Надвигается шторм

10. Азартная

Сколько власти у женщины, стоящей на коленях — откуда я могла это знать? Мне было легко сбить Лидера с толку своим азартным напором — перемена роли из жертвы в хищницу пришлась мне по вкусу. Я выдёргиваю ремень из его штанов, и Эрик благополучно забывает про то, что минуту назад собирался сорвать на мне зло.

Он беспомощно подпирает лопатками стену, пока я ввинчиваюсь в его возбуждённый орган кончиком языка, ласкаюсь к нему, как к живому существу, осторожно стягиваю губами нежную кожу вниз. Я жадно ловлю его движения мне на встречу, ощущаю лёгкие направляющие прикосновения его пальцев в моих распущенных волосах. Он целиком не помещается мне в рот, я помогаю себе рукой, выставляю границы проникновения — давиться рвотными спазмами мне совсем не хочется. Узкая юбка трещит по шву, а коленкам больно на идеально отполированном каменном полу, но эти неудобства кажутся мелочью — я слышу его просящие стоны и моё имя терпким, придушенным шепотом, от которого я совершенно теряю разум.

— Кэм. Я тебе прямо в горло… сейчас.

Я лишь прикрываю глаза в знак согласия — то, что я делаю, определённо мне нравится. Эрик сильнее давит мне на затылок, я стараюсь дышать ровнее, но глотка непроизвольно сжимается, не пуская его глубже. Где-то на периферии сознания слышу его сбивчивое «Расслабь горло»; впечатления слишком новые, рефлексы мне не подчиняются, а в уголках глаз щиплет от последних, настойчивых толчков. Ещё одно впервые — чувствую, как вязкая жидкость щекочет мне нёбо. Сперма течёт мне по подбородку, я боюсь задохнуться, глотаю и чувствую, как терпкая горечь обволакивает мне корень языка. Лидер, расслабленный послевкусием оргазма, освобождает мне рот, помогает подняться с колен, трогает пальцами подсыхающие следы на моём лице. Снова ловлю в его потеплевшем взгляде необъяснимую нежность.

— В душ хочу, — в моём голосе прибавилось хрипотцы, мечтаю прополоскать рот и выпить чего-нибудь горячего.

— Топай, — Эрик без тени брезгливости целует меня в губы, отсылает меня лёгким шлепком чуть ниже спины в сторону ванной. — Я скоро.

Графитово-серый цвет превращает и без того небольшую душевую в подобие узкой пещеры — тесно, душно, но уютно; большое, подсвеченное с краёв зеркало позволяет рассмотреть себя со всех ракурсов. Со смехом представляю, как Лидер каждое утро придирчиво рассматривает себя, размышляя, где ещё ему не хватает массы.

Я встрёпана, подводка поплыла чёрными разводами, а в глазах бешеный блеск — в процессе я дико возбудилась, и каждая секунда моего отложенного удовольствия заставляет меня лезть на стену. Торопливо расстёгиваю пуговицы на блузке, перешагиваю через сброшенную прямо на пол юбку; хочется пнуть её подальше — завтра, наконец, иду за новой униформой. Тонкие нити горячей воды пронзают взбудораженное тело; набираю её полный рот, привкус речного ила и очистительной химии смывает вязкое послевкусие мужского семени. Я, как в тумане, касаюсь себя, смывая взвеси пыли и усталости трудного дня, и каждое прикосновение моих рук звенит внизу живота тугим возбуждением.

— Без меня решила обойтись? — вижу, как тускнеет свет позади меня. Эрик перекрывает собой плошку лампы на стене у двери, словно его внушительная фигура окончательно отгораживает меня от внешнего, враждебного мира. Я потерялась в собственных ощущениях и не заметила, как он вошёл.

Невыносимо совершенный, от мокрого ёжика волос до кончиков пальцев. Читай книги на Книгочей.нет. Подписывайся на страничку в VK. Капли воды скользят по обнажённой груди, собирая тёмные волоски в причудливые узоры, обрисовывают вздыбленные вены на руках — жалкие сантиметры, которые он мстительно выдерживает между нами, кажутся пыткой.

— Долго ты возишься. С ума ведь сойти можно! — я отчаянно вру, ведь прошло не больше пары минут. Бросаюсь на него, как оголодавшая. Его приоткрытые губы тронуты едкой усмешкой, вонзаюсь в них, нагло раздвигаю языком, хочу стереть эту снисходительную улыбку с его лица.

