Нация умных людей. История израильского экономического чуда

Введение

Эти двое представляли собой странную пару, сидящую в ожидании в элегантном гостиничном номере отеля Sheraton Seehof в Швейцарских Альпах. У них не было времени снять напряжение непринужденной беседой; они просто нервно переглядывались. Более пожилой, будучи более чем вдвое старше своего собеседника, человек неробкого десятка, проявлял наибольшее спокойствие. Более молодой лучился уверенностью в себе: так казалось потому, наверное, что он был более энергичным, чем его собеседник. Тем не менее отказ за отказом начали сеять сомнение в его голове: сможет ли он на деле добиться коренной реорганизации трех громадных отраслей? Он проявлял беспокойство по поводу встречи, которая вот-вот должна была начаться.

Было непонятно, почему более пожилой собеседник обрекал себя на такие хлопоты и на риск унижения. Он был самым знаменитым из живущих в мире израильтян, эрудитом, дважды занимавшим пост премьер-министра, а также нобелевским лауреатом. В возрасте восьмидесяти трех лет Шимон Перес определенно не нуждался в новом приключении.

Даже организация этих встреч сама по себе была трудным делом. Шимон Перес долгие годы неизменно присутствовал на ежегодном Всемирном экономическом форуме в Давосе. Для прессы следить, пожмет ли руку Пересу тот или иной из властителей арабского мира, было источником легкого драматизма всего мероприятия, которое иначе было бы просто официальной деловой конференцией. Перес был одним из самых знаменитых лидеров, и управляющие директора компаний стремились встретиться с ним.

Поэтому, когда Перес пригласил на встречу управляющих директоров пяти крупнейших в мире автомобилестроительных компаний, он не сомневался в том, что они появятся. Однако на дворе было начало 2007 года. Глобальный экономический кризис еще не маячил на горизонте, автомобильная промышленность пока не знала тех затруднений, которые она стала испытывать годом позже, и представители американской «большой тройки» – General Motors, Ford и Chrysler – не побеспокоились о том, чтобы ответить на приглашение. Еще один крупнейший производитель автомобилей явился, но все 25 минут встречи потратил на то, чтобы объяснить, что идея Переса никогда не сработает. Он не проявил интереса к тому, чтобы глубже ознакомиться с утопическим планом израильского лидера – полностью перевести мир на электрический транспорт. И даже если бы он с ним ознакомился, то вряд ли решился бы воплотить его в такой крошечной стране, как Израиль. «Послушайте, я читал документ от Шая, – сказал Пересу этот автомобильный магнат, имея в виду справочный материал Переса, который был отправлен вместе с приглашением. – Это фантазии. Такого автомобиля не существует. Мы пытались его сделать, но не смогли». И он продолжал объяснять собеседникам, что единственным реалистичным решением являются гибридные автомобили.

Более молодой из этой пары был Шай Агасси, тогда один из директоров SAP – крупнейшей компании в мире по разработке программного обеспечения. Агасси пришел в этот германский технологический гигант в 2000 году, – после того как SAP приобрела за 400 млн долларов основанную Агасси молодую израильскую компанию Top Tier Software. Эта продажа показала, что, хотя «пузырь» доткомов только что «лопнул», некоторые израильские компании все же сумели сохранить уровень ценности, существовавший до этого краха.

Агасси основал Top Tier, когда ему было 24 года. Пятнадцать лет спустя он возглавил два филиала SAP и стал самым молодым членом совета директоров SAP (и единственным из них, кто не был немцем). Он также оказался в списке кандидатов на замещение должности управляющего директора. Даже если бы он не оказался на этой должности в возрасте 39 лет, он мог быть вполне уверенным, что когда-нибудь это произошло бы.

Однако взамен этого Агасси пытался вместе со следующим президентом Израиля убедить одного из высших должностных лиц автомобильной отрасли в будущем автомобильной промышленности. Даже он начал задумываться о том, не была ли эта идея в целом абсурдной, особенно если учесть, что зародилась она всего лишь в мысленном эксперименте.

За два года до этого, участвуя в Форуме молодых лидеров – мероприятии, которое Агасси называет «детским Давосом», он всерьез воспринял задачу, поставленную перед собравшимися: придумать, каким образом можно сделать мир «более благополучным местом для жизни» к 2030 году. Большинство участников предложили небольшие усовершенствования в своих областях деятельности. Идея Агасси была столь амбициозной, что большинство участников посчитали его наивным. Как он нам потом сказал: «Я решил, что важнее всего придумать, как отдельно взятой стране обойтись без нефти».

Агасси был убежден, что если хотя бы одна-единственная страна смогла стать полностью независимой от нефти, то мир последовал бы за ней. Первым шагом было найти способ ездить на автомобилях, не используя нефть.

Само по себе это не было революционным открытием.

