Нация умных людей. История израильского экономического чуда

Глава 11. Предательство и возможность

В этой книге мы указывали на то, каким образом культура импровизации и неприятия иерархии в израильской армии приводит израильтян к созданию новых компаний и как она формирует израильскую экономику. Эта культура в сочетании с технологическими умениями, которые израильтяне получают в элитных частях армии и в сфере государственной военной промышленности, формирует очень мощное сочетание. Но в рождении израильской оборонной индустрии нет ничего «нормального». Неслыханно, что столь малая страна может иметь свой собственный военно-промышленный комплекс. Его корни лежат в драматическом, случившемся за одну ночь предательстве близкого союзника.

Чтобы понять этот переломный момент в истории Израиля, лучше всего вспомнить шок, испытанный американцами, который возымел аналогичное действие. В годы послевоенного экономического бума статус Америки как глобальной державы внезапно был подвергнут испытанию, когда Советский Союз опередил США, запустив первый искусственный спутник Земли – Спутник 1. То, что Советы смогли вырваться вперед в космической гонке, поразило большинство американцев. Однако в ретроспективе это сыграло положительную роль в развитии американской экономики.

Экономист в области инноваций Джон Као говорит, что Спутник 1 «был тревожным звонком, и Америка на него ответила. Мы пересмотрели школьное расписание, чтобы сделать упор на преподавании естественных наук и математики. Мы приняли «Акт национального образования в области обороны» на сумму в goo млн долларов (примерно б млрд долларов в пересчете на сегодняшние цены), предоставляли школьные стипендии, займы для учащихся, а также приобретали научное оборудование для школ»[176]. Были созданы НАСА и программа Apollo, а также новое мощное агентство в Пентагоне, предназначенное «гальванизировать» гражданское сообщество в области исследований и разработок.

Чуть более десяти лет спустя Нейл Армстронг вступил на Луну. Программа Apollo и связанные с ней инвестиции дали жизнь новым открытиям, которые были в конечном итоге коммерциализированы и способствовали трансформации экономики. Эта организованная кампания исследований и разработок дала жизнь совершенно новым секторам бизнеса в области авионики и телекоммуникаций, а также самому Интернету и стала частью истории ответа Америки на запуск спутника Советским Союзом.

У Израиля был свой «момент спутника» спустя десять лет после Америки. Накануне Шестидневной войны, в 1967 году, Шарль де Голль преподал Израилю бесценный урок в отношении цены независимости.

Де Голль – основатель Пятой Французской республики, в разное время занимал высшие посты в армии и правительстве сразу после Второй мировой войны и был президентом с 1959 по 1969 год. После провозглашения независимости Израиля де Голль заключил союз с еврейским государством и культивировал то, что израильские лидеры называли глубокой личной дружбой. Союз включал французские поставки крайне важного военного оборудования и истребителей и даже секретное соглашение по кооперации в разработке атомного оружия[177].

Как и многие другие маленькие государства, Израиль предпочитал покупать крупные военные системы в других государствах, а не тратить огромные средства на собственное производство. Однако в мае 1950 года США, Британия и Франция совместно выпустили Тройственную декларацию, которая ограничивала продажи оружия на Ближний Восток.

Не имея готовых поставок из-за границы, Израиль уже начал создание своей оборонной индустрии с подпольных фабрик стрелкового оружия и патронов. Одна из фабрик была в буквальном смысле спрятана под землей – в подвале прачечной кибуца. Стиральные машины постоянно работали, чтобы заглушить громкие звуки снизу. На этой фабрике, где было установлено оставшееся после Второй мировой войны оборудование, доставленное контрабандой из США, к 1948 году выпускались сотни автоматов в день. Производство на временных фабриках дополнялось случайной контрабандой оружия со всего земного шара. Давид Бен-Гурион, начиная с 1930-х годов, направлял за границу эмиссаров с целью добыть оружие. Например, в 1936 году Йехуда Арази сумел провезти контрабандой винтовки в паровом котле, отправленном из Польши в порт Хайфу. В 1948 году он выдал себя за никарагуанского посла, чтобы провести переговоры о приобретении пяти старых французских орудий.

Израильтяне продолжали использовать такие схемы в стиле «банановых республик» вплоть до 1955 года, когда Советский Союз, через посредничество Чехословакии, проигнорировал ненадежную Тройственную декларацию и провел крупные продажи оружия Египту на 250 млн долларов. В ответ де Голль принял другую сторону. В апреле 1956 года он начал передавать большое количество современного оружия Израилю. Крошечное государство наконец получило надежного и первоклассного поставщика для национальной армии.

После того как Египет в 1956 году национализировал Суэцкий канал, отношения только углубились. Франция рассчитывала на Суэцкий канал как на морскую транспортную артерию из данного региона в Европу. Армия обороны Израиля помогла гарантировать доступ Франции в Суэц, а Франция в ответ на это завалила Израиль еще большим количеством оружия. Поставки только возрастали по мере того, как израильтяне договаривались о большем числе операций. Шпионское агентство де Голля использовало израильскую помощь для борьбы с антифранцузским сопротивлением в Алжире – одном из колониальных оплотов Франции. В i960 году Франция обещала поставить в Израиль две сотни танков АМХ-13 и 72 реактивных истребителя за следующие десять лет[178].

Однако на 2 июня 1967 года, за три дня до упреждающего нападения Израиля на Египет и Сирию, де Голль полностью «обрезал» поставки Израилю. «Франция не давала своего одобрения, и тем более не поддерживает превентивное использование нацией своего оружия», – заявил он своему кабинету[179].

Однако причины решения де Голля не сводились к попытке потушить пожар войны на Ближнем Востоке. К 1967 году Франция ушла из Алжира. Позади осталась длительная и неприятная война в Северной Африке. Теперь для де Голля стало приоритетным сближение с арабским миром. Поддержка Израиля больше не отвечала интересам Франции. «Голлистская Франция не имеет друзей, – у нее есть только интересы» – так было отмечено тогда в еженедельной газете Le Nouvel Obseruateuг[180].

Пришедший на смену де Голлю Жорж Помпиду после своего избрания в 1969 году продолжил эту новую политику. Две сотни танков АМХ, которые Франция изначально обещала Израилю, были перенаправлены в Ливию. Более того, Франция даже отправила 50 реактивных истребителей «Мираж», за которые Израиль уже заплатил, в Сирию – страну, которая является одним из злейших врагов Израиля.

Израильтяне быстро предприняли меры для исправления ситуации. Основатель военно-воздушных сил Израиля Ал Швиммер лично нанял сочувствующего швейцарского инженера, чтобы получить кальки чертежей двигателя самолета «Мираж», поэтому Израиль смог скопировать французский истребитель. Кроме того, Израиль вернулся к своим прошлым контрабандистским подвигам времен, предшествующих возникновению государства. Во время операции 1969 года пять закупленных Израилем военных катеров боролись с волнами высотой 20 футов (6,1 м), чтобы преодолеть расстояние в три тысячи миль от Франции до Израиля. Эти военные корабли, которые стоили миллионы долларов, были обещаны Израилю еще до введения нового эмбарго. Как ярко описывал журнал Time в 1970 году: «Такой «морской охоты» не было со времен Бисмарка. В различных точках земного шара за израильтянами следили французские разведывательные самолеты, самолеты королевских ВВС «Канберра» с Мальты, советские танкеры и лес радарных антенн американского Шестого флота, а также телевизионные репортеры и даже итальянские рыбаки»[181].

Эти интриги, однако, не могли компенсировать жестокой правды: гонка вооружений на Ближнем Востоке ускорилась именно тогда, когда Израиль потерял своего наиболее ценного поставщика вооружения и самолетов. В 1967 году французское эмбарго поставило Израиль в чрезвычайно уязвимое положение.

Перед войной 1967 года Соединенные Штаты уже начали продавать Израилю военные системы, начиная с передачи ракет «Хоук» класса «земля-воздух» в 1962 году, когда у власти находилась администрация Кеннеди. И главной задачей Иерусалима было сделать США основным поставщиком вооружений Израилю взамен Франции. Но предательство Франции создало в Израиле единодушное убеждение, что больше нельзя в такой большой степени опираться на иностранных поставщиков вооружений. Израиль решил, что необходимо быстро переходить к созданию собственных основных систем вооружений, таких как танки и истребители, несмотря на то что ни одна малая страна до сих пор этого не делала.

Это движение в сторону независимости привело к появлению танка «Меркава» («Колесница»). Первый танк появился в 1978 году, а сейчас выпускается уже их четвертое поколение. Это также привело к созданию «Нешер» («Орел») – израильской версии самолета «Мираж», а затем – к созданию самолета «Кфир» («Львенок»), который впервые поднялся в воздух в 1973 году[182].

Однако наиболее амбициозный проект состоял в создании реактивного истребителя «Лави» («Молодой лев»)с использованием двигателей, сделанных в США. Программа финансировалась совместно Израилем и США. «Лави» был разработан не только для того, чтобы заменить «Кфир», но и чтобы стать одним из лучших истребителей в мире.

«Лави» перешел в фазу полномасштабной разработки в 1982 году. В последний день 1986 года первый самолет совершил свой первый испытательный полет. Однако в августе 1987 года – после того как миллиарды долларов были потрачены, чтобы построить пять самолетов – растущий нажим как в Израиле, так и в США привел к закрытию программы – сначала американским конгрессом, а потом почти единогласно и в правительстве Израиля.

Много лет спустя мнения относительно данного проекта и его закрытия все еще расходятся, поскольку некоторые люди убеждены, что это было невозможно амбициозное начинание с самого начала, в то время как другие заявляют, что была упущена серьезная возможность. В 1991 году статья главного редактора в журнале Flight International, опубликованная во время операции «Буря в пустыне», рассказывала об опыте полета на «Лави» в 1990 году. «Теперь, когда войска коалиции ведут боевые действия в Заливе, они нуждаются в определенном типе самолета. Мне было очень стыдно, поскольку я летал на лучшем истребителе в мире, зная, что он никогда не пойдет в серию»[183].

Хотя программа и была закрыта, разработка «Лави» имела серьезное военное влияние. Во-первых, израильтяне совершили важный психологический прорыв: они продемонстрировали себе, своим союзникам и своим врагам, что не зависят ни от кого в обеспечении самых основных элементов национального выживания – могут реализовать программу продвинутого истребителя. Во-вторых, в 1988 году Израиль присоединился к клубу, состоящему всего из дюжины наций, запустивших спутники в космос, – достижение, которое было бы невозможно без технологических ноу-хау, накопленных во время разработки истребителя «Лави». И в-третьих, хотя программа «Лави» была прекращена, инвестированные в нее миллиарды вывелиИзраиль на новый ^уровень авионики и в некотором смысле помогли запустить последующий технологический бум. Когда программа была закрыта, примерно 1500 инженеров внезапно оказались без работы. Некоторые из них покинули страну, но большинство остались, что привело к большому притоку инженерных талантов из военной промышленности в частный сектор. Огромный технологический ресурс, который был сконцентрирован на разработке одного самолета, внезапно выплеснулся в экономику[184].

Йоси Гросс, один из инженеров программы «Лави», родился в Израиле. Его мать, сумевшая выжить в концлагере Аушвиц, эмигрировала из Европы после холокоста. Будучи студентом в Израиле, Гросс получил образование авиационного инженера в Технионе и затем семь лет работал в израильской авиационной промышленности.

Гросс, инженер по проведению испытаний, начал работать в департаменте разработок. Он предложил новую идею в области оборудования посадки самолета, но его руководители сказали ему, чтобы он не заботился об инновациях и просто копировал американский истребитель F-16. «Я работал в большой компании, которая насчитывала 23 тысячи сотрудников, где вы не можете проявлять творчество», – вспоминал он[185].

