Давуд оказался прав: небо не прояснилось ни через час, ни через два, ни даже к вечеру. Дождь тоже так и моросил без перерыва. Мелкий, холодный, докучливый, он без устали стучал по карнизам, дополняя вкрадчивым этим шелестом сонную тишину провинциального городка.
Время тянулось одуряюще, нестерпимо медленно, делать было решительно нечего и распитие алкогольного содержимого кружки не сильно помогло скоротать ожидание. Анна расспросила нас о цели визита в Дорон, Филипп что-то ей наврал, лучше меня знакомый с предполагаемыми причинами, способными привести адару в столицу, и вскоре хозяйка оставила нас в покое, занявшись своими делами. Наученный горьким опытом, Филипп не ныл и не требовал сию минуту вернуть его если не в цивилизацию большого города, то хотя бы в тепло и комфорт богатого дома. Он молча ждал вместе со мной, время от времени прохаживался по залу, дабы размять ноги, и выглядывал в окно. За целый день посетителей в «Белом волке» набралось с десяток человек из числа местных жителей, заходивших съесть тарелку супа, отведать фирменного жаркого Анны да перехватить кружку горячительного. Наше присутствие их изрядно удивляло, они настороженно на нас косились и шёпотом спрашивали Анну, что это за залётные птицы. Хозяйка охотно пересказывала, кто мы и откуда взялись, и настороженность сменялась недоумением. Вероятно, о влиянии погодных условий на телепортацию адар они тоже слыхом не слыхивали. Впрочем, удовлетворившись пояснениями Анны, с нами они не заговаривали, и ладно.
Мы ждали.
Ждали.
И ждали.
По хмурой погоде, а может, и по времени года, сумерки опустились рано, быстро. Давуд вышел на улицу, зажёг фонарь перед входом, вернулся, неодобрительно поглядел на нас и обронил, что зря мы тут рассиживаемся. Я попыталась прикинуть, сколько времени мы провели в доме Ярен и когда появилась Алишан. Выходило часов четырнадцать. Может, больше, может, меньше, самих часов у Ярен не было, и считала я весьма приблизительно. Сюда мы перенеслись утром… в Исттерском домене точно было утро, а который час был здесь, хрен его знает… и как в этом мире вообще обстоят дела с часовыми поясами и климатическими зонами. Искажения искажениями, однако должны же пояса и зоны быть в принципе, так ведь? Но в любом случае времени прошло немало, вон, день закончился… можно предположить, что скоро Алишан объявится…
Наверное.
— Сколь полагаю, сегодня мы в Исттерский домен уже не вернёмся, — констатировал Филипп, когда Анна вышла в зал забрать оставшуюся на столах посуду.
— Послушайте, Филипп, — зашептала я. — Я просто не знаю, как перемещаться из точки А в точку Б, понимаете? Оба этих прыжка в никуда вышли случайно, я даже сообразить ничего не успела, не то что данные собрать и проанализировать.
— Кажется, вы пытались меня куда-то послать ровнёхонько перед нынешним перемещением.
Куда я его посылала?
Ах да, точно-точно.
— Это не кудыкина гора, уверяю вас, и вообще не гора, — я широким жестом обвела зал и указала на протирающую столы Анну. — И вряд ли её сына зовут Кузя.
— Да, это маловероятно, — на диво благодушно согласился Филипп и обернулся к хозяйке. — Озел Бёрн, не подскажете, где в вашем замечательном городе можно снять комнату на ночь? — оценивающий взгляд прогулялся по мне, взвешивая мою платёжеспособность. — Хорошо бы недорого.
— Так прямо здесь можно, — встрепенулась хозяйка. — Сдаём комнаты на верхнем этаже. Нынче все свободны, выбирайте любую.
— Тогда с вашего позволения, озел Бёрн, мы займём одну, — Филипп поднялся со стула и меня поманил. — Погода нынче совсем плохая, в путь никак не отправишься.
Я тоже встала, и мы отправились смотреть комнату.
