Наследие проклятой королевы

Глава 30. Конец верёвочки

Утро встретило профессора Глушкова шумом столицы. После столь тяжёлой, почти непрерывной гонки на выживание ему хотелось выдохнуть и поспать, но сейчас отдых был непозволительной роскошью.

— Приехали, друг мой, — произнёс Винсент, сидя на лавке справа от возницы. Маг вяло моргал и часто зевал, словно сонный голубь на жёрдочке. Того и гляди, свалится.

Проф тоже кемарил. Голова болела от недосыпа и долгого стресса. Ночевали в поле под открытым небом, прижавшись друг к другу. Ели только сыр и сушёное мясо. Пили вскипячённую на костре воду, она была отвратительна на вкус, так как пахла болотом.

Ночью какие-то мародёрки решили, что одинокий бычок с четырьмя путниками — лёгкая добыча. Констанция сожгла одну заживо, и остальные быстро ретировались. Визг разбойницы, на которой полыхала одежда и волосы, до сих пор стоял в ушах. Вспоминая этот момент, проф морщился. Его только недавно перестало мутить.

И вот сейчас они стояли посреди шумного рынка, возникшего в том месте, где южный тракт упирался в город. Профессор, спешившийся и разминающий ноги, только сейчас отметил, что стена города была чисто символической, скорее не давая проникнуть разного рода попрошайкам и не оплатившим пошлину торговцам, чем реально защищала поселение от врагов.

Когда-то город был простой крепостью, державшей оборону от набегов жадных соседей. Со временем замок оброс пригородом, который на Руси называли посадом, а здесь это именовалось словом «сьюд». В какой-то момент истории город стал столицей и обзавёлся звучным именем Коруна. Рядом появлялись дворцы всяких графинь и баронесс, да и самому королевскому роду стало тесно в замке. Так старая крепость, или иначе сердце Коруны, то есть Корасон, осталась под казначейством, а новая — Цвет Коруны, или Флор да Коруна, оказалась на набережной большой реки. Шло время, полумиллионный сьюд вобрал в себя и дворцы знати, и дворцовую поляну, и артесаньелы, то есть ремесленные слободы.

— Надо бы себя в порядок привести, — произнёс Винсент, — а то мы как оборванцы.

Глушков поглядел на человека, ставшего товарищем, и поинтересовался:

— Где поблизости магазин одежды?

— Магазин? — переспросил маг и оглядел себя с ног до головы. — А что это?

— Лавка, где торгуют готовой одеждой.

— Зачем готовой? — изумился Винсент. — Это же невыгодно. Вдруг не купят, а ткань дорогая. Здесь много хороших портних, которые сошьют быстро и добротно точно по человеку.

Профессор вздохнул и оглядел разноцветные вывески торговых рядов, но потом скривился и покачал головой.

— Это долго. У нас нет столько времени. Пойдём так.

— Грязными? — протянул маг и снова оглядел свою одежду и одежду Глушкова и Констанции. — Фи.

Профессор закрыл глаза и мысленно сосчитал до десяти.

Не нужно психовать. Надо просто брать поправки на культурный код. Как говорится, два пишем три в уме.

Землянин отдал мысленную команду системе, чтоб та проложила маршрут к обители Ордена. Именно там должна быть инквизиторша. Подробная карта столицы была в общем доступе для всех землян, потому проблем не было, кроме одной — придётся двигаться пешком. На колесницах в сам город не пускают.

— Носильщик! — заорал почти над самым ухом Винсент, заставив профессора поморщиться.

— Зачем нам носильщик?

— Как зачем? Сейчас закажем три паланкина, чтоб ноги не стереть до колен, — возмутился маг Круга. Он сейчас больше напоминал капризного ребёнка, нежели взрослого мужчину.