Незадолго до закрытия программы «Лави» Гросс решил покинуть не только государственную авиастроительную компанию, но и вообще область авиастроения. По его словам: «В аэрокосмической промышленности вы не можете быть предпринимателем. Правительство владеет отраслью, а проекты очень крупные. Но я научился многому из разных технических областей, что очень мне помогло позднее».

Этот инженер по испытательным полетам сумел основать 17 новых компаний и получить более 300 патентов. Поэтому в каком-то смысле Йоси Гросс должен благодарить Францию. Шарль де Голль вряд ли намеревался помочь бурному развитию Израиля в области технологий. Однако, показав израильтянам, что они не могут рассчитывать на иностранные системы оружия, решение де Голля сделало очень важный вклад в израильскую экономику. Наиболее крупное развитие военных исследований и разработок, которое последовало за бойкотом Израиля со стороны Франции, дало поколению израильских инженеров значимый опыт. Но это не смогло бы послужить катализатором развития новых компаний, если бы не сочеталось с чем-то еще: глубоким подходом, предусматривающим разные области знаний, и желанием попробовать что-то независимо от того, как это дестабилизирует социальные нормы.

Глава 12. От носового обтекателя ракеты до гейзеров

Даг Вуд является новым и необычным рекрутом в Израиле.

Его спокойная и задумчивая манера выделяет его среди более жизнерадостных израильских коллег. Он был нанят в Голливуде, чтобы выполнить работу, которую до него в Иерусалиме никто не выполнял: Вуд является директором первого полнометражного анимационного фильма, который создается в Animation Lab – новой компании, основанной израильским венчурным капиталистом Эрелем Маргалитом.

Вуд работал в качестве вице-президента анимационной студии в кинокомпаниях Turner, Warner Brothers и Universal. Когда Маргалит попросил его переехать в Иерусалим, чтобы создать анимационную кинематографию, Вуд сказал, что он сначала должен посмотреть, является ли Иерусалим действительно творческим сообществом. После того как он провел некоторое время в Иерусалиме, в «Бецалель», – израильской национальной Академии художеств, он признал себя убежденным. Он рассказывал нам: «Я погрузился в атмосферу факультета академии. Я встретился с некоторыми авторами, пишущими для ТВ, а также с одним из писателей – Меиром Шалевом, и некоторыми другими крупными писателями. Они были столь же хороши – если не лучше, – чем люди, которых вы встретите в лучших мировых школах искусств».

Однако он также определил в Израиле, нечто отличное от остального мира. «В этой культуре «мультизадачная ментальность». Мы консультировались со многими израильскими инженерами, и они предлагали инновативные способы улучшения наших поставок и более эффективного выполнения процедур. И кроме того, на определенном этапе я работал с одним из выпускников школы искусств «Бецалель» над творческим проектом. Он выглядел странно – длинные волосы, кольцо в ухе, шорты и шлепанцы. Внезапно возникла технологическая проблема. Я был готов вызвать технических специалистов, чтобы те ее решили. Однако студент школы «Бецалель» бросил свою графическую работу и начал решать техническую проблему так, как будто он был подготовленным инженером. Я спросил его, где он научился это делать. Выяснилось, что он также был пилотом истребителя в военно-воздушных силах. Студент школы искусств? Пилот истребителя? Казалось, эти слова конфликтуют друг с другом – или сотрудничают – в зависимости от того, как вы на это посмотрите»[186].

Неудивительно, что умение израильтян работать в многозадачной среде, как и многие другие преимущества, которые есть у израильских технологов, проистекают от военной службы. Пилот истребителя Ювал Дотан сказал нам, что в Армии обороны Израиля существует вполне определенная предубежденность против специализации. «Если большинство военных самолетов разрабатываются как болид «Формулы-i», то израильские военно-воздушные силы – это джип-внедорожник со многими инструментами внутри… Здесь вы сходите с дороги с первого дня… гоночный автомобиль в нашей среде не будет работать»[187].

Разница между стратегиями создания болида «Формулы-1» и джипа заключается не только в характеристиках – каждая из них влечет за собой свою собственную тактику и образ мышления. Это можно видеть в разных пакетах вооружения, которые военно-воздушные силы разных стран создают для своих операций. Для большинства западных военно-воздушных сил пакет вооружения построен с учетом волн самолетов, чья конечная цель заключается в том, чтобы сбросить бомбы на цель.

Соединенные Штаты обычно используют четыре волны специализированных самолетов, предназначенные, чтобы выполнить специфические части операции: например, первая волна предназначена для военно-воздушного патрулирования, проводимого для того, чтобы расчистить коридор от вражеских самолетов. Вторая волна сметает любые антирадарные системы, которые стреляют по самолетам ракетами. Третья волна самолетов несет радиоэлектронные средства, танкеры для дозаправки, и наконец, собственно самолеты для нанесения удара – бомбардировщики. Последние охраняются истребителями воздушной поддержки – «чтобы ничего не случилось», пояснил Дотан.

Он так сказал о системе, принятой в США: «Это всеобъемлющая атака, и она очень хорошо скоординирована. Она достаточно сложна логистически. Вы должны встретить танкер в соответствующем месте. Вы должны назначить рандеву самолета и электроники. Если один из самолетов опоздает на несколько секунд, то вся операция потерпит неудачу. Армия обороны Израиля не может использовать такую систему. Даже если бы у нее были ресурсы, такая система привела бы к большому беспорядку. Мы недостаточно дисциплинированы».

В израильской системе почти каждый самолет является универсальным. «Мы не пускаемся в боевой вылет без ракет «воздух – воздух», независимо от того, какое у нас задание. Допустим, вы должны уничтожить цель в Южном Ливане и у вас нулевые шансы встретиться с другими самолетами, а если это и произойдет, то ваш аэродром находится в двух минутах лета, и кто-то другой может взлететь и помочь вам. Однако никогда не происходит так, чтобы ваш самолет взлетел без ракет «воздух – воздух», – сказал Дотан.

Аналогично почти каждый самолет в военно-воздушных силах Израиля имеет свою собственную систему электронного противодействия. В отличие от тактики США израильские самолеты не направляют специальное звено, чтобы уничтожить вражеские радары. По словам Дотана: «Мы делаем это сами. Это не столь эффективно, но это значительно более гибкий подход». И наконец, в типичном случае при боевом вылете ВВС Израиля примерно 90 % самолетов несут бомбы и имеют назначенные цели. В составе самолетов США, вылетающих с заданием, бомбы несут только штурмовики последней волны. В израильской системе каждый пилот имеет не только свою собственную цель, но также и другие цели в отдельных боевых порядках. Дотан сказал: «Если самолет, например, подбили, и два самолета разделяются, чтобы позаботиться о пилоте, который пошел на вынужденную посадку… то другие пилоты должны взять на себя эти цели. От вас ожидают, что вы это сделаете, – это в действительности обычный результат. Примерно половину времени вы работаете над тем, чтобы поразить цели, назначенные кому-либо еще».

Разница в системах двух стран почти очевидна, когда американцы и израильтяне летают вместе для выполнения совместных упражнений. Дотан был удивлен, когда узнал, участвуя в одном таком упражнении, что американским пилотам выдается «танцевальная карта», которая показывает, какие маневры должен выполнять пилот во время полета: «Вы видите это и говорите: «Что, черт возьми, происходит?» Сколько раз вам нужно узнавать, что этот парень собирается делать?» Дотан, который в настоящий момент является инвестором, воспринимает американскую систему таким образом, как будто вы, будучи трейдером, начинаете свой рабочий день с того, что говорите: «Независимо от того, куда идет рынок, я собираюсь покупать».

Ментальность работы в среде нескольких заданий создает окружение, в котором должности и разделение по департаментам, им соответствующее, значат немного. Это то, что заметил Даг Вуд при переезде из Голливуда в Иерусалим: «Это хорошо, поскольку обычные студии в Голливуде говорят, что им нужен руководитель проекта, и нужен координатор для того, чтобы продюсировать фильмы, или руководитель монтажа. Но в Израиле титулы являются произвольными, поскольку их можно менять различными способами и люди выполняют более одного набора обязанностей.

«Например, – сказал нам он, – у вас есть сотрудник из компьютерной команды, которая создает компьютерные имиджи, но он также работает в области трехмерных пластилиновых моделей персонажей фильма. И тогда вы работаете над составлением кадров, а он предлагает забавную последовательность для конца тридцатисекундной последовательности, над которой мы работаем. И мне действительно она настолько понравилась, что я переписал сценарий и вставил его последовательность в фильм. Этот парень из области компьютерной анимации смог преодолеть границы между областями в кинематографии и поучаствовать как в моделировании, так и в создании сценария».

Термин, используемый в США для такой универсальности и пересечения функций – meshup («смешение»). Сам по себе этот термин быстро менял значение и приобретал новые. Исходно означая смешение двух или более песен в одну, он затем также стал означать комбинации видео- и цифровых технологий, а также веб-приложения, которые смешивают данные с разных сайтов – таких, как housingMaps.com – который графически показывает список помещений под аренду на Google Maps. Еще более мощный пример meshup, по нашему мнению, это когда инновации рождаются из комбинации радикально различных технологий и дисциплин.

Израильские компании, в которых meshup является наиболее обычным делом, работают в секторах медицинских устройств и в биотехнологиях, где вы обнаруживаете инженеров, специализирующихся в области исследований на аэродинамической трубе, и врачей, которые совместно работают над устройством размером с кредитную карту, которое делает инъекции просто устаревшими. Или же вы можете обнаружить компанию (чья деятельность касается бета-ячеек, волоконной оптики и водорослей из Иеллоустоунского национального парка), которая создает искусственные поджелудочные железы для лечения диабета. Также это может быть молодая компания, созданная для производства таблетки, которая сможет передавать изображения из вашего кишечника с использованием оптики, находящейся в устройствах носового обтекателя ракеты. Гавриэль Идан был инженером в области ракетостроения в компании Rafael – компании, которая является одним из главных разработчиков оружия для Армии обороны Израиля. Он специализировался на сложных электрооптических устройствах, которые позволяют ракетам «видеть» цель. Ракеты, может быть, не слишком связаны с медицинскими технологиями, однако Иддан выступил с новаторской идеей – адаптировать самую новую технологию миниатюризации, используемую в ракетах, чтобы разработать камеру внутри пилюли, которая сможет передавать изображения, находясь внутри человеческого тела.

Многие люди говорили ему, что невозможно уместить камеру, передатчик, а также источник света и электропитания внутри пилюли, которую сможет проглотить человек. Иддан настаивал и даже на каком-то этапе собирался в супермаркет, чтобы купить цыпленка и выяснить на нем, как устройство сможет транслировать изображение изнутри тушки птицы. Он основал бизнес, производящий эти устройства – PillCams, и назвал свою компанию Given Imaging.

В 2001 году компания стала первой в мире, которая вышла на биржу и стала котироваться публично после атак 11 сентября. К 2004 году – через 6 лет после своего основания – компания Given Imaging продала юо тысяч устройств. В начале 2007 года компания переступила порог продаж в 500 тысяч камер Pill-Cams, а к концу 2007 года она продала почти 700 тысяч камер.

Сегодня последнее поколение PillCams безболезненно передает 18 фотографий в секунду в течение часов из глубины тела пациента. Врач может просматривать созданное на основе этих изображений видеоизображение в режиме реального времени, находясь где угодно на земном шаре. Рынок остается огромным и привлек наиболее крупных конкурентов. Olympus – гигант, изготавливающий камеры – в настоящий момент изготавливает свои собственные камеры внутри пилюли. То, что другие компании выходят на сцену, неудивительно, поскольку болезни пищеварительного тракта являются причиной более чем 30 млн визитов к врачу только в США.

