Всю дорогу до дома Вяземского мне пришлось мысленно уговаривать себя не трусить. Я взрослая сильная женщина, мне нечего бояться. Ведь так? Тем более, Сашка доверяет Роману. К тому же друг пообещал, что заедет утром в гости, а это должно было добавить уверенности в завтрашнем дне. Должно было… Вот только не добавляло.
Мои попытки обрести душевное спокойствие не увенчались успехом. Волнение лишь усиливалось, вытягивая последние силы.
Ввязавшись в эту авантюру с материнством, я ощущала, что увязаю в ней всё сильнее. А когда появился Роман, высокий, широкоплечий, уверенный в себе тигрище, поняла, что попала. Причём, по полной. Возможно, взяв к себе Веру, я поступила опрометчиво. Но обстоятельства сложились так, что на тот момент это казалось единственно верным решением. Но, увы, теперь даже не представляла, как из всего этого буду выбираться.
К тому же чем дольше я находилась рядом с Романом, тем сильнее чувствовала себя словно школьница перед первым свиданием. Да, сравнение так себе, глупое и нелогичное: на свидание меня никто не приглашал, да и я уже давно не школьница. Но в присутствии Вяземского сердце грохотало настолько сильно, будто готово выскочить из груди в любую минуту, а румянец то и дело заливал щёки, лишь стоило взгляду задержаться на профиле рыжеволосого мужчины, который сидел рядом с водителем. С заднего сиденья автомобиля мне было отлично его видно.
Несмотря на большие габариты, гул двигателя казался едва различимым. Машина с лёгкостью набирала обороты, выходя на обгон. И несмотря на то, что в марках автомобилей я не разбиралась от слова совсем, этот явно был из дорогих. Бюджетные так тихо не ездят. Так что деньги у Романа имелись, и дочку он точно способен обеспечить всем необходимым. К тому же, трудно не заметить с какой нежностью мужчина на неё смотрел. Отцовская любовь налицо. Что могу сказать, повезло Вере с папой. А вот с мамой… Интересно, где она сейчас? Знает ли, что её дочка растёт такой умницей?
Погладив заснувшую малышку по голове, я прикрыла глаза, вспоминая, как в её возрасте ждала каждый вечер свою маму и засыпала лишь тогда, когда она приходила ко мне в комнату, целовала в щёчку, укрывала одеялом и желала доброй ночи. Это был наш каждодневный ритуал. А Вера оказалась всего этого лишена. Бедная кроха. Материнская любовь важна для каждого ребёнка. И то, как цеплялась малышка за меня даже во сне, это лишь подтверждало.
Машина плавно остановилась возле огромного дома, обнесённого высоким забором. Насчёт камер и охраны Роман не соврал. Но я устала настолько сильно, что было уже всё равно, каким образом здесь устроена защита. Камень в окно не прилетит и ладно.
Больше всего на свете хотелось одного – спать. Роман что-то спрашивал, и я, кажется, вполне адекватно отвечала. По крайней мере, на тот момент мне так казалось. Но о чём шла речь, потом так и не вспомнила.
День выдался не из лёгких, ночка тоже ему под стать. И сил осталось лишь на то, чтобы дотащить свою тушку до отведённой мне комнаты, надеть пижаму и забраться в постель. Веру Вяземский взял на себя, сказав, что переоденет и уложит сам. Кто я такая, чтобы спорить?
Сон уже плавно утягивал меня в свои объятия, когда по дому разнёсся надрывный детский крик: «Мамочка».
Я слетела с кровати в ту же секунду и ринулась к двери.
Вспомнить бы ещё, где находилась комната Веры. Точно знаю, что на этом же этаже. Поднимались мы с Вяземским вместе. Он нёс спящую дочь на руках, я плелась следом, глядя себе под ноги. Но в какой из комнат находится малышка? Ладно, узнаю методом «тыка».
Выбежав в коридор, я ринулась к первой попавшейся на глаза двери, находившейся напротив, и как раз схватилась за ручку, когда её потянули на себя, открывая. По инерции пролетев вперёд, я впечаталась носом в обнажённую широкую грудь. Приятный аромат мужского геля для тела заполнил лёгкие.
– Упс, простите, – выдохнула, отстраняясь и отступая назад, да так поспешно, что зацепилась пяткой за порог и чуть не упала, но меня вовремя удержали, вновь прижав к горячей груди.
– Осторожнее, – чуткие пальцы пробежались по плечу, вызывая табун мурашек, промчавшихся по спине и затерявшихся в районе пятой точки. И я только сейчас осознала, что стою перед мужчиной в одной короткой шёлковой сорочке на тонких бретельках.
Дура, что сказать. В чём дома спала, то с собой и взяла. Даже не подумав о возможных последствиях.
– Да, да, конечно, в следующий раз, обязательно, – пробормотала, пытаясь отстраниться. Но кто бы мне позволил. Захват стал крепче, а дыхание мужчины более тяжёлым и прерывистым. – Роман? Отпусти, пожалуйста.