— Два пишем, поправку на гендерный реверс ставим в уме, — прошептал по-русски Глушков, затем вздохнул, улыбнулся и повернулся к своему спутнику, который неторопливо слез с колесницы. Спутник даже обиделся на Констанцию, так как та не подала магу руку, как полагается по местному этикету. — Друг мой, Винсент, неужели вам не хочется насладиться приятной прогулкой по красивейшему городу этого мира?

— Нет, — пробурчал маг. — Я хочу принять ванную, поесть и поспать. У меня гудят ноги, чешется во всех местах, и урчит желудок.

Глушков вздохнул и посмотрел на Констанцию, а та замерла, глядя куда-то в толпу.

— Уходим, — тихо, но чётко произнесла она. — Быстро уходим.

Профессор встал на цыпочки и посмотрел туда же, куда и магесса. Там, в тени балкона одной из торговых палаток стояла высокая, укутанная с головой женщина. На ней, несмотря на жару, был глубокий серый капюшон, из-под которого горели углями два нечеловеческих глаза. Торговец той лавки что-то второпях протянул этой особе, а когда женщина поглядела на донимающего её купца, тот побледнел и попятился. А женщина подняла палец к губам и что-то сказала, и хотя отсюда было неслышно, смысл ясен и так. «Пикнешь — убью».

К профессору подскочила Констанция, схватив землянина за руку и потянув за собой.

— Винсент! Не стойте, как бочка на пристани! Бегом!

Вся троица бросилась прямо в толпу, чтоб пересечь рынок по кратчайшему пути.

— С дороги! — заорала магесса, протискиваясь через людскую массу. Мещане, купчихи и прочий люд не всегда слышали, ибо шум стоял знатный. Тогда приходилось просто отталкивать прохожих с пути. Профессор на мгновение ощутил себя персонажем игры про ассасина, вот так же бегущего через людный город.

— Прочь! С дороги! — орала Констанция, и в какой-то момент вытянула собой руку с растопыренными пальцами. Шедшую впереди женщину с большой корзиной в руках отбросило в сторону невидимая сила. Но крики боли возмущения терялись в общем шуме торгового места. Здесь всегда было громко, и всегда кто-то орал.

Профессор бежал следом за высокой спутницей, едва ли не падая на неровной брусчатке. Под ноги падали оброненные товары: фрукты, разбивающиеся о камни глиняные горшки и миски, звенящие подковы и гвозди. Один раз Глушков чуть не поскользнулся на рыбине, выпавшей из корзины горожанина.

— Не отставайте, господин Аратем! — прокричала волшебница и потянула землянина дальше.

Профессор на бегу обернулся, вглядываясь в толпу. А высокая женщина шла за ними, словно ледокол по Арктике. Она была выше остальных чуть ли не на голову, и толпа просто разлеталась в разные стороны. От женщины тянуло силой, яростью и тьмой. Нет, Артём не чуял магию, хотя детектор верещал о потустороннем сигнале, профессор ощущал опасность всей шкурой. Аж мурашки побежали по спине.

Миновав толпу, троица выскочила к воротам города, где стояли стражницы.

— Именем магистра! Дорогу! — заорала на бегу Констанция.

Стражницы, одетые в четвертные доспехи с сюрко королевских цветов, держащие в руках алебарды и вооружённые пистолетами, попытались преградить путь. Но стоило сержантке поднять руку и воскликнуть: «Именем королевы!», как магесса, отпустила Глушкова, на всём бегу скользнула немного вбок и схватила служивую за ворот левой рукой. В правой, отведённой назад, словно для удара, вспыхнул стиснутый в пальцах фаербол.

— Дорогу, бездна тебя забери! — прямо в лицо заорала волшебница.

Рядом остановился тяжело дышащий Винсент. Он сделал глубокий вздох, сплюнул под ноги и затараторил:

— Всё бы вам силой решать.

Маг сорвал с пояса кошель и быстро развязал. По брусчатке зазвенело золото. Толпа ахнула, а стражницы упали на четвереньки, забыв про начальницу, и начали ловить покатившиеся в разные стороны монеты.

