Наречённая из-за грани, или Попаданка в придачу

Глава 15

Трина хочет встретиться со мной? Но для чего? По-моему, она сказала всё, что в принципе могла рассказать с учётом моего и её состояний.

Я приподнялась, глядя на маячившую перед Ормондом фигуру в чёрном.

— Она настояла, чтобы я сей же час разыскал вас и доставил в наш дом, — добавил Райан, вытягивая шею в попытке рассмотреть в подробностях, что происходит за спиной хозяина квартиры.

Торопливо встав с дивана, я накинула одеяло на плечи — соблюдения приличий ради, потому как нижняя сорочка, в которой я спала, не столь длинна и закрыта, как ночные рубашки. Завернулась в него и босиком потопала к двери.

— Зачем? — спросила, встав рядом с Ормондом.

— О причинах мама, увы, не поведала, — Райан прогулялся брезгливым взглядом по замотанной в одеяло мне и едва заметно поморщился. То ли одеяльце не по вкусу пришлось, то ли наша ночёвка втроём в одном помещении. — Но она была очень настойчива…

— И вы так быстро выяснили, где можно найти адару, — заметил Ормонд.

— Ах, оставьте, озейн Бёрн, — небрежно отмахнулся Райан. — В Перте не слишком много железных самоходок, и разыскать их владельцев труда не составляет.

— С утра пораньше? — Ормонд бросил выразительный взгляд в сторону окна.

За незашторенными стеклянными створками вяло тлело мглистое сизое утро.

— Скорее с вечера попозже. Но ехать сюда среди ночи я счёл неразумным. Так вы навестите мою матушку, адара?

— Ну… — растерялась я. Зачем-то оглянулась на Филиппа, однако он понимал не больше моего. — Наверное… а когда?

— Желательно сейчас, адара, — визгливо отрезал Райан. — Не знаю, как обстоят дела у ваших сочетаемых, но я занимаю важный пост в городской ратуше и должен являться на службу вовремя. И перед вашим домом меня ожидает наёмный экипаж…

— Тогда не тратьте своё драгоценное время и отправляйтесь на службу, — любезно предложил Ормонд. — Когда адара будет готова, она сама приедет к вашей матери. Адрес нам известен, не беспокойтесь.

— Наш адрес половине Перта известен, можно подумать, мы там развлекательное заведение какое держим, публике на потеху, — огрызнулся сын Трины. Несколько секунд буравил меня негодующим испепеляющим взором, словно популярность их адреса целиком и полностью моя вина, затем поджал губы и перевёл помрачневший взгляд на Ормонда. — Что ж, как пожелаете. Надеюсь, вы не задержитесь с визитом и не станете излишне докучать матушке. Доброго дня.

— Доброго, озейн Ферворт, — отозвался Ормонд и захлопнул дверь.

— И чего же озел Ферворт хочет от тебя? — поделился Филипп удивлением.

— Мне-то откуда знать? — обернулась я к сочетаемому. — Может, решила ещё что-то добавить к уже рассказанному.

— Всё же я не вполне понимаю, как она смогла увидеть…

— Полагаю, так же, как другие адары видят мировую сеть.

— Но ты её не видишь.

— Вчера видела. И если пойму, как с нею управляться, то и перемещаться смогу… наверное.

— Прозвучало на редкость ободряюще, — Филипп откинул голову на спинку кресла и обречённо посмотрел в потолок.

— Что поделать, с первого захода чужую магию попаданки осваивают только в книгах.

Ормонд с немалым интересом выслушал наш с Филиппом обмен мнениями, однако вмешиваться и выспрашивать подробности не стал.

Собрались мы быстро. Откладывать дело в долгий ящик смысла я не видела, да и нам с Филиппом ещё в Ливент как-то возвращаться надо, хорошо бы сегодня. Не то чтобы оно обязательно, возвращение это, но не могли же мы и дальше оставаться у Ормонда? Он и до дома Фервортов снова нас довёз, по собственному почину причём. Ни я, ни Филипп ни о чём таком его не просили, даже не намекали.

Правда, и не отказались.