Он исследовал некоторые экзотические технологии обеспечения автомобилей энергией, как, например, водородные топливные элементы. Однако создавалось впечатление, что для воплощения в жизнь этих технологий потребовалось бы лет десять. Поэтому Агасси решил сосредоточить внимание на наиболее простой системе из всех – на электромобилях, питаемых от батарей. Ранее этот вариант был отвергнут из-за слишком больших ограничений и дороговизны. Тем не менее Агасси считал, что у него есть решение, как сделать электромобиль не просто конкурентоспособным, но и предпочтительным с точки зрения потребителя. Если бы электромобили были такими же недорогими, удобными и мощными, как и автомобили, работающие на бензине, то кто бы отказался от них?

Нечто, идущее от боевого построения воинов, идущих в бой за свою страну – дом для всего лишь одной тысячной мирового населения, – заставляет израильтян скептически относиться к традиционным объяснениям насчет того, что является возможным. Если суть обстоятельств, в которых находится Израиль, состоит в том, чтобы (как позднее сказал нам Перес) быть «неудовлетворенными», то Агасси в таком случае проявил себя типичным представителем израильского национального этоса.

Однако если бы не Перес, даже Агасси не отважился бы добиваться воплощения в жизнь своей собственной идеи. После того как Агасси высказал идею независимости от нефти, Перес позвонил ему: «Хорошо сказано! Однако что вы собираетесь предпринять?»[1]

До этого момента, как рассказывает Агасси, он «просто решал головоломку» – проблема все еще оставалась просто мысленным экспериментом. Однако Перес поставил перед ним задачу очень ясно: «Можете ли вы реально сделать это? Есть ли что-нибудь более важное, нежели освободить мир от нефтяной зависимости? Кто это сделает, если не вы?» И наконец, Перес добавил: «Чем я могу помочь?»[2]

Перес предлагал свою помощь совершенно серьезно. Сразу перед Рождеством 2006 года и в первые дни 2007 года он организовал для Агасси настоящий «водоворот» из более чем 50 встреч с высшими промышленными и государственными руководителями Израиля, включая премьер-министра. «Каждое утро мы встречались в его офисе, я информировал его о результатах встреч прошлого дня, а он брал телефонную трубку и назначал встречи на следующие дни, – рассказал нам Агасси. – Это встречи, которые мне никогда не удались бы без Переса».

Кроме того, Перес направил письма пяти наиболее крупным производителям автомобилей вместе с концептуальным документом по проблеме, составленным Агасси, и именно поэтому они оказались в апартаментах швейцарского отеля, ожидая того человека, который, возможно, был их последним шансом. «До первой такой встречи с производителями автомобилей, – по словам Агасси, – Перес слышал о данном замысле только от меня, человека из сферы программного обеспечения. Что я знал? Но он согласился принять на себя риск». Встречи в Давосе были местом, где Перес первый раз лично «протестировал» идею на людях, которые работали в автомобильной промышленности. И первый из высших руководителей этой отрасли, с которым они встретились, не только отверг ее, но и потратил большую часть встречи, пытаясь отговорить Переса от попыток ее реализовать. Агасси был подавлен. «Я совершенно сбил с толку этого международного деятеля, – сказал он. – Я заставил его выглядеть так, как будто он не знал, о чем говорит».

Но теперь предстояла их вторая встреча с производителем автомобилей. Карлос Гон – управляющий директор Renault и Nissan – считался в деловом мире лучшим мастером по выводу бизнеса из затруднений. Родившийся в Бразилии у выходцев из Ливана, он знаменит в Японии тем, что принял Nissan, компанию, потерпевшую крупные убытки, и за два года сделал ее вновь прибыльной. Благодарные японцы в ответ на это стали выпускать серию юмористических книг о его жизни..

Перес начал говорить столь тихо, что Гон едва мог его слышать, но Агасси был поражен. После «тычков», которые они только что получили на предыдущей встрече, Агасси ожидал от Переса слов типа: «У Шая есть сумасшедшая идея по созданию электрической сети. Пускай он объяснит ее вам, и вы сможете сказать, что вы об этом думаете». Однако вместо того чтобы «сдать назад», Перес стал вести себя еще более энергично и настойчиво, нежели прежде.

Нефть заканчивается, сказал он, хоть она пока все еще извлекается из недр, мир не нуждается в ней больше. Что еще более важно, сказал Перес Гону, нефть финансирует международный терроризм и нестабильность. «Нам не придется защищаться против летящих к нам ракет «Катюша», – подчеркнул он, – если мы в первую очередь сумеем придумать, как сократить финансирование тех, кто запускает эти ракеты».

Затем Перес постарался упредить довод, связанный с тем, что технологической альтернативы бензиновому двигателю попросту еще не существует. Он знал, что все крупные компании по производству автомобилей «флиртовали» с причудливым семейством электрических мутантов: гибридов, гибридов с подключением к розетке, крошечных электромобилей. Однако ни один из них не стал началом новой эры в области технологии моторных средств передвижения.