Констанция погасила фаербол и зло оттолкнула от себя сержантку. Та грубо выругалась, но в драку не полезла. Биться простой солдатке с боевой магессой себе дороже. Но и падать на колени за монетами не стала, вместо этого развернулась и заорала на толпу:

— Что глазеете?! Все прочь!

А толпа вдруг заголосила и бросилась врассыпную.

В пятидесяти метрах от ворот, на площади, стоял здоровенный бык, словно сшитый из нескольких других. Профессору пришло на ум сравнение с монстром Франкенштейна. Да и создание было настолько же больше тягловых коров, насколько матёрый дикий буйвол крупнее обычной бурёнки.

Бык утробно замычал, наклонил голову и начал набирать скорость.

Толпа завизжала. А создание неслось к воротам.

— Бежим! — завопила Констанция и снова потянула Глушкова за собой.

— Я больше не могу! Дальше сами! — закричал вслед Винсент и отпрыгнул в сторону. Врассыпную ринулась и стража.

Снова началась гонка, но уже по узенькой улочке, зажатой между двух и трёхэтажными горскими домами. Нависшие балконы почти смыкались в арки и сплошные туннели. Глушков быстро потерял спутника из вида. И снова заголосила магесса, разгоняя встречных прохожих.

Нёсшийся позади бык притормозил, так как цеплялся широченными рогами за бельевые верёвки и высеки заведений, расположенных на первых этажах зданий. Копыта разбивали в щепки подвернувшиеся корыта, деревянные бочки и тачки. Прохожие падали на землю, обхватывали руками головы и жались к фундаментам домов. Удивительно, но травму получила только одна нерасторопная горшёчница, нёсшая свой товар на рынок, подвесив две корзины к закинутой на плечо жерди, как к коромыслу. Теперь жертва чудовища каталась по брусчатке, орала и держалась за сломанную руку. Бык сбил её, как автомобиль пешехода, и даже не остановился.

— Сюда! — закричала волшебница. — Так срежем путь к Ордену!

Она быстро свернула в такой же узкий проулок, а потом громко выругалась и потянула обратно.

Профессор, у которого кололо в боку, из-за сбитого дыхания не мог говорить. Но он тоже хотел выругаться, так как дорогу им преградил некто громадный, увешанный доспехами. Уже не вызывало сомнений, что это демон. И по описанию он походил на того, кто недавно напал на представительство землян в столице. В руках был громадный меч, который простой человек не смог бы поднять физически.

— Бездна, — снова выругалась волшебница.

Тем временем демон картинно поднял меч и с силой опустил его вниз, с лязгом вогнав между булыжников почти на ладонь.

— Бежим обратно, — проронила Констанция, достав свой меч, казавшийся зубочисткой в сравнении с клинком противника.

Профессор и магесса завернули за угол. У Глушкова, непривычного к подобным марш-броскам, уже плыло перед глазами, и сильно болел бок. Пришлось снова остановиться.

— Всё, мы в западне, — произнесла волшебница, подтягивая Артёма поближе к себе, и они медленно вернулись на перекрёсток.

Глушков устало огляделся. С одной стороны, здоровенный демон, украшенный шрамами и пришитыми прямо к коже частями доспеха, с чудовищным клинком. С другой — женщина, скинувшая плащ на землю. Она оказалась полностью обнажённой, но на голове имелся ещё один капюшон, как от курточки «худи», а с лица снята кожа. С третьей — бык-Франкенштейн, мотающий головой в попытке снять с рогов серую простыню. А с четвёртой — целый отряд чернокожих наёмниц, возглавляемых какой-то расписной папуаской в доспехах. Рядом с африканкой стоял юноша в одежде цвета коралла.

— Я не смогу со всеми совладать, — сказала Констанция.