И как объяснить Филиппу в доступной форме наш с Люсьеном сеанс связи, я не придумала. Так бывает, что человек может прийти в чужой сон и переговорить со спящим, как если бы оба бодрствовали? Или сноходческие таланты Люсьена не шибко распространены и потому могут вызвать неоднозначную реакцию у тех, кто не в теме? Это проявление магии, не связанной с адарами, или способность сия встречается только у амодаров?

Я склонялась ко второму варианту.

На сей раз дверь открыла бледная девушка в строгом тёмно-синем платье, мельком замеченная мной накануне. Робко поздоровалась, без возражений пропустила наше трио в дом и проводила на второй этаж, в знакомую гостиную, где служанка Магда подавала Трине чёрный плащ и перчатки.

— А, вот и вы, — Трина улыбнулась нам, будто дорогим и желанным гостям. — Сколь полагаю, вы на механизированной самоходке прибыли?

— Да, — подтвердила я.

— Чудесно. Вы не возражаете, если мы все совершим небольшую прогулку? — она повернулась к Ормонду и назвала адрес. — Вам известно, где находится это место?

Ормонд помолчал чуть, вспоминая, и кивнул.

— Прекрасно. Туда и поедем, — Трина надела плащ, взяла перчатки и указала на выход.

Магда проводила нас сердитым взглядом, но от комментариев в спину воздержалась — вероятно, получила от господина наказ не препятствовать капризам Трины и гостей. Мы покинули дом и сели в машину, бледная девушка закрыла за нами дверь.

— Давненько я не покидала стен дома, — заметила Трина, как только автомобиль повернул на соседнюю улицу.

Она передвинулась ближе к окну и с живым интересом всмотрелась в проплывающие мимо здания. Филипп, сидящий рядом с ней на заднем пассажирском, с опасливым подозрением наблюдал за адарой. Я же так и занимала машинально переднее сиденье, и никто не возражал.

— Вы совсем не выходите из дома? — уточнила я осторожно.

— Иногда сижу в нашем садике, но он невелик. А пределы дома покидаю редко. Да и зачем? Быть оторванной от сети всё равно что быть заклеймённой и клеймо это не вытравишь, не скроешь, как ни старайся. Райан настаивает, чтобы я не показывалась без нужды на улицах и перед соседями… боится новых сплетен.

— С такой позицией ему следовало бы жить где-нибудь на отшибе, за городом.

— Вероятно, — согласилась со мной Трина. — Но ему хотелось чего-то добиться, получить хорошую должность, быть замеченным важными людьми, а едва ли подобное возможно за городом, в сельской глуши. Я позволила ему поступать согласно собственным устремлениям. Он и так немало пострадал из-за того, что со мной произошло.

— Позвольте узнать, куда мы всё-таки едем? — вмешался Филипп.

— На окраину Перта, — ответил Ормонд.

— Но для чего?

— Хочу отдать то, что больше не принадлежит мне в полной мере. Мне он больше не пригодится, Райану без надобности, — в негромком голосе послышалась мимолётная горькая усмешка. — Нет у меня ни сестры, ни дочери, которым можно было бы передать… иссох ещё один род адар.

Если у Трины нет близких родственниц по крови, наследующих дар и способных передать его своим дочерям, буде таковые, то её род адары и впрямь зачах, причём задолго до потери связи с мировой сетью. Даже если её сын успел настрогать кучу дочерей, силу бабушки они всё равно не получат.

Удивительно, как при таких вводных данных да с учётом отсутствия новых родов адары вовсе не вымерли как мамонты.

— Старшие рода сильнее, крепче, — продолжила Трина, словно подслушав мои мысли. — Чем больше сочетаемых, тем выше вероятность, что родится девочка и не одна. Сколько у той, другой, близких родственников?

— Старшие сестра и брат.

— Сколько сочетаемых у её матери?

— Двое вроде.

— Вот видишь.

— Люс… один из моих сочетаемых амодар, — решила я немного разобраться в тонкостях генетики адар. — Муж, то есть сочетаемый у его матери один, но детей двое, он и его сестра.

— Девочки среди нас рождаются чаще, нежели мальчики, и это наше благословение. Сын — это всегда риск, пустоцвет.

Смешка я не сдержала.