Именно тогда, примерно через пять минут после начала речи Переса, гость остановил его. «Послушайте, мистер Перес, – сказал Гон, – я читал документ от Шая». Агасси и Перес старались держаться, но они чувствовали, к чему идет дело. «И он абсолютно прав. Мы думаем совершенно одинаково. Мы считаем, что будущее – за электромобилями. У нас есть электромобиль, мы считаем, что у нас есть и аккумулятор».

Перес почти потерял дар речи. Еще несколько минут назад они прослушали пылкую лекцию по поводу того, почему полностью электрический автомобиль никогда не заработает и почему гибриды – это как раз тот путь, которым нужно идти. Однако Перес и Агасси знали, что гибриды – это «дорога в никуда». Какой смысл в автомобиле, у которого два отдельных источника энергии? Существующие гибриды стоят целое состояние и при этом повышают эффективность использования топлива всего на 20 %. Они не дадут странам возможности отказаться от нефти. Перес и Агасси считали, что использовать гибриды – все равно что лечить огнестрельную рану лейкопластырем.

Однако из уст настоящего изготовителя автомобилей им не приходилось это слышать. Перес не мог не сказать: «Так что вы думаете о гибридах»?

«Я думаю, что в них нет смысла, – уверенно сказал Гон, – гибрид похож на русалку: когда вам нужна рыба, вы получаете женщину, а если вам нужна женщина, вы получаете рыбу».

Смех Переса и Агасси был абсолютно искренним, с большой долей облегчения. Неужели они нашли истинного партнера для реализации своего замысла? Теперь наступила очередь Гона беспокоиться. Хотя он и выражал оптимизм, однако все классические препятствия на пути к электромобилям оставались в силе: батареи были чересчур дорогими, они обеспечивали меньший пробег, нежели половина бака с бензином, и для их зарядки требовались часы. Пока потребитель не мог быть удовлетворен ценой и удобством, «чистые» автомобили продолжали оставаться незанятой рыночной нишей.

Перес сказал, что у него были те же самые опасения до встречи с Агасси. Настала очередь Агасси объяснить, как преодолеть все эти затруднения, используя существующую технологию, а не какую-нибудь «чудесную» батарею, которая, вероятно, не появится еще десятки лет.

Внимание Гона переключилось с Переса на Агасси, который буквально бросился в воду. Объяснение Агасси было столь же простым, сколь и радикальным: электромобили казались дорогими лишь потому, что батареи были дорогостоящими. Однако продавать автомобили с батареей – это то же самое, что пытаться продавать автомобили вместе с запасом бензина, достаточным, чтобы ездить в течение нескольких лет. А что касается текущих затрат, то электромобили фактически гораздо дешевле – 7 центов за милю для электромобиля (включая как батарею, так и электричество для зарядки) по сравнению с 10 центами за милю для бензиновых автомобилей при цене бензина 2,5 доллара за галлон. При цене бензина 4 доллара за галлон этот ценовой разрыв стал бы огромным. А если бы вам не надо было платить за батарею при покупке электромобиля и, как и в случае любого другого топлива, ваши затраты на батарею были бы распределены на весь срок жизни автомобиля? В таком случае электромобили могли бы стать как минимум столь же дешевыми, что и бензиновые автомобили, а затраты на батарею вместе с электричеством для ее зарядки, вероятно, были бы значительно меньшими, нежели обычная плата за заправку. Вся экономика электромобиля сразу перевернулась бы с ног на голову. Более того, с течением времени эти уже ощутимые преимущества в отношении затрат на электричество могли бы еще более возрасти по мере удешевления батарей.

Преодоление ценового барьера было самым крупным прорывом, но этого было недостаточно, чтобы электрический автомобиль стал, по словам Агасси, автомобилем Car-2, который смог бы заменить транспортную модель, введенную Генри Фордом почти столетие назад. Пять минут заправки обеспечивают три сотни миль пробега обычного автомобиля. Каким образом, интересовался Гон, электромобиль может конкурировать с этим?

Решение Агасси состояло в инфраструктуре: свяжите в сеть тысячи парковочных точек, постройте станции замены батарей и скоординируйте все это в новую «умную сеть». В большинстве случаев заправки автомобиля дома и в офисе было бы совершенно достаточно для того, чтобы продержаться в течение дня. Во время более дальних поездок вы могли бы сменить батарею на пункте замены батарей за то же время, которое необходимо для заправки бака бензином. Агасси мог бы привлечь бывшего генерала израильской армии – человека, искусного в управлении сложной военной логистикой, – чтобы тот стал местным управляющим директором соответствующей компании в Израиле и занимался бы планированием национальной сети заправочных и парковочных пунктов.

Возможным ключом к данной модели было то, что клиенты могли бы владеть своими электромобилями, а новый бизнес Агасси, названный им Better Place («Лучшее место»), мог бы владеть батареями к ним. «Вот как это работает, – позднее пояснял он, – вспомните сотовые телефоны. Вы обращаетесь к сетевому провайдеру. При желании вы можете заплатить за телефонный аппарат полную цену и не брать никаких обязательств. Однако большинство людей подписываются на два или три года и получают аппарат со скидкой или бесплатно. В итоге они оплачивают его стоимость за счет количества минут своих разговоров»[3].

