Наперекор стихии

22

Был конец октября…

Возвращаясь вечером домой, Селена почувствовала в воздухе морозную сырость, обещавшую скорый снег. Поднимаясь по ступенькам к своей квартирке, она понимала, что погода не имеет для нее значения, поскольку не собиралась выходить — ни сегодня, ни в последующие несколько дней.

Уходя из «Дома Ворта», она почувствовала тупую, ноющую боль внизу живота. В карете начались первые резкие схватки. А теперь, едва она добралась до лестничной площадки третьего этажа, боль окончательно пронзила ее. Одной рукой она стиснула ридикюль, в котором лежали заметки о последних модах Парижа, а другой судорожно схватилась за перила.

Боль утихла… Селена, стараясь дышать поглубже, одолела последний пролет. Из квартиры Крейга доносился гул мужских голосов. Женщина услышала: Максимилиан, Шарлотта, Бенито Хуарес, Веракрус, Чапультапек… Они обсуждали попытки Луи Наполеона убедить эрцгерцога Австрии, Максимилиана, занять мексиканский престол.

Чувствуя себя страшно одинокой, Селена хотела постучаться к Крейгу, но жестко напомнила себе, что ей еще нужно успеть доработать свои заметки для «Лейдиз газетт», а акушерка, мадам Турнель, говорила ей, что первые роды могут тянуться часами.

Войдя в квартиру, она зажгла керосиновую лампу и, сняв тяжелое одеяние, помогавшее ей в последние месяцы скрывать полноту, принялась за работу. Она почти уже закончила писать, когда новый приступ боли пронзил ее. Селена закусила нижнюю губу. Ручка выпала из рук. За окнами кружились первые снежинки.

Друзья Крейга уходили, и она слышала, как они топали по лестнице, все еще обсуждая положение в Мексике. Когда боль отпустила, ей удалось добраться до двери, и она позвала Крейга.

— А, Селена, — сказал он, входя. — Похоже, ночка будет холодной. Я растоплю тебе печку.

Увидев ее лицо, он подошел и обнял ее.

— Пожалуйста, пошли за акушеркой, ее адрес записан здесь, на столе, — мадам Турнель…

Он повиновался с неохотой.

— Что это за бумаги?

— Мои заметки… демонстрация мод мистера Ворта… будь осторожен, не опрокинь чернила.

— Ты хочешь сказать, что работаешь над обзором мод? В твоем-то положении?

Не дожидаясь ответа, он сунул бумажку с адресом акушерки в карман и довел Селену до спальни.

— Ложись в постель, — приказал он. — Здесь довольно холодно. Может быть, лучше растопить печку, пока я не ушел?

Она вскрикнула, почувствовав судороги, потом ощутила поток горячей жидкости, хлынувшей по ногам.

— Сейчас же, — простонала она. — Иди сейчас же!

Когда он ушел, ей удалось освободиться от одежды и вытереться, а потом надеть просторную фланелевую ночную рубашку. Она забралась под одеяло и, дрожа, скорчилась под ним.

Если бы только мадам Турнель поторопилась, — думала она. Но Крейг возвратился и сказал, что акушерку вызвали к другой роженице.

— Послать за доктором? — спросил он.

— Конечно, нет, — решила Селена, стараясь говорить уверенно. — Ребенок, может быть, и до утра не родится.

— Ради Бога, — взмолился Крейг, и его лицо напряглось в беспокойстве, — что-нибудь можно сделать?

— Подбрось немного угля в печку, — сказала Селена.

Он повиновался и затем вернулся к ней уже без пиджака. Он тяжело дышал, и, как она подозревала, не оттого, что возился с углем.

— А твоя подруга, Дейзи, ты не хочешь, чтобы я за ней послал?

— Нет. Сегодня вечером она идет в театр. Ты мог бы послать ей записку завтра, после того, как… О Боже!

Новый приступ боли сотряс ее. Она вытянулась, и Крейг взял ее за руки. Их пальцы сплелись. Но сжимая руки Крейга, она видела лицо Брайна.

