Наречённая из-за грани, или Попаданка в придачу

Глава 17

То было их первое тайное свидание. Прежде влюблённые встречались открыто и по углам прятались лишь потому, что целоваться на публике неприлично, особенно паре, узами освященного в храме брака не связанной. Разумеется, Феодора не торопилась знакомить Костаса с семьёй — ещё слишком рано и Алишан не одобрит, — а Костина родня жила где-то в глухой провинции Исттерского домена, возвращаться в которую мужчина не намеревался. Разве что родителей навестить.

На том же свидании Феодора беззаветно отдалась возлюбленному. Не то чтобы я нуждалась в таких подробностях… но кто меня спрашивал? Впрочем, на сей раз быстрая смена кадров, не позволяющая полностью погрузиться в омут чувств Феодоры, была на руку.

Костас охотно, в подробностях рассказывал о дальних доменах. Сам он за пределами Исттерского ещё не бывал, зато много читал. На дальних берегах и с адарами дефицит, и люди разные, совсем не такие, как в этой части мира, и чудеса всякие — настоящее раздолье для желающих начать новую жизнь с чистого листа.

Подогреваемая скорее обидой на сестру, нежели великой любовью, Феодора желала сбежать немедля, чуть переведя дыхание после первого секса. Костаса же не шибко устраивал абсолютно чистый лист. Он осторожно растолковал наивной деве, что даже на дальних берегах жизнь требует определённых капиталовложений, а Дора у него цветок нежный, хрупкий, в тепличных условиях взращенный, к суровой действительности не приспособленный. Вот кабы было у них что ценное с собой, дабы не сидеть на чёрством хлебе да простой воде первое время… и как удачно, что у семьи Феодоры этих самых ценностей в достатке. Одолжи у брата денег или драгоценности какие прихвати — от этих зарвавшихся буржуев не убудет, они и не заметят недосдачи.

Поначалу Феодора категорически отвергла идею одалживания. Она готова была работать, давать уроки музыки, ибо вполне прилично играла на клавесине, или брать плату за перемещения на небольшие расстояния, но постепенно Костас отговорил её от подобных возмутительных планов. Его жена работать не будет, потому как если ей придётся, то сие означает, что он не состоялся как муж и настоящий мужчина. Его жена должна сидеть дома, в холе и неге, вышивать, книжки читать и играть на клавесине сугубо в своё удовольствие.

Ну да, а кража семейных драгоценностей — это другое.

Приняв мнение Костаса за истину в последней инстанции, Феодора занялась составлением и подготовкой плана. Стала наведываться в другие домены, не забывая прихватывать с собой любимого, так что мир посмотреть Костя успел ещё до побега. Феодора справедливо рассудила, что Алишан на исчезновение сестры глаза не закроет, и надо заранее продумать, как уйти от погони. На стороне Алишан зафир, зеркало и опыт, не говоря о связях в Фартерском домене в лице Виргила Ворона. Феодора была в курсе, что сестра и Виргил уже не первый год делили постель, а знакомы и того дольше, со времён, когда Майю в сопровождении брата занесло по каким-то делам в Исттерский домен и дом Алишан. Костас торопил, подозревая, что Алишан может разрешить проблему неугодного кавалера путём проведения первого сочетания. Резон в его подозрениях имелся — Алишан действительно заговорила о скором сочетании. В пёстром калейдоскопе воспоминаний потерялось объяснение, почему Феодора в принципе дожила до двадцати пяти лет без единого сочетаемого. Впрочем, завалялось у меня на сей счёт предположеньице.

Прав был Виргил.

Не во всём, но кое в чём точно.