Электрический транспорт, как пояснял Агасси, мог бы работать точно таким же образом: компания Better Place могла бы стать как бы «сотовым провайдером». Вы приходите к автомобильному дилеру, подписываетесь на эксплуатационный план (где основой для расчета были бы мили пробега вместо минут разговора) и получаете электромобиль. Однако собственником батареи при этом был бы не покупатель, а компания Better Place. Компания могла бы рассрочить оплату стоимости батареи, а также автомобиля на четыре или пять лет. Те же деньги, которые потребители ранее выплачивали каждый месяц за бензин, они могли бы выплачивать за батарею и электричество, которым она заряжена. По словам Агасси, «вы могли бы стать обладателем совершенно чистого экологически средства передвижения, и это было бы дешевле, нежели приобрести и эксплуатировать автомобиль, работающий на бензине».

Агасси подхватил нить разговора там, где закончил Перес, и стал отвечать на другой вопрос: почему для старта из всех возможных мест выбран Израиль? Первой причиной был размер страны, сказал он Гону. Израиль – это прекрасная экспериментальная площадка для электромобилей. Он не только мал, но и вследствие враждебности его соседей является изолированным «транспортным островом». Поскольку израильтяне не могут выезжать за пределы своих национальных границ, их поездки всегда в пределах одной из самых маленьких стран мира. Это ограничивает число станций замены батарей, которые Better Place придется построить на ранней стадии проекта. «Изолировав Израиль, – сказал нам Агасси, лукаво улыбаясь, – противники Израиля фактически создали идеальную лабораторию для апробирования идей».

Во-вторых, израильтяне понимают, сколь многого стоит независимость от нефти – в финансовом отношении и в отношении окружающей среды. Но они понимают также, что это ведет к большей безопасности – от накачивания денег в казну не слишком приятно пахнущих режимов. В-третьих, израильтяне от природы склонны к тому, чтобы первыми заимствовать новое. Не так давно они лидировали по объему времени, проведенного в Интернете, а охваченность сотовыми телефонами в Израиле составляет 125 % (то есть значительная доля населения имеет более одного сотового телефона).

Не менее важным было и то, что Агасси знал о наличии вИзраиле ресурсов, необходимых для решения сложной задачи создания «умной сети», которая направляла бы автомобили к работающим пунктам зарядки и управляла бы процессом зарядки и замены аккумуляторов миллионов автомобилей без перегрузки системы. Израиль – страна, где концентрация инженеров и затраты на исследования и разработки являются самыми высокими в мире, – был естественной площадкой для того, чтобы это осуществить. На самом деле Агасси требовалось большее. В конце концов, если Intel смог наладить массовое производство в Израиле своих наиболее сложных чипов, то почему бы Renault – Nissan не производить здесь электромобили? Гон ответил, что идея сработает лишь в том случае, если они смогут производить по крайней мере 50 тысяч электромобилей в год. Перес, не моргнув, дал обязательство производить юо тысяч электромобилей в год. Гон согласился при условии, что Перес сдержит свое слово.

Агасси оказался заложником трех возможных обязательств. Ему нужны были страна, компания-производитель автомобилей и деньги. Однако, чтобы получить один из компонентов, ему нужно было прежде получить остальные два. Так, когда Перес и Агасси встретились с премьер-министром правительства Израиля Эхудом Ольмертом, дабы заручиться его согласием на то, чтобы сделать Израиль первой страной, независимой от нефти, премьер поставил два условия: Агасси должен был заручиться положительным решением со стороны одного из пяти крупнейших в мире производителей автомобилей и изыскать 200 млн долларов, необходимых, чтобы создать «умную сеть», преобразовать полмиллиона автомобильных парковок в пункты зарядки и создать станции по замене аккумуляторов. Теперь у Агасси был такой производитель автомобилей, и настало время выполнить второе условие, поставленное Ольмертом, – деньги.

Однако Агасси услышал достаточно, он поверил, что его идея может сработать. Поразив технологический мир, он уволился из компании SAP, чтобы основать компанию Better Place. (Потребовались четыре встречи, чтобы убедить руководство компании SAP в том, что он всерьез решил уволиться.)

Однако инвесторы не бросались вкладывать деньги в план, который предусматривал смену облика крупнейших и мощнейших отраслей в мире – автомобильной, нефтяной и электрической. Кроме того, поскольку автомобили были бесполезны без инфраструктуры, сеть по зарядке следовало разработать и развернуть прежде, чем начинать производство электромобилей в значительных количествах. Это означало затраты объемом более чем 200 млн долларов, чтобы связать целую страну в сеть, – огромные капитальные затраты, которые вызвали бы головокружение у инвесторов. После того как в 2000 году лопнул «пузырь» доткомов, венчурные капиталисты стали куда менее азартны. Никто не хотел тратить тонны денег заранее – задолго до того, как покажется первый доллар доходов.

