Наперекор стихии

27

Селена оказалась в каком-то бесконечном кошмаре, где время потеряло значение. Удерживаемая в квартире Фурье, она вновь и вновь вынуждена была его ублажать. И он насиловал ее, взбешенный недостатком пыла в своей любовнице.

Однажды ночью, лежа в постели в ожидании его очередного приступа страсти, она решила еще раз попросить освобождения Крейга.

— Если бы я знала, что он на свободе, может быть, я смогла… понравиться тебе. — Она заставляла себя говорить покорно, не обращая внимания на гордость, кипевшую внутри, убеждая, что освобождение Крейга стоит этого стыда. Стоит даже большего. — Если только ты пообещаешь, что отпустишь его, я попытаюсь…

— Попытаться — недостаточно. Может быть, ты просто холодная сука, как и другие англичанки, которых я знавал прежде.

— Нет… Я не…

— Докажи это! — потребовал он, наваливаясь на нее.

Она обнимала его бока ногами, двигаясь с фальшивой страстью, пытаясь изобразить оргазм, в то время как ее душа боролась против уничтожения.

Когда Селена проснулась, утро еще не наступило. Только слабые розовые лучи пробуждающегося рассвета сочились через окно, освещая парапет. Фурье уже встал и натягивал свою безвкусную красно-золотую форму. Девушка уселась на кровати. Вспомнив унижение, пережитое несколькими часами раньше, она испытала мучительное отвращение ко всему.

— Одевайся! — приказал генерал. — И поторопись.

Окостенелыми, почти негнущимися пальцами Селена застегнула пуговицы, расчесала волосы, умылась.

— Быстрее, пойдем со мной, — торопливо велел Фурье.

Он вывел девушку на крепостной вал. Прохладный, свежий воздух щекотал щеки. Поднимающееся солнце касалось своими лучами макушек скалистых гор.

— Смотри вниз. Я хочу, чтобы ты видела это.

Селена вгляделась во двор. На его середину вывели Рошфора и его людей. После нескольких отрывистых команд четким строем вышла группа солдат, вооруженных винтовками.

Арестованных выстроили вдоль стены. В разгорающемся свете утра Селена попыталась разглядеть их лица. Здесь был прямой и собранный лейтенант Рошфор; Феликс, предложивший устроить вечеринку в кафе; Гектор, давший ей флягу, и Юлис, спотыкавшийся, словно лунатик. Но где же Крейг? Селена заглянула за край парапета и услышала слова Фурье:

— Его там нет.

Слабая надежда колыхнулась в ее груди. Она застыла. Потом отвернулась, зная, что бесполезно просить за осужденных.

— Мне они больше не нужны, — холодно прокомментировал происходящее Фурье.

Выстрелы пронзили утренний воздух, наполнив все вокруг эхом, вспугнув в небо стаи дремавших птиц.

Словно сломанные игрушки, упали на каменный двор тела людей. Селена не могла смотреть на это. Повернувшись, она побежала в покои генерала. С невыносимой мукой в сердце она рухнула на диван. Но Крейг все-таки спасен! И значит, не зря она испытывала все эти унижения.

Как-нибудь она найдет способ оказаться рядом с ним. И не имеет значения, какие еще оскорбления снесет она ради этого. Гарнизон, возможно, отобьют у мятежников, и они оба станут свободными. Ох, если бы только лейтенант со своими людьми дожил до этого дня, думала Селена.

В дверь постучали, и вошел Жиро. Девушка с нескрываемым отвращением взглянула на него. Какими пытками заставлял он говорить Крейга? Селена содрогнулась, вообразив эти ужасные способы. Она хотела оказаться как можно быстрее рядом со своим женихом, заботиться о нем, но не решалась попросить у генерала Фурье разрешения на это. Жиро отдал честь.

— Я готов выехать в Тимгад в течение часа, — доложил он. — Повозки нагружены, и люди готовы.

— Да, лагерю в Тимгаде необходимо подкрепление. Теперь, когда мы знаем, где находятся основные силы, а главное, куда они собираются напасть, мы должны быть готовы к их приходу. Молодец, Жиро.

Капитан молча пожал плечами.

— Когда Юлис Фроссард начал говорить, он рассказал все, что мы хотели знать. Увидев то, что осталось от Лейтимера, он уже не мог остановиться.