Он отвечает мне так же яростно, глухой стон тонет в глубине моей гортани, отзываясь стуком неловко соприкоснувшихся зубов. Я не слабо прикладываюсь затылком к сырому отполированному камню, когда Эрик давит моё тело в стену с налёту, явно не рассчитав силу.

— Вырубить меня решил?! — я хлопаю его ладонью по мокрому плечу, мелкие брызги разлетаются в сторону веером, пока он не схватывает мои запястья в замок у меня за спиной. Он настолько близко, что я ощущаю колкий трепет его ресниц на моих горящих от возбуждения щеках. Его сильные, жёсткие бёдра прижимаются к моим, чувствую тонкой, нежной кожей чуть ниже пупка, что он снова полностью готов, и мне так не терпится насадиться на него, что хочется выть.

— Слишком легко отделаешься. Я тебя оттрахаю так, что ты сидеть не сможешь.

Эрик держит меня за подбородок, почти вгрызается мне в шею поцелуем — завтра наверняка останутся следы. Мои руки снова свободны, и я тянусь вниз, обхватываю член, сжимаю его в кулаке, двигаю ладонь вверх и вниз. Моё тело тянется само, гнётся в пояснице ему навстречу, но Лидер одним резким движением разворачивает меня грудью в стену. Я чувствую, как его каменная эрекция упирается мне между ягодиц, гораздо выше, чем я рассчитывала.

— Грёбаные сутки! — Чувствую, как его пальцы раздвигают налитые кровью, чувствительные складочки.

— Сначала ебучий подрыв. — Вскрикиваю, когда он находит и нарочно сдавливает мне клитор до ощутимой боли.

— Потом этот твой ублюдский ботаник. — Я совершенно мокрая, в меня легко проскальзывает сразу два пальца.

— Потом Макс со своим нытьём. — Среди непрерывного потока трёхэтажной брани я с удивлением понимаю, что он только что перечислил все внешние обстоятельства, которые в последние сутки не давали нам оставаться наедине столько, сколько ему хотелось бы.

— И ты тут ещё с этими тупыми пиздюками! — Третий палец, втиснутый внутрь, ощутимо растягивает меня и начисто лишает способности мыслить. Член с угрожающим натиском упирается в тугое кольцо мышц, а грудь ноет от умелых, настойчивых, ничуть не нежных ласк. Чувствую себя конченой мазохисткой — мне больно и хорошо одновременно.

— Эрик! — у меня невольно сгибаются колени, от чего я глубже насаживаюсь на его пальцы, чувствительная точка внутри меня пульсирует от быстрых, мерных движений, вызывая неуместное желание сбежать из душа в туалет. Я на грани безумия, одной лишь рукой он почти доводит меня до развязки.

— Расслабься и пусти меня.

Мой организм реагирует ровно наоборот. Я невольно пытаюсь отстраниться, плотнее вжаться в прохладный камень душевой, но на грани меркнущего сознания понимаю, что мои попытки к сопротивлению бесполезны — Эрик возьмёт всё, что ему хочется и как ему хочется. Мною управляет банальный страх неизвестного, будто меня снова лишают невинности.

— Так будет легче, — Лидер повторяет свою просьбу шёпотом по моей влажной шее вместе с движением губ вдоль позвонков; его пальцы между моих ног наращивают темп.

Я парализована этими необычными ощущениями. Наслаждение обрушивается на меня волнами цунами — одна сильнее другой, и каких-то долей секунды мне не хватает, чтобы дойти до пика. Эрик слишком чётко контролирует моё удовольствие.

Его член входит в меня, преодолевая сопротивление, я громко ахаю и замираю, дышу глубже, стараюсь расслабиться и уменьшить риск травм. Похоже, он не шутил, когда говорил, что в ближайшее время мне будет больно сидеть. Царапаю стенку, челюсти сводит в беззвучном крике, меня раздирает напополам резкий контраст неудобства, боли и острого наслаждения. Эрик входит в меня чуть глубже и останавливается; ожидаемых фрикций, которые наверняка надорвали бы мне неподготовленную мышцу, не следует. Тугая, саднящая наполненность оттесняет все другие ощущения за границу разума, я больше не сопротивляюсь, несколько движений пальцев по влажным внутренним стенкам — и организм предаёт меня, я кончаю с его членом в моей заднице.

