Я с подозрением уставилась на Филиппа.
Сочетаемый ответил взором глубоко оскорблённой невинности.
Молодец, однако. Ещё не знает, в чём суть дела, но взгляд мой интерпретирует правильно и реагирует соответственно. Эдак мы до вполне сносного понимания друг друга доживём.
— Кто? — уточнила я у сотрудника.
— Тот, о ком я упомянул только что. Ваш спутник, который сопровождал вас, когда вы пришли забрать портрет. К сожалению, вы не называли его имени, озелли Долстен.
— Фе… — начал Ормонд и запнулся, припомнив, что нынче я не Фе, я Вэ.
Перестав буравить Филиппа недобрым взглядом, я переключилась на Ормонда.
Следовало догадаться. Какой человек в здравом уме и твёрдой памяти, взрослый, занятой и в меру циничный, станет убивать столько времени и сил на возню с посторонними людьми, которых он видит первый раз в жизни? Второй день кряду возить взад-вперёд, словно личный шофёр, бесстрашно пускать к себе на ночлег? Каким редким, удивительным альтруистом надо быть?
А оно вон как.
Ларчик открывался просто. И ключик к нему — Феодора.
— Вы знакомы? — сообразил Филипп.
— Не то чтобы я была с ним знакома…
Филипп понимающе качнул головой, догадавшись, в чём дело, и с не меньшим подозрением посмотрел на нашего якобы нечаянного благодетеля.
— Не будете ли вы так любезны подсказать, не называла ли я имени первого своего спутника, с которым фотографировалась? — я максимально очаровательно улыбнулась сотруднику.
Тень удивления отразилась в его взгляде и исчезла, уступив место профессиональной доброжелательности и готовности исполнить любой каприз потенциального клиента.
— Мне вы его не называли. Но я слышал, как вы обращались к нему.
— Как?
— Вы называли его Костас.
— И чем этот мой Костя… Костас был так недоволен?
— Мне показалось, он не желал фотографироваться. Называл фотографию ересью и потворствованием нелепым северным придумкам…
Надо же, у них тут своя ересь есть.
— Вы настаивали, хотели, чтобы у вас остался портрет…
— Да, хотела. Спасибо большое за помощь, — поблагодарила я сотрудника и вышла.
Филипп и Ормонд за мной.
Машина притулилась у тротуара сразу за зафиром. На заднем пассажирском сидела Трина и с туристическим интересом разглядывала дома по обеим сторонам улицы.
— Значит, фото Феодора сделала в Перте… хотя я грешным делом решила, что в столице… оно как-то логичнее казалось. Столица большая, там всё есть, и затеряться проще.
— Твой… отец Феодоры родился и вырос в Перте, — негромко произнёс Ормонд.
— Какой сюрприз.
Вот вообще не удивлена. Удивляет лишь, что спонтанная телепортация перебросила нас с Филиппом в соседний Ливент, а не сразу в город, куда Феодора наведывалась не раз.
Может, действительно промахнулись?
Выходит, когда у меня с сетью случается незапланированный контакт, от меня требуется выдать точный адрес, чёткое представление, куда меня направлять. Но поскольку конкретики от недоадары не дождёшься, сеть попросту перекидывает меня и того несчастного, которому не повезло оказаться рядом, по последним часто посещаемым Феодорой местам.
Сначала перепутье и Ярен.
Теперь малая родина Феодориного отца.
В первом месте она устроила схрон.
Во втором за каким-то лешим потащила «Уикхема»… чёрт, отвыкнуть бы называть его именем книжного персонажа… Костаса фоткаться. Наверное, очень хотелось сделать селфи с возлюбленным, а смартфона с хорошей камерой под рукой не нашлось. Костя увековечивать своё брутальное чело на доисторической селке не шибко стремился, но, в конце концов, уступил любви всей жизни.
Ну, или одолжение сделал, если судить по открытой демонстрации недовольства.
— Мой паб находится неподалёку. Если желаете поговорить в тихом, спокойном месте, можно отправиться туда и там всё обсудить, — внёс конструктивное предложение Ормонд.
Мы с Филиппом настороженно переглянулись.
И согласились.
Раз уж я взялась выяснять подробности жизни Феодоры перед её побегом, то надо пользоваться любыми источниками информации. Особенно когда оные информаторы сами идут на контакт.
