Наследие проклятой королевы

Глава 16. Политика и ахи-страхи

Профессор сидел и глядел то на стол с реактивами, то на инквизиторшу, вальяжно развалившуюся в резном золочёном кресле с бархатной обивкой багрового цвета. Женщина держала двумя пальчиками золотую ложечку и золотую подставку под яйца всмятку.

Архивариус Круга архимаг Винсент, которому единственному позволили сидеть в присутствии инквизиторши на правах хозяина дома, использовал для этой цели нарочито грубый, едва ошкуренный табурет, так сказать, прибедняясь, и то приземлился на самый краешек, положив руки на колени, как примерный ученик, и преданно глядел на высочайшую гостью.

Магесса Кассия, которую все же нашли, была бледной, как извёстка, и, казалось, старалась слиться со стеной, к которой прижималась спиной. Волшебница до побелевших костяшек пальцев стискивала руками молитвенник, тоже изображая богобоязненную старую деву. Подчёркивал это и демонстративно простой наряд.

В помещении находились ещё две дюжие девицы, что говорится, кровь с молоком. Они были в кирасах и алых плащах, а на поясах — церемониальные шестопёры, украшенные серебром. В дополнение у одной рядом с кошельком на цепочке висел череп гиены, утыканный серебряными гвоздями. На каждой шляпке отчеканено по символу божества.

За спиной инквизиторши стояла сухая, как вобла, секретарша с открытым блокнотом и пером наизготовку. Уровень пафоса мог посоперничать с игровой вселенной Вархаммер.

Глушков поджал губы. Он решил, что, когда вернётся на Землю и будет выступать перед студентами, обязательно пошутит, мол, учите матчасть, на Реверсе экзамены строго принимают: завалил — не отчислят, а сожгут на костре.

Профессор протёр полотенцем вспотевшие от волнения руки. Он маленько схитрил при подготовке к опыту, так как вместо титана или хрома решил показать обычный электролиз медного купороса. Да и времени, собственно говоря, на полноценную подготовку промышленного оборудования не было. Знакомые академики передали стенды для показных занятий, и пришлось их объединить в один. Так, сейчас в прозрачную ванночку с синим раствором были опущены плоские электроды, к которым тянулись провода от показного генератора, а к тому, в свою очередь, подводились ремни от небольшого парового двигателя. Под столом размещался баллон с пропаном.

Глушков наклонился и открыл клапан, а потом поджёг горелку. Медная ёмкость с воткнутыми в неё манометром и клапаном-свистком долго не желала закипать. Все это время инквизиторша ковырялась в варёном всмятку яйце, осторожно соскребая со стенок остатки белка.

Конечно, проще бы было поставить мощный аккумулятор или бензиновый генератор, но профессор решил не рисковать, показывая самые простые технологии, доступные даже средневековым твердолобым барышням. В конце концов, на Земле многих учёных сожгли отнюдь не за их идеи, а за открытую критику церкви. К тому же инквизиторша не выглядела фанатичной дурой, что давало шанс на успех. Но все должно быть максимально прозрачным и понятным.

Когда котёл закипел, засвистев, словно старый чайник, Глушков торопливо открыл краник. Сразу же запыхтел паровой двигатель, начавший вращать обычный мотоциклетный генератор, а ещё через несколько секунд электроды покрылись пузырьками газов.

Инквизиторша замерла, с лёгким любопытством глядя на всю эту конструкцию. Её помощницы остались на местах, но вытянули шеи.

— Ну, вот, собственно, и всё. Осталось только ждать.

Преподобная мать встала с кресла и подошла к ёмкости. Она наклонилась и принюхалась, а потом криво улыбнулась, отчего стал заметен кончик одного клыка. Артём раньше не видел раньше совмещённых со зверями храмовниц, а потому немного опешил. Женщина вела себя, словно большая кошка, изучающая новую игрушку или незнакомую добычу. Она даже так же медленно вытянула руку с зажатой в ней серебряной ложечкой, как кошка, готовая ударить лапой.

Профессор застыл, ожидая, что будет: всё-таки на кону стояла его жизнь, а не просто отзывы о прочитанной лекции.