— Что забавного? — немедленно потребовал деталей Филипп.

— Там, откуда я родом, пустоцветами пренебрежительно называют женщин, не могущих или не желающих рожать детей, — охотно пояснила я. — Главное же предназначение женщины «паприроди» — дитачки… дети, кухня и цер… следование религиозным заветам. Я не против детей и не считаю себя чайлдфри, но вот это вот настойчивое «рожай, рожай, а иначе ты не женщина и потом всенепременно будешь ночами в подушку рыдать»… бр-р! И это в наше-то вроде как продвинутое время!

Ормонд недоумённо покосился на меня, слегка выпав в осадок от количества непонятных слов, и поспешил сосредоточиться на дороге.

— Этих порядков по многим доменам и по сей день вдосталь, — отозвалась Трина спокойно. — Однако редко какая адара, даже старшего рода, может посвятить себя лишь семейному очагу да детям. Не только потому, что таковы наш долг и обязанности перед этим миром. Но потому, что сеть зовёт нас… И редкая адара способна нарожать столько детей, сколько дано другим женщинам.

— Почему? — я обернулась к собеседнице.

— Не дано.

— А родить адара может только от сочетаемых или от любого мужчины?

— Только от сочетаемых.

— А пере… изменить сочетаемым с другим мужчиной, не сочетаемым, может? — продолжила я расспросы.

Филипп возвёл очи горе.

— Если таково её желание, — Трина с лёгким удивлением взглянула на меня. — Нити, что соединяют адару и её сочетаемых, не оплетают каждого столь плотно, что не шевельнуться. Каждый свободен в своих желаниях, каждый волен решать за себя.

— Будучи привязанным к адаре? — усомнился Филипп.

— То связь, а не привязь, — парировала Трина.

— Так радуйся, сможешь, как раньше, девиц иметь направо и налево и ничего-то тебе за это не будет, а я даже пиндюля под задницу твою аппетитную дать не смогу, — я отвернулась, поймала ошалевший от услышанного взгляд Ормонда и принялась копаться в памяти, перебирая вопросы, которые можно, пользуясь случаем, задать.

Значит, залететь от постороннего мужчины адара не может. То есть забеременеть от ненаглядного своего Феодора не опасалась.

С одной стороны.

А с другой, по-прежнему неясно, на что она и её возлюбленный рассчитывали. Они могли бы пожениться, как обычные пары, но детей у них не будет. С любовью всей жизни ли, без, однако зов никуда не денется и рано или поздно потребность в сочетаемых станет насущной.

— Сочетаемые служат адаре своеобразным якорем, — повторила я уже известные тезисы. — Чем сильнее адара, тем больше ей требуется сочетаемых. А если один из сочетаемых… умирает?

— Ей придётся опираться на оставшихся.

— А если он изначально был один?

— Значит, адара не так сильна. И если она достаточно зрела и опытна, то ей проще будет научиться обходиться без него. Кто слабее, для тех зов не столь силён, да и с опытом приходит умение отгораживаться, обращаться к сети лишь тогда, когда она нужна.

— А если адара, у которой нет ещё ни одного сочетаемого, вдруг влюбится и решит соединить жизнь с объектом воздыхания, которому ну никак не стать её сочетаемым?

— Тогда эта адара глупа и обречена, — отрезала Трина.

— Но она любит его, — растерялась я от столь категоричного ответа.

— Каждая адара слышит зов с рождения, лишь не осознаёт в полной мере по малолетству. Постепенно она учится понимать его, управлять им себе на благо. Он останется с ней до конца, пусть на склоне лет и обратится шёпотом. Только подобные мне перестают слышать его… но, даже оглохнув в одночасье, мы не лишаемся зрения. Так скажи мне, каково будет жить этой адаре, если однажды зов обретёт силу, противостоять которой она не сможет?

— А если она научится отгораживаться… или станет жить как адары, потерявшие своего единственного сочетаемого…

— Если не столь сильна, то может попытаться. Но зачем? Или ей ни один из сочетаемых не пришёлся по нраву?

