ФОЛЬКЛОР ГОРОДСКИХ ПРАЗДНИЧНЫХ ЗРЕЛИЩ

РАЕК

ПЕТЕРБУРГСКИЙ РАЕК

I

А вот, извольте видеть, господа,

Андерманир штук — хороший вид:

Город Кострома горит;

Вон у забора мужик стоит — с[...]т;

Квартальный его за ворот хватает, —

Говорит, что поджигает,

А тот кричит, что заливает.

А вот андерманир штук — другой вид:

Петр Первый стоит;

Государь был славный,

Да притом же и православный;

На болоте выстроил столицу [...],

А вот андерманир штук — другой вид:


Город Палерма стоит;

Барская фамилия по улицам чинно гуляет

И нищих тальянских русскими деньгами щедро наделяет;

А вот, извольте посмотреть,

Андерманир штук — другой вид:

Успенский собор в Москве стоит;

Своих нищих в шею бьют,

Ничего не дают.

II

Подходите, подходите,

Да только карманы берегите

И глаза протрите!..

А вот и я, развеселый потешник,

Известный столичный раешник,

Со своею потешною панорамою:

Картинки верчу-поворачиваю,

Публику обморачиваю,

Себе пятачки заколачиваю!..

А вот, извольте видеть, город Рим,

Дворец Ватикан,

Всем дворцам великан!..

А живет в нем римский папа,

Загребистая лапа!..

А вот город Париж,

Как туда приедешь —

Тотчас угоришь!..

Наша именитая знать

Ездит туда денежки мотать:

Туда-то едет с полным золота мешком,

А оттуда возвращается без сапог пешком.,

А вот, извольте видеть, город Берлин!..

Живет в нем Бисмарк-господин,

Его политика богата,

Только интригами таровата!..

В неметчине народ грубый,

На все точит зубы...


Им давно хочется

На балтийский край броситься,

Да боятся, как бы сдуру

Не лишились б сами шкуры, —

Ведь вот в двенадцатом году

Француз сам себе наделал беду!..

III

Подходи, люд честной, люд божий,

Крытый рогожей,

За медный пятак

Покажу все этак и так.

Будете довольны.

Вот французский город Париж,

Приедешь — угоришь.

Ономедни и самому там сенатору Гамбету

Подали карету, —

Дескать, проваливай.

А вот коварный англичан,

Надулся, ровно чан.

Хоша он нам и гадит,

Зато и наш брат русский его не гладит.

Супротив русского кулака

Аглицкая наука далека,

И слова мы не скажем,

Уж так-то разуважим, —

Мокренько будет.

IV

— А вот, судари мои, — долетает до вас голос раешника, — Царство Китай, где продают чай. Здесь представлен китайский город Нанка, откуда получается к нам нанка. А вот смотрите, господа, битва Седан: немцы французов побивают и в плен Наполеона забирают. Французы ружья, сабли положили и пардону попросили.

МОСКОВСКИЙ РАЕК

I

А вот, извольте видеть, господа, андерманир штук — хороший вид, город Кострома горит, у забора мужик стоит с..., квартальный его за ворот хватает, говорит, что он поджигает, а тот кричит, что заливает.

А вот андерманир штук — другой вид, город Палерма стоит, барская фамилия по улицам гуляет и нищих тальянских деньгами оделяет.

А вот, извольте видеть, андерманир штук — другой вид. Успенский собор в Москве стоит, своих нищих в шею бьют, ничего не дают.

Вот погляди, город Аривань, князь Иван Федорович въезжает и войска созывает, посмотри, как турки валются, как чурки.

Вот посмотри турецкую баталию, где воюет тетка Наталья. Сделала по всей деревне колокольный звон, пушечную стрельбу, сама три кочерги разбила, деревню в полон взяла, а деревня большая: два двора, три кола, пять ворот, прямо Андрюше в огород. Нищим жить просторно. Печей нет, труб не закрывают, никогда не угорают, и гарью не пахнет. Ага, хороша штучка, да последняя!

II

1. Покалякать здесь со мной подходи, народ честной: и парни, и девицы, и молодцы, и молодицы, и купцы, и купчихи, и дьяки, и дьячихи, и крысы приказные, и гуляки праздные. Покажу вам всякие картинки, и господ, и мужиков в овчинке, а вы прибаутки да разные шутки с вниманием слушайте, яблоки кушайте, орехи грызите, картинки смотрите да карманы свои берегите. Облапошат!

2. Вот, смотрите в оба: идет парень и его зазноба, надели платья модные, да думают, что благородные. Парень сухопарый сюртук где-то старый купил за целковый и кричит, что он новый. А зазноба отменная — баба здоровенная, чудо красоты, толщина в три версты, нос в полпуда, да глаза просто чудо: один глядит на вас, а другой в Арзамас. Занятно!

3. А вот город Вена, где живет прекрасная Елена, мастерица французские хлебы печь. Затопила она печь, посадила хлебов пять, а вынула тридцать пять. Все хлебы хорошие, поджарые, сверху пригорели, снизу подопрели, по краям тесто, а в середине пресно. Страсть как вкусно!

4. Перед вами город Краков. Продают торговки раков. Сидят торговки все красные и кричат: раки прекрасные! Что ни рак — стоит четвертак, а мы за десяток дивный берем только три гривны, да каждому для придачи даем гривну сдачи. Торговля!

5. Друзья сердечные, тараканы запечные, карманы держите да дальше смотрите. Вот на Ходынском поле гуляет франт, сапоги в рант, брови колесом, шишка под носом, подле носа папироса, кудри завиты, глаза подбиты, так фонари и светят до зари. А вот и еще три: один в шапке, другой в тряпке, третий на железной подкладке, нос в табаку, сам провалился в кабаку. Раздолье!

6. А вот в московском «Яре» беготня как на базаре. Кутит купец московский, нализамшись уж чертовски, а все выпить рад. Сам черт ему не брат, не препятствуй его ндраву, разнесет все на славу. А от него направо плывет, точно пава, мамзель из иностранок, из тамбовских мещанок, поцелуй ему подносит да ласково так просит: «Распотешь свою мамзелю, разуважь на целую неделю, поднеси аглицкого элю». И купец потешает, мамзель угощает, а сам водку пьет, инда носом клюет, закусочку готовит да чертей под столом ловит. Дай бог всякому!

7. А вот в городе Цареграде стоит султан на ограде. Он рукой махает, Омер-пашу призывает: «Омер-паша, наш городок не стоит ни гроша!» Вот подбежал русский солдат, банником хвать его в лоб, тот и повалился, как сноп, все равно что на грош табачку понюхал. Ловко!

8. Глядь, нация женская: вот изба деревенская, на полатях мужик пьяный выворотил карманы, накрылся и спит да как дудка храпит. А женка кособокая, баба краснощекая, на пьяного дуется и в углу с парнем целуется. Приятно!

9. Поворачиваю еще машину, а вы дайте по алтыну старику на водку, промочу свою глотку. Перед вами барин, не то еврей, не то татарин, а то, может быть, и грек, очень богатый человек. Он по бульвару спокойно гуляет, вдруг кто-то из кармана платок таскает. Барин это слышит да нарочно еле дышит. На то он и держит банкирскую контору, чтоб не мешать никакому вору. Сам, видно, с маленького начинал. Чисто! 10. Бот вам площадь городская, хорошая такая и убранная к тому же, что ни шаг, то лужи, и украшениям нет счета, где ни взглянь — там болото, а пахнет так, будто роза, потому что везде кучи навоза. Чисто!

ТУЛЬСКИЙ РАЕК

Сражения-баталия

При тетке Наталье:

Турки

Валятся, как чурки,

А наши палят,

Хоть и без голов стоят,

Лишь табачок понюхивают.

________

А эвто — тетушка Матрена,

Голова палена,

Завивает пукли,

А глаза распухли.

Она блины становила,

Да глаза себе подбила.

Позади ж ее франт

Надевает фрак

Об шестнадцати фалд,

Четырнадцать карманов.

Из одного кармана

Торчит мочала,

Так начнемте, господа, сначала!

ПРИБАУТКА ЯРОСЛАВСКОГО РАЕШНИКА

Святой город Иерусалим

И святые места.

Город Варшава, река Висла,

Да в ней вода скисла.

Тут бабушка Софья

Три года на печи сохла.

А как этой водицы попила,

Еще тридцать три года прожила.

НИЖЕГОРОДСКИЕ ЯРМАРОЧНЫЕ РАЙКИ

Площадь перед самокатами вся залита народом; со всех сторон из балаганов слышится самая разнообразная музыка, раздаются громкие зазывания в «комедии», крики разносчиков, громкий говор толпы, остроты забубенной головушки-мастерового, и в том числе однообразно звучит рассказ служивого, от которого у публики животики подводит, а служивый-то сам и усом не поведет и глазом не мигнет.

— Вот я вам буду спервоначально рассказывать и показывать, — говорит он монотонным, всего на двух или трех нотах, голосом, — иностранных местов, разных городов, городов прекрасных; города мои прекрасные, не пропадут денежки напрасно; города мои смотрите, а карманы берегите.

— Это, извольте смотреть, Москва — золотые маковки, Ивана Великого колокольня, Сухарева башня, усиленский собор, 600 вышины, а 900 ширины, а немножко поменьше; ежели не верите, то пошлите поверенного, — пускай поверит да померит.

— А это, извольте смотреть-рассматривать, глядеть и разглядывать, как на Хотинском поле из Петросьского дворца сам анпиратор Лександра Николаич выезжает в Москву на коронацию: артиллерия, кавалерия по правую сторону, а пехота по левую.

— А это, извольте смотреть-рассматривать, глядеть и разглядывать, как от фрянцюсьского Наполеона бежат триста кораблев, полтораста галетов, с дымом, с пылью, с свиными рогами, с заморским салом, дорогим товаром, а этот товар московского купца Левки, торгует ловко.

— А это вот, извольте смотреть-рассматривать, глядеть и разглядывать, город Париж, поглядишь — угоришь; а кто не был в Париже, так купите лыжи: завтра будете в Париже.

— А это, извольте смотреть-рассматривать, глядеть и разглядывать, Лександровский сад; там девушки гуляют в шубках, в юбках и в тряпках, зеленых подкладках; пукли фальшивы, а головы плешивы.

— А это, извольте смотреть-рассматривать, глядеть и разглядывать, Царьград; из Царяграда выезжает сам салтан турецький со своими турками, с мурзами и татарами-булгаметами и с своими пашами; и сбирается в Расею воевать, и трубку табаку курит, и себе нос коптит, потому что у нас, в Расее, зимой бывают большие холода, а носу от того большая вреда, а копченый нос никогда не портится и на морозе не лопается.

— А это, извольте смотреть-рассматривать, глядеть и разглядывать, как князь Меньшиков Севастополь брал: турки палят — все мимо да мимо, а наши палят — все в рыло да в рыло; а наших бог помиловал без головушек стоят, да трубочки курят, да табачок нюхают да кверху брюхом лежат.

— А это, извольте смотреть-рассматривать, глядеть и разглядывать, как в городе в Адесте, на прекрасном месте, верст за двести, прапорщик Щеголев агличан угощает, калеными арбузами в зубы запущает.

— А это, извольте смотреть-рассматривать, глядеть и разглядывать, московский пожар; как пожарная команда скачет, по карманам пироги прячет, а Яшка-кривой сидит на бочке за трубой да плачет, что мало выпил, да кричит: «Князя Голицына дом горит».

— А это, извольте смотреть-рассматривать, глядеть и, разглядывать, нижегородская Макарьевская ярманка; как московские купцы в Нижегородской ярманке торгуют; московский купец Левка торгует ловко, приезжал в Макарьевскую ярманку, — лошадь-от одна пегая, со двора не бегает, а другая — чала, головой качает; а приехал с форсу, с дымом, с пылью, с копотью, а домой-то приедет — неча лопати: барыша-то привез только три гроша; хотел было жене купить дом о крышкой, а привез глаз с шишкой...

РУССКИЙ РАЕК

Вот смотри-гляди: большой город Париж, побываешь — угоришь, где все по моде, были бы денежки только в комоде, всё лишь и гуляй, только деньги давай. Вон как, смотри, барышни по реке, сели, катаются на шлюпках в широках юбках, в шляпках модных, никуда не годных. А вон, немного поближе, большой мост в Париже, вон как по нем франтики с бородками гуляют, барышням с улыбкою головкой кивают, а у прохожих зевак из карманов платочки летают. Бррр... Хороша штучка, да последняя!

ВСЕМИРНАЯ КОСМОРАМА

В сей космораме показывается всякой город и разные виды житейски, страны халдейски и город Париж — как въедешь, так от шуму угоришь, и страны Американски, откуда привозятся калоши дамски.

Вот извольте видеть:


Салтан машет платком,

ему грозят штыком,

завязалась кутерьма —

огнем горят дома,

гром пушек,

кваканье лягушек,

бабий храпеж.

Ничего не разберешь!


Вот идет мужик с женой. Его зовут Данилой, а жену Ненилой. Третью ночь к ней ходит Кузьма милой. Тут муж опасается — вилой запасается, в овин убирается, а милый Кузьма — малый не без ума: прямо тем временем в спальню пробирается.


Бразильская обезьяна Юлия Пастрана —

славная дама.


Немец мудреный посадил в клетку

и народу за деньги кажет,

про чудо заморское историю расскажет.

А это чудище — в кринолиновой юбище.


А вот извольте видеть, как армейский капральной с ярославской бабой «чижика» под старую балалайку отхватывают, ногами такие ениташа отрабатывают.

ПРИБАУТКИ БАЛАГАННЫХ И КАРУСЕЛЬНЫХ ЗАЗЫВАЛ

ПРИБАУТКИ ПЕТЕРБУРГСКИХ «ДЕДОВ»

I

1. Книга

Вот что, милые друзья, я приехал из Москвы сюда, из Гостиного двора — наниматься в повара; только не рябчиков жарить, а с рыжим по карманам шарить.

Вот моя книга-раздвига. В этой книге есть много чего, хотя не видно ничего. Тут есть диковинная птичка, не снегирь и не синичка, не петух, не воробей, не щегол, не соловей, — тут есть портрет жены моей. Вот я про ее расскажу и портрет вам покажу. От прелести-лести сяду я на этом месте.

Вы, господа, на меня глядите, а от рыжего карманы берегите.

2. Свадьба

Задумал я жениться, не было где деньгами разжиться. У меня семь бураков медных пятаков, лежат под кокорой, сам не знаю под которой.

Присваталась ко мне невеста, свет-Хавроньюшка любезна. Красавица какая, хромоногая, кривая, лепетунья и заика. Сама ростом не велика, лицо узко, как лопата, а назади-то заплата, оборвали ей ребята.

Когда я посватался к ней, какая она была щеголиха, притом же франтиха. Зовут ее Ненила, которая юбки не мыла. Какие у ней ножки, чистые, как у кошки. На руках носит браслеты, кушает всегда котлеты. На шее два фермуара, чтобы шляпу не сдувало. Сарафан у ней французское пике и рожа в муке.

Как задумал жениться, мне и ночь не спится. Мне стало сниться, будто я с невестой на бале; а как проснулся, очутился в углу в подвале. С испугу не мог молчать, начал караул кричать. Тут сейчас прибежали, меня связали, невесте сказали, так меня связанного и венчали.

Венчали нас у Флора, против Гостиного двора, где висят три фонаря. Свадьба была пышная, только не было ничего лишнего. Кареты и коляски не нанимали, ни за что денег не давали. Невесту в телегу вворотили; а меня, доброго молодца, посадили к мерину на хвост и повезли прямо под Тючков мост. Там была и свадьба.

