Нам нельзя (СИ)

Глава 5

— А он хорош, — блаженно тянет тетя, скидывая туфли с опухших ног.

Я кошусь в ее сторону, едва подавив отвращение. Так и знала, что ее повеселит сегодняшнее представление.

— Кто?

Тетя приподнимает веки и смотрит на меня так, будто я совсем дура. Ну, возможно, так и есть, раз до сих пор позволяю ей считать меня несмышленой малышкой. В какие-то моменты такая «глупость» меня здорово спасает.

— Этот парень. Арсений, кажется.

Она произносит его имя, немного призадумавшись, но я-то понимаю, что она прекрасно помнит не только его имя, но и где парень учится, чем занимается. Ведь за весь вечер тетя изрядно его допытывала своими вопросами. Она слишком любознательна. В свои сорок три пора бы набраться терпения, но тетя живет по своим правилам, и плевать ей на весь белый свет. Но, с другой стороны, благодаря ее вопросам, которые беспардонно сыпались на Арсения, я кое-что усвоила для себя. Если нам и предстоит в будущем пересекаться на каких-нибудь семейных праздниках, я буду лучше знать парня. Точнее то, что он круто притворяется тем, за кого его хочет принимать Самойлов-старший и кем Самойлов-младший не хочет быть.

— А как он ловко осадил твою мамочку, — усмехается тетя, откинув голову назад и вновь зажмурившись. Думаю, из всего, что произошло за ужином, ей понравился именно этот момент.

Я пожимаю плечом, едва подавив желание улыбнуться. Что же, мне тоже понравилось. Впервые за долгое время я увидела, как маска на лице моей матери дала трещину, и ее настоящие чувства наконец-то показались. Жаль, что недолго. Но мне бы и по такому поводу ликовать, однако на душе кошку скребут.

— Я, наверное, спать пойду. Устала очень.

Тетя машет рукой, отпуская меня. И пока она не передумала, выскальзываю из гостиной и тороплюсь поскорее добраться до своей комнаты. Там, прикрыв дверь, выдыхаю.

Два дня. Два чертовых дня отняли у меня столько сил, сколько я не потеряла за последний учебный год. Нет. Находиться рядом с мамой я не могу. Она, словно черная дыра, притягивает меня, но стоит оказаться рядом, как прочь улетучиваются мысли, силы, желания. Я становлюсь пустой и слабой.

Я так больше не могу.

Пожалуй, нужно торопиться и проваливать из этого города, пока очередная семейная встреча не размазала меня, как каток по асфальту.

Стягиваю свой серый безликий сарафан, переодеваюсь в домашние брюки и майку и отправляюсь заниматься приготовлениями ко сну, когда ловлю себя на том, что руки сами тянутся к телефону.

Арсений. Видеть его на фотографии — одно дело, но быть рядом, чувствовать легкий запах парфюма и сигарет — другое. Вновь просматриваю его открытые профили, снимки, которые он постит чуть ли не каждый день, и понимаю, что хочу так же. Хочу вот этот мир с картинки, а не эту серую унылость, в которой проживаю день за днем. Почему кому-то везет, и он волен делать все, что вздумается? Почему я должна выбивать отличные оценки кровью и потом, не спать ночами, лишь бы сдать экзамены на высокие баллы, и все равно не получить одобрения? Что я делаю не так?

С ненавистью отбрасываю телефон на кровать и прикладываю к лицу ладони. Чувствую кожей влагу — я опять плачу.

— Ну, сколько можно?! — рычу сквозь зубы и, подскочив, бегу в ванную комнату. Мою лицо, тру глаза, пока не успокаиваюсь. Хватит. Я устала быть слабой девочкой.

Устала соответствовать чьим-то стандартам. Но легко признать свои ошибки, а вот исправиться…

С дурными мыслями я засыпаю, чтобы вступить в новый день все той же покорной Эллой, которая должна всеми силами стараться быть той, кого хотят видеть. Чтобы однажды вырваться из замкнутого круга, в который меня давным-давно, еще грудничком, посадила собственная мать.

Женщина, которой на меня наплевать.

Следующий день проходит точно так же, как и предыдущий. Я занимаюсь рутиной, хлопочу по дому и готовлю платье для выпускного, до которого осталось совсем чуть-чуть, когда на наш тихий дом обрушивается настоящий ураган. И будь я готова к этому, то не тряслась бы от волнения и страха, подслушивая чужой разговор под дверью.