Чета Бёрнов сдавала три комнаты над трактиром. Площадью они не различались, обставлены одинаково, можно сказать, стандартно: кровать, платяной шкаф, два маленьких стола и стул. Какой-никакой водопровод имелся только на первом этаже, санузел тоже. Поужинать можно в зале, а можно за небольшую доплату попросить принести поднос с едой в номер.
Накладка в этом плане была лишь одна, зато существенная — платить нам нечем. Дома я серёжки носила нечасто и здесь по привычке не стала ничего вдевать в уши. На мне ни цепочки, ни колец, ни завалявшегося браслетика. Нынешний образ Филиппа золота и бриллиантов тоже не подразумевал.
— Озел Бёрн, а давайте я вам на кухне помогу? — предложила я. — В счёт оплаты номера? Или в зале помою и подмету… только скажите, что делать.
Расчёта натурой Анна явно не ожидала, но, полагаю, и невооружённому глазу видно, что ничего сколько-нибудь ценного у нас при себе нет.
— А когда мы вернёмся в Исттерский домен, я переведу вам на кар… пришлю вам деньги за комнату. И за ужин. И за завтрак. Короче, весь счёт оплачу.
Анна настороженно покосилась на меня, то ли оценивая мою работоспособность, то ли прикидывая, стоит ли верить странной адаре на слово. Затем оглянулась на лестницу за нашими спинами, ведущую на первый этаж, и понизила голос:
— Да вы так оставайтесь, всё равно ж никого… только Давуду моему не говорите. Скажет, и так в очаге пламя еле теплится, а тут ещё постояльцы пустые…
— Я всё до копейки вам возмещу, обещаю, — заверила я.
Женщина лишь вздохнула обречённо и направилась к лестнице.
— Отчего-то мне кажется, что прежде вы на кухне не помогали, — заметил Филипп. — Не мыли и не подметали.
— Можно подумать, вы в своей блистательной жизни часто занимались физическим трудом.
— Не поверите — занимался. Мой отец полагал, что мальчики нуждаются в руке строгой и тяжёлой, иначе они начинают отлынивать от занятий и пускаются в опасные проказы. Да и когда я был мал, жили мы не так богато, как принято думать.
То есть я ошиблась, и на перепутье Филипп лопату в руки взял отнюдь не в первый раз.
— Кровать здесь одна, — сменила я тему.
И не шире того тюфяка.
— Не волнуйтесь, чуть позже я уйду в соседнюю комнату, — Филипп одарил ложе исполненным сомнения взглядом. — Едва ли кому-то потребуется свободная комната среди ночи.
— Опасаетесь за свою репутацию? — поддела я. — Вдруг да пожелаю надругаться над вами под покровом темноты?
— Вы совершенно правы, — невозмутимо согласился этот… кошкожаб и вышел.
Утренний пейзаж за окном выглядел ровно так же, как накануне. Зыбкая пепельная вуаль дождя, низкие светлые тучи, пустынная, тёмная от влаги улица и ни намёка на просвет.
Вечером мы с Филиппом поужинали в зале, помогли убрать со стола несмотря на протесты хозяйки и под неодобрительным взглядом хозяина поскорее ретировались наверх. В одной комнате провели не больше часа и Филипп, верный своему слову, тихонько прошмыгнул в соседний номер. Благо что запирались двери только изнутри на щеколду. Допоздна трактир не работал, да и смысла в том не было ввиду нехватки посетителей, посему никто нас не побеспокоил.
Собственно дождь меня не волновал.
Волновало отсутствие Алишан.
Сутки почти минули, а её всё нет и нет.
Почему?
Когда Феодора сбежала, сестра бросилась в погоню, как только обо всём узнала.
Когда я случайно усвистала к Ярен, Алишан примчалась едва ли не тотчас же.
Нынче меня унесло на родину отца Феодоры, но теперь Алишан по каким-то неведомым причинам не торопится вернуть блудную сестричку домой.
Не мог же Александр никому не сказать, что меня унесло не пойми куда? А даже если бы не сказал, другие домочадцы должны были рано или поздно меня хватиться. Тем более зная об амнезии. Это Алишан уже подозревает, что дело нечисто, но остальные члены семьи вроде ещё верят, что у их сестры и дочери действительно проблемы с памятью.