Вряд ли Феодора заранее просмотрела варианты. Суженого-ряженого я попросила показать, Феодора-то, поди, ничего подобного не ляпнула бы, и сочетаемый мог ей явиться в более чем товарном виде. А много ли впечатлительных юных барышень отказались бы от Филиппа, предъяви им его фото в анфас, профиль и полный рост без одежды? И Люсьена пусть никто не звал, он сам пришёл, но собой парень недурён. И по отцу Феодоры, насколько я успела его разглядеть, видно, что сочетаемым её матери он стал отнюдь не в преклонном возрасте и в молодости наверняка был интересным мужчиной. Алишан, вон, тоже на сочетаемого не жаловалась, наоборот, даже полюбила. Посему напрашивался вывод, что совсем неликвид зеркало не предлагает, и шансы получить в наречённые приятного мужчину не ниже, чем встретить такового в обычной жизни, и предубеждения по отношению к многомужеству у Феодоры быть не должно.

Тем не менее она нашла товарища с сомнительными моральными принципами и сбежала с ним, зная прекрасно, какая жизнь ждёт её при таком раскладе. И почему Феодора так долго вовсе обходилась без сочетаемого?

Окраина Перта выглядела именно окраиной. С одной стороны сбились в кучку с десяток одноэтажных серых зданий с плоскими крышами, с другой тянулся под уклон вялый грязно-зелёный лужок. Здания нежилые, без окон, с массивными чёрными дверями, увенчанными навесными амбарными замками. Трина долго разглядывала каждое, пока наконец не указала на предпоследнее. Не дожидаясь нашей реакции, она уверенно к нему направилась, расстегнула плащ и достала из кармана платья ключ. Филипп в несколько широких шагов догнал её, забрал ключ и сам принялся возиться с замком. Провернул ключ, снял замок, и Трина открыла одну створку. Обернулась ко мне, поманила лёгким жестом.

— Иди же сюда скорее.

Я вопросительно посмотрела на Ормонда. Тот неопределённо пожал плечами.

— Сколь мне известно, здесь сдают помещения…

— Что-то вроде складов?

— Да.

Филипп заглянул внутрь и распахнул дверь во всю ширь. Я шагнула к входу, угадывая в падающем снаружи свете очертания чего-то громоздкого, сокрытого в тёмной глубине.

— Здравствуй, — прошелестел из сумрака печальный голос Трины. — Прости меня. За то, что бросила здесь… вот так… и не навестила ни разу за эти годы…

Твою ж…

Зафир.

Настоящий. И похожий на транспорт Алишан, и отличающийся неуловимо даже в полумраке.

— Это… ваш зафир? — я осторожно прошла внутрь.

— Был когда-то, — Трина стояла у задней части экипажа и ласково гладила дверцу.

— А сейчас?

— Ныне взору моему открыты лишь сети, что плетёт каждый человек, а много ли даёт это виденье ему? Да и другим оно тоже без надобности.

— Почему? Как по мне, так способность неплохая… в хозяйстве точно пригодится.

— Для того есть око.

— Орум… зеркало Алишан не признало во мне чужую тень, — я приблизилась к зафиру.

— Виденье моё бывает причудливо и открывает порой… нежданное, — покачала головой Трина. — Дай мне руку.

Я дала.

Хотя, наверное, не стоило так слепо следовать каждой просьбе этой женщины…

Трина стиснула моё запястье, с силой, неожиданной для столь хрупкой фигурки, дёрнула меня на себя и прижала мою ладонь к холодному ребристому боку зафира. Возмутиться и высвободить конечность я не успела. Неровная поверхность под ладонью дрогнула раз-другой, будто где-то в глубине кареты скрывалось бьющееся сердце, и начала стремительно нагреваться. Кожу закололо сотнями крошечных игл, я всё-таки попыталась отстраниться, но Трина держала крепко, надавливая на кисть.

— Потерпи, — негромко велела Трина. — Тебе, чужой тени, запутавшейся в чужой паутине, нужен свой проводник. Ему, лишённому своей адары и брошенному, нужна другая, та, кто вновь направит его по нитям в путь.

— Вы что, собираетесь отдать мне ваш зафир? — сообразила я.

— Верно, маленькая тень.

— Но он ваш!

