Насколько прочно Основание

Глава 9 ОКТЯБРЬ, Год Божий 895

— Я, Нарман Гарейт Байц, клянусь в верности и преданности императору Кайлебу и императрице Шарлиан из Чариса, — сказал молодой человек, опускаясь на колени перед тронами, стоящими рядом, положив руку на обложку Священного Писания, — быть их настоящим мужчиной, сердцем, волей, телом и мечом. Сделать все возможное, чтобы выполнить свои обязательства и долг перед ними, перед их коронами и перед их Домом всеми способами, какими Бог даст мне возможность и ум для этого. Я приношу эту клятву без умственных или моральных оговорок и подчиняюсь суду императора и императрицы и самого Бога за верность, с которой я чту и выполняю обязательства, которые я сейчас принимаю на себя перед Богом и этой компанией.

Кайлеб и Шарлиан посмотрели на него сверху вниз, видя непролитые слезы в этих карих глазах, слыша горе в молодом голосе, который отказывался оставаться совершенно спокойным, несмотря на все, что мог сделать его обладатель. Кайлеб почувствовал, как у него самого перехватило горло, и, взглянув на Шарлиан, увидел, что в ее глазах тоже блестят слезы, когда они протянули руки, чтобы накрыть мальчика.

— И мы, Шарлиан Адел Алана Армак и Кайлеб Жан Хааралд Брайан Армак, — сказала Шарлиан ясным, но мягким голосом, — принимаем вашу клятву. Мы обеспечим защиту от всех врагов, верность за верность, справедливость за справедливость, верность за верность и наказание за нарушение клятвы. Пусть Бог судит нас и наших, как Он судит вас и ваших.

На мгновение воцарилась напряженная тишина, когда все трое посмотрели друг другу в глаза, их руки все еще были соединены поверх Писания. Затем Кайлеб прочистил горло.

— Был день, — сказал он юному князю, стоящему перед ним на коленях, — чуть более трех лет назад в этом месяце, когда другой князь Эмерэлда по имени Нарман преклонил колени там, где вы находитесь сегодня, ваше высочество. Он пришел как побежденный враг, предложив лучшие условия, какие только мог, для своего Дома и своего народа, зная, что мы с женой, как его заклятые враги, вполне могли потребовать взамен его голову. Он все равно пришел, несмотря на эту опасность, опустился на колени на ту же подушку и поклялся той же клятвой, что и ты сегодня. Я воспитывался всю свою жизнь, зная, что Эмерэлд был врагом Чариса. Между нами были десятилетия шпионажа и маневрирования в поисках позиции и — наконец — война. У нас были все причины ненавидеть друг друга, и очень мало причин не ненавидеть.

— В прошлом месяце этот князь умер. — Кайлебу пришлось сделать паузу и снова прочистить горло, и, несмотря на это, его голос был хриплым, когда он продолжил. — Он умер, защищая свою жену — и твою мать — своим собственным телом. Он погиб от рук убийцы, который убил тридцать семь других людей с помощью той же бомбы. Он умер, сражаясь со всем своим удивительным умом и мудростью на стороне меня и Шарлиан в течение трех лет. Сражался за то, во что верил, за то, что любил… и за то, за что отдал свою жизнь. И мой враг на всю жизнь умер не просто как наш вассал, но как мой друг, мой союзник и мой брат. Еще через несколько лет мой младший брат женится на твоей старшей сестре, но знай — наши Дома уже соединены, и в то время, как Шарлиан и я плачем, призывая твоего отца идти с Богом, мы радуемся, приветствуя тебя на троне, который ты сейчас занимаешь. Я знаю, как сильно твой отец любил тебя, Нарман Гарейт, и я знаю, как сильно ты любил его. Помни о нем, как и мы, и следуй примеру, который он подал тебе. Если ты сделаешь это, ты станешь не просто князем, которого будут уважать и которому будут повиноваться, но человеком, которого будут любить и прославлять.

Молодой человек, которому только через четыре пятидневки исполнилось бы шестнадцать лет по Сейфхолду — четырнадцать с половиной по годам Старой Терры — пристально посмотрел на своих императора и императрицу. Затем он наклонил голову, уткнувшись лбом в их сцепленные руки, пока Шарлиан не убрала свою руку и не положила ее на его темные вьющиеся волосы. Плечи Нармана Гарейта слегка дрогнули, и улыбка императрицы дрогнула, когда она погладила его по волосам. Затем она глубоко вздохнула.

— Встаньте, князь Нарман Гарейт, Нарман III Эмерэлда. Вас вызывают на наш имперский совет, и нам есть о чем поговорить.

Нарман Гарейт был уже выше своего отца. Он также был спортивным и мускулистым, без бесспорно дородного телосложения Нармана-старшего. Однако его глаза были почти такими же — темными и проницательными. Оставалось выяснить, был ли мозг, стоящий за ними, таким же, как у его отца, но признаки были обнадеживающими, — подумала Шарлиан. — Молодой человек никогда не ожидал и не желал занять трон таким молодым, но его родители хорошо обучили его, как потенциального правителя, так и мальчика, неуклонно взрослеющего, и эти острые глаза впитывали каждую деталь зала совета.

Он также ясно осознавал свою молодость, когда сидел в кресле, принадлежавшем его отцу. В его слегка слишком прямой позе, в том, как он наблюдал за тем, кто говорил, чувствовалась явная нервозность. На этом юном лице все еще было слишком много горя, и время от времени его левая рука касалась черной траурной повязки на правой руке. И все же он проявил гораздо больше самообладания, чем могли бы проявить многие мужчины вдвое старше его, и Шарлиан вспомнила девочку, еще младше его, которая тоже взошла на трон раньше времени, потому что ее отец был убит. Она всегда чувствовала близость к Нарману Гарейту, и теперь эта общая связь через убийства сблизила их еще больше.

— Я имел в виду то, что сказал в тронном зале, Нарман Гарейт, — сказал Кайлеб, глядя через стол туда, где у его подножия сидел Нарман Гарейт. — Я даже не ожидал, что ваш отец понравится мне до того, как мы встретились, но мы оба были правителями, мы оба знали, что выживание наших государств и нашего народа требовало, чтобы мы нашли способ выжить. Я никогда не предполагал, насколько мы будем дорожить друг другом и насколько ценными окажутся его мудрость и советы. Я уверен, что вы уже достаточно хорошо знаете Шарлиан и меня, чтобы понять, насколько искренне мы были — и остаемся — привязаны ко всей вашей семье, хотя никто из нас и не ожидал такого исхода. И, несмотря на вашу молодость, вы являетесь полноправным членом имперского совета с правом решающего голоса. Вы князь Эмерэлда, второй по рангу дворянин империи Чарис, и мы будем признательны за ваш вклад и мнение. Я уверен, что вы будете более нерешительны, чем ваш отец, чтобы высказать свое мнение. — Несмотря на торжественность момента, губы Кайлеба дрогнули. — Бог свидетель, Нарман никогда не стеснялся высказывать свое мнение!

Приглушенный смех пробежал по залу совета, и даже Нарман Гарейт улыбнулся, увидев кривое выражение лица императора.