Она стиснула зубы, боясь произнести его имя.

Брайн, который, может быть, в это время стоял на капитанском мостике «Ариадны», под звездным тропическим небом, наблюдая за озарявшим море заревом, когда корабль северян пылал в огне. Или же он томился в оковах на борту какого-нибудь военного корабля федералов?

Она отбросила думы, когда боль ослабла и Крейг отпустил ее руки. Он смочил полотенце в тазу, стоящем на туалетном столике, чтобы вытереть ей лоб, и откинул назад волосы.

После полуночи пришла акушерка, но и после ее прихода Крейг не торопился уходить. К счастью, коротенькая крепкая женщина была непреклонна.

— Мужчине здесь делать нечего. Давай-ка отсюда, сейчас же. У нас тут свои дела.

— Она права, — сказала Селена.

Крейг наклонился, поцеловал ее в щеку и ушел.

— Ну, так-то лучше, — удовлетворенно вздохнула мадам Турнель, закатывая рукава и надевая накрахмаленный белый передник поверх платья. — В любом случае, ты счастливая, моя крошка. Твой муж так предан тебе. Бедный малый, кажется, он страдает, как и ты. — Она тщательно вымыла свои маленькие пухлые ручки. — А почему бы ему немножко не помучиться? Свое-то он получил.

— Но ведь он не… — Селена сразу же умолкла, потому что не имело значения, что подумает акушерка. Ничто вообще не имело смысла, кроме страшной боли, которая подступала все ближе, так что у Селены практически не было времени перевести дух между схватками.

Где-то вдали, за красным туманом муки, она услышала голос акушерки, говорившей:

— А ну-ка, тужься, надо помочь ребенку появиться на свет, давай-ка…

— Я не могу…

— Ты должна, ну давай еще, так…

Селена была охвачена неодолимой болью, которая опустошила ее, лишая сил.

— Мальчик — такой красивый, крупненький!

Резкий, недовольный голос ее ребенка был последним звуком, который она слышала перед тем, как обессиленно провалиться в сон.

На следующий день в дверь позвонила Дейзи и принесла чудесную колыбельку, украшенную таким количеством кружевного шитья и атласных лент, что когда туда положили ребенка, он оказался совсем не виден за ними.

— Я послала за женщиной, которая за тобой присмотрит, — сказала Дейзи. — Племянница моей кухарки.

— Это очень мило с твоей стороны, Дейзи, но у меня нет комнаты для прислуги, и, кроме того, мне нечем ей заплатить.

— Андре оплатит счет, — сообщила Дейзи с довольной ухмылкой. — Заодно со всем оплатит. Он прекрасно содержит меня и никогда не спрашивает, на что я трачу деньги.

— Даже если и так, я не могу принять этого…

— Послушай, ты пока не можешь сама позаботиться о себе и ребенке. Неужели ты и в таком ужасном положении собираешься охотиться за этими историями для «Лейдиз газетт»?

— Ну конечно.

— Ты что, собираешься таскать за собой ребенка по всем этим салонам, да?

В словах Дейзи была своя логика, и Селена сдалась. Удовлетворенная победой, Дейзи надела свое красное расшитое бархатное пальто и, поцеловав Селену и пообещав зайти завтра, удалилась в кипении кружевных юбок, оставляя за собой аромат «Пармских фиалок».

— Эта колыбель занимает здесь половину места, — заметил вошедший Крейг. — Не думаю, что у наследника престола кроватка лучше.

— Вот уж не поверю, что наследник престола так же красив, как мой Кейт.

— Кейт?

— Я назову его в честь своего отца, — сказала Селена.

Крейг задумчиво смотрел в окно на покрытые снегом ветви деревьев в палисаднике у дома.

— У ребенка должно быть не только имя, но и фамилия, — сказал он наконец, повернувшись к Селене.

— Мириам Сквайер посоветовала мне назваться вдовой. Я ношу фамилию Хэлстид, и мой ребенок тоже будет носить ее.

