Наш человек в Нью-Йорке. Судьба резидента

Глава 11

В середине ноября Элизабет Бентли решила заблаговременно, чтобы избежать предпраздничной толчеи в магазинах, закупить рождественские подарки ближайшим друзьям по нелегальной работе. То была давняя, сложившаяся в сети традиция. Резидентура к этому обычаю относилась спокойно и небольшие суммы для его поддержания выделяла, тем более что никто из агентов Голоса жалованья за свою работу на советскую разведку не получал. Возмещались только транспортные и иные «производственные» расходы.

Эрлу Браудеру всегда дарили несколько банок черной икры (из кладовых посольства или «Амторга») и две бутылки шотландского виски, его жене Раисе — хороший французский коньяк, брату Биллу — несколько кварт виски «Канадский клуб». Для Мэри Прайс покупалась упаковка дорогого дамского белья. В конце длинного списка персональных подарков значились игрушки для детей Мориса Гальперина.

Уже на свои деньги Элизабет купила для Якова новый бумажник из дорогой итальянской кожи со множеством отделений. Его старый истрепался до неприличия. С вручением подарка решила не дожидаться Рождества — потом признавалась, что у нее было какое-то дурное предчувствие.

В День Благодарения 1943 года — 25 ноября[110] — Голос впервые за долгое время решил пообедать в хорошем ресторане у «Лондонской Террасы». Элизабет с горечью признала, что Яков за какие-то несколько месяцев сильно сдал и выглядел ужасно. Лицо стало каким-то одутловатым, светлая кожа приобрела нездоровый мучнистый оттенок. Было заметно, что каждое движение дается ему с трудом, малейший неловкий шаг вызывал одышку.

После ланча они пошли в кино, тоже впервые за целую вечность. После окончания сеанса он вдруг заявил, что хочет поехать в свой отель иМэдисон» на 27-й Западной улице, чтобы переодеться в другой костюм. Бентли едва не впала в панику — так плохо он выглядел, да и говорил сбивчиво. Отговорила, почти насильно усадила его в автобус, идущий в сторону ее дома на Бэрроу-стрит.

Когда они вышли на нужной остановке. Голос заговорил о работе, сказал, что ему нужно немедленно, из ближайшей телефонной будки позвонить Милдред Прайс, но тут же забыл об этом…

Дом, в котором жила Бентли, был старый, без лифта. На третий этаж[111] Голос поднимался медленно, останавливался, чтобы передохнуть, на каждой площадке. Когда вошли в квартиру, Элизабет помогла ему снять пальто, пиджак, ботинки, галстук, расстегнула верхние пуговки рубашки.

Голос прилег на кушетку, механически включил радиоприемник, настроенный постоянно на музыкальную программу. Передавали симфоническую музыку. Элизабет вышла в ванную. Там услышала, как симфонию сменил джаз, который Яков терпеть не мог. Она поспешно вернулась в гостиную, на ходу спросила:

— Хочешь, я сменю станцию? И тут увидела, что он заснул. Она выключила приемник, ушла в другую комнату, присела в кресло и вздремнула сама. Проснулась, должно быть, через час, словно кто-то толкнул. В мыслях мелькнуло — что-то не так… Что-то происходит. Бегом вернулась в гостиную и увидела, что Голос лежит на спине, а из раскрытого рта исходят странные звуки, словно клекот…

Она кинулась к нему, встряхнула: — Яша, проснись, встань!

— Он не отозвался, в горле у него по-прежнему что-то клокотало. Вспомнив давние, в юности, занятия на курсах Красного Креста, Элизабет кинулась в кухню, достала бутылку бренди и осторожно влила в рот по-прежнему не приходящего в сознание Якова ложку обжигающей жидкости. Должного эффекта не последовало.

Она схватила телефонную трубку, набрала номер оператора здания.

— Быстро вызовите мне амбуланс! — Соединяю вас с департаментом полиции, — ответила девушка-оператор.

Почти мгновенно на другом конце провода послышался голос дежурного сержанта ближайшего полицейского участка на Чарльз-стрит.

— В чем дело, мэм? — У человека сильный сердечный приступ, требуется срочная медицинская помощь. Вы можете мне помочь?