Затянувшееся молчание заставило его нервно сглотнуть. Но, в конце концов, инквизиторша легонько стукнула ложечкой по паровому двигателю и выпрямилась.

— Это же просто медь, — проговорила она, искоса посмотрев на Глушкова.

— Да, — немного взволнованно кивнул тот в ответ и торопливо пояснил: — Медь проще всего добыть. Остальные металлы нуждаются в более сложном инструменте. А здесь показана сама суть.

Инквизиторша молча кивнула каким-то своим мыслям. Женщина медленно подняла со стола титановый и алюминиевый кубики, поиграла ими на ладони, а затем присела и швырнула на пол, как игральные кости. Кубики со стуком покатились по паркету и остановились у самых ног Кассии. Волшебница уставилась на них с таким взглядом, словно это готовые взорваться гранаты, даже слегка прищурилась и поджала руки. Вряд ли это из-за самих кубиков. Скорее всего, виной тому бросившая их женщина.

Инквизиторша встала, повернулась, ещё раз принюхалась к раствору медного купороса, а потом подняла руку и щёлкнула пальцами. К ней сразу же подбежала худая секретарша.

— Значит, записывай: «Подать в Орден письмо с прошением послать сюда коносиме́нток. Подать прошение в гильдии магов на содействие в познании и привлечении оных магессы и мага. — Инквизиторша легонько повела рукой в сторону молчаливых волшебников, а затем продолжила: — Подать прошение в казначейство Ордена на выделение семи сотен золотых для познания». Хотя нет!

Инквизиторша под пристальными взглядами присутствующих медленно подошла к стенду с макетом железной дороги. Она приложила руку к лицу и начала тереть подбородок.

— Если я не совсем ещё выжила из ума, — протянула инквизиторша, — то это — повозка. Но я не вижу быков, а для того, чтобы сдвинуть с места такую громаду, нужно не менее трёх десятков отборных быков. Это значит, что она движется сама, совсем как те повозки, что я видела у вас в цитадели. Я права, чисельник?

— Да, — осторожно ответил Глушков и поглядел на висевшую в углу камеру. Если его казнят, то хотя бы останется видео, доказывающее, что он ни в чем не виноват. Профессор не испытывал паники, хотя, наверное, должен был. Просто чувствовал себя неловко, как на очень важном собеседовании. Хотя да, чуточку побаивался, но контроля над собой не терял, и в окно с криком «Не виноватый я, они сами пришли!» выпрыгивать не жаждал.

Инквизиторша снов принюхалась, а потом легонько стукнула ложечкой по модели паровоза и задала очередной вопрос.

— Повозка движется силой кипятка. Верно?

— Вы очень проницательны!

— Не льсти, чисельник, ты это не умеешь, потому получается очень криво. Аж морщиться хочется!

— Я не льщу, — вспыхнул Глушков, которого задели её слова. — Вы в самом деле ухватили суть. Я не ожидал такого…

— От дикарей? — оборвала его инквизиторша, а потом стрельнула взглядом на архивариуса, который пытался жестом показать профессору, чтоб тот закрыл рот, но, наткнувшись на ухмылку преподобной матери, быстро изобразил из себя виноватого школяра.

Глушков вздохнул, поджал губы и смолчал, хотя очень хотелось высказаться. Инквизиторша сперва улыбнулась, а потом задрала голову и хрипло рассмеялась.

— Ты, думается, поверил рассказам этих пройдох, что Орден — это сборище карателей и палачей, так? Но нет, Орден очень многогранен. Мы не только дознавательницы и воительницы. Те же коносиме́нтки изучают естество, а госпиталье́рки служат при церквях, помогая страждущим. Знаешь, почему я не удивлена повозке на кипятке?

Женщина снова щёлкнула пальцами и отвела руку. В подставленную ладонь сразу легли свитки, и инквизиторша протянула их профессору.

Глушков осторожно взял желтоватую бумагу с неровными краями и начал поочерёдно разворачивать. Взгляду его предстали чертежи, похожие на те, что делал великий Леонардо да Винчи. Был среди этого и эскиз паровой машины, разве что вместо поршней в нем использовались шестерни, как в шестерёнчатом насосе.