— Ну а потом, когда он подрастет и сможет задавать вопросы?

Селена откинулась на подушки.

— Я не знаю.

Он подошел к ней и взял за руку.

— Лейтимер — это хорошая фамилия. И весьма уважаемая в Бостоне. Кейт Лейтимер. Хорошо звучит, не находишь?

Ее глаза увлажнились слезами.

— О, Крейг! Ты так много для меня сделал. Помог мне найти работу. И потом, прошлой ночью… но я не могу позволить…

— Позволить мне? Но Селена, ведь ты знаешь, что я люблю тебя. Тебе нужен мужчина, который бы заботился о тебе.

— Нет, — упрямо возразила она. — У меня есть работа.

— Не надо было мне представлять тебя Мириам Сквайер. Тогда бы ты, может быть, зависела от меня.

При этих словах она приподнялась на взбитых подушках.

— Ах, ты как раз мне напомнил. Мне сегодня нужно сдавать материал, чтобы он успел на следующий пароход в Нью-Йорк.

— Придется сказать тебе, чтобы ты сама об этом позаботилась, раз уж ты чувствуешь себя такой независимой. — Он рассмеялся, увидев ее изумленный взгляд. — Ладно, лежи-ка спокойно и отдыхай. Я распоряжусь, чтобы твой отчет послали Мириам Сквайер.

Всю эту зиму и весну 1864 года Селена все более и более погружалась в свою работу. И хотя присланная Дейзи молодая женщина, Берта, была очень полезна, Селена все же жалела о том немалом времени, которое она проводила без ребенка.

Не без помощи пожилого знатного поклонника Дейзи, Селена сумела получить доступ к постоянной череде балов, приемов и музыкальных вечеров, так что к лету она публиковала сообщения не только о парижской моде, но и об общественной жизни столицы, и ее жалованье неуклонно росло.

Но с приходом лета она столкнулась с новой проблемой. Поскольку император с императрицей совершили свой ежегодный переезд из Фонтенебло в Сен-Клу, а за ними последовал двор и сливки парижского общества, Мириам Сквайер сообщила Селене, что ей придется посещать эти элегантные вечера.

— А в сентябре мне все время придется ездить в Биарриц, — рассказывала она Дейзи. — Берта не хочет уезжать — у нее здесь, в Париже, парень. А мне противна даже мысль о том, чтобы доверить Кейта разным там мамкам и нянькам.

После долгих поисков Дейзи подыскала место для ребенка у четы Прене. Месье Прене работал привратником в одном из имений графа, которое было расположено всего в двух часах езды в карете от Парижа.

— У его жены есть и свои дети, — сказала Дейзи. — Она примет Кейта и позаботится о нем. За городом ему будет гораздо лучше, а то я слышала, что летом Париж вреден для здоровья детей.

А когда Селена спросила совета у Крейга, тот полностью согласился с Дейзи, сказав:

— Барон Хаусман предпринимает множество усилий для улучшения санитарных мер в городе, но уровень детской смертности все еще поразителен.

Итак, в начале июля Селена отвезла Кейта в имение, пообещав мадам Прене, что будет часто навещать ребенка. Несмотря на то, что полненькая улыбающаяся женщина, а также ее чисто убранный дом и красивый пейзаж, окружавший имение, произвели на нее благоприятное впечатление, она ужасно тосковала по Кейту, когда уезжала, и даже ее еженедельные посещения не облегчали боли расставания.

Перед самым отъездом в Биарриц в середине сентября она в очередной раз поехала в имение и увидела, что Кейт здоров и счастлив. Малышки Прене баловали его, обращаясь с ним как с маленьким братцем.

— Через несколько недель я вернусь, — сказала Селена мадам Прене. — Через несколько недель, — повторила она, наполовину убеждая себя.

Но даже говоря это, она предчувствовала совершенно безотчетно какую-то беду. Она подошла, чтобы обнять сына, но он вцепился в мадам Прене, прижался к плотному телу женщины и закричал:

— Мама!

