Наш человек в Нью-Йорке. Судьба резидента

Глава 10

Арест и последующая высылка Гайка Овакимяна пробили в нью-йоркской резидентуре внешней разведки внушительную брешь. Равноценной замены ему не нашлось, да и не могло найтись. Старые опытные кадры были изрядно повыбиты пресловутыми счистками», молодым сотрудникам нового набора еще предстояло расти и расти, учиться и учиться в суровых условиях военного времени, когда спрос с каждого оперативного сотрудника шел по жестким требованиям и о скидках на юный возраст в профессии не могло быть и речи.

Обязанности резидента принял Павел Пастельняк, работавший в США под фамилией Кларин (оперативный псевдоним сЛука»). Экономист по образованию, в таком качестве он много лет работал в колхозах на Украине, затем во Всеукраинском союзе кооператоров, наконец, в Наркомате земледелия СССР.

Весной 1939 года его неожиданно для него самого зачислили во внешнюю разведку НКВД и послали не куда-нибудь в еле заметную на карте страну, а сразу в Нью-Йорк! Было ему тогда всего тридцать четыре года. Вначале он работал под прикрытием должности начальника Сельскохозяйственного отдела советского павильона на Всемирной выставке 1939 года, затем его повысили в должности. Он стал помощником главного представителя СССР на выставке.

Выставка, как известно, дело временное, и с 17 февраля 1940 года Кларин — старший сотрудник резидентуры под прикрытием должности вице-консула СССР в Нью-Йорке. Выходит, что опыт собственно разведывательной работы у <Луки» имелся минимальный, к тому же у него был и весьма существенный недостаток — он почти не владел английским языком.

Сегодня такое и представить невозможно. Современный российский разведчик не только должен отлично знать язык (а то и два), но также историю, традиции, культуру той страны, в которой ему предстоит работать, иметь четкие представления о ее политике, экономике, особенностях государственного строя, наконец, менталитете жителей. Но в те годы, увы, после «чисток» 1937–1938 годов подобное было явлением обычным. К примеру, в последние два предвоенных года в резидентуре внешней разведки в Берлине оставалось всего… два сотрудника, из которых только один владел немецким языком, второй спешно осваивал его на месте — в школе НКВД он обучался… итальянскому!

В Нью-Йорк весной 1941 года прибыли два молодых сотрудника, по счастью оказавшихся людьми талантливыми и быстро прогрессирующими. Один из них, Анатолий Яцков (работал под фамилией Яковлев, оперативный псевдоним «Алексей»), в Школе особого назначения (ШОН) ИНО изучал… французский язык! Английским ему пришлось овладеть в должном объеме уже на месте. В Нью-Йорке Яковлев числился стажером, а затем секретарем генконсульства.

Вторым новичком был Александр Феклисов (работал под фамилией «Фомин», оперативный псевдоним «Каллистрат»). Он также работал в Нью-Йорке под прикрытием должности сотрудника генерального консульства[92].

Поддерживать связь с Яковом Голосом Павел Пастельняк вынужден был поручить молодому сотруднику Алексею Прохорову (оперативный псевдоним «Леонид»), работавшему под прикрытием должности дипкурьера, прикрепленного к генконсульству. Работать с таким «китом», каковым являлся «Звук», «Леониду» было чрезвычайно трудно, о чем он впоследствии честно докладывал начальству в Москве: «Должного руководства в работе со “Звуком” я не получал. В таких условиях встречи с ним были для меня мукой. Что касается самого “Звука”, то в процессе работы с ним я систематически узнавал от него много полезного как в смысле изучения страны, так и в вопросах работы с агентурой. Именно он, а не руководители резидентуры учили меня этим вопросам».

.. 4 января 1942 года в США на скромную должность третьего секретаря посольства и вице-консула в Нью-Йорке прибыл мужчина средних лет, круглолицый, с аккуратным пробором в негустых уже, русых волосах, в старомодных круглых очках в простой металлической оправе. Весьма похожий на потомственного сельского учителя или земского врача. Некто Василий Михайлович Зубилин. Жена его Елизавета Юльевна в противоположность супругу была женщиной яркой красоты, словно сошедшей с итальянских полотен Карла Брюллова. На самом деле супруги Зарубины — такова их настоящая фамилия — были, возможно, самой знаменитой (в определенных узких кругах, разумеется) семейной парой в истории советской внешней разведки. В системе ИНО еще ОГПУ ветераны помнили ее как Лизу Горскую.

За плечами Зарубина были долгие годы работы с нелегальных позиций в Китае, Финляндии, Дании, уже вместе с женой, владевшей пятью иностранными языками, в Швейцарии, Франции, Германии. Как много лет спустя установило ФБР — и в США.

Кроме того, Василий Зарубин (оперативные псевдонимы «Бетти», «Купер», «Питер», «Максим» и др.) выезжал в краткосрочные командировки в ту же Швейцарию, Швецию, Италию, Турцию, Польшу, Австрию, Югославию. В период нелегальной работы в Германии именно Зарубин курировал деятельность единственного советского ценного агента в гестапо — гауптштурмфюрера СС и криминалькомиссара Вилли Лемана, ныне известного под оперативным псевдонимом «Брайтенбах». Елизавета Зарубина также сменила не один псевдоним: «Эрна», «Хелен», «Вардо»[93]…

Строго говоря, то был непорядок — посылать за границу на легальную дипломатическую должность разведчика, уже работавшего в этой стране с нелегальных позиций по паспорту и прочим документам гражданина совсем другого государства. Если бы это было загодя известно американским властям, то «дипломат Зубилин» просто не получил бы так называемого агремана, то есть официального согласия на прием.

Возможность опознания после прибытия в США и объявления персоной нон грата была хоть и маловероятной, но теоретически допустимой. В этом случае, прежде чем выслать нежелательного «дипломата», ФБР взяло бы его под плотную опеку, чтобы выявить связи, контакты и прочие полезные факты. Направление Зарубина в США, как исключение из правила, можно объяснить лишь двумя причинами. Первая — суровые обстоятельства военного времени, самые тяжелые для страны недели и месяцы. Вторая — фактически на должность «легального» резидента внешней разведки в США Василия Зарубина утвердил-лично Сталин! Естественно, нарком НКВД Лаврентий Берия не посмел указать вождю на вышеупомянутый непорядок…

12 октября 1941 года (обратите внимание на дату — то было начало самой страшной недели в сражении за Москву! Через неделю столица была объявлена на осадном положении!) Василия Зарубина в сопровождении начальника разведки Павла Фитина принял Иосиф Сталин. Принял не в своем известном по газетным фотографиям кремлевском кабинете, а в куда более скромном помещении в Ставке, находящейся на тогдашней улице Кирова (ныне снова Мясницкой), возле станции метро «Красные Ворота», где был оборудован подземный бункер Верховного главнокомандующего. Переезд Сталина из Кремля на улицу Кирова был тогда одной из самых важных государственных тайн.

Ни одно решение, ни один поступок Сталина никогда не носили случайного характера. Он все знал об уникальном опыте Зарубина, о его разведывательных талантах и безграничной преданности Родине. Знал и о его полной готовности занять самый важный на тот день пост советской разведки за рубежом. И отлично понимал, какое значение имеет встреча с ним — Сталиным — не только для Зарубина, но и для Фитина, и первого замнаркома НКВД Меркулова[94], и для наркома НКВД Берии. За размеренными, как обычно вполголоса, словами Председателя ГКО и Генерального секретаря ЦК ВКП(б) подразумевалась наивысшая степень персональной ответственности за успешное выполнение каждого пункта четко сформулированного задания.