Кроме одного инвестора. Им был израильский миллиардер Идан Офер, который только что осуществил самые крупные в истории Израиля инвестиции в Китае, приобретя крупную долю в компании Chery Automobile – китайском производителе автомобилей. За шесть месяцев до этого Офер также приобрел нефтеперегонный завод. Поэтому он кое-что смыслил в автомобильной и нефтяной отраслях. Когда Майк Гранофф, американский инвестор в Better Place на ранней стадии проекта, предложил «потрясти» Офера, Агасси сказал: «Почему он должен помогать мне в том, что заставит его уйти из двух только что приобретенных им бизнесов»? Но Агасси нечего было терять.

Через 45 минут после начала их встречи Офер сказал Агасси, что готов вложить в дело юо млн долларов. Позднее он увеличил свои вложения в проект еще на 30 млн и заявил своей китайской автомобильной команде, что он желает, чтобы те делали электромобили.

Агасси изыскал 200 млн долларов инвестиций, что поставило компанию Better Place на пятидесятое место среди вновь основанных компаний в истории[4]. Если Израиль станет первой пробной площадкой, то другие страны вскоре последуют за ним. Дания, Австралия, район залива Сан-Франциско, Гавайи и Онтарио, наиболее населенная провинция Канады, – все они объявили, что присоединятся к плану компании BetterPlace. Эта компания была единственной иностранной компанией, которой предложили принять участие в конкурсе по разработке системы электрического транспорта для Японии – в высшей степени необычный шаг для исторически склонного к протекционизму японского правительства.

Среди многих скептиков был Томас Вебер, глава департамента исследований и развития компании Mercedes. Он сказал, что в 1972 году его компания действительно создала электрический автобус с заменяемой батареей, который был назван LE 306, и обнаружила, что при зарядке батарей может возникнуть короткое замыкание или пожар.

Ответ компании Better Place заключался в создании работающей станции замены батарей. Технологический процесс на этой станции сродни мойке автомобиля. Как только водитель въезжает на станцию, большая прямоугольная металлическая платформа, очень похожая на лифт, поднимается со стороны задней части электромобиля. Толстые двухдюймовые крюки цепляют огромную голубую батарею аккумулятора, высвобождая ее, и она укладывается на металлическую платформу. Платформа опускается, перемещает использованную батарею к месту зарядки, принимает заряженную батарею и поднимает ее на место. Вся процедура автоматической замены батареи занимает 65 секунд.

Агасси горд тем, как его команда решила инженерную проблему точного, быстрого и надежного высвобождения аккумуляторной батареи, которая весит сотни фунтов. Они использовали те же крючья, которые применяются для подвеса 500-фунтовых бомб на бомбардировщики ВВС. В механизме высвобождения бомб нет места ошибке. Аналогично батарея в электромобилях должна быть и надежной, и удобно заменяемой.

В случае успеха глобальное влияние Better Place на экономику, политику и на окружающую среду может далеко превзойти влияние важнейших в мировом масштабе технологических компаний. Идея распространится из Израиля по всему миру.

Такие компании, как Better Place, и предприниматели, подобные Шаю Агасси, появляются не каждый день. Однако если взглянуть на Израиль, то будут неудивительны предсказания инвестора компании Boston’s Battery Ventures Скотта Тобина: «Следующая большая идея Цридет из Израиля»[5].

Технологические компании и глобальные инвесторы прокладывают путь в Израиль и находят там уникальную комбинацию отваги, креативности и настойчивости. И это объясняет, почему страна может похвалиться самой высокой в мире концентрацией новых компаний (в целом 3850 начинающих компаний – одна начинающая компания на каждые 1844 израильтянина)[6]. На площадках NASDAQ котируется больше израильских компаний, чем всех компаний Европейского континента.

То, что нью-йоркские фондовые площадки тяготеют к Израилю, – не главный показатель. Наиболее важное и универсальное измерение технологической привлекательности страны – объем венчурного капитала.

В 2008 году инвестиции венчурного капитала на душу населения в Израиле были в 2,5 раза выше, чем в США, более чем в 30 раз выше, чем в Европе, в 80 раз выше, чем в Китае, и в 350 раз выше, чем в Индии.

Если же сравнить абсолютные значения, то Израиль – страна всего лишь с 7,1 млн населения – привлек почти 2 млрд долларов венчурного капитала: столько же, сколько поступило в Великобританию – страну, население которой составляет 61 млн человек, или в Германию и Францию, вместе взятые, с их 145 млн человек[7].

Израиль также является единственной страной, которая испытала значимый рост венчурного капитала с 2007 по 2008 год, как показывает рис. 1.1[8].

Рисунок 1.1. Инвестиции венчурного капитала на душу населения.

Источник: Dow Jones, VentureSource, Thomson Reuters, US Central Intelligence Agency, World Fact Book, 2007, 2008.