— Конечно, назовите адрес, и я направлю к вам амбуланс. Через несколько минут в квартиру пришли два молодых человека из госпиталя Святого Винсента.

— Кто из вас доктор? — спросила Элизабет. — Никто, — ответил старший по возрасту. — Сегодня все врачи в разъездах. Но мы дипломированные санитары и знаем, как оказать первую помощь в таких случаях.

Они прошли в гостиную. Старший осторожно открыл веки Голоса, пристально вгляделся в глаза. Потом взял его запястье, пытаясь нащупать пульс. Осторожно опустил руку.

Подошел к телефону, набрал номер. — Это я, — сказал он невидимому собеседнику. — Нет, слишком поздно. Ди-Оу-Эй. — Взглянул на наручные часы. — Девять часов тридцать шесть минут пополудни…

Бентли знала эту аббревиатуру — <Д. О. А.». Она означала «Dead of Arrival» («По прибытии мертв»).

Поскольку Голос скончался не у себя дома, а в квартире, принадлежащей другому лицу, медики обязаны были оставаться на месте вплоть до прибытия полиции. Когда они вышли на несколько минут, чтобы переставить свой автомобиль, который впопыхах припарковали напротив пожарного гидранта (что категорически запрещается), Элизабет поспешно вынула из карманов Голоса его записную книжку и некоторые другие бумаги, которые ни в коем случае не должны были попасть в руки полиции. Оставила только предметы, которые обычно носит при себе мужчина.

В 9 часов 45 минут явилась полиция в облике двух высоченных добродушных ирландцев. В те, да и в последующие годы в нью-йоркской полиции служили почему-то преимущественно американцы ирландского происхождения, во всяком случае, на рядовых должностях.

Санитары быстро ввели их в курс дела и уехали. — Я не знаю, что мне делать, — сказала Элизабет старшему патрульному. — Это мой сослуживец, мистер Яков Голос. Он находился здесь по соседству, ему стало плохо, и он зашел ко мне, чтобы пересидеть приступ.

— Вы знаете кого-нибудь из его друзей или родственников? Бентли, разумеется, не могла назвать ни Браудера, ни кого-либо из ответственных партийных функционеров. Она была знакома со старшей сестрой Якова — Мэри Эдельман, зналаиее адрес: 1521, Шеридан-авеню, Бронкс, но предпочла умолчать об этом. Она справедливо опасалась, что Яков мог хранить у нее какие-то документы, и не могла допустить, чтобы они попали в руки полиции, а оттуда в ФБР. Бентли была права: у Мэри хранились многие бумаги брата, в том числе — бланки американских паспортов. Следуя давней инструкции Якова, Мэри, как только узнала о его смерти, немедленно все сожгла.

— У мистера Голоса есть близкий друг, зять, муж сестры. Он жил где-то в Бронксе, но сейчас призван в армию.

— Ладно, — сказал старший патрульный, устраиваясь поудобнее в кресле. — Мы должны дождаться эксперта-врача, и тогда можно будет отправить тело для подготовки к похоронам.

Вскоре в квартиру явился детектив из полицейского участка на Чарльз-стрит и осведомился о домашнем адресе Голоса. Узнав, что тот постоянно жил по соседству, через несколько кварталов в отеле «Мэдисон», он послал туда по телефону своего сотрудника. Через час тот позвонил ему, после чего детектив с подозрением посмотрел на Бентли.

— Вы знали, что Голос не настоящая фамилия покойного?

Бентли запаниковала. Она, конечно, знала, что настоящая фамилия Якова — Рейзен, но за несколько лет общения она привыкла называть его именно Голосом, так его звали и на работе, и в партии. Яков давно собирался и официально сменить фамилию — в США это не представляло трудностей, многие иммигранты по прибытии в Америку либо меняли свои русские, украинские, польские, еврейские фамилии для удобства на английский лад, либо вообще брали новые.

— Извините, офицер, — собравшись, сказала Бентли. — Мы были всего лишь сослуживцы, и я не знала его достаточно хорошо. Припоминаю, что он как-то рассказывал, что в свое время много занимался журналистикой, а журналисты часто пользуются псевдонимами.

