Наемный убийца

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Бадди был занят по горло. Все были готовы подчиняться его приказам. Он был вождем. Они схватят любого, на кого он покажет. Он ощущал необъятную власть: это замечательная компенсация за неудовлетворительные результаты экзаменов, за сарказм хирургов. Сегодня даже хирурги не будут в безопасности, если он отдаст приказ.

Он созвал самых отчаянных студентов и объяснил:

— Кто выйдет на улицу без противогаза — дезертир. Кое-кто хочет сорвать учебную тревогу. Мы им покажем.

Подобно громадному зверю, которому надо поразмяться, которого слишком долго держали на одном сене, Бадди Фергюссон ощущал свое тело, свои бицепсы. Слишком много экзаменов, слишком много лекций. Бадди Фергюссон требовал действия. Пока все суетились вокруг него, он воображал себя вождем. Когда начнется война, Красный Крест не для него. Бадди Фергюссон, командир роты, отчаянный дьявол траншей.

— Противогазы готовы? — обратился он к студентам, неоспоримый лидер, отчаянный Бадди. «Что там экзамены, когда ты — вождь». Он видел в окнах головы нескольких молоденьких медсестер.

Фабричная сирена завыла нарастающим свистом, все на секунду застыли. Затем, взбираясь на крыши карет «Скорой помощи», надевая противогазы, выкатили на холодные улицы Ноттвича. Кареты сбрасывали их на каждом углу, и они расходились с разочарованным видом — улицы были почти пусты. Сквозь круглые линзы противогазов они поблескивали голодными глазами, разыскивая жертвы. Бадди Фергюссону предложили захватить полисмена, стоявшего на посту без противогаза. Но Бадди наложил вето на это предложение. Им нужны были только люди, которые так мало думали о родной стране, что не позаботились даже обзавестись противогазом.

Они шли по улице, полдюжины чудовищ в масках, в белых, измазанных сажей халатах. Их невозможно было отличить друг от друга. Сквозь большую стеклянную дверь Миддленд Стил они увидели трех человек, стоявших у лифта и разговаривавших со швейцаром. Вокруг было множество полицейских, а на площади они заметили братьев-студентов, которым повезло больше: они уже тащили отбивающегося человечка. Полицейские смотрели и смеялись, звено самолетов прорычало над головами над самым центром города, чтобы придать правдоподобие тревоге. Они схватили старуху, которая так и не могла понять, что к чему. Она думала, что собирают деньги на что-то, и предложила им пенни. Когда ей сказали, что надо отправиться в госпиталь, старушка засмеялась. Она сказала: «Никогда не поймешь, что вы, мальчики, еще придумаете». Тогда один из них взял ее под руку и повел по улице. Она сказала: «Кто из вас дед-мороз?» Бадди это не понравилось. Это коробило его гордость… Он постоял на месте. Остальные повели старуху. Бадди стоял один на улице, пока не появился Майк. Майк сказал, что у него есть славная идея. Почему бы не вытащить из музея мумию и не привезти ее в госпиталь, за то, что она без противогаза.

— Нет, — сказал Бадди, — это баловство. — И вдруг увидел человека без противогаза, нырнувшего в подворотню при виде их.

— Быстро, возьмем его! — закричал Бадди. Бадди был склонен к полноте, и Майк скоро обогнал его.

— Вперед! — орал Бадди. — Держи его. Майка уже не было видно.

— Привет, куда спешишь? — произнес голос из подъезда. Человек стоял, прижавшись спиной к двери. Оказывается, он просто отступил с дороги и Майк в спешке его не заметил. Что-то продуманное и опасное чувствовалось в его поведении.

— Меня ищешь, что ли? — спросил человек.

— Где ваш противогаз? — резко произнес Бадди.

— Это что, игра такая? — спросил человек со злобой.

— Разумеется, не игра, — сказал Бадди. — Вы отравлены, вам придется последовать за мной в госпиталь.

— Мне-то? — спросил маленький человек.

— И лучше поспешите, — сказал Бадди.

Он надул грудь и поиграл бицепсами.