Александр Феклисов (он же «Фомин», он же «Каллистрат») много лет спустя о конкретных заданиях Иосифа Сталина писал так:

«По его (Сталина. — Ярим, ав/п.) мнению, главные усилия ре-зидентура в США должна направить на то, чтобы помочь выиграть войну. Сталин поставил конкретные задачи:

— следить, чтобы Черчилль и американцы не заключили с Гитлером сепаратный мир и все вместе не пошли бы против Советского Союза;

— добывать сведения о военных планах Гитлера в войне против СССР, которыми располагают союзники;

— выяснять секретные цели и планы союзников в этой войне; — пытаться узнать, когда западные союзники собираются в действительности открыть второй фронт в Европе;

— добывать информацию о новейшей секретной военной технике, создаваемой в США, Англии и Канаде.

Сталин также отметил, что советское правительство заинтересовано в получении секретной информации и по многим другим вопросам. Главное — приблизить разгром фашистской Германии и сорвать тайные планы союзников относительно послевоенного устройства мира»[95].

В последнем пункте явно угадывается, что Сталин уже был ознакомлен с информацией о высказывании Элеоноры Рузвельт по этому вопросу, хотя супруга президента сделала его всего лишь неделю назад!

…Разумеется, о встрече со Сталиным Зарубин тогда никому не проронил ни слова. Однако все пункты задания в той или иной форме были им доведены до каждого оперативного сотрудника и приняты ими как руководство к действию.

Спустя некоторое время по прибытии в страну Зарубин был назначен главным резидентом внешней разведки в США, то есть теперь он руководил резидентурами в Нью-Йорке, Вашингтоне и Сан-Франциско. В этой связи ему, естественно, пришлось переехать в столицу. Отныне рабочий кабинет «3убилина»-3аруби-на-«Максима» находился в особо защищенной зоне на последнем, четвертом этаже посольства СССР.

Переезд Зарубина в Вашингтон сделал весьма затруднительными, почти невозможными личные встречи главного резидента с Голосом. И это, по мнению автора, имело грустные последствия…

Меж тем Голос через свою вторую фирму наладил отправку посылок от американских граждан российского происхождения их родственникам в СССР, остро нуждавшимся в такой помощи. Для упрощения и удешевления процедуры Голос придумал три-четы-ре стандартных варианта таких посылок разного веса и, соответственно, стоимости. Содержимое было хорошо продумано: сахар, шоколад, консервы — свиная тушенка и лярд, сухое молоко, сухие концентрированные супы, мыло, витамины, теплые носки, шарфы и свитера. По желанию отправителей в стандартную посылку можно было кое-что добавить — детские вещи, бритвенные лезвия, дефицитные лекарства. Впрочем, в военной Москве, не говоря уже о провинции, все было дефицитом. Примечательно, что, узнав о бомбардировках Москвы и других городов, в некоторые посылки отправители вкладывали специальные перчатки из плотной сыромятной кожи с асбестовыми вкладками, предназначенными для тушения немецких зажигательных бомб!

Посылочное дело, кроме прочего, прежде всего — оказания реальной помощи тысячам соотечественников, давало возможность Голосу вполне открыто встречаться с множеством людей, в том числе с официальными сотрудниками советского генконсульства и «Амторга». Эти безобидные встречи отвлекали возможное внимание ФБР от тщательно подготавливаемых встреч иного рода…

Поскольку сам «Зубилин» отныне крайне редко и только по официальным поводам мог выезжать в Нью-Йорк, то некоторые его обязанности успешно приняла на себя супруга — Елизавета Юльевна. В последующие месяцы она неоднократно приезжала в Город большого яблока для конспиративных встреч со «Звуком». Обычно на этих встречах присутствовал (собственно, он их обеспечивал) вышеупомянутый «Леонид». О чем он также подробно докладывал в Центре после возвращения в СССР.

Прибытие в США Василия Зарубина с его огромным авторитетом в профессиональной среде придало дополнительный и мощный импульс в работе оперативным сотрудникам всех резидентур. Под его руководством быстро приобретали необходимый опыт молодые Александр Феклисов и Анатолий Яцков. Стал завершенным мастером Семен Семенов (его последнее достижение — получил через агента Блэка и переправил в Москву штамм очищенного пенициллина, что сыграло огромную роль в производстве этого антибиотика в нашей стране). Не только восстановил, но и значительно расширил свою агентурную сеть вернувшийся в США Исхак Ахмеров.

Пять лет успешно работал в Нью-Йорке под прикрытием корреспондента, а затем заведующего отделением ТАСС Владимир Прав-дин (он же Ролан Аббиа, Франсуа Росси, оперативный псевдоним «Сергей»). Начав с должности оперативного сотрудника, он впоследствии стал заместителем резидента и резидентом в Нью-Йорке.

В январе 1943 года в Нью-Йорк прибыл Леонид Квасников как заместитель резидента по научно-технической разведке, инженер по гражданской специальности. Квасников (оперативный псевдоним «Антон») стал одной из ключевых фигур при проникновении в атомные секреты США[96].

Под прикрытием должности вице-консула на Западном побережье в Сан-Франциско с осени 1941 года успешно работал опытнейший разведчик Григорий Менделевич Хейфец (оперативный псевдоним «Харон»). Жизненный путь этого незаурядного человека сложился — даже трудно подобрать правильное и точное слово — то ли на удивление несчастливо, то ли наоборот. В партию вступил двадцати лет от роду. Участвовал в Гражданской войне. Много лет работал в аппарате Отдела международных связей Исполкома Коминтерна, а также за границей с нелегальных позиций. С 1931 года — в особом резерве ИНО ОГПУ, выезжал со специальными заданиями во Францию и США, затем работал резидентом в Италии. В 1938 году Хейфеца в связи с «чисткой» из НКВД уволили, но позволили устроиться на работу в БОКС (Всесоюзное общество культурных связей с заграницей). В октябре 1941 года его восстановили в кадрах внешней разведки… За последующие три года «Харон» создал в портах и военных предприятиях Западного побережья США серьезную агентурную сеть.

В 1947 году подполковника Хейфеца из органов госбезопасности снова уволили — как и многих других сотрудников, имевших неосторожность родиться евреями. Тем не менее его назначили… заместителем ответственного секретаря и членом президиума Еврейского антифашистского комитета. По печально знаменитому делу ЕАК в 1931 году Хейфеца арестовали как американского шпиона и приговорили к 25 годам тюремного заключения. Через год дело пересмотрели и приговорили уже по новой… к смертной казни! Расстрелять, однако, почему-то не успели и после смерти Сталина Григория Хейфеца освободили в 1955 году и полностью реабилитировали…

Автор оставляет читателю право самому рассудить и решить, чего больше было в жизни выдающегося разведчика: везения или невезения?

…Плодотворная деятельность Зарубина в США прервалась в августе 1944 года. Не будем слишком наивными: ФБР не могло не догадываться о подлинной роли дипломата не очень высокого ранга «Зу-билина». Контрразведка, как правило, рано или поздно вычисляет резидента, особенно если тот работает в стране несколько лет. Когда он уж очень допекает, ему вежливо намекают (на то существует множество рецептов) на желательность возвращения на родину.

В Москве произошел уже эпизод трагикомический, который, однако, при других обстоятельствах мог стать просто трагическим.