История компании Given Imaging – это история не только переноса технологии из военного в гражданский сектор или история предпринимателя, который вышел из крупной компании оборонных технологий. Это пример технологического смешения, история человека, который не только сумел совместить совершенно разные области ракетных технологий и медицины, но интегрировал очень большой набор технологий – от оптики до электроники, от батарей до беспроводной передачи данных и программного обеспечения – чтобы помочь медикам проанализировать то, что они видят. Этот тип «смешения» – «Чаша Грааля» для технологических инноваций. Действительно, недавние исследования Тель-Авивского университета показали, что патенты, выданные в Израиле, распространяются по всему миру, давая жизнь наиболее крупному и разнообразному набору последующих патентов[188].

Еще один пример такого смешения – компания, которая заполнила пропасть между военными технологиями и медициной – это Compugen. Ее три основателя – президент Эли Минц, директор по технологиям Симхон Фейглер и директор по программному обеспечению Амир Натан – встретились в армии, в элитном подразделении «Тальпиот». Другой выходец из этого подразделения, работающий в Compugen, Лиор Маайан, сказал, что 25 из 60 математиков в компании пришли на работу благодаря сети армейских контактов.

В Армии обороны Израиля Минц создал алгоритмы для просеивания разведывательных данных, чтобы найти интересующие фрагменты информации, которые были столь важны для успеха Израиля в охоте за террористическими сетями. Когда его жена, генетик, описала проблемы в ее области, связанные с просеиванием огромного набора генетических данных, Минц подумал, что может предложить лучший способ решить эти проблемы.

Минц и его партнеры собирались революционизировать процесс анализа генетических последовательностей. Компания Merck приобрела первое программное обеспечение Compugen в 1994 году – через год после того, как была основана эта новая компания, и задолго до того, как успешно был расшифрован человеческий геном. Однако это было только начало. В 2005 году компания Compugen трансформировала свою бизнес-модель и перешла в область исследований и разработок лекарственных средств, она стала это делать с помощью техник, отличных от тех, которые доминируют в фармацевтической промышленности.

Комбинируя математику, биологию, компьютерные дисциплины и органическую химию, Compugen был и остается пионером в том, что называется «предсказательной» разработкой медикаментов. Вместо того чтобы тестировать тысячи смешений компонентов, надеясь, что вы попадете в точку и какой-то набор «сработает», стратегия Compugen заключается в том, чтобы начать на генетическом уровне и разрабатывать медикаменты на основе того, как гены выражают себя через выработку протеинов.

Основной аспект подхода Compugen – это его необычная комбинация «сухой» (теоретической) и «влажной» (биологической) лабораторий. Алон Амит, вице-президент компании по технологиям, поясняет: «Представьте совместную работу с крупной фармацевтической компанией за рубежом или компанией в другой части страны. Метод проб и ошибок, применения которого вы можете ожидать, будет значительно менее производительным, чем если в вашей команде буквально бок о бок работают биологи и математики, обсуждая, что тестировать, каким образом тестировать и как информировать модели»[189].

Хотя крупнейшая израильская компания Teva занимается производством медикаментов – подобно Compugen и множеству других молодых израильских компаний, однако наиболее насыщенной компаниями областью в Израиле является производство медицинского оборудования, значительная часть которого предназначена для производства медикаментов. Эта область очень соответствует склонности израильтян к мульти-дисциплинарному мышлению, а также недостатку у них терпения, поскольку на разработку медикаментов уходит так много времени.

Одна из таких основанных на смешении компаний – это Aespironics, которая разработала ингалятор, размером и формой напоминающий кредитную карту. Этот ингалятор имеет встроенную воздушную турбинку, приводимую в действие дыханием человека. Проблемой многих ингаляторов является то, что они сложны и дороги в производстве. Необходимо было найти способ эффективно распылять медикамент в потоке воздуха. Этот процесс должен быть еще и четко синхронизирован по времени с дыханием пациента, чтобы максимизировать и регулировать всасывание медикамента в легких человека.

Aespironics по всей видимости решила все эти проблемы в одной конструкции. Внутри ингалятора размером с кредитную карту находится воздушный пропеллер, который приводится в действие потоком воздуха, когда пациент вдыхает медикамент со стороны кромки карточки. Когда пропеллер вращается, он проходит через смесь лекарств, выбивая взвесь в воздух, и делая это порциями. Поскольку пропеллер вращается только тогда, когда пользователь вдыхает, он автоматически переносит лекарство в легкие пациента.

Для того чтобы создать такую конструкцию, потребовалась нестандартная комбинация инженерных навыков. Помимо экспертов в области изготовления ингаляторов команда компании включает Дана Адлера, чья специальность предусматривает разработку газовых турбин и реактивных двигателей. Он был профессором в Технионе и в Школе военно-морского флота США и консультантом в таких компаниях, как General Dinamics, Pratt & Wittney и McDonnell Douglas.

Смешение на основе конструкций ракет и пилюль, реактивных самолетов и ингаляторов может показаться достаточно странным, однако настоящим чемпионом в смешении может быть Йоси Гросс. Родившийся в Израиле и обученный авиастроению в Технионе, Гросс работал в Israel Aircraft Industries в течение 7 лет, после чего покинул компанию, чтобы заняться предпринимательством.

Рути Алон из Pitango Venture Capital, который инвестировал в шесть из 17 новых компаний, созданных Гроссом, считает, что его междисциплинарный подход является ключом к его успеху. «Он обучался в области авиастроения и электроники. Он также хорошо знает физику, кинетику потоков и гемодинамику, а эти знания могут быть очень полезными, когда вы размышляете об устройствах, которые нужно имплантировать в человеческое тело». К тому же Алон напомнил, что знаком с очень большим числом докторов»[190].

Некоторые из компаний Гросса комбинируют такой широкий набор технологий, что это граничит с научной фантастикой. Например, Beta-02 – это новая компания, которая работает над созданием имплантируемого «биореактора», чтобы заменить больную поджелудочную железу у пациентов, больных диабетом. Диабетики страдают от болезней, которые вызывают прекращение выработки инсулина бета-клетками. Трансплантированные бета-клетки могли бы исправить положение, но, даже если тело не отторгает их, они не могут выжить без притока кислорода.

Решение, предложенное Гроссом, заключается в том, чтобы создать самодостаточную микросреду, которая включает производящие кислород водоросли из гейзеров Иеллоустоунского парка. Поскольку эти водоросли нуждаются в свете для того, чтобы выжить, источник света, работающий на принципе оптоволоконной оптики, включен в это устройство, которое можно носить с собой. Бета-клетки потребляют кислород и вырабатывают двуокись углерода. Водоросли действуют как раз наоборот, создавая самодостаточную миниатюрную экосистему.

Биореактор в целом разработан таким образом, что его можно имплантировать под кожу в ходе 15-минутной амбулаторной процедуры и заменять один раз в год.

Комбинирование геотермальных водорослей, волоконной оптики и бета-клеток, для того чтобы лечить диабет, является типичным для подхода к технологии в компании Гросса, который лежит на стыке дисциплин. Другая его новая компания – TransPharma Medical – комбинирует две различные инновации – использование импульсов радиочастоты для создания временных микроканалов через кожу и первую «порошковую» ткань, которая когда-либо была разработана. «Это небольшое устройство, – поясняет Гросс, – как сотовый телефон, который вы прикладываете к коже на одну секунду. Он уничтожает клетки радиочастотным полем, создавая сотни микроканалов в коже. Затем мы прикладываем участок пористой ткани, но она необычна. Большинство таких тканей основаны на пропитывании гелем или на адгезивных свойствах. Мы впечатываем медикамент на этой ткани, и она сухая. Затем мы прикладываем эту примочку к коже, капиллярная жидкость выходит из микроканалов медленно и втягивает порошок из ткани под кожу».

Гросс считает, что это устройство решает одну из наиболее трудных проблем доставки лекарства в организм: как доставить наиболее крупные молекулы, такие как протеины, через внешний слой кожи без инъекции. Первые продукты будут доставлять человеческие гормоны роста и лекарство против остеопороза. Аппликации будут доставлять инсулин и другие лекарства, гормоны и молекулы, большинство из которых в настоящее время вводятся в организм только с помощью инъекций. Этот продукт находится в стадии разработки.

Склонность израильтян к технологическому смешению – это больше, чем любопытство. Это характеристика культуры, которая лежит в фокусе того, что делает Израиль центром инноваций. Это продукт комбинации разнообразного опыта, который израильтяне зачастую приобретают – из службы в армии и работы в гражданских областях. Однако это также и способ мышления, который создает наиболее творческие решения и потенциально открывает новые отрасли и «прорывные» решения в технологии. Это форма свободного мышления, которую трудно вообразить в менее свободной и более культурно ригидной среде, включая те страны, которые выглядят пребывающими на самом современном уровне коммерческого развития.

Глава 13. Дилемма шейха

Жизненный опыт и образование Эреля Маргалита не предрекали ему будущего в сфере венчурного капитала. Он родился в кибуце в 1982 году. Как солдат Армии обороны Израиля участвовал в боевых действиях в Ливане, изучал математику и философию в Еврейском университете в Иерусалиме и затем получал докторскую степень в Колумбийском университете. Он написал свою диссертацию по атрибутам исторических лидеров. Он считает их «предприимчивыми лидерами», оказывающими глубокое влияние на развитие своих наций либо даже своих цивилизаций (в качестве примеров он рассматривал Уинстона Черчилля и Давида Бен-Гуриона).

После этого он пришел на работу в аппарат мэра Иерусалима Тедди Коллека, где проработал с 1965 по 1993 год. Вскоре после того, как Коллек проиграл муниципальные выборы 1993 года, Маргалит выступил с идеей помочь в поддержке новых компаний в Иерусалиме, поскольку – как тогда, так и сейчас – было нелегко удержать молодежь, которая устремлялась поближе к Тель-Авиву, центру деловой активности. После того как Коллек ушел со своего поста, Маргалит решил реализовать свой план самостоятельно, но в частном секторе. Он назвал свой фонд венчурного капитала Jerusalem Venture Partners (JVP). В этот фонд были вложены фонды из программы «Йозма».

После того как в 1994 году он основал JVP, Маргалит сумел собрать сотни миллионов долларов от французской компании Telecom SA, немецкой компании Infineon Technologies AG, а также от Reuters, Boeing, Колумбийского университета, MIT и сингапурского правительства – и это только малая часть инвесторов. Он поддержал десятки компаний, многие из которых стали публичными или были проданы международным игрокам, обеспечив сверхприбыли. JVP оставила позади PowerDsine, Fundtech и Jacada, причем все эти фонды котируются на NASDAQ. Одной из больших удач фонда была компания Chromatis Networks, занимающаяся оптоволоконными сетями, которая была продана Lucent за 4,5 млрд долларов.

В 2007 году журнал Forbes поставил Маргалита 69-м в «The Forbes Mides List» – списке «лучших венчурных капиталистов в мире». Он – один из трех израильтян в первой сотне имен из этого списка, в которой находятся в основном американцы.

Однако вклад Маргалита в экономику Израиля не ограничивается рамками бизнеса. Он вкладывает огромные суммы из своего собственного состояния, а также предпринимательские ноу-хау, чтобы заново оживить иерусалимский мир искусства. Его детищем является «Маабада» – Иерусалимская лаборатория прикладных искусств, которая лидирует в области исследования связи между технологиями и искусством и объединяет усилия художников и технологов, которые работают бок о бок так, как нигде в мире.

По соседству с основанным им некоммерческим театром, расположенным в брошенном здании, Маргалит разместил в помещении типографии штаб-квартиру студии анимации Animation Lab, которая стремится конкурировать с Pixar и другими студиями в производстве полнометражных анимационных фильмов.

