— Прибыли, — произнёс я, глядя на уходящий вниз склон. Оврагом место назвать было сложно, ибо создавалось впечатление, словно кто-то специально, пользуясь магическим редактором уровней, сделал целую долину ниже остальных полей и лесков. Да так, что верхушки деревьев, растущих в это долине, отделённой от остальной местности глинистым обрывом, приходились как раз мне по пояс.
Впрочем, ничего удивительного здесь нет. На Земле мне попадались подобные места, и где-то там должна быть извилистая речушка, прокладывающая свой путь по этой долине. Такие долины часто изобилуют ста́рицами, их ещё иначе называют пойменными озёрами.
Здесь же, в сырой долине Чёрного оврага, даже растительность отличалась от той, что росла на остальной равнине: вместо редких, но густых зарослей сухостойных кустарников, красующихся разноцветьем степных трав, обычных берёз, клёна, липы и каштана, там росли фактически тропические растения с примесью чего-то совершенно незнакомого. Я опознал только обыкновенную иву, вечнозелёный кипарис и нечто похожее на субтропическую сосну, но среди них активно произрастали древовидные папоротники и гигантские хвощи. При этом стволы деревьев почти все до единого зеленели толстыми шкурами разного рода мхов и лишайников. Казалось, это даже не Реверс, а что-то совсем чуждое. После велоцирапторов даже не удивлюсь увидеть здесь настоящих гигантов затерянного мира динозавров, совсем как в книгах Жуля Верна. А почему бы и нет, на Аверсе, где вовсю работают штатовские учёные, до сих пор ранний меловой период.
— Это, юн спадин, — раздался позади меня голос Урсулы, — самое время читать ваше фамильное заклинание. Мы же сюда не подыхать прибыли. У вас, без сомнений, есть замысел, как войти в Чёрный Овраг и выжить.
— Это какое такое заклинание? — переспросил я, нахмурившись и обернувшись.
Мечница сползала с запасного колеса мотоцикла, прицепленного на люльку. Женщина всю дорогу сидела там, как на насесте, намертво вцепившись в резину пальцами, и визжала.
— Ну, это, тумай-юра-тумай, — произнесла тётя Урсула, коверкая мою поговорку.
Я перевёл взгляд на Катарину, которая сидела позади меня молча, как мышка. А та вдруг привстала на подножках, выпрямилась, задрала руки и заорала:
— Как яси-и-и! Ещё так поездить хочу!
— Без меня, — пробурчала бледная, как известь, Лукреция, сидевшая в самой люльке. Похоже, что волшебницу за время пути очень сильно укачало.
— Но ведь яси же, — не унималась Катарина.
— Не знаю, — пробормотала через силу Лукреция, приложив к груди ладонь, а затем добавила: — Там вниз кто-то кинул кусок сырого мяса. Удивительно, что не протухло, пока ехали. Я в него всю дорогу ногами упиралась.
— Какого мяса? — опешил я, а затем быстро подошёл к мотоциклу и заглянул внутрь.
А мясо тем временем зашевелилось и оскалилось многочленными зубами, и уставилось на меня десятком мелких злых глаз.
— Твою мать, Чужик, это ты выпустил Фарша из банки?
Чёрный страх сменил цвет, пытаясь подражать в маскировке то ли хамелеону, то ли осьминогу, и прильнул к бензобаку, тускло поблёскивающему из-под тонкого слоя пыли. На гладкой шкуре страха даже проступили тёмный кружок, имитирующий крышку бака, и яркие пятна чистого металла в форме отпечатков человеческой ладони там, где я трогал бак.
Лукреция, осознав, чего она всё время касалась, взвизгнула и выскочила из люльки.
— Юн спадин, — снова заговорила тётя Урсула, — заклинание.
Я поднял глаза на мечницу, а потом в небо, где кружила пара коршунов. Жаль, я бы хотел увидеть птеранодона. Большого такого, чтоб крылья были в десять метров в размахе. Но такой зверь, увы, не обнаружилось.
— Да, конечно, — ответил я на вопрос Урсулы и произнёс: — Думай, Юра, думай.
А думать было особо-то и нечего. Самая первая задача — это найти пилота и самолёт. Но проблема в том, что моя система не улавливала сигналы ни чужого мозгового имплантата, ни аварийного маяка самолёта. Долина Чёрного Оврага была в ширину не меньше пяти, а то всех семи, километров, и в длину неизвестно сколько. Но даже противоположный, так сказать, «берег» этой долины, или как сказали бы умные люди — терраса, едва заметен в голубой дымке. И какой дебил решил назвать это оврагом? Не иначе как пьяная путница, чуть не свалившаяся с крутого обрыва вниз, но не сумевшая разглядеть масштаб явления.