Селена, с трудом сдержав слезы, взяла ребенка на руки и коснулась губами его темных, густых волос. Она убеждала себя, что ее работа хотя и отдаляла ее от сына, все же помогала обеспечить надежное будущее для них обоих.

Вернувшись в город, она набросила легкую шелковую накидку и уныло начала собираться в дорогу. В восемь зашел Крейг и пригласил ее на обед. Заметив выражение ее лица, он спросил:

— В чем дело? Ребенок заболел?

Она покачала головой.

— С Кейтом все в порядке. Он вырос и окреп. А сегодня я слышала его первое слово… — И мгновение спустя она расплакалась, к своему собственному удивлению.

Крейг обнял ее и спросил:

— Селена, милая, что с тобой?

— Не знаю… Не хочу ехать в Биарриц — он назвал мамой мадам Прене — чужую женщину…

— Ну, чужой ее вряд ли можно назвать, — тихо сказал он. — Думаю, что тебя должно радовать, что Кейт любит ее, ведь она заботится о нем…

Селена постепенно успокоилась, но все еще оставалась в объятиях Крейга, склонив голову на его грудь. Его объятие стало крепче… Тепло большого, стройного тела, прижимавшегося к ней, пробуждало в ней чувства, дремавшие все эти месяцы.

— Нет, — сказала она дрожащим голосом. — Мы не должны…

— Почему нет? — В его голосе прорывалось нетерпение. Ты женщина, и хочешь того же, что и я…

Крейг поднял ее и прижал к себе, накидка упала, обнажив ее плечи и грудь. Он наклонился, и его губы обожгли ее кожу, а язык щекотал соски. Ее руки обвились вокруг него.

— Селена, я хочу тебя! Так долго хочу.

Она пыталась протестовать, отбиваться, но влажная и неодолимая нега желания, поднимавшаяся в ней, была слишком сильна. Он отнес ее в спальню, срывая с нее шелковое белье и сбрасывая одежду с себя. Они вытянулись на кровати, и он набросился на нее, оглаживая руками прелестные округлости ее тела. Она взглянула в его глаза и увидела в них желание и голод страсти.

Он мягко вошел в нее, и она на мгновение почувствовала напряжение, рассудок ее сопротивлялся его вторжению, но когда он начал медленно двигаться, смакуя каждое движение, ее тело отозвалось ему. Она ответила движением губ, руками, каждой частицей тела.

На пике оргазма она почувствовала, как он откинулся назад, услышала его прерывистое дыхание, он повернулся к ней спиной, но она увидела, как его сотрясает дрожь.

Возбужденная, она прижала свое пылающее лицо к его спине, влажной от пота, и охватила его руками. И обнимала его до тех пор, пока он тоже не кончил.

Потом они лежали, тесно прижавшись друг к другу, ее головка покоилась на его плече. Она приподнялась и погладила его по щеке, чувствуя сладкое удовлетворение и переполняющую ее нежность. Ее тронуло, что на самой вершине своего желания он думал о том, как защитить ее от возможных последствий их любовной игры.

— В следующий раз я подготовлюсь получше, — сказал он с полуулыбкой. — Я и надеяться не смел, что ты захочешь…

— Я знаю, — кивнула она, кинув на него дразнящий взгляд. — Ты ведь забежал только для того, чтобы пригласить меня пообедать, ведь ты так сказал…

Он повернулся и облокотился на руку; улыбка сошла с его лица.

— За обедом я хотел тебе кое-что сказать… «Геральд» посылает меня в Алжир.

Она инстинктивно подалась к нему.

— О нет, Крейг, ты мне нужен! Зачем тебе уезжать?!

— Боюсь, что придется. Но я вернусь раньше, чем ты думаешь. А потом… — Голос его стал низким и страстным. — Селена, в прошлый раз я просил тебя выйти за меня замуж, а ты сказала, что моя любовь и забота тебе не нужны. С практической точки зрения ты была права. Ты доказала, что сможешь сама о себе позаботиться, что сможешь заработать на пропитание себе и ребенку. Но ты знаешь, что это далеко не все, что тебе нужно, дорогая. То, что у нас было, было хорошо, а будет еще лучше!