— Этой нерешительности можно только ожидать, учитывая сочетание вашего возраста и того, как недавно вы взошли на свой трон, — продолжил Кайлеб более серьезно, когда юмор момента угас. — Однако, когда вы действительно хотите высказаться, у вас есть не только право делать это, но и ответственность. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду каждое слово, которое я только что сказал?

— Я верю, ваше величество и ваша светлость, — сказал Нарман Гарейт, кланяясь Шарлиан через весь стол. Его голос еще не полностью вошел во взрослый регистр, но он твердо встретил взгляд своих монархов. — И вы правы. По крайней мере, на какое-то время я собираюсь последовать совету моей матери.

— О? — Шарлиан склонила голову набок. — И какой совет дала вам княгиня Оливия, ваше высочество?

— Держать рот на замке в официальной обстановке, даже если я считаю, что люди подумают, что я не знаю, о чем они говорят, вместо того чтобы открыть его и доказать, что я этого не знаю, — сказал ей Нарман Гарейт с чем-то похожим на свою обычную ухмылку. — Она, э-э, предположила, что с моей стороны было бы разумно в основном слушать, пока я действительно не пойму, что обсуждают окружающие меня люди.

— Мудрая женщина, ваша мать, ваше высочество, — заметил Кайлеб с ответной улыбкой.

— Я и сам так думаю большую часть времени, ваше величество. Хотя бывали времена, когда ее представление о «мудрости» и мое не совсем совпадали.

— Могу себе представить, — с чувством сказал Кайлеб. Затем он покачал головой и оглядел других советников, сидевших за этим столом, и его веселье, каким бы приятным оно ни было, исчезло.

Некоторые лица изменились. Нарман оставил болезненный пробел, но, как бы ни скучал Кайлеб по пухлому маленькому князю Эмерэлда, место, на котором так долго сидел сэр Райджис Йованс, было для него еще более болезненным. И все же, как бы горько он ни скучал по человеку, который был его другом, наставником, неофициальным дядей, советником и, наконец, слугой, он не испытывал угрызений совести, когда смотрел на человека, который заменил его.

Травис Олсин, граф Пайн-Холлоу, много лет был первым советником князя Нармана, но он стал недоступен князю Нарману Гарейту в этой роли, потому что Кайлеб и Шарлиан отняли его для империи. Немало чарисийских носов было выведено из равновесия их решением назвать Пайн-Холлоу преемником Грей-Харбора, но никто не жаловался слишком громко. Отчасти это объяснялось тем, что люди, которые могли бы подать жалобу, подозревали, как мало внимания проявили бы император и императрица к их протестам. Однако, возможно, не менее важной была безупречная работа, которую проделал Пайн-Холлоу, управляя делами Эмерэлда, в то время как Нарман был отвлечен своими обязанностями в качестве имперского советника Кайлеба и Шарлиан по разведке.

В процессе выполнения этой работы Пайн-Холлоу также провел много времени в Теллесберге, совещаясь с графом Грей-Харбором и членами совета, постоянно проживающими там. Он особенно хорошо ладил с самим Грей-Харбором, и они вели оживленную переписку, даже когда его не было в Теллесберге. В результате он стал очень известной личностью, хорошо разбиравшейся в вопросах, с которыми ему предстояло столкнуться на своей новой должности, и с которой могли бы сравниться очень немногие из его новых коллег в совете, и никто из них не смог бы преуспеть лучше.

Конечно, были и другие причины назначить его на эту должность. Одна из них состояла в том, чтобы продемонстрировать готовность Кайлеба и Шарлиан выйти за пределы своих собственных владений Старого Чариса и Чисхолма, чтобы предоставить такую жизненно важную должность. Это было еще одним доказательством того, что они действительно имели в виду это, когда заявили, что империя Чарис должна быть империей всех ее народов. Кроме того, у Пайн-Холлоу было преимущество в том, что он учился у одного из самых искусных, хитрых и коварных правителей в истории Сейфхолда, что, несомненно, оказалось бы ценным. И, наконец, после смерти Нармана братья монастыря Сент-Жерно наконец (хотя и с опозданием) приняли рекомендацию князя Эмерэлда о том, чтобы Пайн-Холлоу был добавлен во внутренний круг.

Кайлеб отдал бы буквально все, чтобы только Грей-Харбор все еще сидел в этом кресле, но если он не мог этого сделать, то, по крайней мере, у него был кто-то, кто был таким же решительным и таким же умным, каким был сам Грей-Харбор. И тот, кто знал всю правду о борьбе, с которой они столкнулись… и у кого был доступ к Филину и коммуникациям, которые связывали внутренний круг воедино.

Теперь, если бы мы только могли заставить эти милые старые окаменелости позволить нам полностью задействовать Айронхилла, — подумал Кайлеб. Затем он мысленно фыркнул. — Совсем как ты, не так ли, Кайлеб? Никогда не доволен, никогда не удовлетворен! Почему бы тебе просто не сосредоточиться на том, что братьям удалось сделать правильно, и не поразмыслить над тем, что они, возможно, удержали тебя от неправильных поступков?

— Бинжамин, — сказал он вслух, поворачиваясь туда, где рядом с Нарманом Гарейтом сидел Бинжамин Райс, — полагаю, мы должны начать с вас.

— Конечно, ваше величество.

Барон Уэйв-Тандер выглядел таким же выветренным и крепким, как всегда, но было ясно, что он тяжело перенес самоубийственные атаки. Выражение его лица было мрачным, и настроение всего совета заметно омрачилось, когда его члены обратили на него свое внимание. Все они знали, что им не понравится то, что он должен был сообщить, но только те, кто также был членами внутреннего круга, знали, что было еще хуже, о чем он пока не мог сообщить.

— По моим последним данным, — сказал он, — число погибших в результате всех нападений составляет тысячу семьсот шестнадцать. Более половины из них были результатом взрыва на Грей-Виверн-авеню. Кроме того, согласно ордену Паскуале, у нас в госпиталях есть по меньшей мере еще двадцать пять или тридцать человек, которые все еще могут скончаться от полученных травм. И более девяноста человек, которые, как ожидается, будут жить, хотя некоторые из них потеряли конечности.

Его голос был резким, и его глаза встретились с глазами Кайлеба. Оба они знали, что эти цифры неполны, хотя ни один из них не мог этого сказать, поскольку из Чисхолма еще не поступало никаких сведений. Это означало, что у них не было приемлемого способа сообщить, что в королевстве Шарлиан погибло еще более трехсот человек. Барон Грин-Маунтин, ее собственный первый советник и любимый наставник, тоже мог быть одним из них, хотя целители, похоже, стабилизировали его состояние.

— Единственная хорошая новость заключается в том, что нам удалось захватить по крайней мере одного из агентов Клинтана живым, — продолжил Уэйв-Тандер. — Конечно, это была всего лишь слепая удача. — На самом деле, это были снарки Совы и способность Мерлина Этроуза пробежать половину Теллесберга под покровом темноты со сверхчеловеческой скоростью, но, опять же, это было то, что он не мог очень хорошо объяснить всему совету. — Нам всем повезло, что капитан Этроуз случайно оказался возле патентного бюро и заметил фургон, приближающийся к зданию. Если бы он не заподозрил неладное и не одолел водителя прежде, чем тот смог добраться до детонирующего механизма…

— У капитана Этроуза, похоже, действительно есть талант к такого рода вещам, не так ли? — заметила Шарлиан, намеренно повысив голос, чтобы поднять настроение, и повернула голову, чтобы улыбнуться стражнику с сапфировыми глазами, стоящему сразу за дверью зала совета.

