«Когда мы казним молодых, вы кричите „жалко“, когда казним старых, вы заявляете – „грех“. Но откуда же можно всегда достать для казни людей только среднего возраста».
Мидхат прожил два года в Тайфе, и Абдул-Хамид не находил себе покоя, ожидая каждое утро, что ему доложат о бегстве узника. Этот вечный страх султана, страдавшего вообще манией преследования, наконец победил все колебания и заставил решиться на тот шаг, о котором он непрерывно думал со дня своего восшествия на престол: в Тайф, как в свое время в Смирну, были посланы довереннейшие люди; туда летели секретнейшие приказы…
Осенью 1882 года жена Мидхат-паши получила следующее письмо:
«Моя дорогая жена, мои любимые дочери и дорогой сын Али-Хайдар!
Это письмо вероятно последнее, которое я вам посылаю, ибо, как я уже предсказывал в предшествующих письмах, от нас решили отделаться. Впрочем, нас уже пытались отравить.
Десять дней тому назад мой слуга Ариф, которому я поручил купить через одного офицера молоко, обнаружил, что оно отравлено. Четыре дня спустя, Ариф достал мясо, приготовил его вечером и оставил в своей комнате. Наутро мы обнаружили следы яда на металлических стенках кастрюли. Через несколько дней после этого была отравлена вода в кружке, из которой мы пьем. Все эти попытки были обнаружены благодаря бдительности нашего слуги. Они пробуют теперь другие средства. Мы окружены крайне опасными людьми, среди которых, в частности, находится черкес Бекир. Сообщники этого последнего – три унтер-офицера, живущие с нами. Каждый день вали Осман-паше (губернатор Мекки), получившему жезл маршала за свои „услуги“, приходят из Стамбула новые страшные распоряжения. Нам угрожают самые ужасные опасности, самые коварные планы; я думаю, что нам не удастся спастись. Может быть еще до получения этого письма получите вы сообщение о моей смерти. В этом случае бесполезно сильно огорчаться. Пусть аллах простит нам наши грехи. Если нам предстоит такая смерть, не может быть большего счастья для нас, как погибнуть мучениками за святое дело.
Мое последнее желание, чтобы вы жили в мире, соединившись все вместе у семейного очага. Да защитит вас всемогущий.
Мидхат»
Жена Мидхата сообщила об этом английскому послу. Другие высокопоставленные английские друзья Мидхата пытались добиться его освобождения. Но султан не склонен был выпустить свою жертву. Узнав, что драгоман английского консульства в Джедде справлялся у великого шерифа Мекки[104] об участи Мидхата и получил заверения, что узник еще жив, Абдул-Хамид распорядился арестовать и заключить в тюрьму самого великого шерифа – старца, которому было тогда свыше 100 лет.
«Кровавый султан» Абдул-Хамид II.
Из пленников, заключеных в Тайфе, зять султана Нури-паша сошел с ума и умер; казнить бывшего шейх-уль-ислама Хайруллу значило восстановить против себя всех улемов, все духовенство, – и трусливый Абдул-Хамид не решался на это; было решено отделаться от двух самых ненавистных султану лиц: Мидхата и зятя султана – Махмуда-паши.
26 апреля 1883 года все было кончено. Через несколько недель после этого семья Мидхата получила от Хайруллы-эфенди следующее письмо:
«Вы должно быть уже знаете о его трагической смерти и тех обстоятельствах, при которых она произошла. Его светлость умер не от болезни, как об этом сообщали газеты. У него действительно был карбункул, но не злокачественный. На самом деле, в одну и ту же ночь и Мидхат-паша и Дамад Махмуд-паша были удавлены. Да почиет на них божественная милость и благословение.
Я многое могу сообщить вам, но я не осмеливаюсь писать больше, ибо я боюсь наших палачей…
Тайф (Аравия), 15 зильхидзе 1301 г.[105]
Хассан-Хайрулла (бывший шейх-уль-ислам)».
Позже Хайрулла[106] сообщил семье все подробности этого убийства.