Избалованный тепличный цветок по имени Феодора и без участия Костаса купался в неге, любви и заботе ближних своих. От неё никогда не требовали ничего серьёзного, никогда ни на чём не настаивали, она ни в чём не нуждалась и до поры до времени ничего не желала так страстно, чтобы отказаться от чего-то, поступиться чем-то. Единственной трагедией в её жизни была смерть матери, едва Феодоре исполнился двадцать один. Девушка долго горевала и, похоже, скорбь и траур стали одними из причин, почему ни в тот год, ни позднее Алишан не поднимала тему обязательного сочетания. Да и острой необходимости как будто бы не было.

Внезапные настойчивые разговоры о сочетании Феодору глубоко возмутили. Алишан всё чаще напоминала, что адарский дар по её линии уже не передастся, вся надежда на одну лишь Феодору и пора бы наконец подумать не только о себе.

На свою беду девушка поведала обо всём возлюбленному.

Костас действительно оказался ревнив. Или опасался, что в результате уговоров Феодора даст заднюю. Он же её уговорил? Уговорил. И с лёгкостью завидной. Так где гарантия, что однажды Феодора не уступит снова, только уже сестре?

В Бертерском домене Феодора искала возможность устроить схрон. Ей не составило труда разыскать Ярен, бывшую надёжной советчицей покойной матери, но поначалу девушка не решалась ей довериться, выбирала между безлюдным перепутьем и Пертом. Да, в Перте папины родственники, однако они люди простые, от адарских дел и других доменов далёкие и потому меньше шансов, что выдадут. Феодора с ними встретилась, пообщалась немного, пусть и без большого энтузиазма с обеих сторон.

Случайному знакомству с Ормондом значения она не придала. Приятный молодой человек, приятные, необременительные встречи, поводы для которых она придумывала себе сама. С его помощью Феодора знакомилась с городом, с жизнью, что отличалась от её прежней, и всё чаще задумывалась, что она тоже могла бы жить вот так, просто и честно. Зачем бежать за тридевять земель, в неведомое Тридевятое царство, когда вот она, обычная, понятная жизнь, во всей безыскусной своей красе. Жаль, Костас идею не оценил. Она еле уговорила его сделать фотографический портрет, стоивший ей кучи потраченных нервных клеток и последующей ссоры с любимым. Костас решил, будто она поддалась на уговоры сестры, а то и провела тайком первое сочетание и теперь прячет избранного дома в сундуке. А может, потому она и стала столь часто в этот Перт наведываться в одиночку, что у неё там сочетаемый завёлся? Ну, или просто любовник. После Костас просил прощения, целовал Феодоре руки и не только и уверял, что вся его ревность, ярость и боль следствие сильной любви и страха потерять возлюбленную. Когда подошёл срок, Феодора переместилась в Перт, в последний раз встретилась с Ормондом и забрала фото.

Местом схрона стала избушка Ярен. Уж к бывшей камеристке Костас не ревновал. Постепенно Феодора перетащила туда часть одежды и драгоценностей — наличных денег у неё было не так много, как требовалось для начала новой жизни. Возможностей связаться с Алишан Ярен не имела и к затее Феодоры относилась с философским смирением. Намекала порой, а хорошо ли Федя подумала, а уверена ли, а нужно ли так всем рисковать, но никогда не говорила прямо, не настаивала. А вокруг Феодоры и так внезапно оказалось слишком много давящих на неё людей.

С одной стороны сестра.

С другой возлюбленный.

С третьей брат и кузина, которые не требовали сочетаться сию минуту и в чём-то даже сочувствовали, однако совершенно не помогали, лишь нагнетали обстановку вопросами, намёками и своим мнением. Потому-то признаться во всём Эсфел Феодора решилась только накануне бегства.

День побега.

Первый прыжок.

Второй.

Третий.

Феодора сбилась со счёта ещё до конца первой десятки. Алишан могла отследить перемещения сестры через зеркало, являвшее по запросу не только сочетаемых, но саму сеть, сохранявшую в течение какого-то времени нить движения адары. Поэтому надлежало переноситься как можно быстрее и чаще, чтобы нить поскорее запуталась и исчезла среди прочих.