— Надо разжечь костёр. Поиски могут занять много времени, и нужен ориентир, чтоб не заблудиться, когда стемнеет. Да и ужин бы не помешал, — огласил я часть плана и тяжело вздохнул. Понятия не имел, что делать дальше. И вообще, вся эта неопределённость бесит. Осталось только пойти вдоль обрыва, надеясь наткнуться на сигнал. Но имелся и дополнительный метод — достать бинокль и время от времени внимательно вглядываться в зелёные джунгли и голубые дали.
— Юн спадин, — тихо возмутилась Урсула, — нас же заметят.
— Нас наверняка уже заметили, — ответил я, сделав ударение на слове «уже», и пояснил. — Мы стоим на самом краю обрыва, на фоне неба и орём, как дурные.
— Я не ору, — тут же ответила мечница.
— Я не дурная, — обиженно отозвалась Катарина.
Зато Лукреция фыркнула, покачала головой и задрала глаза к небу.
Спорить дальше смысла не было, и я неспешно вернулся к мотоциклу и достал из сумки бинокль, а когда возвратился на место и приложил прибор к глазам, отдал команду:
— Система, произвести анализ изображения. Составить предварительную карту местности по косвенным признакам. Провести анализ факторов на предмет возможного места крушения самолёта.
«Принято», — отозвалась система.
Я же начал медленно поворачиваться, чтоб процессор составил панораму Чёрного Оврага. Когда дело было сделано, повесил прибор наблюдения на шею.
— Катюша, пойдём со мной.
Девушка быстро подхватила клинок и пистолет и пошла в мою сторону. На фоне мотоцикла она казалась не храмовницей из волшебного мира, а персонажем постапокалипсиса в стиле Безумного Макса. Не хватало привязанного к люльке пленника.
— Юн спадин, — вскочила с земли только-только присевшая Урсула. — Я тоже с тобой, а то мало ли какая напасть. Эти места страшные.
— А как же Лукреция? Она же магесса и сможет отбиться от чудища.
— Кто сказал, что я останусь? — пробурчала волшебница, перебрасывая через локоть свой тёмно-синий плащ, который не стала накидывать, потому как вечер стоял жаркий и даже душный.
Я хотел было уже двинуться в путь, но насупился и задумался.
— А кто же тогда будет костёр разводить? А за мотоциклом кто следить будет?
Мои спутницы переглянулись, но промолчали. Никто не хотел оставаться в одиночестве на краю проклятого места.
Не успел я высказать продолжения измышлений, как в голове зашептала система:
«Оставлена карта местности. Признаков крушения не выявлено. Вывожу проекцию».
Перед глазами возникала схема. Масштаб был не очень удачным, и я выставил перед собой руки, сложил пальцы на обеих ладонях щепотью, словно мог ухватить за край этого виртуального листа каты. А потом потянул.
— Ух ты! — раздался за спиной голос Урсулы.
— Вот это яси, — вторила ей Катарина.
Все три женщины обступили меня, уставившись на то, что по идее должен видеть только я.
— Что? — опешил я, и от удивления перешёл на родной и могучий: — Какого хрена?
Катарина провела рукой в воздухе, и она прошла через карту, не встретив сопротивления. Тётя Урсула тоже ткнула пальцем, норовя сломать крохотные деревца.
— Хорошая иллюзия, — высказала мнение Лукреция и провела ладонью над схемой.
— Что? — повторил я простенький вопрос как полный дурак.
— Школа лозы. Умение иллюзий. Все маги умеют творить иллюзии, но не всем даётся такое в совершенстве. Должно быть, у тебя дар не только к магии огня, но и к видениям тоже.
Я уставился на карту и почесал в затылке. Это что ж получается? Я теперь и голограммы могу создавать? Умение не сильно нужное, но раз смог, почему бы не пользоваться.
Тем временем Лукреция приподняла руку на уровень груди ладонью вверх и что-то невнятно прошептала. Над рукой колдуньи сразу же возник яркий шар, словно сделанный из стекла, причём полый, как мыльный пузырь. А ещё это шар горел голубоватым пламенем, будто лабораторная спиртовка.
— Простейшая иллюзия огня, которая создаётся ради обычного света.
— Маэстра, — позвал я магессу, неотрывно глядя на невесомый шар, — а почему вы раньше не делали подобного?