— Крейг! — вскрикнула несчастная девушка пронзительным от страха голосом. — Что с Крейгом?

Переглянувшись, мужчины взглянули на нее. Фурье сказал:

— Крейг Лейтимер мертв. — Едва уловимый проблеск восхищения мелькнул в его глазах. — Он умер, не проронив ни слова. Зато Юлис многое рассказал нам…

— Крейг не умер… Он не может умереть…

— Увы, к сожалению, это так, — хладнокровно констатировал Фурье. — Очень прискорбно.

— Я вам не верю, — дрожащим голосом запротестовала девушка.

— Жиро с удовольствием расскажет вам о последних часах вашего возлюбленного. И поведает все детали, если пожелаете, по дороге к нашему лагерю в Тимгад.

— Вы хотите, чтобы мы взяли ее с собой? — удивленно уточнил капитан Жиро.

— Да, хочу…

В ее теле сконцентрировалась невыносимая боль, голова закружилась, окружающее куда-то поплыло. Хотя генерал Фурье стоял рядом, казалось, что его слова звучат где-то далеко-далеко.

— Прошлой ночью вы устроили достойное представление, мадам. Но вы могли поберечь силы… Лейтимер умер до того, как вы начали свою маленькую шараду.

— Вы обещали… — невыносимая ярость потрясла ее и тут же отступила. Невозможно было дышать, кровь неистово колотилась в висках.

— Возьмите ее, капитан, — донеслись до нее слова генерала. — И уберите прочь с моих глаз. Она ваша. Делайте с ней что пожелаете.

Жиро схватил Селену за руку.

— А потом?

— Потом? Если она перенесет ваши нежности и нежности ваших людей, бросьте ее помирать с голоду или перережьте шею.

Но теперь Селена не испугалась. Она теперь находилась вне страха. По другую сторону всех ощущений. Жиро оторвал ее ноги от пола, и она с благодарностью отдалась всепоглощающей темноте.

Селена пришла в себя, лежа в крытой повозке посреди двора Сен-Дени. Снаружи доносились приказы и покрикивания Жиро: седлать коней, строиться в колонну. Опираясь на груды корзин и подпорки тента, девушка привстала, тупо рассматривая повстанцев: наемники, чьи разномастные акценты говорили, что они выходцы из Испании, Италии и десятка других стран; выносливые, упрямые берберы; тауреги, хозяева Сахары, повязки на лицах придавали им особо зловещий вид.

Жиро отдал приказ трогаться, ворота открыли, и отряд двинулся вниз, через перевал Эль-Кантара, затем повернул строго на восток, где вскоре оказался на плоской, выложенной камнями древней военной дороге.

— Римляне строили эту дорогу примерно пару тысяч лет назад… — Селена с удивлением обернулась: человек, управлявший повозкой, говорил с ней на чистейшем английском языке. — Насколько я слышал, эти римляне знали все, что нужно знать о военном деле, — продолжал он. — Имели цепь фортификаций вдоль побережья. — Хотя девушка не отвечала, он продолжал: — Кендал, если позволите. Сержант Том Кендал. Я англичанин, как и вы.

Закрыв от нещадного солнца глаза, Селена попыталась ответить ему, но слова не шли. Потрясенная, она все еще чувствовала холод внутри от сознания того, что Крейг мертв. Она никогда больше не сможет увидеть его, не сможет прижаться к его щеке. Он мертв, а она продолжает жить и дышать, чувствуя тепло солнца, подрагивание повозки.

Не обращая внимания на молчание попутчицы, Кендал время от времени заговаривал, пока повозка вместе с отрядом продвигалась в горы. Один раз он ткнул плетью в сторону упавших колонн и разрушенных стен.

— И это дело рук римлян. Когда мы прибудем в Тимгад, вы увидите много их построек.

В полдень, когда солдаты сделали привал, Кендал предложил Селене воды. Неуклюжими, неслушающимися руками она неловко поднесла флягу к губам. Но в этот момент прискакал Жиро.

— Женщина будет пить, когда я дам разрешение, и не раньше, — выкрикнул он. — И ничего не предпринимай на этот счет. Ничего, пока я не скажу. Она принадлежит мне… — ухмыльнулся Жиро. — Маленький подарок от генерала Фурье.