Иерусалим может показаться самым невероятным местом, в котором можно было бы создать киностудию мирового класса. Как центр трех монотеистических религий, древний город Иерусалим отличается от Голливуда настолько, насколько это вообще можно представить. Производство фильмов – это не израильская специализация, хотя израильские фильмы недавно были высоко оценены на международных фестивалях фильмов. Еще больше осложнял ситуацию тот факт, что израильский мир искусства сосредоточен в «мирском» Тель-Авиве, а не в Иерусалиме, больше известном святыми местами, туристами и правительственными офисами. Однако идеи Маргалита относительно создания компаний, рабочих мест, отраслей и креативных рынков относились именно к Иерусалиму.

Такая культурная приверженность может играть центральную роль в успехе экономических кластеров, что касается и высокотехнологичной промышленности Израиля. Кластер – как это описано автором данного термина, профессором Гарвардской школы бизнеса Майклом Портером – является уникальной моделью для экономического развития, потому что он основан на «географической концентрации» взаимосвязанных структур – бизнесов, правительственных учреждений, университетов – в определенной области[191]. Кластеры обеспечивают экспоненциальный рост этих сообществ, поскольку люди, живущие и работающие внутри кластера, некоторым образом связаны друг с другом.

Примером, согласно Портеру, может служить «винный кластер» в Северной Калифорнии, куда входят сотни винодельческих организаций и тысячи независимых производителей винограда. Здесь также поставщики посадочного материала, производители оборудования для ирригации и сбора урожая, производители бочек, дизайнеры этикеток для бутылок помимо всей местной индустрии СМИ с фирмами по рекламе вин и публикациями на тему виноторговли. Калифорнийский университет в Дэвисе, также находящийся поблизости, имеет всемирно известную программу по возделыванию винограда и виноделию. К югу, в Сан-Франциско, находится Институт вин, а неподалеку, в Сакраменто, – законодательное собрание штата Калифорния, в котором имеются специальные комитеты, занимающиеся делами винной отрасли. Аналогичные структуры сообществ существуют по всему миру: кластер моды в Италии, кластер по биотехнологиям в Бостоне, кластер кинопромышленности в Голливуде, финансовый кластер на Уолл-стрит в Нью-Йорке и технологический кластер на севере Калифорнии.

Портер замечает, что высокая концентрация людей, работающих в определенной отрасли и говорящих об этой отрасли, обеспечивает компаниям большую доступность работников, поставщиков и специальной информации. Кластер не ограничивается рабочим местом; он является частью повседневной жизни человека, включая взаимодействие с коллегами в местном кафе, возле школы (когда вы забираете оттуда своих детей), в церкви. Связи в сообществе становятся связями в профессиональной жизни, и наоборот.

Как считает Портер, «социальный клей», который связывает людей кластера вместе, также обеспечивает и доступ к необходимой информации. Кластер, как отмечает он, должен строиться вокруг «личных отношений, личных контактов, чувства общего интереса и статуса «инсайдера». Это звучит очень похоже на то, что описывал Йоси Варди («в Израиле каждый знает каждого, там очень высокий уровень прозрачности»).

Маргалит указывал, что в Израиле имеется совокупность условий, которая нужна, чтобы создать кластер такого рода, – что является редким явлением. В конце концов попытки создать кластер не всегда могут увенчаться успехом. Возьмите хотя бы пример Дубая. Если попытаться найти эквивалент Эреля Маргалита, то на ум приходит Мухаммед Абдулла Аль-Гергави. Аль-Гергави является председателем совета директоров и исполнительным директором Dubai Holding – одного из наиболее крупных бизнесов, принадлежащих шейху Мухаммеду бин Рашиду Аль-Мактуму, правителю Дубая (а также премьер-министру и министру обороны Объединенных Арабских Эмиратов). Практически шейх Мухаммед возглавляет Dubai Inc. Государственные финансы Дубая и частное богатство шейха совпадают.

Стремительное восхождение Аль-Гергави к известности произошло в 1997 году, когда он явился на встречу с шейхом Мухаммедом в маджлисе – форуме для рядовых граждан, которые приходят увидеться с шейхом. Маджлис можно охарактеризовать как существующую в арабском мире версию собрания в городском муниципалитете, только куда менее интерактивную. Тогда шейх Мухаммед обратил внимание на АльТергави и заявил: «Я знаю вас, и вы далеко пойдете»[192].

Получилось так, что АльТергави – тогда правительственный бюрократ среднего уровня – несколькими месяцами ранее был отобран кем-то из «тайных покупателей» шейха Мухаммеда, чья работа заключалась в том, чтобы изыскивать в королевстве потенциальных лидеров бизнеса. Вскоре после вышеупомянутой встречи в маджлисе АльТергави сделал стремительную карьеру, став управляющим одной из трех крупных компаний шейха. В правительстве Дубая нам сказали, что Аль-Гергави был выбран потому, что его считали компетентным технократом – он был очень хорошим исполнителем, но не подвергал сомнению точку зрения правителя.

Экономическая система в Дубае основана по большей части на патронаже, который поддерживает главенство местных жителей (только 15 % из 1,4 млн жителей Дубая действительно являются гражданами Эмиратов). Подобно Сингапуру, это чрезвычайно упорядоченное общество, где нет места для протеста против правительства – пусть даже мирного. Многие из основателей первой в Дубае правозащитной организации состоят на правительственной службе и зависят от щедрости шейха Мухаммеда.

Свобода слова «гарантируется» конституцией, но не распространяется на критику правительства или на что-либо, что может рассматриваться как оскорбление ислама. Когда речь идет о прозрачности правительства, особенно если дело касается экономики, движение происходит в неверном направлении. Новый закон о СМИ расценивает все, что «порочит» репутацию ОАЭ или их экономики, как преступление, которое наказывается штрафами до i млн дирхамов (примерно 270 тысяч долларов). Правительство ведет перечень запрещенных веб-сайтов. Соблюдение данного запрета обеспечивается с помощью государственной цензуры в отношении Интернета (пользователи имеют доступ в Интернет не напрямую, а только через прокси-сервер, который отслеживается государственной телекоммуникационной монополией). В соответствии с бойкотом Лиги арабских государств ни гости страны, ни ее жители не могут звонить в Израиль по наземным линиям или по сотовым телефонам (код страны 972 заблокирован).

Шейх Мухаммед недавно издал указ, что его 25-летний сын, шейх Хамдан, становится крон-принцем, а младший сын и брат названы его двумя помощниками. В Эмиратах для эквивалента Эреля Маргалита нет возможности играть главенствующую роль в правительстве или возглавлять учреждение. Сам Мухаммед Аль-Гергави является одним из всего 210 тысяч граждан Дубая, и только люди из этого ограниченного числа может служить на важных правительственных постах или на руководящих должностях в бизнесе шейха.

Вне официальных руководящих кругов Дубай открыт для посторонних лиц, желающих заниматься бизнесом. Его история как центра торговли всем – от жемчуга до текстиля – насчитывает столетия. Прадед шейха Мухаммеда в начале XX века объявил свой город-государство портом, свободным от налогов. Он желал привлечь иранских и индийских купцов.

В 1970-х годах отец шейха Мухаммеда, Рашид бин Саед аль-Мактум, приказал провести работы по углублению Дубайской бухты и построить одну из наиболее крупных на планете рукотворных гаваней в Джебель-Али в 22 милях на юго-запад от Дубая. К 1979 году порт Джебель-Али стал самым крупным портом на Ближнем Востоке и, по замечанию некоторых экспертов, может быть поставлен в один ряд с Великой китайской стеной и плотиной Гувера в качестве одного из трех созданных человеком сооружений, которые можно видеть из космоса. Джебель-Али в настоящий момент является третьим по величине центром реэкспорта (после Гонконга и Сингапура).

Такое отношение Рашида к либеральной торговле проистекало из того факта, что источники экономического процветания Дубая должны были со временем иссякнуть. Запасы нефти и газа Дубая составляют лишь 0,5 % от запасов соседнего АбуДаби и еще меньшую долю от запасов Саудовской Аравии и должны закончиться к 2010 году. Известно знаменитое высказывание шейха Рашида: «Мой дедушка ездил на верблюде, мой отец ездил на верблюде, я вожу «Мерседес», мой сын ездит на «Лендровере», его сын будет также ездить на «Лендровере», а его сын будет снова ездить на верблюде».

Помимо создания высококлассного порта, шейх Рашид также учредил первую на Ближнем Востоке свободную экономическую зону, в которой иностранцам разрешено репатриировать 100 % своего капитала и прибыли, и разрешил открывать предприятия со 100 %-ным иностранным участием. Это позволило обойти требование ОАЭ и многих других стран арабского мира, согласно которому во всех компаниях большая часть капитала должна была принадлежать местным жителям.

Следующее поколение королевской семьи, возглавляемое шейхом Мухаммедом, пошло в отношении данной свободной экономической зоны еще дальше, создавая бизнес-парки, предназначенные для конкретных отраслей промышленности. Первым из них стал Dubai Internet City (DIC), спроектированный с помощью компаний Arthur Andersen и McKinser & Company.

DIC обеспечил идеальную базу для любой технологической компании, развивающей бизнес на Ближнем Востоке, Индийском субконтиненте, в Африке или в бывших советских республиках – это в совокупности потенциальный рынок в 1,8 млрд человек с общим валовым внутренним продуктом в 1,6 трлн долларов. Мгновенно 180 компаний подписалось на то, чтобы вести бизнес в этой зоне, включая Microsoft, Oracle, HP, IBM, Compaq, Dell, Siemens, Canon и Sony Ericsson.

В каком-то определенном смысле DIC оказался значительным успехом: с 2006 года четверть из 500 крупнейших мировых компаний присутствовали в Дубае. После этого Дубай постарался повторить историю успеха, основав Dubai Healthcare City, Dubai Biotechnology and Research Park, Dubai Industrial Sity, Dubai Knowledge Village, Dubai Studio City и Dubai Media City (где расположены компании Reuters, CNN, Sony, Bertelsmann, CNBC, MBC, Arabian Radio Network и другие компании из сферы СМИ).

Директор по маркетингу DIC Вади Ахмед, британский гражданин арабского происхождения, поясняет: мы сделали теорию Портера [о кластерах] реальностью. Если вы соберете вместе все компании из одного и того же сегмента, то возможности материализуются. Это построение сетей реального мира. Это то же самое, что собрать вместе системного интегратора и разработчиков программного обеспечения. Наш кластер включает боо компаний, которые работают не более чем в двух километрах друг от друга. Силиконовая долина отчасти похожа на это. Однако это территория, а не город, управляемый как единое целое[193].

Факт, что Дубай сначала показал впечатляющие темпы роста и в короткий срок стал важным коммерческим узлом. Однако Дубай никогда нельзя было сравнить с Израилем ни по числу новых компаний, ни по объему привлеченного венчурного капитала, не говоря уже о количестве новых изобретений и патентов. Так что же отличает Дубай и Израиль в этом отношении?

Например, давайте углубимся немного в то, что происходит в Dubai Internet City, и начнет проясняться ответ. В DIC вы не найдете никаких лабораторий по исследованиям и разработкам или новых компаний, основанных на инновациях. Дубай открыл свои двери инновативным глобальным компаниям, и многие из них откликнулись и пришли. Но они пришли распространять инновации, изобретенные где-либо еще, на конкретном региональном рынке. Следовательно, Дубай не создавал никаких процветающих инновационных кластеров. Скорее он создал крупные и успешные сервисные узлы. Поэтому, когда Мухаммед Аль-Гергави был избран шейхом Мухаммедом, чтобы ускорить пришествие дубайского экономического чуда, его работа заключалась в том, чтобы выращивать эти восхитительные, но не обязательно создающие инновации предприятия и управлять ими.