— А зачем? Мне и пламени свечи хватало. К тому же, иллюзия тоже тянет силы из создавшего её чародея, а поскольку иллюзия не то, чем я обычно занимаюсь, тянет ощутимо, вдобавок, отвлекает от плетения чар на зачаруньках.
— Юрий, — заговорила Катарина, — а ты именно так видишь то, что тебе подсказывает твоя волшебная помощница?
Я ошарашенно кивнул, а потом вызвал панель с файлами.
— О! — воскликнула Урсула, тут же ткнув пальцем в открывшееся окошко. — Я уже видела такое. В этом… как его… нутбукле.
— Ноутбуке, — хмуро поправил я мечницу и устало провёл ладонями по лицу.
— Юрий, верни, — тут же выдала Катарина, и я опустил взгляд. Как по мне, изображения остались на месте. Но, наверное, рассеялись иллюзии. Как бы их теперь заново создать?
Я сделал вдох-выдох и выставил перед собой руки. Почему-то вспомнилась фраза из строго-престарого кино: «Видеть цель, верить в себя и не замечать препятствий!». И что я делал перед тем, как изображения стали видны? Кажется, это.
Натужившись, словно могло помочь, я сложил пальцы щепотью и потянул. Казалось, воздух треснет, как прозрачный полиэтиленовый пакет, в который запаковали яркую открытку. На лбу аж пот выступил, а сердце забилось, будто дурное. Когда что-то получается случайно, потом тяжело намеренно повторить.
— Вот! — радостно закричала Урсула.
Я улыбнулся и облегчённо выдохнул. Не знаю, для чего это направление магии пригодится, но отказываться от любого, даже самого мелкого дара — глупо. Зато, если приноровлюсь, смогу создавать призрачные светильники.
Ну что ж, будем развивать это направление.
Я ещё раз вздохнул и показал пальцем на карту.
— Мы сейчас здесь.
На краю крохотной копии обрыва возникла яркая точка, словно пригвождённая к макету тонюсенькой иголочкой.
— А вот там где-то самолёт. Но я не могу услышать его зова.
— Он там, — вдруг подняла руку Катарина и показала в сторону Чёрного Оврага.
— Что? — в который раз за день глупо переспросил я.
— Он пахнет как твой мотоцикл, но мотоцикл сейчас с подветренной стороны, так что, кроме самолёта, пахнуть больше нечему.
Я поднял бинокль и вгляделся туда, куда указывала девушка, но ничего не увидел. Придётся идти так, по запаху.
— Юн спадин, — позвала меня Урсула, легонько почёсывая в затылке. — Эта, может быть, завтра с утра? А то до заката не успеем, а духи на кровь сбегутся. Мы и этого, пилота не спасём и сами подохнем.
— Кто-то ранен? — обернулся и переспорил я, услышав про кровь, а потом тихо выругался, так как забыл про красные шнурки на поясках женщин.
— Думай, Юра, думай, — прошептал я, приложив пальцы к вискам. Мечница была права, дотемна да по густому тропическому лесу мы не успеем вернуться. Там даже дикари-пигмеи разгромят нас, просто заплевав отравленными стрелками из трубочек.
Права Урсула, по темноте нет хода в долину. Даже если пилот жив, то вариантов немного: либо он уже при смерти, и помочь не получится, либо жив и уже сидит где-то на том краю долины, а то и вовсе идёт на базу налегке.
Я вздохнул. Просто так сидеть и гадать тоже не хотелось. Я наклонился, поднял из-под ног камень и швырнул его подальше в лес. Булыжник с треском пробился через густые кроны, стукнулся о ствол дерева и глухо ударился о лесную подстилку и хорошо, что не плюхнулся воду. А то по болотине идти вообще не прикольно.
— Система, произвести анализ сигнатур на предмет магических сущностей и воздействий, — громко произнёс я, не скрывая того, что в голове сидит помощница.
«Помехи выше приемлемого уровня. Поиск затруднителен», — сразу же последовал ответ.
Я вздохнул и потрогал кнопки на магодетекторе, подвешенном в чехле на поясе, и поморщился. Датчик громко шипел, словно ненастроенное радио. Да, помех слишком много.
Чтоб хоть как-то занять себя, я сложил ладони так, будто между ними зажат невидимый снежный ком. Надо попробовать самому, без помощи системы, создать иллюзию. Саму простую, всё равно практической пользы, кроме громкого стучания кулаком в грудь, мол, я умею, я — настоящий маг, нету.
Вдох и выдох.
— Горящий снежный ком. Я хочу горящий снежный ком, — прошептал я, чувствуя, как начало покалывать в висках и щипать пальцы. — Горящий снежный ком.
