в том числе и марксистской диалектики.

В своей известной книге «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю» Г. В. Плеханов так определяет понятие монизма и отличие его от дуализма:

Правда, Плеханов тут неправ в последнем утверждении. Платон, например, был последовательным идеалистом, но при этом дуалистом — хотя дуализм Платона, безусловно, один из ключевых недостатков его философии.

В остальном Плеханов полностью прав. Но его определение всё же нуждается в ряде дополнений, в более широком понимании. Прежде всего, важно подчеркнуть, что монизм вообще исходит из единства мира. Но принцип монизма применим не только к миру в целом, но и к определённым ограниченным областям и кругам явлений, например, когда речь идёт о чётком определении предмета науки. Принцип монизма предусматривает, что единичная вещь должна рассматриваться с точки зрения её роли в некой тотальности. Без понимания этой роли невозможно понимание сущности этой вещи.

Анализируя самые ранние этапы развития греческой философии, необходимо понимать, что диалектические законы и категории представлены там ещё не в философских категориях, а непосредственно в объяснении материального мира, иногда в метафорах. В то время ещё не было философской терминологии; кроме того, конечно, логика не была отделена от естественных наук. Впрочем, она не была отделена и в более поздние эпохи — в том смысле, что философы занимались и геометрией, и астрономией, и проч., и собственно философией, но в более поздние времена это всё же рассматривалось как внутрифилософские дисциплины. Но у самых ранних философов всё это было единым целым.

Ионийских философов принято называть «физиками». Но в древности у этого слова был немного другой смысл. Довольно распространённой и очень грубой ошибкой является непонимание логического содержания учений ионийских философов, восприятие их просто как представителей естественных наук.

Фалес

От Фалеса не осталось ни одного фрагмента. Скорее всего, он ничего не написал. Суть его учения состоит в том, что основой, началом мира является вода. Позднейшие греческие авторы, как и современные учёные, пытались реконструировать аргументацию Фалеса. В основном тут есть две версии: рациональная (влажное семя, наличие влаги повсюду и т. п.) и связанная с сюжетами мифов, которые могли быть переведены в рациональную форму.

В основе мира одно «начало» (archai) — это вода. Это собственно и есть монизм — объяснения мира не из множества «факторов», а из одного основания. Поскольку начало одно, это также говорит о единстве мира.

Ещё один важный момент. У Аристотеля была теория причин — материальная, формальная, движущая и целевая. О милетцах он писал, что они открыли только одну причину — материальную. Но Аристотель не понял, что у них это (вода, беспредельное, воздух) не только материальная причина, но как минимум и движущая, и формальная (о целевой сказать тут сложно). Милетцы это не отделяли. И это тоже исходит из монистического подхода. В контексте рассмотрения мира как целого, этот взгляд, несмотря на свою наивность и примитивность, более верен, чем взгляд Аристотеля. Когда Аристотель разделил эти причины, это, с одной стороны, был некоторый шаг вперёд в контексте развития понятий и категорий, поскольку он вообще обозначил эти причины. Но целостное понимание мира тут утрачивалось. Аристотель отступил от пантеистических тенденций, свойственных ранней греческой философии, и поскольку он движущую причину выделил в отдельную сущность (ум мыслящий самого себя), то, по сути, ввёл бога в свою философскую систему.

Но, конечно, надо понимать и развитие самой философии диалектически. Наука движется вперёд, в том числе через отступления назад. Но всё же, почему такой великий ум, как Аристотель, не понял, что у милетцев материальная причина может совпадать с движущей — вопрос сам по себе немаловажный. Это только подчёркивает уникальность и краткость исторического периода, когда уже родилась наука в полном смысле этого слова, но при этом в её основе мог лежать такой целостный, но при этом неопосредованный взгляд. Аристотель жил уже в другое время и мыслил по другому.

Анаксимандр

У Анаксимандра начало мира — беспредельное. Аристотель, излагая учение Анаксимандра, применил термин «апейрон». Аристотель же предложил толкование, почему именно беспредельное Анаксимандр объявил началом мира. И это объяснение Аристотеля согласуется с некоторыми другими характеристиками философии Анаксимандра со стороны древних авторов.

Апейрон — нейтральная субстанция. Если бы преобладал какой-то один элемент, он уничтожил бы другие (вода затушила весь огонь и т. д.). Известный греческий врач и философ Алкмеон из Кротона, который не имел отношения к милетской философской традиции, видел причину болезней в нарушении баланса разных субстанций в организме. Идея гармонии, так или иначе, проходит сквозь всю раннюю греческую философию.

Что касается Анаксимандра, то тут важно, что он толкует противоречия (холодное и горячее) как части единой субстанции, а не как полностью самостоятельные субстанции. Стороны противоречия имеют под собой единую основу. Истинное противоречие — это всегда противоречие внутри чего-то. Холодное для горячего — это своё иное. Хотя у Анаксимандра это понимание не отрефлексировано, и можно назвать его скорее зачаточным. Но, например, у пифагорейцев в их таблице противоположностей мы не видим понимания этого момента даже в зачаточном виде.