Гостей-то, гостей было со всех волостей. Был Герасим, который у нас крыши красил. Был еще важный франт, сапоги в рант, на высоких каблуках, и поганое ведро в руках. Я думал, что придворный повар, а он был француз Гельдант, собачий комендант. Еще были на свадьбе таракан и паук, заморский петух, курица и кошка, старый пономарь Ермошка, лесная лисица да старого попа кобылица.

Была на свадьбе чудная мадера нового манера. Взял я бочку воды да полфунта лебеды, ломоточек красной свеклы утащил у тетки Феклы; толокна два стакана в воду, чтобы пили слаще меду. Стакана по два поднести да березовым поленом по затылку оплести — право, на ногах не устоишь.

3. Жена

У меня жена красавица. Под носом румянец, во всю щеку сопля. Как по Невскому прокатит, только грязь из-под ног летит.

Зовут ее Софья, которая три года на печке сохла. С печки-то я ее снял, она мне и поклонилась да натрое и развалилась. Что мне делать? Я взял мочалу, сшил да еще три года с нею жил. [...]

Пошел на Сенную, купил за грош жену другую, да и с кошкой. Кошка-то в гроше, да жена-то в барыше, что ни дай, так поест.

4. Жена

Жена моя солидна, за три версты видно. Стройная, высокая, с неделю ростом и два дни загнувши. Уж признаться сказать, как, бывало, в красный сарафан нарядится да на Невский проспект покажется — даже извозчики ругаются, очень лошади пугаются. Как поклонится, так три фунта грязи отломится.

5. Жена

У меня, голова, жена красавица. Глаза-то у ней по булавочке, а под носом две табачные лавочки. У нее, голова, рожа на мой лапоть похожа. Она у меня, голова, тужа: где постоит, там и лужа. И хорошего, голова, поведенья — из Полторацкого заведенья. Была в магазине, плела, голова, корзины. Еще, голова, по-домашнему что я скажу: щи варит, жаркое жарит, пироги печь али на печь лечь — и то умеет. Я, голова, недалеко скажу: вчера она, голова, пол мыла, грязь-то, голова, и соскоблила, в кучу собрала да мне блинов и напекла. Вот, голова, как она мне щи варит — в одном горшке два кушанья. У ней горшок с перекладиной. В одной половине щи болтает, в другую помои выливает. Я раз и хлебнул, так руками и ногами дрыгнул. Жаркое жарила в двух плошках, а только все из тараканьих ножков. [...]

6. Жена стряпает

Мастерица моя жена варить, в каждом горшке по два кушанья. Кашу варит: крупу всыпает, не мешает — так в печь и пихает. Потом вынимает, меня, старика-то, есть и заставляет. Со старости не разберу, все с горшком и уберу.

Мастерица печь пироги и караваи, печет всегда в сарае. Готовит в кухне, чтобы больше пухли, с начинкой, с телячьей овчинкой, с луком, с перцем, с селедочными головками, с яичной скорлупой, с собачьей требухой — во какой! С одного конца разорвалося, по всей деревне раздалося. А есть только свинье удалося. Рыжий облизывается, верно, попробовал.

Мастерица хлебы печь. Становит с вечера на дрождях, утром подымает на вожжах. Сажает на лопате, вытаскивает на ухвате. Сажает два, а вытащит тридцать два. Да что и за хлебы! Снизу подопрело, сверху подгорело, с краев-то пресно, в середине-то тесто. Не режь ножичком, а черпай ложечкой. Я со свиньей перебирал, да рыло все и перемарал.

7. Дом

Вот я, голова, семь лет дома не бывал и оброка не плачивал. Приехал домой, свой дом поправил, четыре синяка соседу поставил. Мой дом каменный, на соломенном фундаменте. Труба еловая, печка сосновая, заслонка не благословленная, глиняная. В доме окна большие — буравом наверченные. Черная собака за хвост палкой привязана, хвостом лает, головой качает, ничего не чает. Четверо ворот, и все в огород. Кто мимо меня едет, ко мне заворачивает, я карман выворачиваю. Так угощаю, чуть живых отпущаю.

Был я тогда портным. Иголочка у меня язовенькая, только без ушка — выдержит ли башка? Как стегну, так кафтан-шубу и сошью. Я разбогател. У меня на Невском лавки свои: по правой стороне это не мое, а по левой вовсе чужие. Прежде я был купцом, торговал кирпичом и остался ни при чем. Теперь живу день в воде, день на дровах и камень в головах.

8. Баня

Я по Невскому шел, четвертака искал да в чужом кармане рубль нашел, едва и сам ушел. Потом иду да подумываю.

Вдруг навернулся купец знакомый, да не здоровый, только очень толсторожий. Я спросил: дядюшка, в которой стороне деревня? А он мне сказал: у нас деревни нет, а все лес. А я к нему в карман и влез. Он меня взял да в баню и пригласил. А я этого дела не раскусил: я на даровщинку и сам не свой.

Приходим мы в баню. Баня-то, баня — высокая. У ворот стоят два часовых в медных шапках. Как я в баню-то вошел да глазом-то окинул, то небо и увидел. Ни полка, ни потолка, только скамейка одна. Есть полок, на котором черт орехи толок. Вот, голова, привели двое парильщиков да четверых держальщиков. Как положили меня, дружка, не на лавочку, а на скамеечку, как начали парить, с обеих сторон гладить. Вот тут я вертелся, вертелся, насилу согрелся. Не сдержал, караул закричал. Банщик-то добрый, денег не просит, охапками веники так и носит.

Как с этой бани сорвался, у ворот с часовым подрался.

9. Часы

У вас, господа, есть часы? У меня часы есть. Два вершка пятнадцатого.

Позвольте, господа, у вас поверить или мне аршином померить. Если мне часы заводить, так надо на Нарвскую заставу выходить. [...] Мои часы, господа, трещат, а рыжие из чужого кармана тащат.

10. Лотерея

Разыгрывается лотерея: киса старого брадобрея, в Апраксином рынке в галерее. Вещи можно видеть на бале, у огородника в подвале. В лотерее будут раздавать билеты два еврея: будут разыгрываться воловий хвост и два филея.

Чайник без крышки, без дна, только ручка одна.

Из чистого белья два фунта тряпья; одеяло, покрывало, двух подушек вовсе не бывало.

Серьги золотые, у Берта на заводе из меди литые, безо всякого подмесу, девять пудов весу.

Бурнус вороньего цвету, передних половинок совсем нету. Взади есть мешок, кисточки на вершок. Берестой наставлен, а зад-то на Невском проспекте за бутылку пива оставлен.

Французские платки да мои старые портки, мало ношенные, только были в помойную яму брошенные. Каждый день на меня надеваются, а кто выиграет — назад отбираются.

Двенадцать подсвечников из воловьих хвостов, чтобы рыжие не забывали великих постов.

Будет разыгрываться золотая булавка, — а у этой кухарки под носом табачная лавка.

Перина ежового пуха, разбивают кажное утро в три обуха.

Шляпка из навозного пуха, носить дамам для духа.

Сорок кадушек соленых лягушек.

Материя маремор с Воробьиных гор.

Шкап красного дерева, и тот в закладе у поверенного.

Красного дерева диван, на котором околевал дядюшка Иван.

Два ухвата да четыре поганых ушата.

Пять коз да мусору воз.

Салоп на лисьем меху, объели крысы для смеху. Атласный, весь красный, с бахромой лилового цвету, воротника и капюшона совсем нету.

Будет разыгрываться Великим постом под Воскресенским мостом, где меня бабушка крестила, на всю зиму в прорубь опустила. Лед-то раздался, я такой чудак и остался.

11. Прохожий

Вижу, голова, я нынче на Рождестве — прохожий, вот на этого рыжего похожий. Он меня, голова, и позвал Христа славить, в чужих домах по стенам шарить. Мы, голова, и прославили, шубу с бобровым воротником сгладили.

Потом, голова, в светло Христово воскресенье мне он попался у заутрени. Священник сказал «Христос-воскрес», а он к купцу прямо в карман и влез.

Он, голова, хороший мастеровой: кузнец, слесарь, токарь, столяр, а еще плотник, по чужим карманам лазить охотник. Еще, голова, литейщик, башмачник, сапожник, портной — только он, голова, за московской заставой с вязовой иголкой стоял. Раз, голова, стегнул, енотовую шубу сразу и махнул.

12. Кухарка

Кухарка с Бертова завода — сегодня только пустил в моду. Готовит разные макароны, из которых вьют гнезда вороны. Варит суп из разных круп, которыми мостовую посыпают. Верно, была в Пассаже — заморала носик в саже. Кофей-то варила, меня не напоила, бог покарал, после в саже замарал. Забыла мою хлеб-соль, как я у тебя обедал.

13. Цирульник

Был я цирульником на большой Московской дороге. Кого побрить, постричь, усы поправить, молодцом поставить, а нет, так и совсем без головы оставить. Кого я ни бривал, тот дома никогда не бывал. Эту цирульню мне запретили.

14. Публика

Рыжий, помнишь великий пост, как теленка тащил за хвост. Теленок кричит «ме», а он говорит: пойдем на праздник ко мне.

У кого есть в кармане рублей двести, у рыжего сердце не на месте. Признаться сказать, у кого волосы чёрны, и те на эти дела задорны. В особенности рыжие да плешивые самые люди фальшивые. Кому лапоть сплесть, кому в карман влезть — и то умеют.

А вишь, и русый не дает чужому карману трусу. Как увидит, так и затрясет, в свой карман понесет.

Вот этот капрал у меня два хлеба украл.

А вот дикий барин дрожавши спотел, купаться захотел. Господа, вам фокус покажу: что вы дадите, я в свой карман положу.

Вот что я вам, господа, скажу. У меня сегодня несчастье случилось, в пустой корзинке кошка утопилась. Осталось семеро котят, на молочко-то, господа, давайте сюда!

А я вот что, господа, скажу: пряники да орех кидать великий грех. Лучше отдохните да копеек по шести мне махните.

II

1

Настает, братцы, Великий пост,

Сатана поджимает хвост

И убирается в ад,

А я этому и рад.

Пошел я гулять в Пассаж —

Красоток там целый вояж:

Одне в штанах да в валенках,

Другие просто в тряпках,

От одной пахнет чесноком,

От другой несет вином.

А у моей жены имения не счесть,

Такие часы есть,

Их чтоб заводить,

Нужно из-под Смольного за Нарвскую заставу ходить.

А рыжий-то, рыжий, гляди-тка, люд православный,

Так и норовит к кому-нибудь в карман.

2

Была у нас с Матреной дочка —

Из себя кругла, как бочка.

Посватался к ней из царева кабака отшельник,

Да и повенчался в чистый понедельник.

Уж и приданое мы ей, братцы, закатили —

Целый месяц тряпки стирали и шили.

Платье мор-мор

С Воробьиных гор,

А салоп соболиного меха —

Что ни ткни рукой, то прореха.

Воротник — енот,

Вот что лает у ворот.

На прощанье ее побили

И полным домом наградили,

Дали разные вещи:

Молоток да клещи,

Чайник без дна,

Лишь ручка одна.

Да резиновые калоши

С отдушиной, без подошвы,

Рогатого скота ей — петух да курица,

И медной посуды — крест да пуговица.

И за это награждение

Оказала нам дочка угощение:

Сварила суп

Из каменных круп,

А пирог был с такой начинкой,

Что у меня Матрена три дня возилась с починкой:

Все брюхо себе чинила.

А жареное, братцы, бычьи рога

Да комарина нога.

3

Дед показывает толпе исписанный крупными каракулями список.


Вот, робята, разыгрывается у меня лотерея:

Хвост да два филея,

Чайник без ручки, без дна,

Только крышка одна —

Настоящий китайский фарфор,

Был выкинут на двор,

А я подобрал, да так разумею,

Что можно фарфор разыграть в лотерею.

Часы на тринадцати камнях,

Что возят на дровнях.


Показывает огромные часы и заводит их с треском.


А чтобы их заводить,

Надо к Обуховскому мосту заходить.

Ну, робята, покупайте билеты —

На цигарки годятся,

А у меня в мошне пятаки зашевелятся.

4

Показывает портрет уродливой женщины.


А вот, робята, смотрите.

Это моей жены патрет,

Только в рамку не вдет.

У меня жена красавица —

Увидят собаки — лаются,

А лошади в сторону кидаются.

Зовут ее Ирина,

Пухла, что твоя перина,

Под носом румянец,

А во всю щеку — сопля.

5

Указывает в толпе на девушку.


А вон красотка — девка аль молодка

Стоит, на деда улыбается,

А рыжий-то к карману подбирается.

Знаю я этого детину,

Звал меня в трахтир под машину,

Уговаривал меня и жену мою Маланью

Вступить в их воровскую компанью.

Я сдуру-то тогда не согласился,

А вот теперь спохватился.

Эй, рыжий,

Подходи ко мне поближе,

Поделись со мной, а я не скажу, что видал,

Как ты в чужой карман залезал.

6

А еще, робята, что я вам скажу:

Гулял по Невскому прешпехту

И ругнулся по «русскому диалехту».

Ан тут как тут передо мной хожалый:

«В фартал, — говорит, — пожалуй!» —


«За что ж?» — говорю... «А не ругайся!

Вот за то и в часть отправляйся!»

Хорошо еще, что у меня в кармане руль целковый случился,

Так я по дороге в фартал откупился.

Так вот, робята, — на Невском прешпехте

Не растабарывайте на «русском диалехте».

Так-то!

7

Обнимает нарумяненную плясунью.


А вот, робята, это — Параша,

Только моя, а не ваша.

Хотел было я на ней жениться,

Да вспомнил: при живой жене это не годится.

Всем бы Параша хороша, да больно щеки натирает,

То-то в Питере кирпичу не хватает.

8

А знаете, робята, я ведь в поварах служил, право!

И вот скажу я вам, например,

Вот послушайте, да не напирайте,

Как готовил я обед на барский манер.

А слюнки потекут — не кулаком, а платком утирайте.

По-барски так полагается,

Что всякая грязь в платок собирается.

Так вот обед:


Показывает исписанный каракулями лист.


Это у бар зовется «меню»,

Так и я это прозвище не переменю.

Первое: суп-санте

На холодной воде,

Крупинка за крупинкой

Гоняются с дубинкой.

На второе: пирог —

Начинка из лягушачьих ног,

С луком, с перцем

Да с собачьим сердцем.

На третье, значит, сладкое.

Да сказать по правде, такое гадкое:

Не то желе, не то вроде торту,

Только меня за него послали к черту

И жалованья дать не пожелали!..

С тех пор я перестал поварничать —

Невыгодно!

9

Ну, робята, неча все торчать у карусели,

Заходите сюда поглазеть, как танцуют мамзели!

Эй, вы, парни, девки и молодки,

Идите покататься на лодке!

Наш хозяин с публики

Охоч собирать рублики.

Да и деду бросьте в шапку медяки,

Да не копейки, а пятаки!..

Ну-ка, раскошеливайтесь!

(Подставляет шапку и ловит в нее деньги, что бросают довольные прибаутками деда слушатели. Дед, собрав деньги, слезает с перил и, удаляясь, кланяется толпе.)

Пока до свиданья!

Вам-то забавно, а у меня в глотке пересохло!

Эхма! С кого бы получить,

Чтобы деду глотку промочить.

МОСКОВСКИЕ ПРИБАУТКИ

I ДЕД-ЗАЗЫВАЛА

Эх-ва,

Для ваших карманов

Столько понастроено балаганов,

Каруселей и качелей

Для праздничных веселий!

Веселись, веселись,

У кого деньги завелись.

У кого же в кармане грош да прореха,

Тому не до смеха...