Заместителем резидента Зарубина работал подполковник госбезопасности В. Миронов (в США действовал под фамилией Марков). Зарубин и Миронов были давними сослуживцами еще по работе в Центре. Особой дружбы между ними не наблюдалось, но в целом отношения были вполне нормальными. И вдруг… Вышеназванный подполковник Миронов направил в Москву несколько писем, в которых требовал немедленно отозвать резидента Зарубина и его жену, поскольку те, по его глубокому убеждению, являются немецкими и японскими шпионами. Спустя какое-то время выяснилось, что ранее В. Миронов написал еще одно весьма пространное письмо… уже директору ФБР Гуверу! В нем он сообщил, что В. Зарубин и Е. Зарубина занимаются шпионажем в пользу Германии, Японии и СССР. Далее он объявил уже только советскими шпионами сотрудников резидентуры С. Лукьянова, П. Пастельняка, Г. Хейфеца, A. Квасникова, С. Семенова, А. Шевченко, В. Дорогова, а также резидента в Оттаве В. Павлова, резидента в Мексике Л. Василевского (Тарасова) и… самого себя!

Невзирая на явную абсурдность обвинения разбирательство в Москве продолжалось довольно долго, что измотало нервы Зарубина и сильно сказалось впоследствии на его здоровье. Абсурдность абсурдностью, но сигнал поступил не анонимный, исходил от заслуженного подполковника госбезопасности, потому полагалось его проверить, а не отправлять незамедлительно в бумагорезку с последующим сожжением.

Разобрались. Поначалу было решено отдать Миронова под суд за злонамеренную клевету. Однако те, кто занимался изучением доносов, да и сам Зарубин обратили внимание на некоторые несуразности, а также особенности стилистики, логику «доказательств» и т. д. Миронова отправили на обследование в Центральный институт судебной психиатрии имени В. Сербского. Тут и обнаружили, что B. Миронов-Марков страдает тяжелым психическим заболеванием.

В ноябре 1944 года восемьдесят семь сотрудников внешней разведки были награждены орденами. В списках представленных к наградам числился первоначально и В. Зарубин. Однако свой орден Ленина он получил значительно позднее, лишь после окончательного и благополучного завершения этой дурацкой истории.

В США, разумеется, дипломат «Зубилин» уже не вернулся. В дальнейшем В. Зарубин занимал руководящие должности во внешней разведке. Летом 1945 года ему было присвоено звание генерал-майора.

Новым резидентом в Вашингтоне был назначен Анатолий Горский (работал под фамилией «Громов», оперативный псевдоним «Вадим»). До этого Горский находился продолжительное время в Лондоне, был куратором знаменитой «Кембриджской пятерки» во главе с Кимом Филби.

…Но вернемся на два года назад. О том, как советская разведка планировала некоторые направления своей деятельности в США, можно получить представление из секретной ориентировки, составленной в марте Î942 года заместителем начальника англо-американского отделения ИНО Виталием Павловым («Климом»)[97].

Объекты, на которых должны сосредоточить свое внимание работники, занимающиеся разведкой по этой линии, определяются структурой и государственным устройством данной страны.

Нас особенно интересуют планы, намечаемые правительством для проведения внешней и внутренней политики страны, все совершаемые при этом махинации, закулисные переговоры, интриги, все, что делается прежде, чем то или иное решение правительства становится достоянием всех.

Задача сводится к тому, чтобы проникнуть в те места, где происходят споры и дебаты, туда, где делается политика.

В США такими местами являются: БЕЛЫЙ ДОМ со штабом Рузвельта, ГОСДЕПАРТАМЕНТ, различные министерства, правительственные комиссии, подобные ОПМ и др., а также разведывательные и контрразведывательные учреждения — Ф. Б. И. (заглавные буквы названия ФБР по-английски, так в документе. — Прим. ред.), бюро Донована и т. д.

Эти-то объекты мы и взяли за отправную точку в своей работе. БЕЛЫЙ ДОМ — мозг внешней и внутренней политики США, место, куда стекается вся политическая и дипломатическая информация.

Штаб президента состоит из ряда лично близких знакомых президенту людей, таких как Моргентау, Гопкинс, Икее, Уэллер и др., а также штаба личных секретарей, советников и экспертов по различным вопросам.[98]

Работа здесь строится на основе личных контактов, устных докладов, личных посланников, избегая, во всех особо важных и принципиальных вопросах, пользоваться каналами таких министерств, как Госдепартамент, военное, морское и др., с целью соблюдения конспирации.

Понятно поэтому, что проникновение в окружение самого Рузвельта и является той целью, к которой мы стремимся в нашей повседневной работе.

Мы, к сожалению, не имеем там еще своей агентуры, однако у нас есть нити, тянущиеся как к самому президенту, так и к его секретарям. Используется сейчас, правда, пока что втемную, один из личных секретарей Рузвельта. Мы ставим себе сейчас задачей использование его наиболее эффективно с дальним прицелом полного перевода его на рельсы нашей агентурной работы. (Речь идет о подысточнике “Паж”.)

Второй, пока еще более бледной наводкой в этом же направлении является привлечение через нашего источника] “Диану” секретаря Гарри Гопкинса.

“Диана” лично знакома с этой девушкой, и мы дали задание развивать это знакомство с целью изучения намеченного объекта к вербовке.

Мы также рассчитываем направить нашего источника] “Лизу” на работу в каких-либо благотворительных обществах, руководимых Элеонорой Рузвельт. Проявив себя на работе, “Лизе”, возможно, удастся сблизиться на этой почве с женой президента.

Источник “Найгель” по своему общественному положению вхож в правительственные круги, запросто бывает в Белом доме. Мы не ставим себе задачей использование его именно в этом направлении, так как считаем, что у него более выгодные, с нашей точки зрения, возможности. Однако получение через него информации также не исключается из функции его работы с нами. Подробно о плане использования “Найгеля” мы послали указание письмом № 1 с. г.

ГОСДЕПАРТАМЕНТ — центр стечения дипломатической информации и раздачи директив американским дипломатическим представительствам.

Здесь мы имеем одного очень ценного агента — ” 19-й”, с которым после большого перерыва восстановил связь наш нелегальный работник. Требуется отметить, однако, что резидентурой никогда не были целиком использованы все возможности этого источника. Под различными предлогами “19-й” старался уклониться от работы. Такое же настроение у него сохранилось и сейчас, судя по тому, как он реагировал на восстановление с ним связи. Поэтому перед работником, связанным с “19-м”, стоит большая задача по воспитанию агента и по максимальному использованию всех его возможностей.

Источник] “Найгель” дважды поступал на работу в Госдепартамент и дважды уходил с работы. Используя связи, он может давать нам информацию, но это не основное в работе с ним.

Мы ставим себе задачей проникнуть в русский и европейские отделы, а также в отдел информации и архивный. С этой целью “19-му” дано задание наряду с освещением работы “цирка” дать характеристику на лиц, работающих в вышеуказанных отделах.

Лучше обстоит дело с разработкой министерства финансов. Группа “Пэла”, в которую входят: “Юрист”, “Сакс”, “Пик” и “Поло”, является сейчас наиболее эффективной из всей имеющейся у нас агентуры. Правда, пока что только один “Пэл” является нашим агентом, все же остальные используются нами втемную.

В начале марта с. г. мы получили сообщение из ре[зиденту]ры, что “Юрист” и “Пэл” получили новое, очень интересное для нас назначение. Наша задача — максимальное их использование сейчас и постепенный перевод целиком на наши рельсы — в будущем.

В последнем письме в резидентуру дана полная ориентировка по этому вопросу.

В условиях военного времени большое значение приобретает работа управления по делам военного производства.