Белый клубок, по которому бегали едва заметные голубоватые язычки пламени, возник не сразу, но зато огонь горел очень натурально — так, как и должен гореть, то есть колыхался и вздрагивал на ветру. Я сжал этот комок пальцами, подбросил на ладони. Веса не ощущалось совсем, но комок вёл себя так, словно имел вес.
— Замечательно, просто прелестно. Не зря же у тебя дар к огню. Даже иллюзия огня очень хороша, — раздался со стороны голос Лукреции. — Дам совет. Попробуй его кинуть в темноту.
Я глянул на улыбающуюся волшебницу, размахнулся и кинул иллюзорный комок в джунгли. Тот полетел, уподобившись брошенному до него камню, но когда упал рядом с корнями, продолжил гореть. Тусклый свет был едва различим, но всё равно имелся. Лишь через десяток секунд голубоватое пламя несколько раз дёрнулось и исчезло.
— Неплохо, — снова произнесла волшебница, — ты уже научился вливать силу в чары?
— Да, — кинул я, — читал в книге огня.
— Тогда попробуй замороженное пламя.
Я нахмурился. Раньше уже слышал название, но не придал значения. Заклинаний много и все интересны.
Я вызвал панель управления системой, уже отметив, что иллюзия освещает предметы вокруг себя, а дополненная реальность — нет. На этот раз панель была действительно виртуальной.
Поискав нужные чары, я начал читать нудное описание. Из всего только понял, что огонь капсулизируется в некоем кристалле ночи, и маг тратит силы только на поддержание кристалла. Ближайший аналог из технических реалий — это высокотемпературная плазма в магнитной ловушке. Но надо пробовать. Я сел у мотоцикла, прислонившись к нему спиной, и поджёг кончик тонкой хворостинки, подобранной тут же.
— Все праздники пропустим, — произнесла Катарина, которая отлучалась до ближайшего берёзового колка, и принесла большую охапку сухих веток. — Юрий, а какие у вас есть праздники?
Чары не получались, удавалось только слегка пригасить огонь, и потому я со вздохом отвлёкся от своих занятий.
— Разные.
— Расскажи, — произнесла храмовница, отряхнув ладони и сев рядом.
— В каждой стране свои праздники, но там, откуда я родом, самый главный это, пожалуй, Новый год. Празднуют его зимой. Тогда у нас много снега, совсем как у вас в горах. Мы украшаем ёлку, а потом приходят Дед Мороз со Снегурочкой и дарят подарки.
Рядом с кряхтением села и Урсула.
— Дед Мороз, это твой родственник? — спросила она.
Я улыбнулся.
— Нет. Это просто добрый волшебник, который всем, кто был в этому году хороший, дарит подарки.
— Понятно. А Снегурочка — это его телохранительница? Дед-то богатый, раз с большим мешком ходит, и их раздавать не жалко.
— Не, — усмехнулся, представив на местный лад небольшого старичка в голубом жилете, в белом берете с большим белым пером, со штанами до колен, полосатыми чулками и ботинками с загнутыми носами. Больше получался рождественский эльф-олигарх, крышующий импортного Санта-Клауса. Снегурочка и того смешнее: высоченная девка в серебряных доспехах и голубом плаще, а на поясе меч и несколько пистолетов, расписанных под хохлому. — Это его внучка.
— Хорошая девочка, — со вздохом произнесла Катарина, — дед старый, разбойницы легко мешок отберут, а с внучкой не страшно.
Я почесал в затылке. Похоже, ей такие же образы на ум пришли. Но переубеждать я никого не стал, а продолжил перечислять праздники:
— Ещё празднуют день женщин и день защитников страны.
— Так это же один и тот же день получатся, — высказалась Урсула, которая клацала кремнём и огнивом, пытаясь высечь искры.
Я снова озадаченно почесал в затылке, так как по логике Реверса всё было верно. Женщины — защитницы.
Вспомнив о защите, Катарина обошла нашу стоянку, наложив светораздел. Чужик и Фарш сразу же спрятались под мотоциклом, как нашкодившие коты.
А Урсула зло помянула бездну, так как у неё не поучалось развести костёр, и я щёлкнул пальцами. Надранная береста, сухой мох и солома сразу же вспыхнули, и я сунул в разгорающийся костёр ветку. Когда вынул, то, наверное, уже в десятый раз прочитал заклинание, а чтоб наверняка получилось, сложил пальцы щепотью на расстоянии десяти сантиметров от тонкого язычка огня. Так было в пометках на полях книги, словно кто-то уже учился по ней до меня.