Израиль – следующий после США по количеству компаний, акции которых котируются на NASDAQ, их больше, чем в любой другой стране мира, включая Индию, Китай, Корею, Сингапур и Ирландию, как видно на рис. 1.2. И, как ясно показано на рис. 1.3, Израиль также является мировым лидером по процентной доле в экономике затрат на исследования и разработки.

Рисунок 1.2. Компании, зарегистрированные не в США, на NASDAQ (2009 г.)

Источник: NASDAQ http://www.nasdaq.com/asp/ NonUsOutput.asp, май 2009 года.

Рисунок 1.3. Гражданские расходы на исследования и разработки (2000–2005 гг.)

Источник: UNDP (United Nations Development Programme) Report, 2007/2008.

Кроме того, темпы роста израильской экономики были выше среднего уровня развитых экономик мира. И это наблюдалось большую часть лет начиная с 1995 года, как показывает график на рис. 1.4.

Рисунок 1.4. Темпы роста ВВП.

Источники: Miracles and Mirages, Economist, April 13, 2008; GDP Growth Rates by Country and Region, 1970–2007, Swivel, http://www.swivel.com/data_columns/spreadsheet/2085677.

Даже войны, которые периодически вел Израиль, не замедлили рост экономики страны. В течение шести лет после 2000 года Израиль пережил не только крах в глобальном масштабе «пузыря» доткомов, но также и наиболее интенсивный период террористических актов в своей истории, и вторую ливанскую войну. Тем не менее доля Израиля на рынке глобального венчурного капитала не снизилась, а удвоилась – с 15 до 31 %. А биржа Тель-Авива в последний день ливанской войны стояла выше, нежели в первый день (как и после трехнедельной военной операции в секторе Газа в 2009 году).

Экономическая история Израиля становится более любопытной, если рассмотреть, насколько тяжелым было положение Израиля чуть более полувека назад. Семья Шая Агасси иммигрировала в Израиль из Ирака в 1950 году, спустя два года после основания Израиля. Она была частью миллиона эмигрантов, бежавших от яростной волны погромов, охватившей арабский мир после основания государства Израиль. В то время перед еще неоперившимся еврейским государством одновременно стояли две, казалось бы, неразрешимые задачи: вести реальную войну за независимость и принять массу беженцев из послевоенной Европы и окружающих арабских стран.

Население Израиля в первые два года существования удвоилось. За последующие семь лет оно выросло еще на треть. Две трети израильтян были вновь прибывшими в страну. Сойдя с корабля, многие беженцы сразу получали оружие, которым они не умели пользоваться, и их отправляли в бой. Некоторые из тех, кто выжил в нацистских концентрационных лагерях, пали на поле битвы раньше, чем их имена были зарегистрированы. Доля павших в войне за становление Израиля выше, нежели доля американцев, павших в обеих мировых войнах, вместе взятых

Те, кто выжил, должны были бороться за преуспевание в условиях экономической стагнации. «Все было по карточкам, – жаловался один вновь прибывший, – у нас были книги купонов, одно яйцо в неделю, длинные очереди»[9]. Средний стандарт жизни израильтян был сравним со стандартом американцев в 1800-х годах[10]. Так каким же образом это новоиспеченное государство не только выжило, но и превратилось из окруженного врагами захолустья в место рождения высоких технологий, добившись за 60 лет экономического роста в 50 раз? Как сообщество беженцев без гроша в кармане превратилось из страны, которую можно охарактеризовать словами Марка Твена: «заброшенная страна… безмолвное, унылое пространство»[11], в одну из наиболее динамичных предпринимательских экономик в мире?

То, что данный вопрос рассматривался только частично, кажется невероятным для израильского политического экономиста Гиди Гринштейна: «Смотрите, мы улучшили вдвое нашу экономическую ситуацию относительно Америки, одновременно умножив наше население в 5 раз и проведя три войны. Этому нет никаких аналогов в экономической истории мира». И как он сказал, израильский предприниматель продолжает выдавать невообразимые результаты[12].

Святая земля в течение столетий привлекала пилигримов; позднее она была наводнена искателями совершенно иного сорта. Эрик Шмидт, управляющий директор и председатель совета директоров Google, сказал нам, что США – это место номер один в мире для предпринимателей, однако «после США лучшим местом является Израиль». Стив Балмер из Microsoft назвал свою компанию «в такой же степени израильской, как и американской» вследствие численности и значимости ее израильских команд[13]. Уоррен Баффет, поборник избегания риска, десятки лет не покупал иностранные компании. И вот он нарушил свой рекорд, приобретя за 4,5 млрд долларов израильскую компанию как раз тогда, когда Израиль в 2006 году начал свою войну в Ливане. Для больших технологических компаний невозможно игнорировать Израиль, большинство из них его и не игнорирует. Почти половина ведущих технологических компаний мира приобрела в Израиле стартующие компанииили открыла центры исследований и разработок. Одна только компания Cisco приобрела девять израильских компаний и собирается приобрести еще[14].