Есть же такие чудаки,

А прозывают их — бедняки,

Где им до богатых,

Коли ходят в заплатах,

А на ногах туфли,

Чтоб ноги не пухли!

Так-то.

Ну, веселись-шевелись,

У кого деньги завелись!

II МОНОЛОГ ПЕРЕД СПЕКТАКЛЕМ

Эй, господа, пожалуйте сюда!

Здравствуйте, москвичи, жители провинциальные, ближние и дальние: немцы-лекари, евреи-аптекари, французы, итальянцы и заграничные мириканцы, расейские баре, астраханские татаре!

Господам купцам, молодцам, бледнолицым современным девицам — мое почтение! Всякая шушера нашу комедию слушала, осталась довольна за представление — еще раз мое вам нижайшее почтение!

Эй, ты там! Протри глаза спьяна! Увидишь самого царя Максимилиана! Царь он оченно грозный, и человек весьма сурьезный, чуть что ему не по нраву, живо сотворит расправу.

Эй вы, господа, подбородки бритые, в зубы битые, по-праздничному скулы сворочены, глаза разворочены!

Масленице — все племянники!

Эй вы, скупые алтынники, вынимайте-ка свои полтинники в гривны, сейчас увидишь дела дивны!..

ЭПИЛОГ

А теперь позвольте отдать вам наше нижайшее почтение, бладарить за посещение.

Приходите в другой раз, уважем и одно вам скажем, что тешились этой шуткой в старину не только голь и баре, а и самые первеющие бояре, для всех мой был встарь Максимильян, грозный царь!

А теперь ступайте, по Манежу гуляйте, разными штуками себя развлекайте.

Господа умные и глупцы, дворяне, и купцы, и купчихи краснощекие — всем вам мои поклоны глубокие. (Кланяется на все стороны.)

А если хотите узнать, кто я такой, что за молодец лихой? Почему у меня такая храбрость и отвага? Я — пьяница Ванька Шмага!

Адью-с, ухожу-с!

СМОЛЕНСКИЙ ЗАКЛИКАЛА

[...] Закликала выходил на раус в красной кумачовой рубахе, зимою в тулупе и зазывал публику, сновавшую мимо балагана или глазевшую на пестро размалеванную балаганную афишу. — Эй, сынок! — кричал закликала неведомому публике «сынку», —

Давай первый звонок,

Представление начинается.

Сюда! Сюда! Все приглашаются!

Стой, прохожий! Остановись!

На наше чудо подивись.

Барышни-вертушки,

Бабы-болтушки,

Солдаты служивые

И дедушки ворчливые,

Горбатые, плешивые,

Косопузые и вшивые,

С задних рядов протолкайтесь,

К кассе направляйтесь.

За гривенник билет купите

И в балаган входите.


— А ну-ка, сынок, — с новым жаром начинал второй куплет закликала, —


Давай второй звонок,

Купчики-голубчики,

Готовьте рубчики.

Билетом запаситесь,

Вдоволь наглядитесь.

Представление — на ять!

Интереснее, чем голубей гонять.

Пять и десять — небольшой расход.

Подходи, народ!

Кто билет возьмет —

В рай попадет.

А кто не возьмет —

К черту в ад пойдет,

Сковородку лизать,

Тещу в зад целовать.


— А ну-ка, сынок, — покрывал смех и шутки толпы третьим куплетом закликала, —


Давай третий звонок.

Давай, давай! Налетай!

Билеты хватай!

Чудеса узрите —

В Америку не захотите.

Человек без костей,

Гармонист Фадей,

Жонглер с факелами,

На лбу самовар с углями;

Огонь будем жрать,

Шпаги глотать,

Цыпленок лошадь сожрет,

Из глаз змей поползет.

Эй, смоленские дурачки,

Тащите к нам пятачки!

Пошли начинать.

Музыку прошу играть!

* * *

Сюда, сюда,

Почтенные господа!

За пять копеек дом не построишь,

Соломой не покроешь!

Снег, дождь пойдет —

Все разметет!

А кто к нам билет покупает —

Море удовольствия получает:

У нас ребенок среди львов выступает!

Не стойте! Рот не разевайте!

Билеты покупайте!

РАУСЫ

КЛОУН И ШТАЛМЕЙСТЕР

1

Ш т а л м е й с т е р. Клен, а клен!

К л о у н. Какой я клен, может быть, я — дуб.

Ш т а л м е й с т е р. А все-таки клен.

К л о у н. Нет, не клен.

Ш т а л м е й с т е р. А кто же такой?

К л о у н. Я стекольщик.

Ш т а л м е й с т е р. Какой же ты стекольщик?

К л о у н. А вот какой — в домах бываю, стекла выставляю, а в комнатах обстановку выглядаю.

Ш т а л м е й с т е р. Разве это стекольщик? Это называется «вор», и все ж таки клен.

К л о у н. Нет, не клен.

Ш т а л м е й с т е р. Да кто ж вы такой?

К л о у н. Я? Я — купец!

Ш т а л м е й с т е р. Ха-ха-ха! Какой же вы купец?

К л о у н (указывает на базарные лавки). Вот видишь лавки? Это все не мои.

Ш т а л м е й с т е р. А все ж таки клен!

К л о у н. Нет, не клен.

Ш т а л м е й с т е р. А кто ж такой?

К л о у н. А узнай, кто я такой!

Ш т а л м е й с т е р. Да кто ж ты? Носильщик?

К л о у н. Хватай выше.

Ш т а л м е й с т е р. Солдат?

К л о у н. Хватай выше.

Ш т а л м е й с т е р. Поручик?

К л о у н. Хватай выше.

Ш т а л м е й с т е р. Капитан?

К л о у н. Хватай выше!

Ш т а л м е й с т е р. Эскадронный?

К л о у н. Хватай выше.

Ш т а л м е й с т е р. Подполковник?

К л о у н. Хватай выше.

Ш т а л м е й с т е р. Генерал-майор?

К л о у н. Хватай выше.

Ш т а л м е й с т е р. Генерал?!

К л о у н. Хватай выше!

Ш т а л м е й с т е р. Да кто ж ты, наконец? Трубочист, что ли?

К л о у н. Эх ты, чудак! Какой же я трубочист?

Ш т а л м е й с т е р. Кто же ты, наконец? Дворянин, что ли?

К л о у н. Эх ты, чудак. Я не генерал и не дворянин, а видишь — вон на углу стоит десятский?

Ш т а л м е й с т е р. Ну, вижу!

К л о у н. Так знай, что я его сын, вот какой я дворянин.

2

Ш т а л м е й с т е р (обращаясь к Клоуну). Господин Клоун, объявите почтеннейшей публике, что в нашем балагане играет три компании.

К л о у н. Ага, понял.

Ш т а л м е й с т е р. Ну понял, так говори.

К л о у н. В нашем балагане играет три болвана: один в балагане сидит, другой за кассой сидит, а третий уж наверное я наверху.

Ш т а л м е й с т е р. Болван, да не так.

К л о у н. А как же?

Ш т а л м е й с т е р. Объясни почтеннейшей публике: у кого деньги есть, чтобы шли в наш балаган, а у кого денег нет, шли бы по трактирам и кабакам.

К л о у н. Ага, понял. Слушайте, почтеннейшая публика: у кого деньги есть — идите по трактирам и кабакам, а у кого денег нет — все к нам в балаган, а если косо не пустят — сзади подойдите, стенки подорвите, и все будете на меня смотреть.

Ш т а л м е й с т е р. Болван, да не так все это ты говоришь. Ступай внутро.

К л о у н. Какой черт сунет тебя в ведро? Ты и в бочку не влезешь.

Ш т а л м е й с т е р. Ну довольно, пора начинать (уходит).

К л о у н. Ага, понял: ночевать, так бы и сказал давно, давай подушку, я пойду ночевать. (Уходит.)

К л о у н (стругает доску колпаком и поет).

Ох ты, доля моя, доля,

Доля одинокого...


В это время входит Ш т а л м е й с т е р.


Ш т а л м е й с т е р. Что это ты делаешь?

К л о у н. Разве тебе повылазило, что я доску стругаю?

Ш т а л м е й с т е р. А на что ж ты доску стругаешь?

К л о у н. А вот, брат, на что: задумал я недурное дело.

Ш т а л м е й с т е р. Какое же ты дело задумал?

К л о у н. Задумал я, брат, жениться.

Ш т а л м е й с т е р. О, это не глупое дело. А у меня, кстати, невеста есть.

К л о у н. Нет, брат, я тесто не ем, а только булки.

Ш т а л м е й с т е р. Болван, да не тесто, а невеста есть.

К л о у н. Ага, невеста! А можно ее посмотреть?

Ш т а л м е й с т е р. Поглядеть можно: только она, брат, образованная и надо уметь с нею обращаться, она говорит по-французски, читает по-немецки.

К л о у н. А по-собачьему гавкает?

Ш т а л м е й с т е р. Да нет, болван: по-немецки читает, а по-французски говорит.

[...]

К л о у н. А можно посмотреть эту самую невесту?

Ш т а л м е й с т е р. Можно. Ну так вы здесь немного приаккуратьтесь, а я сейчас приведу ее в карете.

К л о у н. Только здесь воды нет, и она в корыте не доплывет.

Ш т а л м е й с т е р. Болван, да не в корыте, а в карете.

Уходит и затем является с чучелом, покрытым платком.

К л о у н (смотрит удивленно и кричит). А где же у ней голова? (Внимательно рассматривает чучело и затем восклицает.) Батюшки-свет! Да она еще и с хвостом?!

Ш т а л м е й с т е р. Болван, да не с хвостом. Вы обратитесь в ней как следует и скажите по-французски «мадам пардам».

К л о у н (отходит несколько в сторону, после чего разгоняется, как бы готовясь бежать, и кричит). Мадам, берегитесь, а то по морде дам!

Ш т а л м е й с т е р. Болван, да не «по морде дам», а скажите «мадам пурсю».

К л о у н. Мадам, берегитесь, а то вниз спущу.

Ш т а л м е й с т е р. А, болван, ты не можешь с ней говорить по-французски. Говори по-русски: «Антонина Ефимовна, я вас страшно люблю!»

К л о у н (обращается к чучелу и повторяет). Антонина Ефимовна, я вас страшно люблю! (В это время невеста мяучит.) О, да она по-кошачьему умеет мявкать!

Ш т а л м е й с т е р. Да вы не так! Обнимите да поцелуйте.

К л о у н. От холеры ее целовать, что ли?

Ш т а л м е й с т е р. Ну надоело; как сходился, так и расходитесь: закон принявши не по-собачьему жить.


Шталмейстер уходит, а Клоун остается с невестой и думает.


К л о у н. Ну, была ни была, а я обомну ее. (Разгоняется и обнимает невесту, но вместо нее в руках Клоуна остается только платок, невеста же ускользает и скрывается совсем. Тогда Клоун обращается к публике и кричит.) Сама провалилась, а шкуру оставила!

4

К л о у н (выходит и кричит). Господин Штальпочмейстер, кухарка, дворник, кучер, лакей, всех сюда давай!

Ш т а л м е й с т е р. Клоун, вы что здесь шумите?

К л о у н. Вы ничего не знаете?

Ш т а л м е й с т е р. Ничего. А что?

К л о у н. Вот что. Дайте мне расчет, я у вас жить не хочу!

Ш т а л м е й с т е р. Это почему?

К л о у н. Потому что у вас лопать нечего.

Ш т а л м е й с т е р. Как нечего? Обед из трех блюд — и лопать нечего!

К л о у н. Хороши три блюда! А вы знаете, что у вас дают?

Ш т а л м е й с т е р. Не знаю.

К л о у н. Так слушайте. 1) Щи густые, щи пустые, щи с подбивкой, щи с подливкой, щи да щи, хоть портянки полощи! 2) Горох вареный, горох жареный, горох толченый, горох моченый, горох да горох, все пузо расторох! 3) Редька-терентиха, редька-ласитиха, редька с маслом, редька с квасом, редька сяк, редька так (плюет) — все кушанье на пятак. Расчет давай, я жить не хочу!

Ш т а л м е й с т е р. Как вам угодно!

К л о у н. Дайте мне мои вещи: саквояж, чемодан, целендру, все скорей, скорей! Извозчик, подожди!

КЛОУН И ХОЗЯИН

Выходят К л о у н и Х о з я и н. Последний говорит.


Х о з я и н. Клоун, а клоун!

К л о у н. Я не клоун, а семнадцатой гильдии купец: летом торгую пылью и дождем, зимою снегом да морозом.

Х о з я и н. Клоун, а клоун!

К л о у н. Я не клоун, столбовой я дворянин: был пятнадцать раз к столбу привязан и двадцать пять раз плетьми наказан.

Х о з я и н. Клоун, а клоун!

К л о у н. Я не клоун, я сапожник: под старые горшки подметки подкладываю...

Х о з я и н. Клоун, а клоун!

К л о у н. Я не клоун, я самое высокое лицо.

Х о з я и н. Капрал?

К л о у н. Ты у моей бабушки курицу украл.

Х о з я и н. Генерал?

К л о у н. Я никого не обдирал.

Х о з я и н. Так кто же?

К л о у н. Я тот, кто на параде впереди всех идет и в барабан бьет.

Х о з я и н. Зови же, высокое лицо, к нам публику.

К л о у н. Я не умею есть бублики.

Х о з я и н. Говори: у кого есть деньги, пожалуйте к нам, у кого же нет их, идите по трактирам и домам.

К л о у н. У кого есть деньги, идите в трактиры и кабак, у кого нет — ко мне в колпак. Пятак за вход — не большой расход!

ТОВАРИЩ И ПАЯЦ

Т о в а р и щ. Паяц, тебя ищет полиция.

П а я ц. Меня ищут в больницу? Зачем? Я здоровый, не хвораю.

Т о в а р и щ. Нет, не в больницу, а в полицию. Тебя нужно отдать в солдаты.

П а я ц. Меня в собаки? Как? Я шкуру потерял и брехать не умею.

Т о в а р и щ. Да не в собаки, а в солдаты. Ты будешь служивый.

П а я ц. Я с пружиной? А где меня будут заводить?

Т о в а р и щ. Да нет, ты не понимаешь.

П а я ц. Как я не поймаю? Кого хочешь, того и поймаю.

Т о в а р и щ. Да нет, тебя будут учить военным артикулам.

П а я ц. А, меня будут учить с дворником Микулой? Знаю я его.

Т о в а р и щ. Да что с тобой говорить. Я сейчас принесу ружье и обмундирование. (Выносит метлу, фуражку и мундир.) Вот тебе солдатский кивер.

П а я ц. Ну что ж, возьмем да и кинем.

Т о в а р и щ. Да нет, это нужно на голову одевать. (Надевает кивер.) И вот тебе мундир.

П а я ц. Батюшки, семьдесят семь дыр и ни одной заплатки! (Начинает надевать на ноги, потом на руки.)

Т о в а р и щ (показывает, как надевать, — продевает одну руку в рукав мундира, а Паяц в это время в другой рукав вдевает свою руку. Наконец, Товарищ одевает Паяца и дает метлу). Вот тебе ружье.

П а я ц. Ой-ой-ой, сколько штыков, как в метле!

Т о в а р и щ. Дураков сначала учат метлой, потом ружьем.

П а я ц. А, так я буду по-дурацки учиться?

Т о в а р и щ. Молчать!

П а я ц. Молчу.

Т о в а р и щ. Не разговаривать!

П а я ц. Не разговариваю.

Т о в а р и щ. Слушай мою команду!

П а я ц. Щупать твои карманы? Сейчас.

Т о в а р и щ. Болван! Слушай меня и говори за мной.