— Твою мать, — выжимаю из себя. Голос окончательно сел, кости и суставы будто желейные, лишь плотное кольцо его рук, сомкнутых у меня под грудью, не дают мне сползти на поддон душевой кабины. Хочу отстраниться, высвободиться, пережить отголоски безумных ощущений без настойчивого присутствия их виновника в моём интимном пространстве, но для Эрика понятия такого пространства, похоже, не существует вовсе.

— Ты ещё и ругаться умеешь?! — подначивает он, смеётся, разворачивая меня к себе лицом, пытается поймать мой пьяный, расфокусированный взгляд.

— Нельзя же так, больной ты ублюдок, — беззлобно шепчу ему в губы, на гнев не хватает сил, меня словно вывернули наизнанку, встряхнули и свернули обратно, оставив лишние детали.

— Привыкнешь. Дело тренировки.

Беспомощно приваливаюсь затылком к стене, закрываю глаза, чувствую его огрубевшую ладонь на своём лице — он убирает с моей щеки налипшие, мокрые пряди. Мне хочется беспомощно хныкать от болезненных ощущений меж ягодиц, тянущего, приятного опустошения внизу живота, от его объятий, таких тесных и жарких, что температура горячей воды, льющей на меня сплошным потоком, уже не кажется мне такой обжигающей. Безумно хочу пить; чувствую, что скоро сварюсь. Любое движение даётся через не могу, но Эрик ещё слишком далёк от разрядки.

В его спальне распахнуто окно, я вижу, как пар сходит с моей разгорячённой, влажной кожи. Я сижу у него на бёдрах, скрестив ноги за его спиной, крепко обнимаю за плечи, под моими пальцами — мягкий ворс коротко стриженого затылка, на шее — стылые прикосновения его губ, а подбородок растёрт докрасна колючей щетиной. На превосходящей позиции я могу задавать ритм, двигаюсь так, как хочется мне — я с его размерами освоилась и столь глубокое проникновение больше не причиняет мне боли.

— Маленькая моя, — кажется, я в полубреду; слышу в его голосе такие чуждые для него ласковые нотки, вижу нежность в туманном, потемневшем взгляде, направленном на меня снизу вверх. Словно в его стальной броне появилась невидимая брешь, и я могу заглянуть ему в душу, не до конца ещё очерствевшую от безжалостного времени, в которое нам не посчастливилось родиться. Возможно, это лишь моё воображение, но мне сейчас слишком хорошо. Время рухнуть с небес на землю у меня ещё будет.

Терпению его быстро приходит конец, как и моему томному, неспешному блаженству, Эрик бесстыдно раздвигает мне ягодицы, насаждая свой собственный, быстрый темп. Откидываюсь назад, упираюсь руками в холодное покрывало постели, подставляя грудь под умелые ласки его языка. Мои крики перекрывают отчётливый скрип деревянного каркаса кровати, тело выгибается дугой и мелко вздрагивает, словно под хлёсткими ударами плети. Мои руки — последняя опора — надламывается, словно спички, Эрик кладёт меня на спину, сгибает мне колени и прижимает к груди. Пытка настойчивыми, таранными толчками продолжается не больше минуты, после долго, бурно изливается мне на живот.

Я смотрю в потолок, разглядываю обрывки теней, смутно пляшущих на его каменных сводах, чувствую, как семя щекотно сползает мне по бокам, впитываясь в нагретую от моей кожи ткань. Эрик лениво, медленно подходит к окну, разминает шею, щёлкает зажигалкой. Чувствую, как сквозняком в комнату заносит змейку табачного дыма, его горьковатый запах окончательно туманит мне мозги.

Под бледным светом луны он похож на вытесанную из камня статую древнего воина, внушительную и такую же молчаливую. Сейчас эта тишина давит на меня, заставляя края лёгких трепетать, как лист на ветру. Я невольно жду от него слов, будто мне становится до обидного мало того, что есть у меня сейчас, и мне хочется больше. Я боялась этого. Боялась, что чётко выстроенная система логики и фактов сгинет под волной эмоций, столь не свойственных урождённым жителям нашей фракции. В чём-то Юджин был прав — я дефектная единица.

— Ложись без меня. Мне надо поработать.

Эрик щелчок выбрасывает сигарету в окно, она летит вниз мелкой искрой, как падающая звезда. Желание я загадать не успеваю. Не глядя на меня, он проходит мимо, скрывается на кухне за перегородкой матового стекла — вижу, как он, не одевшись, садится за стол и склоняется над планшетом. Его сосредоточенное лицо озаряют холодные, голубоватые отсветы экрана.