А если дома что-то случилось? Если у Алишан срочная командировка нарисовалась? Или — кто его знает? — погодные условия и впрямь на перемещения влияют?
Убедившись, что в пределах видимости зафира не наблюдается, я спустилась на первый этаж. Местная ванная комната представляла собой тесное, холодное донельзя помещение с доисторическим туалетом, выглядевшим немногим лучше обычной дыры в полу, массивным рукомойником и неким подобием душевой кабинки. Воду для мытья можно было нагреть, но прежде требовалось разжечь установленную там же печку. Скорее всего, печка отапливала и всю ванную комнату, правда, постоянно огонь в ней не поддерживали. Я зашла в ванную, беспомощно покружила возле печки, однако разжечь её самостоятельно не решилась и притворилась, будто сейчас плановое отключение горячей воды, а времени на разогрев кастрюлек нет.
Надо же, а ещё совсем недавно удобства дома Виргила казались милым, чудаковатым ретро.
Зато теперь точно ретро, жестокое и беспощадное.
Наскоро поплескав в лицо ледяной водой, я протянула руку за полотенцем и, нащупав воздух, вспомнила запоздало, что ничего похожего на полотенце я не заметила. Ладно, лицо и так обсохнуть может, нужно только блузку не обкапать.
Направилась к выходу из ванной и чуть не столкнулась с Филиппом. В руках он держал отрез сероватой ткани — вероятно, это и есть полотенце, — а на нём самом отсутствовала важная деталь одежды — рубашка.
Нормальный такой товарищ — по чужому дому, фактически гостинице, разгуливает в одних штанах.
— Вы рано встали, — удивился Филипп и подал полотенце.
— Вы тоже, — отрез я взяла.
О степени его свежести оставалось только догадываться, поэтому я аккуратно промокнула лицо самым уголком.
Фигура Филиппа действительно в меру подтянута, поджара, без лишних складок и намечающегося животика, коим грешили мужчины куда моложе меня. И эпиляцией Филипп очевидно не баловался.
Я скользнула неторопливым оценивающим взглядом по явленной обнажённой части тела и вернула полотенце.
— Спасибо.
— Не похоже, чтобы ваша сестра спешила забрать вас отсюда, — заметил Филипп, доблестно проигнорировав неприкрытое изучение своего торса.
— Может, ей некогда? — предположила я.
— А сами вы как предполагаете возвращаться?
— Думаете, Алишан не приедет?
— Думаю, вам пора вспомнить о навыках адары.
— Дыры в памяти, знаете ли, не залатываются по щелчку пальцев и чьему-то хотению.
— Феодора, — Филипп зашёл в ванную, забросил полотенце на крючок и вышел. Прикрыл дверь и повернулся ко мне. — Ни у одного из нас нет при себе ни денег, ни каких-либо ценностей. Мы не сможем ни добраться до города покрупнее, где возможно разыскать адару с памятью поцелее вашей, ни заплатить этой адаре за перенос двоих в другой домен. И на случай, если сей немаловажный нюанс ускользнул от вашего внимания, напомню, что также у нас нет ни документов, ни разрешения.
— Разве я как адара не свободна в своих перемещениях?
— Ваш кулон на вас? — не дожидаясь ответа, Филипп подцепил и чуть оттянул край воротничка блузки, открывая ключицы. Не успела я возмутиться внезапному вторжению в личное пространство, как он разжал пальцы и руку убрал. — Сколь вижу, нет. И как вы намерены доказывать, что вы действительно адара? Без документов, ничего не умея и не помня?
М-да, вот о таком варианте я не подумала. Если попаданке комплектом к новому телу доставалась магическая сила, то почти наверняка она умела ею пользоваться по умолчанию, а если не умела, то училась с той же скоростью, с какой адаптировалась в мире. И, разумеется, вопрос наличия документов поднимался крайне редко.
— Что за кулон?
— Знак, который каждая адара носит при себе. Обычно кулон или иная подвеска, но мне доводилось видеть и кольца.
— Надо просто подождать ещё немного.
— Как долго?
Учитывая, сколько уже времени прошло, вопрос актуальный, даже очень, но я-то что могу сделать?