— Семья Дугана Долстена и сам он некогда жили тут по соседству. Собственно, он-то и выступил косвенной причиной нашего с адарой знакомства — она искала дом его семьи и зашла в паб спросить, где он находится и известно ли мне что о живших в нём людях.
Паб назывался «Дубовая корона» и выглядел ровно так, как в моём представлении должно выглядеть заведение, попадающее под это определение. Небольшой зал, чистый, тихий по раннему для питейных заведений часу. Высокие окна, выходящие на пересечение двух улиц, барная стойка, несколько столов. На стенах металлические венцы, изображающие собственно дубовые короны, и пучки сухоцветов, под потолком висели два деревянных колеса в стиле старинных свечных люстр, но с нормальными лампами. Освещение, как я подозревала, было почти повсеместно электрическим, по крайней мере, в более-менее крупных городах. Правда, в моей голове по-прежнему с трудом укладывалось, как возможно изобрести электричество — да и всё сопутствующее появлению тех же автомобилей, — однако при том задержаться или даже остановиться в развитии других отраслей. Как, ну вот как могут в одном домене на машинах ездить, а в другом на шпагах драться? В моём мире это порядка двух-трёх веков разницы, а здесь совмещают всё, сразу и в одном временном периоде.
Ещё фотографию именуют ересью и потворствованием нелепым северным придумкам.
— Она была одна?
— Да.
И где только Костю своего ненаглядного потеряла? Или Феодора не всегда ходила с ним под ручку, как Шерочка с Машерочкой?
— Озейна Долстена лично я не знал — я переехал в Перт уже после его избрания сочетаемым адары Зарины. В тот день я был здесь, в зале. Она подошла, спросила… слово за слово, и мы незаметно разговорились… я предложил выпить. Мы выпили.
Какие новые грани Феодоры открываются!
— Впоследствии она заходила ещё несколько раз…
— Зачем? — сухо полюбопытствовал Филипп.
— Расспросить о городе, о домене. Я рассказал ей о фотографическом салоне и сопровождал её, когда она вернулась за готовым портретом.
Хозяина паба и его гостей встретили приветливо, со всем радушием. По его просьбе нас посадили за стол в дальнем уголке и принесли напитки и еду для голодных, то есть для меня. Я с жадностью накинулась на картошку и жареные колбаски, пока мужчины потягивали пиво с сухариками, а Трина, едва притронувшись к поданному омлету, продолжила осматриваться на местности так, словно никогда не бывала в подобных заведениях.
Хотя кто знает, может, и впрямь не бывала. Вряд ли раньше она часто ходила по барам, а нынче, когда её и из дома-то выпускают сугубо по большим праздникам, вообще не видит ничего, кроме собственных комнат.
— А с Костей… м-м, с Костасом ты знаком?
— Нет. Я и видел его разве что однажды на фотографии.
Выходит, Федя благоразумно не светила перед новым знакомым любовью всей жизни. Или наоборот. Вдруг Костас зело ревнивый?
— Она о нём рассказывала?
— Не особо, — Ормонд усмехнулся и добавил: — Пока Феодора не сказала, что хочет сделать фотографический портрет с близким ей человеком, я вовсе не догадывался, что у неё кто-то есть.
— Что было потом?
— Ничего. Она забрала портрет и вернулась в свой домен, как сама говорила. Больше я её не видел… до вчерашнего дня.
— А папин дом ей зачем потребовался?
— Интересовалась корнями со стороны отца.
— Они ещё живы, его родители?
— Нет. Его старший брат продолжает семейное дело — у Долстенов лавка сладостей. Младшая сестра вышла замуж и сейчас живёт с супругом и детьми в южном районе Перта.
— То есть у Феодоры куча родни со стороны отца, — констатировала я.
— Верно.
— С ними она общалась?
— Немного.
И в качестве справочного бюро выбрала случайного знакомого из бара. Нет, так-то понятно почему — с дяди, тёти и кузенов, буде таковые подходящего возраста, в случае чего спросят в первую очередь, мимолётное же знакомство проще скрыть. Да и Перт не столь мал, чтобы тут все знали всех и обо всём.
— Как я понимаю, она искала дом, где можно было бы жить… не привлекая лишнего внимания.