П а я ц. Слушаю.

Т о в ар и щ. Раз...

П а я ц. Тарас.

Т о в а р и щ. Да нет, не так!

П а я ц. А как?

Т о в а р и щ. Первой.

П а я ц. Кривой, иди сюда.

Т о в а р и щ. Да не так. Говори — один.

П а я ц. Мордвин...

Т о в а р и щ. Не так! Молчи!

П а я ц. Молчу.

Т о в а р и щ. Я буду считать и командовать, а ты исполняй. Понял?

П а я ц. Все.

Т о в а р и щ. Ружье на плечо!

П а я ц. Батюшки, как горячо! (Кладет метлу на плечо Товарища.)

Т о в а р и щ. Да не мне, а себе.

П а я ц. А я думал — тебе.

Т о в а р и щ. Ружье к ногам!

П а я ц. Бить по ногам? (Бьет Товарища по ногам.)

Т о в а р и щ. Да нет, ружье к ногам. (Ставит ружье около ноги Паяца со стуком. Паяц кричит и плачет.) Что с тобой?

П а я ц. Да ты мне по ноге.

Т о в а р и щ. Да нет, я по доске.

П а я ц (перестает плакать). То-то мне не больно.

Т о в а р и щ. Ну, стой смирно.

П а я ц. Стою смирно.

Т о в а р и щ. Ну, слушай! Как скажу «раз, два, три» — так и пали прямо в неприятеля.

П а я ц. Уж я тебе так запалю, что будешь меня долго помнить. (Грозит метлой.)

Т о в а р и щ. Говори: раз...

П а я ц. Два.

Т о в а р и щ. Молчать! Я сам. Раз, два...

П а я ц. Два с половиной.

Т о в а р и щ. Тебе сказали — молчать, ты молчи.

П а я ц. Значит, и половины не надо, и четверти тоже?

Т о в а р и щ. Раз, два, три — пали!

П а я ц (размахивается метлой, метла соскакивает с палки). Жалко вот, что с курка сорвалось, а то бы я ему запалил.

ЕРЕМА И ФОМА

— Вот, братцы, посмотрите на нас — два брата, только не с Арбата!

— Он вот Фомка!

— А он — Еремка!

— Еремка-то, братцы, плешив.

— А Фомка-то шелудив.

— Еремка-то брюхатый.

— А Фомка-то бородатый.

— Еремка-то кривой.

— А Фомка-то с бельмами.

— На Еремке-то шляпа.

— А на Фомке-то колпак.

— Еремка-то в сапогах.

— А Фомка-то в чеботах.

— Еремка-то в чужом!

— А Фомка-то не в своем.

— А Еремку-то, братцы, недавно били!

— И Фомке-то не спустили!

— Еремку-то в шею!

— А Фомку-то в толчки!

— Еремка-то музыкант.

— А Фомка-то поплюхант.

— У Еремки-то, гляди-ка, гусли!

— А у Фомки-то домра!

— Еремка-то музыку разумеет!

— А Фомка-то свистать ловко умеет!

— Еремка-то, братцы, здорово играет!

— А Фомка-то глазами мигает и задом виляет!

Ф о м к а. Эй, господа, пожалуйте сюда к Михаилу Ивановичу Топтыгину! Он вас распотешит и вот как утешит — останетесь довольны невольно. Он вам покажет, как красные девицы-молодицы белятся-румянятся, в зеркальце смотрятся, прихорашиваются; как ребятишки горох воруют; как бабушка Ерофеевна блины на масленой печь собиралась, блинов не напекла, а только сослепу руки сожгла. Эй, пожалуйте сюда, холостые дамы и замужние девицы — круглолицы и бледнолицы! Купчики-голубчики, банкиры, кассиры, дворяне и мещане — все удовольствие от Мишеньки получите!

Вот вам примерно и это верно: если дамочка к Мишеньке своей ручкой прикоснется, то ей весело весь век проживется. Муж ей всегда будет верен. [...]

Е р е м к а. Вот так-то!

Ф о м к а. А если девица, будь она рожа и на всех зверей похожа...

Е р е м к а. Кроме рака...

Ф о м к а. К Мишеньке прикоснется, счастье ей живо улыбнется, без всякого сраму превратится скоро в даму.

Е р е м к а. Ефто значит — выйдет замуж!

Ф о м к а. Ежели вдова дотронется, будет оченно отлично: замуж выскочит вторично, и будет счастлив брак повторный, муж будет трезвый и покорный.

Е р е м к а. Ефто значит — сюда его. (Показывает на пятку.)

Ф о м к а. Если подойдет сюда женатый мужчина, будет большой молодчина. Глаз жены ему будет не страшен, она никогда не откроет его любовных шашен!

Е р е м к а. Ловко! Хе-хе!

Ф о м к а. Если подойдет к Мише холостой жених, то скоро найдет к невесте приложенье тысяч в двести.

Е р е м к а. Вот так шутка! [...]

Ф о м к а. Если купец прикоснется — вширь в три раза расползется, будет семь шкур с нас он драть и карманы набивать.

Е р е м к а. Во какие будут! (Показывает.)

Ф о м к а. Ежели барин, примерно, помещик, до Мишухи доберется, ему счастье живо улыбнется. Будут в деревне любить его все Машки, Фимки. Банк простит все недоимки.

Е р е м к а. А у него, чай, поди, без сумленья, все заложены именья. А с ними-то что?

Ф о м к а. А с ефтого, значит, моменту банк дворянский спустит полпроценту.

Е р е м к а. Тэ-экс!

Ф о м к а. Словом, вали сюда, ребята! Мишка больно тароватый, он и в вёдро и в ненастье всем приносит только счастье! Эй, чего стоишь? Входи, входи сюда, на гору-то! Подарки-то забирай, только не все: другим оставляй! Вали, честной народ! Напирай сильнее, будет веселее!!!

ЕРЕМА И ЗАМАЗКА

— Здравствуйте, землячки, мужички-серячки, мещане и купцы, старики и юнцы! И хрестьянам, и мещанам, и столбовым дворянам — всем поклон низкий, хоть я вам не друг и не родственник близкий! Подите-ка сюда поближе, я поклонюсь вам пониже. Послушайте-ка меня, живо пройдет дрема — я умница мужичок пакольник Ерема, а это вот мой приятель — дурак Замазка! Вот вам и сказка! С широкой масленицей вас! Слушайте, а то не все знают, как у нас в Москве на масленицу гуляют!

Вот вам масленица-гулена: успела принести свои плоды, многих она довела до беды и до сельтерской воды, и все столичные мировые судьи с присущею им сноровкой занимаются протоколов сортировкой. Кто болен головой, кто чахоткой карманной, а кто с икотой и речью туманной в памятник Пушкина пальцем тычет и какую-то Марфу Сидоровну кличет, и просит ему отпереть — я, говорит, могу на улице умереть! Вот и приятеля своего Карпа Силыча не узнал сразу. Гляжу — у него около глазу шишка с кокосовый орех форматом. Ну, говорю, быть тебе богатым, совсем узнать тебя нет силы. Где это ты себе подсветил? Али на медведя ходил?

— Сам с воскресенья «медведя водил», — отвечает он мне, — масленицу справил вполне. Разбил два зеркала, сервиз столовый и сам, как видишь, с обновой! Ловко!

А почему, братцы, у купца вышел такой изъян? Потому что он был...

З а м а з к а. Пьян!

Е р е м а (бьет его пузырем по спине). А ты не суйся прежде отца в петлю, тебя не спрашивают! А вот, братцы, как у нас гуляют на масленицу разные купчихи и барыни, которые никогда мужей своих не любили, а только их жисть загубили. «Душечка, — говорит барыня мужу, выходя наружу, — я поеду к кузине Зине, а оттуда проеду в Пассаж»... А сама хвать-похвать едет...

З а м а з к а. В Эрмитаж.

Е р е м а (бьет его пузырем). Опять перебивать, дурак! Неумытое рыло! Знают без тебя!.. А вот как веселится на масленицу приказчик, модного шика образчик. Запустит в выручку лапу, наденет на голову шляпу и отправляется по разным мамзелям, где привык гостить по неделям! Какая-нибудь мамзель, которой цена в базарный день грош, поет ему: «Ах, как ты, душка, умен и хорош!» Целует его, ласкает, а сама в карман залезает. А тот урод разинет рот, а мамзель все денежки у него отберет. А почему выходит так? Потому что приказчик...

З а м а з к а. Дурак!

Е р е м а. Вот, братцы, какой выходит кавардак, перебивает меня вот этот дурак! Рассказал бы вам еще, потому что я многому учен, да вот этот черт не дает слово молвить, потому что...

З а м а з к а. Умен!.. Ха, ха, ха!

Е р е м а. А вот подожди, спросим публику. Дурак ты или нет? Видишь, молчат! Молчание — знак согласия.

Лупит пузырем, Замазка убегает, Ерема за ним.

ТРАНСВААЛЬ

П у н ч и его П а р т н е р по диалогу.


П у н ч. Почтенные милорды и леди! Прошу покорно пожаловать сюда, посмотреть вдаль на воюющий Трансвааль!

— O, jes!

— Здесь вы увидите много перемен боевых сцен, услышите шум пуль «дум-дум» и как около Ледисмита летают бомбы с начинкой из «лидитта».

— O, jes!

— Увидите немало сцен, где фигурируют Крюгер и Чемберлен!

— O, jes!

— Пред вами пройдут воюющие фигуры — англичане и буры, кто кого в будущем накажет, это, конечно, время покажет, а на чьей стороне сейчас перевес, вы на картину посмотрите и рассудите!

— O, jes!

— Обратите ваше внимание, господа, на блиндированные поезда.

— O, jes!

— Господа, входите, на всякий случай карманы берегите, увидите здесь такое представление, что мое почтение! Вся война здесь есть! Кланяться имею честь!

— O, jes!

Оба раскланиваются и уходят.

ПАХОМЫЧ

— Пахомыч, ты где?

— На печи в углу вместе с тараканами.

— Что делаешь?

— Антимонию развожу.

— Пахомыч, а почему дров не принес? А почему воды не принес?

— Вчерась два ведра припятил, неуж ты всю вылила?

— Пахомыч, а почему собак не привязал?

— Сейчас, Акулюшка-матушка, сейчас привяжу. Цу, проклятые, опять отвязались.

— Пахомыч, а кто с полки кусок пирога хозяйского съел?

— Акулюшка-матушка, это я с похмелья попробовал.

— Вон! Вон отсюда, ах, старый черт!

(Пахомыч падает на сцене, поднимается и ворчит, ругает хозяйку):

— Двадцать лет у хозяина живу, а таких проклятых кухарок не было. «Пахомыч, дров принеси, Пахомыч, лоханку вынеси, Пахомыч, собак привяжи!» А как съел маленький кусочек пирога, дак она, треклятинная, чуть до смерти не убила. (На щеку показывает.) Вот был бы в этом месте глаз, она бы совсем выбила. Придет хозяин, я ему булю разведу. Скажу, расчет давай или жалованье прибавляй. Скажу, Пахомыча в бульмистеры выбирают. Халуйская губерния, город Медынь, село Кутузово, к барину Кургузому. Скажу, Пахомыча в бурмистеры выбирают.

Появление Хозяина.

— Бог помощь, Пахомыч, что ты делаешь?

— Двор подметаю, чистоту наблюдаю.

— А что с Акулиной-кухаркой ругаешься?

— К вашей Марии Ивановне ходил, ходил.

— Я тебе не про Марию Ивановну говорю, а про Акулину. За что ты с Акулиной ругаешься?

— Записочку вашу отнес? Отнес.

— Совсем ты глухой стал, Пахомыч; я тебе не про записку говорю. А почему ты с Акулиной-кухаркой ругаешься?

— Добрая душа, Филимон Иванович, Мария Ивановна 20 коп[еек] на чай мне дала.

Хозяин (в сторону).

— Ой, совсем старик глухой стал.

— Больше не пойду к Марии Ивановне. Какие у ней собаки злые. Одна ухватила меня за лапоть, чуть всю ногу не отгрызла.

— Пахомыч, я тебе совсем говорю не то. Какую-то Марию Ивановну, какую-то собаку. Я тебе говорю, за что ты с Акулиной-кухаркой ругаешься?

— Чего, чего? Хозяин, ты говоришь про кого?

— Про Акулину-кухарку.

— Это про нашу Акульку-кухарку? Да не при вашей милости сказать про нее: сварит щи, хоть онучи полощи, кочерыжки суровые и здоровые. Я ел, ел, все зубы себе на старости поломал.

— Ты, наверно, Пахомыч, обижаешься, что тебе жалованья мало.

— Да, хозяин, и это маловато.

— Ну, Пахомыч, получал ты три да два прибавлю, будешь получать пять.

— Двадцать пять, спасибо, хозяин.

— Да не двадцать пять, а всего пять.

— Спасибо и за это, хозяин, старику и это деньги. Хозяин, поздравь меня: Пахомыча в бульмистеры выбирают. (Лезет за пазуху.) Мне цельную пошту припятили, ах, это вот проклятая кухарка меня с печи выгнала, я там позабыл, на печке в углу оставил! Ну, хозяин, я тебе так расскажу: Халуйская губерния, город Медынь, село Кутузове, барину Кургузому. Пахомыча в бульмистеры выбирают.

— Эй, Пахомыч, это такой же мужик, как и ты.

— Нет, хозяин, это все-таки человек чиновный.

— Ну хорошо, я ухожу, а ты следи здесь за порядками, чистоту наблюдай да с кухаркой не ругайся.

— Филимон Иванович, ты где пойдешь? Мимо кухни?

— Да, мимо кухни, Пахомыч, а что?

— Замолви за меня словечко Акульке.

— Это насчет чего такого?

— Насчет антимонии.

— Это какой такой антимонии?

— А насчет любви.

— Да, Пахомыч, ты с ума сошел: тебе 70 лет, а Акульке 20.

— Филимон Иванович! Тебе-то 50 лет, а Матрене Ивановне 35 лет. Ты ее любишь, да она тебя уважает.

— Пахомыч, это все делают деньги.

— Хозяин, чай, я жалованье получаю.

— Ну хорошо, Пахомыч, смотри тут, а я пошел, скажу все. (Он стоит.) Вот я теперь Акульке булю разведу!

(Вдруг бежит Акулъка, он руки кверху поднял.)

— Я думал, ты опять, проклятая, с ухватом на меня.

— Ты что, старый черт, на меня хозяину насплетничал? Какие такие я щи варю суровые-здоровые?

— Врет, Акулюшка-матушка, врет. Это про старую кухарку Катюшку я говорил. Я говорил, Катюшка сварит щи, хоть онучи полощи, а Акулька сварит щи — пальчики оближешь.

— Врешь, врешь, Пахомыч. Это ты про меня. Мне хозяин все рассказал.

— Врет, Акулюшка, про тебя ни одного слова не было. Акулюшка, поздравь меня, меня в бульмистеры выбирают.

Она его спрашивает:

— Пахомыч, а когда будешь бульмистером, то сделаешь меня бульмистершой?

— Акулюшка, если меня полюбишь, то сама бульмистером будешь.

— Пахомыч, а сошей мне платье с длинным шлейфом.

— Хороша девка, а дура.

— А с дурой не разговаривают.

— А как я тебе каршенина аршин десять? Как ты себе платье сошьешь разлюли малина, что твой длинный шлейф, как пойдешь в лес, зацепишь за пень, простоишь весь день, если гончие собаки не оторвут. Акулюшка, поздравь меня: хозяин мне жалованье прибавил. Я теперь буду получать двадцать пять.

— Врешь, Пахомыч, ты получал три, да два тебе хозяин прибавил. Будешь получать пять.