— Не знаю.
— Это не ответ, — не согласился Филипп. Оглядел тесный закуток между кухней и ванной и шагнул вплотную ко мне. Я машинально отступила и уткнулась в стену. — Давайте-ка мы с вами припомним, при каких обстоятельствах происходили эти ваши случайные перемещения.
Ну это запросто!
— При вас, — потыкала я пальцем в голую мужскую грудь. — Оба раза вы выступали общим знаменателем.
— Я здесь, — за каким-то лешим Филипп сократил расстояние между нами и упёрся рукой в дверной косяк возле моего лица. — Однако мы никуда не перемещаемся.
Он что, хочет воссоздать ситуацию, предшествовавшую телепортации?
Мысль неплохая.
Я постаралась как можно подробнее воспроизвести в памяти оба перемещения. Что у них было общего, помимо Филиппа рядом?
— Ещё мы спорили.
— И вы меня послали.
— Только в этот раз. В прошлый никуда я вас не посылала… хотя тогда как раз стоило.
— Можете послать снова, — любезно разрешил Филипп.
— На кудыкину гору? — усомнилась я в правильности затеи.
— Лучше бы в Исттерский домен.
Само собой.
Я закрыла глаза, глубоко вдохнула, выдохнула и попыталась сосредоточиться на… а хрен его знает на чём. Попробовала представить спальню Феодоры так точно, как только смогла вспомнить, вид из окна, всякие мелочи, придающие помещению индивидуальность…
— Вы вздремнуть решили? — перебил мою визуализацию Филипп.
— Вы меня отвлекаете, — отозвалась я, не открывая глаз.
— От чего?
— Я пытаюсь вернуть нас обратно. Разве вы не этого хотели?
— Мне редко доводилось покидать Фартерский домен, и перемещающихся адар видел я нечасто, однако смею заверить, что при том они не стояли с таким выражением лица, как у вас нынче.
Положим, Алишан при телепортации зафира и пассажиров тоже вела себя несколько иначе, но…
— Чем вам моё лицо не угодило? — глаза я всё-таки открыла и сердито посмотрела на мужчину.
— У вас довольно милое личико, однако…
— Довольно милое?
— Только не говорите, будто воображаете себя редкой красавицей.
— Филипп, вы нарываетесь, — сообщила я честно.
— Нарываюсь, — невозмутимо подтвердил он и глянул на меня вопросительно. — Помогает?
— Не очень, — призналась я. — Ну не понимаю я, как это делается. Не понимаю! Вспышки помню, в первый раз ещё белую сеть видела, яркую-яркую. Наверное, дело в ней. Алишан всё время говорит о сети и Ярен тоже что-то о нитях толковала… и хоть бы какая сволочь догадалась рассказать обо всём подробно, по пунктам. Так, так и так, а не вот эти ваши «почему ты ничего не помнишь, хотя всем известно про твою амнезию», — я откинула голову назад и легонько постучалась ею о стену, словно бесполезное это действие могло выудить из закромов моей памяти то, что в ней отродясь не водилось.
— Феодора, прекратите, — резко посерьёзнел Филипп и, взяв меня за плечи, потянул на себя, отодвигая подальше от стены.
А мы и так почти нос к носу стоим. И Филя весьма некстати решил Джейкоба покосплеить. Я-то, конечно, не трепетная тургеневская барышня, чтобы неметь, бледнеть и теряться в присутствии полуобнажённого мужчины, и вроде не из тех героинь, что немедленно плывут при виде героя, и с Филиппом мы спали вместе на одном тюфяке, просто…
Просто странно обнаружить вдруг, что Филипп может меня обнимать по собственной доброй воле, а я — застыть столбом в его руках и смотреть растерянно в тёмные карие глаза. Ещё ближе, совсем чуть-чуть, и я смогу прижаться к его груди, коснуться губами губ, поймать чужое дыхание, что невесомо касалось наших лиц…
С лестницы донеслись тяжёлые шаркающие шаги, и мы резко отпрянули друг от друга, разрывая контакт зрительный и физический. Из-за угла появился Давуд в штанах и рубахе с распущенным воротом, смерил нас неодобрительным взглядом.