— Полагаю, при случае он оказался в меру полезным парнем, — рассудительным тоном согласился Кайлеб.

— Стараюсь, ваше величество, — уважительно ответил Мерлин, и весь совет рассмеялся. От простого телохранителя, возможно, и не ожидали бы такого ответа императору в большинстве королевств, но это был Чарис, телохранителем был Мерлин Этроуз, и они нуждались в этом очищающем смехе.

— В любом случае, ваши величества, — сказал Уэйв-Тандер, — единственный человек, которого нам удалось поймать, ни в малейшей степени не скрывал, кто он такой, почему он здесь находится, или даже кто его послал. На самом деле, мастер Андерс гордится тем, что был лично выбран великим инквизитором в качестве одного из своих ракураи. Его единственное сожаление, похоже, заключается в том, что он был схвачен до того, как покончил с собой, взорвав патентное бюро и как можно больше людей, которые в нем работали, в частности, отца Пайтира, и он хвастался всем, кто слушал, что он и его товарищи были только первой волной атак, которые Клинтан намеревается начать.

На этот раз смеха не было, и лица всех сидящих за столом посуровели.

— Я полагаю, что в конечном итоге чего-то подобного следовало ожидать, учитывая, как они из раза в раз терпели неудачу в регулярных военных столкновениях с нами, — тихо сказал Пайн-Холлоу. — Учитывая время, я полагаю, что, вероятно, именно Марковское море на самом деле подтолкнуло Клинтана к этой стратегии.

— Я согласен, ваши величества, — сказал барон Айронхилл с мрачным выражением лица. — Конечно, никому из нас это никогда не приходило в голову, поскольку мы склонны думать о войнах как о чем-то, в чем вы пытаетесь свести к минимуму резню среди гражданских лиц и невинных прохожих. Мы должны были помнить, что, насколько это касается Клинтана, для него в Чарисе нет «невинных свидетелей». Ему наплевать, кого он убивает.

С последним предложением его голос стал жестким и уродливым, и не только из-за кровавой бойни, которую устроила операция «Ракураи» Клинтана. Официальное сообщение об убийстве сэра Гвилима Мантира и его оставшихся людей также достигло Теллесберга. Фактическая версия их смерти, которую инквизиция изо всех сил пыталась подавить в Хейвене и Ховарде, прибыла в Теллесберг благодаря крошечному, очень скрытному, чисто пассивному удаленному датчику Мерлина Этроуза, который был развернут в пределах видимости Площади Мучеников. Этот пульт видел последний жест неповиновения Гвилима Мантира, и пропагандистские листовки, распространявшиеся по всем государствам материка, содержали подробное изображение плевка Мантира, попавшего Клинтану в лицо, чтобы опровергнуть утверждение великого инквизитора о том, что Мантир признался во всех преступлениях и богохульствах, выдвинутых против него.

И все же этот пульт также зафиксировал агонию, с которой умерли эти чарисийцы. Айронхилл этого не видел, но ему и не нужно было видеть. Кайлеб и Мерлин видели это, движимые своей преданностью Гвилиму Мантиру, и от всего сердца желали этого не делать. Шарлиан — возможно, более мудрая, чем любой из них, — отказалась смотреть. Она чтила бесстрашное мужество Мантира, но все же предпочитала помнить его таким, каким он был, не омраченным и не запятнанным ужасной смертью, которой он умер.

— Ты, конечно, прав, Алвино, — сказал теперь Кайлеб. — И мы будем следить за подобными попытками, уверяю вас. Я просто молюсь, чтобы мы могли защитить себя от такого рода вещей, не превращаясь сами в какую-то подавляющую тиранию.

— Боюсь, нам придется принять по крайней мере некоторые дополнительные меры предосторожности, ваше величество, — с несчастным видом ответил Уэйв-Тандер. — Они преуспели в значительной степени потому, что мы этого не ожидали, и я думаю, что будущие атаки такого же масштаба маловероятны. Например, сомневаюсь, что они и дальше будут кататься по городу с фургонами пороха, особенно с учетом наших новых систем лицензирования и контроля. Однако ни одна система не идеальна, и мы, очевидно, не можем гарантировать, что у них нет людей и материалов, чтобы продолжать проверять ее на наличие слабых мест, когда мы все еще даже не знаем, как с самого начала в руки убийц попал порох!

— У нас все еще нет никаких подсказок по этому поводу, милорд? — спросил один из других советников, и Уэйв-Тандер скривился от отвращения.

— Нет, — категорически признал он. — И я вполне уверен, что тот ракураи, которого нам удалось захватить, тоже не знает, как они это сделали. Никто не собирается пытками вытягивать из него какие-либо признания, но мы не проявили особой нежности и понимания, допрашивая его, — он тонко улыбнулся. — Он сказал нам, куда он пошел, чтобы забрать свою взрывчатку, но она была доставлена ему другим агентом Клинтана — тем, кто взорвал бомбу на Грей-Виверн-авеню, если я не ошибаюсь. Тот получил порох из источника — пункта сбора — здесь, в Старом Чарисе, но наш заключенный не знает, где это было. Что мы знаем, к сожалению, из осмотра фургона, который Мерлин не дал ему взорвать на Куин-Фрейла-авеню, так это то, что порох изначально поступил от нас.

— Что?! — потребовал другой советник, резко выпрямляясь в своем кресле, и Уэйв-Тандер поморщился.

— Сорок фунтов пороха все еще было в оригинальных бочонках, — сказал он, — и на них была маркировка порохового завода Хайрата. Я думаю, мы должны предположить, что именно поэтому была взорвана пороховая мельница. Моя нынешняя теория заключается в том, что коммандер Мандрейн, помощник барона Симаунта в Кингз-Харбор, заметил несоответствие где-то в одной или нескольких грузовых декларациях из Хайраты. Большинство из вас, возможно, не знают, что капитан Салаван, командир Хайраты, был двоюродным братом коммандера Мандрейна. Для него было бы в определенной степени разумно передать любые подозрения своему двоюродному брату, пытаясь справиться с ситуацией как можно тише, и кажется вероятным, что тот, кто был ответственен, каким-то образом понял, что коммандер Мандрейн и капитан Салаван узнали, что он отгрузил порох с мельницы. Я не знаю, как это произошло, как коммандер и капитан Салаван могли выдать свои подозрения, но, если я прав насчет того, что произошло, он взорвал весь пороховой завод, чтобы скрыть свои действия.

— Умозрительно, — заметил Кайлеб, — но в этом есть смысл. И это говорит о том, что доставить большое количество пороха в империю для Клинтана будет не так-то просто, проще посылать сумасшедших, готовых взрывать себя до тех пор, пока они смогут убить как можно больше чарисийцев. Конечно, оборотной стороной этого вывода является то, что мы не знаем, сколько пороха было вывезено из Хайраты. Где-то там все еще могут быть тонны этого вещества.