— Варвара? — донёсся с порога встревоженный голос Филиппа. Разглядеть в потёмках в подробностях, что происходит у дальней стены импровизированного гаража, он не мог, только догадывался по шевелению наших фигур.

— Порядок, не парься, — крикнула я.

— Я не парюсь… Всея Отец, да что же в вашем домене за выражения престранные?

— Разве зафир не принадлежит только одной адаре?

— Мне он больше не принадлежит, — спокойно ответила Трина. — А ты, чужая тень, едва ли сможешь претендовать на зафир, принадлежащий роду той, другой.

Стенка ощутимо раскалилась, рискуя приятно разнообразить мою жизнь ожогом. Я дёрнулась повторно, и экипаж дрогнул снова, скрипнул и пришёл в движение. Трина разжала пальцы, и я отшатнулась, схватилась за горящую ладонь. Повернулась к свету, разглядывая болезненно покрасневшую кожу.

— Если род адары иссох и некому передать её зафир, то его предают огню. Порой вместе с ней, когда придёт её час. Такова была его участь — быть сожжённым вместе с той, кто бросила его. Но появилась ты… и вы можете обрести друг в друге то, что потеряли когда-то… или не имели.

Поскрипывая и покачиваясь, зафир выехал из гаража. Филипп вовремя убрался с его дороги, проводил изумлённым взглядом и шагнул ко мне.

— Пора начинать париться? — уточнил он настороженно.

— Пока не уверена, но на всякий случай подготовься, — я вышла вслед за самоходкой, остановившейся посреди грязной площадки.

При сером свете дня стало видно, что зафир Трины крупнее зафира Алишан, более вытянутый, не столько тыква, сколько кабачок, и с высокими колёсами. У зафира Алишан они вроде поменьше, не такие громоздкие. И цветом самоходка темнее, ближе к коричному.

Отлично. Всю жизнь мечтала о большой машинке.

Дизайна наполовину средневекового, наполовину сказочного.

— Райан настаивал, чтобы предать его огню как можно скорее… так мне будет легче, говорил мой сын, — Трина встала рядом со мной и Филиппом, с неизбывной грустью рассматривая зафир. — Я не смогла… лишь нашла это место и бросила его здесь, словно вещь ненужную… а сыну сказала, что если только со мной. Для него это глупость, конечно. Он никогда не хотел быть амодаром, едва переносил всё, что с этим связано… хотел быть обычным человеком, как все.

Ормонд замер в сторонке, то удивлённо поглядывая на нас, то с любопытством изучая чудо адарской техники вблизи.

— Он твой, чужая тень.

— Мой? — повторила я недоверчиво. — Но у меня прав нет… то есть я водить не умею… то есть не умею управлять зафирами.

— Научишься.

— Как?

— Как учится всякая адара. Не думаешь же ты, что каждая из нас рождается с нужными знаниями и умениями?

— А… техосмотр ему требуется? Всё-таки столько лет на приколе…

Трина приблизилась к зафиру, ласково потрепала его, будто собаку за ухом, по боковой стенке, и дверца перед нами распахнулась. Я сделала шаг к самоходке, заглянула внутрь. Салон от зафира Алишан не отличался, те же сиденья друг против друга, ящики под ними, кожаные петли по углам, обитые мягкой тканью стены. Только всё потрёпанное, потёртое, повидавшее немало на своём веку. Занавески на окнах висели давно нестиранными тряпками, на полу мелкий сор.

— Он… — я о-очень осторожно коснулась дверцы.

Тёплая.

Не обжигающе горячая, как была только что, а комнатной температуры.

— Он живой?

— Он видит, слышит, чувствует и понимает куда больше, нежели принято считать. Впрочем, его нельзя назвать живым в полной мере, он не жив в том смысле, который обычно вкладывается в это определение.

Передо мной появилась подножка. Просто взяла и гибкой юркой змейкой выскользнула изнутри, чтобы в мгновение ока сложиться в крепкую, металлическую на вид конструкцию, какая бывала в обычных каретах. Я нерешительно поставила на неё ногу, неловко забралась в салон и опустилась на пропылившееся сиденье. А в зафире Алишан я даже внимания не обращала, откуда подножка берётся.