Знать заранее намеченные планы производства, срок их изготовления и поставок, знать все действующие педали этой сложной капиталистической машины, где наряду с общими задачами, проводимыми правительством, имеются задачи частные, личной заинтересованности. Знать, какая из “пружин” может быть наиболее эффективной в проведении того или иного нашего мероприятия, — вот что требуется.

Однако у нас есть лишь бледные намеки на возможность проникновения туда.

Агент “Зеро”, с которым недавно установили связь, работает секретарем в оборонной промышленности. Мы еще не знаем всех ее возможностей, но как проверенный наш человек, думаем, что через нее нам удастся получить наводки на интересующих нас лиц.

Секретарем-стенографисткой в комитете ОПМ работает “Анюта”, которую мы решили пока что не вербовать, так как ее возможности на сегодня не заслуживают этого, однако мы думаем держать ее в поле нашего зрения, получать периодически от нее материалы с тем, чтобы знать, что она может для нас сделать.

Тем не менее этот участок работы не был взят нами в активную разработку. При более глубоком и тщательном его изучении можно и нужно будет найти пути для проникновения туда, и это наша очередная задача.

КОМИТЕТ ДОНОВАНА — “РАЦИЯ”, — созданный под непосредственным руководством президента, развивает сейчас большую активность по созданию мощного централизованного аппарата разведки, привлекая к работе различные государственные и частные учреждения США.

Нашей задачей является, пользуясь организационным периодом, внедрить туда наших людей и с их помощью вести разработку.

Через нашего источника] “Дир” мы узнали, что известный американский разведчик, играющий довольно большую роль в политике страны, — В. Липман[99], связан с Донованом [кл. “Диктор”]. Мы поставили перед “Дир” задачу выяснить характер этой связи и, пользуясь этим каналом, наряду с разработкой самого Липмана, вести разработку “Рации”.

Второй наш ист[очник], “Мираж”, работает во вновь созданном комитете по координации всей культурной деятельности между странами Южной и Северной Америки. Во главе этого комитета стоит Нельсон Рокфеллер.

Полученный нами первый материал показал, что и сюда тянутся нити “Рации”. Так что комитет Рокфеллера (кл. “Кабаре”) мы считаем второй возможностью для разработки “Рации”.

У нас также намечается еще одна возможность для разработки этой организации. Наш ист[очник] “Ель” в последнем донесении сообщила, что Джон Биллей, с которым она недавно познакомилась и который якобы является заместителем Донована, предлагал ей работу в “Рации”.

“Ели” было дано задание развивать это знакомство, однако недавно произведенный арест друга “Ели” и произведенный при этом у нее обыск заставили нас невольно замедлить форсирование этого дела. Мы выясняем причину ареста.

Ист[очник] “Лира” в последнем своем сообщении упомянула среди известных ей радиокомментаторов имя Джозефа Барнес, который президентом назначен работать радиокомментатором в комитете “Рация”.

Джозефа Барнес также знает наш ист[очник] “Президент”, так что мы занялись подробным изучением его на возможность использования.

Ист[очник] “Президент” недавно устроился работать в Вашингтоне в немецком отделе “Форин Бродкастинг мониторинг сервис”, организованном недавно под руководством комитета “Рация”. Это одна из наиболее вероятных возможностей для активной разработки “Рации”. Поэтому-то на последнее сообщение резидентуры о том, что положение “Президента” пошатнулось в связи с подозрением его в работе для красных, мы сообщили, что нужно всеми силами стараться закрепить его на этой работе.

Остальные наши источники “Давыдов”, “Информатор”, “Лиза” и “Факир” используются главным образом для получения политинформации.

Подытоживая все сказанное, мы видим и следующие недостатки в нашей работе по этой линии.

1. Неполное использование всех возможностей имеющейся у нас агентуры.

2. Многие участки остаются совершенно “закрытыми” для нас. Особенно нужно подчеркнуть, что современная война заставляет нас делать главный упор на освещение работы военной промышленности, чего мы достигли пока еще в очень незначительном объеме.

Мы должны стараться узнать политику не только сегодняшнего, но и завтрашнего дня — вот наша задачам.

Простой арифметический подсчет: из восемнадцати перечисленных агентов внешней разведки в данной ориентировке девять непосредственно входили в сеть Якова Голоса или были к ней причастны. Это «Паж», «Лиза», «Пэл», «Юрист», «Сакс», «Пик», «Президент», «Мираж», «Дир». Девять из восемнадцати — это 50 %, если проще — половина. Ниже их псевдонимы будут раскрыты.

Теперь — особо об агентурной сети Якова Голоса. Слово «сеть», а не «группа» в данном случае использовано абсолютно правомерно, поскольку в нее входили не пять-шесть, а несколько десятков человек. Потому и Голоса можно назвать кем-то вроде «субрезидента», а не «групповодом» (так в «Очерках истории российской внешней разведки»).

Точное число лиц, являвшихся источниками информации и агентами внешней разведки НКВД/НКГБ в США в годы Второй мировой войны, не возьмется назвать никто. И дело не только в секретности (первая заповедь — «Беречь агента пуще собственного глаза»), а в том, что такой подсчет изначально невозможен. Во всяком случае, когда речь идет о крупной стране и значительном отрезке времени. Где грань между «нормальным», официально включенным в сеть агентом, доверительным лицом, источником информации на постоянной основе и случайным? И как считать человека, использованного втемную или под чужим флагом?

В случае с Голосом положение вообще особое. Никто в резиден-туре не мог с достоверностью сказать, сколько человек находится у «Звука» на связи, с кем он связан годами работы, кто всего лишь разовый источник даже весьма ценной информации.

А что могли знать и что знали в действительности американцы о советской разведывательной сети в США даже спустя годы после окончания Второй мировой войны?

За интересующий нас период технические подразделения спецслужб США перехватили и записали тысячи шифровок, которыми обменивались резидентуры советской внешней разведки США и Центр в Москве[100].

Шифры и коды, их составление и, соответственно, противоположные действия — свзлом», то есть дешифровка и декодирование спецслужбами противника, — самостоятельная большая и весьма важная тема. В рамках данной книги освоить ее более или менее серьезно (и даже популярно) просто невозможно. Придется довольствоваться только упрощенным до предела изложением сути той операции ФБР, которая ныне широко известна под названием «Венона»[101].

Американские специалисты признавали позднее, что русские применяли очень сложную шифровальную систему, которая при правильном использовании взлому не поддавалась. При правильном! В том-то и дело. Советская разведка пользовалась при обмене сообщениями так называемыми одноразовыми блокнотами. При правильном, то есть одноразовом, их применении расшифровать сообщение невозможно. Но в том-то и беда, что шифровальщики советских резидентур в США в нарушение жестких инструкций и порядка (из-за элементарной нехватки в военное время этих самых блокнотов) в ряде случаев использовали их неоднократно. Это дало возможность американцам, в распоряжении которых уже тогда имелись электронные вычислительные машины, а также штат математиков и специалистов наивысшей квалификации, за несколько лет упорной работы прочитать целиком или полностью десятки советских шифровок.

Сыграли свою отрицательную роль и некоторые другие обстоятельства вроде бегства 5 сентября 1945 года шифровальщика резидентуры ГРУ в Оттаве Игоря Гузенко и выдачи канадским властям — а те поделились информацией с американцами — важной информации, в том числе принципов советских шифросистем и т. п.

В результате многолетних изысканий — они-то и составили суть операции «Венона» — американцам стали известны 349 псевдонимов граждан США, иммигрантов-неграждан и постоянных резидентов, так или иначе связанных с советской разведкой. (В это число не входят псевдонимы советских сотрудников.) Цифра ошеломила. Разумеется, ФБР знало, что в стране работают советские разведчики, что у них, естественно, есть какая-то агентура. Но чтобы столько! И кто знает, сколько псевдонимов могли скрывать шифровки, не поддавшиеся взлому.