В Израиле было иначе. Маргалит был одним из десятков тысяч «серийных» предпринимателей. Его никто не выбирал, он выбрал сам себя. Все его успехи проистекают вследствие создания инновативных компаний и благодаря налаживанию связей с глобальной венчурной и технологической экосистемой, которая постоянно-находится в поиске новых продуктов и рынков. И хотя физическая инфраструктура, которая способствовала данному процессу в Израиле, могла быть куда скромнее, нежели в Дубае, однако культурная инфраструктура доказала, что она является значительно более плодоносной почвой для культивирования инноваций.

Привлечение новых членов в кластер за счет предложения менее затратных путей ведения бизнеса может быть важным для создания кластера, но не для его сохранения. Если цена ведения бизнеса в кластере является его единственным конкурентным преимуществом, то какая-либо другая страна всегда может появиться и предложить более низкие цены. Другие качественные элементы, такие как тесно связанные сообщества, чьи члены настроены жить, работать и растить детей внутри кластера, – это то, что способствует его продолжительному росту. Крайне важно, что непросто создать в кластере ощущение общего настроя и общей судьбы, которое трансформируется в повседневные победы в бизнесе.

В этом смысле препятствия для создания кластера в Дубае очень серьезны. Иностранцы – авантюристы в сфере бизнеса из Европы и стран Персидского залива или южноазиатские и арабские временные рабочие, которые приехали сюда делать деньги. И все. После того как они этого достигают, они обычно возвращаются домой или отправляются навстречу новым приключениям. С Дубаем их связывают дела. Они не являются частью правильно организованного сообщества, и они не работают коллективно над тем, чтобы заложить основы или построить что-либо новое. Они оценивают свое положение и достижения по отношению к сообществам в их собственных странах, а не по отношению к Дубаю. Их эмоциональная привязанность и чувство укорененности связаны с другим местом. Это, по нашему убеждению, является фундаментальным препятствием для функционирующего в полной мере кластера, и это может также сдерживать культивирование быстро растущей предпринимательской экономики.

«Если в Израиле и есть «пузырь» интернет-компаний, то в таком случае Йоси Варди является этим «пузырем»[194]. Так считает один из основателей Google Сергей Брин, который говорит о роли Варди, о его помощи в повторном выстраивании интернет-сектора в Израиле после глобального краха высокотехнологичных компаний в 2000 году. Имя Варди стало синонимом мира израильских новых интернет-компаний. Он больше всего известен благодаря ICQ – программе чатов в Интернете, которую основали его сын Арик Варди и три его друга, которым тогда было чуть больше 20 лет. Исаак Эпплбаум из The Westly Group говорит, что ICQ – тогда наиболее популярная программа чатов в мире – была одной из нескольких компаний, которые «трансформировали технологию навсегда» вместе с Netscape, Google, Apple, Microsoft и Intel.

ICQ (игривая аббревиатура английских слов «I seek you») была учреждена в ноябре 1996 года, причем создание профинансировал Варди. Это была первая программа, которая позволяла пользователям Windows осуществлять коммуникацию «вживую». America Online (AOL) изобрела свою собственную программу чатов, которая была названа Instant Messenger (AIM), примерно в то же время, однако первоначально программа AOL была доступна только своим абонентам.

Израильская программа распространялась значительно быстрее, нежели программа AOL. К июню 1997 года, примерно через полгода после запуска этой программы, когда только 22 % американских домов имели доступ в Интернет, у ICQ было более миллиона пользователей. Через шесть месяцев число пользователей подскочило до 5 млн, а еще 10 месяцев спустя – до 20 млн. К концу 1999 года ICQ имела в целом 50 млн зарегистрированных пользователей, что сделало ее наиболее крупным международным онлайновым сервисом. ICQ стала наиболее загружаемой программой в истории CNET.com, с 230 млн загрузками программы.

Если вернуться назад, к середине 1998 года, когда ICQ побила очередной рекорд в 12 млн пользователей, AOL купила эту новую компанию за такие деньги, которые были тогда наиболее крупной суммой, уплаченной за израильскую технологическую компанию, – 407 млн долларов (продавцы мудро настаивали на том, чтобы получить все наличными, а не акциями).

Хотя Израиль к тому времени уже был глубоко вовлечен в скачок роста высокотехнологичных компаний, продажа ICQ была национальным феноменом. Она вдохновила еще большее число израильтян стать предпринимателями. Основатели компании в конце концов были просто группой юных хиппи. Выражая общую реакцию израильтян на все формы успеха, многие говорили: «Если эти парни сделали это, то я могу сделать это еще лучше». Более того, продажи были источником национальной гордости, как завоевание золотой медали на мировой технологической олимпиаде. Один заголовок в местной газете объявил, что Израиль стал «супердержавой» в области Интернета»[195].

Варди инвестирует в новые компании в области интернет-технологий, поскольку верит в них. Но его сосредоточенность на Интернете, в то время когда почти каждый инвестор вкладывал средства либо в классические «израильские» отрасли, такие как коммуникации и безопасность, либо в «горячие» новые области наподобие экологически чистых технологий и биотехнологий, объясняется не просто расчетами на прибыль. Во-первых, Израиль – это его кластер, и он осознает свой статус «инсайдера» в своем сообществе – сообществе, в котором он желает преуспеть. А с таким настроем он также осознает свою роль в поддержании этого сектора посредством денежных вливаний. Инвестирование в персонал, как и в национальную цель, было названо «прибыльным патриотизмом» и снова становится предметом общего внимания.

Более чем столетие назад известный банкир Дж. П. Морган почти единолично стабилизировал экономику США во время биржевой паники 1907 года. В то время когда еще не было Федерального резерва, «Морган не только потратил некоторые деньги из своего собственного состояния, но также и организовал целое финансовое сообщество, чтобы оно присоединилось к спасению экономики», – сказал Рон Чернов, историк бизнеса и биограф[196].

Когда грянул кризис 2008 года, Уоррен Баффет по всей видимости сыграл аналогичную роль, закачав 8 млрд долларов в Goldman Sachs и General Electric всего за две недели. По мере того как паника углублялась, Баффет знал, что его решение сделать крупные инвестиции может сигнализировать рынку, что он – наиболее уважаемый инвестор Америки – не собирается ждать того, что акции упадут еще больше, и убежден, что экономика не будет скатываться к коллапсу.

Разумеется, интервенции Варди были совершенно иного масштаба. Тем не менее он сумел оказать виляние на целый ряд израильских начинающих компаний. Он сыграл роль лидера в сохранении связанного с Интернетом сегмента рынка на плаву. Само его присутствие и стабильное поведение в секторе, в котором каждый списывал убытки, помогло сегменту выжить.

В 2008 году на TechCrunch – влиятельной конференции, которая выбирала 51 наиболее многообещающую новую компанию в мире, семь были израильскими. И многие из этих компаний получили капитал от Иоси Варди. Основатель TechCrunch Майкл Аррингтон относится к людям, которые оказывают Варди сильную поддержку: «Вы [Израиль] должны воздвигнуть памятник Иоси Варди в Тель-Авиве», – говорит он[197].

В одном из своих бестселлеров – «Построено на века» – гуру бизнеса Джеймс Коллинз определяет несколько случаев долгосрочного успеха, которые имеют одну общую черту: ключевая цель, которая выражается в одном или двух предложениях. «Ключевая цель, – пишет Коллинз, – это фундаментальная причина существования организации. Она отражает важность привязанности людей к работе компании… помимо простого зарабатывания денег». Он перечисляет 15 примеров формулировок ключевой цели. Все они принадлежат конкретным компаниям, включая Wal-Mart, McKinsey, Disney и Sony, с одним исключением – Израиль. Коллинз описывает ключевую цель Израиля как «обеспечение безопасного места на Земле для еврейского народа». Построение израильской экономики и участие в ее кластере – цели, которые взаимозаменимы. Это то, что частично мотивирует израильский «прибыльный патриотизм»[198].

Как замечала историк Барбара Тухман еще до израильского технологического бума: «При всех своих проблемах Израиль имеет одно важное преимущество – чувство цели. Израильтяне могут не иметь изобилия… или спокойной жизни. Однако они имеют то, что изобилие имеет склонность уничтожать: мотив»[199].

Отсутствие мотива – это проблема для многих государств, принадлежащих к странам Персидского залива, включая ОАЭ, Саудовскую Аравию, Бахрейн, Кувейт, Катар и Оман. В случае Дубая – одного из эмиратов ОАЭ – большинство предпринимателей, которые пришли откуда-либо еще, мотивированы прибылью, что важно, но их не мотивирует построение ткани общества в Дубае. И как мы видели при рассмотрении теории кластеров Майкла Портера, мотив, связанный с прибылью, если он является единственным, не сможет продвинуть экономику достаточно далеко. Когда времена для экономики трудны, как это было в случае с Дубаем с конца 2008 года, или когда безопасность оказывается под угрозой, те, кто не озабочен построением дома, сообщества и государства, часто проигрывают первыми. В случае других стран Персидского залива существует проблема несколько иного характера. В наших путешествиях по Аравийскому полуострову мы прежде всего видели, как жители Саудовской Аравии – молодые и старые – гордились экономической и инфраструктурной модернизацией своей экономики. Многие жители Саудовской Аравии имеют племенные связи, корни которых уходят в прошлые века, и построение продвинутой экономики, которая будет признана в глобальном масштабе, является предметом племенной и национальной гордости.

Однако все эти экономики также стоят перед проблемами, которые могут принизить любой потенциал прогресса.

Многие лидеры бизнеса и политики по всему арабскому миру обратили свое внимание на стимулирование быстро растущей предпринимательской экономики, а некоторые из них втихомолку изучали израильский опыт. «Как же иначе нам создать 80 млн рабочих мест в следующем десятилетии?» – спросил нас Риад Аль-Алави. Аль-Алави – успешный иорданский предприниматель, которые вел бизнес по всему региону. 80 млн – это цифра, которую мы постоянно слышали от экспертов во время наших поездок по арабским столицам.

Арабские экономики Северной Африки (Египет, Алжир, Марокко и Тунис) и Ближнего Востока (Ливан, Сирия, Палестина, Ирак и Иордания), а также стран Персидского залива (Саудовская Аравия, ОАЭ, Катар, Бахрейн, Кувейт и Оман) включают примерно 225 млн человек, или 3 % мирового населения. А общий валовой внутренний продукт арабских экономик в 2007 году составлял 1,3 трлн долларов – почти 2/5 размера экономики Китая. Однако распределение богатства широко варьирует: есть экономики, которые богаты нефтью и с очень малым населением (такие как Катар – i млн человек, валовой внутренний продукт на душу населения составляет 73, i тысячи долларов) и экономики, бедные нефтью, с большим, сконцентрированным населением (такие как Египет с 77 млн человек, но доходом на душу населения, составляющим всего 1,7 тысячи долларов). Обобщения по поводу стратегий развития для региона – это довольно рискованное дело, поскольку размеры, структура и естественные ресурсы в арабских экономиках сильно варьируют.

Но даже при всех этих различиях общей экономической проблемой арабского мира является его собственная демографическая «бомба замедленного действия»: примерно 70 % населения находятся в возрасте до 25 лет. Трудоустройство всех этих людей потребует создания 80 млн новых рабочих мест к 2020 году, как сказал нам Аль-Алави[200].

Чтобы достичь этой цели, нужно обеспечить занятость, в два раза превышающую рост занятости США во время десятилетия «экономического бума» 1990-х годов. «Государственный сектор не может создать эти рабочие места. Крупные компании также не собираются создавать эти рабочие места, – говорит Фади Гандур, успешный иорданский предприниматель. – Стабильность и будущее региона будет зависеть от того, насколько мы научим этих молодых людей тому, как создавать компании»[201].