Детектив успокоился. — Звучит логично. Но у вас проблема. Я спросил, потому что в регистрационных книгах отеля усопший значится как Рейзен. Кто-то из близких должен идентифицировать тело покойного, чтобы выписать сертификат о смерти. Только после этого его можно будет похоронить. Сослуживцы права на это не имеют. Вы можете связаться с мужем его сестры?

— Могу это сделать только завтра. Его адрес и телефон должны быть в офисе. Сейчас все закрыто.

— Хорошо… — Подумав, детектив решил пойти ей навстречу. — Я понимаю, что оставлять тело в вашей квартире нельзя. После того как придет эксперт-врач, можете вызвать людей из похоронного бюро. Но завтра прямо с утра позвоните мне и назовите мне полное имя покойного и телефоны его родных. Нехорошо, если его заберут в морг для неопознанных трупов…

После ухода эксперта-врача и полисменов Элизабет дозвонилась до старого друга Голоса по партии Лемуэля Харриса, вкратце обрисовала ему ситуацию.

— Слушай меня внимательно. По телефону ничего лишнего никому не говори, — выразительно сказал Сэм. — Яша много лет является членом Международного Рабочего Союза[112]. Они все сделают.

Позвони Грейс Хатчинс, это проверенный товарищ, да и живет она неподалеку от тебя. Она туда позвонит, и они все устроят…

Ближе к утру действительно приехали работники похоронного бюро MPC и на закрытых брезентовых носилках увезли тело Голоса…

…Не дожидаясь полного ноябрьского рассвета, Бентли направилась в «Уорлд Туристе». Заспанный лифтер что-то пробурчал, чего ради она заявилась в такую рань. Не отвечая, Бентли поднялась в офис и сразу направилась к сейфу. Следуя инструкциям Голоса — он давно обговорил их с ней на случай своей внезапной болезни или смерти, — достала все находившиеся там бумаги и 1200 долларов наличными. Бумаги она методично, не читая, разорвала на мелкие кусочки и сожгла в большой медной пепельнице. Пепел высыпала в туалет. Деньги, в соответствии с той же инструкцией, следовало передать Эрлу Браудеру…

…Уже в дневных выпусках о смерти Якова Голоса сообщили своим читателям центральный орган Компартии США «Дейли Уоркер», еврейская коммунистическая газета «Фрайбайт», русская коммунистическая газета «Русский Голос», позднее — естественно — представительное левое издание «Нью Мэссиз».

В субботу, 27 июня, в 2 часа дня в ритуальном зале Грэмерси-парк на Второй авеню, 152, состоялась гражданская панихида.

Хоронили Якова Голоса на следующий день, на кладбище Нью-Монтефьор на Лонг-Айленде. Здесь Международному Рабочему Союзу принадлежал целый участок. Могила Якова Голоса заботами профсоюзов Нью-Йорка содержится в полном порядке и по сей день.

…Готовая уже выехать из Вашингтона в Нью-Йорк на очередную встречу со «Звуком» Елизавета Зарубина в последний момент узнала из газет о его кончине.

По странному стечению обстоятельств накануне начальник внешней разведки направил народному комиссару государственной безопасности СССР, комиссару государственной безопасности первого ранга товарищу Меркулову следующий рапорт.

«Прошу Вашей санкции на представление к награждению орденом Красная Звезда нашего закордонного агента т. Голоса.

Начав активное сотрудничество с нами в 1930 году, т. Голос за истекшие 13 лет зарекомендовал себя как преданный нашему делу человек. Отлично зная обстановку в стране пребывания, т. Голос настойчиво и успешно преодолевал большие трудности, с которыми сталкивался в ходе выполнения срочных заданий НКВД-НКГБ СССР. Тов. Голос характеризуется умелым подходом к людям и инициативой. Он работал не только как наводчик, установщик и групповод, но и как вербовщик, причем привлек к нашей работе ряд лиц, являющихся ценными источниками политической и экономической информации.

В настоящее время мы ставим перед ним новые ответственные оперативные задачи.