Из этих 349 псевдонимов специалисты американских спецслужб сумели идентифицировать, то есть установить подлинные имена, 171 лицо. 178 псевдонимов так и остались нераскрытыми[102]. И очередной удар — какие это оказались имена, какие посты занимали и в каких государственных учреждениях и ведомствах работали эти люди… (Крамольная мысль: а все ли расшифрованные псевдонимы американские спецслужбы осмелились предать гласности?[103])

В ходе своих признаний в ФБР в сентябре 1945 года Элизабет Бентли назвала сорок одно имя. Все они были людьми Якова Голоса (никаких других Бентли и не знала). Все они являлись либо агентами, либо информаторами советской внешней разведки. Правда, некоторые из них об этом и не подозревали. Самое поразительное, что подлинные имена кое-кого из этих сорока одного не знала и… советская разведка!

Бентли знала только людей Голоса, но даже она знала не всех его людей.

Бывший представитель УСС в Швейцарии в годы Второй мировой войны, а позднее — первый директор ЦРУ знаменитый Аллен Даллес справедливо и уважительно, как и подобает серьезному профессионалу, писал:

«Об успехах советской разведки в прошлом и об ее умении проникать в глубь главных объектов ее устремлений лучше всего свидетельствуют ставшие известными операции Советов в предвоенный период и в ходе Второй мировой войны. Безусловно, мы многого не знаем о деятельности советской разведки в эти периоды. Но и того, что нам известно, вполне достаточно, чтобы доказать умение русских завязывать и поддерживать — даже при неблагоприятных условиях — тайные контакты с высокопоставленными лицами и использовать их для успешного выполнения стоящих перед разведкой задач.

Прокоммунистические взгляды агентов, завербованных советской разведкой, их ответственное положение в государственном аппарате своих стран или в секретных научных учреждениях — таковы главные причины, обусловившие успех советских разведывательных операций…

…Сталин не доверял ни Рузвельту, ни Черчиллю. Он очень рано понял неизбежность столкновения интересов в послевоенном мире. Поэтому одна из целей советской разведки состояла в том, чтобы проникать в те правительственные учреждения США и Англии, которые разрабатывали условия решения мировых проблем после окончания войны. Другой целью были научные, в особенности ядерные, исследования. Советами была получена информация о том, что США и Англией велись колоссальные совместные работы в области ядерной физики, и им хотелось ознакомиться с плодами этих усилий»[104].

…А теперь вернемся к псевдонимам агентов и информаторов внешней разведки, упомянутых в ориентировке, составленной Виталием Павловым. Точнее — к тем из них, кто либо входил в сеть Голоса, либо имел к ней какое-то отношение.

«ПАЖ» — Лоуклин Керри. Родился в 1902 году в Канаде. Натурализованный гражданин США с 1934 года. Доктор философии и экономики. Многие годы — ответственный сотрудник министерства финансов, несколько лет был помощником директора Федерального резервного управления министерства. С 1939 года — старший административный помощник президента США, выполнявший его отдельные специальные поручения. Входил в группу Сильвермасте-ра (об этом далее).

«ЛИЗА» — Марта Додд. «ПЭЛ» — Натан Сильвермастер. Родился в Одессе в 1898 году.

Натурализованный гражданин США с 1927 года. Выпускник Вашингтонского и Калифорнийского университетов. Член Компартии США. С Голосом его познакомил Браудер. Крупный экономист. На государственной службе — с 1935 года. В годы войны сотрудничал в Совете по экономическому благосостоянию, Управлении внешнеэкономических связей и Управлении военного имущества. Руководил группой источников — сотрудников различных правительственных учреждений в Вашингтоне. В этой работе ему активно помогала жена Хелен (оперативный псевдоним «Дора»), дочь прибалтийского барона Витте.

«ЮРИСТ» — Гарри Уайт Декстер, член группы Сильвермасте-ра. Помощник министра финансов.

«САКС» — Соломон Адлер. Секретный член Компартии США. Входил в группу Сильвермастера. Служащий министерства финансов.

«ПИК» — Вирджиниэс Коу Фрэнк — ответственный сотрудник министерства финансов, затем специальный помощник посла США в Лондоне.

«ПРЕЗИДЕНТ» — Уильям Додц-младший. Брат Марты Додд. «ДИР» — Мэри Прайс. «МИРАЖ» — Роберт Миллер, чиновник Госдепартамента. В той же ориентировке есть псевдонимы лиц, в сеть Голоса не входивших, в том числе «Найгель», «19», «Ель». Коль скоро есть возможность раскрыть эти псевдонимы, имеет смысл это сделать.

«НАЙГЕЛЬ» (точнее «Найджель») — Майкл Стрэйт. Родился в Нью-Йорке в 1912 году. Учился в Великобритании, там вступил в Компартию, был другом одного из «Кембриджской пятерки», Энтони Бланта. По его рекомендации стал сотрудничать с ИНО. Находился на связи у Исхака Ахмерова. Был сотрудником Госдепартамента, одним из спичрайтеров президента Рузвельта. После подписания в 1939 году Советско-германского пакта о ненападении, как многие другие агенты, разочаровался во внешней политике СССР и прервал отношения с ИНО. Однако, поостыв, время от времени встречался с Ахмеровым, которого знал как «Майкла Грина», передавал ему доклады и документы, которые готовил для Госдепартамента и министерства внутренних дел.

«19» — один из псевдонимов (наряду с «Фрэнком», «Шервудом», «Князем») — Лоренса Даггена, начальника Отдела стран Латинской Америки Госдепартамента. Один из самых ценных источников политической информации. В предвоенные и военные годы был на связи у Исхака Ахмерова. Под давлением допросов агентов ФБР 20 декабря 1948 года покончил жизнь самоубийством (выбросился из окна своего кабинета на шестнадцатом этаже в Нью-Йорке).

«ЕЛЬ<> — журналистка Хелен Киннан. К 1942 году Элизабет Бентли стала основной связной Голоса с вашингтонскими труппами. Важная политическая информация не должна была слишком долго залеживаться в столице. Теперь Элизабет ездила в Вашингтон порой еженедельно. С каждой поездкой число ее контактов возрастало. Иногда она получала такое количество документов и непроявленных фотопленок, что они не умещались в ее обычной дамской сумочке. Пришлось купить объемистый ридикюль, в каких обычно немолодые дамы возят в поездках вязанье…

Сам Голос теперь почти не бывал в Вашингтоне — лишь в исключительных случаях, когда предстояла особо важная встреча с кем-то из ценных агентов или с главным резидентом.

В Компартии США еще с 20-х годов существовал институт так называемых секретных членов — людей, обычно занимавших определенное положение в обществе, несовместимое с коммунистическими взглядами, тем более с открытым членством в Компартии. Некоторые из секретных членов выполняли деликатные поручения Отдела международных связей Исполкома Коминтерна. (Эту фактически глубоко законспирированную группу возглавлял вышеупомянутый Джозеф Петерс.)

Иные же секретные члены просто были вынуждены скрывать свою партийность из-за опасений потерять работу. В первую очередь это относилось к сотрудникам государственных учреждений. Иные коммунисты скрывали членство в Компартии, поскольку их семьи, особенно родители, относились к» красным» крайне отрицательно. При вступлении в Компартию можно было попросить функционера ячейки выписать членский билет на другую фамилию. (Так поступили, к примеру, Мэри Прайс, да и сама Элизабет Бентли.)