— Но можно же что-то сделать? — выпалил профессор. Во рту у него пересохло, а усталость притупляла чувство страха. На страх просто уже не осталось сил.

— Я оставила Розу помощницам. Они позаботятся.

Волшебница откинула плащ, вынула из петли небольшой двуствольный пистолет, а следом и ловко подхватила той же рукой кинжал, зажав его между мизинцем и безымянным пальцем. Оружие волшебница протянула профессору.

— Продадим наши жизни подороже?

Глушков уставился на клинок и пистолет. Не хотелось умирать, но, похоже, выхода не было. Связи с представительством пока нет, так как его ещё не отремонтировали. Спецназа нет. Дронов над головой тоже. Неужели, действительно остаётся только погибнуть в бою?

Молчание первым нарушил смазливый юноша в красном, который хлопнул африканку по плечу и показал в сторону профессора и его спутницы.

— Ну и чего ты ждёшь? Я же дал тебе возможность отомстить проклятым халумари, поправшим твою честь и выставившим тебя дурой перед вождицей.

— Это не тот халумари, — пробурчала африканка.

— Да какая разница?! — закричал юнец, воздев руки к небу. — Возьмёшь в заложники, потребуешь выкуп! Ты же этого хотела — богатой добычи!

— Но у них демоны, — неуверенно ответила чёрная воительница.

Профессор быстро обернулся. Разве наёмница и громила не вместе?

— Кто?! — прокричал юнец и сплюнул на землю. — Эти глупцы? Они помешаны на кодексе легиона старых богов. И без договора со смертными или другими богами не нападут на вас.

И тут басовито заговорил громила, стоящий за спиной профессора и Констанции. Лишь Артём и его спутница отделяли великана от более, чем двух десятков, наёмниц. Голос был сильным и низким, как гул дизельного двигателя на холостых оборотах. Казалось, даже ставни на окнах домов подрагивали от этого звука.

— Я ел крохи силы с чужого стола, но не нарушал договор между светом и тьмой. Я жрал мелких духов, как люди жрут кислые лесные ягоды в голодный год, но чтил кодекс. Я мыкался по закоулкам мирозданья, как крыса по свалкам и подворотням, но не нарушил договор с нанимателями, даже когда те были мертвы. Мне эти окаянные лошади, которых пришлось подчищать после созданного впопыхах на коленке проклятия павшей и ныне запретной гильдии криворуких и бестолковых волшебниц, они поперёк горла стоят, как рыбья кость. Я за них получил всего сто абискойнов. И даже пришлось лезть в осиный улей к халумари, чтоб прирезать тех кобыл, что они притащили со своей родины через волшебную нору. Я воин, а не вор.

Проф уставился на громилу, который остановился совсем рядом, но нападать не собирался. Получается вот эти двое и прирезала участников конного эксперимента.

А демон продолжал:

— Я чту слово Небесной Пары, и потому не убью никого из вас, даже когда этот пришлый из-за тебя может не донести прошение о том, чтоб мы могли выйти из мрака и стали полноправными, пусть и младшими, но богами.

Демон зловеще улыбнулся.

— Но вот Лоскутку закон не писан.

Профессор почувствовал, как демон подцепил его и оторвал от земли, как хватают ребёнка, а затем повернулся спиной, заслоняя от наёмниц. Одновременно этим толкнул Констанцию в проулок, в сторону демонессы.

— Огонь! — раздался запоздалый крик паренька в красном. Загрохотали мушкеты и пистолеты, залязгали арбалеты. Пули и болты с глухим стуком выбивали пыль и каменную крошку из стен домов, с влажным чваканьем попадали в спину демона. Проф чувствовал себя Джоном Коннором, которого защищал киборг-убийца.

Демон сделал шаг в сторону, и мимо него пронёсся словно локомотив, наклонивший голову бык. Животное вломилось в отряд наёмниц, как шар для боулинга в стоячие кегли. Раздались крики и вопли. Выстрелы стали беспорядочными, а вскоре и вовсе смолкли.

