Народные движения в Северной Африке и королевство вандалов и аланов

Введение

В конце XIX — первой трети XX в., когда германский разбойничий империализм стремился захватить французские колонии в Африке, немецкие буржуазные историки, поставив историю ему на службу, превозносили вандальское завоевание Северной Африки, приписывая ему освободительный характер. Французские историки, возражая им, восхваляли римское господство в Северной Африке и показывали отрицательные последствия вандальского завоевания.

После второй мировой войны, когда поднялась народно-освободительная борьба в Африке, европейская буржуазия, сплотившаяся в едином блоке, потребовала от своих историков писать хвалебные работы, посвященные европейскому господству в Африке во все времена ее истории. Поэтому и появились во Франции утверждения об укреплении и расширении вандалами владельческих нрав колонов (И. П. Бриссон), о сохранении ими в стране прежних законов, обычаев и образа жизни (Ш. А. Жюльен), а отрицательное отношение к вандалам заменялось упреками, что они недостаточно заботились о сохранении римского наследия и не помешали мавро-берберам расширить их владения. Острие новых работ направлялось не против вандалов, а против мавро-берберов. Только на них стала возлагаться вина за хозяйственный упадок Северной Африки и превращение ее в кочевую зону.

Западногерманские историки пишут о сердечном отношении «мелких людей» к вандалам (Г. Шрайбер), о симпатии народных масс к ним (И. Фогт). Хвалебный голос раздался в 1968 г. со страниц еженедельника неонацистской ИДП «Deutsche Nachrichten» (№ 10. S. 7), восхищавшегося твердостью характера вандалов, их грубой силой, установленными ими порядками. Подобные взгляды пропагандировал в 30-х гг. К. Штепа, идеализировавший германские вторжения в римские провинции, утверждавший, будто местные крестьяне помогали завоевателям, поскольку получали возможность отомстить своим угнетателям. Развивая эти положения, А. Г. Бокщанин в книге «Древняя Греция и Древний Рим» (М., 1950. С. 153) писал, будто аланов и вандалов призвали в Северную Африку восставшие жители.

Авторы этих утверждений не приводят точных и бесспорных фактов для их обоснования, а изрекают их как догму. Нередко это делается ради пропаганды тоталитаризма, культа грубой силы и насилия. Поэтому объективное освещение событий в Северной Африке в IV–V вв. является актуальной задачей исторической науки. Особого внимания заслуживают предпосылки появления вандалов в Африке, обусловленность образования их королевства обострившейся до предела классовой борьбой и стремлением двух группировок господствующего класса использовать вандалов для подавления революционных движений, защиты от наступления мавро-берберов и в борьбе друг против друга.

Значительной преградой для выяснения этих вопросов является господство в историографии теории, из которой следует, будто угнетенные массы римских провинций в V в. призывали варваров и становились их союзниками в завоевательных походах, составляя их главную силу. Выдвинул ее Фюстель де Куланж в статье «Германские завоевания в V веке, их характер и результаты», напечатанной в журнале «La Revue des Deux mondes» 15 мая 1872 г. Позже статья вошла во второй том его шеститомного труда «Общественный строй древней Франции». Статья была написана по заказу версальцев с целью снять вину с буржуазного правительства Франции за национальную измену и переложить ее на революционные массы, провозгласившие Парижскую коммуну, и тем самым оправдать кровавый террор против коммунаров. Поскольку фактов для такого обвинения не было, Фюстель де Куланж взялся обосновать его ссылками на далекое прошлое, подвергая его фальсификации.

По примеру буржуазной прессы, ложно обвинявшей коммунаров в сговоре с пруссаками, Фюстель де Куланж писал, будто во время вторжения германцев в V в. в римские провинции угнетенные массы были в сговоре с ними. По его словам, «когда германский вооруженный отряд проходил с огнем и мечом через какую-нибудь область в империи, то множество туземных жителей сами сбегались к варварам и увеличивали собою их ряды. Это были беглые рабы, оставившие свои участки, колоны, люди, потерявшие свое состояние, вообще всякого рода недовольные, которые встречаются в каждом обществе… Быть может, даже эти люди являлись самыми жадными и жестокими среди опустошителей. Они подстрекали варваров к грабежу, руководили их движениями, направляя их к наиболее богатым городам или открывая варварам их ворота. Быть может, они составляли главную силу в составе разбойничьих шаек»[1].