Некоторые информаторы Голоса в Вашингтоне принадлежали именно к категории секретных членов, и Бентли не только получала от них секретную информацию, но и собирала у них… членские взносы!

Впоследствии кое-кого это спасло от тюремного заключения. На допросах в ФБР или в Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности они признавали, что встречались с «Хелен» как со сборщицей членских партийных взносов, но никогда не сотрудничали с ней как с агентом советской разведки. И это объяснение срабатывало, даже если в него никто не верил. Формально Компартия не была запрещена законом, за принадлежность к ней можно было выгнать с государственной службы, но никак не посадить. Доказать же принадлежность к советской разведке было почти невозможно.

Случалось, Бентли привозила из Вашингтона до сорока кассет с непроявленной пленкой. Однажды — целую папку материалов о новых самолетах, предназначенных для перевооружения американских ВВС. Однако на руках у нее никогда не оставалось не то что документа, даже листочка бумаги, способного стать доказательной уликой в случае обвинения кого-либо из информаторов в шпионаже.

Рассказать обо всех агентах вашингтонских групп (ФБР таковых — групп, а не агентов — насчитывало три) невозможно. Посему ограничимся упоминанием тех, о ком спецслужбам США стало известно с разной степенью достоверности.

В ориентировке Павлова упоминается «вновь созданный» комитет по регулированию культурной деятельности между странами Южной и Северной Америки, во главе которого стоял представитель знаменитого семейства мультимиллионеров Нельсон Рокфеллер. (Кодовое название комитету присвоено соответствующее — «Кабаре».) Здесь у Павлова неточность. Видимо, из-за нехватки на день составления ориентировки достоверной информации. На самом деле «культурная деятельность» Рокфеллера если и интересовала, то в самую последнюю очередь. Точное название учреждения — Управление координатора по межамериканским делам. Занималось оно наблюдением за экономической войной, пропагандой и разведывательной деятельностью в странах Центральной и Южной Америки.

Однако в том, что из «Кабаре» тянулись нити в «Рацию», к Доновану, Павлов был прав. В Управлении Рокфеллера у Голоса было два человека.

Один из этих двух — Джозеф Грегг, который, по уверению Бентли, был особенно активен и передал ей много сведений о докладах военно-морской и армейской разведки, а также ФБР о деятельности советской разведки и коммунистической активности в Центральной и Южной Америке.

Вторым был Роберт Т. Миллер III. В 1934 году он некоторое время жил в СССР и работал внештатным корреспондентом двух британских газет. Здесь он познакомился со ставшей его женой Дженни Леви, работавшей в редакции газеты «Москоу Ньюс». В 1937 году он покинул Москву и стал пресс-атташе при республиканском правительстве Испании.

После окончания Гражданской войны в Испании он создал агентство новостей, специализировавшееся на проблемах Латинской Америки. В 1941 году он перевел свою небольшую фирму в Вашингтон, и она вскоре влилась в состав Управления Рокфеллера.

Грегг и Миллер пришли к Голосу по линии Компартии и работали отдельно друг от друга, не зная о другом, что тот тоже связан с советской разведкой. Никто из них так и не был идентифицирован «Веноной», хотя псевдоним «Мираж» был ими засечен, как многие другие, например также упомянутый в ориентировке Павлова «Факир».

Ближайшим помощником, а точнее соруководителем группы Сильвермастера был его друг (они и жили в одной квартире) Уильям Ульман (псевдонимы «Поло», «Пилот», «Роберт»). Работал в министерстве финансов и отделе материального обслуживания штаб-квартиры армейской авиации. Ульман обладал фотокамерой с высокой разрешающей способностью. В чулане без окон квартиры Сильвермастера он оборудовал лабораторию, в которой перефотографировал документы, которые вечером тайно выносил со службы, а утром возвращал на место. Однажды он таким образом переснял и передал связнику тактико-технические данные новейших американских бомбардировщиков и истребителей.

Секретным членом Компартии США был и Абрахам Джордж Сильвермэн (оперативный псевдоним «Элерон»). Входил в группу своего почти однофамильца Сильвермастера. В военные годы был помощником начальника отдела материального обслуживания штаб-квартиры армейской авиации. Непосредственно занимался в нем анализом и планированием. Он привлек к работе в этом подразделении Ульмана. От «Элерона» поступала информация о производстве самолетов, а также о распределении, подготовке и обеспечении экипажей.

Сильвермэн был близок с двумя высокопоставленными сотрудниками администрации — Гарри Декстером Уайтом («Ричард») и Лоуклином Керри («Паж»), Уайт, будучи на протяжении нескольких лет, в том числе военных, помощником министра финансов Генри Моргентау (в документах НКВД «Набоб»), обладал огромным влиянием на своего шефа, и не только на него. Бывший вице-президент Генри Уоллес и кандидат в президенты на выборах 1948 года сообщил прессе, что в случае своего избрания он бы назначил Уайта министром финансов.

Друзья и источники информации Сильвермастера буквально пронизывали все структуры министерства финансов. Для советской разведки это стало большой удачей. Дело в том, что все крупные предприятия США, в том числе производящие военную технику, боеприпасы и снаряжение, были и остаются частными. Вооруженные силы приобретали у них, делая соответствующие заказы, самолеты, танки, артиллерийские орудия, боевые корабли, стрелковое оружие, боеприпасы и прочее, и прочее — вплоть до пуговиц на нижнем белье. Приобретали, понятно, за деньги. И все расчеты проходили через министерство финансов. Потому именно здесь можно было получить самую достоверную и свежую информацию о количестве и сроках производства, к примеру, очередной партии бомбардировщиков, или минометов, или танков…

Назовем еще несколько источников информации, связанных с этим ключевым, после Госдепартамента, министерством США.

Групповодом второй группы служащих был Виктор Перлоу (оперативные псевдонимы «Рейд», «Экк») — выпускник Колумбийского университета, магистр математики, высококвалифицированный экономист. Работал начальником группы анализа статистических данных в Управлении регулирования цен, затем в отделе распределения самолетов Управления военного производства. От него, в частности, поступили данные о распределении и об отгрузке самолетов на разные фронты, а также о трудностях, с которыми столкнулись конструкторы реактивного двигателя для первого американского совершенно секретного реактивного истребителя, а также о значительных разногласиях между производителями военной и гражданской продукции при распределении экономических ресурсов.

Ценным источником информации был Гарольд Глассер (оперативный псевдоним «Рубль»). Экономическое образование получил в Чикагском и Гарвардском университетах. Входил в группу Перлоу. Работал в министерстве финансов — был помощником директора отдела денежно-кредитного анализа, затем — вице-председателем Управления военного производства, экономическим советником вооруженных сил США в Северной Африке и т. д.

С 1945 года Глассер — советник делегации США при Совете министров иностранных дел союзных держав по экономическим вопросам. В этом качестве присутствовал на Московской конференции Совета в 1947 году.

Только короткое перечисление источников информации — второе напоминание! — прямо или косвенно связанных с деятельностью Якова Голоса.

Вильям Тэйлор. Уильям (Бела) Голд (оперативный псевдоним «Желудь») — работал в подкомитете сената по военной мобилизации и Управлении экономических программ для Иностранной экономической администрации.

Соня Голд. Жена Белы Голда («Женя»). Работала в министерстве финансов.