Огонь вытянулся в сторону щепотки и сменил цвет с жёлтого на тускло-бордовый. Даже уголёк померк и стал свекольным, но гаснуть при этом не хотел.
— Вот-вот, — наклонилась ко мне поближе Лукреция. — Теперь тяни его, как тянуть пряжу. Делай клубок.
Я кивнул и сделал, как сказала маэстра. В итоге у меня образовалось нечто, похожее на миниатюрную чёрную дыру, окружённую багряным диском акреции.
— А теперь возьми кольцо силы и вложи в середину.
С кольцом получилась загвоздка, и я провозился с ним до темноты.
Катрина снова ушла за дровами, я хотел было остановить её, но вспомнил, что девушке темнота не помеха.
— Пожрать бы, — произнесла Урсула, а потом достала из сумки ломоть сыра. Но прежде чем начать есть самой, вытащила из кошеля коробочку с тараканом и сунула туда небольшой кусочек.
— Помоги. Тяжёлое, — раздался из темноты голос храмовницы.
Я встал и пошёл к краю поляны, за которым стояла Катарина, неся что-то тёмное.
— Дай, — протянул я руки, а потом вздрогнул.
— Юрий, нет! — донёсся с противоположной стороны поляны, за моей спиной, полный волнения крик Катарины.
Я резко обернулся, видев точно такую же храмовницу, что и перед собой, только с охапкой хвороста в руках. Она разжала руки и выхватила из-за пояска серебряный кинжал. Охапка рухнула ей под ноги.
А потом та, что просила помощи, схватила меня за руки и бросилась вперёд, толкая плечом, как спортсменка из сборной по регби. При этом дубликат громко-громко захохотал.
— Идемони! — прокричала храмовница с кинжалом.
Вспыхнул светораздел. Дубликат, оказавшийся прямо над преградой, не по-человечески завизжал и развалился надвое. Ноги по пояс упали по ту сторону, а туловище рухнуло мне под ноги. Так как дубликат всё ещё был вцепившимся меня, то я чуть сам не упал на спину, пытаясь отойти.
А вскоре подоспела и Катарина. Девушка со всего маху ударила серебряным кинжалом по рукам твари, за которой тянулся белёсый, быстро впитывающийся в землю след из слизи и мутных комьев, поблескивающих в свете разгорающегося костра.
Руки оказались перерубленными прямо в запястьях, и нечисть упала на траву.
А девушка начала остервенело бить ботинком эту тушу. Захрустели кости. Лопнул череп. Вылезли глаза.
Нечисть заверещала и извернулась, ухватившись внезапно отросшими до неприличия клыками в икру храмовницы.
— Бли-и-и-н! — прокричал я, откидывая подальше отрубленные кисти рук. А затем достал пистолет и начал расстреливать существо. На теле чудовища остались светящиеся фиолетовые раны.
Чудовище дёрнулось, а затем начало разваливаться. Голова отелись от тела. Лопнула кожа. Белёсое мутное мясо отделилось от костей.
— Отцепите это от меня! — завизжала Катрина. — Отцепите!
Из лопнувшего черепа выскользнула здоровенная пиявка и впилась в ногу девушки, а затем скользнула под одежду.
— Уберите!
К нам подскочила Урсула, у которой глаза были по чайному блюдцу каждый, и принялась бить двуручником по невнятно шевелящемуся туловищу, превращая обнажившийся скелет в месиво из ломаных костей, земли и призрачной плоти. В довершение этого по останкам ударила молния, выпущенная испуганной Лукреции.
Я быстро сунул пистолет в карман, едва успев поставить на предохранитель, а потом стал сдирать с девушки доспехи и одежду. Но сдирать, это громко сказано, пришлось долго возиться с застёжками и ремнями. Не добавляло скорости и то, что Катарина дёргалась, орала на всю округу и пыталась достать до спины, словно первокурсница, которой за шиворот сунули лягушку.
Части доспехов падали на землю. А вскоре треснула и ткань, которую начали разрывать по целому. В итоге девушка осталась в чём мать родил. И хотя она была голой, эротикой даже не пахло.
— Оно там! Оно на спине! — продолжала визжать храмовница. Но я ничего не видел.
Зато вдруг заорала Урсула:
— Оборотень! Она оборотень!
Все отскочили от Катарины. А у той начали меняться черты лица, словно чужая призрачная плоть дополняла собой живую.
— Нет! Нет! Нет! — снова завизжала девушка, тряся перед собой вытянутыми руками, на которых стали расти длинные острые когти.
Все её тело стало покрываться шерстью, даже на лице возникли длинные кошачьи усы и бакенбарды.