«Этот сморчок не понял, что говорит с будущим офицером», — подумал он. Он чувствовал превосходство своей физической силы. Он ему нос разобьет, если тот не послушается.

— Хорошо, — сказал человек. — Я пойду. — Он вышел из темной ниши. У него было злое лицо, заячья губа, плохо сшитый костюм в клетку. Человек даже в покорности был агрессивен.

— Не туда, — сказал Бадди, — налево.

— Иди-иди, — сказал маленький человек, прижав к его боку пистолет. — Это я — то отравлен? Ничего шуточка, — продолжал он и засмеялся невесело. — Давай в ворота, а то сейчас сам будешь отравлен.

Они остановились у небольшого гаража. Гараж был пуст.

Бадди выпалил: «Что за черт!», но уже узнал лицо, которое видел в местных газетах. Действия человека убедили ужаснувшегося Бадди: будет стрелять не колеблясь.

Этого он никогда не забудет. Всю его жизнь эта история будет встречаться в самых неожиданных местах — в серьезных исторических трудах, в отчетах о знаменитых преступлениях. Она будет следовать за ним с одной жалкой работы на другую. Никто не увидит ничего особенного в том, что он сделал, каждый сделал бы на его месте то же самое: вошел бы в гараж, закрыл бы по приказанию Рэвена ворота. Но друзья не стояли на улице под градом воображаемых бомб, не ждали войны с нетерпением и с радостью, они не были Бадди, отчаянным дьяволом траншей за секунду до того, как началась настоящая война, принявшая обличие пистолета в тонкой отчаявшейся руке, прижатой к его боку.

_{^{— Раздевайся, — сказал Рэвен. Бадди послушно разделся.}}

— Раздевайся, — сказал Рэвен.

Бадди послушно разделся.

С него сняли не только противогаз, но и белый халат и зеленый твидовый костюм. У него не оставалось никаких надежд. Нечего было надеяться, что война докажет его способность руководить людьми. Нет, он был просто-напросто полным, испуганным молодым человеком, дрожащим в одних трусиках в холодном гараже.

— Руки назад, — сказал Рэвен. Бадди Фергюссон подчинился. Рэвен связал розовые, как ветчина, сильные кисти Бадди галстуком. — Ложись. — И Бадди Фергюссон покорно лег. Рэвен связал ему ноги носовым платком, а другой платок засунул в рот. Это не очень надежно, но и так сойдет. Приходилось спешить. Он вышел из гаража, закрыл дверь. Он мог надеяться, что в его распоряжении несколько часов, но не мог рассчитывать полностью даже на несколько минут.

Он шел медленно и осторожно, поглядывая, нет ли поблизости студентов. Но их группы уже ушли. Главной опасностью был отбой, который мог прозвучать в любой момент.

Вокруг было много полицейских, он знал почему, но без колебаний проходил мимо них. Его план не предусматривал ничего большего, чем достижение стеклянных дверей Миддленд Стил. У него была слепая вера в судьбу, в поэтическую справедливость. Уж если он проникнет в здание, то найдет путь к человеку, который его обманул.

Из-за дверей Миддленд Стил выглядывал человек, следя за машинами, стоявшими на пустынной улице… Он был похож на клерка. Рэвен пересек улицу, взглянул через очки противогаза на человека за дверью. Что-то заставило его заколебаться — память о лице, которое он видел у дома, в котором жил? Он внезапно повернулся и испуганно поспешил от двери.

«Это ничего не значит», — сказал он себе, выходя на пустую Хай-стрит.

Мистер Дейвис слегка позавтракал: два тоста, две чашки кофе, четыре почки, кусок бекона, немного сладкого мармелада. Ему доставила большое удовольствие мысль о том, что Рэвену такого завтрака и не нюхать: приговоренному в тюрьме, может, и дадут, а Рэвену нет.

Единственное, что его заботило, если не считать неудовольствия сэра Маркуса, была девушка. Он зря потерял голову: ее нужно было убить. Во всем виноват сэр Маркус. Он и представить себе не мог, что сэр Маркус сделает с ним, если узнает о случае с девушкой. Но теперь все будет в порядке. Девушку задержали как сообщницу: ни один суд не поверит, если она обвинит сэра Маркуса. Он совсем забыл о газовой тревоге. Он спешил в театр, чтобы немного развлечься.