Профессор вздохнул и опустил бумаги на стол. И так все ясно, его ткнули носом в невежество.

— Я не удивлена повозке на кипятке, потому что мы уже знаем ее. Хотя буду честной: учёный совет посчитал это лишь дорогой игрушкой, на которую не напасёшься дров. А вот у вас приняли затею всерьёз. Спрошу только, что даст вам повозка на кипятке, движущаяся по железным мосткам?

— Не знаю, — пожал плечами Глушков.

— Не верю! — повысила голос инквизиторша. — Ты — архимаг! Ты обязан всё знать, иначе цена тебе — два медяка на сдачу от корки хлеба.

Профессор дёрнулся вперёд, едва сдерживая грубое высказывание. Умом он понимал, что его берут «на слабо», но внутри кипел протест. Чтоб не взорваться, он начал отвечать, тщательно подбирая слова и делая паузы между ними.

— Могу предположить, что связав железной дорогой нашу цитадель, столицу королевства и порты Галлипоса мы сможем избежать лишних трат на поставку провизии, дерева и прочего. Если смотреть вдаль, в долгий мирный договор между вами и нами, то местные зерно, молоко и мясо дешевле привозных.

— Я-а-асно, — протянула инквизиторша и медленно подошла к окну. Там, внизу возничие готовили к убытию карету, пока ещё не запряжённую бычками. Женщина облокотилась на подоконник и тяжело вздохнула. — Эта повозка может съехать с железных мостков?

— Нет.

— Хорошо-о-о-о, чисельник! — Она ещё раз вздохнула и продолжала излагать свои мысли: — В королевстве неспокойно. Королева на смертном одре, а за власть готовы схватиться два влиятельных рода. Народ волнуется. Народ нужно успокоить, но казнями и пытками мы лишь всколыхнём волну проклятий и бунтов. Даже нам будет сложно подержать порядок. Можно, конечно, пришлых обвинить во всех грехах, как этого хотят некие недальновидные советницы, и поднять народ на войну, но по мне так лучший выход — это занять народ полезным делом. Слушай внимательно, чисельник: я поговорю с главой ордена, постараюсь склонить чашу весов на свою сторону, но мне нужны гарантии. Если ваши владычицы начнут строить сей тракт, нанимая наших мастеровых, то мы разрешим вам и дальше быть на наших землях.

— Не все так просто, — тихо ответил Глушков, опустив глаза на стол с паровой машиной. — Нужно много железа. Нужен каменный уголь. Нужно много щебня и дерева. Вы не способны дать все это, а таскать из-за кромки мира непомерно дорого.

Инквизиторша оттолкнулась от подоконника и вернулась в кресло.

— Значит, выкопаем, срубим, добудем. Все это требует большого количества рабочих рук, и народ будет надолго занят. И вам решать, что важнее — золото или дружба между нами.

Глушков молча кивнул. Строительство дорог ещё с Древнего Рима было способом снизить безработицу и избежать бунтов. Да и сейчас искусственные рабочие места на социальных проектах хоть и оплачиваются почти что едой, снижают социальное напряжение, а золото потечёт в карманы купчих, гильдиек и мелких правительниц, осев в итоге в казне ордена в виде налогов.

— Я поговорю с нашими властями, — произнёс профессор.

— Замечательно! — улыбнулась преподобная мать и положила в подставочку для яиц новое, звонко стукнув по нему ложечкой. — Сейчас поедим, досмотрим, как твоя чудо-ванна добудет медь, и поедем смотреть ваше чудо-оружие.

Глушков с облегчением выдохнул: первый этап переговоров пройдён. Он не хотел окунаться в политику, но, видимо, отвертеться не получится, и значит, нужно идти до конца, отступать он не привык.

***

Мы сидели на берегу реки. Мы — это я с Катариной, Лукреция, Андрюха и генерал. Пётр Алексеевич закинул в речушку удочку и, почти не моргая, глядел на поплавок. Порой казалось, что он вообще уснул, но стоило поплавку дёрнуться, как он тут же оживлялся и вытягивал шею.