Однако предпринимательство играло лишь ничтожную часть в экономиках арабского мира. Даже до того, как их экономика стала бурно расти, только 4 % взрослого населения ОАЭ работало на начинающих или малых предприятиях. Так что же мешает арабским странам становиться «странами стартующих компаний»? Ответ включает следующие моменты: нефть, ограничения политических свобод, статус женщин и качество образования.

Подавляющая часть экономической активности в регионе связана с добычей и очисткой углеводородов. Не связанный с нефтью валовой внутренний продукт, экспортируемый арабским миром в целом, с населением примерно 250 млн человек, меньше, нежели у Финляндии с населением 5 млн человек. Кроме нефти, имеются некоторые успешные мультинациональные компании, такие как базирующаяся в ОАЭ Emirates Airlines, базирующаяся в Египте Orascom Telecom, базирующаяся в Иордании Aramex – предоставляющая логистическую поддержку. Orascom и Aramex основаны и построены умелыми предпринимателями. Семейные бизнесы в сфере услуг также важны в экономике этих стран. В таких странах, как Египет, имеются текстильные и сельскохозяйственные компании. Однако нефтяная промышленность вносит куда больший вклад в валовой внутренний продукт региона. Регион обеспечивает почти одну треть мировой добычи нефти и 15 % мировой добычи газа.

Потребность в нефти постоянно возрастает. Китай и Индия являются наиболее крупными странами, которым требуется все больше нефти. Начиная с 1998 года потребность Китая и Индии в нефти в совокупности выросла на одну треть менее чем за десятилетие. Поэтому независимо от того, насколько сильно варьирует цена на нефть, потребность в ней постоянно растет и влияет на будущую глобальную трансформацию.

Однако «нефтяная» экономика арабского мира препятствовала высоким темпам роста предпринимательства. Распределение нефтяных богатств избавило правительства стран Персидского залива от необходимости реформировать свои страны политически и экономически. Нефтяное богатство сцементировало власть автократических правительств, которым не нужно собирать налоги со своих граждан и, следовательно, нет необходимости реагировать на их жалобы. Как описывают это историки стран арабского мира: «[В арабских странах] справедливо высказывание, противоположное широко известному утверждению: «Нет представительства без налогов»»[202].

Остро необходимые реформы, которые элиты воспринимают как угрозу: право на свободу выражения взглядов, терпимость к экспериментированию и к неудаче, а также доступ к основным экономическим данным правительства, необходимы для культуры, в которой могут развиваться предприниматели и изобретатели. Как раз потому, что предпринимательство помогает экономикам расти, а обществу прогрессировать, вознаграждая скорее положительные качества, инициативу и результаты работы, нежели статус, правительства стран Персидского залива тормозят его. Это как раз то, что политолог Сэмьюэл Хантингтон однажды назвал «дилемма королей»: все монархи, модернизирующие экономику, в итоге стараются сочетать экономическую модернизацию с ограничениями свобод, поскольку либерализация создает проблемы для власти монарха. В арабском мире, как говорил британский журналист Крис Дэвидсон, автор книги «Дубай: Уязвимость успеха» это явление называется «дилеммой шейха».

За исключением Ливана и Ирака, в любой другой из 22 стран Лиги арабских государств никогда не было подлинно свободных выборов. После одной попытки выборов в ОАЭ в 2006 году, отмеченных низким участием, один из важных членов правительства отмечал: «Это особенно разочаровывает, поскольку все кандидаты и участники были из хороших семей и все лично были одобрены правителями ОАЭ»[203].

Несколько правительств стран Персидского залива ищут возможности что-то сделать с «дилеммой шейха», используя нефтяные богатства, чтобы модернизировать крупную инфраструктуру своих экономик, в то же время оставляя политические структуры фактически нетронутыми. Доходы от нефтяных бумов прошлого, в 1970-х годах, не были поглощены региональными экономиками, но скорее были потрачены на импорт с Запада, на инвестиции за границей и на вооружение. Местные экономики мало что выиграли от этого. Однако с 2002 года более 650 млрд долларов дополнительных, вызванных возросшим спросом нефтяных доходов были реинвестированы исключительно в экономики региона.

Вместе со стратегией кластеров, принятой Дубаем и некоторыми другими арабскими странами Залива, большая часть доходов от продажи нефти перешла в сферу строительства недвижимости. Сектор недвижимости стран региона продемонстрировал самый большой рост в мире. Между 2000 и 2010 годом по оценкам, были построены 19,55 млн квадратных ярдов новых, сдаваемых в аренду площадей – новые офисные здания, магазины, отели, промышленные площади и жилые дома, и это позволило региону, в основном Саудовской Аравии и ОАЭ, обеспечить в этот период рост на 20 % в год (ежегодный прирост сдаваемых площадей в Китае составлял в тот период 15 %).

Однако, как и в остальных странах мира, «пузырь» цен на недвижимость в странах Персидского залива лопнул. В начале 2009 года цены на жилую и коммерческую недвижимость в Дубае, к примеру, понизились на 30 %, и ожидается, что они понизятся еще больше. Собственники домов в реальности покидают свои дома и даже покидают страну, чтобы избежать перспективы тюремного заключения, если они не смогут оплатить свои долги. Крупные проекты по строительству были заморожены.

Ни нефть, ни недвижимость, ни кластеры не построили предпринимательской и инновационной экономики с высоким ростом.

По мере того как демографическая бомба тикает, правительства стран, богатых нефтью, также пытались построить кластеры академических исследований. Любой технологический кластер имеет собрание прекрасных образовательных учреждений. Знаменитая Силиконовая долина была основана в 1939 году, когда Уильям Хьюлетт и Дэвид Паккард – двое выпускников инженерного факультета Стэнфорда, объединили свои средства, составлявшие 538 долларов и основали Hewlett-Packard. Их ментором был бывший профессор Стэнфорда, и они открыли мастерскую в гараже недалеко от Пало Альто.

Однако социальные и культурные институты стран арабского мира, как было указано в санкционированном ООН отчете интеллектуалов арабского мира, страдают хронической недоразвитостью. Отчет по развитию человеческих ресурсов в арабских государствах, выпущенный под эгидой ООН, представил исследования организации за период с 2002 по 2005 год, в котором было указано, что число книг, которые ежегодно переводятся на арабский язык во всех арабских странах, равно одной пятой числа книг, переводимых на греческий язык в Греции. Число патентов, зарегистрированных в период с 1980 по 2000 год в Саудовской Аравии, было равно 171, в Египте – 77, в Кувейте – 52, в ОАЭ – 32, в Сирии – 20, в Иордании – 15, по сравнению с 7652 патентами, зарегистрированными в Израиле. В арабском мире один из самых низких уровней грамотности в мире и один из самых низких показателей по числу работающих ученых-исследователей, чьи статьи часто цитирутся. В 2003 году в Китае был опубликован список 500 самых лучших университетов в мире. В нем не было ни одного из более чем 200 университетов арабского мира[204].

Признавая важность университетов для исследований и разработок, необходимых для патентов и инноваций, Саудовская Аравия открывает университет наук и технологий короля Абдуллы, в котором будут учиться и работать 20 тысяч сотрудников и студентов. Это будет первый университет в Саудовской Аравии, в котором мужчины и женщины будут обучаться в одном классе. Катар и ОАЭ установили партнерские отношения с известными западными академическими учреждениями. В образовательном городке в Катаре разместились филиалы медицинского колледжа Weill Cornell Medical College, программ в области компьютерных дисциплин и программ делового администрирования Carnegie Mellon University, программы международных отношений Джорджтаунского университета, а также программы по журналистике Северо-Западного университета. В Абу-Даби – одном из семи эмиратов ОАЭ – разместился филиал для Нью-Йоркского университета. Идея заключается в том, что если арабские государства смогут привлечь наиболее инновативных исследователей со всего мира, то это поможет стимулировать местную культуру инноваций.

Однако эти новые организации пока не достигли значительного прогресса. Они не могут нанять нужное число иностранных сотрудников и преподавателей, которые могли бы пустить корни и продемонстрировать долгосрочную приверженность арабскому миру. «Речь идет скорее о привлечении в страны [Персидского] залива образовательных брендов, нежели об иммиграции и ассимиляции «мозгов»», – говорит Крис Дэвидсон. – Эти университеты делают упор на построении национальной репутации, а не на реальных инновациях»[205].

В Израиле было иначе. Самые лучшие университеты были основаны еще задолго до образования государства. Профессор Хаим Вейцман – химик с мировой известностью, который, изобретя свой метод создания ацетона, содействовал становлению биотехнологической отрасли, так прокомментировал эту мысль на церемонии открытия Иерусалимского университета 24 июля 1918 года: «С первого взгляда кажется парадоксальным, что на земле, на которой столь редкое население; на земле, где все еще нужно создать; на земле, которая «плачет» по самым простым вещам, таким как плуги, дороги и гавани, мы должны начать создавать центр духовного и интеллектуального развития»[206].

Первый совет руководителей Еврейского университета включал Вейцмана, будущего первого президента Израиля, а также Альберта Эйнштейна, Зигмунда Фрейда и Мартина Бубера. Университет Технион был основан в 1925 году. Институт имени Вейцмана был открыт в 1934 году, а в 1956-м открыл свои двери Тель-Авивский университет – ныне крупнейший университет в Израиле. Таким образом, к концу 1950-х годов население Израиля только-только перевалило за 2 млн человек, но в стране уже было четыре университета, которые со временем стали учебными заведениями мирового уровня. Другие крупные университеты, такие как Университет имени Бар-Илана, Хайфский университет и Университет имени Давида Бен-Гуриона в Негеве, были основаны в 1955,1963 и в 1969 году соответственно.

Сегодня Израиль имеет 8 университетов и 27 колледжей. Четыре из них находятся в списке 150 самых лучших университетов мира, а семь университетов включены в список то лучших университетов Азиатско-Тихоокеанского региона. Ни одно из этих учебных заведений не является филиалом заграничных учебных заведений. Израильские исследовательские институты также являются первыми в мире по коммерциализации академических открытий.

В 1959 году Институт имени Вейцмана открыл программу «Йеда» (что на иврите означает «знания»), чтобы проводить маркетинг своих исследований. С тех пор эта программа сумела дать жизнь тысячам успешных продуктов в области медицинских технологий и компаний. Между 2001 и 2004 годом институт сумел собрать i млрд шекелей (более 200 млн долларов) в виде авторских отчислений за свои открытия. К 2006 году «Йеда» была оценена как самая лучшая в отношении заработанных авторских отчислений среди мировых академических институтов[207].

Через несколько лет после создания программы «Йеда», Еврейский университет основал свою собственную компанию по передаче технологий в производство под названием «Яссим» (слово, которое означает на иврите «внедрение»). Компания «Яссим» зарабатывает более i млрд долларов в год за счет продажи результатов исследований, проводимых Еврейским университетом, и зарегистрировала 5500 патентов и 1600 изобретений. Две трети изобретений, созданных в 2007 году, были в области биотехнологии, десятая часть относилась к сельскохозяйственным технологиям и еще столько же – к продуктам компьютерной отрасли и инжиниринговым продуктам. Результаты исследований были проданы компании Johnson & Johnson, IBM, Intel, Nestle, Lucent Technologies и многим другим мультинациональным компаниям. В целом «Яссим» недавно заняла 12-е место после 10 американских университетов и одного британского в списке глобальных патентов в области биотехнологий (университет Тель-Авива получил 21-е место).

Израиль – страна иммигрантов – постоянно зависел от успешных волн иммиграции, чтобы его экономика росла. В значительной степени благодаря этим иммигрантам Израиль в настоящий момент имеет больше ученых и инженеров на душу населения, нежели любая другая страна, и создает больше научных работ на душу населения, чем любая другая нация – 109 на 10 тысяч человек[208].