Хай-стрит была странно пуста, только полицейских было больше, чем обычно. Никто не пытался остановить мистера Дейвиса, хорошо знакомого всем полисменам, хотя никто из них не смог бы сказать точно, чем мистер Дейвис занимается. Но они сказали бы без улыбки, глядя на его редкие волосы, тяжелый живот, толстые морщинистые руки, что он один из мальчиков конторы сэра Маркуса. (Если хозяин так стар, трудно не быть по сравнению с ним молодым человеком.) Мистер Дейвис весело помахал сержанту и вынул из пакетика конфетку. В задачи полицейских не входило доставлять в госпитали отравленных газами, а потому никто по своей воле не остановил бы мистера Дейвиса. Они следили за ним со скрытым интересом и надеждой, как за человеком, который идет по скользкому льду.

По улице навстречу ему шел студент-медик в противогазе. Мистер Дейвис заметил студента не сразу. Вид противогаза испугал его. Он подумал, что пацифисты заходят слишком далеко: сенсационная чепухе. А когда человек остановил мистера Дейвиса и сказал что-то неразборчивое, мистер Дейвис подтянулся и ответил гордо: «Чепуха. Мы хорошо подготовлены…» Тут он вспомнил о тревоге, и к нему вернулось дружелюбие. Это ведь был патриотизм, а не пацифизм: «Ну-ну, — сказал он, — я совсем забыл. Конечно, учебная тревога». Лишенный индивидуальности взгляд сквозь толстые стекла противогаза и приглушенный голос смущали его. Он сказал, пытаясь обратить все в шутку: «Ну меня-то вы в госпиталь не потащите? Я занятый человек». Студент, казалось, задумался, положив руку на рукав мистера Дейвиса. Мистер Дейвис заметил, как ухмыляются полисмены на той стороне улицы, и почувствовал раздражение. В воздухе висели еще остатки тумана, и звено самолетов пронеслось сквозь него, летя низко над улицей, заполняя ее глубоким, гулом и уносясь на юг, к аэродрому.

— Видите, — сказал мистер Дейвис, — тревога окончилась. С минуты на минуту прозвучит отбой. Глупо тратить все утро в госпитале. Вы же меня знаете. Мое имя — Дейвис. Каждый человек в Ноттвиче меня знает. Спросите полицейских. Никто не скажет, что я плохой патриот. Мне нравится ваш энтузиазм, мальчики, — продолжал мистер Дейвис. — Надеюсь, мы как-нибудь встретимся в госпитале. Я там бываю на больших приемах. В конце концов ведь никто другой, как я, внес больше всех на сооружение новой операционной.

Мистер Дейвис хотел было продолжить путь, но человек встал у него на дороге, и было бы не совсем солидно сойти с тротуара. Человек подумает, что он хочет убежать, может завязаться потасовка, а с угла наблюдают полицейские. Неожиданно злость охватила мистера Дейвиса подобно щупальцам спрута, отравила мысли темным ядом: «Ах ты, усмехающаяся обезьяна в форме… я добьюсь, чтобы тебя уволили…» В то же время он продолжал весело говорить человеку в противогазе, маленькому, тонкому, мальчишке на вид.

— Вы, ребята, замечательно работаете. Никто лучше меня не понимает этого. Если начнется война…

— Так вы себя зовете Дейвисом? — спросил приглушенный голос.

_{^{— Так вы себя зовете Дейвисом? — спросил приглушенный голос.}}

— Вы разбазариваете мое время. Я занятой человек. Разумеется, меня зовут Дейвис, — раздраженно ответил Дейвис. Он с трудом сдержал растущий гнев. — Послушайте, я деловой человек. Заплачу госпиталю, сколько вы пожелаете. К примеру, выкуп в десять фунтов.

— Да, — сказал человек.