Феодора не помнила ни доменов, ни перепутий, куда их заносило. Она помнила страшную усталость, какую никогда не ощущала прежде. Слабость, накрывавшую тяжёлым душным одеялом всё чаще и чаще. Силу, стремительно утекавшую водой сквозь пальцы. Она пыталась её удержать, собрать в себе, сохранить хоть каплю…

Не получалось.

Вместе с Феодорой слабела и я. Набор сцен превратился в короткие мимолётные вспышки, за коими я подчас не успевала ничего разглядеть. Нас обеих швыряло безжалостно по всему миру, шпыняло от ракетки к ракетке, словно мячик для пинг-понга.

Костас был рядом и каждое его прикосновение, прежде дарившее тепло, счастье и уверенность, вдруг стало холоднее льда. Он то дёргал и требовал поспешить, то обнимал крепко и просил потерпеть, ведь осталось совсем немного.

Феодора не помнила, под каким номером в списке выбранных ею точек для остановок шёл Глос, но там она и свалилась в прямом смысле. Повисла в объятиях Костаса, не в силах даже сдвинуться с места. Он донёс её до местного постоялого двора и снял комнату. В воспоминаниях мелькнул момент, где Феодора, еле шевеля безвольными руками, переодевается в ночную рубашку и падает на кровать, прошептав напоследок, что только передохнёт минуточку, а потом сразу в путь. Будто издалека я слышала шаги и голос Костаса, шелест и шорохи, тонущие в нарастающем мелодичном перезвоне невидимых колокольчиков.

Зов.

Сеть звала меня и звала Феодору и ни одна из нас не могла ей сопротивляться, не могла не потянуться за ласковым её теплом.

Она звала.

Куда?

А хрен его разберёт.

Феодоре она обещала покой. Шептала, что больше ей не придётся перемещаться до потери сознания. Больше никогда не придётся телепортироваться куда-либо.

А мне…

Дивные новые миры? Фэнтезийные страсти-мордасти?

Похоже на то.

Говорила же, нефиг было читать о попаданках и вообще… страшно представить, что было бы, если бы я о каком-нибудь зомби-апокалипсисе читала.

Сеть мягко согласилась.

Я вздохнула.

И что дальше?

Дальше я проснулась.

Или очнулась — я так и не поняла, что это, собственно, было и почему произошло.

Только вот салон зафира опять не увидела.

Надо мной обычный белёный потолок и даже не слишком высокий. Вокруг стены, оклеенные светло-зелёными обоями с незатейливым узором, и именно вид обоев как таковых породил на мгновение подозрение, что я дома, в своей квартире.

Правда, дома-то у меня обои отнюдь не зелёные.

И кровать поуже, односпальная.

И трёх товарищей, стерегущих мою персону, нет.

Люсьен, на правах первого мужа, прикорнул на краю постели. Филипп, уронив голову, застыл в неудобной, скрюченной позе на стуле, стоящем в изножье кровати. Ормонд обнаружился сидящим на подоконнике, привалившись спиной к раме. За окном темно, комната освещена приглушённым светом бра над кроватью, и я с опозданием опознала в ней спальню Ормонда.

Надо полагать, с телепортацией опять не сложилось.

Из-за стеллажа высунулась темноволосая девичья голова, присмотрелась ко мне.

— Ты пришла в себя, — возвестила незнакомка удовлетворённо и шагнула в спальню. — Люс!

От её оклика проснулись все, но у Люсьена было очевидное преимущество.

— Варвара! — он повернулся ко мне, склонился, зачем-то ощупал моё лицо. — Как ты себя чувствуешь?

Ормонд и Филипп подорвались со своих мест, встали по обеим сторонам кровати, глядя на меня с одинаковым беспокойством. Аж неловко стало.

— Что… — прохрипела я. Сглотнула сухим горлом, кхекнула раз-другой. — Я… так себе… бывало и лучше.