— Я вас сам порву на куски! — заголосил юнец в красном.

Демон выпустил Глушкова, отчего проф, не ожидавший подобного, чуть не упал на пятую точку.

— Бегите! Та, кого вы ищите, не в цитадели ордена, а в дворцовом храме Небесной Пары на молебне.

Артём не успел опомниться, как увидел испуганное, но решительное лицо Констанции.

— Бежим! Не стой столбом!

Замелькали стены, двери, окна, горшки с цветами, перепела в оконных клетках, вывески лавок, растерянные горожанки и горожане с корзинами. В стороны разбегались громко лающие собаки. Пару раз хрустнули под ногами черепки и раздавленное яблоко.

У профессора совсем уже поплыло перед глазами. В ушах стоял стук сердца. На губах почувствовался солоновато-кровавый привкус, а к горлу подкатила тошнота. Он до сих пор бежал только потому, что за руку тянула Констанция. Один раз пришлось прижаться к стене, пропуская спешащий десяток храмовой стражи. Наверняка спешащий туда, где были замечены демоны.

— Магистрат! — быстро протараторила волшебница, когда десятница со звериными глазами замедлила шаг и смерила подозрительным взглядом остановившихся, дабы хоть немного перевести дыхание, Артёма и Констанцию. Стражница с ничего не выражающим лицом кивнула и стала догонять своё подразделение.

— Побежали, — потянула Глушкова за руку магесса.

И снова мелькал городской пейзаж. Опомнился профессор только тогда, когда узенькая улочка внезапно кончилась, и виду открылась большая, украшенная фонтанами, цветочными клумбами и белоснежными статуями площадь. Венцом композиции был громадный готический храм, не уступающий в великолепии собору Парижской Богоматери. Отличался он разве что количеством шпилей и громадным круглым витражом, где изображалась во всём великолепии Небесная Пара, глядящая на идущих по площади людей со снисходительной улыбкой, с какой любящие родители наблюдают за неразумными, неуклюжими и чумазыми, но столь любимыми чадами.

Никто не остановил их, когда вошли в слегка приоткрытую дверь. Говорят, эти двери открыты всегда и для всех. Внутри пафосно играл орган, впрочем, не заглушающий сильного женского голоса, читающего нараспев молитву.

— Надо подождать, — произнесла Констанция, постаравшись оттянуть профессора в угол храма, туда, где стояли послушницы в серых рясах.

Профессор хотел уже сплюнуть имеющую вкус крови слюну, но сообразил, что уже в храме, и через силу сглотнул. Перед глазами снова поплыло, отчего Артём чуть не упал. Но зато начал возвращаться рассудок.

— Нет, — покачал он головой, — нет времени.

Профессор сделал глубокий вдох, задержал дыхание и зажал рукой сильно коловший левый бок. Староват для таких пробежек. Пусть земная медицина и помогла ему выглядеть на тридцать с большими копеечками, но ему всё равно было шестьдесят. Возраст не обманешь.

Профессор выдохнул, снова вдохнул, застонал и направился в сторону молящихся, вырвавшись из хватки волшебницы. Глаза начали бегать по присутствующим, выискивая преподобную мать. А в зале собралось около сотни человек. В основном вставшие на колено храмовницы, но среди них были и монахини, и богато одетые дворянки с мужьями. Все держали на уровне груди руки, сложенные в знаке Небесной Пары. Все со склонёнными головами.

— Вот она, — прошептал профессор и медленно, чтоб не нарушать атмосферу торжественности, двинулся к мраморному алтарю, стоящему перед позолоченными статуями божеств. А ещё он кожей ощутил, как в его спину сверлили взгляды молящихся.

Инквизиторша обнаружилась стоящей чуть позади женщины в пышных белых одеждах, воздевшей руки к Небесной Паре. Именно эта в белом читала молитву.