— Я не ношу таких сумм с собой, — сказал мистер Дейвис и удивился, услышав нечто напоминающее смех. Это было уж слишком. — Хорошо, вы можете пройти со мной в контору, и я заплачу вам там. Но я надеюсь получить расписку от вашего казначея.

— Расписку получите, — сказал человек приглушенным голосом и отошел на шаг в сторону. К мистеру Дейвису вернулось хорошее настроение.

— Нет смысла угощать вас конфеткой, раз вы в этой штуке, — сказал он.

Потом мистер Дейвис сказал:

— Я уверен, мы где-то встречались. Но его спутник не отзывался.

— Вы случайно не тот паренек, который переоделся тогда девочкой и спел рискованную песенку? Вы неплохо спели там, на открытии новой палаты.

Мистер Дейвис громко засмеялся, вспомнив об этом. Он распахнул дверь в Миддленд Стил.

Вышел незнакомец из-за угла, и клерк за столиком для справок сказал сдавленным голосом:

— Все в порядке. Это мистер Дейвис.

— Что это? — спросил мистер Дейвис руководящим голосом. Он теперь был у себя.

— Мы проверяем, — ответил детектив.

— Рэвен? — визгливо спросил Дейвис. — Вы дали ему улизнуть? Какие идиоты…

— Вы зря волнуетесь, — ответил детектив. — Его заметят немедленно, как только он выйдет из укрытия. Ему на этот раз не удастся скрыться.

— Но почему? — спросил мистер Дейвис. — Почему вы здесь? Почему вы думаете…

— У нас приказ, — сказал детектив. Дейвис казался усталым и старым.

— Поднимитесь со мной, я дам вам деньги. У меня нет ни минуты свободной.

К лифту он шел впереди, неуверенно волоча ноги по коридору, устланному чем-то черным, блестящим. Человек в противогазе проследовал за ним. Они медленно поднимались, неразлучные, как две птицы в клетке.

Мистер Дейвис медленно подошел к двери, осторожно повернул ручку, словно опасался, что кто-то ждет его внутри. Но комната была совершенно пуста. Открылась внутренняя дверь, и молодая женщина с пышными золотыми волосами и в очках сказала: «Вилли», но тут же увидела его спутника и поправилась: «Мистер Дейвис, вас хочет видеть сэр Маркус».

— Хорошо, мисс Коннетт, — сказал мистер Дейвис. — Принесите мне, пожалуйста, железнодорожный справочник.

— Вы уезжаете? Сейчас?

— Взгляните, какие поезда есть после обеда.

— Хорошо, мистер Дейвис.

Они остались одни. Мистер Дейвис поежился и включил электрическую печку. Человек в противогазе снова заговорил, и снова приглушенный голос потревожил память мистера Дейвиса.

— Вы чем-то напуганы?

— Один сумасшедший вырвался на свободу.

Его нервы были напряжены, он прислушивался к каждому звуку в коридоре, к шагам, к звонку: требовалось больше смелости, чем он имел, чтобы сказать «после обеда». Он хотел убежать немедленно, подальше от Ноттвича. Он запер дверь. К нему вернулось ощущение безопасности Он был заперт в знакомой комнате вместе со своим столом, вертящимся стулом, буфетом, в котором хранились две рюмки и бутылка сладкого портвейна. Он запер двойное окно. Он сказал тоном, в котором слышалось нервное раздражение:

— Сэр Маркус подождет.

— Кто такой сэр Маркус?

— Мой босс.

Его раздражала открытая дверь в комнату секретарши. Ему казалось, что кто-нибудь может войти в нее. Теперь он не спешил. Ему хотелось общества.

— Спешить некуда. Снимайте эту штуку, в ней, должно быть, душно, и выпейте стаканчик вина.

По пути к бару он закрыл внутреннюю дверь, повернул ключ и вздохнул с облегчением, доставая портвейн и рюмки.

— Теперь мы в самом деле одни.

— Деньги, — сказал приглушенный голос.

— Ну уж, — сказал мистер Дейвис, — вы слишком невежливы. Вы могли бы мне и поверить.

Он подошел к столу, вынул две пятифунтовые бумажки и протянул их.