По ощущениям — состояние нестояния в чистом виде. Налившиеся тяжестью руки и ноги еле шевелились, не уверена, что встать-то смогу без посторонней помощи. В теле, казалось, ныла каждая мышца, протяжно, докучливо, словно я полночи вагоны разгружала. Или на самом деле до изнеможения прыгала по доменам и перепутьям пять минут назад.

— Скоро тебе станет лучше, — Люсьен ласково погладил меня по щеке. — Главное, ты вернулась.

— Разве я куда-то уходила?

— Уходила, — подтвердил Филипп.

— Куда?

— Не физически, — пояснил Люсьен. — Тело осталось там, где было, но разумом… ты ушла далеко.

Совершила путешествие по волнам памяти. Только не своей — Феодоры. И сейчас, переводя взгляд с одного встревоженного мужского лица на другое, поняла отчётливо, что воспоминания Феодоры пришли не из её собственной головы, но явились извне.

От сети, чьи возможности, похоже, не ограничивались одним лишь перемещением адар.

— Ты потеряла сознание в зафире, — добавил Филипп. — Привести тебя в чувство не удалось, и я велел зафиру отвезти нас… в безопасное место, где тебе могли бы помочь.

— И зафир послушался? — усомнилась я.

— Да.

Чудеса, однако.

— Он отвёз нас обратно к «Дубовой короне». Ормонд ещё не ушёл и…

И любезно разрешил устроить в своей квартире не только ночлежку, но и лазарет?

— А ты тут откуда? — перевела я взгляд на Люсьена.

— Ты же сказала, где находишься, — напомнил он мягко.

— Сказала, угу. Но сказать не значит сделать. Переместился-то ты как?

— У меня свои связи.

Девушка тенью маячила за спинами мужчин, с любопытством высовываясь то из-за одного плеча, то из-за другого. Стройная, хорошенькая, с заплетёнными в косу тёмно-каштановыми волосами и живыми синими глазами. Наконец она отступила к изножью кровати, и я заметила на ней предмет одежды, видеть который на женщине в этом мире мне ещё не доводилось.

Штаны.

Коричневые, свободного покроя штаны. К ним прилагались белая блузка с закатанными рукавами и коричневый жилет.

— Надин, — Люсьен махнул рукой в сторону девушки.

Та приветливо мне кивнула.

Я выдавила ответную улыбку, наверняка жалкую донельзя ввиду моего состояния.

Следовало догадаться. Всё-таки у Люсьена есть две личные адары и вряд ли ни одна из них не может отлучиться с границы на пару деньков, чтобы помочь сыну и брату.

— Как только Надин появилась, мы отправились в Ливент. Там быстро нашлись люди, охотно поведавшие, где можно разыскать невесть откуда взявшуюся у них адару. В трактире «Белый волк» нам сказали, что вы с сочетаемым как уехали в Перт с сыном хозяев, так и не вернулись до сих пор.

— Мама рассказала, где я живу, — заговорил Ормонд.

— Мы туда и переместились. А тут ты в…

— Состоянии нестояния?

— Да, — Люсьен снова погладил меня по щеке.

Филипп поморщился едва заметно, Ормонд и бровью не повёл. То ли Феодора ему больше нравилась, то ли понимал, что симпатии симпатиями, но ему как несочетаемому ничего не светит при любом раскладе. Поэтому бессмысленно демонстрировать недовольство, когда на твоих глазах к приглянувшейся было девушке прикасается другой мужчина, который, в отличие от тебя, в своём праве.

— Я всё видела, — призналась я.

— Что видела? — уточнил Люсьен.

— Весь роман Феодоры с Костасом — с чего началось, чем закончилось, чем сердце успокоилось.

— А Костас…

— То самое загадочное происшествие, приключившееся с адарой Феодорой, — подсказал Филипп. — О нём все умалчивали, и на него намекала Алишан.