— Они по наследству передаются, что ли?

— Да. Если есть кому передать.

А если нет, то в костёр.

Нерационально как-то.

Зато понятно, почему у Феодоры нет личного транспорта. Зафир их матери перешёл по старшинству к Алишан, а Феодоре досталась вдохновляющая перспектива получить его когда-нибудь от сестры. Или передать своей дочери, буде таковая.

Внезапно дверь захлопнулась, зафир резко качнулся, отчего я кулем повалилась на сиденье, и, бодро поскрипывая, покатил… куда-то.

— Эй! Ты что? А ну вернись! Фу! К ноге!

На команды зафир не среагировал. На долетевшие снаружи мужские крики тоже.

Кое-как выпрямившись, что сделать в нещадно трясущемся транспорте несколько затруднительно, я встала коленями на сиденье и приникла к заднему обзорному окну, узкой полосой тянущемуся выше уровня голов сидящих. Как раз успела понаблюдать, как Трина с печальной улыбкой машет рукой удаляющемуся зафиру, а мужчины бегут за экипажем, перемежая вопросы, какого хрена происходит, с требованиями немедленно остановиться и не вполне цензурным личным мнением на сей счёт. Несмотря на тряску и подозрительные скрипы, зафир стремительно набирал скорость, словно торопясь покинуть место своего заточения. Ловко обогнул машину Ормонда, припаркованную в стороне от зданий, и поехал в город. Я плюхнулась попой на сиденье, дёрнула ручку на одной двери.

Не открывается.

Передвинулась к двери с другой стороны.

Безуспешно.

Чёрт, а за зафиром Алишан я подобного своеволия не замечала ни разу.

Или каков владелец, таков и транспорт? Вон, домашние животные со временем становятся похожи на хозяев — или хозяева на своих питомцев, — так чем наполовину живые самодвижущиеся кареты хуже?

А может, с ним поговорить надо?

— Понимаю, ты, наверное, устал стоять в гараже, в темноте, одиночестве и духоте, и теперь тебе хочется на волю, колёса размять, покататься, — начала я нарочито ласковым тоном увещевать неразумный экипаж. — Но тут такое дело… я пока не готова ездить на тебе… в тебе… с тобой неизвестно куда. Я ещё не умею управлять тобой, Трина мне не выдала инструкцию по эксплуатации… кстати, а чем тебя кормить? Ну, или заправлять?

Ответа я не дождалась. Зафир ехал по улицам Перта, привлекая внимания куда больше, чем все местные автомобили, вместе взятые. Прохожие с удивлением и непониманием таращились на проносящуюся мимо адарскую карету, конные экипажи тормозили, не зная, как объезжать нежданное это явление. Впрочем, зафир с правилами дорожного движения, если таковые вовсе существовали, неплохо управлялся сам, без участия водителя. Ловко маневрировал, обгонял экипажи, сбрасывал скорость на поворотах, перекрёстках и перед переходящими дорогу людьми. Куда направлялся, неясно по-прежнему. Поначалу я решила было, что едет он к дому Фервортов, но сколько зафир ни колесил по городу, на искомую улицу так и не выехал. За неимением лучших идей я смотрела в окно, разглядывала дома и пыталась если не сообразить, какова конечная цель причудливого этого маршрута, то хотя бы запомнить, куда меня везут. Понятно, что ни первое, ни второе не удавалось, однако надо же чем-то заниматься…

В какой момент взгляд зацепился за огромную, занимающую немалую часть фасада, вывеску с изображением камеры фотоаппарата?

Дополненная аршинными буквами вывеска появилась и исчезла в вихре скорости разогнавшегося зафира.

— Эй, стоп! Тпру-у! — я замолотила ладошкой по стене. — Стой, кому говорю! Да остановись же, это очень-очень важно!

Зафир остановился. Да так резко, что меня швырнуло на сиденье напротив.

— Предупреждать надо… этак и покалечиться недолго, а подушки безопасности тут вряд ли предусмотрены.

Зафир покачнулся.

Это он по инерции или так со мной разговаривает?

Я выглянула в окно.