— Действительно, могут быть, ваше величество, — кивнул Уэйв-Тандер. — Именно поэтому у меня сейчас мои лучшие агенты и все наши ресурсы брошены на поиски этого. — Он не добавил, что «все наши ресурсы» включали снарки Филина. — Кроме того, мы пытаемся донести до всех городских стражников информацию о необходимости искать что-то необычное. Им не нужно использовать повозки, чтобы установить бомбы на место, особенно если они смогут найти какой-нибудь надежный способ привести их в действие с помощью какого-нибудь таймера с задержкой, и даже довольно небольшой взрыв на переполненной рыночной площади приведет к большим жертвам. На этот раз Клинтан приказал своим ракураи специально нацелиться на высшее духовенство и светских лидеров; все убитые и искалеченные гражданские лица были просто счастливым побочным эффектом этого, по словам мастера Андерса. В следующий раз эти ублюдки могут просто пойти на столько смертей и разрушений, сколько смогут причинить.

— В то же время мы должны искать совершенно другими методами. Например, если они смогли заполучить в свои руки наш собственный порох, им, возможно, удалось бы получить доступ и к нашим гранатам. Если уж на то пошло, они могли бы без особых проблем самостоятельно изготовить гранаты или подобные небольшие взрывные устройства. Подобная атака не могла убить и близко столько людей, сколько их… бомбы в фургонах, но их также было бы труднее обнаружить, и они, вероятно, лучше проникли бы в любую систему безопасности, которую мы установили.

Головы серьезно кивнули, а выражение лица Кайлеба было мрачным. Он задавался вопросом, как отреагируют остальные его советники, когда обнаружат, что ракураи с четырьмя гранатами под туникой вошел в собор Черайта менее чем за двадцать шесть часов до этой самой встречи, дождался прибытия архиепископа Павала Брейнера на служение мессы, а затем схватил одну из свечей для процессии и использовал ее, чтобы поджечь фитиль. Ему удалось убить только трех человек… но это было только потому, что Брейнер и двое других мужчин схватили его и заглушили большую часть взрыва своими телами.

— Я боюсь, что одна из мер предосторожности, которые нам придется принять — и тебе это не понравится, Майкел, — сказал Уэйв-Тандер, который знал о смерти Брейнера, глядя прямо на Майкела Стейнэра, — будет разместить охранников у всех общественных зданий, включая соборы и церкви, и требованием, чтобы любой входящий продемонстрировал, что он не несет бомбу под туникой.

— У меня не будет вооруженной охраны возле дома Божьего, — категорически заявил Стейнэр, но затем даже грозный архиепископ дернулся в своем кресле, когда раскрытая ладонь Кайлеба хлопнула по столешнице, как выстрел.

— Возможно, этого не сделаете вы, Майкел, — сказал император еще более категорично, — но я сделаю! — Их взгляды встретились, и указательный палец руки, хлопнувшей по столу, постучал по нему в такт словам Кайлеба, когда он продолжил. — Вы можете рискнуть своей жизнью во имя служения Богу, и я буду уважать вас за это, даже если съеживаюсь внутри каждый раз, когда думаю о том, с какой готовностью вы подставляете себя убийцам, подобным этим ракураи Клинтана. Однако это ваш выбор, Майкел, и я не буду диктовать вам. Но вы не имеете права подвергать других людей такому же риску. На этот раз мы говорим не о трех мужчинах с ножами — мы говорим о людях, которые взрывают целые городские площади! Я не собираюсь открывать двери Божьего дома для такого рода массовых убийств и резни. Не сражайтесь со мной в этом, Майкел, вы проиграете.

На долгие, неподвижные мгновения повисла напряженная тишина. Затем, наконец, Стейнэр склонил голову.

— Я… не думал об этом именно так, — признался он. — Мне все равно это не нравится. На самом деле, мне ненавистна сама мысль об этом, но, полагаю, ты прав.

— Нам тоже не нравится эта мысль, Майкел, — мягко сказала Шарлиан. — И, если мы сможем найти лучший способ, мы это сделаем. Но сейчас все должно быть именно так.

Стейнэр молча кивнул, и Кайлеб глубоко вздохнул, когда напряжение в зале совета заметно ослабло.

— Мы будем с нетерпением ждать, когда ты еще что-нибудь узнаешь на этом фронте, Бинжамин. В то же время, однако, мы не можем позволить, чтобы наше беспокойство по поводу этих убийств отвлекало нас от других проблем. Я уверен, что это, по крайней мере частично, то, чего надеется достичь Клинтан. Так что, поскольку мы не собираемся позволять этому ублюдку получать все, что он хочет, я предлагаю обратить наше внимание на что-нибудь другое. Во-первых, я хотел бы услышать все, что вы с Трейвисом можете рассказать нам о ситуации в Сиддармарке.

— Конечно, ваше величество, — сказал Пайн-Холлоу, взглянув на Уэйв-Тандера. — Бинжамин и я просматривали отчеты из некоторых наших источников в республике. — У Пайн-Холлоу еще не было такого большого опыта, как у его предшественника, в том, чтобы не смотреть на капитана Этроуза, когда он делал подобные комментарии, и его глаза быстро метнулись в сторону Мерлина. Однако это был всего лишь очень короткий взгляд, и он спокойно продолжил. — Боюсь, у нас нет ничего похожего на подробную информацию, но, похоже, храмовая четверка намерена вскоре нанести удар по республике.

Выражения лиц снова стали серьезными, и новый первый советник пожал плечами.

— Из сообщений кажется очевидным, что кто-то — почти наверняка агенты инквизиции — умело разжигает общественные волнения и гнев, направленные в первую очередь на чарисийскую общину в Сиддар-Сити и других восточных провинциях, но также и на реформистов в целом. Наиболее показательным аспектом, на мой взгляд, является то, что пропаганда, о которой мы узнали совсем недавно, напрямую связывает лорда-протектора Грейгора и его правительство с «поддержкой и защитой» «еретиков и богохульников» по всей республике. И вам это может показаться особенно интересным, Алвино, — сказал он, взглянув на Айронхилла, — но они также подчеркивают, как иммигранты из Чариса «вынимают еду изо рта наших детей» и каким-то образом умудряются одновременно сделать последствия эмбарго Клинтана нашей виной.

— Безумие, — сказал хранитель чарисийского кошелька, и Пайн-Холлоу резко усмехнулся.

— И вы придерживались мнения, что пропаганда должна иметь смысл, чтобы быть эффективной?

— Нет, полагаю, что нет, — вздохнул Айронхилл.

— И то, что произошло в Иитрии, особенно разрушение порта, также сыграет свою роль в их пропагандистских усилиях, — заметила Шарлиан. — Я не уверена, как, но, без сомнения, они найдут способ предположить, что мы собираемся сделать то же самое с республикой — при попустительстве Стонара! — по какой-то нашей собственной гнусной причине.

— Возможно, — согласился Кайлеб. — И в таком случае, что нам делать? — он оглядел стол совета. — У кого-нибудь есть предложения?

— В чем дело, Филип? — спросила Айрис Дайкин, отрываясь от цветов, которые она расставляла, чтобы поприветствовать графа Кориса приветливой улыбкой, когда он вошел в библиотеку.