После того, как несколько попыток отравить пленников кончились неудачей, палачи решили покончить с ними другим путем, но прежде они сделали еще одну попытку кончить дело без шума. Полковник охраны вызвал к себе слугу Мидхата, Ариф-агу, и пытался подкупить его:
– Яд готов; если тебе удастся дать его выпить Мидхат-паше, ты получишь большую награду от его императорского величества султана; отравить Махмуда-пашу поручено другому, но если бы ты взялся и за это дело, твоя награда будет удвоена; если же когда-нибудь ты откроешь секрет, – ты будешь убит.
Награда, которую предлагали за убийство Мидхата, была в 1000 турецких лир, и 600 лир за убийство Махмуд-паши. Целое состояние для бедного слуги, почти раба.
Но Ариф-ага не только с негодованием отказался, но поспешил сообщить обо всем Мидхату. Узники долго совещались, но выхода не было никакого. Прошло еще несколько дней; из дворца Илдыз-киоска летели срочные телеграммы, требовавшие немедленного исполнения распоряжений.
Полковник вновь вызвал Арифа-агу и стал убеждать его открыть ночью дверь комнаты, запиравшуюся изнутри, но слуга в отчаянии повторял: «Нет, я не сделаю этого, я не согласен быть вашим сообщником, я боюсь аллаха». Тогда на Ариф-агу набросились и стали его избивать, но ему удалось еще крикнуть Мидхату, возвращавшемуся в свою комнату:
«Хозяин, не ходите в комнату, оставайтесь ночью с остальными, они решили убить вас сегодня», после чего его арестовали и подвергли жестокой пытке.
Мидхат поднялся обратно по лестнице, собрал остальных пленников и сообщил им о предстоящей ему участи.
Только хитростью удалось развести к ночи заключенных по их камерам: полковник поклялся им, что им нечего опасаться. А во второй половине ночи в комнату Мидхата ворвались вооруженные солдаты.
Они выволокли оттуда второго заключенного, Али-бея, после чего спокойно удавили веревкой Мидхата, не способного оказать какое-либо сопротивление.
Махмуд-паша, наделенный громадной физической силой, пытался бороться, когда выломавшие дверь его камеры охранники стали накидывать ему на шею намыленную веревку. Видя, что с ним трудно справиться, палачи стали давить ему половые органы с такой силой, что его безумный рев всполошил всю тюрьму. Другие заключенные бросились к окнам своих камер и, потрясая решетками, осыпали проклятиями исполнителей воли султана. Наконец, все было кончено. Завернутые в простыни тела были наскоро перенесены в военный госпиталь, чтобы потом можно было сказать, что оба умерли от болезни. Но зять Абдул-Хамида был еще жив. Внезапно он поднялся, сделал несколько шагов и снова упал. Тогда убийцы вернулись и так тщательно закончили свою работу, что лицо трупа стало неузнаваемо. Наутро без всяких религиозных обрядов тела были зарыты на солдатском кладбище, за городскими стенами. Сейчас же после убийства, двери и замки камер были починены. Вещи убитых были снесены в одну из комнат казармы, но в течение двух дней агенты султана приходили и забирали то одну, то другую вещь поценнее.
Так закончилась жизнь «отца турецкой конституции».
Мидхат был мертв; султан получал заверение за заверением, что его приказание исполнено в точности; но эта подозрительная, беспокойная натура не могла успокоиться, не имея осязаемых доказательств.
В Тайф был послан один из любимцев падишаха, адъютант Хюсню-паша, который с несколькими подчиненными ночью раскопал труп Мидхата и отрезал ему голову.
Месяц спустя – путь из Тайфа не близкий – Эмин-эфенди, секретарь геджасского вали, прибыл в Илдыз-киоск с изящным ящиком, на этикетке которого значилось:
Японская слоновая кость. Художественные безделушки для его величества султана.
Ящик был открыт самим султаном. На этот раз падишах и повелитель правоверных имел, наконец, реальные доказательства, что его верные слуги в точности выполнили его приказание.