Она не могла отрицать правоту его слов. Но сейчас, лежа с ним рядом, расслабленная, наслаждаясь воспоминаниями о его сильном, стройном теле, слившимся с ее телом, она не хотела думать об этом. Она отвечала ему со страстью, которую не могла бы чувствовать ни к какому иному мужчине, кроме Брайна.

Брайн…

Она встала с кровати и накинула пеньюар.

— Селена, это что такое? Иди сюда…

Она надела пеньюар, затянув пояс на талии.

— На обед ты опоздал, — улыбнулась она. — Хочу тебе кое-что приготовить. — Она расчесала волосы и стянула их лентой. — Тебе может и невдомек, но я отлично готовлю омлет. Я привезла корзину свежих яиц из-за города и еще сыр.

Они ели в гостиной, за маленьким круглым столом у окна, потом пересели на диван пить кофе.

— Я же говорила, что умею готовить… — начала было она.

— Погоди, Селена, — остановил он ее. — Пора тебе прекратить держать меня на расстоянии. Подумай перед тем, как ответить мне. Завтра ты уезжаешь в Биарриц, а через несколько дней я уеду в Алжир. До того, как проститься, нам надо решить многое. — Он говорил спокойно, как о чем-то само собой разумеющемся, но она заметила, что его глаза горели желанием. — Я знаю, что ты пока еще не любишь меня. Но я нравлюсь тебе, и то, что у нас с тобой было сегодня, тебе понравилось. Так ведь?

— Я не могла и мечтать о таком…

Она познала не раскаленную вспышку страсти, как то было с Брайном, полное слияние тела и духа, стремительное насилие. Но их с Крейгом объятия были теплыми и полными удовлетворения.

— Так почему же ты не соглашаешься выйти за меня замуж?

— Потому что любовь больше чем замужество… К тому же когда женщина выходит замуж, она отдает часть себя. Моя работа важна для меня. Я не могу ее бросить и заниматься только домом.

— Я и не прошу тебя бросить работу. Слушай, я все распланировал. Я обращусь в «Геральд» по поводу работы редактора в отделении Нью-Йорка. Я уже прощупал это дело и знаю, что хочет Джеймс Беннет. А что касается тебя, в Нью-Йорке для тебя в избытке найдется светских новостей, о которых можно поведать миру. А летом мы сможем поехать в Ньюпорт или Саратогу.

— Мы?

— Мы с тобой и твой сын.

В эту минуту ее охватила теплая волна нежности, побудившая ее взять руку Крейга и прижать к своей щеке.

— Я люблю тебя, — прошептала она. — Как может быть иначе, когда ты такой добрый, такой благородный. Ну, а как же твоя работа? Все эти годы ты был военным корреспондентом. Конечно, работа редактором в конторе «Геральд» в Нью-Йорке покажется тебе скучной. Тебе будет не хватать новизны и блеска всех этих дальних стран.

Крейг внимательно посмотрел в глаза любимой.

— Я насмотрелся войны сверх меры, Селена. Мужчины, умирающие от дизентерии и холеры в палаточных госпиталях в Крыму. Ампутация без обезболивания. А в Индии, во время восстания сипаев… Новизна? Блеск? Беззащитные пленные, сжигаемые заживо, распинаемые, замученные… А зверства в Коунпуре… — Голос его дрожал, а пальцы сжимали ее руку до боли. — Да и не только мужчины. Женщины и дети, разорванные на куски и брошенные в колодец. Я был с британскими войсками, когда они отбили Коунпур через два дня после резни. Если ад существует, хуже там не будет.

— Крейг, не надо…

— Прости меня, Селена. Я только хотел, чтобы ты поняла, как ты не права, думая, что я чем-то пожертвую, если соглашусь на работу в Нью-Йорке.

— Но если дело обстоит так, — начала она, все еще глубоко потрясенная, — почему же ты сейчас должен ехать в Алжир?