Когда до цели визита осталось пять шагов, преподобная мать слегка повернула голову. В этот момент поверилось, что она не совсем человек, ибо слух у неё был действительно нечеловеческий.

Инквизитоша медленно, не опуская той ладони, что с молитвенным жестом, отвела в сторону свободную руку и пальцем указала на место возле себя.

Проф улыбнулся и встал рядом с женщиной.

— Это из-за вас переполох на южных воротах? — не отрывая взгляда от алтаря, спросила преподобная мать.

— Наверное, — тихо ответил Глушков. Он поднял глаза на статуи, бросающие на пол, людей и мебель солнечные зайчики. Больше всего старался в этом опущенный к земле меч в руках Шаны. Золото было частично чернёное, а частично матированное, что придавало статуям реалистичности и подчёркивало контуры. Впрочем, и сорт золота отличался. У богини он был бледно-жёлтый, наверняка разбавленный серебром, а у её мужа — красный. Все вопросы отпадут, стоит выйти на площадь и поднять взор к небу, где сияют белое и красное светила. Единственными цветными деталями статуй были глаза — янтарные у Шаны и небесно-голубые у Сола. Почему-то вспомнился Юра и его рассказ о том, что все обращали внимание на его голубые как лёд глаза.

Пауза затянулась, а нужно было рассказать очень много.

— Я прибыл к вам с прошением, — прошептал Глушков и медленно достал из-за пазухи свиток, протянув инквизиторше.

Но та не взяла. Вместо этого, слегка отвела руку назад и жестом позвала кого-то. Краем глаза профессор заметил адъютантку, которая быстро подошла, взяла бумагу, развернула и начала читать содержимое на самое ухо своей госпоже. Читающая запнулась только тогда, когда начала перечислять имена богов, в отношении коих земляне просят разрешения молиться.

Бестафур. Сагрента. Акварель. У последней настоящее имя звучало вовсе не так. Как назвали богиню люди. Аква да ацера. Стальная Вода.

Имена резали слух, словно бритва. Даже молящаяся в белом на мгновение запнулась.

И снова тягучая пауза. Инквизиторша молчала. Она думала, что ответить.

— Вы много просите, — прошептала она. — Первые двое — элита легиона бога войны старого пантеона. Личная гвардия.

— Ну и пусть, — произнёс профессор. — Они сейчас нам очень нужны.

— Я знаю, зачем они вам нужны.

— Ничего вы не знаете, — повысил голос Артём.

Инквизиторша тихо зарычала и вцепилась в локоть профессора сильными пальцами. Казалось, ещё чуть-чуть усилит хватку и сломает кость.

— Кого ты видишь перед собой? — низким голосом протянула она, слегка наклонив голову к своему собеседнику.

— Вашу верховную жрицу?

— Да. Она единственная, кто чувствует Небесную Пару. Божества никогда не говорят с людьми, но можно ощутить их гнев, радость, брезгливость. А когда в наш мир пришли вы, халумари, верховная почувствовала любопытство, ощутила тёплую улыбку, какой улыбаются забавному зверьку, забравшемуся во двор. И не услышала ненависти или отвращения. На совете было принято решение — смотреть и не мешать вам без крайней на то необходимости.

— Не мешать — не значит не помогать, — продолжил Глушков.

— Вы не знаете, чего просите. Ладно бы только Аква да Ацера. Но эти двое — оружие воплоти. Вы хотите, чтоб мы вам дали оружие? Это безответственно.

— Боитесь, что обратим против вас? — произнёс профессор, возможно, даже резче, чем следовало.

— Боимся, что порежетесь. Я лучше вам дам открытую бочку с порохом и факел, — тоже огрызнулась инквизиторша.

Глушков скрипнул зубами. Разговор шёл не так, как хотелось. Но отступать некуда. Как говорится, снявши голову, по волосам не плачут.