— Хвост! — закричала Урсула, тыча в сторону девушки пальцем.
Катарина начала крутиться, а у неё в самом деле копчик удлинился, став настоящим львиным хвостом. Не помню, есть ли у львиц кисточка на хвосте, но здесь она имелась.
И тут пришли они, голоса в темноте:
— Ты хочешь остаться человеком? Тогда убей их всех, — шептали они.
Голосов было много, не меньше полусотни, и они все шептали и шептали, окружив поляну со всех сторон, а их обладатели оставались невидимыми под покровом мрака.
— Убей. Убей, и тогда ты станешь человеком.
— Нет! — заорала Катарина, на лице которой была отражена настоящая паника. Она вдруг схватилась за брошенный на землю клинок, дёрнулась в сторону Лукреции, которая пождала руки и отскочила назад.
— Я не хочу убивать! — закричала храмовница, выронив оружие.
— Тогда ты останешься зверем. Зверем. Зверем, — шептали голоса, словно эхо.
Я сложил руки, создал иллюзорный горящий комок и швырнул его за предел светораздела, или как его ещё называют, терминатора. Клубок упал в траву, вызвав волну злорадного хохота и никого не высветив из мрака.
— Думай, Юра, — торопливо произнёс я, а затем обхватил голову руками. — Голливуд мне в задницу! Думай, Юра.
А думать было нечего. Налицо классическая ловушка из дешёвых ужастиков. Логика-то во всех мирах одинаковая, отними у человека его самого, и пообещай вернуть, если выполнит указания. Только, сдаётся мне, никто общение не сдержит, и девушку прикончат, как только она останется одна. Вот он Чёрный Овраг во всей красе.
Я провёл руками по лицу и с силой выдохнул, а затем распахнул объятия и пошёл в сторону Катарины, произнося тихие и ласковые слова:
— Катюша, солнышко, я тебя люблю, и останусь с тобой, даже если ты станешь зверем. Я вообще люблю кошек.
Храмовница ухватила львиные уши и с силой потянула их вниз, словно хотела оторвать. Только не хватало, чтоб покалечилась в панике. А с каждым моим шагом рёв девушки переставал был человеческим, переходя в дикое рычание, словно внутренняя сущность пробивалась наружу. Когда я осторожно взял девушку за плечи, на меня уже гляди жёлтые львиные глаза, испуганные до жути. Чёрные губы, под которыми виднелись острые клыки, тряслись, а тонкие усы соломенного цвета время от времени вздрагивали.
— Я тебя люблю.
И снова эти голоса:
— Зверь тоже боится. Зверь боится другого зверя!
Голоса разом перешли на крик, а потом раздалось громкое-громкое шипение. Мы все только и успели развернуться, как из мрака выскользнула голова змеи, громадная, как легковушка. Распахнулась на сто восемьдесят градусов белёсая пасть. Длинные, как черенки лопаты, клыки блеснули в свете костра.
В этом было столько первобытного ужаса, что я даже не мог пошевелиться. Сил только и было что глядеть на то, как пасть быстро приближалась к нам, а туловище терялось где-то там, во мраке с голосами. Так, наверное, чувствует себя хомяк, когда его атакует матерая гадюка.
Катарина громко завопила, окончательно теряя рассудок, и метнулась в противоположную сторону от змеи, за защитный круг.
— Стой! — только и успел выкрикнуть я, когда понял, что девушки уже нет с нами. А гадюка наткнулась на светораздел, словно хомяк оказался в стеклянном шаре. Клыки елозили по незримой преграде, и по святому силовому полу шли волны света. Казалось, вот-вот и оболочка лопнет, как ёлочная игрушка в зубах бультерьера, но преграда удержала натиск, и гадюка-исполин медленно убралась восвояси.
Но до сих пор тряслись поджилки, а перед глазами стояли огромные клыки и зловещие змеиные зрачки.
Я развернулся и заорал, срывая голос:
— Катарина! Вернись!
Ответом был лишь хохот голосов обитателей Чёрного Оврага.
— Она не вернётся, — зашептали они. — Твоя самка скоро будет мертва!
Самка? Я облизал пересохшие губы и попытался унять дрожь в коленях.
Как только совладал с собой, перезарядил магазин пистолета и снова закричал:
— Катарина!
И опять смех. А я закашлялся и отошёл поближе к костру. Мы все встали спина к спине, и лишь изредка нервно вздрагивали.
— Ну, какой дальше ход? — произнёс я, пытаясь разглядеть хоть что-то.
— Дожить до утра, — протараторила на высокой ноте Лукреция, по пальцам которой бегали искры изготовленной к бою молнии.