Я отправила в рот копчик последней колбаски, прожевала.
Итак, что мы имеем?
Избалованная возможностями и свободой, дающимися не каждой адаре, юная Феодора жила себе и забот не ведала. Старшая сестра исправно приносила в семью мамонтов и не гнала младшенькую на трудовые поля. Необходимостью поскорее обзавестись сочетаемыми мозги ей не полоскали, в противном случае сейчас у неё хоть один бы да был. Как-никак она уже не молоденькая девчонка, не созревшая для брака. Насчёт ответственности по продолжению рода сказать пока ничего нельзя, изначально речь об этом могла не идти, зато позднее, когда стало ясно, что Алишан адарский род не продолжит, а Феодора что-то слишком в девках засиделась… И добро бы занималась чем-то интересным для себя, но нет, книжки почитывала, с кузиной болтала да по саду гуляла.
Я бы взвыла от такого постоянного времяпрепровождения, чесслово.
Как бы там ни было, в один прекрасный день в жизни Феодоры случился весь такой замечательный Константин… тьфу, Костас. Девушка влюбилась по уши и с головой нырнула в омут запретных отношений. Костас тёмная лошадка, даже Эсфел, которой как будто бы известно чуть больше, чем другим, не может рассказать о нём ничего определённого. Я тут за короткий срок успела перезнакомиться с несколькими мужчинами и то знаю в общих чертах биографию каждого. Кроме, разве что, Виргила, но белый ворон — отдельная песня. А Костас вроде и есть, и вроде как нет его толком. Не имей я сомнительного удовольствия лицезреть его собственными глазами и решила бы, что персонаж он сугубо вымышленный, под стать имени, коим я его нарекла по первости.
Алишан внезапного ухажёра младшенькой не оценила.
Феодора, в свою очередь, не оценила резкого неприятия со стороны сестры.
Запретные отношения стремительно трансформировались в отношения повышенной секретности. Влюблённые задумались о побеге. Как Феодора предполагала мириться с зовом, неясно. Какие на сей счёт соображения имелись у Костаса — загадка века. Очевидно, активные действия по подготовке побега предпринимала она.
Что делал Костас?
А хрен его разберёт.
Наверное, поддерживал морально.
Феодора устроила схрон у Ярен.
Наведалась на малую родину отца и отнюдь не ради укрепления родственных связей.
Искала дом?
Зачем?
Жить в Перте, на глазах родни, фактически под самым носом Алишан? Вряд ли она сюда часто заглядывала, если вообще бывала хотя бы раз, но всё равно… идея казалась странной. Мне.
А Феодоре, может, всё нормально было.
Только неясно, как с возможным переездом на ПМЖ в Бертерский домен коррелировалась идея отбытия куда подальше? Ярен упоминала, что Феодора хотела убежать как можно дальше… Передумала? Спецом рассказала Ярен версию про побег в дальние домены, чтобы никому не пришло в голову искать её в ближних? Хорошо. Тогда не разумнее ли выбрать другой город, где нет людей, знающих, кто она и откуда, и способных передать эту информацию Алишан? Столицу, например? Не всего же три города на весь Бертерский домен приходится, в конце-то концов!
— Она хотела жить одна? — вновь спросил Филипп.
— Чего не знаю, того не знаю, — Ормонд сделал глоток тёмного напитка из высокой кружки, глянул на Трину, которая, казалось, вообще не прислушивалась к разговору.
— Ты и факта знакомства с Феодорой не продемонстрировал, — напомнила я.
— Меньше всего я ожидал увидеть тебя… Феодору за стойкой в заведении моих родителей, ещё и смотревшую на меня так, будто она знать меня не знает, — спокойно пояснил Ормонд. — Ты не отреагировала на шутку и признала меня только как сына Бёрнов. Всё это было слишком странно, потому я счёл за благо промолчать и присмотреться повнимательнее. Мама рассказала о тебе, твоём сочетаемом и как вы попали в Ливент, что разнилось со всем, что мне известно о Феодоре. Она перемещалась свободно, в то время как у тебя возникли трудности. Ты просишь подвезти тебя до Перта, надеешься отправить вестника сестре, хотя у тебя очевидно нет ни монеты. И предложение навестить оборванную… — Ормонд снова покосился на Трину, но та и бровью не повела, словно сказанное никоим образом её не касалось.