— Гляди-ка, чуть свет, а они уж на ногах. Ну, чего встали на проходе? — хозяин замахал руками, словно пытаясь отогнать нас, будто голубей, слетевшихся на хлебные крошки. — Ишь, нашли место для уединения!
— Прошу прощения, — извинился Филипп и ушёл на кухню.
Я посторонилась, пропуская Давуда, — коридорчик был слишком мал, тесен, чтобы двое могли разойтись спокойно, не вжимаясь в стену, — и направилась было к лестнице, когда в спину толкнулся оклик.
— Слышь, адара.
Я замерла, обернулась.
— Что-то я самоходки твоей не видел.
— Не всегда же с собой целую карету таскать, — попробовала я отшутиться.
— Адары завсегда со своими самоходками, — в светлых, точно выцветших глазах отразилось подозрение.
— А я без.
Вернулся Филипп, успевший натянуть рубашку — сушил он её, что ли, на кухне? — мягко подтолкнул меня к лестнице, и я без возражений поднялась на второй этаж.
Чёртов дождь не закончился ни в этот день, ни на следующий.
Алишан тоже не объявилась.
Либо дома действительно случилось что-то непредвиденное и вряд ли хорошее, либо Алишан надоело бегать за сестрой, и она решила предоставить её самой себе. Хотела дева самостоятельности, вот пусть и дерзает в своё удовольствие. Благо что рядом законный сочетаемый, а не какой-то неучтённый «Уикхем».
Жизнь в Ливенте текла под стать той мороси, что сутками напролёт извергалась с небес. Неспешная, однообразная и немного докучливая, она годами и десятилетиями сохраняла один и тот же темп, неторопливо двигаясь по кругу, довольная собственной неизменностью. Горожане заданный темп охотно поддерживали и в массе своей покидать пределы Ливента не стремились. Анна с грустью поведала, что их с Давудом единственный сын и отрада глаз, Ормонд, перебрался из родного города в соседний, едва ему двадцать исполнилось, чем весьма огорчил родителей. У парня были свои мечты и планы, воплотить кои в Ливенте возможным не представлялось, в то время как чета Бёрнов надеялась, что в свой срок сын примет управление семейным бизнесом. Правда, существовал оный бизнес примерно так же, как жизнь в городке, еле-еле душа в теле, того и гляди, прогорит нафиг. Комнаты сдавались нечасто, поклонников фирменного жаркого было слишком мало, чтобы хозяевам хватало на жизнь, а любители засиживаться допоздна за крепкими спиртными напитками предпочитали таверну «Весёлая рыбка» на другом конце города, где помимо горячительного и собственно рыбы можно найти доступную девицу на ночь. Составить достойную конкуренцию «Рыбке» «Волк» не мог, вот и чах себе потихоньку, пока хозяева лелеяли робкую, слабую надежду, что однажды сын вернётся насовсем и всё поправит.
И жену найти он должен всенепременно в Ливенте, потому что здесь девушки хорошие, честные и благонравные — ну, кроме барышень из «Рыбки», — не то что в больших городах, где сплошь распустёхи и вертихвостки, о стыде и чести позабывшие в этих своих новомодных срамных платьицах.
Тут Анна спохватывалась, что на гостье юбка не шибко длиннее непотребных столичных нарядов, и умолкала. Я украдкой оглядывала свою одежду и гадала, что именно в представлении местных попадает под определение «срамное платьице».
Давуд безденежным постояльцам, не торопящимся выселяться, обрадовался мало, но ограничивался исключительно ворчанием в наш адрес. Анне моя компания явно нравилась, однако скорее из-за возможности поболтать хоть с кем-то, нежели из-за меня. Тем более мне-то и сказать толком нечего, что не мешало женщине много, в охотку говорить самой. Не дождавшись Алишан к полудню, я отправилась на кухню, предлагать посильную помощь. Отнекивалась Анна недолго, зато я быстро пожалела о своём энтузиазме.
Готовить я не люблю.
И не то чтобы умею.
А если бы и готовила, то со здешней бытовой техникой ещё нужно суметь управиться.