— Не забудьте, — сказал он, — я надеюсь получить расписку от вашего казначея.

Человек спрятал деньги. Его рука задержалась в кармане Он сказал: «Это тоже дутые деньги?» И вся сиена всплыла в памяти мистера Дейвиса — вкус «Альпийского блеска», убийца, сидящий напротив и старающийся рассказать о старухе, которую он убил. Мистер Дейвис завизжал. Это были не слова, не мольба о помощи, а просто беспомощный визг, который вырывается у человека, когда нож врезается ему в тело. Он бросился к внутренней двери. Он барахтался, будто в колючей проволоке между траншеями.

— Отойди оттуда, — сказал Рэвен. — Ты же сам запер дверь.

Мистер Дейвис вернулся к столу. Ноги отказали ему, он опустился на пол рядом с корзиной для бумаг.

— Я болен. Вы же не убьете больного человека, — сказал он.

Эта мысль вселила в него надежду. Он убежденно икнул.

— Я тебя пока что убивать не буду, — сказал Рэвен. — Может, вовсе не буду убивать, если будешь вести себя тихо и слушать меня. Этот сэр Маркус и есть твой босс?

— Он старик, — запротестовал мистер Дейвис.

— Он хочет тебя увидеть, — сказал Рэвен, — мы к нему пойдем. Я несколько дней ждал, пока найду вас обоих. Вставай. Вставай же, — яростно твердил он рыхлой туше, сидящей на полу. — И запомни. Если пикнешь, я тебя нашпигую свинцом так, что тебя можно будет повесить вместо грузила на дверь.

Мистер Дейвис шел впереди. В коридоре встретилась мисс Коннетт, которая несла листок бумаги.

— Я записала поезда, мистер Дейвис. Лучше всего поехать в три пять. Два семь идет так медленно, что приходит только на десять минут раньше.

— Положите мне на стол, — сказал мистер Дейвис. Ему хотелось попрощаться с множеством вещей, но он не смел сделать этого. Он хотел бы попрощаться со своим богатством, комфортом, властью. Но Рэвен стоял у него за спиной, держа руку в кармане. Он казался настолько больным, что мисс Коннетт спросила:

— Вы себя хорошо чувствуете, мистер Дейвис?

— Отлично, — сказал мистер Дейвис.

И как исследователь, отправляющийся в неведомую страну, он почувствовал потребность оставить след на грани цивилизации, сказать последнему случайному встречному: «Ищите меня на севере», или: «На западе». Он сказал: «Мы идем к сэру Маркусу, Мей».

— Он срочно хотел вас увидеть, — ответила мисс Коннетт.

Она застучала по коридору очень высокими каблучками, и мистер Дейвис снова почувствовал безжалостное прикосновение к своему локтю.

Сэр Маркус сидел в кресле на колесиках, держа на коленях нечто вроде больничного обеденного столика. С ним был его лакей. Сэр Маркус сидел спиной к двери. «Это Дейвис?» — прошептал он, разломил сухой бисквит и отхлебнул немного горячего молока.

— Да, сэр, — лакей изумленно наблюдал за вошедшими.

— Можете идти, — сказал сэр Маркус лакею.

— Слушаюсь, сэр, — ответил тот, но человек в противогазе повернул ключ в двери. Легкое выражение радости, почти безнадежного ожидания появилось на лице лакея: наконец случится что-нибудь особенное, что разрушит однообразие одевания и раздевания старика, подавания ему горячего молока, или воды, или сухих бисквитов.

— Чего вы ждете? — прошипел сэр Маркус.

— Отойди к стене, — внезапно скомандовал лакею Рэвен.

— У него пистолет! — отчаянно завопил мистер Дейвис.

— Делайте, как вам говорят.

Но лакею и не надо было этого говорить. Пистолет был вынут, и все трое были под прицелом — лакей у стены, мистер Дейвис, дрожащий посредине комнаты, и сэр Маркус, который повернулся с креслом, чтобы видеть их.

— Чего вам нужно? — спросил сэр Маркус. — Вы здесь босс?