— А Трина выложила правду-матку как на духу, — подытожила я. Придвинула к себе кружку с сидром, пригубила. — Что ж ты не свалил сразу, как услышал, что я не я и хата не моя?
Ормонд непонимающе посмотрел на меня, и Филипп решил побыть переводчиком:
— Не ушёл сразу, как только открылась правда.
— Не знаю, — пожал плечами Ормонд. — Пожалуй, любопытно стало.
— Куда пропала настоящая Феодора? — предположила я. — По опыту читательницы фэнтези скажу, что вариантов возможно два: или она отправилась на… в места, откуда я родом, и теперь осваивается в новых реалиях, или… душа её отбыла в лучший мир, как говорится.
— Вы с Феодорой… были близки? — задал Филипп неожиданный вопрос в лоб.
Я аж одарила его максимально выразительным взглядом. Раз сочетаемый приноровился более-менее правильно интерпретировать взгляды своей адары, вот пусть и тренируется почаще. А то ишь какой, любопытно ему, с кем там Феодора была близка, с кем не была. Ещё бы моей личной жизнью поинтересовался.
— Не особо, — признался Ормонд, не заметив истинной подоплёки вопроса.
— Она адара, какие уж тут близкие знакомства с мужчинами? — возразила я справедливости ради.
— Она адара, но сошлась с мужчиной, не являвшимся её сочетаемым, — не унимался Филипп.
— И что? Или, по-твоему, если женщина спит… сходится с мужчиной, которому не грозит стать её мужем, то всё, она теперь будет за каждым мужиком бегать и в койку его, бедолагу, тащить? Филечка, золотой мой, тебе эта логика нигде не жмёт, не?
Логика не жала, потому как с минуту мы с сочетаемым буравили друг друга упрямыми вызывающими взглядами. И на вторую пошли бы, ибо уступать никто не торопился, но Трина внезапно встрепенулась и порывисто встала из-за стола.
— Райан!
— Глазам своим не верю! — всплеснул руками самый неприятный амодар из тех, кого я успела повстречать. — И сюда вы додумались привести мою матушку?
— А что не так с моим пабом? — подчёркнуто ровно осведомился Ормонд.
— Всё не так, — заявил Райан, оглядываясь с видом «не читал, но осуждаю». — Пойдём домой, мама. Довольно на сегодня визитов и прогулок.
Что, уже? А кто мне объяснит, как управлять зафиром? Или хотя бы инструкцию выдаст? Не сказала бы, что у него интуитивно понятный интерфейс.
— Доброго дня, озейны, адара, — Райан цапнул маму за локоть и настойчиво потянул к выходу. Снял с вешалки возле двери плащ и шляпку Трины, нетерпеливо помог ей всё надеть и потащил прочь из паба.
Мы проводили две чёрные фигуры настороженными взглядами.
— Мама, неужели ты отдала свою развалюху этой вороне? Хвала всея Отцу, не придётся больше оплачивать аренду… — долетел с улицы голос Райана, прежде чем дверь паба закрылась, обрубив его излияния.
— Вот сучонок, — не удержалась я. — А ещё амодаром зовётся.
— Люди бывают разные, — философски заметил Филипп. — Амодары тоже.
Несколько минут мы молчали, сосредоточенно изучая содержимое своих кружек. Я не имела ни малейшего представления, как управлять живым транспортом, и с уходом Трины некому было поделиться со мной бесценным опытом. Засим оставалось либо и дальше ожидать явления Алишан народу, либо разбираться самой.
— Что будете делать? — нарушил Ормонд затягивающуюся паузу.
— Александр, мой… Феодорин брат, упоминал, что с зафиром адаре легче перемещаться. И раз на меня нежданно-негаданно свалился собственный транспорт, то возвращаться в Ливент и ждать у моря погоды я полагаю бессмысленным.
— Ты хочешь попробовать переместиться… в нём? — Филипп указал поднятой кружкой в сторону окон, за которыми виднелась тёмная туша зафира.
— Да.
— Тебе известно, как им управлять?
— Нет.
— Тогда как…
— Молча, Филя, молча. Или предлагаешь дальше торчать в Бертерском домене в ожидании помощи, словно хроническая девица в беде? Давай я тебя разочарую. Помощь придёт нескоро.