— Акулюшка, я ослухался. Ну и это хорошо старику. Ну, Акулюшка, давай с тобой помиримся.

— Давай, Пахомыч.

— Давай, Акулька, спляшем, а нам музыка сыграет. А ну-ка, там, музыканты, давай веселого!

ВЫКРИКИ И ПРИБАУТКИ УЛИЧНЫХ ТОРГОВЦЕВ И РЕМЕСЛЕННИКОВ


КРАСНОРЕЧИЕ РУССКОГО ТОРЖКА

I. Уличный торгаш

Вот так табачок!

Закуривай, мужичок.

Как курнешь,

Так уснешь.

Как вскочишь,

Так опять захочешь!


[...] Приезжали на заработки из деревни, попадали к своим землякам. С головой, смекалистые оставались в городе, становились богатыми купцами.

Идя по улицам Москвы, вы то и дело слышите крик:


Огурчиков, огурчиков!

Зелененьких огурчиков!


Это кричит продавец огурцов, и, пройдя десять шагов, вы новые слышите возгласы:


Яблоки ранеты, яблоки!

Кому яблоки?!


И более веселый голос:


Яблок ранет,

Каких на свете лучше нет!


И так:


Кому яблоки продам?!

Кому дешево отдам?!

Грушевые! Ананас!

Купи, дочка, про запас!


Мимо тебя бежит мальчик, который говорит, что у него имеется веселый юмористический журнал «Пушка» да веселый «Крокодил».


Кому «Пушку», веселую «Пушку»?!


Или еще и так:


А вот веселый «Коркодил»,

Что по улице ходил.

Кому «Коркодил»?!


Дрожжи, самые необходимые для хозяек. И подростки-девочки избирали своей специальностью эту торговлю дрожжами:


Кому дрожжи,

Свежие дрожжи?!


Семечко, сласти были самыми любимыми товарами [мелких] торгашей, так как эти товары всегда брались «с бою» и их весело «рвали» (так отзывались торгаши о семечке). Семечком торговали старушки, девочки. Опытный торгаш с ним не связывался. [...]


Есть семечки жареные!

Кому семечки?!


И такой веселый выкрик:


По воробью, по воробью

Полный карман набью!

Торгуем без обмана,

Накладываем полные карманы!


И такой вариант:


Ай да подсолнышки!

Ай да каленые!

Все се[й]час бы их приел,

Да хозяин не велел!


Вот и сама присказка:


Семечки калены

Продают Алены

Нюркам и Шуркам!

Сашкам и Пашкам!

Варюшкам, Манюшкам!

Наташкам, Парашкам!

Тимкам и Мишкам!

Ванёнкам, Васёнкам!

Гришуткам, Мишуткам!

Ганькам и Санькам!

Всем, всем продаем!

И всем сдачи даем!

Стакан — гривенник цена,

Накладываем всем сполна,

Высыпаем всем до дна,

И цена будет одна.

Во как тут!

Покупай, не ленис[ь]!

И плати, не стыдис[ь]!


Торговец орехами, пряниками, конфетами кричал:


Вот орешки!

Хорошие орешки!

Вкусные, на меду,

Давай в шапку накладу!


И так:


Купцы мы московские!

Пряники ростовские!

Сахарные, на меду!

Во все карманы накладу!

Ай да пряники!

Ай да орешки-коврижки!

Испечены на меду,

Кому хочешь накладу!


Торговец грецкими орехами и другим товаром выкрикивал:


Орехи грецкие!

Барышни замоскворецкие,

Головушки гладки,

На орехи падки!

Оне щелкают, едят

Да еще купить глядят.


И еще вариант:


Вот орешки-то калены!

Где вы, девушки хвалены —

Татьяны, Олены,

Марьюшки и Матрены,

Пашки, Сашки,

Феклушки и Машки?

На орешки глядят,

Покупают да едят,

Конфеты, орехи,

Ребячьи утехи.

Подходи, подходи!

Покупай, забирай

Да в карманы укладай!


Торговец шоколадом и мармеладом:


Шоколад, шоколад!

Самый лучший шоколад!


И так:


А вот шоколад!

Купил плитку, будешь рад, —

Покупай шоколад!

Мармелад, шоколад!

Кому надо мармелад?

Кому надо шоколад?

Вот он! Вот он!


Самыми типичными представителями улиц были селедочники и булочники. Первые всегда на своих головах таскали небольшие бочонки с селедками. [...]


Селедка, селедка!

Копченая селедка!


И такая присказка:


Давай, давай,

Да любую выбирай!

Сам ловил,

Сам солил

И сам продавать принес!


И такая аттестация:


Сами мы рязанские!

Сельди — астраханские!

Давай — покупай!

Забирай — выбирай!


Пирожник, саечник, булочник всегда ходил со своим глубоким лотком, пропитанным маслом, и [с] белой теплой покрышкой:


Кому пирожки,

Горячие пирожки?

С пылу с жару —

Гривенник за пару!

Нажарила, напекла

Акулина для Петра!

Давай —

Наскакивай!


И такая пускается шутка:


Ай да пироги,

Только рыло береги!

Хоть нет зубов,

А кусаются!

Вот где горячие-то!


И такой вариант:


Аи да пирог! Этот пирог

Сам Лаврушенька пек!

Сколь горячий —

Губки жгет.

Одно масло —

К ручкам льнет!

С сахарным примесом,

В полпуда весом!


Но попадались и шутники, которые остроумно высмеивали этих крикунов, а в особенности женщин-пирожниц:


Меж долами, меж горами

Сидит баба с пирогами.

Она не дорого берет,

А кто купит — того рвет!


«Ну что у бабки за пироги!» — подхватывает другой такой же шутник:


Разок бабкина пирога поел,

Так чуть не уколел!

А как два пирога отведал,

Так неделю на двор бегал!


«Полно, насмешник, — огрызается торговка, — мои-то пироги — одна маднасть!»


Да уж точно манность!

Один берет,

А двоих с души рвет!


С кадушкой теста и с горящим возле нее примусом — это сидит блинница, которая при вас печет и угощает горячими блинами, и приговаривает:


Вот блины-блиночки!

Кушайте, милые дочки!


Или:


Ай да блины!

Три дня как испечены:

А посейчас кипят!

Вкусные блиночки!

Кушайте, сыночки

И мои любимые дочки!


И нахваливает:


Ну что за блины!

И сочные, и молочные,

И крупичестые, и рассыпчистые!


«Правда, бабка, я бы твои блины всегда ел, кабы денег не жалел», — острит парень.

Но иногда и сами продавцы пускаются в шутки и остроты:


С дымом, с паром,

С головным угаром!

Кипят и преют,

Скоро поспеют!


Веселый призыв:


Эй вы, базарная братия!

Веселая шатия!

Обступайте кругом,

Кушайте, питайтес[ь]!

В тоску не ударяйтес[ь],

На нас не обижайтес[ь]!

Пускай тухло да гнило,

Лишь бы сердцу вашему

Было бы мило!


Постоянно таскаясь с большим графином или с бутылем — это будет торгаш квасом:


Кому квасу,

Холодного квасу?!


И добавляет:


С мого кваску

Не бросишься в печаль и тоску!


Но были торгаши, которые со своим квасом располагались на козлах, лодках и продавали квас из бочки или бочонка:


Вот так квас

В самый раз!

Баварский со льдом —

Даром денег не берем!

Пробки рвет!

Дым идет!

В нос шибает,

В рот икает!

Запыпыривай!

Небось

Этот квас затирался,

Когда белый свет зачинался!


Такие варианты:


Ай да квас!

С медком,

С ледком!

С винной брагой!

И густой,

И забористой!


Наряду с торгашом квасом существовали еще сбитенщики. Сбитенщик ютился на больших улицах, при рынке. В начале XX века сбитенщик как-то сам вышел из моды и его было можно очень редко встретить в Москве. У былых сбитенщиков существовала своя целая поэзия восхваления своего сбитня. В особенности славился сбитень медовый:


Ай да сбитень-сбитенек!

Подходи-ка, паренек!

Сбитень тетушка варила,

Сама кушала, хвалила

И всем ребятам говорила:

«Вы, ребята, пейте,

Сбитня не жалейте!

Сбитень варен на меду,

Не на рощеном солоду!

Вкусен, ароматен,

Для всякого приятен!»


Вариант:


Ай да сбитень-сбитенек!

Кушай, девки, паренек!

Кушайте и пейте,

Денег не жалейте!

Сбитень сладкий на меду,

На-ка, меду накладу!

А как буду-то варить,

Его все будут хвалить!


Папиросы, спички, махорку или махру продавали мальчики-подростки, которые не [с]только стояли на месте, сколько бегали по улицам рынка с криком:


Папиросы есть «Трезвон» —

Подходи со всех сторон! Или:

Подваливай, народ!

Папиросы — первый сорт! - 368 -

Папиросы «Дели» —

Кури две недели! Или:

Папиросы «Узбек»,

От которых сам черт убег!


И тут же находились шутники, и мальчикам шутили:


Папиросы «Трезвон»!

Как закуришь — беги вон!


Махрой чаще всего торговали взрослые. [...] Махорку или махру продавали чашками, стаканами:


Ай да махорка, вырви глаз!

Аромат — не зелье,

Курить — одно веселье!


И подбодряли:


Кто курит табачок,

Тот веселый мужичок! [...]


И такая табачная присказка:


Вот так табачок!

Закуривай, мужичок!

Как курнешь,

Так уснешь!

Как вскочишь,

Так опять захочешь!


Восхваление и порицание:


Кто курит табачок,

Тот прекрасный мужичок!

А кто нюхает табак,

Тот хуже бешеных собак!



Наскакивай, ребята,

Вот где хорошая махра-то!

Махорка — вырви глаз!

Подходи, рабочий класс!

Чудо-юдо табачок!

Закуривай, мужичок!


Спичками опять таки чаще торговали мальчики:


Вот спички Лапшина —

Горят, как солнце и луна!


Торговка сахарином всегда была очень бойкая. Домохозяйки вместо сахара клали на приправу к сладким кушаньям сахарин, так как он был дешевле сахару:


Есть, есть сахарин!

Самый лучший сахарин!

И в кристаллах, и в таблетках,

И в костюмах, и в жилетках!

Есть, есть сахарин!

Кому надо сахарин?!


Туалетное мыло имело своих специальных торговцев, которые только и промышляли на мыле, а некоторые варили его домашним способом:


Кому мыльце

Умыть рыльце?!

Вот оно, вот оно! Простое мыло:

Ай да мыло-мыльце,

На лицо серенько,

А моет беленько!


Но и тут без шуток и острот не обходилось, и проходящий требует:


Ты мне дай такого мыла,

Чтоб на четверть в тело входило

И радостно сердцу бы было.

Вот это было бы мыло,

А это что уж за мыло!


Игрушкой мелкий торгаш чаще всего торговал на крик. К той или иной игрушке приноравливалась какая-либо присказка, шуточный выкрик. [...] И, таким образом, у игрушечных мастеров и торгашей существовала своеобразная игрушечная поэзия для торговли самой игрушкой.

Вот перед вами стоит торговец с проволочной обезьянкой. Обезьянка наряжена по-детски. Голова и физиономия настоящей обезьянки. Ноги [...] сделаны из пружинной проволоки, того же свойства и ее лапы. Она привязана за шею бечевкой. При подергивании бечевки она весело танцует и скачет во все стороны и во всех направлениях и этим всем производит комическое впечатление. Торговец при пляске обезьянки все время приговаривает:


Американская обезьянка Фока!

Танцует без отдыха и срока!

Пьяна не напивается,

С мужем не ругается!

Пляшет и весело живет

И пьяницей не слывет!

Другой вариант:

Новейшая игрушка!

Заморская зверюшка!

Веселый немец Фок!

Танцует на один бок!


Выкрик торговца с веселым Петрушкой-скоморохом. В руках торговца веселый Петрушка-скоморох. Он наряжен в скоморошье платье с крупными узорами по белому фону. На голове его колпак с бубенчиками. В руках две сковородки, которые при нажиме на живот [...] бьют друг об друга, голова шевелится, бубенчик звенит:


Всем необходима

Проходящим мимо

Детская игрушка —

Веселый Петрушка!

Веселый бим-бом

Веселит весь дом!


И так:


Детская игрушка —

Живой Петрушка!

Такого молодца-оригинала

Вся Москва не видала!

Вина не пьет,

Стекол не бьет,

С девками не якшается,

Худым делом не занимается,

А к мамкину карману подбирается!


И добавляет:


Купи-ка, мамаша, папаша, —

Деточка-то ваша!

И с этой игрушкой

Пусть он поиграет, повеселится,

Потешится, порезвится!

Ай да Петрушка!

Ноги дубовые,

Кудри шелковые,

Сам ходит,

Сам бродит,

Сам шевелится

И никакого квартального не боится!


Еще торгаш с Петром Иванычем:


Ай да-да, ай да-да,

Все пожалуйте сюда!

И Тишки, и Мишки!

И Кольки, и Гришки!

Вся весела детвора!

Покажу я вам Петра:

Сам небольшой,

А нос дугой,

Кудри шелковые

И ножки дубовые.

Шутит, смеется,

С цыганом дерется.


Выкрик торговца Таней и Ваней:


Хорошенькая Таня!

Увлекательный Ваня!

Ваня наш в кафтане,

Таня в сарафане,

Никак мирно не живут:

Как сойдутся,

Так и подерутся!


И так:


Детская игрушка

Домна и Петрушка!

Меж собой дерутся

И сами смеются!


Выкрик торговца котом:


Вот кот! Вот кот!

«Везде хожу, гуляю

И хвостом виляю!

Птичек ловлю,

Мышей давлю!»


Выкрик торговца летающей птичкой на ниточке:


Ай да птичка-синичка!

Сама пестра,

На носок остра,

Летит, кувыркается,

А упадет — не подымается.


И такая:


Ай да птичка!

Сама летит,

Сама свищет,

Сама и покупателя ищет!

Сама клюет,

Сама питается,

Сама и с деточками

Забавляется!


И тут же опять слышится шутка и насмешка:


Ай да веселый дроздок!

Летит, свищет,

Дураков ищет!


Выкрик торговца бубнами, побрякушками, хлопушками:


Вот они, вот они!

Детские подарки

Красивы и ярки!

Дудки! Хлопушки!

Бубны! Побрякушки!

Налетай, выбирай!

Выбирай, забирай!

Вот они! Вот они!


И такой:


Вот она! Вот она!

Только что сработана.

Трам, треск,

Писк, вереск!

Детский крик:

«Что случилось?

Что приключилось?»

Вот так пушка,

Детская хлопушка!

Ребята, ребята!

Живите богато!

Становитес[ь] в ряд,

Покупайте подряд

Пушки-хлопушки,

Веселы побрякушки!

Сам весел будешь

И других посмешишь!

Смешно — грешно,

Весело — потешно!

Красиво — приятно,

Для детей занятно!


Выкрик торговца раскрашенными и ряжеными куклами:


Эй, веселый мужичок, —

Плати четвертачок:

Детская игрушка —

Замоскворецкая Феклушка!

Не бьется, не ломается,

Не дерется, не кусается!

На прохожих не кидается

И в истерику не бросается!


Другой вариант к той же кукле:


Ай да кукла!

Ай да Малаша!

Неслыханное чудо,

Невиданное диво:

Не ревет, не плачет,

А по полу скачет!


Выкрик торговца детскими пушками:


Без пороху,

Без промаху

Бьет и палит,

И дым не валит!


И часто еще добавляется:


Ай да пушка!

Раз — да по нас!

Не ходи мимо нас,

На то пушка у нас!