Прежде всего разжечь плиту, которая попутно греет воду для кухни. К счастью, Анне хватило одного моего растерянного взгляда на громоздкую плиту на ножках, чтобы понять, что я из тех адар, коим спускаться на кухню не по чину. С полчаса она терпела мои мытарства на ниве чистки овощей, шинкования и нарезки мяса и наконец, не иначе как ратуя за сохранение продуктового запаса, выслала меня в зал, за стойку. Там я и осталась, совмещать функции бармена и официантки. Посетителей мало, меню как такового нет, но предлагаемых блюд ещё меньше и запомнить их труда не составило. Ещё я вечером протирала столы и подметала пол. Что бы там ни говорил Филипп, эта задача мне вполне по плечу.
Ночевали мы с сочетаемым по-прежнему раздельно.
Из идей по возвращению пришли к мысли, что раз не получается переместиться, то надо связаться с домом другим способом.
Написать.
В стародавние времена люди либо пользовались голубиной почтой, либо нагружали адар ещё и корреспонденцией. Превращать зафиры в почтовые кареты адарам категорически не понравилось, и вскоре появились кличи и вестники. Клич охватывал небольшую территорию в пределах одного домена, вестники же преодолевали переломы. Принцип их действия Филипп объяснить не смог, спрашивать Анну тем более бесполезно. Ввиду того, что внутри каждого домена исправно работала собственная наземная почта, кличи использовались согласно своему названию — срочно вызвать получателя или передать короткое сообщение. С вестниками уже отправлялись как лаконичные оповещения, так и длинные письма. Для отправки вестника приобреталась специальная бумага, на ней писали текст, адрес и имя получателя, после чего письмо складывали по-хитрому и выпускали в ближайшее окно. Да-да, прямо так и отправляли, словно бумажный самолётик в небо. Филипп сказал, что вестник исчезает из точки отправления и вскоре появляется по указанному адресу. Кличи без сообщений сжигались, как тот, что дал мне Люсьен в Ридже, кличи с сообщением надлежало сначала сжечь, а после собрать пепел и развеять по ветру.
Не успела я подивиться чудесам местной мобильно-магической связи, как Филипп добавил, что специальную бумагу покупают на почте, только вот продаётся она далеко не во всех отделениях. Я спросила Анну, и та подтвердила: в единственном почтовом отделении Ливента ничего подобного отродясь не водилось. В соседнем Перте — возможно. Анна женщина простая, родственников и знакомых в других доменах у неё нет, оттого не интересовалась она никогда, продаются ли вестники в Перте али как. И добавила, что слыхала, будто дорогие эти вестники, аж жуть, не каждому честному бертерцу по кошельку.
Добраться до Перта можно только на местной разновидности междугороднего автобуса, который в Ливент заезжал дважды в день, в одну сторону и в другую. Разумеется, всегда оставался вариант с личным транспортом, сиречь собственным экипажем, но в черте города мало кто держал свой выезд. А выбираться за пределы Ливента и искать по окрестным фермерским хозяйствам верховую лошадь, хозяева которой ещё должны согласиться сдать животное в аренду… ну, такое себе.
Куда ни кинь, везде клин.
Дождь закончился на четвёртый день нашего пребывания в славном этом городке. Я взлелеяла робкую надежду, что причина неявки Алишан всё же в погодных условиях, а не в чём посерьёзнее.
Стоит уточнять, что к вечеру надежда почила в страшных муках?
Посетителей прибавилось по сравнению с прошедшими днями, работы и любопытных взглядов тоже. Вечером я даже побегала немного, принимая и разнося заказы, и впервые порадовалась, что зал маленький и поместилось в него всего шесть столов, не считая мест у стойки. Это, конечно, не полная посадка — не уверена, что «Белый волк» вообще часто её видел, — но мне с непривычки и трёх-четырёх занятых столов хватало с лихвой. Одежда моя выглядела не лучшим образом, и я вместе с ней. Принимать душ не воспрещалось, но местная разновидность угля стоила денег, и переводить его на долгую растопку печи в ванной мне настоятельно не рекомендовали. Зато под холодной водой можно плескаться хоть до посинения. В самом прямом смысле, ага. Вещей на смену нет, купить новое не на что. Вечером приходилось стирать нижнее бельё и оставлять его сушиться на ночь, потому как других вариантов поддержания личной гигиены попросту не было.