— Но ведь она не может находиться целый день без воды, — смущенно запротестовал Кендал.

Только когда Жиро исчез, чтобы опять занять место во главе вновь тронувшегося отряда, Кендал осторожно предложил девушке воду.

— Поторопитесь, — посоветовал он. — Этот Жиро — изверг. Любая женщина, попавшая к нему, — несчастная женщина.

Селена почувствовала, что ее спасительная летаргия начала уступать место панике. Вернув флягу Кендалу, она легла, закрыв глаза руками. Но ей не удалось отогнать тошнотворные картины, возникающие перед ее мысленным взором. Она не должна позволять себе думать о мучениях, выпавших на долю Крейга в последние его часы. Она должна помнить только о его мужестве. «Но я не так сильна, как он. Я боюсь. Боже, как же я боюсь!»

На ночлег остановились в ущелье перед небольшим ручьем. Темнело. Спешившись, солдаты развели костры и занялись приготовлением варева из козьего мяса и овощей. Обойдя повозку, Кендал помог Селене спуститься. Рядом с этим огромным мужчиной с черными волосами, большим ртом девушка показалась себе крохотной. Жгучее африканское солнце превратило его кожу в медь. Как и большинство наемников, он был одет в лохмотья какой-то военной формы — штаны, грубая, в пятнах пота рубаха и широкополая кожаная шляпа. Спускаясь, Селена почувствовала его мужской запах, смешанный с запахом лошадей и виски.

— Ничего с тобой не случится, — говорил он, подводя девушку к костру. — Ничего, пока Жиро не даст разрешения. Никто не осмелится перейти ему дорогу. Этот тип подлый, как змея. Не могу забыть, как Жиро убил того американца… Жиро метал молнии из-за того, что не мог сломить этого ублюдка… — Что-то в ее взгляде заставило его замолчать. — Побыстрее… Лучше оказаться у костра, пока еда не кончилась.

Освобождая девушке возле огня место, наемники глазели на нее с нескрываемым вожделением. Подошел Жиро.

— Ничего страшного, капитан, если мы покормим эту девушку? — спросил Кендал.

Вместо ответа капитан кивнул, и Кендал сунул в руки Селены миску с похлебкой.

— Ешь, — приказал Жиро.

Селена покачала головой.

— Я не хочу есть.

— Не важно, что ты хочешь. Ты сделаешь то, что прикажу я. И немедленно. А я приказываю тебе съесть эту пищу.

— Я не могу…

— Не могу? — Он говорил мягко, но пугающе. — Забудь это слово. Забудь, если до прибытия в Тимгад желаешь остаться в живых.

— Мне все равно. Можешь убить меня хоть сейчас! — Злость, глубокая ярость, отвращение к человеку, убившему Крейга, вскипела в ней. — Ты привык убивать…

— Вижу, что ты до сих пор ничего не поняла… Ты принадлежишь мне. И если пожелаю, я убью тебя… Но лишь когда я захочу. Не раньше.

Нагнувшись, Жиро взял миску и поставил ее на землю. Одним рывком поднял девушку, ударил ее наотмашь раскрытой ладонью: искры пробежали перед глазами Селены. Вновь и вновь тяжелая рука, то ладонью, то тыльной ее стороной, хлестала несчастную, пока та не повалилась на капитана. Схватив одной рукой ее за талию, другой Жиро залез под блузку и резко зажал сосок. Дикая боль пронзила девушку. Жиро явно наслаждался. Закусив, чтобы не закричать, нижнюю губу, Селена чувствовала, как по щекам струятся слезы.

Посадив девушку на место, Жиро схватил ее за шею и ткнул в похлебку с такой силой, что едва не задушил.

— Ешь, сука… — процедил он сквозь зубы.

Давясь и задыхаясь, Селена сделала несколько глотков, но ее организм, отзываясь тошнотой, отказывался принимать отвратительную жирную пищу.

— Я скажу, когда надо закончить! — взревел Жиро. Ее лицо, волосы были выпачканы похлебкой, но Селена продолжала глотать.

— Хватит! — приказал наконец Жиро. — Вставай.

Он обращается с ней, как с собакой, промелькнуло в голове у девушки, сгорающей от стыда. Подталкивая, Жиро подвел ее к ручью, бегущему в нескольких шагах от костра.

— Раздевайся!