— Можешь сдать назад? Я увидела фотоателье… а-а, ты, наверное, не понимаешь, что такое фотоателье.

Понимал ли, нет, но назад послушно сдал.

Жаль, резковато только.

Зато когда я поднялась с пола, на который благополучно улетела, привлёкшая внимание вывеска была прямо передо мной.

— Спасибо. А выйти я могу? Я на минуту и сразу вернусь, чесслово.

Дверь распахнулась.

— Молодчинка, — похвалила я свежеобретённый транспорт и с трудом спустилась на тротуар.

«Фотографический салон мастера Трюдо».

Хорошее имя, в самый раз для вывески.

Полюбовавшись на выставленные в витрине портреты людей и городские виды, я толкнула дверь и под звон колокольчика вошла в салон.

Зал мал, с одной стороны стенд с фотографиями всех размеров и видов, с другой деревянная стойка, с третьей прикрытый плотной синей шторой проём. Я шагнула к стенду, разглядывая снимки. Большие, примерно формата А4, и маленькие — ещё меньше и будет наше фото на паспорт. Холодные чёрно-белые и в мягких коричневых тонах. Люди по одиночке, парами и группами, все неизменно с суровыми, сосредоточенными лицами. Городские достопримечательности и пасторальные пейзажи. Широкая полоса песчаного пляжа и убегающая вдаль морская гладь, что совсем неожиданно, потому как взаимоотношения туземного населения и океанской стихии для меня оставались загадкой.

— Добрый день, озел. Желаете заказать фотографический портрет?

Я обернулась к вынырнувшему из-за шторы мужчине в чёрном костюме, невысокому, немолодому и седеющему.

— Добрый день. Вы не могли бы подсказать, много ли в Бертерском домене фотоателье… фотографических салонов?

Фотография существует — факт. Дело это очевидно не самое распространённое, немного экзотичное, сродни автомобилям. И, подобно тем же машинам, внимание невольно привлекающее.

— Я имею в виду, часто ли они встречаются. Например, сколько в Перте салонов?

— Сколь мне известно, один, — растерялся мой визави и отчего-то пристально присмотрелся ко мне сквозь стёкла круглых очочков.

— А в Бертерской столице?

— Озелли Долстен? — недоверчиво уточнил собеседник и даже приблизился ко мне.

— Что, простите?

— Озелли Долстен, конечно, это вы.

Долстен, Долстен… знакомое что-то.

Точно! Это фамилия отца Феодоры.

— Вы меня знаете?

— Я вас помню. Ваше лицо… — мужчина неопределённо поводил рукой передо мной. — Оно весьма приметно и узнаваемо.

А я-то всегда считала, что выгляжу вполне себе обыкновенно и впечатление произвожу особы незапоминающейся.

— К тому же ваш спутник был… не слишком-то всем доволен, — тише добавил он и огляделся. — Вы одна?

Окно на двери и витрины изнутри прикрыты занавесками, и увидеть зафир на улице мужчина не мог.

— Да, — я глянула на чёрный пиджак, но бэйджики ещё не изобрели, и оставалось лишь догадываться, простой администратор передо мной или сам мастер Трюдо. — Простите, а не подскажете, когда я была в вашем салоне в прошлый раз? Знаете, память девичья, тут помню, там не помню, здесь селёдку заворачивала…

Думал мужчина недолго.

— Около двух месяцев назад. Если желаете, я могу проверить списки и назвать точные даты ваших визитов…

— Необязательно. То есть я тут была больше одного раза?

— Разумеется. Для сеанса фотосъёмки и несколько дней спустя, дабы забрать готовый портрет. Следует признать, что другой ваш спутник был куда любезнее того, с кем вы фотографировались.

Фоткалась Феодора с «Уикхемом». А второй откуда взялся? Может, Феодора была с братом и ему известно больше, чем он показывал?

С улицы донёсся пронзительный гудок клаксона и протестующий скрип зафира.

Затем опять непечатное мнение.

Потом открылась дверь, и зазвенел колокольчик.

Молодцы, быстро догнали.

— А-а, вот и он! — невесть чему обрадовался сотрудник салона, обернувшись к ввалившимся в зал Филиппу и Ормонду.