Весна приближалась быстро, и ранние полевые цветы, венчающие холмы вокруг замка над озером Эрдан, мимолетно напомнили ей о ярких цветах ее родины. Они были бледной заменой, но все же напоминали, по крайней мере, призрак Корисанды, и она потратила несколько часов, собирая их тем утром в сопровождении Тобиса Раймэра и одного из его людей. С тех пор она расставляла их и тихонько напевала — что делала редко после смерти отца — во время работы.

Филип Азгуд знал это, и это была одна из причин, по которой он ненавидел беспокоить ее… особенно этим.

— Боюсь, кое-что случилось, Айрис, — сказал он. — Нам нужно кое о чем поговорить.

Ее улыбка исчезла, когда она уловила его тон. Она положила цветы на стол рядом с тремя вазами, которые наполняла, и вытерла руки о фартук, который надела поверх платья.

— Что это? — повторила она совсем другим тоном.

— Садитесь, — пригласил он, указывая на один из хорошо обитых, но выглядящих потертыми стульев. — Потребуется некоторое время.

— Почему? — спросила она, садясь на указанный стул и пристально наблюдая за ним карими глазами, когда он повернул другой стул назад и сел на него верхом, положив предплечья на верхнюю часть спинки.

— Потому что нам нужно обсудить то, чего мы оба избегали, — серьезно сказал он. — Что-то, вокруг чего вы танцевали, а я позволил вам танцевать.

— Звучит зловеще, — ее попытка придать своему голосу легкую нотку потерпела неудачу, и она скрестила руки на груди. — Но в таком случае, полагаю, что для вас лучше всего будет перейти прямо к делу, — сказала она.

В этот момент она была очень похожа на своего отца, подумал Корис. У нее были глаза матери и высокие, но изящные скулы, но эти волосы достались ей прямо от отца, как и сильный подбородок — смягченный, слава Богу, в ее случае в более женственном варианте. И взгляд в этих глазах тоже принадлежал Гектору Дайкину. Именно такой взгляд был у Гектора, когда пришло время отбросить теории и тонкое понимание. Когда пришло время принимать решения, в соответствии с которыми люди жили или умирали. Кориса во многом огорчало видеть этот взгляд в глазах Айрис, но в то же время это было огромным облегчением.

— Хорошо, я перейду к делу, — ответил он и глубоко вздохнул.

— Айрис, я знаю, что вы винили Кайлеба Армака в смерти своего отца. Мы не обсуждали это некоторое время, но мне показалось, что ваша уверенность в том, что он был ответственен за это, возможно… немного ослабла за последний год или около того.

Он сделал паузу, приподняв одну бровь. Через мгновение она едва заметно кивнула.

— Я… рассматривала возможность того, что могут быть другие объяснения.

— Я думал, что именно это и происходит, — сказал Корис. — Я не подталкивал вас к этому по многим причинам, но одна из них, честно говоря, заключалась в том, что если мои подозрения были верны, то ваше публичное и открытое подозрение по отношению к Кайлебу было вашей лучшей защитой. К сожалению, не похоже, чтобы это стало достаточной защитой.

— Что вы имеете в виду?

Эти глаза были еще больше похожи на глаза ее отца, и он вздохнул.

— Айрис, Кайлеб и Шарлиан из Чариса не убивали твоего отца. Это сделал Жаспар Клинтан.

На мгновение выражение ее лица даже не дрогнуло. Затем ее глаза расширились, не столько от недоверия, сколько от удивления спокойной уверенностью его тона, — подумал он. Она молча посмотрела на него, а затем настала ее очередь глубоко, слегка прерывисто вздохнуть и откинуться на спинку стула.

— У вас есть доказательства этого?

— Доказательств того, что он лично приказал убить твоего отца, нет, — признал Корис. — Но очень веские доказательства того, что он это спланировал.

— Какого рода доказательства? — спросила она холодным, бесстрастным голосом, который не должен был исходить от молодой женщины, которой только через месяц исполнится двадцать лет.

— Во-первых, давайте подумаем о его возможных мотивах для совершения чего-то подобного, — ответил Корис. — Твой отец проигрывал, Айрис. Нет, он не проигрывал, он проиграл, и он знал, что проиграл. Я там не был, потому что он отослал меня с тобой и Дайвином, но у меня есть отчеты от надежных агентов, которые подтверждают, что Кайлеб и граф Анвил-Рок говорят правду, когда сообщают, что князь Гектор связался с Кайлебом, чтобы начать переговоры о капитуляции. Я не собираюсь говорить вам, что Кайлеб из Чариса — святой, потому что на самом деле не верю в святых. И не буду утверждать, что вашего отца не было бы в живых сегодня, если бы Кайлеб не вторгся в Корисанду, поскольку это почти наверняка создало обстоятельства, которые привели к его убийству. Но я скажу вам, что Кайлеб Армак собирался получить все, ради чего он вторгся, и что он явно достаточно умен, чтобы знать, что убийство вашего отца таким образом в то время было бы худшим, самым глупым, что он мог бы сделать.

— Но то, что сделало бы это глупым с точки зрения Кайлеба, все это было бы положительным результатом с точки зрения Клинтана.

Корис поднял указательный палец.

— Первое. Если бы ваш отец договорился с Кайлебом, даже если бы он планировал при первой возможности объявить соглашение необязательным, поскольку любые обещания были бы даны после отлучения от церкви, это сделало бы его еще одним Нарманом, по мнению Клинтана. Одного этого было бы достаточно, чтобы довести его до исступления, но с его точки зрения было еще хуже. По его мнению, это был бы не просто случай, когда князь, которого храмовая четверка назначила защитником Матери-Церкви против «чарисийского богохульника», заключил сделку с рассматриваемым богохульником, чтобы спасти свою собственную корону, это побудило бы других сделать то же самое.

Он вытянул второй палец той же руки.

— Второе. Если бы твой отец договорился с Кайлебом и по какой-то причине решил, что у него нет другого выбора, кроме как подчиниться ему, завоевание Чариса — или, по крайней мере, контроль — над Корисандой было бы чрезвычайно упрощено.

Он вытянул свой третий палец.

— Третье. Однако, если Кайлеб убил вашего отца, или если это сделал кто-то другой, и Кайлеб просто оказался обвинен в этом, тогда вместо того, чтобы стать еще одним предателем храмовой четверки и еще одним примером договоренности с Чарисом, ваш отец стал мучеником Матери-Церкви.

Его безымянный палец поднялся.

— Четвертое. Возможно, твоего отца не очень любили за пределами Корисанды, но он был удивительно популярен среди своих подданных. Если бы Кайлеб приказал его убить, это вызвало бы сильное негодование среди этих субъектов. Это привело бы к беспорядкам, для подавления которых потребовалось бы значительное количество чарисийских войск, и это почти наверняка привело бы к инцидентам между этими войсками и жителями Корисанды, что только усилило бы негодование и гнев вашего народа. Ожесточенные столкновения и инциденты усилились бы, кровопролитие усилилось бы, и Корисанда стала бы провалом для военных ресурсов Чариса, которые были бы привязаны там и недоступны для использования против храмовой четверки где-либо еще. Конечно, сотни или даже тысячи корисандийцев были бы убиты в этом процессе, но, с точки зрения Клинтана, это было бы просто издержками ведения бизнеса.

Он сделал паузу на мгновение, а затем медленно вытянул и большой палец.