— Вот как? — нахмурился Филипп. — Столько дней уже минуло, неужели Алишан до сих пор не хватилась тебя… сестры?
— Алишан покинула Исттерский домен по срочным делам в день нашего выпадения и когда вернётся, неясно.
— Как ты узнала?
— Секрет фирмы.
— Что?
Ну да, сейчас возьму и расскажу о талантах Люсьена, кои я сама не особо понимаю.
— Из надёжного источника узнала, — пояснила я. Допила сидр и встала. — Что ж, спасибо, Ормонд, за хлеб, за соль и всё хорошее. Я искренне благодарна за всё, что ты для нас сделал…
— Включая сокрытие правды о Феодоре, — ввернул Филипп.
— …хотя был не обязан, несмотря на знакомство с Феодорой, — я смерила сочетаемого укоризненным взглядом. — Было бы здорово, если бы ты предупредил свою маму, что ждать нас обратно не стоит…
— Я передам, — заверил Ормонд, поднимаясь. — Но, думаю, она сама уже догадалась.
— Прошу прощения за доставленное беспокойство, хлопоты и отнятое время…
— Ничего страшного.
— Я готова всё возместить, только скажи…
— Не надо ничего возмещать.
— Хотя бы твоим родителям, — попыталась я настоять. — Всё-таки мы не один день у них жили…
— Не нужно, — возразил Ормонд.
— Ладно, — спорить я не стала.
Мы с Ормондом вышли из-за стола. Филипп с неохотой поднялся следом, не горя желанием так скоро садится в один зафир с водителем-новичком, не отличающим педаль газа от тормоза.
— Был рад знакомству… Варвара, — Ормонд протянул руку.
— Я тоже, — я подала свою в ответ.
Ормонд легко, деликатно пожал мои пальцы, сдержанно улыбнулся.
— До свидания.
— До свидания.
Я и загрустивший Филипп покинули паб и остановились возле зафира, Машина Ормонда, припаркованная позади, терялась за громоздким адарским транспортом.
— А говорил, не были близки, — негромко произнёс Филипп, не обращаясь ни к кому в частности.
— Ты это о чём?
Сквозь серую хмарь, что, похоже, затягивала небо над Бертерским доменом днями напролёт, норовили пробиться солнечные лучи, кое-где даже голубые заплатки виднелись.
— Об Ормонде.
— И что с ним?
— Заинтересовала ты его, — Филипп подозрительно покосился на паб позади. — Или Феодора… не знаю, кто из вас двоих ему больше по вкусу пришёлся.
— Заинтересовать кого-то и спать с кем-то — не одно и то же, хоть ты упрямо пытаешься подвести всё под этот знаменатель. Кстати, Ормонд производит впечатление приятного, интересного мужчины. Я не сторонница теории о «нетакусиках», потому как, увы и ах, от любого мужика можно ожидать подвоха и самых гадских сюрпризов… но если выбирать между Ормондом и Костей… я бы точно выбрала Ормонда.
Только с Ормондом Феодора встретилась слишком поздно. Не думаю, что она сразу, с первого взгляда, очаровалась случайным знакомым и позабыла о любви всей жизни, но не могла же она совсем не видеть разницы?
Могла, в том-то и дело.
Я шагнула к зафиру.
— Вот я и вернулась, хороший мой, — заворковала я, отчего Филипп скривился, будто лимон съесть успел, а коньячком не запил. — Какой ты у меня умница, хор-роший зафир, кра-асивый зафир. Давай-ка мы ещё немного покатаемся, ладненько? Поедем за город, в какое-нибудь безлюдное местечко, откуда попробуем переместиться. Куда? В Исттерский домен. Там теперь мой… наш дом. И мой, и твой. Там есть другой зафир… не знаю, правда, как зафиры осуществляют коммуникацию между собой и есть ли она вовсе… зато в доме наверняка имеется просторный комфортабельный гараж… денник… в общем, место, где зафиры отдыхают. Хочешь посмотреть на свой новый дом? Тогда поехали.
— Почему мне кажется, что адары несколько иначе управляют своими зафирами? — моими воспитательными методами Филипп не проникся.
Дверца перед нами гостеприимно распахнулась.
Я одарила Филю неверующего торжествующим взглядом.