Не понимаю, что делаю. Молча встаю, надеваю свою до блевоты осточертевшую синюю юбку.

— Я пойду.

Эрик, не отрываясь от бумаг, едва заметно кивает. За мной щелчком захлопывается дверь. Он не стал меня удерживать.

Сон был на удивление крепким, глубоким, тягучим, как смола — мерный писк будильника едва сумел вытащить меня в реальность. Иду на склад, забираю выписанный комплект униформы, забегаю в столовую и сразу же топаю в лазарет с кульком упакованной еды под мышкой — предпочитаю завтракать одна и в тишине.

Сегодня важный день для местных неофитов. Психологического этапа подготовки ждут и боятся все без исключения новобранцы — от урождённых до военнообязанных переходников из остальных фракций. Готовлю системы с питательными растворами и элементарный нашатырный спирт — чувствую, сегодня у меня будет много пациентов. О Лидере и вчерашней встрече я запрещаю себе думать, есть вещи важнее, например, запланированное на сегодня тестирование под сывороткой правды.

Я никогда не испытывала на себе её воздействие. Состав сыворотки не имеет побочных эффектов, кроме, пожалуй, усиления эмоциональных реакций и воздействий определённого диапазона физической боли на заведомо ложные ответы. Боль носит характер фантомной, и интенсивность её зависит от индивидуальных особенностей каждого тестируемого. Мне свой болевой порог испытывать не приходилось — в детстве я не ломала ни рук, ни ног, не падала с деревьев, не поднимала ничего тяжелее старых печатных учебников в архивной библиотеке, а недавнюю трещину в кости я пережила под тоннами обезболивающих и седативных. Зато вчера… Да и была ли это боль? Ёрзаю на стуле, пытаюсь принять позу поудобнее — надеюсь к вечеру это проклятое, неудобное ощущение отпустит меня.

За полчаса до наступления смены решаю просмотреть списки погибших и пропавших без вести на момент начала Объединённого восстания. Голографическая панель расположена недалеко от входа в медицинское крыло, доступ к спискам имеет любой желающий — люди спят спокойнее, зная, что среди этих сухих, чёрных строчек нет имён их близких.

Я вижу знакомые фамилии — это коллеги отца, убитые в недавнем нападении изгоев на корпус лаборатории. В той проклятой кровавой свалке я не могла разглядеть ни одного лица, кроме родного. Живого. Проверяю ещё дважды, чтобы убедиться окончательно — я стала слишком мнительной и уже сама себе не верю. Фамилии Нортон в списках нет. Как и фамилии Колтер. Значит, родители Эрика живы, либо список давно не обновлялся, такое случается тоже. С досады хлопаю ладонью по приборной доске — чёртов Лидер сидит в моей голове острой занозой.

— Док, пройдите в кабинет симуляций, — здоровенный лихач кивком головы зовёт меня следовать за ним. К стенкам жмутся две медсестры из Эрудиции, переведённые во фракцию Лихачей чуть раньше, чем я. Они смотрят на меня большими глазами, надеясь, что я в курсе, зачем нас сюда вытащили. Я лишь пожимаю плечами — я в курсе, но разбалтывать информацию о всеобщем тестировании, которую мне поведал Лидер в доверительной беседе, я не имею права под угрозой трибунала. Эрику не нужно было предупреждать меня, это и так очевидно.

Меня без лишних объяснений проталкивают в полутёмное помещение допросной.

— Вам не о чем волноваться. Это небольшой, дополнительный тест на эмоциональную устойчивость, одобренный Советом в связи с военным положением во фракциях. Уверен, вы не раз проходили такие, — вещает молодой азиат в форменной чёрно-белой одежде Искренности. Молча киваю головой, наблюдаю, как он набирает сыворотку в шприц. При стандартной процедуре присутствуют двое — Искренний, который будет вводить препарат и задавать вопросы, и наблюдающий Бесстрашный.

Здоровяк выходит за дверь. В ближнем углу замечаю ещё одну фигуру в чёрной форме с нашивками фракции огня, стоящую ко мне спиной. Видимо, тот самый наблюдатель. Когда он защелкивает на моих запястьях металлические манжеты, я поднимаю глаза, и мне становится не по себе. Мой наблюдающий — Лори.

— Запускай! — командует она парнишке со шприцом, и тот немедленно всаживает мне в шею толстую иглу.