— Внизу полиция. Вам не уйти, если я не…

— У вас шрам под бородой, не правда ли? Я не хочу ошибиться. У него была ваша фотография. Вы с ним были вместе, — сказал Рэвен.

Он со злобой оглядел громадный богатый кабинет, сравнивая его с маленькой квартиркой. Да, этот человек пошел дальше, чем старый министр.

— Вы с ума сошли, — прошептал сэр Маркус.

Он был слишком стар, чтобы испугаться. Пистолет представлял для него не больше опасности, чем неосторожный шаг. Он чувствовал только легкое раздражение, легкое сожаление, что прерван его завтрак. Он вытянул губы и отхлебнул молоко.

— У него есть шрам, — неожиданно сказал лакей. Но сэр Маркус продолжал тянуть молоко. Рэвен повернул дуло пистолета к Дейвису.

— Это он был? Если не хочешь получить пулю в живот, скажи.

— Да-да, — сказал мистер Дейвис торопливо. — Это все он придумал. Это была его идея. Нам нужны были деньги. Он на этом заработал больше полумиллиона.

— Полмиллиона! — сказал Рэвен. — А мне заплатил две сотни никуда не годными бумажками.

— Я просил его быть справедливым, а он ответил мне: «Заткнись».

— Я никогда бы этого не сделал, — сказал Рэвен. — Если бы я знал, каким тот старик был на самом деле! А я пробил ему череп. И старуху — по пуле в каждый глаз. — Он закричал на сэра Маркуса: — Это все ваши штучки!

Но старик сидел, не обращая никакого внимания на Рэвена. Старость убила в нем воображение. Смерти, которые он заказывал, были для него не более реальными, чем те, о которых он читал в газетах. Капелька жадности (к молоку), капелька порока (сунуть иногда руку под блузку девушки и почувствовать теплоту жизни), капелька скупости и расчета (полмиллиона за одну смерть) и очень маленький, почти механический инстинкт самосохранения — вот и все его страсти. Инстинкт заставил его незаметно двинуться с креслом к звонку на краю стола.

— Я все отрицаю. Вы с ума сошли, — прошептал он.

_{^{— Я все отрицаю. Вы с ума сошли, — прошептал он.}}

— Теперь-то уж я сделаю с вами, что захочу, — сказал Рэвен. — Даже если полиция меня пришьет. — Он постучал пальцем по пистолету. — Вот мое доказательство. Я стрелял из этого пистолета. Они смогут его опознать. Вы мне велели его оставить, а я его взял с собой.

Сэр Маркус прошептал мягко-мягко, незаметно поворачивая бесшумные, на резиновых шинах, колеса:

— Кольт номер семь. Фабрики выпускают их тысячами.

— Полицейские разберутся, — со злостью сказал Рэвен. — У них эксперты…

Он захотел запугать сэра Маркуса, прежде чем его убьет, ему казалось несправедливым, что сэр Маркус будет страдать меньше старухи, которую он не хотел убивать.

— Вы не желаете помолиться? Люди получше вас верили в бога.

Колесо кресла достигло стола, дотронулось до звонка, и приглушенный звон поднялся вверх по лифтовой шахте. Это ничего не говорило Рэвену, пока лакей не произнес:

— Старая скотина, — в голосе его звучала годами копившаяся ненависть. — Он звонит.

Прежде чем Рэвен успел решить, что делать, кто-то уже был у двери и поворачивал ручку.

— Прикажите им отойти, — сказал Рэвен.

— Дурак, — прошептал сэр Маркус. — Они ищут тебя за воровство. Если убьешь меня, тебя повесят.

Но мистер Дейвис был готов уцепиться за любую соломинку.

— Уйдите, ради бога, уйдите, — завизжал он человеку снаружи.

— Вы дурак, Дейвис. Если он собирается нас убить в любом случае… — сказал ядовито сэр Маркус.

И пока Рэвен стоял с пистолетом в руке, между ними разгорелась нелепая ссора.

— Ему не за что меня убивать! — кричал мистер Дейвис. — Это вы виноваты. Я вам подчинялся.

— Счет два — один, — засмеялся лакей.