– А вдруг ты снова попытаешься себя угробить? – его хриплый голос пробежал по оголённым нервам как разряд тока, возвращая способность дышать и здраво мыслить.
– Я себя контролирую.
– Уверена? – мужская ладонь перебралась с плеча на спину и плавно заскользила вниз.
Похоже, кое у кого Наглость – это второе имя.
– Абсолютно. В отличие от некоторых. Вы дали слово, Роман, – произнесла, перейдя на официальное обращение, задержав его руку чуть ниже талии.
– Я тебя чем-то обидел?
Неужели он сам не понимает, что так себя не следует вести? Или это моя короткая сорочка натолкнула его на неверные выводы? Вот чёрт. Надо переодеться. Лучше буду спать в джинсах, чем чувствовать себя девочкой по вызову.
От необходимости отвечать на этот вопрос меня избавила Вера.
– Мама, мамочка, – соседняя дверь распахнулась и в коридор выглянула испуганная и растрёпанная после сна малышка.
– Я здесь, милая, – вывернувшись из кольца сильных рук, обернулась к крохе.
– Я проснулась, а тебя нет, – подбежав, всхлипнула Вера. – Поспишь со мной?
– Да, конечно, только джинсы надену.
– Не надо, Надь. Ну, какой сон в джинсах? Я всё осознал, раскаиваюсь, прости, – подняв руки, Вяземский отступил обратно в комнату. – Если что-то понадобиться – дай знать.
Скрипнув зубами, я отвернулась от закрывшейся двери. Осознал он. Раскаивается… Вот же, наглый кошак.
– Ты злишься на папу? – коснувшись руки, шёпотом спросила Вера. – Не злись, пожалуйста, он хороший. Но тётя Рита говорит, что прямой, как палка. Мама, а что это значит?
– Это значит, что твой папа думает, то и говорит, – вздохнув, ответила ей. – Пойдём, спать. Скоро уже рассвет, а мы с тобой так и не отдохнули.
Войдя в детскую, я огляделась по сторонам и не сдержала улыбки. Розовые котята на обоях, подушечки-думочки на кресле с изображением мультяшных героев, шторы в цветочек, плюшевые мишки-зайчики-кошечки… Посмотришь на всё это и не ошибёшься – эта комната девочки.
– Как у тебя здесь мило. Сама выбирала обои?
– С тётей Ритой и бабушкой, – зевнув, ответила малышка и потянула меня к широкой кровати с бельём кремового цвета. Ну, хотя бы не всё розовое, и то хорошо.
– А кто такая тётя Рита? – уточнила я, услышав второй раз женское имя, произнесённое малышкой с улыбкой.
Если у Романа есть подружка, зачем тогда он поддержал этот спектакль с мамой?
– Это папина сестра. Младшая, – снова зевнув, ответила Вера, забираясь в постель. – Папа её часто зовёт Малая. Смешно, правда? Тётя Рита уже взрослая, а папа её всё равно так называет.
– Наверное, потому что привык так называть её с детства. Мамы и папы тоже ведь называют своих деток – дочками и сыночками, даже когда они вырастают.
– Мамочка, а ты меня тоже будешь называть дочкой, когда я выросту?
– Конечно, милая, – прикрыв глаза, произнесла, пересиливая себя.
Врать я не любила. Но как объяснить ребёнку то, что возможно уже завтра мы с ней расстанемся? Как сказать, что мама, которую она так долго ждала, её вовсе не мама? Впрочем, это не я должна делать, а Роман. Он эту кашу заварил, вот пусть и расхлёбывает.
– Мамочка, ложись спать, здесь много места, – пододвинувшись ближе к стене, позвала Вера.
– Хорошо, – сдавшись, я забралась под одеяло и прижала кроху к себе, поцеловав её в щёчку. – Доброй ночи, солнышко.
– Доброй ночи, мамочка, – обхватив шею руками, она прижалась ко мне. – Люблю тебя!
Слёзы навернулись на глаза от таких слов.
– И я люблю тебя, милая, – прошептала, укрывая малышку одеялом.
И ведь ни капли не лукавила. Не знаю, как такое могло случиться, но факт оставался фактом: за столь короткий срок Вера прочно заняла своё место в моём сердце. Маленькая рыжеволосая девочка, тёплая и светлая как солнышко, с доброй душой и открытым сердцем.
Уже засыпая, я поймала себя на мысли, что за это время даже не вспомнила о Владе. А ведь была уверена, что люблю его. Неужели чувства могут настолько быстро измениться? Неужели предательство в одно мгновение способно разрушить всё, что выстраивалось годами? Или любви не было вовсе? Хотя так ли это важно сейчас? Нет, совершенно не важно. Гораздо важнее то, что плакать по разрушенному счастью я точно больше не стану. И это всё благодаря Вере.
Уснула я с улыбкой на губах, а проснулась от громких воплей за окном, когда уже вовсю светило солнце.