— После вас, сударь.
Филипп залез в салон, я за ним. Дверца закрылась, и зафир поехал.
Надеюсь, туда, куда нужно.
Выехать за город и найти тихое место без посторонних глаз и ушей труда не составило. Зафир словно знал в точности, что от него требуется, где именно добыть искомое и в каком виде всё организовать. А может, и впрямь знал — не то чтобы у меня прибавилось понимания, как функционируют и коммуницируют адарские экипажи. Зафир Трины определённо понимал, что от него хочет новая хозяйка, и способ изложения моих мыслей, вопреки Филиным комментариям, препятствием не выступал. Другое дело, что Алишан при мне ни одной команды своему зафиру вслух не отдала. То ли телепатически к нему обращалась, то ли система управления всё же существовала, просто я не догадывалась, где её искать.
Филипп безропотно терпел тряску, усилившуюся на неровных загородных дорогах, и общий беспорядок в салоне. Крепко держался за ременную петлю и время от времени бдительно поглядывал в окно, дабы удостовериться в правильности выбранного маршрута.
Когда двухэтажные частные дома за оградами остались позади и впереди замельтешили поля, разделённые грядами деревьев, я попросила зафир тормознуть для оценки обстановки. Убедившись, что место подходит, я села ровнее, закрыла глаза и попыталась воспроизвести всё, что делала Алишан перед и в процессе перемещения.
Перво-наперво нужно услышать зов. А иначе к кому я обращаться-то намереваюсь?
Как назло, на сей раз я не слышала ничего похожего. Поскрипывание зафира, когда я нетерпеливо елозила в надежде принять более удобную позу, да далёкий шелест листвы на ветру — вот и всё, что долетало до моего слуха.
Зов в любом его виде — нет.
Сверкающая сеть пред мысленным взором не появлялась. Я могла бы её визуализировать, но это, наверное, не совсем то, что нужно.
А как было в гостиной Трины, почему-то не получалось.
Я ёрзала, вздыхала и, подозреваю, отчаянно, безобразно гримасничала. Без конца меняла положение, складывала руки то на коленях, то на краю сиденья, дышала как во время медитации. Ну, или пыталась дышать, как во время медитации. Ко всем прочим отвлекающим факторам пристальный, выжидающий взгляд сидящего напротив Филиппа ощущаться стал особенно остро. Сеть не являлась, зато я в мельчайших подробностях представляла выражение чела сочетаемого. Словно наяву видела эту его каплю снисходительную гримасу человека, знающего наперёд, что от оппонента не стоит ждать великих свершений, но раз бедолага пытается, то надо великодушно перетерпеть.
Может, всё-таки визуализировать? И почему в присутствии Трины зов я услышала сразу и даже из реальности на какое-то время выпала, а сейчас не получается, хоть тресни?
Попробовала вообразить себе сеть.
Местная вселенная навстречу мне не пошла.
Либо воображалка моя работала хуже, чем я предполагала.
А может, представить дом? Феодоры, не мой. Или впору действительно считать его и своим тоже? В моём мире волшебных сетей нет, и потому вряд ли мне грозило вернуться туда даже случайно.
Если мы с Феодорой неким непостижимым для меня образом поменялись местами, то как ей нынче живётся в мире, слишком непохожем на её собственный, чтобы принять безоговорочно все его отличия и особенности? Почему она вовсе провернула столь престранную комбинацию? Или даже не столько провернула согласно первоначальному замыслу, сколько усложнила в процессе. Если схрон у Ярен понять можно, то поиск жилья в Бертерском домене тут с какого боку? Ещё не абы где, а в родном городе отца, при куче проживающих там родственников. Додумалась ведь…
Зафир неожиданно резко качнуло, и я открыла глаза.
Только увидела не затенённый салон экипажа и скучающую физиономию Филиппа, а просторный светлый зал. Сияли увешанные хрустальными подвесками люстры, негромко, ненавязчиво играла музыка, скользили по блестящему расписному паркету нарядно одетые люди. И среди них я, вся такая нежная, трепетная и в белом. Ни дать ни взять первый бал Наташи Ростовой. Взгляд мой касался лиц присутствующих, но не задерживался ни на ком дольше необходимого, я с кем-то здоровалась, кому-то улыбалась и остро ощущала, как пустая эта улыбка, заученная до автоматизма, приклеилась намертво к моим губам.