Вариант выкрика торговца пушкой:


Всегда без пороху!

Всегда без промаху!

Всегда шибко палит,

И дымок не валит!


И еще:


Австрийская пушка —

Деточкам игрушка!

Пробкой палит,

Баловать не велит!


Выкрик торговца шаром-летуном:


Ай да шар-летун!

Вот как он взвивается,

Во как подымается, —

Весь честной народ удивляется:

Выше лесу-то стоячего,

Выше облака ходячего!


Выкрик торговца резиновым мячиком:


Детский скачок

За один пятачок!


И так:


Ай да мяч!

Прыгает, скачет!

Упадет — не плачет!


И еще:


Ай да игрушка!

И потешная,

И безгрешная!

И прыгает,

И взвивается.

Смотрит деточка —

Удивляется.


Выкрик торговца медведем и соловьем:


А вот деточкам

Малолеточкам —

Медведь-топтун!

Соловей-свистун!


Выкрик торговца бегающей мышкой:


Интересный подарок детям

И молодым людям!

Дамам и девицам,

И всем проходящим здесь лицам!

Чудо 20 века!

Мышь убегает от живого человека!


Выкрик торговца прыгающей лягушкой:


Обратите внимание

На наше старание!

Не фокус, не обман,

Не забирается в ваш карман!

Лягушка 20 века!

Прыгает на живого человека!

И не в болоте, не в кусту,

А здесь, на Кузнецком мосту!


Выкрик торговца резиновым яичком с петушком внутри:


Ай да яичко

С живой птичкой!

Все деточки удивляются:

«Откуда петушок появляется?»

Не кушает, не пьет,

В яичке живет!


И так:


Глянь-ка к нам,

Мы покажем вам

Курочку в сережках,

Петушка в сапожках!


Выкрик торговца ванькой-встанькой:


Наш капрал

На ножки встал!


Или:


Нашего Луку

Не уложишь на боку!

Как Ванька не валит,

Лука встанет и стоит!


Морской водолаз-угадчик.

Опускается в ящик записочка, где стоит банка с чертиком-водолазом. При нажиме чертик опускается и поднимается вверх. За каждую вынутую записочку со своей судьбой, вынутой потом из ящика, взимается плата в пять или десять коп. Когда нажимается банка с чертиком и чертик опускается вниз, то в это время приговаривается:


Крутис[ь], вертис[ь],

На дно морское опустис[ь]!

Изведай дно морское,

Узнай счастье людское!

Небольшой расход,

Подходи, честной народ!

Пишет дедушка Данило

Без пера и без чернила,

Не чернилом, не пером,

Своим собственным перстом

О краже, о пропаже,

О вашей немощи и боли

И о несчастной любови!

На задуманный предмет

Дает точный ответ!

Десять копеек — небольшой расход!


Или:


Черт Данило!

Пишет без пера и без чернила,

Сходит в черный кабинет —

И дает точный ответ!

У чертика Данилы

Всегда ответы милы!


Мартын Задека — угадчик судьбы каждого человека.

Устройство такое же, как и у чертика-водолаза. Стеклянная трубка, где сидит Мартын Задека. Он так же опускается и подымается. Опускается — это он пошел за ответом, подымается — принес гадающему ответ:


Небольшой расход —

Подходи, рабочий народ!

Мой Мартын Задека

Узнает судьбу каждого человека:

Что с кем случится,

Что с кем приключится!

Не обманывает, не врет,

Одной правдой живет

И всего 10 копеек берет!

Мой Мартын Задека

Узнает судьбу каждого человека!

Пишет дедушка Мартын

Без пера и без чернил,

Все расскажет, разгадает,

Любовь сердечную узнает!


Выкрик торговца разрезной открыткой (три вида открытки). Открытка разрезается на три части, и при переставлении этих частей получается девять разных лицевых изображений и головок:


Интересная детская забава!

Детский тир!

Из трех голов

Получается девять голов!

Из трех носов

Получается девять носов!

Всем доступно,

Всем занятно

И всем приятно!

Только за один пятачок!


Открытка, изображающая женщину в купальном костюме. Внизу открытки пробиты две дырочки. В эти дырочки вставляются два пальца, которыми и шевелят вместо ног. Продавец, пошевеливая пальцами вместо ног, приговаривает:


Последняя новинка!

Авдотья на даче!

Приехала купаться —

Боится раздеваться!


Изображается мальчик с самой комической физиономией. Сзади приделана ниточка. При подергивании ниточки мальчик открывает глаза и высовывает язык, как бы дразня вас. От торговой присказки у проходящего всегда вызывает улыбку и взрыв смеха:


Последняя новинка!

Живая мурзилка!

Не бранится, не ругается,

А физкультурой занимается!


Существовали и существуют и сейчас [...] выкрики мастеровых: паяльщиков, лудильщиков и всякого рода чинил, заливал всякого рода и всякого рода мастерства. [...] Мастер-лудильщик кричал:


Лужу, паяю,

Старые керосинки покупаю,

Примусы чиню!


Другой мастер кричал:


Ведро починяю,

Старые кровати покупаю!

У бадьей дны вставляю!

Старые тазы покупаю!


[...] При больших рынках и базарах существовали еще мастера своего дела: часовщики, парикмахеры, чистильщики сапог, весовщики, заливалы галош, холодные сапожники, подбивающие железным гвоздем оторванную подметку; и все это делалось при вас, на ходу и на скорую руку, и безо всякой вас задержки. У этих всех мастеров существовало свое рифмованное словцо, вроде присказки, и выкрики, говорящие о их мастерстве.

У парикмахеров существовали такие присказки:


Постричь, побрить,

Побрить, поголить,

Бороду поправить,

Ус поставить!


[...] Шутка:


Ай да бородка —

Нижегородка!

Ус московский,

Сам ростовский


И такой выкрик:


Здесь стрыгут и бреют,

Ножниц не жалеют.

Мы на том стоим,

Что бре[е]м и палим!


У чистильщика сапог была своя присказка:


Чистим-блистим,

Вновь полируем

Рабочим и буржуям! [...]


Профессия сапожных мастеровых, так называемых холодных чинил, была очень распространена в Москве. Они сидели на рынках, базарах, они сидели на улицах, при домах, где-нибудь в простенках... Они при вас же ваш сапог надевали на свою железную ногу, подколачивали обыкновенным тонким гвоздем отвалившийся каблук, подметку, и вы через пять минут могли уже совершать по улице свое дальнейшее путешествие.

Все это быстро, скоро, дешево и сердито. И не зря сидящие чинилы кричали прохожим:


Кому подобьем,

Недорого возьмем!

Старые носи —

Новы не проси!


Так как все это было непрочно и сделано наскоро, по их адресу слышались то и дело остроты и насмешки прохожих:


Сегодня носим,

А завтра мастера просим!


Или так:


Мастер-тепка

Работает крепко:

Сегодня чинили[ся],

А завтра развалилися!


И еще:


Сегодня поносим,

А завтра забросим!

На то я и мастер,

Чтоб все порядки знать:

Где подмажь, где подклей,

А где и гвоздь вбей!

Дырки ваксой замажь

Да за новые покажь!


Выкрик торговца башмаками:


У нас да для вас

Башмачки есть в самый раз!

На слово поверьте,

Сядьте и примерьте!


Выкрик торговца кожаными сапогами:


Ай да сапоги!

Американские сапоги!

Носи на четыре ноги!

В воскресенье и в субботу

Носи до самого поту!


Шутки в адрес холодных сапожников:


В этих сапогах

По хорошей сухой дорожке ступай,

А грязи-воды избегай!

Богу молиться в них можно,

А на коленки становиться нельзя,

А то развалятся!


Выкрик торговца валенками:


А вот валенки —

Большие и маленькие!


Выкрик торговца зеркалами:


Туалет на сто лет!

Для старых, молодых,

Неженатых, холостых!


Выкрик торговца летними шляпами:


Кому продам, кому

Оригинальную шляпу?


От пыли, от загара,

От солнечного удара!


Выкрик торговца крысиным ядом:


Смерть крысам и мышам,

Тараканам и клопам!


При рынках существовали еще весовщики. Они за три-пять копеек взвешивали людей, а также и вещь при продаже мяса, картофеля, капусты и т. д.


Каждому гражданину и гражданке

Интересно знать точный свой вес!

Каждому видно

И никому не обидно.

Желающий, становис, —

Скажем точный вам вис!

Три копейки — небольшой расход.


Очень часто при рынках были промышленники со своими силомерами разного устройства и разного вида. Одни действовали при помощи удара по головке силомера молотом, а другие — при помощи жатия рукой: кто сколько выжмет, а при ударе — кто сколько выбьет. Желающий (таких всегда находилось много) о себе узнавал, как он силен и крепок. Соответственно этому существовала присказка силомерщика:


Давай, давай, давай!

Да сам себя испытай,

Слаб ли ты, силен ли

Или малосилен?!

Всякому знать занятно!

Всякому знать приятно!

А ну-ка подходи

Да испытай себя,

Как ты силен,

Как ты малосилен!


II. Закличка покупателя


Давай подходи

И других подводи!

У дядюшки Демьяна

Торговля без обмана! —


вот они, шутки, утки, прибаутки.

И дальше:


Хоть сам я и не пригож,

А товар привез хорош;

Для Анюток-баламуток

Сарафаны-растеганы.

Для Машонок и Грушонок

Канифасы и атласы.

Для молодушек-лебедушек

Платки, гребешки,

Расписные петушки!

Для красных девушек

Шпильки, иголки,

Булавки, приколки,

И белила, и румяна!

Эй, подходи, честной народ!

Да я и сам не урод!

Тряси все, потряхивай,

Гляди все, поглядывай!

Подходи, подваливай,

Пока не затерло!


И весело добавляет и подбадривает:


Ах, пошел раздор —

На товар разбор!

Две Дуняшки, две Груняшки

Да две бабы Акуляшки,

Как завидели атлас,

Набежали все зараз!

И пошел тут раздор —

На мой товар разбор!


Пускается в ход тут и шутка:


Ай да дядюшка Данил —

Всех бабенок приманил


И всех дешевкой удивил!


И продолжает сыпать шутки дальше:


Всем, всем продаем!

И скупым, и вороватым,

И простым, дураковатым,

Всем хапугам и плутам,

И всем гороховым шутам!

Всем праздношатающим

И всем праздноболтающим!

Все сюда! Все сюда!

Здесь распродажа, как всегда!


И так:


Всем, всем продаем!

За дешевку отдаем

И Вавилу, и Гаврилу,

И подслепому Данилу!

Всех мы любим,

Всех мы уважаем:

И Мишуху-мясника,

И Ванюху-квасника!


И еще:


Глядите, не моргайте,

Рты не разевайте,

Ворон не считайте,

По дешевке покупайте!

Давай, давай, давай

Да по дешевке выбирай!

Небывалого случая Три года ждут!

И похваливается:

Ну что за товар!

И тот хорош,

И другой хорош,

Выбирай, который хошь!

Пускается в оборот и такая речь:

Стой, товарищ, стой!

Стой и удивляйся!

Вот эта вещь —

Каждому необходимо

Проходящему мимо:

И антично,

И практично,

И гигиенично,

Розентабельно,

Контонабельно,

Сногсшибательно!

Ай да товар!

Из короба не лезет,

Да и в короб нейдет:

Наверное, покупателя ждет!


А иногда для веселости говорится и такой трюк:


Стой, товарищ, не пугайся!

В тресте кража,

А у нас веселая распродажа!


Или так:


У кого называется кража,

А у нас веселая распродажа!

Не пугайся, мамаша, —

Это такая присказка наша!

В милицию не поведут,

Протокол не составят

И ночевать там не оставят!


И еще шутки:


Вот она, вот она —

Из Парижа везена!

Долгоносым за пятак,

А курносым даем так!

Девки, сюда,

И молодки, сюда!

Караул, караул!

Мужик бабу обманул!

Наш Абдул

Всех надул:

И Тишку, и Гришку,

И Сашку, и Машку!

А как наш Мишка

Не берет лишка!

Он торгует честно,

Всей Москве известно!


Сатира на торгаша:


У нашего торгаша

Голова, как у ежа,

Рожа, как кринка,

Нос, что дубинка!

Дядя Ваня продает

И всем в придачу дает

Курицу-хохлушку

Да свинью-пеструшку,

Овин с овсом,

Жеребца с хвостом,

Хомут с клещами,

Шлею с вожжами,

Трубку с чубуком,

Кисет с табаком,

Курицу с цыплятами,

Хрюшку с поросятами,

Кошку с котятами

Да жену с ребятами,

Быка-бодуна

Да еще деда-пердуна!

Наш дед запьет,

Ворота запрет.

Рюмку водки в кулачок —

Лезет к бабке под бочок.

Зазывай всех Матрен

И Луку с Петром,

Дядюшку Якова,

Ваньку горбатого,

Кольку носастого,

Ваську соплястого,

Мишку вшивого,

Еремку плешивого!..

Всех, всех сюда собирай

И всем по дешевке продавай!


Вид удивления:


Ой, ой, сколько пришло!

Ой, сколько привалило!

Десять смеющих,

Десять рыдающих

Да десять улыбающих,

Да десять в череду ожидающих!

Пошел раздор —

На товар разбор!

Смотри, дедушка Вавило,

Сколько народу привалило —

И седых, и молодых,

И красивых, и рябых,

Бледных и румяных,

Пузатых и поджарых!..

Караул, караул!

Растащили, не берут.

От Красных ворот

Вали валом, народ!

Разбазаривай, Влас,

Выставляй все напоказ —

Красным девкам за пятак,

Разведенкам даем так!

Придет тетушка соплива —

Ей продажа особлива!


И еще:


Спали-почивали —

Весело вставали,

На базар бежали —

Товары выкладали,

По дешевке продавали

Худым и тощим,

Толстым и солощим.

Дудачам и скрипачам,

Плясунам и скакунам,

Купцам и дворянам,

Рабочим и крестьянам,

И москвичкам-дамам!..

Всем, всем продаем!

По дешевке отдаем!


[...] Чаще всего торгаши пользовались короткой присказкой и выкриками. Чтобы рассказать [присказку] длинную, [...] нужно быть хорошим краснобаем и уметь складно говорить, но [...] истинные краснобаи редко попадались. Они были редки. Чаще — именно такие, которые говорили коротенько:


Зазывай всех Иванов!

Купят — не купят, —

Пускай поглядят!


Кто с базара,

А наш дядюшка Назар

Только едет на базар.


Ай да-да!

У нашего продавца

Разных сказок —

Без конца!


Ай-вай,

Да хорошо покупай!

Да и денежку подай!


«Ай, ай, — кричит Мишка. —

Хорошее, худое, —

Выбирай любое!»


Ай, дядя Лука!

С шуткой и со смехом

Продает с успехом.


Ай да распродажа!

Старым и молодым,

Неженатым, холостым!


Ай да-да!

Товар антик,


И на ж... бантик!

Отдирай, примерзло!


Есть ниточки,

Есть катушечки!

Подходите покупать,

Девки-душечки!


Иголки не ломки,

Нитки, тесемки,

Румяна, помада!

Кому чего надо?!


Булавки, иголки!

Стальные приколки!

За один пучок

Плати пятачок!


У дедушки Марка

Товару барка:

Мыла пахучие!

Ситцы нелинючие!


Наш дедушка Федул,

Никого он не надул.

Он торгует честно,

Всей Москве известно!


Подходи, дядя Роман,

Разворачивай карман,

Выбирай, не торопис[ь]!

Купивши, не хохлис[ь]!


Глядите, не моргайте,

Рты не разевайте,

Ворон не считайте,

По дешевке покупайте!