Слепо спотыкаясь, Селена подошла к воде, сняла ботинки и вошла в ледяную воду.

— Я хочу, чтобы ты сняла всю одежду. Побыстрее.

Мужчины у костра с интересом наблюдали за происходящим на берегу. Расстегнув блузку, Селена бросила ее на песок, затем туда же последовали юбка и сорочка. Она попыталась присесть в неглубоком ручье, чтобы умыться, дрожа и стуча зубами от холода.

На кивок Жиро она заставила себя выйти на берег. Струйки воды, поблескивая в свете пламени, стекали по белому, стройному телу.

— Какая женщина! — выкрикнул мужской голос.

— Волосы как огонь, — подхватили у другого костра.

На холодном горном сквозняке ее тело сотрясла крупная дрожь.

— Она замерзнет так… — вступился Кендал.

— Тебе холодно? — спросил Жиро.

— Да… пожалуйста… мою блузку… — Девушка потянулась к одежде, но Жиро преградил ей дорогу.

— Я согрею тебя.

Ошеломленная, она увидела, как он расстегивает кожаный ремень. И только когда Жиро намотал один конец его на руку, она поняла.

Размахнувшись, он хлестнул, стараясь попасть по грудям девушки. Вскрикнув, она повалилась на колени, пытаясь защититься. Ремень свистнул вновь, и она упала лицом в песок, слыша собственный вопль, отраженный от екал. Сжавшись в комок, она скулила, как дикое животное.

— Ты так убьешь ее, — запротестовал Кендал.

— Он прав… — подтвердил кто-то другой.

— Не беспокойтесь. До нее у меня уже бывали девочки, — ответил Жиро, задыхаясь от усилий.

Повернув девушку на спину, он навалился сверху, раздавливая мощным весом груди и не давая ей никакой возможности даже вскрикнуть. Далекие чужие звезды над головой этой твари сияли перед глазами Селены; где-то в горах завывал ветер. Через мгновение послышался хрип и прерывистое дыхание Жиро, проникшего в нее. Инстинктивно Селена начала вырываться, пытаясь оцарапать ненавистное лицо.

— Хочешь, мы ее подержим для тебя? — спросил кто-то из сидевших рядом.

Но вскоре ее слабое сопротивление уступило его грубому напору. Жиро схватил ее запястья и заломил руки за голову. Отвернувшись, она все равно видела вспотевшее, улыбающееся лицо. Жиро издал хриплый, животный звук, судорожно выгнулся и, кончив, обмяк.

Чувствуя, как под ней проваливается земля, Селена желала лишь забвения.

— Теперь, — услышала она голос Жиро, застегивающего ремень, — любой, кто хочет эту женщину, может ее поиметь.

Селена замерла, слыша резкий смех и чувствуя похотливое возбуждение подходящей толпы. Открыв рот, она попыталась крикнуть, но ни звука не слетело с ее губ.

— Не спешите, — остановил солдат Жиро. — Я не собираюсь ее дарить. Покажите сначала ваши денежки.

После недолгого торга, звона монет другой мужчина занял место Жиро. Том Кендал.

— Не бойся, — успокоил он Селену. — Относись к этому полегче, девочка.

Селена попыталась что-то сказать, но слова по-прежнему не шли. Закрыв глаза, она почувствовала, как Кендал вторгается в ее поруганное тело. Потом другой мужчина овладел ею, еще один, но она была уже не способна ни на какие ощущения и, наконец, потеряла сознание.

Звезды исчезли, а небо усеяли мягкие, пушистые кораллы облаков, когда Селена открыла глаза, лежа в углу повозки Тома Кендала. Грубое шерстяное одеяло, подоткнутое с боков, нещадно растирало избитое, усеянное синяками тело.

— Пора в путь, — сообщил Кендал.

За время дальнейшего пути в Тимгад, сама того не осознавая, Селена изменилась. С каждым днем все меньше оставалось в ней женского. Регулярные надругательства над ее телом и душой оставили ей лишь животные инстинкты. Все ее нужды сводились к тому, чтобы есть, пить и избегать боли.

И, подобно животному, училась она следить за Жиро: каждый раз при его появлении немедленно отзываться на его оклик, смотреть в глаза и повиноваться по первому мановению его руки. Инстинкт самосохранения все-таки остался, а чтобы выжить, необходимо было немедленно, беспрекословно повиноваться. В противном случае следовало мучительное наказание.