— И пятое. Убив твоего отца после того, как он отправил тебя и Дайвина из Корисанды, чтобы обеспечить твою безопасность, и убедившись, что твой брат умер в то же время, Клинтан создал ситуацию, в которой законный наследник престола Корисанды был несовершеннолетним ребенком, вне княжества и под прямым или косвенным контролем Церкви. Изгнание Дайвина из Корисанды гарантировало раздробление власти и легитимности, которые привели к «северному заговору», Айрис. Это непосредственно способствовало кровопролитию и казням в Корисанде. И это оставило Дайвина удобно находящимся там, где храмовая четверка могла использовать его в будущем, как казалось наиболее ценным.

Он опустил руку, и Айрис сидела, молча глядя на него. Судя по выражению ее лица, он был уверен, что не сказал ей ничего такого, что уже не приходило в голову ей самой. Но она все еще сидела, глядя на него, затем склонила голову набок.

— Но это не доказательства, Филип. Это описание того, почему для такого человека, как Клинтан, могло иметь смысл убить отца и Гектора. Очень убедительное описание — я согласна с этим. И после того, как я увидела, что он сделал с семьей Уилсинов и другими его соперниками в викариате, я, конечно, не готова утверждать, что тот факт, что он викарий Божий, замедлил бы его на мгновение! Этот человек — мясник, тиран, убийца и чудовище. — Ровная, почти бесстрастная отстраненность ее голоса только делала это еще более ужасным, — подумал Корис. — И все же ничто из этого не является «доказательством» того, что он убил отца и Гектора. Я готова признать, что пришло время рассмотреть возможность того, что Кайлеб этого не делал, но до решения о том, что это сделал Клинтан, еще далеко.

— Ваш отец хорошо вас учил, — сказал Корис с легкой грустной улыбкой. — Всегда ищите другую возможность, менее очевидную. Никогда не решайте, что что-то должно быть правдой просто потому, что вы этого хотите.

— Отец также учил меня никогда никому полностью не доверять, — сказала она, глядя ему в глаза. — Его самое первое правило, его самая важная единственная аксиома. Но он отложил это в сторону в вашем случае, и я готова сделать то же самое. Но не готова принять это только потому, что я вам доверяю, и поэтому вы должны быть правы.

Сердце Кориса наполнилось гордостью, когда он посмотрел на нее, и он кивнул.

— Боже мой, какой королевой вы бы стали, — тихо сказал он. — Мы с вашим отцом однажды говорили об этом. Вы знаете, он ненавидел Шарлиан, хотя на самом деле в этом не было ничего личного. Она просто… мешала, и он знал, что она никогда не успокоится, пока не отомстит за смерть своего отца. Но он слишком восхищался ею — глубоко — и я думаю, что он всерьез подумывал о том, чтобы попытаться изменить закон о престолонаследии в Корисанде. — Граф с улыбкой покачал головой. — Только он сказал мне, что решил не делать этого, потому что не думал, что Сейфхолд сможет пережить вас и Шарлиан одновременно, если вы обе не будете на одной стороне, а этого не произойдет.

Глаза Айрис смягчились, и ее губы слегка задрожали, но затем она покачала головой и развела руки, чтобы указать на него пальцем.

— Никаких придворных уловок, Филип! Вам не удастся так легко отвлечь меня. Вы сказали, что у вас есть «убедительные доказательства». Покажите их мне.

— Конечно. — Корис отвесил ей сидячий поклон, затем повернул голову к закрытой двери библиотеки. — Робейр, Тобис!

Мгновение спустя дверь открылась, и в нее вошли Тобис Раймэр и камердинер Кориса, Роб Сибланкет. Сибланкет был худым человеком с сутулыми плечами и длинным носом. Его каштановые волосы, тронутые сединой, начинали редеть, но аккуратно подстриженная борода, которую он предпочитал, чтобы скрыть шрам на челюсти, все еще была темной и густой. Айрис всегда считала его одним из самых мрачных мужчин, которых она когда-либо видела, и никогда по-настоящему не проникалась к нему теплотой.

— Я уверен, вы помните, как я нанимал мастера Сибланкета, когда мы проезжали через Швей по пути сюда, — сказал Корис, поворачиваясь к Айрис, когда Сибланкет и Раймэр пересекли библиотеку и остановились позади него. — Мне повезло найти корисандийца, подходящего под мои требования, так далеко от дома, не так ли?

— Да, эта мысль приходила мне в голову, — медленно ответила она. — И, если вы простите меня за эти слова, это показалось мне немного подозрительным. — Она посмотрела через плечо графа на Сибланкета. — Мне пришло в голову, что, если бы кто-то хотел шпионить за вами, это могло бы быть одним из способов сделать это. С другой стороны, я знаю тебя с тех пор, как была маленькой девочкой. Казалось… маловероятно, что такая же возможность не пришла бы вам в голову.

— Боюсь, иногда даже я могу быть немного легковерным и чрезмерно доверчивым, — сказал Корис со вздохом. — И это, увы, было одним из них. На самом деле, Айрис, Робейр — агент инквизиции. — Он увидел, как глаза молодой женщины расширились от внезапной тревоги, но неторопливо продолжил: — На самом деле ему было специально поручено самим Уиллимом Рейно пробраться ко мне на работу. Однако, к несчастью для архиепископа Рейно, когда Робейр впервые поступил на личную службу к великому инквизитору, у него уже был работодатель… твой отец.

Несмотря на ее потрясающее самообладание, у Айрис отвисла челюсть. Мгновение она пристально смотрела на Кориса, затем снова перевела взгляд на камердинера, который внезапно стал выглядеть гораздо менее мрачным. На самом деле, он улыбнулся ей, в глазах появился веселый огонек, которого она никогда раньше в них не видела, и низко поклонился.

— Он работал на отца?! — она более чем наполовину выпалила.

— Именно так. — Корис пожал плечами. — Интересная вещь об инквизиции, правда, Айрис? Они повсюду сажают шпионов и агентов, и они очень хорошо умеют находить недовольных людей, чтобы доносить на других, но, по крайней мере, до недавнего времени им, похоже, никогда не приходило в голову, что кто-то еще может подсадить на них шпионов. Я думаю, что это связано с высокомерием власти. Они так заняты тем, что делают с другими людьми, что никогда не задумываются о том, что могут с ними сделать другие люди. Или какие шаги могут предпринять эти другие люди, чтобы защитить себя от шпионов инквизиции. И они действительно допустили небольшую ошибку при наборе персонала в случае с Робейром.

— Они это сделали? — спросила она зачарованным тоном.

— О, действительно, они это сделали, — практически промурлыкал Корис, но под его очевидным удовлетворением чувствовалась странная ледяная нотка. — Видите ли, Робейр — уроженец Корисанда, родился и вырос там, но его мать родилась в Харчонге… где его дедушку забили до смерти на ступеньках церкви в его деревне, а местный инквизитор наблюдал за этим. И его преступление? — Корис посмотрел ей в глаза. — Сквайр, избивший его до смерти, хотел уложить в постель его младшую дочь. Она отказалась, он проигнорировал ее отказ, и у ее отца хватило невероятной смелости заявить протест против изнасилования своей тринадцатилетней дочери. Эта дочь была матерью Робейра.

Глаза Айрис вернулись к Сибланкету и увидели правду, когда холодные, горькие воспоминания — и ненависть — погасили юмор, который мелькнул в его глазах.