Ирвинг Каплан. Норман Буслер. Сотрудник министерства юстиции. Анатолий Волков — сын Хелен Сильвермастер от первого брака. Чарльз Кремер (настоящая фамилия Кривитский. Псевдонимы «Грузило», «Лот», «Крот»). Служил в подкомитете сената по гражданским правам, в Национальном совете по трудовым отношениям, в подкомитете сената по военной мобилизации и пр. Кремер был единственным источником, имевшим возможность получать ценную информацию непосредственно в сенате США. В частности, от него поступила информация об отношении политических деятелей США к движению генерала Шарля де Голля «Свободная Франция», а также о внутреннем расследовании связей между германскими и американскими корпорациями.

Супруги Филипп и Мэри Джейн Кини — библиографы Библиотеки конгресса США. Филипп позднее стал библиографом в Управлении стратегических служб.

Генри Коллинз Хилл — служащий министерства сельского хозяйства, затем министерства труда и одного из сенатских комитетов.

Роуз Ареналь («Роза») — жена мексиканского коммуниста Луиса Ареналя. Была «почтовым ящиком» и связной между Я. Голосом и мексиканскими коммунистами, в том числе и в период организации покушения на Л. Троцкого (операция «Утка»).

Эвром Лэнди («Хан»). Журналист. Действовал как агент-наводчик для сети Я. Голоса.

Чарльз Магдофф («Тан», «Кант»). Служащий Управления военной продукции.

Джозеф Норт. Журналист, редактор левого журнала «Нью Мэс-сиз». Агент-наводчик сети Я. Голоса.

Эдвард Фитцджеральд («Тед»). Служащий Управления военной продукции, а затем Управления стратегических служб.

Дональд Уилер («Изра»). Сотрудник Управления стратегических служб. Входил в группу Перлоу.

Уильям Ремингтон («Федя»). Сотрудник Управления военной продукции. Считался восходящей звездой в области экономики. Теща Ремингтона была давним другом Джозефа Норта. В доме тещи Ремингтон и познакомился с Нортом, и тот вовлек его в серьезный спор об этике большого бизнеса в войне. Для продолжения дискуссии Норт предложил повторно встретиться в Нью-Йорке. На этой встрече Норт познакомил Ремингтона со своим другом «Джоном» — Яковом Голосом. Тот сказал молодому человеку, что готовит книгу о мобилизации промышленных ресурсов и усилий США в военное время. И Ремингтон согласился снабжать нового знакомого и интересного собеседника необходимой тому информацией.

Следующая их встреча произошла также в Нью-Йорке в ресторане Шарфа. Ремингтон был с женой, «Джон» — с молодой женщиной, которую представил как свою помощницу в сборе материалов у разных авторов «Хелен Джонсон».

Так началось сотрудничество Ремингтона с советской внешней разведкой. В 1942–1943 годах «Хелен» встретилась с Ремингтоном в Вашингтоне не менее двенадцати раз. Встречались они либо в драгсторе[105] на Пенсильвания-авеню, либо перед Художественной галереей Меллона, либо в одном из скверов.

Секретные материалы Ремингтон передавал «Хелен» в виде аккуратных и лаконичных, но подробных по существу записок. В частности, от него были получены данные о производстве самолетов различных типов, высокооктанового бензина и искусственного каучука[106].

Как уже отмечалось, некоторые источники поставляли информацию о положении дел в Азии и Латинской Америке. Вроде бы не самую актуальную для Советского Союза, ведущего тяжелейшую войну с Германией в Европе. На самом деле, руководству СССР было чрезвычайно важно знать планы Японии, ход военных действий на азиатском материке, прежде всего в Китае, а также на Индокитайском полуострове. Причина очевидна: агрессия японцев на Дальнем Востоке поставила бы СССР в крайне тяжелое положение. Война на два фронта… Даже сегодня об этом страшно подумать. Кто знает, чем она могла бы обернуться.

Нельзя было оставлять без внимания и Латинскую Америку. Отсюда, во всяком случае из портов некоторых стран, где у власти стояли фашиствующие военные хунты, «нейтральные» торговые суда под флагом испанским, португальским, шведским и прочими вывозили тысячи тонн стратегического сырья, в котором так остро нуждалась военная промышленность Третьего рейха: молибден, селитру, марганец, медную руду и многое другое. Внешней разведке пришлось побеспокоиться, чтобы сократить по возможности этот сырьевой поток… Весьма успешно занимался решением этой острой проблемы выдающийся советский разведчик Иосиф Григулевич[107].

…В 1945 году Элизабет Бентли вспомнила такой эпизод: ранней осенью 1942 года она с Голосом ехала ужинать в ресторанчик в Нижнем Ист-Сайде. Неожиданно Яков попросил ее остановиться (она сидела за рулем) и сказал, что ненадолго, у него здесь важная встреча.

На углу Голос вышел и поздоровался с высоким худощавым мужчиной в больших очках в роговой оправе. Черт лица она не разобрала — был вечер, уже стемнело. Только и запомнила очки и еще темные усики. Отметила также, что незнакомец молод — по осанке и движениям.

Между мужчинами произошел недолгий разговор, после чего Яков вернулся в машину.

— Я дал этому человеку номер твоего телефона, — сказал он. — Может позвонить и назваться Юлиусом. Передашь мне, что он скажет…

Элизабет не переспрашивала: кто, что, зачем… Уже знала, что задавать вопросы, относящиеся к подобным делам, не следует. Что нужно ей знать и что следует делать — сообщит. Сам сообщит…

Действительно, таинственный Юлиус звонил Бентли несколько раз, сообщал, что ему нужно встретиться с «Джоном». Больше ничего. Элизабет добросовестно сообщала о звонке Голосу. Видимо, тому этого было достаточно. Похоже, что место встречи, даты и время были у них уже обговорены заранее. Бентли решила, что Юлиус должен жить в комплексе Никербокер-Виллидж на Манхэттене, там, где Голос впервые при ней с ним встретился.

По каким-то неуловимым признакам Бентли решила, что Юлиус — инженер. Так оно и было на самом деле. Незнакомец действительно был инженером, и высококвалифицированным. Юлиус было его настоящим именем, а фамилия — Розенберг — вскоре стала известной всему миру.

С женой Этель и двумя малолетними детьми Розенберг и в самом деле жил в скромной квартире в Никербокер-Виллидж, Мон-ро-стрит, 10. Работал он тогда на известной фирме «Эмерсен», располагавшейся на Манхэттене в районе 20-х улиц. Юлиус был убежденным коммунистом и антифашистом и на сотрудничество с советской разведкой пошел совершенно сознательно. Розенбергу был присвоен псевдоним «Антенна» (позднее — «Либерал»). Этель знала об этой стороне жизни мужа и полностью ее одобряла. Однако, будучи матерью двоих маленьких детей и домохозяйкой, помогать мужу делом никак не могла.

…Меж тем на отношения Голоса с резидентурой набежала тень. Он по-прежнему регулярно встречался с «Леонидом», на конспиративных квартирах — ни разу, иногда в кафе, чаще на открытом воздухе. Обычно в 8–9 часов вечера. Утром — в исключительных случаях, если «Леонид» должен был в тот же день вернуть «Звуку» обработанный в резидентуре материал.

«Леониду» было трудно работать со «Звуком». Он плохо знал Америку, обычаи, привычки, менталитет американцев, ранее он никогда непосредственно с агентурой не работал. Он сам потом признавался в Москве, к неудовольствию начальства, что встречи и беседы со «Звуком» давали ему в профессиональном отношении больше, чем все инструктажи в резидентуре.