В Тимгаде главный отряд повстанцев основал базу, натянув тенты и разбив палатки среди древних римских руин. Вновь прибывшие расположились на склоне холма, среди полуразрушенных древних колонн и стен. Белая арка, отделанная с трех сторон мрамором, величественно возвышалась у входа.

Часть их отряда во главе с Жиро разбила свои палатки рядом с основным лагерем, и днем Селена оставалась забытой в повозке Кендала. Но с наступлением ночи Жиро возвращался. Пребывание в лагере женщины будоражило солдат, словно нашествие неприятельской армии. Для арабов и берберов пламенно рыжие волосы и темно-фиалковые глаза были редкостью.

Жиро не терял времени, вовсю торгуя телом своей пленницы. Любой мог воспользоваться ею или совсем недолго, или, если позволял кошелек, провести в палатке целую ночь. Сознание женщины замутилось от пережитого: кто только не владел ею. Жиро просил клиентов немедленно сообщать ему, если женщина чем-нибудь не понравится, выкажет отсутствие желания, если откажется что-либо сделать, оттолкнет.

Вскоре она выучилась быстрому и полному повиновению. Дни и ночи проводила она в притупляющем тумане, поглотившем и прошлое, и будущее. Они перестали существовать. Осталось лишь одно-единственное желание — выжить.

Жизнь лагеря, проистекавшая вокруг, не вызывала у нее никакого интереса. Поэтому, когда в арку въехали повозки жирного левантийского торговца, Селена не придала этому никакого значения. Стоя возле повозки, она наблюдала, как мятежники торгуются, покупая красивые, красной кожи седла из Туниса, винтовки с изящными прикладами и гравировкой испанских мастеров.

Левантиец заметил девушку. Подойдя ближе, взял локон ее рыжих волос и растер между большим и указательным пальцем, словно кусок редкого шелка.

Пробравшись через толпу, Жиро схватил Селену за руку.

— Возвращайся в палатку! — прикрикнул он, буравя ее холодным, опасным взглядом.

Селена убежала. Не ее вина, что левантиец обратил на нее внимание, но Жиро мог воспользоваться этим, чтобы в очередной раз пустить в ход кулаки. Бесполезно прятаться, бесполезно объяснять…

Улегшись в палатке на циновку, служившую ей кроватью, Селена с опаской глядела через узкую щель наружу. Но Жиро не возвращался. Солнце садилось, и в сгущающихся сумерках старые, сломанные римские колонны казались белыми владыками этих мест. Не понимая причины волнения в лагере, Селена вслушивалась в крики и понукания мятежников, осознавая при этом, что не слышит привычного запаха ужина.

Но это не важно: Жиро может прийти в любую минуту и причинить боль. Забившись в угол, поджав колени, девушка хотела только одного — исчезнуть.

Левантиец складывал вещи, явно не намеренный оставаться здесь. Занавеска в палатку распахнулась, девушка замерла. Но это был не Жиро. Том Кендал, полусогнувшись, стоял в проеме.

— Вставай! — приказал он. — Пойдем со мной. Быстрее.

Выдрессированная, она сию же минуту поднялась и без вопросов последовала за ним. Мятежники сворачивали палатки, а кое-кто уже оседлал коней. Небо над головой окрасилось пурпуром, и уже проступили звезды.

Иногда Кендал тоже покупал ее услуги. И это было не самым худшим. Удовлетворяя свои нужды, он не зверствовал, ему не доставляла удовольствия испытываемая ею боль. Селена начала расстегиваться.

— Не сейчас, — остановил он ее. Что-то в его голосе обеспокоило девушку. — Иди туда. Прямо до края оврага…

Повинуясь приказу, Селена дошла до края отвесного выступа; вниз на сотни метров простирался обрыв. За ее спиной раздался щелчок. Вздрогнув, Селена напряглась, привычное оцепенение оставило ее.

— Не оборачивайся! — приказал Кендал, но, повинуясь более сильному инстинкту, она повернулась и увидела поднятый револьвер.

— Нет! — метнувшись к Кендалу, Селена толкнула его, раздался выстрел, оглушая эхом, отраженным от гор. Пуля просвистела мимо нее.