К губам Феодоры.
Я медленно шла по залу, смотрела на всё и всех так, как если бы на самом деле была на том вечере, и одновременно с пугающей чёткостью осознавала, что я лишь сторонний наблюдатель, не способный ни на что повлиять. Да и как изменить то, что уже произошло?
Это прошлое.
Осколки чужой памяти, осыпавшиеся разбитым стеклом именно тогда, когда они менее всего нужны.
И нет бы что полезное всплыло, например, информация о перемещениях, а не какой-то званый вечер, будивший глухую скуку и тоску.
А потом я… Феодора увидела его… дуб… Болконского… а, чёрт, не то кино.
Костас, брутальный, суровый, как на злосчастном фото, стоял в окружении трёх мужчин и двух барышень и всем видом своим, мужественным до умопомрачения, демонстрировал, какая он душа компании. Я бы посмотрела на него с минуту, скорее из любопытства — так-то мужчина привлекательный, видный, — и пошла бы дальше.
Феодора же как прикипела к нему взглядом, так и отвести не смогла.
Несколько секунд томительного ожидания, показавшегося впечатлительной девушке вечностью, и Костас посмотрел поверх плеча стоящего перед ним собеседника. Заметил восторженно уставившуюся на него барышню и два взгляда встретились, чтобы никогда больше не расставаться. Он немедля оборвал пылкую речь, извинился перед компанией и подошёл к Феодоре. Она смущалась, бледнела, краснела и запиналась, но по-прежнему не сводила с него восхищённого взгляда. Я видела всё, однако происходящее вдруг начало набирать скорость, мелькать хаотичным набором сценок перед глазами, будто на перемотке.
Званый вечер, знакомство, беседы.
Танец.
Потом ещё один.
И жаркий шёпот на ушко, от которого сердце пустилось вскачь, — Костас изъявил желание встретиться вновь.
Они встретились. Кажется, в общественном парке, насколько возможно судить по другим людям, прогуливающимся неспешно по широким аллеям.
Раз.
Другой.
Третий… не знаю, сколько свиданий разделяло первую встречу и день, когда до Алишан дошла весть о сердечном увлечении сестры. Рандомные кадры чужой жизни прыгали перед глазами, появлялись и исчезали, порой быстрее, чем я успевала сообразить, а что это такое сейчас было и к чему фрагмент сей относить. Просто в какой-то момент лицо Костаса, выражающее должную степень обожания, сменилось искажённым гневом лицом Алишан. И уже не с Костасом я прогуливалась под ручку, не он держал меня в объятиях в укромных местах и целовал то страстно, то нежно, а старшая сестра всплескивала руками и читала нотацию в попытке донести, почему им ничего не светит. Потому что Феодора адара, потому что долг, зов, сочетания и прочие неромантичные материи, не трогающие сердце влюблённой девушки.
В тот вечер сёстры крепко поругались. Феодора не молчала, кричала в ответ, что любит Костаса больше жизни, и он её любит, и вообще, кто сказал, что адары должны подчинять само своё существование всяким глупым зовам и сочетаниям. А я не хочу, не хочу по расчёту, а я по любви хочу…
Вот, теперь в тему.
Феодора хотела свободы и чтобы птицею ввысь, прочь из золотой клетки. А Костя как нельзя лучше подходил на роль Вани-трубочиста. Во всяком случае, разница в социальном положении у них была идентичная. И собственный летающий корабль, сиречь зафир, Феодоре в обозримом будущем не грозил. Зато в обязательную программу входило трое сочетаемых и рождение дочери, что унаследует адарский дар и понесёт его дальше.
Сочетаемых в тройном размере Феодора не хотела.
Перспектива вовсе не иметь детей её печалила, но не настолько, чтобы отказаться от любви всей жизни. Что до зова, то он никогда не беспокоил её. Феодора с юных лет прекрасно контролировала себя и свои взаимоотношения с сетью и была твёрдо уверена, что так будет и впредь. А если перемещаться не слишком часто и не обременять себя сочетаемыми, то однажды зов стихнет навсегда. И когда вскоре после ссоры с Алишан Костас предложил возлюбленной сбежать, она без колебаний согласилась.