Свою теорию Фюстель де Куланж создал с помощью весьма распространенного и наиболее несостоятельного в науке приема: тенденциозно подобрав единичные факты и вырвав их из конкретной действительности, он дал им самое произвольное толкование. Так, из факта признания епископом Ремигием власти франкского короля Хлодвига, он сделал вывод: «Хлодвиг, вероятно, встретил на своем пути не одного епископа, который, подобно Ремигию, готов был признать его власть, и не один город, который считал выгодным отворить ему ворота»[2]. Нахождение в вестготском лагере бывшего императора Аттала он считал доказательством пребывания в нем множества галло-римлян. Вместе с тем он пренебрег многочисленными фактами упорного сопротивления рабов, колонов и плебеев завоевателям-варварам и поставил под сомнение факты длительного сопротивления жителей Парижа, Нанта и Вердена завоевателям-франкам.

После Фюстель де Куланжа его приемы широко использовали историки различных школ и направлений, поскольку лучше всего оплачивается то сочинение, в котором фальсификация истории наиболее соответствует интересам буржуазии. Факт бегства на сторону гуннов некоего врача Евдоксия, находившегося в Арморике во время восстания багаудов, был объявлен доказательством союза багаудов с гуннами (Д. М. Петрушевский, А. Д. Дмитрев, Г. Риль). Для большей убедительности Дмитрев придумал, будто Евдоксий был тайным руководителем багаудов, а Риль объявил его интеллектуальным вождем багаудов. Тем самым вина за кровавое гуннское вторжение в Еаллию перекладывалась на багаудов, тогда как в действительности багауды вели длительную борьбу против гуннов и участвовали в их разгроме на Каталаунских полях 21 июня 451 г. Факт предательства епископа г. Марга, ночью открывшего ворота города гуннам, был объявлен доказательством союза городских плебеев с гуннами (А. Н. Бернштам). Появились необоснованные утверждения, будто рабы, колоны и все недовольные переходили на сторону варваров, вторгавшихся в римские провинции, и будто 24 августа 410 г. рабы открыли вестготам ворота Рима (И. М. Ереве, К. А. Иванов, Д. М. Петрушевский, К. Штепа, А. Е. Бокщанин, А. Джонс, К. Еордой, И. Фогт). Еерманофильские историки, используя и перефразируя утверждения Фюстель де Куланжа на свой лад, изображали германские завоевания как революцию, а сопротивление народных масс чужеземным завоевателям замалчивали или осуждали.

Теория Фюстель де Куланжа взята на вооружение буржуазными историками ряда стран для выполнения социального заказа своих правительств, заинтересованных в дискредитации революционных движений трудящихся, в изображении их как результата враждебных происков извне. Такая демагогия и запугивание обывателей внешней опасностью помогают этим правительствам увеличивать налоги и военные бюджеты, уменьшать ассигнования на социальные нужды и наступать на права трудящихся.

В настоящем учебном пособии эта теория будет подвергнута тщательной проверке на фактическом материале, относящемся к Северной Африке. Предпринятые автором исследования позднеантичной и раннесредневековой европейской истории, обобщенные в двух монографиях и множестве статей, показали несостоятельность этой теории и ввели в научный оборот массовые факты сопротивления угнетенных масс завоевателям-варварам, что вызвало резкую голословную реакцию ее сторонников (Л. Г. Бокщанина, А. М. Ременникова, Е. В. Гутновой и Ю. К. Колосовской), которые так и не привели точных и бесспорных фактов для обоснования защищаемых ими обветшалых догм.