Алеша — три гроша,

Шейка — копейка,

Алтын — голова,

По три денежки нога!


Время зря не проводи,

Давай подходи!

Наш дед Селиван

Не делает обман!


В нашей палатке

Нет нехватки!

Духи и помада!

Кому чего надо?!


Вот как тут:

Хочу — не хочу,

По три денежки плачу,

Не уважу богачу!


Девки, сюда,

И молодки, сюда!

Караул, караул!

Мужик бабу обманул.


И Аленка, и Аненка,

И красивая Матренка —

Все к нам пришли

И подруг привели!


Наш Мишка

Не берет лишка:

Он по совести живет,

По дешевке продает!


Опять дядюшка Назар

К вам приехал на базар!


Давай подходи

И других подводи!


У дядюшки Якова

Товару хватит всякого!

Тары-бары, растабары!

Расторговываем товары!


Сивые, буланые

И постромки рваные!

Эй, дружки,

Набивай брюшки!

Конфеты! Орехи!

Девичьи утехи!


В нашем тресте

Плати на этом месте —

Без карточек

И без очереди!

Зачем в очередь ходить,

Когда здесь можно купить?


Вали валом, народ,

От Яузских ворот,

Со Сретенки, с Лубянки,

С Тверской, Моховой

На товар дешевой!


Пальто и жилеты!

Сапоги и жакеты!

Товары французские,

А ребята русские!

Торгую — не спешу,

Двигай к нашему шалашу!


У нашего свата,

Дядюшки Филата,

Продаются два сига


Да комариная нога,

После хромого клюшка

Да от ведра дужка!

Подходи, подваливай,

Пока не затерло!


Эво, глядите,

Где наш дядюшка Иван:

Не дышит, не шипит

И ушам не шевелит,

Рта не открывает,

Глазами не моргает,

Не чихает, не икает,

А все молчком

Да по дешевке покупает,

Чтоб не разузнали

Да товар не расхватали!


Эй, старые, усатые,

Рыжие, бородатые,

Девки-вострушки,

Старушки-хлопотушки,

Свахи-сводницы

И московские огородницы!

Подваливай валом,

По дешевке продаем,

Чуть не даром отдаем!


Чем домой таскать,

Хочу все распродать:

Подходи, подходи

И Акульку подводи!

Запили, загрустили

И по дешевке запустили!

Наскакивай, Матрена!

Получай деньги, Ерема!


Эй, шевелис[ь], шевелис[ь],

У кого денежки завелис[ь]!


Подходи, кума Татьяна,

За собой веди Лукьяна!

Как Лукьян-то подойдет,

У нас на ход все пойдет.

Мы не только разуважим, —

Чего нет, и то покажем!


Эх, поминай добром

Нас, Луку с Петром,

Сидора, Захарку

Да плута Макарку,

Шелудивого Фроську

Да косого Оську!..

Всех нас поминай

И никого не забывай!


Тары-бары, растабары,

Есть хорошие товары!

Продаю без барыша,

Зато и слава хороша!

Все Аленки, все Матренки —

Все сюда, все сюда,

Здесь распродажа, господа!


Граждане, гражданочки,

Рабочие и мещаночки,

Обратите вы на нас внимание,

На наши усиленные старания:

Привезли товару дешевого,

Ценой доступного и грошового!

Не товар, а сущий клад, —

Забирай нарасхват!

Подходи, дядя Вавило!

Заворачивай, Гаврило!

Дешево запустили.

А как ныне у нас

Да в последний раз!


Завтра придешь,

Да уж нас не найдешь!

Мы торговлю кончаем,

В Америку жениться уезжаем!

Наши Микешки

Торгуют без промашки:

Деньги берут

И товар не дают!

А мы не из таких,

Не грабим нагих!

С нагого нечего взять,

А нагому нужно дать.

Заворачивай, Матрена!

Плати денежки, Ерема!


Дядюшка Влас

Весь товар выложил напоказ:

Ройте, копайте

И деньгу давайте!

Кто с деньгами,

Щупай собственными руками!

А кто без денег,

Не тронь, не вороши, —

У тебя ручки нехороши!

Вот где дешево-то!

Вот где дешево-то!

Идите ногами,

Смотрите глазами,

Берите руками,

Платите деньгами!

Эх, навалис[ь], навалис[ь],

У кого денежки завелис[ь]!


Вот где дешево!

Вот где дешево!

Фунтами!

Пудами!

Вагонами!


Эшелонами!

Навалис[ь], навалис[ь],

У кого денежки завелис[ь]!

Варварушка, подходи

Да тетку Марью подводи!


У плешивого Ивана

Торговля без обмана:

Он товар продает

И всем в придачу дает

Пеструю телушку

Да денег полушку,

С хлебом тридцать амбаров

Да сорок мороженых тараканов,

На прибавку осла

Да бородатого козла!

Лысые, плешивые —

Люди счастливые!

А для тетушек Варвар

Припасен хорош товар:

Ситцы, канифасы,

Всякие атласы,

Духи и помада, —

Кому чего надо!

Давай выбирай!

Выбирай, покупай!

Денежки заплатишь

И домой покатишь!


Здравствуйте-те, милые,

Товарищи, товарки,

Работницы-пролетарки!

Стою на краю,

Дешевле всех продаю:

И Марьям, и Дарьям,

И Лукерьям, и Натальям.

Глядите, смотрите,

Хватайте, валяйте-те


Да денежку давайте!

Бедные и богатые,

Хитрые и вороватые,

Воры и налетчики,

Все самогонщики

И фальшивомонетчики, —

Дешевую торговлю

Мы здесь кончаем,

С одного базара

На другой переезжаем!

А по такому случаю

Покупайте у нас

В последний раз!

Дешево-сердито

Разбазаривает Никита!


Ай да бабушка Ненила,

На базар присеменила

И весело заговорила:

«Стренцы-бренцы, —

Ножи, веретенцы!

Ложки, плошки!

Сковороды, лукошки!

Топор, гребешок!

Припасай денег мешок!»


Вот как мы продаем —

Дурью, смехом,

Весельем и потехой.

Как наш дед закурит,

Весь народ приманит,

Да все всем продаст,

Да и дешево отдаст!


Сверху вода,

И снизу вода,

И в водке вода,

И в лекарстве вода,


Вот, вот где беда, —

Знать, последние года!

Пошло, поехало,

Ходом, бродом.

В труски, в скачки,

Вдогонку, вперегонку!

А кто успел,

Первый сорт поддел!


Ай, тетушки,

Ай, Варварушки!

Ай, матушки,

Ай, сударушки!

Вы бежика-те,

Вы спешика-те!

У нашего Макарки

Товару-то барки!


Ай, вай, бай!

Да подешевле выбирай!

Шевели, тряси

И, купивши, домой неси!

Делай дешевый оборот!

Дешевка лезет в самый рот!

Тещи, молодки,

Красавицы-лебедки,

Где вы тут?

Хватай, забирай,

Да и денежки давай!


Худым и плотным,

Служащим и безработным,

Плешивым и бородатым,

Волосатым и кудреватым

Я сегодня продаю,

Чуть не даром отдаю —

Все без карточек

И всем без очереди!


Товар — первый класс —

Выложен здесь напоказ,

Всем на удивление,

Всем на умиление!

Поразительный

И пронзительный,

Что так плотен

И казист,

И форсист,

Потягуч,

Нелинюч.

Вота он! Вота он!

В Москву-город привезен!

Орехи, орехи!

И семечки калены!

Калены, румяны, —

Продают Татьяны.

Девушки, молодки,

Красные лебедки,

Головушки гладки, —

На орехи падки!

Полюшки, Машонки,

Феклушки, Сашонки

На орехи глядят —

Покупают да едят!


Приехали с орехами,

С конфетами, леденцами,

С балушками,

С побрякушками!

Подходи, честной народ!

Стоит дядя у ворот —

По дешевке пролает!

МОСКОВСКИЙ СБИТЕНЩИК

Вот сбитень горячий!

Мед казанский,

Сбитенщик астраханский.

Сам хохлится,

Сам шевелится,

Сам потрогивается.

Не пей пива кружку,

Выпей сбитня на полушку.

С нашего сбитню

Голова не болит,

Ума и разума не вредит.

Тетушки Варвары,

Широкие карманы,

Марьи Ивановны,

Городские барыни,

Извольте кушать,

А другие глядеть да слушать.

Пил сам дядя Елизар,

Так и просит, Назар

Нес, поднес

Под самый нос.

Какой вкус, какой цвет,

Откушай, сосед,

Все пьют да хвалят,

Нашего брата и по головке гладят.

РАЗНОСЧИК-БАЛЯСНИК

По клюкву, по клюкву!

Да по ягоду по клюкву!

По Владимирску по крупну!

Подснежну, манежну!

Эка клюква, эка клюква,

Удивительная, крупна.

Эвти бабашки

Брали девки Наташки.

С кочки на кочку скакали,

Подолики рвали,

Башмачки теряли —

То ягодки собирали,

В набирочку покладали,

Господам продавали.

Господа ягодку брали,

Медком поливали,

Сахарком пересыпали,

И кушали, восхваляли.

Вот по клюкву!

Приехали с клюквой из города Ростова

От дедушки толстого.

Эка клюква, эка клюква!

Удивительная, крупна!

Кто клюковки покушает,

Тот песенок послушает.

Вот сладкая клюква!

По клюкву, по клюкву!

ПИРОЖНИК ЯШКА

Эй, господа, Пожалуйте сюда!

Кланяюсь и рекомендуюсь: пирожник Яшка Белая рубашка!

Пожалуйте, господа почтенные,

Пирожки у меня горячие, отменные!

Такой редкий предмет,

Что ни одного таракана в них нет,

Потому что я держу такую стряпку,

Которая не запечет в них тряпку.

А если и попадется иногда муха,

Так она не проест брюха!

Попробуйте-ка, ну-ка,

Всего по пятаку штука!

Подходите, братцы, торопитесь,

Не сумлевайтесь, не объедитесь!

СБИТЕНЩИК

Общий любимец школы — сбитенщик давно уже выкрикивал обычное:


Кипит да преет,

Amicus-ов[20] греет!

Кипит кипяток

Попарить животок!..

Кто наш сбитенек берет,

Тот здрав живет:

Под горку идет, не спотыкается,

На горку ползет, не поперхается...

Подходи!


Громко выкрикивал сбитенщик свои неизменные прибаутки. Столпившиеся школьники подтрунивали над разбитным, словоохотливым торговцем.

— На базаре pessimus, а у нас optimus![21] — выкрикивает он.

— Не так, не так, ошибся! — кричат ему школьники.

— На базаре optimus, — поправляется сбитенщик, — а у нас pessimus! [...]

[Черепушник, любимец школьников, принес] со своим братом на головах два больших плоских корыта горой накладенных черепенников [...]


Черепеннички, что зайчики,

На дыбошках стоят,

Ушки вверх держат...

Помани копеечкой,

Заскачут, побегут,

Сами в рот ввалятся! —


распевал он, открывая наполовину грязную тряпицу, которою были прикрыты черепенники.


Эй, шевелись,

Подходи — не скупись!

Даром не даем,

Лишнего не берем,

В долг не верим...

На грош пара, на копейку четыре.

С красным словцом,

С зеленым маслицем,

С лучком подварено,

Перчиком посыпано...

Нос согревают,

Губ не обжигают,

Утробушку прохлаждают.


Малыши со вниманием слушали балагура-черепушника. Вдруг кто-то из великовозрастных затянул:


У продавца в кармане

Сера вошь на аркане,

А в другом блоха на цепи...


Все дружно захохотали. Чтобы восстановить прежнее настроение, черепушник взял в руку бутылку с конопляным маслом, из которой он тоненькой струйкой поливал покупателям разрезанные черепенники, и, помахивая ею, продолжал свои прибаутки-приговоры:


У нашего хозяина,

Что у богатого барина:

Семь бочек порожних,

Восьмая без масла стоит...

МЕДВЕЖЬЯ ПОТЕХА

I

Приход вожака с медведем еще очень недавно составлял эпоху в деревенской заглушной жизни: все бежало к нему навстречу — и старый и малый; даже бабушка Анофревна, которая за немоготою уже пятый год с печки не спускалась, и та бежит.

— Куда ты это, старая хрычовка? — кричит ей вслед барин.

— Ах, батюшки, — прихлебывает Анофревна, — так уж медведя-то я и не увижу? — и семенит далее.

Представление производится обыкновенно на небольшой лужайке; вожак — коренастый пошехонец; у него к поясу привязан барабан; помощник — коза, мальчик лет десяти-двенадцати, и, наконец, главный сюжет — ярославский медведь Михайло Иваныч, с подпиленными зубами и кольцом, продетым сквозь ноздри; к кольцу приделана цепь, за которую вожак и водит Михайлу Иваныча; если же Михайло Иваныч очень «дурашлив», то ему, для опаски, выкалывают и гляделки.


— Ну-тка, Мишенька, — начинает вожак, — поклонись честным господам да покажи-ка свою науку, чему в школе тебя пономарь учил, каким разумом наградил. И как красные девицы, молодицы, белятся, румянятся, в зеркальце смотрятся, прихорашиваются. — Миша садится на землю, трет себе одной лапой морду, а другой вертит перед рылом кукиш, — это значит, девица в зеркало смотрится.

— А как бабушка Ерофеевна блины на масленой печь собралась, блинов не напекла, только сослепу руки сожгла да от дров угорела. Ах, блинцы, блины! — Мишка лижет себе лапу, мотает головой и охает.

— А ну-ка, Михайло Иваныч, представьте, как поп Мартын к заутрени не спеша идет, на костыль упирается, тихо вперед подвигается, — и как поп Мартын от заутрени домой гонит, что и попадья его не догонит. — А как бабы на барскую работу не спеша бредут? — Мишенька едва передвигает лапу за лапой. — И как бабы с барской работы домой бегут? — Мишенька принимается шагать бегом в сторону. — И как старый Терентьич из избы в сени пробирается, к молодой снохе подбирается. — Михайло Иваныч семенит и путается ногами. — И как барыня с баб в корзинку тальки да яйца собирает, складывает, а барин все на девичью работу посматривает, не чисто-де лен прядут, ухмыляется, знать, до Паранькина льна добирается. — Михайло Иваныч ходит кругом вожака и треплет его за гашник.

— А нуте, Мишенька, представьте, как толстая купчиха от Николы на Пупышах, напившись, нажравшись, сидит, мало говорит; через слово рыгнет, через два п[...]нёт. — Мишенька садится на землю и стонет.

Затем вожак пристраивает барабан, а мальчик его устраивает из себя козу, то есть надевает на голову мешок, сквозь который, вверху, проткнута палка с козлиной головой и рожками. К голове этой приделан деревянный язык, от хлопанья которого происходит страшный шум. Вожак начинает выбивать дробь, дергает медведя за кольцо, а коза выплясывает около Михайло Иваныча трепака, клюет его деревянным языком и дразнит; Михайло Иваныч бесится, рычит, вытягивается во весь рост и кружится на задних лапах около вожака — это значит: он танцует. После такой неуклюжей пляски вожак дает ему в руки шляпу, и Михайло Иваныч обходит с нею честную публику, которая бросает туда свои гроши и копейки. Кроме того, и Мише и вожаку подносится по рюмке водки, до которой Миша большой охотник; если же хозяева тароватые, то к представлению прибавляется еще действие: вожак ослабляет Мишину цепь, со словами «А ну-ка, Миша, давай поборемся» схватывает его под силки, и происходит борьба, которая оканчивается не всегда благополучно, так что вожаку иногда приходится и самому представлять, «как малые дети горох воруют», — и хорошо еще, если он отделается при этом одними помятыми боками, без переломов.