— Всё так банально, — вздохнула я. — Феодора просто встретила не того мужчину. Полюбила его со всем пылом первой любви, доверилась, хотела всё оставить, лишь бы с ним быть, а он… а ему, скорее всего, хотелось её денег.

— Денег? — повторил Ормонд.

— Феодора устроила у Ярен… на одном из перепутий схрон. Перенесла туда часть гардероба и драгоценности. Она планировала вернуться за своим добром позднее, когда Алишан устанет бегать за блудной сестрой или след её потеряет… Платья взяла по привычке, на драгоценностях настаивал Костас. Очень уж ему не терпелось начать жизнь с чистого листа в дальних доменах… только начинать её с парой монет в кармане он не намеревался, — я медленно выпростала руку из-под одеяла, с усилием подняла её и потёрла собственный влажный лоб с прилипшими к коже прядками волос. — Но кто тогда прихватил бумагу для вестника?

Мужчины озадаченно переглянулись. Надин слушала с живейшим интересом.

— Феодора оставила себе путь для отступления? Костас рассчитывал поддерживать с кем-то связь даже с дальних берегов? Не помню, было ли там что-то про бумагу… кажется, нет. Значит, не Феодора взяла её с собой? И о компромате на Костаса ничего не было… или я пропустила…

— Тебе следует отдохнуть, — ласково предложил Люсьен и покосился на сестру.

Надин неопределённо качнула головой.

— Мышцы ломит, жуть, — согласилась я. — Можно подумать, это не Феодора две недели назад допрыгалась по доменам, а я только что. Странно… даже когда я впервые очнулась в этом мире, я себя так хреново не чувствовала.

Мужчины переглянулись снова. Надин нахмурилась.

— Разве она не… — начал было Филипп, но Ормонд жестом остановил его.

— Да что происходит-то? — я поняла вдруг, что зрение плывёт, расфокусируется, отчего озабоченные лица вокруг превращаются в бледные неидентифицируемые пятна. — Люсьен…

И меня вырубило.

Следующие два дня я провела в постели Ормонда.

Звучало интригующе, да.

На деле же всё обстояло куда как скучнее, печальнее и прозаичнее.

Неимоверная физическая нагрузка и её последствия, миновавшие меня при первом пробуждении в новом мире, всё-таки нагнали после близкого контакта с памятью Феодоры. То ли своеобразная психосоматика, то ли ещё что. Почему это произошло, никто объяснить не мог — вряд ли подобные прецеденты имели место среди адар. Мне только и оставалось, что спать, просыпаться, есть да пить в небольшом количестве, ходить в туалет по стеночке, возвращаться в кровать и засыпать. В перерывах я наблюдала, как оба сочетаемых с Ормондом на пару кружат вокруг меня беспокойными наседками, сменяя друг друга на негласном дежурстве. Мужчины бдительно следили, чтобы я не пропускала приёмы пищи, благополучно добиралась до туалета и не пыталась делать ничего, что мне нынче не по силам. В первый день даже с ложечки накормить не поленились вопреки вялым моим возражениям. Я морщилась, кривилась и ворчала, но сил на полноценные споры и проявление самостоятельности категорически не хватало. Приходилось мириться и терпеть. Да и когда ещё трое приятных, интересных мужчин будут столько внимания уделять одной мне?

Филипп и Люсьен постоянно находились в квартире Ормонда. Надин в первый же день вернулась в Фартерский домен, но оставила брату стопку самодельных вестников для связи и пообещала помочь его неправильной адаре с освоением перемещений. Разумеется, когда я наберусь сил и буду способна к усвоению адарских премудростей.

Ормонд ночевал на диване в служебном помещении в своём пабе. Его квартира не рассчитана на такое количество внезапных гостей, круглосуточно толкущихся в её стенах, и из собственной постели я его невольно выгнала, отчего мне было неловко вдвойне. Когда Ормонд приходил, я честно пыталась извиниться и заверить, что в ближайшее время я и мой гарем перестанем стеснять законного хозяина, но мужчина только отмахивался беспечно и говорил, что мне не о чем беспокоиться.