— Я не буду беспокоить вас подробностями о том, как его матери и двум ее сестрам удалось добраться до Корисанды, Айрис. В любом случае, это не совсем моя история, чтобы ее рассказывать. Но в конце концов они добрались до Манчира, где твой дед нанял их всех в прислугу дворца, а она вышла замуж за одного из его оруженосцев. Поэтому, когда Робейр пришел к твоему отцу и сказал ему, что к нему обратился инквизитор с просьбой стать шпионом в доме твоего дедушки, твой отец приказал ему согласиться.

— Случилось это больше тридцати лет назад. Вскоре они поняли, какой он ценный приз, и вытащили его из Корисанды, чтобы использовать в других местах еще до того, как я поступил на службу к твоему отцу. С годами он стал для них очень ценным — настолько ценным, что с его стороны потребовалось совсем немного усилий, чтобы внушить мысль о том, что его отправят в Швей, чтобы «проникнуть» ко двору Дайвина в изгнании. В конце концов, он определенно знал достаточно о Корисанде и о политике Корисанды, чтобы идеально подходить для этой работы. И он был доверенным агентом инквизиции задолго до того, как я стал начальником разведки твоего отца, так что, хотя он вырос во дворце твоего деда, я бы не узнал его, когда увидел. Увы, ему было по-детски легко втереться ко мне в доверие… и с тех пор он сообщал именно то, что я хотел сам.

Айрис откинулась назад, медленно качая головой. Не в отрицании, а в удивлении.

— Филип, я пытаюсь, но немного трудно поверить, что даже ты можешь быть достаточно смелым, чтобы посадить — что? Двойного агента? — в канцелярию инквизиции!

— Я ничего подобного не делал, ваше высочество! Во-первых, он не двойной агент; технически он тройной агент, — с улыбкой запротестовал Корис, поднимая обе руки в красноречивом жесте невинности. — Кроме того, я не имел никакого отношения к его первоначальной вербовке инквизицией. Твой отец сделал так… на самом деле, когда он и Робейр оба были примерно твоего возраста.

Его улыбка исчезла, сменившись гораздо более печальным выражением лица.

— Я многому научился у твоего отца, Айрис. Мне хотелось бы думать, что и он тоже кое-чему научился у меня. И все же один урок, который никто из нас не усвоил, пока не стало слишком поздно, заключается в том, что некоторые вещи в этом мире действительно важнее «большой игры». По правде говоря, я не думаю, что твой отец когда-либо научился этому, но наблюдение за тем, что с ним случилось, наблюдение за тем, что происходит со всем этим миром, научило меня, что это так. Твой отец совершал ошибки, Айрис. Даже самый умный человек может сделать это, особенно когда он ослеплен амбициями, и — простите меня — так оно и было. Я говорю с определенной степенью опыта, потому что я помог ему совершить много таких ошибок и разделил многие из этих амбиций. Но твой отец был не просто моим князем. Он был моим другом, и этот ублюдок в Сионе убил его и его сына — моего крестника — на улицах его собственной столицы только для того, чтобы он мог обвинить в этом кого-то другого. И теперь он также хочет убить Дайвина.

— Дайвина?! — Айрис ахнула. Она резко вскочила со стула, ее лицо побледнело, и одна рука поднялась к основанию горла.

— Мое «убедительное наводящее на размышления доказательство», Айрис. Мне прислали приказ помочь расчистить путь для отряда убийц, чтобы убить Дайвина. Чего мои приказы мне не говорят, так это того, что после смерти Дайвина меня тоже убьют. Это одновременно устранит всех несчастных свидетелей, которые могли бы знать слишком много о том, как произошла трагедия, и позволит Клинтану утверждать, что — точно так же, как ваш двоюродный брат Анвил-Рок и его друг Тартариан — я предал Корисанду в обмен на обещанную награду от Кайлеба и Шарлиан Армак. К несчастью для Клинтана, человек, которого обвинили в доносе на меня королю Жеймсу и инквизиции, — не кто иной, как мой камердинер, который, к сожалению, узнал о моих предательских намерениях слишком поздно, чтобы предотвратить убийство вашего брата. О, и в качестве завершающего штриха убийцы — все они либо погибнут при попытке, либо умрут во время срочного допроса инквизиции — будут чарисийцами. Или, по крайней мере, все они родились чарисийцами, хотя большинство из них выросли и провели большую часть своей жизни здесь, на материке. Это приятное уточнение, вам не кажется?

Айрис медленно опустилась обратно на стул с огромными глазами, а Корис пожал плечами.

— Я мог бы все это выдумать, солгать вам, но я думаю, вы знаете, что это не так. И хотя я не могу показать вам письменный приказ Клинтана об убийстве вашего отца и молодого Гектора, я думаю, что схема, которую мы видим, достаточно ясна, не так ли?

— Мы не можем позволить ему убить Дайвина, Филип! — На этот раз Айрис Дайкин выглядела так же молодо, как и в свои годы, ее глаза наполнились слезами. — Пожалуйста. Он — все, что у меня осталось, вся семья, которая у меня есть! И он такой маленький мальчик. Он не заслуживает ничего такого!

— Я знаю. — Он протянул руку и взял ее за руку. — Я знаю, Айрис, и Робейр, и Тобис, и я сделаем все, что в наших силах, чтобы защитить его — и вас. Но нам понадобится помощь, и большая, или все, что мы сможем сделать, это умереть, защищая вас. И я надеюсь, вы простите меня за то, что я это сказал, — он улыбнулся легкой кривой улыбкой, — но я бы действительно предпочел этого не делать. Особенно, если есть шанс уйти живыми таким образом, чтобы разозлить Жаспара Клинтана настолько сильно, что чистый апоплексический удар может просто убить сукина сына. Простите мой язык.

— Помочь? — повторила она, игнорируя последние слова, выражение ее лица было озадаченным. — Кто теперь сможет нам помочь?

— Ну, так получилось, что, если вы позволите мне попросить о помощи, у меня есть… друг, который, возможно, все-таки сможет кое-что для нас сделать.

— Вы шутите! — сказал Травис Олсин, переводя взгляд с Мерлина Этроуза на Бинжамина Райса и обратно. — А разве нет?

— Он выглядит так, как будто шутит? — потребовал барон Уэйв-Тандер, тыча большим пальцем в сторону Мерлина.

— Нет, но… — голос графа Пайн-Холлоу затих, и Уэйв-Тандер усмехнулся.

— Ко всему этому новому доступу к информации нужно привыкнуть, не так ли?

— Ты можешь повторить это еще раз! — Пайн-Холлоу покачал головой. — И, честно говоря, тот факт, что я все еще играю в догонялки во многих областях, не помогает. У меня было не так много времени, чтобы попрактиковаться с этим «коммом», как следовало бы, потому что я так занят, открывая все шары, которые граф Грей-Харбор держал в воздухе. — Он снова покачал головой. — Я всегда уважал графа, но я даже не начинал догадываться обо всем, что он замышлял!

— У вас действительно есть трудный пример, которому нужно следовать, милорд, — серьезно согласился Мерлин. — Но я думаю, что у вас все получится. И мне неприятно это говорить, но то, что вы стали членом внутреннего круга, очень поможет в долгосрочной перспективе.