II СЕРГАЧ

[...] — Ну-ко, Михайло Потапыч, поворачивайся! Привстань, приподнимись, на цыпочках пройдись: поразломай-ко свои старые кости. Видишь, народ собрался подивиться да твоим заморским потяпкам поучиться.

Слова эти выкрикивал нараспев [...] низенький мужичок в круглой изломанной шляпе с перехватом посередине, перевязанным ленточкой. Кругом поясницы его обходил широкий ремень с привязанною к нему толстою железною цепью; в правой руке у него была огромная палка — орясина, а левой держался он за середину длинной цепи.

В одну минуту на заманчивый выкрик сбежалась толпа со всех концов большого села Бушнева, справлявшего в этот день свой годовой праздник летней Казанской. Плотно обступила глашатая густая и разнообразная стена зрителей. [...]

Между тем на площадке раздавалось звяканье цепи, и мохнатый медведь с необычайным ревом поднялся на дыбы и покачнулся в сторону. Затем, по приказу хозяина, немилосердно дергавшего за цепь, медведь кланялся на все четыре стороны, опускаясь на передние лапы и уткнув разбитую морду в пыльную землю.

— С праздником, добрые люди, поздравляем! — приговаривал хозяин при всяком новом поклоне зверя, а наконец, и сам снял свою измятую шляпу и кланялся низко.

Приподнявшись с земли в последний раз, медведь пятится назад и переступает с ноги на ногу. Толпа немного осаживает и поводатарь начинает припевать козлиным голосом и семенить своими измочаленными лаптишками, подергивая плечами и уморительно повертывая бородкой. Поется песенка, возбудившая задор во всех зрителях, начинавших снова подаваться вперед:

Ну-ко, Миша, попляши,

У тя ножки хороши!

Тили, тили, тили-бом,

Загорелся козий дом:

Коза выскочила,

Глаза выпучила.

Таракан дрова рубил,

В грязи ноги завязил.

Раздается мучительный, оглушительно-нескладный стук в лукошко, заменяющее барабан, и медведь с прежним ревом — ясным признаком недовольства — начинает приседать и, делая круг, загребает широкими лапами землю, с которой поднимается густая пыль. Другой проводник, молодой парень, стучавший в лукошко и до времени остававшийся простым зрителем, ставит барабан на землю и сбрасывает привязанную на спине котомку. Вытащив оттуда грязный мешок, он быстро просовывает в него голову и через минуту является в странном наряде, имеющем, как известно, название козы. Мешок этот оканчивается наверху деревянным снарядом козлиной морды, с бородой, составленной из рваных тряпиц; рога заменяют две рогатки, которые держит парень в обеих руках. Нарядившись таким образом, он начинает дергать за веревочку, отчего обе дощечки, из которых сооружена морда, щелкают в такт уродливым прыжкам парня, который, переплетая ногами, время от времени подскакивает к медведю и щекочет его своими вилами. Этот уже готов был опять принять прежнее, естественное положение, но дубина хозяина и щекотки козы продолжают держать его на дыбах и заставляют опять и опять делать круг под веселое продолжение хозяйской песни, которая к концу перешла уже в простое взвизгиванье и складные выкрики. С трудом можно различить только следующие слова:

Ах, коза, ах, коза,

Лубяные глаза!

Тили, тили, тили-бом,

Загорелся козий дом.

Медведь огрызается, отмахивает козу лапой, но все-таки приседает и подымает пыль.

Между тем внимание зрителей доходит до крайних пределов: девки хохочут и толкают друг дружку под бочок, ребята уговаривают девок быть поспокойнее и в то же время сильно напирают вперед, отчего место пляски делается все уже и уже и Топтыгину собственною спиною и задом приходится очищать себе место.

Песенка кончилась; козы как не бывало. Хозяин бросил плясуну свою толстую палку, и тот, немного огрызнувшись, поймал в охапку и оперся на нее всею тяжестью своего неуклюжего тела.

— А как, Михайло Потапыч, бабы на барщину ходят? — выкрикнул хозяин и самодовольно улыбнулся.

Михайло Потапыч прихрамывает и, опираясь на палку, подвигается тихонько вперед, наконец, оседлал ее и попятился назад, возбудив неистовый хохот, который отдался глухим эхом далеко за сельскими овинами.

— А как бабы в гости собираются, на лавку садятся да обуваются?

Мишук садится на корточки и хватается передними лапами за задние, в простоте сердца убежденный в исполнении воли поводатаря, начавшего между тем следующие приговоры:

— А вот молодицы — красные девицы студеной водой умываются: тоже, вишь, в гости собираются.

Медведь обтирает лапами морду и, по-видимому, доволен собой, потому что совершенно перестает реветь и только искоса поглядывает на неприятелей, тихонько напевая про себя какой-то лесной мотив. Хозяин между тем продолжает объяснять:

— А вот одна девка в глядельцо поглядела да и обомлела: нос крючком, голова тычкам, а на рябом рыле горох молотили.

Мишка приставляет к носу лапу, заменяющую на этот случай зеркало, и страшно косится глазами, во всей красе выправляя белки.

— А как старые старухи в бане парятся, на полке валяются? А веничком во как!.. во как!.. — приговаривает хозяин, когда Мишка опрокинулся навзничь и, лежа на спине, болтал ногами и махал передними лапами. Эта минута была верхом торжества медведя; смело можно было сказать ему: «Умри, медведь, лучше ничего не сделаешь!»

Ребята закатились со смеху, целой толпой присели на корточки и махали руками, болезненно охая и поминутно хватаясь за бока. Более хладнокровные и видавшие виды сделали несколько замечаний, хотя и довольно сторонних, но все-таки более или менее объяснявших дело.

— Одна, вишь, угорела, — продолжал мужик, — у ней головушка заболела! А покажи-ко, Миша, которо место?

Медведь продолжал валяться, видимо, желая до конца напотешить зрителей, но хозяйская палка, имевшая глупое обыкновение падать как раз не на то место, где чешется, напомнила зверю, что нужно-де всему меру знать, а хозяйские уроки не запамятовать. Очнувшийся Мишка сел опять на корточки и приложил правую лапу сначала к правому виску, потом перенес ее к левому, но не угодил на хозяина. Этот, желая еще больше распотешить зрителей, сострил и, дернув порывисто за цепь и ударив медведя по заду, промолвил:

— Ишь ведь, старый хрыч какой! Живот ему ломит, а он скулу подвязал! Покажи-ко ты нам, как малые ребята горох воруют, через тын перелезают.

Мишка перелезает через подставленную палку, но вслед за тем ни с того ни с сего издает ужасный рев и скалит уже неопасные зубы. Видно, сообразил и вспомнил Мишка, что будет дальше, и крепко не по нутру ему эта штука. Но, знать, такова хозяйская воля, и боязно ей перечить; медведь ложится на брюхо, слушаясь объяснений поводатаря:

— Где сухо — тут брюхом, а где мокро — там на коленочках.

Недаром Топтыгин неприязненным ревом встретил приказание: ему предстоит невыносимая пытка. Хозяин тащит его за цепь от одной стены ребят до другой, противоположной, как бы забыв о том, что зверь всегда после подобной штуки утирается лапой. С величайшею неохотою поднимает он брошенную палку и, схватив ее в охапку, кричит и не возвращает. Только сильные угрозы, на время замедлившие представление, да, может быть, воспоминание о печальных следствиях непослушания, заставляют медведя повиноваться. Сильно швырнул он палку, которая, прокозырявши в воздухе, далеко перелетела за толпу зевак. Наказанный за непослушание, медведь начинает сердиться еще больше и яснее: он уже мстит за обиду, подмяв под себя вечно неприязненную козу-барабанщика, когда тот в заключение представления схватился с ним побороться. Прижал медведь парня лапой, разорвал ему армяк, и без того худой и залатанный, и остановился, опустив победную головушку. Только хозяйская памятка привела его в себя, громко напомнив и о плене, и о том, что пора-де оставить шутки, не место им здесь.

Осталось Мишке только пожалеть об этом и сойти со сцены, но неумолимая толпа трунит над побежденным и поджигает его схватиться снова с медведем. Однако этот последний совсем не расположен тягаться, достаточно уверенный в собственных силах. Он окончательно побеждает противника уже простою уступкою: Мишка валится навзничь, опрокидывая на себя и козу-барабанщика.

— Прибодрись же, Михайло Потапыч, — снова затянул хозяин после борьбы противников. — Поклонись на все четыре ветра да благодари за почет, за гляденье, — может, и на твою сиротскую долю кроха какая выпадет.

Мишка хватает с хозяйской головы шляпу и, немилосердно комкая, надевает ее на себя, к немалому удовольствию зрителей, которые, однако же, начинают пятиться в то время, как мохнатый артист, снявши шляпу и ухватив ее лапами, пошел, по приказу хозяина, за сбором. Вскоре посыпались туда яйца, колобки, ватрушки с творогом, гроши, репа и другая посильная оплата за потеху. Кончивши сбор, медведь опустил голову и тяжело дышал, сильно умаявшись и достаточно поломавшись.

III ПРИГОВАРИВАНЬЕ ПОВОДИЛЬЩИКА

Ну-ко, Марья Васильевна, поворачивайся веселей, говори посмирней; хмелек вьется, живой не ведется, поворачивайся направо, артикул делай завсегда браво. Садись в суд да слушай: есть у нас по городам, по волостям, стреляются молодцы калиновские, алаторские. Держать, не пускать, право-лево не смотреть. Конница, драгуны, подводы ямские, хлеб мирской, денежки государевы. Пешеходные солдаты, ружья на плечо, порох да сума обтерли бока, проломили солдатское плечо, артикул выкидывали, ручку на ручку прикладывали. Сядь на добром месте. Сама прикройся. Княгини, боярыни, гостиные дочери крутятся, белятся, в чисты зеркала смотрятся, из-под ручки выглядывают, по мысли себе женихов выбирают; который жених был кудреват, кудерки сгибат. Как старые старушки на господскую работу ходят, идут они, хромают, на одну ноженьку припадают, от барщины отбывают, начальники палкой погоняют. Малые ребята в чужое поле за горошком ходят, горошек наворовали, в мешки клали, налево кругом — марш, убежали. Вот теща перед зятем пляшет, рукой машет, головой потряхивает. Для зятя блины пекла, угорела, головушка заболела. Сядь да указывай.

IV [ПРИГОВОРЫ МЕДВЕЖАТНИКА]

Представления с медведем происходили следующим образом. По приходе в село вожак ударял в барабан, на звуки барабана сходился народ. «Козарь» начинал плясать. Медведь, понукаемый цепью, тоже плясал, выделывал некоторые штуки (кланялся, кувыркался) пред глазами собравшейся толпы и под приговоры вожака. Вот эти приговоры.

«Первый раз как за цепь возьмешь и тряхнешь, приговаривали:

— Вставай да подымайся, ворочайся-разгибайся, пробивай строчки московски, други заморски, господам дворянам; садись в суд да слушай, как у нас по городам, по волостям есть старосты-бурмистры, приказные командеры. Судьба прошла — с городов стрельба пошла, с городу на город метко; лука не изломи и его не перешиби; старому старику глаза не вышиби, а скупому да лихому вон вывороти, который нас не поит да не кормит и теплого ночлега не дает...

— Пехотный солдат идет с ружьем на караул (при этом медведю давали палку); ружьи, мушкеты обтерли бока, и с порохом сума разломила солдату плеча; конные драгуны, служивые казаки поедут на службу верхом (ему дашь палку, а он сядет верхом на палку).

Потом говоришь:

— Как старая старушка идет на господский двор работать, идет она, хромает: от господской работы отбывает, работать ей мочи нет — свело старую и скорчило — господская работа состарила... Как звали старуху на господский двор на почетный пир: услышала старая, вскочила, ручки-ножки залечила — пошла танцевать...

— Как малые ребята горох воровали; где сухо — тут брюхом, а где мокренько — на коленочках, и покрали, и поваляли горох, и хозяину не оставили...

— Как теща перед зятем скачет-пляшет, зятя угощает. Блины пекла да угорела, головушка у ней заболела...

Медведь тут уж встанет, дашь ему шапку в лапы-то и говоришь:

— Ну, ваше благородие, сошлите ему сколько-нибудь жалованья на хлеб и за труды ему...»

V

А ну-тка, Мишенька Иваныч,

Родом боярыч,

Ходи, ну похаживай,

Говори-поговаривай,

Да не гнись дугой,

Словно мешок тугой.

Да ну поворотись,

Развернись,

Добрым людям покажись.

А ну-ка, вот ну, как старые старушки,

Молодые молодушки

На барщину ходили,

До дыр пяты сносили.

А как теща про зятя блины пекла

Да угорела,

Головушка заболела!

А вот ну, как красные девицы моются,

Белятся, румянятся,

В зеркальце глядятся

Да из-под рученьки женишков выглядывают.

А вот ну, как малые ребятишки горох воровали,

Тишком-тайком — где сухо,

Там брюхом,

Где мокро, там на коленочках.

А вот ну, ходи-расходись,

Во всем народе покажись.

А ну, как конные драгуны в поход ходили,

Ружьем метали,

Артикулы выкидали.

А вот как с порохом сума

Оттянула все плеча.

А ну-ка вот, ну, как муж у жены

Вино ворует,

А холостой парень по чужой жене тоскует.

Ходи не спотыкайся,

Вперед не подавайся,

Разгуляйся!

Вались да катись,

Бока не зашиби, сам себя береги.

А ну, женка в гости пошла,

С собой гусли взяла,

Мужа прочь прогнала.

А ну вот, ну,

Как наши бабенки в баню ходили,

Винцо с собой носили,

На полок забирались,

На спинке валялись,

Веничком махали,

Животики протирали.

VI [МЕДВЕДИ В КАЛУГЕ]

[...] Остановившись где-нибудь на Старом или Новом торгу, вожаки начинают игру на своих инструментах; народ собирается, и Мартын Иванович на задних лапах обходит заранее всех с бубном, собирая деньги. Затем по приказанию поводчика медведи по очереди смешно изображают:

— Как барышни, идя на гулянье, мажутся, красятся, пудрятся. (медведь мажет себе морду лапой);

— Как московские кухарки, мешкая, идут за водой, как ломаются перед дворниками с фасоном;

— Как заговорят они с дворником и потом бегом бегут домой с коромыслом (вместо коромысла у медведя палка);

— Как барышня стесняется кавалера — нос загораживает;

— Как целует городская барышня — интеллигентно, вежливо и как деревенская девица крепко обнимает;

— Как в кавалерии ездят на лошади (медведь верхом на дубине) и как с лошади слезают;

— Как в праздничный день пьяные на базаре шатаются, валяются и что с похмелья бывает — голова болит (медведь растирает себе голову);

— Как в старину ходили на барщину (Мартын Иванович горбатится и еле тащится, подпираясь палкой, изображая старика-крепостного);

— Как старушка идет с барщины, уморилась, под кустиком отдыхает. (Зоя Ивановна бредет с сечкой или лопатой в лапах и ложится отдыхать);

— Как старушка, уморившись на барщине, спину трусит;

— Как буржуй задается против бедняка с гордостью (медведь важно шествует, подняв нос кверху, ни на кого не смотрит).

Тут Мартын Иванович вновь обходит с бубном зрителей, после чего он пляшет русскую под гармонию. Последним номером является борьба вожака со «зверем».

Когда представление кончено, поводчик дает медведю дубину, говоря: «Ну-ка, Мартын Иванович, разгони народ!» Медведь бросается с палкой на публику, зрители от неожиданности расступаются, ребятишки разбегаются, и вожаки, прорвав кольцо народа, уходят со своими зверями.

Загрузка...