«За два дня в Израиле я видел больше возможностей, нежели за год в остальном мире», – сказал Пол Смит, старший вице-президент компании Philips Medical[15]. Гэри Шейнберг, вице-президент по технологиям и инновациям компании Brittish Telecom, сказал нам: «В настоящее время куда большее число новых инновационных идей – в противоположность идеям «повторного использования» или старым идеям «в новой упаковке» – приходит из Израиля, нежели из [Силиконовой] долины. И этот поток не иссякает во время глобальных экономических спадов»[16].

Технологическая история Израиля становится все более широко известной; тем не менее те, кто знакомится с ней впервые, неизменно оказываются сбитыми с толку. Один из вице-президентов компании NBC Universal, отправленный на ознакомление с израильскими компаниями из сферы СМИ, удивлялся: «Почему все это происходит в Израиле? Я никогда не видел столько хаоса и столько инноваций на одной крошечной площадке»[17].

Вот тайна, которую хочет открыть эта книга. Почему в Израиле, а не в каком-нибудь другом месте?

Одно из объяснений заключается в том, что бедствия в силу необходимости порождают изобретательность. Другие маленькие и подвергающиеся угрозам страны, такие как Южная Корея, Сингапур и Тайвань, также могут похвастать столь же впечатляющими, как и у Израиля, рекордами роста. Однако ни одна из них не создала сравнимой с израильской культуры предпринимательства, не говоря уже о множестве начинающих компаний.

Некоторые люди предполагают, что срабатывает нечто специфически еврейское. Мнение, что евреи умны, глубоко въелось в умы западных людей. Мы видели это сами, когда говорили, что пишем книгу о том, почему Израиль столь инновативен. Мы часто слышали в ответ: «Все просто – евреи умны, так что неудивительно, что Израиль инновативен». Однако стереотип при рассмотрении успеха Израиля скорее скрывает, нежели выявляет его причину.

Прежде всего, идея унитарного еврейства – не важно, генетического или культурного – может показаться малоприложимой к нации, которая (несмотря на то, что она мала) является одной из наиболее разнородных в мире. Маленькое население Израиля состоит приблизительно из семидесяти различных национальных общностей. Еврейский беженец из Ирака и другой еврейский беженец из Польши или из Эфиопии говорят на разных языках, у них различаются образование, культура и история – как минимум на протяжении двух последних тысячелетий. Ирландский экономист Дэвид Мак-Уильямс поясняет: «Израиль являет собой полную противоположность однородной еврейской страны… Это монотеистический плавильный тигель для диаспоры, которая принесла с собой культуру, язык и традиции с четырех сторон света»[18].

В то время как общая книга молитв и общее наследие гонений хоть что-то, да объясняют, далеко не ясно, как эта ни с чем не сравнимая группа вообще смогла сформировать функционирующую страну, – не говоря уже о достижении превосходства в командной работе и в инновациях.

Похоже что секрет Израиля лежит в чем-то большем, нежели просто в таланте отдельных людей. Талантливые люди есть во многих местах, и немало мест, где инженеров во много раз больше, чем может предложить Израиль. Например, согласно результатам тестов, сингапурские студенты лидируют в мире по академическим дисциплинам и математике. Кроме того, транснациональные компании организовали свои филиалы в таких местах, как Индия или Ирландия. «Однако мы не размещаем в этих странах подразделения, которые имеют для нас решающее значение, – сказал нам один из руководителей компании eBay, – Google, Cisco, Microsoft, Intel, eBay… этот список можно продолжить. Главный секрет заключается в том, что мы можем выжить или умереть в зависимости от результатов работы наших израильских команд. Это нечто значительно большее, нежели просто аутсорсинг call-центров в Индии или развитие услуг в области информационных технологий в Ирландии. То, что мы делаем в Израиле, отличается от того, что мы делаем в остальных странах мира»[19].

Другой общепринятый фактор, работающий на успех Израиля, – это военные и оборонная промышленность, которую создали успешно работающие компании. Это часть ответа, но она не объясняет, почему в других странах, в которых есть и воинская повинность, и крупные вооруженные силы, не наблюдается аналогичного влияния на их частный сектор.

Указание на военных только сдвигает вопрос в иную плоскость: что есть у израильских военных, что, по-видимому, способствует развитию предпринимательства? И, даже учитывая влияние вооруженных сил, почему компании, работающие на оборону, контртерроризм и внутреннюю безопасность, вырабатывают сегодня менее 5 % израильского ВВП?

Ответ, как мы думаем, может быть куда шире и глубже. Он может корениться в индивидуальных эпопеях предпринимательства таких людей, как Шай Агасси, которые могут послужить эмблемой израильского государства. Как мы покажем, в основе этих эпопей не только талант, но и стойкость, ненасытное стремление ставить под вопрос авторитеты, неизменно присущая неформальность, а также уникальное отношение к неудаче, командной работе, миссии, риску и творчеству на стыке дисциплин. В Израиле таких историй масса. Однако сами израильтяне были слишком заняты созданием своих новых компаний, чтобы оглянуться назад и постараться связать воедино причины успеха, а также чтобы понять, какие уроки могут извлечь из этого опыта правительство, крупные компании и начинающие предприниматели.