— Ну, это восстание долго не продлится. Француз, находящийся в оппозиции к императорскому режиму, подбивает на восстание горстку берберских племен и наемников. Кроме того, это моя последняя дальняя командировка. Потом я вернусь, чтобы жениться на тебе.

— Но я еще не решила… Не могли бы мы подождать, пока ты вернешься, а потом я отвечу окончательно? Мне нужно время подумать…

— Это из-за Брайна Маккорда, не так ли? Вот почему ты колеблешься? Селена, это глупо. Сколько еще ты будешь носиться с этой романтической иллюзией, отказываясь от настоящего счастья? Забудь же его, я заставлю тебя забыть…

Он схватил ее за руки.

— Скажи, что выйдешь за меня, Селена. Скажи! Обещаю, что сделаю все, что в моих силах, чтобы ты была счастлива.

— Я… Я выйду за тебя, Крейг.

…В этот теплый золотой сентябрь Биарриц был заполнен состоятельными, модно одетыми дамами и их спутниками. Возможно из-за того, что это маленькое селение находилось так близко к испанской границе, императрица, которую многие ее поклонники все еще называли «испанкой», очень любила это место.

На своей вилле Эжени и члены ее двора пренебрегали формальностями Тюильри и запросто выезжали на пикник в леса, где Проспер Мериме, старый друг императорской семьи, готовил гаспачо и другие испанские деликатесы для королевских гостей. Эжени организовывала морские прогулки на маленьком пароходике «Муэтт», во время которых она снимала свои изысканные одеяния и носила простую черную шелковую юбку, открывающую стройные лодыжки, и красную фланелевую блузку.

Но с наступлением темноты некая степень формальности все еще соблюдалась. Селена обнаружила это, прибыв на бал в дом миссис Уильям Маккендри Гвен, сопровождаемая Мириам Сквайер, которая опять приехала во Францию с кратким визитом.

— Вы прекрасно проведете время, — заверяла Селену Мириам. — Миссис Гвен обычно удается пригласить очень интересных гостей.

Она сообщила, что миссис Гвен была женой бывшего сенатора из Калифорнии, ярого сторонника конфедератов.

— Здесь его, конечно, сегодня не будет, — сказала Мириам, пока карета катилась по дороге, тянущейся вдоль океана. — Он уехал в Мексику, где занимается устройством колонии для поселенцев Конфедерации, которые захотят эмигрировать после войны.

— Вы тоже считаете, что дело Конфедерации проиграно? — спросила Селена.

— Нам не следует говорить о таких печальных вещах. Селена, я была рада узнать, что вы с Крейгом собираетесь пожениться. И вы найдете достаточно материала для статей о светской жизни в Нью-Йорке, уверяю вас, — все эти миллионеры, нажившись на войне, так и рвутся к развлечениям.

Карета свернула на извилистую дорожку, ведущую к вилле Гвенов.

— Вы, наверное, скучаете по Крейгу, пока он в Алжире?

— Да, конечно.

— Может быть, я смогу чем-нибудь вам помочь. — Заметив удивление Селены, она продолжала: — Что бы вы сказали, если бы я направила вас в Алжир, по заданию моего журнала?

— Что за задание?

Мириам с удовлетворением наблюдала нескрываемое изумление Селены.

— Вы знаете, что современные женщины ныне интересуются не только модой. Их теперь интересует, как живут женщины в далеких странах, при этом чем больше экзотики, тем лучше. Если бы вы смогли немного написать о женщинах Алжира. — Она засмеялась. — Немного о жизни в гареме. Это наверняка повысит тираж журнала. В хорошем смысле, как вы понимаете. Но и немного изюминки тоже не повредит.

— Я не уверена… — начала было Селена. Ей бы очень хотелось расширить рамки своих наблюдений, но она рассчитывала через несколько недель вернуться в Париж, чтобы повидать сына. — Может быть, обсудим ваше предложение подробнее после бала?