— Каждый халумари с рождения окружён тем, что может его убить, — профессор задумался на секунду, чтоб подобрать правильные слова и начал перечислять: ручные молнии электричества, ядовитые алхимические смеси для быта, горючие жидкости для машин. Да и сами машины, от малых повозок для одного человека до громадных поездов, опасны и не прощают ошибок. А то оружие, что есть у нас, в сотни и тысячи раз опаснее этих демонов. И потому те халумари, что не думают о последствиях своих шагов, раздавлены безжалостным прогрессом, как жук колесом телеги!

Профессор остановился, только когда осознал, что кричит на весь храм.

Всыпьте ему десять плетей, — произнесла, не оборачиваясь, верховная жрица и продолжила молитву.

— Перетерплю. И думается, аудиенция окончена, — пробурчал Артём и, хмуро надувшись, замолчал. Получается, что он зря шёл? Что весь этот ужас напрасен?

Молчала и инквизиторша. Она лишь приподняла руку, когда к Глушкову подошли две вооружённые храмовницы, призывая тех остановиться.

— Попрошу перенести наказание на вечер, — произнесла она, вздохнула и продолжила: — Вы просите оружие, и ничего не предложите взамен? Так дела не делаются.

Профессор поджал губы и поглядел на статуи Небесной Пары. А что он, собственно, может предложить?

— Самолёт, — вспомнил он слова генерала, который наверняка предполагал такое развитие переговоров. — Мы дадим вам самолёт.

Инквизитора улыбнулась, словно услышала глупую шутку.

— Вы думаете, нам нужна эта летающая лодка?

Глушков тяжело вздохнул. Тошнота от долгого бега уже устал пройти, оставив слабость. А разговор добавил ещё и внутреннюю пустоту. Да, всё было напрасно.

— Ну, выше нос, господин магистр, — снова заговорила преподобная мать. В её голосе прозвучала снисходительность. — А вот если бы научили нас строить такие крылатые лодки, был бы совсем другой разговор.

— Это не так просто, — тихо произнёс Глушков. — Даже у нас дома только самые сильные державы способны строить самолёты. И для этого нужны обученные мастеровые, неведомые вам материалы и станки для их обработки. В конце концов, горючее, которое вы не умеете получать. А ещё пилоты и техники. Я не могу обещать вам такого без помощи своих властей. А один не справлюсь.

— Книги, — прошептала инквизиторша. — Дайте нам книги. Книги, как строить. Книги, как летать. А ещё книги, как делать ту огненную смесь.

Глушков опустил взгляд под ноги. Не будет ли изменой дать другому миру подобные знания. Но с другой стороны простой кукурузник не угроза для позиции зенитно-ракетного комплекса или обычного бойца с ракетницей на плече.

— Я дам книги.

Преподобная мать легонько кашлянула. Почему-то профессору показалось, что орден намеренно не вмешивался в ситуацию, чтоб получить эти самые книги. Нет, они не виноваты в сложившейся ситуации, но хитрые интриганки использовали выпавшие им карты.

— Обещаю, что передам бумаги в совет матерей. Он как раз сегодня вечером. И будьте мои гостем, я настаиваю. А что до плетей, уж прошу простить, вам придётся их стерпеть. Отменить приказ верховной не в моей власти. Но спину вам смажут целебным маслом.

Проф коротко вздохнул. Инквизиторша продолжила:

— Я буду молиться во время наказания за вас.

Профессор снова вздохнул. Солнечный зайчик, разукрашенный витражом и отражённый от кончика золотого клинка, медленно двигался по полу и норовил взобраться на носок ботинка. Фрески, достойные да Винчи и Рафаэля, глядели с потолка на землянина десятками глаз местных божеств. Колыхались язычки сотен зажжённых свечей. Голос жрицы эхом отражался от сводов храма и подхватываемый музыкой возносился к небесам, где обитали истинные владыки мира сего.