Угу, из дома его выселили при его же молчаливом попустительстве, едим и пьём за его счёт — Ормонд ещё и еду из паба нам приносил, — и неизвестно, когда отправимся восвояси. Действительно, о чём тут беспокоиться?

На третий день я начала путешествовать по всей квартире, а не только до туалета и обратно.

На четвёртый преодолела лестничные ступеньки и вышла из дома.

На пятый прогулялась под ручку с Люсьеном до «Короны» и заодно задумалась, что делать дальше. Тусить в чужой хате на постоянной основе нельзя, терпение Ормонда не бесконечно. Вернуться в Исттерский домен самостоятельно я смогу не раньше, чем Надин объяснит мне хоть что-то, а я хоть что-то из её уроков пойму и сумею повторить на практике. Адара без зафира могла за один заход телепортировать максимум троих и то если сил хватало. У меня — в теории, исключительно в теории — силёнок как раз в достатке, но адарские возможности Феодоры с лихвой нивелировались моим неведением в вопросах перемещений. Люсьен заверил, что сообщил родным Феодоры, где нас искать, однако за все дни моего вынужденного отходняка никто с нами не связался. Хотя если у Надин, адары невысокого рода и невеликих возможностей, есть самопальные вестники, то у семьи Феодоры их тем более должно быть в достатке.

На шестой день, словно в ответ на невесёлые мои размышления, объявилась Алишан. Да не одна, но в сопровождении Виргила.

Стука в дверь в разгар дня никто из нас не ожидал. Соседи в доме, к счастью, излишним любопытством не страдали и нами толком не интересовались, нагрянуть с визитом некому, а у Ормонда свой ключ. Люсьен пошёл открывать и попятился, едва Виргил выступил вперёд, изучая квартиру и нас с Филиппом цепким подозрительным взглядом. Только убедившись, что здесь лишь мы трое, Ворон посторонился и позволил Алишан войти. Дождался, пока она пройдёт в глубь помещения, и закрыл дверь. Ещё и застыл возле створки суровым неподкупным стражем.

Алишан дошла до дивана с креслами, где мы сидели, небрежным жестом остановила собравшегося было подняться Филиппа и посмотрела на меня. Долго, пристально, препарирующе. Под тяжёлым, испытующим этим взглядом нестерпимо хотелось пасть ниц, начать челом бить и каяться во всех грехах, имеющихся и несуществующих.

Я покосилась на Люсьена, замершего сбоку от входной двери и Виргила, но сочетаемый лишь плечами едва заметно пожал.

Почитай, неделю ни слуха ни духа от Феодориной родни, а теперь Алишан заявилась вдруг и молчит. Только смотрит так, будто…

— Мне следовало догадаться раньше, — наконец нарушила тягостное молчание сестра.

— О чём? — уточнила я настороженно и снова на Люсьена глянула.

Он уверял, что сообщил семье Феодоры только её местоположение, а о чужой тени не упоминал.

— Даже теперь ты не говоришь всей правды, — осуждающе покачала головой Алишан.

Какую именно правду она хочет услышать? О моём попаданстве? О моём настоящем происхождении? О том, куда делась её сестра?

— Виргил предупреждал, что с тобой не всё гладко, что ты ведёшь себя слишком странно даже для потерявшей память…

Люсьен отрицательно мотнул головой.

Алишан проследила за направлением моего взгляда и презрительно скривилась.

— Это не твой амодар.

— Но весьма занятно, что ему явно известно куда больше, чем остальным, — подал голос Ворон. — Ты посвятила его в свои планы? Или вы сговорились загодя?

— Что мы сделали?! — опешила я. — Сговорились загодя? Я с Люсьеном? И как, по-твоему, мы это провернули?!