Вновь приезжающие в страну евреи и члены их семей, не являющиеся евреями, с легкостью получают гражданство, вид на жительство и льготы. Израиль повсеместно считается страной с высоким уровнем предпринимательства и, как и армия, не имеет сложной иерархии.

В противоположность этому в странах Персидского залива правительства позволяют получить визы с видом на жительство не более чем на три года даже для своих единоверцев-мусульман и арабов.

В этих странах нет возможности получения гражданства. Поэтому исследователи, привлекаемые по всему миру, не хотят, чтобы их семьи переезжали в страну и сами не хотят делать свою карьеру в стране, которая не допускает свободы слова, свободы академических занятий, а также прозрачности действий правительства и ограничивает сроки проживания в стране. Правда, в нескольких арабских странах Персидского залива рассматривался вопрос о продлении срока действия виз и вида на жительство до 5-10 лет, но в конечном итоге ни одно правительство не разрешило это сделать.

Эти ограничения на проживание также являются симптомами еще большего препятствия в отношении привлечения академических специалистов: несколько профессионалов-исследователей, которые приехали в страну, вскоре поняли желание правительств держать их «на обочине». Законы подобного толка появляются, поскольку правительства вынуждены считаться как с арабским национализмом в целом, так и с местным государственным национализмом в частности. Например, женщина из Эмиратов, вышедшая замуж за иностранца, должна принять его гражданство, и их дети не получат паспорта ОАЭ и какого-либо социального обеспечения от правительства.

Одна из наиболее серьезных проблем на пути развития предпринимательской культуры с высокими темпами роста где-либо в арабском мире, кроме стран Персидского залива, – это системы обучения в начальной и средней школе и даже в университетах, основанные на механическом запоминании. По словам Хасана Билави, советника Министерства образования Египта, при обучении упор делается на стандартах, системах и различиях, нежели на экспериментировании. Это в значительной мере модель Columbia, а не модель Apollo.

Этот упор на стандартизацию сформировал политику обучения, которая определяет успех по измерению входящих условий, а не результатов. Например, в соответствии с исследованием, выполненным офисами компании McKinsey & Company в странах Персидского залива, правительства арабских стран сделали инвестиции в преподавателей и в инфраструктуру – в здания, а теперь и в компьютеры – в надежде улучшить результаты обучения. Однако результаты недавнего исследования Trends in International Mathematics and Science Study поставили Саудовскую Аравию на 43-е место из 45 (то есть Саудовская Аравия оказалась позади Ботсваны, которая заняла 42-е место)[209].

Хотя в странах Персидского залива среднее отношение числа учеников к числу учителей составляет 12 к i – один из наиболее низких показателей в мире, это не дало реального положительного эффекта. К несчастью, международная практика показывает, что низкий уровень данного показателя слабо коррелирует с хорошими результатами учеников и он значительно менее важен по сравнению с качеством учителей. Однако министерства образования в большинстве арабских стран не измеряют результаты работы учителей. Входящие показатели легче измерять посредством методологии стандартизации.

Зацикленность на числе учителей имеет особенно негативные последствия для мальчиков в арабском мире. Многие государственные школы сегрегированны по половому признаку: мальчики обучаются мужчинами, а девочки – женщинами. Поскольку должности учителя традиционно были менее привлекательными для мужчин, то имеет место серьезная нехватка учителей для мальчиков. В результате это приводит к меньшему числу талантливых учителей, и школы вынуждены принимать на работу учителей с низким качеством работы. Действительно, разница между результатами, которые показывают в ходе заполнения тестов мальчики и девочки, в арабских странах самая большая в мире. И наконец, возможно, даже более серьезным фактором, ограничивающим построение предпринимательской культуры с высокими темпами роста, – это роль женщин. Дэвид Ландес, автор конструктивной книги «Богатство и бедность наций», считает, что самым лучшим барометром потенциала роста экономики являются права и статус женщин. «Отталкивать женщин как работников означает лишить страну трудовых ресурсов и талантов и подорвать стремление к достижению со стороны мальчиков и мужчин», – пишет он. Ландес считает, что ничто не действует столь расслабляющее на процесс развития драйва и амбиций, как чувство, что вам предоставлены определенные права. Каждое общество имеет элиту, и определенное число ее представителей получают статус элиты по рождению. Однако не может быть более широкого распространения такого наследуемого права, как насаждение в умах половины населения, что они имеют более высокий статус, что, как считает автор, снижает у людей «необходимость учиться и действовать». Такого рода деформация делает экономику внутренне неконкурентоспособной, и это является результатом подчиненного экономического статуса женщин в арабском мире[210].

Экономика Израиля и многие другие экономики в арабском мире – это живые лаборатории для проверки экономической теории кластеров и, если рассматривать данный вопрос шире, того, что требуется от нации для генерирования или, наоборот, сдерживания инноваций. Контраст между двумя моделями показывает, что упрощенный взгляд на кластеры, при котором предполагается, что группа организаций может быть механически собрана в единое целое и превратится в Силиконовую долину, – это неправильный подход. Более того, можно сказать, что расчет на страну – это «мотив» (согласно Тухман), который обеспечивает важный «клей», поощряющий предпринимателей развивать бизнес и брать на себя риски.

Глава 14. Угроза экономическому чуду

Израильская экономика все еще находится в детском возрасте.

Взявшие резкий старт компании, которые сегодня кажутся столь зрелыми, были рождены примерно в то же время, как и сама экономика, связанная с Интернетом, – то есть примерно десять лет назад. Начало израильского экономического бума совпало не только с глобальным ростом информационных технологий, но также и с американским «пузырем» высокотехнологичных компаний, с быстрым скачком в развитии израильского венчурного капитала посредством программы «Йозма», мощной волной иммиграции из бывшего Советского Союза и с мирными усилиями дипломатического процесса в Осло в 1993 году, которые принесли то, что казалось перспективой мира и стабильности. А что, если израильское «экономическое чудо» было построено просто на редком совпадении событий и может исчезнуть при менее благоприятных обстоятельствах? Даже если считать, что новая экономика Израиля – это всего лишь результат случая, каковы реальные угрозы долгосрочному экономическому успеху Израиля?

Нет необходимости размышлять над тем, что произойдет, если положительные факторы, которые запустили израильский технологический бум в конце 1990-х годов, исчезнут. Большинство из них уже исчезли.

В 2000 году лопнул «пузырь» ДОТКОМОВ. В 2001 году мирный процесс в Осло был свернут, в то время как волна атак террористов-смертников в израильских городах временно сократила туристическую индустрию и внесла свой вклад в экономический спад. А мощный поток иммигрантов из бывшего Советского Союза, который увеличил еврейское население страны на одну пятую, исчерпал себя в конце 1990-х годов.

Эти негативные события случились почти столь же быстро и одновременно, как и позитивные события за несколько лет до этого. Тем не менее новое положение вещей не положило конец буму, который к этому моменту продолжался пять лет. С 1996 по 2000 год израильский технологический экспорт более чем удвоился – с 5,5 млрд долларов до 13 млрд долларов. Когда «пузырь» доткомов лопнул, экспорт слегка понизился до 11 млрд долларов в 2002 и в 2003 годах, но затем снова скакнул до почти 18,1 млрд долларов в 2008 году. Другими словами, израильский технологический «двигатель» только чуть замедлился под влиянием множественных ударов, которым он подвергся между 2000 и 2004 годом, и сумел не просто вернуться к прежним показателям, но и в 2008 году превысил уровень бума 2000 года почти на 40 %.

Аналогичная картина и в сфере фондов венчурного капитала. Когда в 2000 году «пузырь» венчурного капитала лопнул, инвестиции в Израиль значительно упали. Однако доля израильского рынка глобального венчурного капитала повысилась с 15 до 30 % за следующие три года, хотя израильская экономика испытывала сильный стресс.

Однако избежать падения в условиях глобального экономического кризиса, который в отличие от 2000 года не ограничивается акциями международных технологических компаний и фондами венчурного капитала, а оказывает глобальное негативное влияние на банковскую систему, может быть сложно. Сказав это, нужно отметить, что нарушение международных финансов инфицировало банковскую сферу почти каждой страны за двумя важными исключениями: ни в Канаде, ни в Израиле не было зафиксировано ни одного банкротства. С момента гиперинфляции и банковского кризиса в Израиле начала 1980-х, которые достигли максимума в 1985 году (именно тогда были осуществлены трехсторонние интервенции израильского правительства, правительства США и МВФ) были введены жесткие финансовые ограничения. Израильские финансовые институты придерживаются консервативной политики предоставления кредитов, которые обычно имеют плечо пять к одному. Банки США, с другой стороны, в предкризисный период предоставляли кредиты с плечом 26 к 1, а некоторые европейские банки делали это с пугающим плечом равным 61 к 1. В Израиле не было системы субстандартных кредитов на недвижимость, а рынок вторичной ипотеки вообще никогда не возникал. В основном недостаток финансирования для малого бизнеса до кризиса подтолкнул даже еще больше людей переходить в технологический сектор, где налоги и регулирование были более дружелюбными, а венчурный капитал доступен.

Как указывал израильский финансовый аналитик Эйтан Авриэль: «Израильские банки были «телегами, в которые была запряжена лошадь», а банки США были «гоночными автомобилями». Однако эти «гоночные автомобили» разбились, в то время как «телега» ехала более медленно и продолжала свой путь»[211].

Это хорошая новость для Израиля. Хотя экономика Израиля не имела практик неадекватного кредитования и не использовала комплексные кредитные продукты, она находилась в зависимости от венчурного финансирования, которое вскоре могло оказаться в дефиците. Фирмы венчурного капитала финансируются в основном институциональными инвесторами (такими как пенсионные фонды), благотворительностью и государственными фондами. Эти инвесторы откладывали специальные средства на «альтернативное инвестирование (венчурный капитал, акции частных компаний, хеджевые фонды) обычно в объеме 3–5 % от их общего портфеля. Но поскольку долларовое выражение этих публичных активов (акции) уменьшилось – во многом благодаря сокращению рынков на глобальном уровне, – это привело к сокращению в абсолютном долларовом выражении средств, доступных для альтернативного инвестирования. Общий денежный «пирог» сократился в размере, снижая доступные фонды для инвестирования в качестве венчурного капитала.

Сокращение денежных средств венчурного капитала могло означать «меньшее финансирование на инновации» для израильской экономики. Тысячи работников в сфере израильского рынка технологий уже потеряли свои рабочие места, и многие технологические компании перешли на четырехдневную рабочую неделю, чтобы избежать дальнейших увольнений[212].

В отсутствие нового финансирования многие стартовавшие израильские компании вынуждены были закрыться.

В дополнение к чрезмерной зависимости от глобального венчурного капитала израильские компании также очень зависимы от экспортных рынков. Более половины израильского внутреннего валового продукта дает экспорт в Европу, Северную Америку и Азию. Когда эти экономики снижают темпы или попадают в коллапс, израильские компании теряют клиентов. Из-за арабского бойкота Израиль не имеет доступа к большинству региональных рынков. А внутренний рынок слишком мал для того, чтобы служить заменой.

Израильские компании также обнаружат, что значительно тяжелее обсуждать такие выходы, как рассмотренные ранее IPO, или выход на NASDAQ компании Given Imaging, или продажа компании Fraud Sciences PayPal, которые в конечном итоге часто являются средствами привлечения денег израильскими предпринимателями. Глобальный спад совпадет с меньшим количеством IPO и слияний и поглощений.