Оригинальный, дошедший до нас фрагмент Анаксимандра гласит:

Во-первых, тут мы видим циклическое рождение и уничтожение всего. Но что означает «возмещение вреда»? Некоторой популярностью пользуется толкование этого момента, идущее от Ницше[8], что вещи таким образом расплачиваются за своё индивидуальное бытие. Но это неверно, потому что в этом фрагменте вещи расплачиваются не перед беспредельным, а друг перед другом. Исходя из анализа того, что мы знаем об общих взглядах Анаксимандра, тут речь идёт о нарушении баланса сторонами противоположности. Ущерб, вина — это когда одна вещь преобладает над другой. Тёплое над холодным, вода над сушей и т. д. Анаксимандр скорее исходит из принципа гармонии как основы сущего, условия существования апейрона. Но тут интересно, как Анаксимандр понимает противоречие. Стороны противоречия должны быть в гармоничном равновесии. Это не означает ни в коем случае примирения противоречий в духе оппортунизма. Противоречие остаётся противоречием, но оно не является принципом развития через его снятие (как у Гераклита, Гегеля, Маркса). Переход противоположностей друг в друга рассматривается как отклонение от гармоничного устройства мира, как нарушение баланса, который должен быть восстановлен, а нарушители должны подвергнуться наказанию. Стороны противоречия должны находятся в равновесии. Отрицание тут играет роль не разрешения противоречия, а способом поддержания равновесия его сторон. Впрочем, можно это толковать и с другой стороны. Поскольку расплата за нарушение баланса в любом случае происходит, как и само нарушение баланса, разрешение противоречий всё равно имеет место, только оно толкуется не как закон (как, скажем, у Гераклита), а как нарушение закона, либо наказание за это нарушение. Но поскольку это нарушение закона также рассматривается как неотъемлемая часть устройства мира, оно само является законом. Закон и нарушение закона, таким образом,— это стороны единого диалектического процесса, в котором преобладает положительный полюс — гармония. Проблема этого диалектического движения в том, что оно не доходит до становления, разрешение противоречия не приводит к новому качеству. Исходя из этого, гармоничное сосуществование противоречий предпочтительнее их разрешения, если последнее не ведёт к рождению нового, переходу на следующий уровень.

Положение Анаксимандра о бесконечном как о начале в противоположность учению тех, у кого началом была конкретная «стихия», является правильным так же в другом аспекте. Тут отчётливо просматривается параллель с полемикой Ленина против физиков (в частности Анри Пуанкаре) в «Материализме и эмпириокритицизме» о понятии материи. Пуанкаре приходит к выводу, что «материя исчезла», т. к. исследование электронов показывает, что на микроуровне определённые её признаки и атрибуты отсутствуют. Ленин в ответ пишет, что многие естествоиспытатели и позитивисты понимают под материей определённые её состояния, и Ленин даёт собственное определение материи: «…философская категория для обозначения объективной реальности, которая дана человеку в ощущениях его, которая копируется, фотографируется, отображается нашими ощущениями, существуя независимо от них»[9].

Причина, по которой Анаксимандр объявил началом апейрон, бесконечную фьюсис, правда, другая — по всей видимости, та, о которой пишет Аристотель. Но Анаксимандр прав в этом в противоположность тем, кто началом объявлял какую-либо «стихию» (воду, воздух, огонь, землю) или их смесь, бесконечную смесь разнообразных частиц Анаксагора и т. д., также по той причине, по которой прав Ленин против Пуанкаре и позитивистов. Однако может быть возражение, что совершенно некорректно сопоставлять позицию Анаксимандра и Ленина, поскольку они писали, когда научные познания о материи стояли на совершенно разных уровнях. Но дело в том, что тут идёт речь именно о философском понятии материи, а не о естественнонаучных наивных догадках древних.

Кроме того, рассматривая в качестве начала (архе) не конкретную ограниченную материальную субстанцию, а нечто более абстрактное — бесконечное, Анаксимандр продвинулся в сторону категориального мышления, хотя его «бесконечное» всё же ещё не является полноценной философской категорией.

Анаксимен

От Анаксимена не сохранилось прямых цитат, лишь пересказы у других авторов. У этого философа в качестве начала мира выступает «бесконечный воздух». В учении Анаксимена в зачаточном виде содержится идея перехода количества в качество. Разницу между окружающими нас вещами он объясняет степенью разреженности или сжатия воздуха. Таким образом, степень сжатости порождает определённое качество. Например, огонь — это высокая степень разрежения. Твёрдые тела — высокая степень сжатия. С естественнонаучной точки зрения всё это звучит гораздо менее убедительно, чем учения Фалеса и Анаксимандра, но в истории развития диалектической логики Анаксимен тоже своё слово сказал.

***

Нет ли во всём вышесказанном некоторого подвоха? Ведь так любого современного физика или другого учёного можно назвать философом и диалектиком. Мол, он свою диалектику в физических, натуральных образах излагает. Ведь процессы в природе и так идут «в соответствии» с законами диалектики.

Но идея монизма Фалеса, Анаксимандра и Анаксимена — это действительно осознанная логическая часть их учения. Есть безусловные основания считать их не только «физиками», но и логиками.

Это становится очевидным, если рассматривать учения милетцев в контексте истории греческой философии. Так, например, следующий за тремя милетцами значимый греческий философ Гераклит, уроженец Эфеса, города по соседству,— величайший диалектик, без всякого сомнения. С этим уж точно мало кто будет спорить. Но и он ещё вынужден обходиться без философской терминологии. При этом также очевидно, что Гераклит продолжает линию милетцев, в том числе — монистический подход. Сохраняя их базовые принципы, великий эфесец делает огромный шаг вперёд в развитии диалектической логики, но всё же излагает её «натурально», без философских категорий (за исключением понятия Логоса, которое именно у Гераклита, собственно, и становится такой категорией).

Понятийный, логический характер материальных элементов у ранних греческих «физиков» прекрасно понимал Гегель. Процитировав критику Аристотеля в адрес ионийцев за то, что последние учитывают лишь материальное, Гегель пишет:

Тут, правда, необходимо отметить, что Гегель толкует эти моменты сугубо в идеалистическом духе, делая идеалиста даже из Фалеса. Вода у последнего, конечно, не только мысль, понятие, но и собственно вода, материальный элемент. Неповторимая ни в какой позднейшей философии черта ионийцев как раз заключается в том, что они это могли это органически совмещать.