Десять минут назад приехала мама. Вот так запросто явилась к нам без звонка и приглашения. Она ворвалась, едва не снеся тетю, которая была шокирована ее появлением не меньше, чем я.

— Оля, какими судьбами? — Тетя всегда берет себя в руки быстрее, чем это может показаться.

— Нам нужно поговорить, — без приветствий отвечает мама.

Я застываю в коридоре, став случайной свидетельницей их безмолвной перепалки. Они уже ругаются, хотя только смотрят друг на друга. Я же не верю глазам, наблюдая маму здесь. Как же редко она бывала в этой квартире, доставшейся им по наследству от моей любимой дорогой бабушки. Я прижимаюсь к стене в надежде, что мама не заметит, но она все равно словно чувствует меня, поворачивает голову и кивает. Впервые, что ли… А потом вновь отворачивается и смотрит на тетю.

— Марин, надо поговорить. Срочно.

Тетя усмехается. Она видит то, что не вижу я, и хватается за это. Вонзает острые коготки, давит, углубляя раны, и продолжает победоносно улыбаться.

— Поговорить нужно тебе, а не мне, — пожимает плечами. — А мне нужно выпить чаю.

— Вот и поговорим на кухне, — шипит мама, заметно нервничая. Не помню, когда она так бесилась.

Да я, если честно, вообще не помню, когда она приходила сюда в последний раз. Наверное, мне было лет десять, и тогда я переболела ветрянкой. Нет. Не тогда. Она не приходила. Прислала только пакет с фруктами и какую-то куклу. В десять лет я уже не играла в куклы.

— Ну ладно, идем, — отвечает тетя так, будто делает младшей сестре одолжение. — Поговорим, если уж так надо.

Развернувшись, она направляется туда, где стою я. Быстро кивает мне, словно что-то хочет сказать, но я настолько шокирована внезапным появлением матери у нас дома, что туго соображаю. Она замечает мою озадаченность и кладет руку на плечо.

— Элла, занимайся дальше своими делами, — говорит тетя, и я наконец-то могу обрести почву под ногами. Киваю и проскальзываю в ванную комнату, которая граничит с кухней, куда направляется тетя, а следом вышагивает мама, надменно вздернув острый нос.

Слышу, как кто-то из них закрывает дверь.

Мне бы уйти. Мне бы заняться своими делами, как и сказала тетя, но я не могу сдвинуться с места. Не знаю, в курсе ли мама, что дом старый, стены тонкие, и я все слышу. Помнит ли об этом тетя, которая не отправила меня, например, в свою комнату, а позволила зайти сюда?

Я разрешаю любопытству взять верх и прижимаюсь ухом к стене. Там, где все слышно.

— И что тебя привело в мою скромную обитель? — театрально спрашивает тетя, и я даже представлю, как она взмахивает руками, закатывает глаза и выдыхает.

Она не мечтала о карьере. Она не грезила голубым экраном или подмостками знаменитых театров. Вся ее игра — кривлянья для сестры. Мол, смотри, как я умею. А мы ведь родня, мы ведь так похожи. Это ты так выглядишь на сцене или в кино. Ты и я — одно целое. Примерно так я читаю этот посыл, представляя выражение мамы. Она злится, но не скандалит. Она пришла сюда не просто так, и значит, ей нужен этот разговор, даже если он никому не понравится.

— Будешь чай? — продолжает вопрошать тетя и, судя по звуку, подходит к плите и берет чайник. Звенит посуда. Она достает чашки.

— Нет, не буду.

— Оль, ты же пришла в гости, — хмыкает тетя, — так что угощайся. Это ведь и твой дом.

Я закатываю глаза. Опять начинается. Квартира после смерти бабушки была завещана обеим дочерям. И тетю злит тот факт, что мама так и не отдала сестре долю. А я здесь и вовсе на птичьих правах нахожусь. Мне до сих пор неясны причины, зачем маме нужна здесь доля. У нее собственная квартира в центре города. Огромная, стильная и жуть какая дорогая (мне об этом тетя рассказывала много-много раз). Мы же ютимся в трехкомнатной панельке на окраине. Так далеко, насколько это возможно, чтобы не пересекаться, живя в одном городе. Будто два разных мира.

Впрочем, так было всегда.

— Не начинай, — отвечает мама. — Я пришла сюда поговорить о другом.

Уверена по многозначительной паузе — тетя изумленно изгибает брови, всем видом показывая свою заинтересованность. Поругаться из-за доли не получится, зато на другой теме, столь важной для мамы, тетя оторвется. Я даже предвкушаю, чем все закончится. Мама психанет и сорвется, убежит из родительского дома и еще лет пять здесь не появится. Тетя весь вечер будет пить вино, посмеиваться над своей глупой сестренкой и наставлять меня на путь истинный.