— Ты расскажи, — не смутился Виргил. — Способов всяких хватает.

— Я вернулась в Исттерский домен, как только получила вестника с сообщением, что ты опять куда-то прыгнула вместе с сочетаемым. Александр сказал, что твой амодар спешно отбыл в Бертерский домен, но назвал город, где тебя… Феодору возможно разыскать.

— И откуда он это узнал… — задумчиво обронил Виргил, словно бы не обращаясь ни к кому в частности.

— У меня свои связи, — напомнил Люсьен.

— Пользуешься услугами своей матери? Или сестры?

— Не успела я отправиться следом, как появился новый вестник, — продолжила Алишан обвиняюще. — Отправитель его пожелал остаться неизвестным… но сообщил, что моя сестра не та, за кого себя выдаёт. Дух Феодоры покинул собственное тело, когда оно было слабо, беспомощно и уязвимо, а вместо неё его заняла чужеземка, чужая тень из неведомого домена.

И Алишан первым делом помчалась за преданным Виргилом и уже потом во всеоружии полетела вытрясать правду из попаданки.

— Я не хотела верить, но… слишком многое подтверждало правоту отправителя, кем бы он ни был. Твоё показное незнание, абсолютное непонимание всего, отчаянное неумение перемещаться… ты и впрямь будто в чужом теле оказалась, надела платье, что тебе не принадлежит, не по положению твоему. Ты где-то молчала, где-то изворачивалась, где-то лгала… позволяла нам довериться тебе, принять тебя как ту, кого мы знаем и любим. Как нашу Фео, — Алишан моргнула, и мне показалось вдруг, что я заметила в её глазах блеск слёз. — Затем пришёл вестник от твоего амодара с сообщением, что вы нынче в Перте и вынуждены задержаться здесь ввиду твоего плохого самочувствия. Сколь вижу, чувствуешь ты себя уже хорошо.

— Алишан, я не… — начала я, но возвышающаяся надо мной женщина оборвала мои возражения резким взмахом руки.

— Нет. Я не знаю тебя и не знала никогда. Не знаю, кто ты на самом деле и откуда пришла. Не знаю, замыслила ли ты всё это с самого начала или всё — лишь случайность, причудливое сплетение воли Матери нашей. Не знаю, в сговоре ли ты с ним… с мужчиной, соблазнившим мою бедную сестру, или ты такая же невинная жертва его махинаций, как и Фео. Так или иначе, но я не желаю более видеть тебя в нашем доме. Впредь ты не должна ни приближаться к нему, ни заговаривать с членами семьи Феодоры, с её друзьями и людьми, служащими в нашем доме. Ты не будешь иметь доступа ни к чему, что принадлежало и принадлежит Феодоре, даже к её имени, — Алишан умолкла, поджала губы, не иначе как сообразив, что тело, в котором я на данный момент нахожусь, тоже принадлежит её сестре.

Другое дело, что отдать я его вряд ли смогу, даже если Алишан решит реквизировать тело Феодоры прямо здесь и сейчас.

— Все вещи и ценности, перенесённые Феодорой в дом Ярен, я вернула на полагающееся им место, — помедлив, продолжила Алишан. — Сколь мне известно, при прошлом твоём прыжке при тебе не было ничего, что мне следовало бы забрать. У тебя не остаётся ничего имеющего отношение к Феодоре и нашему роду… кроме тела, которое ты украла.

— Я не крала, — всё же возразила я. — У меня было своё тело. Пусть мы с Феодорой двойники, моё меня как-то больше устраивало.

— Двойники? — повторила Алишан напряжённым колючим тоном.

— Да! Я… настоящая я… выгляжу точно так же, как Феодора. Только волосы у меня короче, и я старше и… — я перехватила предостерегающий взгляд Люсьена и умолкла.

Алишан отступила от дивана и Виргил тоже как-то сразу подобрался.