Я сидел и баловался с лампой, как озабоченный мобильной игрушкой подросток. Уже получалось создавать хотя и слабое, но стабильное свечение. Не зря же говорят: «Повторение — мать учения». В итоге у меня в копилке уже имелось три заклинания. Во-первых, это «авокадо кадавра» для уничтожения особо назойливых духов, «галогена» в лампе и «шокер» — крохотная молния.

Катарина лежала на земле, положив голову мне на колени, и задумчиво глядела в небо, видневшееся между крон деревьев. В пяти шагах от нас щипала свежую траву Манча. Тёлочка уже умудрилась испачкаться в грязи, так что придётся потом её мыть. Катарина в полном соответствии с её характером фанатично подошла к делению обязанностей поровну. В фургоне к тенту был прикреплён список дел с пометками, кто что сегодня делает. Напротив дел будут чёрточки, как на стенках узников, когда они дни заточения отмечают. Сегодня моя очередь ухаживать за коровёнкой, а готовить вкусняшку — очередь Катарины. И, да, сегодня моя очередь быть постельной тряпкой, так что, скрипя зубами, вечером напялю ажурный передник-напиписочник. Жребий кидали монеткой, чтоб честно было. Зато в следующий вечер я должен показать, как мужчина-халумари ухаживает за женщиной, а женщина послушная и кроткая. Вот уж оторвусь! Заставлю ее стриптиз исполнять. Конечно, все эти ролевые игры — заскок не наигравшейся в нормальную жизнь храмовницы, но если они на пользу, почему бы и нет.

Я вздохнул и повернул голову.

Андрюха пытался с помощью палочек развести огонь, но лишь пыхтел и время от времени морщился, потирая ладони. Перед ним лежала куча сухих веток и пучок мха, но не было даже намёка на малейшую искру.

Лукреция нашла мою книгу по искусству огня и теперь с оживлением листала. На её лице читался неописуемый восторг, словно у Горлума при виде заветного колечка.

— Это просто поэзия! — произнесла она, прижав раскрытую книгу к груди. — Послушаете.

Она отодвинула от себя фолиант и начала декламировать вслух:

— «И рождающееся пламя возгорится в тебе, словно похоть в чреслах, медленно поднимаясь от живота к груди. Он будет согревать твоё нутро и твою душу, и лишь когда ты весь без остатка потонешь в неге самопознания, выплеснется наружу. Направь его. Дай ему излиться».

Генерал повернул голову, а потом вполне ожидаемо вывал солдафонскую шутку.

— Андрей, как потом доказать, что у тебя мозоли на руках не от этой порнухи?

Все засмеялись, а Лукреция зажала ладонь между ног и запрокинула голову. Волшебница сделала вдох и начала медленно вести руку от низа живота к солнечному сплетению, едва касаясь кончиками пальцев одежды. Казалось, она сейчас застонет от наслаждения. И по мере того, как рука поднималась, вокруг неё разоралось охристое свечение.

Пальцы остановились между грудей. Яркость свечения стала сравнима с габаритным огнём автомобиля. А потом волшебница тряхнула рукой, словно стряхивая с неё воду. Яркие искры рассыпались по траве, а лежащие перед Андреем дрова вспыхнули так, словно были облиты бензином. Лейтенант с возгласом «Ух ты, блин!» отскочил от костра.

— Сильное заклинание, — произнесла волшебница. Она раскраснелась и часто дышала, будто от секса или пробежки. — Силу почти без остатка выжимает и обращает в пламя. Сильное, но сделать можно только будучи в благом расположении духа. В бою или от усталости будет сложно сотворить.

— А для боя что-нибудь есть? — переспросил я, отрываясь от лампы.

— Есть. Но это заклинание всепожирающего гнева.

— Прочитай.

— Ты забыл добавить «маэстра», — ехидно улыбнувшись, ответила волшебница.

— Милостиво прошу, прочитай, о, маэстра! — с такой же улыбкой произнёс я.