Сейчас, как никогда, важно понимание истории израильского экономического чуда. США все еще считаются самой конкурентоспособной экономикой в мире. Тем не менее широко распространилось понимание, что что-то в корне идет не так, как надо.

Еще до глобального финансового кризиса, который начался в 2008 году, наблюдатели за инновативной гонкой забили тревогу. «Индия и Китай – это цунами, которое нас поглотит», – предсказывал Кертис Карлсон из Стэнфордского исследовательского института. Он также считает, что американские информационные технологии, услуги и промышленность медицинских приборов будут вскоре утеряны, что будет стоить Америке «миллионов рабочих мест… как это было в 1980-х годах, когда японцы вырвались вперед». Единственный способ удержаться на плаву, по мнению Карлсона, – это «научиться использовать инструменты инноваций» и запустить полностью новые, основанные на знаниях отрасли в энергетике, биотехнологиях и в других основанных на науке секторах[20].

«Мы быстро становимся жирным, самодовольным Детройтом наций, – говорит бывший профессор Гарвардской бизнес-школы Джон Као. – Мы… доим старых коров, которые вот-вот перестанут давать молоко… [и] мы теряем наше коллективное чувство цели вместе с нашим воодушевлением, амбициями и решительным стремлением к достижениям»[21].

Экономический спад лишь обострил необходимость сосредоточить внимание на инновациях. Финансовый кризис в конце концов послужил спусковым крючком для коллапса цен на недвижимость, которые росли за счет безрассудного банковского кредитования и дешевизны кредитов. Другими словами, глобальное процветание было основано на спекулятивном «пузыре», а не на росте производительности, который, по общему мнению экономистов, является основой стабильного экономического роста.

В соответствии с новаторской работой нобелевского лауреата Роберта Солоу, технологические инновации являются важнейшим источником производительности и роста[22]. Для экономики это единственный проверенный вариант, позволяющий постоянно двигаться вперед. И в особенности это касается инноваций, рожденных благодаря вновь созданным компаниям. Недавний информационный отчет Бюро переписи населения показал, что между 1980 и 2005 годом большая часть чистого прироста в занятости населения в США происходила за счет компаний, которым было не более пяти лет. Без начинающих компаний средний чистый годовой прирост занятости был бы фактически отрицательным. Экономист Карл Шрамм, президент Kauffman Foundation – компании, анали-зирующей предпринимательские экономики, сказал нам, что, «для того чтобы США выжили и сохранили экономическое лидерство в мире, мы должны видеть в предпринимательстве наше главное конкурентное преимущество. Ничто другое не способно послужить нам необходимым для этого рычагом»[23].

Правда состоит в том, что существуют многие модели предпринимательства, включая микропредпринимательство (запуск бизнесов на базе домохозяйств) и становление малых компаний, которые заполняют какую-нибудь нишу и никогда не вырастут из нее. Однако Израиль специализируется на быстро растущем предпринимательстве – которое развивается, трансформируя целые глобальные отрасли. Быстро растущее предпринимательство отличается тем, что оно использует талантливых специалистов – от инженеров и ученых до руководителей бизнеса и специалистов по маркетингу, – чтобы коммерциализировать радикально новые идеи.

Это не означает, что высокий процент неудач у новых стартующих компаний, который наблюдается повсеместно, не наблюдается у израильтян. Однако культура и нормативные правила в Израиле отражают уникальное отношение к неудаче, при котором потерпевшие неудачу предприниматели возвращаются обратно в систему, чтобы конструктивно использовать свой опыт и начать снова, а не остаются заклейменными позором на обочине жизни.

Недавний отчет Monitor Group – глобальной консалтинговой фирмы по менеджменту – описал это явление следующим образом: «Когда [предприниматели] достигают успеха, они революционизируют рынки. Когда они терпят неудачу, они продолжают пребывать под постоянным конкурентным прессингом и таким образом стимулируют прогресс». Исследование, проведенное этой группой, также показывает, что предпринимательство является главным двигателем экономики, позволяя ей «эволюционировать и регенерировать»[24].

Возникает вопрос, как его сформулировал журнал Business Week: «Сможет ли Америка открыть способ выйти на свой прежний путь?»[25]. Журнал отмечает, что, «находясь на самом дне депрессии, экономисты и лидеры бизнеса самого разного политического спектра мало-помалу приходят к согласию, что инновации – это наилучший и, возможно, единственный способ для США выбраться из экономической ямы».

В мире, ищущем ключ к инновациям, Израиль является естественным местом, где нужно его искать. Запад нуждается в инновациях. Израиль их порождает. И крайне важная задача нашего времени – понять, откуда приходит предпринимательская энергия, куда она направляется, каким образом ее следует поддерживать, а также как другие страны могут впитать квинтэссенцию опыта нации предпринимателей.