Начальник I Управления НКГБ СССР комиссар госбезопасности 3-го ранга (Фитин)

24 ноября 1943 г.».

Увы, в шифротелеграмме из Нью-Йорка за № 1111 от 27 ноября, в частности, была и такая строчка: «“Клим”[113] сообщил, что 25 ноября 1943 года от разрыва сердца умер “Звук”».

Сообщение в Москве произвело впечатление грома и молнии среди ясного неба. О серьезной болезни Голоса в Центре никто достоверно ничего не знал. Понятно, что у человека, перешагнувшего полувековой рубеж и работающего в экстремальных условиях, идеального здоровья не может быть, что называется по определению. Но чтобы вот так рухнуть в одночасье…

Озабоченность в Москве была естественной и объяснимой: слишком уж много нитей держал в своих руках «Звук». О некоторых его источниках, в том числе важнейших, особо ценных, в Центре ничего кроме псевдонимов не знали, а если и знали, то воспользоваться связями Голоса было весьма затруднительно, а то и вовсе невозможно. Многие источники Якова ни с кем, кроме как лично с ним, дела иметь заведомо не желали. Некоторые вообще не подозревали, что работают на советскую, то есть иностранную, разведку.

В общем, смерть Голоса породила для Москвы множество проблем. Однако она, по мнению автора, никак не должна была по многим этическим соображениям стать причиной для составления следующего удивительного, не поддающегося разумному объяснению документа; точнее, вовсе даже не аргументированного документа, а всего лишь записки, цидульки в две строчки, приложенной к наградному листу:

«В связи со смертью Голоса представлять к правительственной награде не будем.

4 декабря 1943 года. Козлов».

Представление Якова Наумовича Рейзена (Голоса) на «авторитетном» основании сей маловразумительной записки так и не состоялось. Ни тогда, в 1943-м, ни в последующие годы и десятилетия.

Это тем более удивительно, что четверо (по некоторым данным, даже шестеро) агентов из цепи «Звука» были орденом Красной Звезды награждены! И скоропостижная смерть Голоса никак не может быть объяснением вопиющего факта, что руководитель четверых (или шестерых) награжденных сам в секретный Указ Президиума Верховного Совета СССР не попал. Великая Отечественная война была в разгаре, и многие тысячи воинов Красной армии награждались орденами и медалями именно посмертно, даже удостаивались после жизни звания Героя Советского Союза.

У автора нет ни малейшего сомнения в том, что кто-то из недоброжелателей Голоса в Центре воспользовался сообщением из Нью-Йорка, чтобы лишить разведчика заслуженной награды даже после ухода из жизни… К слову, вызывает недоумение, почему Голоса представляли к той же награде, к тому же ордену, что и руководимых им агентов… Как показало ближайшее будущее, по меньшей мере двое из награжденных оказались своих орденов недостойны, хотя получили их за вполне реальные заслуги в прошлом. (Слово «получили» надо понимать иносказательно, автор не располагает сведениями, что ордена кому-либо из них были вручены «из рук в руки».)

Увы, лишь несколько разведчиков высочайшего уровня были по достоинству оценены на государственном уровне, и то спустя многие десятилетия.

Моррис и Леонтина Коэны стали Героями Российской Федерации посмертно, соответственно в 1995 и 1996 годах.

Артур Александрович Адамс стал Героем России посмертно, через тридцать лет после кончины. При жизни он получил всего лишь одну награду — медаль «За победу над Германией».

Яну Петровичу Черняку вручили Золотую Звезду Героя России при жизни. Точнее — не вручили, а положили аккуратно на прикроватную тумбочку в военном госпитале. Разведчик находился в полубессознательном состоянии, а через неделю его не стало…

…Проживавшей в Москве семье Якова Голоса на память, просто как знак внимания, не передали даже отчеканенную в десятках миллионов экземплярах медаль «За победу над Германией», на которую покойный разведчик уж безусловно право заслужил. Правда, у его сына, инвалида Великой Отечественной войны и ветерана морской пехоты, Дмитрия Голоса есть такая медаль собственная. Как и медали «За оборону Ленинграда» и «За отвагу», и орден Отечественной войны первой степени…