— Разумеется, — согласилась Мириам, когда карета подъехала к вилле, освещенной цветными китайскими фонариками, развешанными в саду среди деревьев. В нежном вечернем воздухе до них доносились приветствующие их раскаты польки.

Двери залы были распахнуты настежь, и гости могли видеть залитую луной террасу, украшенную цветами в горшках и мраморными статуями. Мириам не замедлила представить Селену миссис Гвен, пышной, величественной даме, даже в зрелом возрасте все еще сохранившей очарование и грациозную легкость прекрасной южанки.

— Журналистка? — Миссис Гвен зорко взглянула на Селену. — Такая молодая и хорошенькая и такая талантливая? Ну, так она же твоя протеже, дорогая Мириам. Меньшего я и не ожидала.

Миссис Гвен обвела взглядом танцующих.

— Конечно, прием не так уж грандиозен. Ну, да ладно, — продолжала она с лукавинкой в глазах. — Уверена, что смогу преподнести вам сюрприз. Что-нибудь для вашей новой статьи. — Она вздохнула. — Я еще помню заметки в газетах о костюмированном бале, который дали мистер Гвен и я там, в Вашингтоне, как раз перед началом войны. На нем присутствовал президент Бьюкенен, а отчет о бале появился в «Вашингтон стар»…

Она прервалась, поскольку в комнату вошел слуга в темно-синей ливрее и подошел к ней, стараясь привлечь ее внимание. Миссис Гвен повернулась к нему, он что-то тихо сказал ей, и его слова потонули в звуках польки. Селена увидела, что хозяйка явно обрадовалась.

— Сегодня у нас особый гость, — сообщила она. — Один из тех, кому наша Конфедерация многим обязана. Чудесный герой, и весьма кстати.

Она грациозно прошествовала к дверям.

— Леди и джентльмены! Брайн Маккорд, капитан крейсера «Ариадна». И некоторые из его обворожительных офицеров.

Селена не присоединилась к буре аплодисментов, разразившейся над залом. Она была парализована, не могла даже шевельнуть рукой и глубоко вздохнуть. Она лишь стояла как вкопанная и смотрела на Брайна, разодетого в серо-золотую форму, внимающего представлению миссис Гвен и затем прошествовавшего вперед с молниеносной грацией пантеры, столь хорошо памятной Селене. Он сказал несколько общих слов в ответ на аплодисменты гостей миссис Гвен.

— Позвольте не нарушать ход вашего праздника, — закончил он.

Оркестр перешел на легкий вальс, и тут Брайн заметил Селену. Когда миссис Гвен представляла их друг другу, Селена постаралась сдержать себя.

— Миссис Сквайер — редактор «Лейдиз газетт» Лесли, а миссис Хэлстид — талантливая журналистка.

— Миссис Хэлстид, — повторил Брайн с явным ударением на слове «миссис».

— Эта ужасная война, — тихо пояснила Мириам. — Наша милая Селена овдовела в первые же месяцы конфликта…

Черные брови Брайна изумленно взметнулись, но говорил он уважительным тоном:

— Мои соболезнования, мадам. Однако, поскольку больше не носите траур, надеюсь, вы не откажете мне в удовольствии пригласить вас на этот вальс.

Селена подумала, что это настоящий кошмар, когда не можешь ни говорить, ни бежать. Но ей следовало бы уйти, пока ее не захлестнет волна поднимающихся чувств.

— Уверена, что миссис Хэлстид с удовольствием потанцует с вами, капитан Маккорд, — мягко улыбнулась миссис Гвен.

— Но я… — начала Селена, но Брайн уже взял ее под руку и увлек к центру зала; он обнял ее крепче, когда темп вальса ускорился.

Она на мгновение увидела, как другие гости расступились, глядя на них, и осознала, что большинство молодых дам смотрят на нее с неприкрытой завистью.

Селена держалась прямо, двигаясь как машина, стараясь не дать волю чувствам, борясь с подступающей теплой слабостью, которая грозила заставить ее забыть про обещание, данное Крейгу, и про их планы на будущую совместную жизнь.