— Пожалуйста, — умоляла она. — Я прошу. Не надо…

— Отвернись…

— Нет… Я не…

— Слушай меня, девочка. Левантиец принес невеселое сообщение. В Филиппвилле высадились французские войска. Они собираются присоединиться к африканскому корпусу. — Видя, что она не понимает, о чем речь, он продолжил, начиная злиться: — Ты не понимаешь? Мы все уходим. Прямо сейчас. Если мы не успеем, нас окружат. — Он не мог смотреть в ее глаза. — Жиро приказал… Ты не идешь с нами. Я должен пристрелить тебя. Здесь и сейчас.

Ледяной озноб пробежал по телу Селены, она услышала завывание ветра в древней арке. Кендал мог бы уже прострелить ей голову и теперь стоять и наблюдать, как ее тело скатывается по откосу. В один миг пуля избавила бы ее от боли, страха, унижения. Но даже думая об этом, она ощущала, как безразличие к собственной судьбе, многодневная апатия оставляют ее.

— Ты ведь можешь не убивать меня. Можешь просто оставить здесь.

Кендал покачал головой.

— У меня приказ…

— Но капитан Жиро не сможет узнать о его исполнении… он слышал выстрел… и уж конечно, он не бросится вниз в поисках моего… моего тела.

— Ты так и не поняла, что я сказал? Мы отступаем. Весь лагерь уходит.

— Мне все равно. Я останусь здесь, пока все не уйдут… — То, что Кендал до сих пор не выстрелил и спорит с ней, обнадежило Селену. — Я не пророню ни звука… Никто не узнает, что я еще…

— Не будь дурой! Тебе здесь не выжить. Умрешь от голода и жажды. Умереть от пули легче. Быстро и чисто.

— Ты же не хочешь меня убивать… Знаю, что не хочешь. Я никогда не делала тебе ничего…

— Хорошо, может быть, и не хочу, — резко оборвал ее Кендал. — Я нанимался к мятежникам только ради денег. В мои планы не входило ни убивать женщин, ни пытать пленников. Но у меня нет выбора… — Он вновь поднял револьвер.

С дороги, проходившей чуть правее оврага, где они стояли, донеслись какие-то звуки. Глядя на револьвер, девушка слышала приказы левантийца, окрики, топот коней по булыжнику.

Я могла бы не оставаться здесь в ожидании смерти… Торговец уезжает и может взять меня с собой…

Кендал молчал, сузив глаза. Но наконец заговорил:

— Он идет на север, в Алжир. Мы — на юг, в горы.

— Вот видишь, Жиро ничего не узнает. И левантиец… Ты видел, как он глазел на меня в лагере… как рассматривал мои волосы и…

— Знаю. Волосы, подобные твоим, редкость в этой части света. И такие глаза. И такая белая кожа… Да уж, ему ты приглянулась. Но если он и возьмет тебя, то лишь с одной целью: продать в публичный дом в Филиппвилле или Алжире.

Будущее вырисовывалось отвратительное, но Селена упрямо встретила тяжелый взгляд Кендала.

— Это тебя не касается, — отрезала она хладнокровно. — Он торговец, не так ли? Он хорошо заплатит. Труп для тебя не имеет никакой ценности. Но живая я чего-нибудь да стою.

Кендал сунул револьвер за пояс.

— Я сказал, что девочка с твоей внешностью здесь редкость. — Он слегка улыбнулся. — Ты можешь стать изюминкой, Селена. Пойдем. Надо торопиться, пока левантиец не уехал.

Взяв девушку за руку, он повел ее в сторону дороги, по которой должен был проехать торговец. Остановившись на обочине, Кендал оглядел девушку.

— Впереди у тебя тяжелые времена. Может быть, даже хуже, чем были с Жиро. Знаешь ли ты об этом, девочка?

Селена поспешно кивнула, так как в этот миг увидела подъезжающего левантийца. Широкая улыбка заиграла на его оплывшем от жира лице.

— В конце концов, я хоть буду жива, — утешила она больше себя, чем Тома Кендала.

Спустя несколько часов, подрагивая среди кучи седел в одной из повозок торговца, Селена впервые за все эти дни позволила себе подумать о сыне. Пусть она потеряла Брайна… Он сказал, что больше никогда не хочет ее видеть. Но если она спасется, ей есть ради кого жить: ради сына Брайна.