— Молчать, — шипел ядовито сэр Маркус, обращаясь к мистеру Дейвису, — я вас могу в любой момент убрать с дороги.

— Попробуйте только! — кричал мистер Дейвис высоким петушиным голосом.

Кто-то тяжело ударил в дверь.

— Я уже приобрел Вест-Рэнд Голфилдс, — сказал сэр Маркус, — и Восточно-Африканскую нефтяную.

Волна нетерпения охватила Рэвена. Он поднял пистолет и выстрелил в грудь сэру Маркусу. Это был единственный путь заставить его замолчать. Сэр Маркус упал вперед, на столик, опрокинув стакан молока.

Мистер Дейвис заговорил очень быстро:

— Это все он, старый дьявол. Что я мог поделать? Он держал меня в руках. Вы же ничего против меня не имеете, — сказал он и завизжал: — Он меня убьет, если вы не отойдете!

И немедленно заговорил снова. Молоко капало со столика на письменный стол.

— Если бы не он, я бы ничего не сделал. Знаете, что он придумал? Он пошел к главному констеблю, чтобы приказать полиции стрелять в вас без предупреждения.

Он старался не смотреть на пистолет. Лакей, побелевший, молча стоял у стены: он зачарованно смотрел, как вытекала жизнь из сэра Маркуса. «Так вот как это выглядело бы, если бы, — казалось, думал он, — как-нибудь разок за эти годы я набрался бы смелости».

— Откройте дверь немедленно, или мы будем стрелять сквозь нее, — произнес голос снаружи.

— Ради бога, — молил мистер Дейвис, — оставьте меня в покое. Он меня застрелит. — Сквозь стекла противогаза на него глядели с удовлетворением глаза Рэвена.

Через голову Рэвена он увидел часы. Не прошло еще и трех часов после завтрака, он еще ощущал во рту привкус почек и бекона, он не мог поверить, что это в самом деле конец.

— Это ты, — сказал Рэвен, — пытался убить…

— Нет, не я, я ничего… — стонал мистер Дейвис.

Рэвен заколебался: слово было непривычно для его языка — «моего друга».

— Я ничего не знаю. Я ничего не понимаю.

— …Девушку, — сказал он.

Мистер Дейвис затрясся, словно человек, одержимый пляской святого Витта.

— Она вам не друг. Если бы она не донесла…

— Я тебя за одно это пришью. Она не продаст.

— Нет, — завизжал мистер Дейвис. — Она девушка полисмена. Она девушка того парня из Ярда. Она девушка Матера!..

Рэвен застрелил его. С намеренным отчаянием он выпустил в него свой последний шанс к спасению, всадив две пули, когда было достаточно одной, будто расстреливал весь мир в лице толстого, обливающегося кровью Дейвиса.

Пуля разбила замок двери.

«Надо спешить, — думал Рэвен, — когда откроется дверь, я выстрелю первым». Он плохо видел в противогазе, сорвал его и бросил на пол. Лакей смотрел на его заячью губу, темные жалкие глаза.

— Через окно выберешься на крышу, — сказал он.

Но он обращался к человеку, который не понимал, хочет ли спастись, который так медленно поворачивал лицо к окну, что лакей первым увидел малярную люльку за широким стеклом.

В люльке был Матер! В отчаянной попытке взять Рэвена с тыла детектив не учел собственной неопытности: маленькая люлька вовсю раскачивалась. Одной рукой он держался за веревку, другую протянул к окну и не мог достать пистолет, когда Рэвен обернулся. Он раскачивался за окном на высоте шестого этажа и был беззащитной целью для пистолета Рэвена.

Рэвен смотрел на него затуманенными глазами. Это был нетрудный выстрел, но ему уже не хотелось убивать. Он чувствовал только боль и отчаяние, которые превращались в полнейшую усталость и безразличие. И когда он в конце концов поднял руку, Сондерс, вбежавший в растворившуюся дверь, выстрелил ему в спину. Смерть пришла к нему немыслимой болью. Он стонал и захлебывался в муках. Наконец боль вышла из него, и он провалился в необъятную пустоту.