Проблема возникла при первой же встрече Голоса с «Максимом». По мнению Центра, Голосу было слишком трудно контролировать всю его огромную информационную сеть. Москва считала, что Голос должен сконцентрировать свои усилия исключительно на общей политической и экономической информации, причем — получаемой лишь от нескольких особо ценных агентов, находящихся на ключевых позициях.

Первый разговор был своего рода зондированием настроений Голоса. Зарубин прекрасно понимал, что кавалерийским наскоком дело можно только испортить. У него, как у главного резидента, и без того хватало забот. Понимая, что на малоопытного «Леонида» рассчитывать не очень-то приходится, он решил подключить к работе со «Звуком» жену — «Вардо».

В возникших разногласиях, как это видится автору с позиций нынешнего дня, по-своему правы, следовательно, в той же степени не правы обе стороны. Центр, естественно, намерен был если не полностью контролировать, то хотя бы знать источники информации Голоса. В подавляющем большинстве случаев в резидентуре были известны только их псевдонимы и было некоторое представление о месте работы, следовательно, об оперативных возможностях и степени достоверности информации.

В личной беседе с Зарубиным Голос признал, что он действительно перегружен, очень устал, но никому из своих помощников передоверить дело не может. Его ближайшая помощница (имелась в виду Бентли — «Умница») может работать лишь под его руководством, но никак не самостоятельно. К тому же, добавил «Звук», его не устраивает недостаточная квалификация новых сотрудников резидентуры. Они не только неопытны как разведчики, что поправимо, но ко всему попросту не понимают психологию американцев, порой ведут себя с источниками бестактно.

Зарубин прекрасно в данном случае понимал Голоса. Разумеется, после расстрелянного Гутцайта и отозванного Овакимяна новые сотрудники, тот же «Леонид», в глазах Голоса не могли не проигрывать своим предшественникам. Тем не менее Москва и резиденту-ра, соблюдая, естественно, все жесткие законы конспирации, имели право знать, с кем имеют дело.

Наконец, Голос заявил, что никогда не передаст на прямую связь сотрудникам резидентуры тех своих источников информации, которые делятся ею только с ним лично из тщательно скрываемых на службе симпатий к социалистическим и даже коммунистическим идеям. Некоторые информаторы работают с Голосом как ответственным и авторитетным представителем американской Компартии, но никогда не будут сотрудничать с иностранной разведкой, даже если это разведка социалистического государства.

Это, конечно, был серьезный аргумент. Зарубин прекрасно знал по собственному опыту, что при работе с агентом втемную или под чужим флагом просветление того может оказаться совершенно непредсказуемым.

В конце концов с большим трудом удалось убедить Голоса сделать два исключения. Так, он передал группу «Антенны» — Юлиуса Розенберга (именно группу, поскольку Юлиус привлек к разведывательной работе несколько своих ближайших друзей) на связь оперативнику резидентуры по линии НТР «Твену» — Семену Семенову. Как сообщил позднее «Максим» в Москву, группа под руководством «Твена» стала работать более организованно и эффективно.

В дальнейшем с Розенбергом работал, и также весьма успешно, «Каллистрат» — Александр Феклисов (Фомин).

Уже в конце лета 1943 года Зарубин уговорил Голоса передать группу «Пэла» — Сильвермастера на связь «Мэру» — Исхаку Ахмерову, как часть плана необходимой реорганизации агентурной сети в целом. «Максим» в нелегком разговоре использовал сугубо рациональные, чисто деловые аргументы. Но один из аргументов он так и не решился высказать собеседнику: очень уж скверно выглядел Голос, невооруженным взглядом было заметно, что «Звук» держится на пределе физических и душевных сил.

Это была последняя встреча «Максима» — Василия Зарубина и «Звука» — Якова Голоса. Можно с определенной степенью уверенности предположить, что в конце концов два умных и опытных человека, два патриота и антифашиста пришли бы к разумному решению, в целом отвечающему и естественному желанию Центра, и интересам американских граждан, ставших бескорыстными помощниками советской разведки.

Еще до этих встреч с Зарубиным Голос и сам пытался найти в своем окружении человека, который заменил бы его хотя бы в руководстве агентами, работающими в сферах науки и техники. Новый групповод, по мысли Голоса, должен был быть не только достаточно опытным разведчиком, но и разносторонне образованным человеком с жилкой изобретателя. «Звук» никогда не забывал, с какими трудностями он сам столкнулся, когда должен был оценить значение, вернее, даже реальность оказавшегося в его распоряжении открытия молодого человека: тот передал ему изобретенный им способ извлечения из морской воды золота и других редких металлов.

Изобретатель просил передать его открытие в Советский Союз для практической реализации[108]…

…Первая встреча «Звука» и «Вардо» состоялась в присутствии «Леонида» во французском ресторанчике в Даун-Тауне и длилась около двух с половиной часов. Тогда Голос в сжатой форме изложил Зарубиной общую структуру, масштабы и возможности своей агентурной сети.

Всего таких встреч было около десяти. Одна из них прошла в автомобиле в ходе довольно продолжительной поездки за город. Остальные — в маленьких ресторанчиках.

Понимая, что его сопротивление передаче сети напрямую резидентуре может быть в Центре понято превратно, Голос в конце апреля 1943 года послал начальнику разведки Павлу Фитину сугубо личное письмо:

«Дорогой товарищ Виктор[109]! Хочу заверить Вас и остальных наших друзей, что я делаю все, что в моих силах, — и даже немного больше, — чтобы нынешняя политическая ситуация была использована в интересах нашей организации. Я научился работать здесь в любых условиях — благоприятных и неблагоприятных, — и Вы можете быть уверены, что я максимально использую нынешнюю ситуацию.

Существуют, однако, трудности, которые мешают нашей работе. Первое, имеются определенные правительственные агентства, которые в настоящее время более активно, чем раньше, ведут наблюдение за всеми либеральными и прогрессивными людьми, как работающими, так и не работающими в государственных учреждениях. Как только становится заметно, что за кем-нибудь из наших людей или каким-то его контактом, ведется такое наблюдение, его немедленно начинают избегать все либеральные и прогрессивные друзья и ему становится весьма затруднительно успешно заниматься своей работой. Второе, некоторые из наших людей дезориентированы нынешним союзом между нашими странами и не видят необходимости помогать нам. Они наивно считают, что для получения чего-либо мы должны просить об этом открыто.

Третье, некоторые наши люди призваны и находятся в армии. Это не только кладет конец их использованию, но накладывает тяжелый груз на тех, кто остался. Четвертое, все наши люди, особенно служащие государственных учреждений, работают очень напряженно на своих должностях и весьма ограничены свободным временем. Служащие правительственных учреждений сейчас работают все семь дней в неделю. Пятое, это общая нестабильность всех государственных учреждений. Они непрерывно создаются и так же быстро ликвидируются. А если и продолжают существовать, то подвергаются непрерывным реорганизациям, и люди, в них служащие, то и дело перебрасываются с одной должности на другую.

Мы видим эти трудности и делаем все, что в наших силах, чтобы преодолеть их, и я могу заверить Вас, что мы сделаем все возможное, чтобы использовать существующую обстановку в наших интересах. Если Вы проанализируете работу, сделанную до настоящего времени, я думаю, Вы увидите, что мы получаем многое. Но это не означает, что мы не можем получать больше. Лично я не удовлетворен результатами и пытаюсь ежедневно их улучшить.

Мои наилучшие пожелания всем моим друзьям. Шлю поздравления с днем Первого мая.

Джон».

…Прошло семь месяцев. 26 ноября 1943 года Елизавета Зарубина должна была приехать в Нью-Йорк на очередную встречу с Яковом Голосом…