Лукреция осторожно перелистнула страницы, и остановившись на нужном абзаце, начала читать:

— «Гнев твой. Ненависть твоя. Они кипят в груди. Пылают в твоей крови. Сожми их в кулак. Вырви из себя. Вырви вместе с плотью и пламенем. Стисни в длани своей, почувствуй жар углей ненависти. Брось во врага, как камень в еретика, предавшего и поправшего свет Небесной Пары».

Она протяжно выдохнула и снова закрыла глаза.

— А картинки там есть? — спросил я.

Лукреция отвлеклась от познания своих ощущений и повернула книгу в мою сторону. Там был целый комикс качеством не хуже гравюр мастеров эпохи Возрождения. Хмурая женщина с собранными в пучок волосами и в простых доспехах поэтапно вырывала пламя из груди, словно собственное сердце. Детальность рисунков просто поражала! Можно было даже различить отражение стиснутого в скрюченных пальцах фаербола в полированной стали доспеха и злых, глубоко посаженных глазах. Было много схем и цифр, поясняющих время каждого этапа, отдельно показаны руки, сложенные в установленных жестах. Все это, по идее, должно было стимулировать воображение и помочь колдовству.

— Учись, двоечник! — прокричал генерал и по-новому закинул удочку. Он совсем расслабился и потому, сняв обувь и закатав штанины, сунул ноги в воду.

— Тащ генерал, — произнёс я, — вы бы не делали так.

— А что, здесь пираньи водятся? — ухмыльнулся он в ответ.

— Нет, не пираньи. А вот крокодилы могут.

Петр Алексеевич изобразил на лице недоумение и немного отодвинулся от воды.

— Что за пиратки? — повернув голову, спросила Катарина.

Я сперва нахмурился, а потом просиял: язык королевства очень похож на испанский, а «пиранья» на испанском значит «пиратка», то есть «рыба-пиратка».

— Это окуни такие, но с зубами, как у шакала. Если что на пути стаи попадётся, обглодают до костей. Помнишь, как на Золотом Ручье в воде дезертирши были волнами поедены? Вот так же эти рыбы делают. Сейчас попробую показать.

Я сперва пояснил, а потом, осторожно выскользнув из-под девушки, пошёл к воде. Но между словом и делом большая пропасть. Я-то понадеялся на страх, но пираний не боялся в принципе, ибо не сталкивался. Пришлось выудить из файлов системы ужастики о рыбах-убийцах.

Сделав глубокий вдох, я сунул руку в воду. Поначалу ничего не произошло. Только придурочный Чужик нырнул и поплыл вдоль самого берега, пытаясь изобразить из себя нечто вроде морского чёрта, но вышло очень коряво.

— Халтура! — крикнул я в его сторону. — Лучше старайся!

Я плескал рукой в воде, глядя на духа-страха, и лишь с последний момент отдёрнул руку, когда из глубины выплыла большая бесшумная тень, в которой я опознал крокодила. Тень замерла в полуметре от берега.

Я отдёрнул руку и отошёл от воды.

— Там этот, как его, крокодил, который лёгок на помине.

Все снова вытянули шеи. А затем в воду с диким визгом ухнула Катарина. Девушка обдала всех брызгами и ушла с головой под воду. Я подскочил к самому берегу, не зная, прыгать вслед за ней или нет. В голове была только одна мысль: «Она что, совсем дура?!»

Через пяток секунд Катарина вынырнула, держа полуметровую рептилию за горло. На лице сияла улыбка радости. И даже то, что она промокла до нитки, не огорчало её.

— Обожаю крокодилов! — прокричала она и одним движением свернула рептилии шею.

Я не успел опомниться, как девушка достала нож и начала разделывать добычу. В одну кучку полетели кишки, в другую — аккуратно снятая шкура, в а третью — выпотрошенная тушка. Ещё немного, и крокодил оказался насаженным на длинную палку над огнём.

— Простудишься, — произнёс я, потрогав одежду Катарины.

— Высохну, — отмахнулась она.