— Я согласен с вами, что это никому не повредит, — сказал Пайн-Холлоу с нецензурной улыбкой. — Я действительно хотел бы знать об этом, когда Нарман был еще жив. И я хотел бы рассказать об этом барону Шандиру сейчас, — граф Эмерэлда усмехнулся. — Хал все еще не понял, почему ваши усилия по борьбе со шпионажем здесь, в Старом Чарисе, были так чертовски эффективны!

— Надеюсь, когда-нибудь у нас будет возможность объяснить ему это, — сказал Мерлин с ответной улыбкой. — На данный момент, однако, есть еще один незначительный вопрос…?

— Конечно, есть! — Пайн-Холлоу встряхнулся. — Однако мне все еще немного трудно в это поверить!

— Ну, виверна-посланник прямо сейчас в пути, — Мерлин пожал плечами. — Снарк Филина следил за Айрис, и Корис уловил ключевые слова «Чарис», «Кайлеб», «Клинтан» и «убийство», когда они обсуждали, что делать. Этого было достаточно, чтобы передать весь разговор мне и Бинжамину. Я попрошу Филина передать вам видеозапись и аудиозапись позже вечером, но ключевым моментом является то, что они просят убежища. Я не думаю, что Айрис вполне готова пообещать, что она или Дайвин поклянутся в верности Кайлебу и Шарлиан или согласятся на постоянное включение Корисанды в империю, но, насколько я вижу, она, по крайней мере, уверена, что мы не убьем ее младшего брата. С ее точки зрения, это серьезный шаг вперед по сравнению с ситуацией, в которой они находятся.

— Я вижу, где это может быть правдой, — с чувством сказал Пайн-Холлоу. — Вопрос в том, что мы будем с этим делать.

— Думаю, что первым делом, вероятно, стоит обсудить это с Кайлебом и Шарлиан, — ответил Мерлин. — С другой стороны, я обнаружил, что бывают случаи, когда требуется небольшая подготовительная работа, прежде чем вы приступите к «первому порядку ведения бизнеса». В данном случае внесение готового предложения кажется мне особенно хорошей политикой.

— И вы хотите, чтобы я внес предложение. Понимаю. — Пайн-Холлоу улыбнулся. — Вы действительно ожидаете, что они отреагируют так негативно?

— Напротив, я ожидаю, что они искренне поддержат это предложение. Я просто подумал, что, будучи совершенно новым первым советником империи и имея такую возможность продемонстрировать свой характер, вы, возможно, захотите воспользоваться этим.

— Мерлин всегда готов вам услужить, — фыркнул Уэйв-Тандер. — Всегда ищет возможности, с помощью которых мы можем продвинуться вперед. Напомните мне когда-нибудь, милорд, чтобы я рассказал вам о первой возможности, которую он мне предоставил.

— Не время, Бинжамин! Давайте не вспоминать прошлое, — строго сказал Мерлин и повернулся обратно к Пайн-Холлоу. — О чем я подумал, милорд…

— Сэр Данкин?

— Да, Гектор? — адмирал сэр Данкин Ярли оторвал взгляд от лежащих перед ним отчетов капитанов, когда лейтенант Аплин-Армак вошел в его дневную каюту.

— Только что поднялся на борт посыльный от адмирала порта, сэр. У него депеша для вас.

— И я полагаю, есть какая-то причина, по которой вы еще не передали ее мне?

— На самом деле, сэр, боюсь, вам придется расписаться за нее. Лично.

Брови Ярли поднялись. Он мгновение рассматривал своего молодого флаг-лейтенанта, затем пожал плечами.

— Очень хорошо, я полагаю, вам следует попросить этого посыльного зайти в каюту.

— Есть, сэр.

Аплин-Армак исчез на несколько секунд, затем вернулся в сопровождении полного коммандера.

— Сюжет усложняется, — пробормотал Ярли, увидев старшинство «посланника».

— Коммандер Джинкинс, сэр Данкин, — сказал Аплин-Армак.

— Понимаю. У вас депеша для меня, коммандер?

— Да, сэр, я привез. — Джинкинс отдал честь, затем открыл атташе-кейс и извлек тяжелый холщовый конверт. С его края была пришита бумажная этикетка, чтобы держать его запечатанным, и он положил конверт на стол Ярли.

Адмирал мгновение смотрел на него, затем обмакнул перо в чернильницу и нацарапал свое имя на этикетке.

— Очень хорошо, сэр Данкин, благодарю вас, — сказал Джинкинс, забирая конверт и бегло, но внимательно изучая подпись. Затем он вытащил маленький нож и осторожно разрезал стежки, которыми был зашит конверт. Внутри был еще один конверт поменьше, и он вытащил его и передал Ярли, прежде чем вернуть внешний конверт в свой атташе-кейс.

— Мне поручили сообщить вам, сэр Данкин, что адмирал Уайт-Форд просит оценить вашу готовность разобраться с этим вопросом в течение следующих двух часов.

— Понятно. — Ярли взвесил конверт в пальцах. Он не казался таким уж тяжелым, но, с другой стороны, приказы никогда не отдавались… пока не приходило время их выполнять.

— Гектор, не мог бы ты, пожалуйста, проводить коммандера Джинкинса обратно к его катеру?

— Конечно, сэр Данкин.

— Спасибо тебе. И, коммандер, — взгляд Ярли вернулся к Джинкинсу, — сообщите адмиралу Уайт-Форду, что я доложу ему как можно быстрее.

— Я так и сделаю, сэр Данкин. Спасибо, — коммандер снова отдал честь и удалился в сопровождении Аплин-Армака. Ярли проводил их взглядом, а когда дверь каюты за ними закрылась, открыл второй конверт, извлек полдюжины листов бумаги и начал читать.

— Да, сэр Данкин? — сказал Аплин-Армак, возвращаясь в дневную каюту десять минут спустя. — Силвист сказал, что вы хотели меня видеть?

Лейтенант, как с некоторым удивлением заметил Ярли, явно горел любопытством по поводу таинственной депеши. Столь же очевидно было и то, что ничто на свете не могло заставить Аплин-Армака признаться в своем любопытстве.

— Да, хотел, — признал он. — Я думаю, что мы будем немного заняты в течение следующего часа или около того, Гектор.

— Конечно, сэр. Как?

— Меня просят и обязывают доложить адмиралу Уайт-Форду не более чем через два часа о состоянии готовности эскадры и о том, сможем ли мы покинуть залив Тол с вечерним приливом.

Глаза Аплин-Армака слегка расширились. «Дестини» официально покинул верфь только накануне, и — как всегда случалось в эти дни — у него недоставало рабочих рук во время ремонта. Капитану Латику не хватало почти семидесяти человек до полного комплекта, и вероятность того, что он соберет такое количество людей в ближайшие шесть часов, варьировалась от несуществующей до чего-то несколько меньшего. Затем возникла небольшая проблема с тем, как снабдить провизией и подготовить корабль за те же шесть часов… что, честно говоря, казалось ему невозможным. Однако у любого королевского офицера мог быть только один возможный ответ на такой приказ.

— Конечно, сэр, — спокойно ответил лейтенант Аплин-Армак. — Я просто пойду и найду флаг-капитана, хорошо?