— Варвара не дуайр, — заметил Люсьен нарочито небрежно. — Обычный человек. Просто она и Феодора похожи внешне. Уверен, Филиппу тоже не раз говорили, что он фактически одно лицо с нашим славным королём…

— Тебе-то откуда знать? — отрывисто вопросил Виргил, разглядывая меня с куда большим подозрением, чем раньше, и откровенной опаской.

Ворон меня опасается? Что-то новенькое… но не сказать, чтобы приятное.

— Кто же в Фартерском домене не знает нашего короля?

— Я об этой… — проглотив вряд ли симпатичный эпитет в мой адрес, Виргил движением подбородка указал на меня. — Значит, вы всё-таки в сговоре.

— В сговоре, — подтвердил Люсьен преспокойно.

Алишан отошла к Ворону, сделала непонятный пасс, то ли знак в воздухе нарисовала, то ли сеть пыталась поймать.

— Озейн Катрино, — вспомнила сестра о существовании Филиппа, хранившего настороженное молчание, — если желаете, можете покинуть этот город и домен сейчас вместе с нами. Вы вернётесь в Ридж, к жизни, что вели прежде. Даже если она, — резкий тычок в мою сторону, — не дуайр, сочетание проводилось для адары Феодоры, а не для самозванки, обманом занявшей тело моей сестры. Едва ли связь с чужой тенью возможно считать действительной…

— Да и если сочетание не было завершено… — добавил Виргил.

Я посмотрела на сидящего рядом со мной Филиппа.

Он — на меня.

Затем на каждого присутствующего по очереди и снова на меня. Помолчал и перевёл взгляд на Алишан.

— Благодарю за предложение, адара Алишан, — ответил он любезно. — Но, пожалуй, я останусь.

— Должно быть, озейн Катрино не вполне понимает, кто такие дуайры, — предположил Виргил.

Я вот точно не понимаю. Вижу только, что реакцию их упоминание вызывает неоднозначную.

— Обычные побасенки для детей малых и тёмного, необразованного люда, — парировал Филипп.

— Воля ваша, озейн Катрино, — бросила Алишан. Развернулась, открыла дверь и выскочила прочь так, словно за ней гналась орда местных злых духов.

— Тебя тоже касается, Дон. Увижу тебя рядом с Алишан и членами её семьи или услышу о Феодоре… — Виргил не договорил, но лицо сделал показательно угрожающее. Несколько секунд буравил Люсьена тяжёлым суровым взором, затем стремительно вышел вслед за Алишан, не закрыв за собой дверь.

Когда шаги на лестнице стихли, Люсьен захлопнул створку и обернулся к нам.

— Что ж, вроде отбились, — заявил подчёркнуто бодро, словно сейчас не произошло ничего особенного.

— Отбились? — не разделил его оптимизма Филипп. — Уверен? А если Алишан не ограничится отречением от… сестры?

— Кто такие дуайры? — робко поинтересовалась я.

— Разновидность тварей, являющихся из переломов, — объяснил Люсьен. — Считается, будто они принимают облик человека, ныне живущего в этом мире, но, поскольку настоящим телам их тяжело адаптироваться к иной среде обитания, они ищут того, чей облик скопировали, и вселяются в него, поглощая при том его дух, — Люсьен подошёл к дивану, сел по другую сторону от меня. Взял мою руку в свою, сжал ободряюще и внимательно посмотрел в глаза. — Но ты не дуайр. Ты чужая тень, а это не одно и то же. Да и я говорил тебе как-то, что истории о тварях из переломов — лишь сохранившиеся с давних времён байки. Тебе нечего бояться.

Не считая, что я, а со мной и оба моих сочетаемых остались на мели, бездомные, безработные и без гроша в кармане пред ликом неведомого будущего.

— Всё будет хорошо, — добавил Люсьен убеждённо.

Только я почему-то не чувствовала и толики его уверенности.