Я вздохнул и подошёл к воде, чтоб помыть руки. И в этот момент из речки на меня прыгнуло нечто: мешанина из красных, как освежёванная туша, щупалец с крючьями по всей длине, оскаленных зубастых пастей и хищных глаз разного калибра. Это верещало, словно стая бешеных хомяков, замешанных в кровавом тесте, и противно булькало.

Размеры твари были невелики, не больше кролика, но сработал эффект неожиданности. У меня аж поджилки затряслись. И не только у меня. Все остальные тоже отскочили подальше.

Создание, словно сошедшее со страниц Стивена Кинга или Говарда Лавкрафта, поползло в мою сторону, поочерёдно выбрасывая вперёд щупальца и рывками подтягиваясь поближе.

— Чужик, твою мать! — закричал я, а потом выругался ещё сильнее, когда лакированный монстр вынырнул на зов из реки в метре от этой зубастой помеси амёбы и ожившего фарша.

— Что за дерьмо?! — повысил голос генерал, вооружившись палкой.

— Ну… — неуверенно начала пояснять Лукреция, захлопнув волшебную книгу, — ты стал сильнее, и начали появляться страхи посильнее.

— И что мне с ним делать? — растеряно показав рукой в сторону существа, спросил я.

— Смириться. Потому что, если не примешь тварь, придёт другая, и так до бесконечности, — облизав губы, ответила волшебница.

— Ага! А почему она к тебе не липнут, маэстра?! Ты же тоже для них лакомый кусок! — взорвался я.

— Лакомый кусок — это ты. А я умею управлять своей силой. Я для них, как дикобраз для шакала: и рядом мясо, да не ухватишь.

— Да? — зло передразни ее я. — А что она к остальным не приползает?

— Потому что у них нет силы! Я же говорила! — повысила голос волшебница.

Я развёл руки в бессильной злобе. Куда ни плюнь, права Лукреция. Но эту уродину даже не знаю, куда девать. Лакированный и хвостастый Чужик хотя бы не так мерзко выглядит, хотя в смекалке ему не занимать. А эта падаль, ну блин, совсем отвратительная!

Захотелось просто взять и расплакаться от безысходности.

— Блин! Блин! Блин! — выругался я и, подхватив с земли толстую палку, потыкал в существо. Мало мне, что ли, громадного паука, змеи под вещами и всяких червей?!

— Ну и страхи у тебя! — проговорила Катарина, тоже вынув из ножен фальшион и направив его на монстра.

— А нечего в озеро за крокодилами нырять! Я же испугался за тебя.

Девушка слегка улыбнулась, словно ей польстили мои слова, стрельнула в мою сторону глазами и заговорила:

— Я вспомнила одну историю. Когда я была маленькой и меня ещё не выгнали из ордена, нам рассказывала сказки и легенды одна старая храмовница. Все считали её сумасшедшей, потому что она разговаривала сама с собой, но терпели, потому как лучше всех гоняла таких вот страхов от детей. И она рассказывала, что есть легенда, которая гласит, что в седой древности, когда люди ещё не знали огня и жили в сырых землянках, все люди были немного магами. Все разговаривали с духами и природой. Но и страхов было много. Они приходили и пожирали людей, потому что им мало было силы. Им хотелось больше и больше. И вот из поколения в поколение выживали те, кто смог обойтись без силы, привлекающей тварей. И сила иссякла в них насовсем. Но были те, кто выбрал иной путь. Они научились управлять своей силой. Научилась отгонять тварей. Так возникли простой народ и народ магов. Но время шло, народы смешивались, и в семьях простых людей могли появляться маги, а в семьях магов — простые люди. Боги перемешали кровь, и теперь никто не знает наперёд, кто родится, как не знает, левша будет новорождённый или правша.

Я поглядел на Катарину.

— А знаешь, я тебе верю, — произнёс я, не став говорить о генетике и прочем.

Правда, не столько понятно, откуда берётся волшебная сила при эффекте братства, но это потом разберёмся.

Девушка улыбнулась, а потом вдруг пострела в сторону лагеря.

— Там, вроде, драка.

Стоило ей так сказать, как на берег выбежала запыхавшаяся Урсула.

— Это, благородные господа, там вашу солдатку щас бить будут…