А у Урсулы в руках дрожал пистолет. Впрочем, тряслась и сама мечница, непрерывно бормочущая молитвы всем богиням разом.
— Нет. Сейчас их ход, — произнёс я, и зло добавил: — Голливуд мне в печень.
Тётя Урсула тихо заскулила, и через десяток секунд чуть ли не плача выдавила из себя:
— Таракан выпал.
— Да и хрен с ним, мы его уже наверняка раздавили, — пробурчал я, но мечница опустила голов и, не переставая тихо плакать, стала выглядывать насекомое под ногами.
— А вдруг он заберётся в голову?
— Застегни подшлемник потуже, — рявкнул я, но тут же напрягся. В траве что-то запищало, и трава начала шевелиться. С моих губ сорвался мат, завершившийся руганью в сторону страны грёз: — Вот только не надо мне жутиков!
Смех хозяев Чёрного Оврага снова разорвал ночь, а писк мадагаскарского таракана стал громче и сменил тональность. Вскоре он вовсе превратился в визг циркулярной пилы, режущей доски.
Земля под ногами зашевелилась, словно что-то размером с кошку двигалось под самым дёрном. Это очередной привет из старой фантастики, компилирующей наши страхи в один цельный образ.
Урсула попыталась одновременно подпрыгнуть и поджать ноги, вереща не тише подземных монстров. Даже Лукреция отборно ругаясь, выпустила разряд молнии, но лишь подпалила траву почём зря.
Одна из тварей завизжала и бросилась к мотоциклу. В свете костра и вспыхнувшей травы показалась блестящая хитином рачья спина, словно это была подземная креветка с дисковой пилой на морде. Тварь впилась в колесо, перерезав резину. Громко лопнула покрышка.
Помощь пришла, откуда не ждали. Прятавшийся под мотоциклом Фарш резко бросился вперёд и спеленал креветку отростками и щупальцами, как осьминог, пожирающий краба. Захрустел панцирь, и в зазор в хитине начали просачиваться красные ложноножки и многочисленные мелкие пасти. Монстр задёргался и завизжал пуще прежнего, но пила лишь разбрызгивала капельки крови, не причиняя мягкому монстру большого вреда.
— Лови их! — закричала Лукреция и вырвала из рук истерящей Урсулы двуручник. Волшебница перехватила оружие за середину, словно острогу, и со всей силы воткнула в движущийся под дёрном бугорок. Хрустнуло. А затем волшебница произнесла заклинание молнии. Магессу окутали разряды, как катушку Теслы, а потом блеснуло и грохотнуло, а из земли, куда был воткнут меч, пошёл жирный чёрный дым. Запахло палёными кореньями.
Я тоже выхватил полушпагу и попытался пригвоздить визжащее существо. Даже получилось. Но действовать надо было быстро. Я вытянул одну руку в сторону мотоцикла и потянул на себя. На мотоцикле вспыхнули и тут же погасли лампочки. Зато с приборной панели в руку прыгнула шаровая молния, похожая на светящегося морского ежа. Я быстро прижал её к металлу клинка. Тоже сверкнуло, и тоже пошёл дым. Оставшиеся твари ринулись в разные стороны, но наткнулись на светораздел и принялись метаться вдоль невидимой преграды, как испуганные золотые рыбки вдоль круглого стекла аквариума.
— Нужно оружие! — выкрикнул я, а потом добавил. — Бросайте вещи и мотоцикл. Идём в лес. Лукреция нужно будет использовать зарядное устройство.
— Что? — тяжело дыша и озираясь, переспросила магесса, а потом кивнула и хлопнула ладонью по сумке. — В сумке, но нуден будет огонь.
Я провёл руками по лицо и судорожно выдохнул, а потом бросился к повреждённому мотоциклу, из люльки я вытащил термос, а потом подхватил канистру с бензином и отлил в термос, едва не выронив большую ёмкость. Канистра-то на пятьдесят литров. Но и термоса должно хватить, чтоб запитать магический генератор.
— Система, воссоздать розу ветров на момент обнаружения самолёта, проложить путь.
«Принято».
Рядом снова раздался истошный вопль, но на этот раз он принадлежал Лукреции, а не Урсуле. От неожиданности я чуть не подскочил и не выронил из рук термос. А когда обернулся, увидел громадного паука, медленно идущего вдоль светораздела. В его передних лапах был замотанный в паутину полуразложившийся женский труп. Именно это был самый лютый кошмар Лукреции.
— Ты несёшь зло, — зашептали голоса. — Ты хочешь с ним идти дальше?