Не будь как она. Ты лучше.

К чему вся эта чепуха? Не понятно. Но я как обычно буду поддакивать тете и тайно лелеять мысли, как сваливаю прочь из этого дома одного сумасшедшего героя какого-то артхаусного фильма.

— Так что случилось? Мы же вроде сделали все, о чем ты нас так заботливо просила. Никаких скандалов, интриг, расследований, — перечисляет тетя, бряцая посудой. Так она добавляет остроты в разговор.

— Дело в другом, — громко выдыхает мама и, судя по скрипу ножек стула по кафельному полу, садится за стол. — Вчера вечером после ужина Стас сказал, что хочет, чтобы Элла переехала в наш дом.

Слышу свое имя и вмиг теряю выдержку. Сердце ударяется в горло, перехватывает дыхание. Ноги становятся ватными, а ладошки за секунду промокают от пота. Переехать? К ним?

Не верю своим ушам! Бред… Это какой-то бред!

— Зачем? — кажется, тетя тоже удивляется. — У Эллы есть дом.

Наверное, мама морщится. Наверное, тетя усмехается.

— Он предлагает Элле пожить у нас всего лишь лето. Пока она не поступит в институт. Или куда она там поступать будет.

Теперь я закатываю глаза, прижимаясь щекой к прохладной стене. Она даже не слышала или не хотела слушать. Ужасно!

— Она может и здесь жить дальше. У нас не было уговора, чтобы выгонять ее из дома, когда ей исполнится восемнадцать. Так что не переживай за дочку.

Я нервно дергаюсь. От их «уговоров» меня изрядно подташнивает. Но то, каким тоном это объявляет тетя, вгоняет меня в тоску. И я еще больше убеждаюсь, что поступаю правильно, собираясь уехать как можно дальше из этой дыры. Переезд к маме — кошмар наяву. Оставаться здесь еще на пару месяцев — терпимо, но уже не хочется.

Как же сложно!

— Я не переживаю, — фыркает мама. — Просто поговори с ней. Объясни, что это пойдет нам на пользу. Пусть соберет вещи. После выпускного мы ее заберем.

Ахаю и тут же прижимаю ладонь ко рту в надежде, что меня не услышат.

Она уже все решила. Нет, не она. Так захотел Самойлов, решив, видимо, поиграть в заботливого папочку, раз с сыном не складывается, а мама подыгрывает ему, притворяясь идеальной женушкой. Крепко зажимаю рот ладонью, потому что чувствую, как тошнота, уже реальная, подступает к горлу.

— В общем, она должна переехать к нам на лето. Потом мы снимем для нее жилье, когда она поступит куда-нибудь. Ты же будешь получать эти месяцы деньги.

— Думаешь, она согласится?

Между ними повисает тишина, а я хочу кричать. Хочу наорать на этих стерв, которые так легко решают мою судьбу.

Ненавижу их. Ненавижу их!

— Тебе придется уговорить ее, — отвечает мама и встает. Я слышу, как вновь скрипят ножки стула.

— А если не получится?

— Если тебе все еще нужна доля в этой проклятой квартире, то все у тебя получится.

Козырь. В ее руках всегда был чертов козырь! И она наконец-то использует его. И все потому что хочет угодить своему новому мужу. Стерва! Грёбаная стерва!

Хлопает дверь. Сначала кухонная. Потом входная. Мама уходит. Тетя остается на кухне, где я ее и нахожу спустя пять минут. Мне нужно время, чтобы привести свои чувства в порядок. То есть создать видимость, что я в порядке.

— Она уже ушла? — удивленно спрашиваю я, будто не заметила ухода женщины, которая меня родила и когда-то бросила. Впрочем, она бросает меня всегда.

Тетя кивает и делает глоток остывшего чая. Вторая кружка стоит полной — к ней не прикасались.

— Что она хотела?

Тетя кривит усмешку, но вместо ответа качает головой. Я стою в дверях, жду, но молчание начинает давить на нас обеих.

— Я пойду к себе.

Тетя кивает. Она так и не рассказывает ни о чем. Зато у меня есть время, чтобы все обдумать. Не так важно, каков будет ответ тети. Захочет ли она играть по правилам своей сестры ради денег и доли. Но я уже все решила.

Будет сложно. Будет больно. Но я сделаю это…