Гелей, шампуней, бальзамов и прочих приятно пахнущих жидкостей для тела и волос, как в доме Виргила, тоже нет. В доме Бёрнов все части тела мыли мылом, здоровенным щербатым бруском горчичного цвета и с непередаваемым ароматом мыла хозяйственного времён моего детства.
Филипп отсутствие удобств сносил на удивление стойко, не жаловался и мозги мне нытьём не парил. Он и в нынешнем своём полурастрёпанном разбойничьем виде ухитрялся выглядеть привлекательно, пожалуй, даже более интересно и брутально, нежели в кружевах и золотом шитье. Захаживавшие в «Волка» горожанки поедали его глазами независимо от возраста и положения, а иные без стеснения подкатывали и флиртовали напропалую. У меня челюсть едва ли не в прямом смысле отпала, когда я увидела, как вокруг Филиппа вьются дамочки от восемнадцати до сорока точно, замужние, незамужние и молодые вдовы, как щебечут наперебой и под глупыми предлогами норовят потрогать его руки. Благонравие вышло из чата.
Филипп тоже оказывал Бёрнам помощь, в основном, там, где больше требовалась мужская сила. По залу с подносом он, понятное дело, не бегал, но напитки разливать я его приставила. Повальное женское внимание к его персоне не комментировала и не интересовалась, не пожелал ли он ответить взаимностью хорошенькой рыжеволосой вдовушке с соседней улицы.
Даже если и ответил, мне-то что?
Ничего.
Меня волнует возвращение в Исттерский домен, а не его похождения. Например, у кого бы одолжить денег на маршрутку до… тьфу, то есть на экипаж до Перта? Насколько дорогое удовольствие отправка вестника? Может, разыскать адару дешевле будет? Если не для перемещения, то в надежде, что адара сможет объяснить, как запускается эта долбанная телепортация? Понимаю, не факт, что она вовсе захочет разговаривать с девицей, называющей себя её коллегой, однако не знающей при том элементарного… Или пора принять, что попала я не только во многомужество, но и в бытовое фэнтези, и начинать крутиться? Поднять загибающегося «Белого волка» с колен, обустроить всё как следует, привлечь посетителей, почувствовать себя шефом из того шоу…
— Фе… озелли?
Вздрогнула, отвлекаясь от размышлений, и поспешно натянула благожелательную — клиентоориентированную — улыбку. Замерший по ту сторону стойки молодой темноволосый мужчина с нескрываемым удивлением рассматривал меня.
— Добрый день, озейн, — поздоровалась я со всем радушием. — Чего желаете? Кружечку эля или, быть может, фирменное блюдо «Белого волка»?
— Вас желаю, — невозмутимо ответил посетитель.
— Что, простите? — насторожилась я.
— Желаю вас, — мужчина лёгким взмахом руки указал на меня. — Можно?
— А… — вот так и теряешься, не зная, то ли сразу послать, то ли не забывать, что потенциальным клиентам хамить нельзя и вообще, они вроде как всегда правы.
— Прошу прощения, озелли, грубая шутка вышла, — поспешно извинился мужчина, не иначе как впечатлившись выражением моего лица. — Не знал, что матушка наконец наняла помощницу.
— Помощницу? — повторила я.
На сей раз я и впрямь почти помощница, а не случайно мимо проходила и неудачно столкнулась.
Всё-таки, Варенька, это очевидный подъём по карьерной лестнице.
— Я давно ей говорил нанять девчонку ловчее, невозможно ведь целый день быть и здесь, и на кухне…
— Кому говорили?
— Моей матери, — капелька вины за неудачную шутку уступила место недоумению.
— А-а! — осенило меня. — Вы Ормонд, сын четы Бёрнов!
— Да, он самый.
Я оглядела зал — время перевалило за полдень, народу пока мало, только стол в углу занят, — и вдруг через высокое окно увидела его.
Автомобиль.