Хохота больше не было, была лишь ярость.
— Ты не пройдёшь! — хором закричали они.
— А мне терять уже нечего, — прорычал я, взял у упавшей в обморок волшебницы музыкальный инструмент и заговорённый браслет. — Урсула, пригляди за Лукрецией, я один пойду.
Мечница кивнула, упала на четвереньки и поползла к спутнице.
— Ты сдохнешь! — заорали голоса, теряя то подобие человеческой речи, что в них ещё оставалось.
— Если я сдохну. Если погиб мой сородич, который упал вместе с летающей лодкой, вас уничтожат!
Я задрал лицо к ночному небу, усыпанному мириадами звёзд. Странно, я только сейчас заметил, что на небе ни облачка. Но сейчас я хотел бы биться кулаками в это небо, если оно у них твёрдое, и разбить на осколки. Хотелось выть на несуществующую луну.
— Ты лжёшь! — возмутились голоса.
Я опустил взгляд и сделал шаг к громадному пауку.
— Вы же читаете мысли?! Ну так прочтите это!
Делая шаг за светораздел, видя изготовившегося для броска паука и блеск чешуи громадной змеи, сворачивающейся в кольца, я, насколько можно, отчётливо представил ядерный взрыв. До самых мелких деталей. Нестерпимо яркий, слепящий шар, поднимающийся к небу и раздвигающий облака. Вспыхивающая в один момент долина, словно все до единого деревца были облиты бензином. Громадный гриб из дыма и пара, увлекаемый за рукотворной звездой. Ударная волна, ломающая обугленные стволы и сдирающая шкуру с земли.
Я сделал шаг, видя распахнувшуюся в атаке пасть громадного змея, вставшего на дыбы паука и ручьём текущий с чудовищных хелицер яд.
А всего в шаге от меня монстры замерли и начали отходить, словно кто-то одёрнул поводок.
— Ты несёшь зло, — притихшим шёпотом заговорили голоса.
— Нет у меня зла. Не было, пока вы не забрали то, что дорого! А сейчас я специально сдохну в вашем овраге, чтоб вас уничтожили!
Чудовища отступили во тьму, и воцарилась тишина.
Я сделал ещё несколько шагов, остановившись у самого обрыва.
— Зло, — донеслось из тьмы, — оно в твоей сумке.
Я машинально коснулся рюкзака, а потом быстро скинул. Тьма шевельнулась, и на свет выскочил паук, ухвативший рюкзак. Он принялся остервенело потрошить вещь, а когда из него на землю посыпалось имущество, отбросил рюкзак, как пустую шкурку.
— Зло. Подними.
Я наклонился и начал перебирать ворох изодранных вещиц.
— Вот оно, — прошептали голоса, когда в моих руках оказались данные Инфантом печати.
— В чём их зло? Они просто запечатывают проклятые места.
— Ложь! — разом выкрикнули голоса, и даже тьма зашевелилась тысячами тел. — Это клеймо силы! Ты хочешь отдать всю силу священных мест этому сумасшедшему божку?!
Я встал и поморщился. Всё сошлось. И всё так глупо оказалось. Инфант пользовался тем, что за нами не стоят боги, и использовал исподтишка. Он был честен только в одном, в том, что хотел получить место среди высших, но не благими намерениями, а обычным воровством, как несознательные предприниматели крадут электричество, тайно подключившись к высоковольтным линиям. Тоже мне, майнер-электровор нашёлся.
Я вернулся к костру, держа печати на ладони, и кинул их на угли.
— Твоя самка останется нашей заложницей, — прошептали голоса. — Времени тебе до утра. И никакого оружия.
— Она жива?! — закричал я, чувствуя, как забилось сердце в груди. А сам чуть не подпрыгнул от радости.
— Жива. Твой родич тоже.
— Согласен, — произнёс я, быстро бросив на траву полушпагу, нож и пистолет.
— Юрий, постой, Юрий, ты куда?! — раздался испуганный голос Лукреции, которая пришла в чувство и лежала на земле.
— Туда, — пробурчал я в ответ, подумав, что на краю овраг не хватает таблички «Не влезай, убьёт».
— Мы с тобой!
Я ухмыльнулся, дождался, когда женщины разоружатся и начал спускаться с обрыва. Паук снова попытался атаковать, и снова его одёрнули невидимые хозяева.
Все эти твари — такие же ручные духи-страхи, как мои Чужик и Фарш, но посильнее и служащие обычными цепными псами. Их кормят. Им дают место под лесенкой. И когда надо говорят «ФАС!», а когда надо могут и одёрнуть цепочку со строгим ошейником.