Продолжающееся ухудшение безопасности в регионе также может повлиять на экономический успех Израиля. В 2006 году и накануне 2009 года Израиль вел войны против двух групп, обученных и профинансированных Ираном. Хотя эти войны оказали малое влияние на израильскую экономику, а израильские компании придерживались своих обязательств в отношении заказчиков и инвесторов, невзирая на угрозы безопасности – как большие, так и малые, – однако повторение иранской угрозы может отличаться от всего, что когда-либо испытывал Израиль.

Иран, как много раз сообщали международные регуляторные органы и агентства новостей, находится в процессе разработки ядерного оружия. Если иранское правительство выполнит программу создания оружия, это может подтолкнуть гонку ядерных вооружений по всему арабскому миру. И заморозить иностранные инвестиции в регионе.

В то время как в международном масштабе много внимания уделяется потенциальной угрозе удара иранских ядерных ракет по Израилю, политическое руководство и службы безопасности Израиля негативно высказываются о влиянии иранского ядерного оружия даже в случае, если оно никогда не будет непосредственно использовано. Как сказал нам премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху: «В настоящий момент цель Ирана заключается в том, чтобы запугиванием заставить наиболее талантливых граждан Израиля покинуть страну»[213].

Понятно, что если иранская угроза на кого-то и направлена, то израильская экономика обязательно окажется под ее влиянием. Однако пока присутствие или потенциал таких угроз не склонил иностранные компании и венчурные фонды к тому, чтобы перестать увеличивать свои инвестиции в экономику Израиля.

Действительно, когда речь идет об угрозах экономике, в самом Израиле чаще имеют в виду внутренние факторы. Может быть, потому, что Израиль «имеет прививку» прошлых угроз против нынешних угроз безопасности своей экономики, или потому, что перспектива ядерной угрозы слишком серьезна, чтобы ее обдумывать, экономист Тель-Авивского университета Дан Бен-Давид сосредоточен на другой угрозе – «утечке мозгов» с факультетов израильских университетов.

Разумеется, Израиль является лидером в международном академическом сообществе. Глобальный опрос журнала Scientist 2008 года назвал две израильских организации – Институт имени Вейцмана и Еврейский университет в Иерусалиме – двумя «самыми лучшими местами, в которых могли бы работать академические специалисты» вне США[214].

Экономист Дан Бен-Давид указал нам на исследование двух французских ученых, которые ранжируют страны (все, кроме США) в соответствии с публикациями в самых лучших экономических журналах за период 1971–2000 годов. Великобритания, включая Лондонскую школу экономики, Оксфорд и Кембридж – находились на втором месте. Германия имела в два раза меньшее число публикаций на одного сотрудника факультета, по сравнению с британцами. А Израиль находился на первом месте. «Не на пять или десять процентов больше, а в семь раз больше – то есть в своей собственной лиге, – сказал нам Бен-Давид. – И насколько бы ни были хороши наши экономисты, наши ученые в области компьютерных дисциплин в своей области, очевидно, даже лучше. Среди них есть два нобелевских лауреата, которые были номинированы недавно в области экономики, и один или два – в области химии»[215].

Однако, несмотря на все эти успехи, Бен-Давид обеспокоен. Он сказал нам, что в последние годы лидерство израильских ученых снизилось и будет падать в дальнейшем по мере того, как более пожилые ученые и преподаватели выходят в отставку, а многие из «восходящих звезд» покидают страну, чтобы преподавать за границей. В его собственной области – экономике – Бен-Давид указал нам на исследование, которое обнаружило, что из тысячи публикаций лучших экономистов мира, которые были опубликованы между 1990 и 2000 годом, авторы 25 работ были израильтянами, 13 из которых действительно жили в Израиле. С момента публикации этого исследования только четверо из этих ученых остались работать в Израиле на полное рабочее время. И ни один из 12 израильтян, работавших за границей в 2000 году, не вернулся в Израиль. В целом, согласно оценкам, 3 тысячи израильских профессоров переехали для того, чтобы преподавать в университетах за границей.

Бен-Давид является одним из четырех наиболее известных экономистов, которые остаются в Израиле. И он выражает тревогу по поводу дальнейшего экономического роста Израиля. С 2005 по 2008 год Израиль рос значительно быстрее, нежели многие развитые страны. Но в предыдущие несколько лет имел место спад, поэтому Бен-Давид замечает: «Все, чего мы сумели добиться, – это возврат к пути, выбранному в долгосрочной перспективе. Мы не находимся на неизведанной ранее территории, мы находимся там, где должны были находиться, если бы спада не было».

Проблема, по Бен-Давиду, заключается в том, что, пока технологический сектор продвигался вперед и становился все более производительным, остальная часть экономики отставала. «Это как двигатель, – говорит он. – У вас есть в двигателе все цилиндры. У вас имеется все население страны. Но мы используем все меньше и меньше цилиндров, чтобы машина продвигалась вперед. В целом технологический сектор финансирует остальную часть страны, что не обеспечивает условий и инструментов для того, чтобы работать в современной экономике».

Эта «недоиспользованность» приводит нас к тому, что, по нашему мнению, является наибольшей угрозой продолжающемуся экономическому росту Израиля: низкий уровень участия в экономике. Продуктивный вклад в экономику вносит чуть более половины потенциальной рабочей силы Израиля по сравнению с 65 % в США. Низкое участие рабочей силы Израиля в основном касается двух сообществ меньшинств: харедим, или ультраортодоксальных евреев, и израильских арабов[216].

Среди основной части еврейских граждан Израиля в возрасте от 25 до 64 лет по одной из переписей 84 % мужчин и 75 % женщин работают. Среди арабских женщин и мужчин харедим эти показатели почти совпадают: соответственно 79 и 73 % не работают[217].

Ультраортодоксальные евреи, или харедим, не служат в армии. На самом деле, чтобы не проходить военную службу, они должны доказать, что учатся в еврейских семинариях (ешивот). Эти правила были созданы Давидом Бен-Гурионом, чтобы получить политическую поддержку харедим при создании государства Израиль. Однако тогда освобождение от военной службы учащихся ешивотов было применено только для 400 учащихся, с тех пор эта цифра увеличилась до десятков тысяч – столько людей поступают в ешивот вместо службы в армии.

Результат этого стал втройне вредным для экономики. Харедим социально изолированы от рабочей силы, поскольку у них нет опыта службы в армии. Кроме того, им не позволяется работать, если они не служили в армии, в этом случае они должны будут обучаться. Таким образом, будучи взрослыми людьми, они не получают ни опыта работы в частном секторе, ни военного опыта (опыта предприимчивости), и таким образом сообщество харедим все более зависит от социальных выплат правительства.

Почему участие в экономике страны израильских арабов столь невелико? Существует две основные причины. Во-первых, поскольку они не служат в армии, они, как и харедим, будут иметь меньшую возможность получить навыки предпринимательства и импровизации, которые израильтяне получают во время службы в армии. Во-вторых, они не завязывают деловые связи, которые завязывают молодые евреи Израиля во время службы в армии, и это неравенство усиливает и без того долго существующее культурное разделение между евреями страны и арабской общиной.

Каждый год тысячи арабских студентов оканчивают израильские технологические и инженерные школы. Однако, в соответствии с данными Хельми Киттани и Ханоха Мармари, которые совместно управляют Центром еврейско-арабского экономического развития, «только малое число людей может найти работу, соответствующую их специальности и навыкам…Арабские выпускники школ Израиля должны быть вооружены критически важным ресурсом, который не может предоставить им правительство: сеть друзей, находящихся в нужных местах»[218]. Кроме того, отсутствие этих личных связей может с большей вероятностью поддерживать недоверие израильских евреев к израильским арабам.

Другой проблемой является предубежденность внутри общины израильских арабов против женщин на рабочем месте. Исследование 2008 года, проведенное обществом «Женщины против насилия» – арабской организацией в Израиле, – показывает, что общественное настроение в отношение местных арабов может медленно меняться, но традиционное мнение все еще превалирует. Был проведен опрос, который показал, что даже участники, которые «против старых убеждений», все еще согласны с утверждением «арабское сообщество в основном является патриархальным, где мужчины воспринимаются как люди, принимающие решение, а женщины занимают приниженное положение и в идеале должны прислуживать мужчинам. Мужчина, который обращается со своим партнером не так, как предусматривают социальные нормы, подвергает риску свое социальное положение».

Несмотря на этот парадокс, директор общества «Женщины против насилия» Аида Тума-Сулейман сказала, что она рассматривает мужчин как партнеров в деле изменений, включая новое отношение к женщинам, которые работают вне дома. «Есть мужчины-арабы, которые не удовлетворены этим балансом сил и стремятся улучшить отношения между полами. Они считают, что это в их интересах, как и в интересах других», – сказал она[219].

Однако из-за высокого уровня рождаемости как среди харедим, так и среди жителей арабского сектора усилия по увеличению числа работающих «соревнуются» с «демографическими часами». В соответствии с отчетом «Израиль в 2028 году», выпущенным официальной государственной комиссией, харедим и арабский сектор увеличат свою долю с 29 % населения в 2007 году до 39 % к 2028 году. Без резких изменений в профиле занятости населения этот сдвиг еще более снизит участие трудоспособного населения в профессиональной жизни. «Существующие тенденции работают полностью против желательного развития событий», – предупреждает отчет[220].

Во время кампании по возвращению на пост премьер-министра Биби Нетаньяху провозгласил цель добиться того, чтобы экономика Израиля входила в десять ведущих экономик мира (на душу населения), центральной целью своей политической программы. Институт Реут – независимый центр исследований провел аналогичную кампанию, которая была названа «Израиль 15». Гиди Гринштейн, основатель и президент Институт Реут, был советником нынешнего премьер-министра и является советником нынешнего министра обороны Эхуда Барака, который был политическим противником Нетаньяху. Однако Гринштейн согласен с Нетаньяху в том, что цель Израиля должна быть не только в том, чтобы оказаться на одном уровне с продвинутыми нациями, но и в том, чтобы подняться до уровня наиболее продвинутых наций по уровню валового внутреннего продукта на душу населения.

Как это видит Гринштейн: «Эта проблема не является роскошью, она является необходимостью». По его мнению, Израиль должен расти как минимум на 4 % в год на душу населения в течение десяти лет. Текущий разрыв в стандартах жизни между Израилем и другими развитыми странами является опасным. Он говорит: «Наш деловой сектор по своему уровню – один из лучших в мире, а наше население богато в отношении образования и навыков. В то же время качество жизни и качество коммунальных услуг в Израиле находятся на низком уровне, и для многих иммиграция является возможностью поправить свое финансовое положение»[221].

Это может показаться преувеличением, поскольку рекордное число израильских граждан недавно вернулись из США и других стран – отчасти благодаря вновь установленным десятилетним налоговым каникулам на иностранный доход таких граждан. Конечно же, и другие факторы, помимо вопроса доходов, влияют на оценку качества жизни.

Однако то, что Израиль может, должен и обязан развивать свою экономику быстрее, чрезвычайно важно. Из всех угроз и проблем, которые стоят перед Израилем, неспособность поддерживать рост экономики является, возможно, самой важной, поскольку она включает преодоление политических препятствий и внимание к проблемам, которыми ранее пренебрегали. Израиль – это редкое и, возможно, уникальное культурное и институциональное образование, которое порождает как инновации, так и предпринимательство. Чего ему не хватает, так это изменений в политике, которые способствовали бы росту и распространению этих активов внутри израильского общества. К счастью для Израиля, легче изменить политику, нежели изменить культуру, как это показывают такие страны, как Сингапур. Как писал обозреватель Томас Фридман в New York Times: «Я бы предпочел, чтобы Израиль имел финансовые проблемы, проблемы управления и проблемы инфраструктуры, нежели проблему Сингапура, поскольку эта проблема связана с культурой»[222].