Непонятное предчувствие сжало грудь. Жестом, велев коту и домовому замолчать, я прислушался — тишина. Гнетущая, опасная тишина. Моя тревога передалась и друзьям. Грязнуля навострил острые ушки, ловя каждый шорох. Невид вздрогнул и закрутил головой, озираясь. Все еще не понимая, что происходит, я, на всякий случай, мысленно проверил комнату. Зеленая полоса послушно побежала от стены к стене. Пусто, пусто, пу… Коснувшись кресла, полоска ослепительно полыхнула и пропала. Оставив медленно затухать проявившиеся на кресле контуры.
— Там. — Выдохнул я, тыкая пальцем в сторону кресла.
Не успел я это произнести, как воздух над креслом дрогнул, потемнел и обернулся физически развитым молодым человеком. Мы — я, кот и домовой, изумленно уставились на незваного гостя. Весь его вид воскрешал в памяти рэкетменов начала девяностых. Массивные, накачанные, на мой взгляд, чересчур, плечи, туго обтянуты черной кожаной курткой. Малиновый спортивный костюм 'Найк', белые адидасовские кроссовки. Толстая, короткая шея украшена полукилограммовой золотой цепью, правда, без креста. Гость шевельнул правой рукой, словно хвастаясь увесистым золотым перстнем на безымянном пальце. Я перевел взгляд на лицо. Квадратная челюсть, высокие скулы и ледяной взгляд пустых серых глаз отнюдь не добавили мне душевного спокойствия. Я поднял глаза чуть выше. Жесткие, коротко стриженные 'платформой' волосы… и пара маленьких изогнутых рожек!
Почему-то мне поплохело.
Грязнуля и Невид, не сговариваясь, дружно шагнули вперед закрывая меня от опасности своими телами.
— Эй, брателла! — Рассмеявшись окликнул меня черт. — Эт чо, типа, твоя крыша? Мелковата…
С шипением проколотой автомобильной шины, Грязнуля одним прыжком оказался на спинке кресла. Зловеще блеснувшие в электрическом свете лампы, длинные когти, замерли в миллиметре от шеи черта. Застыв древнегреческой статуей, черт сглотнул. Выпирающий кадык прыгнув вверх едва коснулся игольно-острого когтя. Брызнула кровь.
— Ого! — Удивился я. Неторопливо достал сигарету, тщательно раскурил и только тогда продолжил. — А я думал у Вас кровь отсутствует. Ну, на крайний случай она голубая. Или вообще что-нибудь экзотическое, навроде жидкого пламени.
— Ну, ну, спокуха! — Воскликнул черт. Стараясь не слишком при этом шевелится. — Спокуха. Чего бакланите? Я, типа, побазарить пришел. Вона, даже волыны нет.
Демонстрируя искренность своих слов, черт откинул полу куртки. Пистолета действительно не оказалось. Кажется я даже удивился этому факту.
— Хорошо. Грязнуля, будь добр, оставь гостя.
Кот нехотя подчинился. Спрыгнув на пол, он уселся возле ног черта, не сводя с него пристального взгляда желто-зеленых глаз.
Выпустив густую струю табачного дыма вверх, к люстре, я улыбнулся незваному гостю.
— Чего хотите от меня вы. Вашего оппонента выслушать мне уже довелось.
Глаза черта очень естественно выпучились в удивлении. Ему бы в кино сниматься.
— Ты чо, брателла, какой оппонент? — Он даже привстал. — Ты пернатого имеешь в виду? Да я ему с удовольствием его же перо под ребро воткну.
— Оппонент, — пояснил я менторским тоном, — это вовсе не друг. А наоборот — противник.
— А, ну коли так… — Черт почесал бритый затылок. — Тогда вопросов нет. Я с тобой вот о чем побазарить хотел…
— Уважаемый! — Оборвал его я. — Вы уж либо 'ботайте по фене', либо изъясняйтесь на нормальном русском языке. А то производите впечатление прыщавого приблатненного подростка.
Черт пожал плечами. Что ни говори а смотрелось это эффектно: два туго обтянутых черной кожей валуна приподнялись и беззвучно опали.
— Могу и по-простому, могу и по фене. Только вот что это изменит?
Настала моя очередь пожимать плечами.
— А хрен его… Но надо ж к чему-то прицепится. Ладно, 'брателла', давай ближе к делу. Моим друзьям выйти?
— Зачем? — Удивился черт. — В отличие от пернатого, я ни от кого секретов не имею. Это их бюрократы скрывают все даже друг от друга, плетут интриги.
— Ну, хорошо. Тогда говори.
Прежде чем заговорить, черт извлек из воздуха толстую коричневую сигару. Взмахнул свободной рукой как заправский иллюзионист, и на кончике указательного пальца затрепетало маленькое пламя. Раскурив сигару, он улыбнулся. К счастью у меня хватило выдержки сохранить каменное выражение лица. Не доставлю ему радости наслаждаться моим удивлением.
— Как видишь, — обратился ко мне черт, — Нам не чужды маленькие человеческие радости. Впрочем, большие тоже не чужды. Что может предложить пернатый? Прощение грехов? Райскую жизнь после смерти? Чушь! Кому это все нужно? Целыми днями мучить арфу, а играть на ней никто не научит, и орать дурным голосом псалмы, которых тоже никто толком не знает. Теперь представь: сидит несколько тысяч идиотов в белых хламидах, в разнобой дергают струны и, надрывая горло, орут кто во что горазд. Веселенькая перспективка?
— Ну, у вас вроде тоже не сахар? — Подзадорил я черта. — Геенна огненная, котлы с кипящей смолой, раскаленные сковородки и прочие, несомненно, не менее приятные, вещи?
— Я тебя умоляю! — Воскликнул черт, разом становясь точной копией столь презираемого им ангела. — Все перечисленное тобой предназначено для быдла. Неужели ты думаешь, что мы так бездарно распорядимся человеком с твоими возможностями? Ты получишь все! И заметь, не только в загробной жизни, хотя и там не будешь знать недостатка. Ты получишь все в этой жизни! Все! Деньги, власть, женщины! У твоих ног будут валятся народы! Сперва правда придется, кое-чему подучится. Задатки у тебя ого-го, вот только с учителем не повезло, но это беда поправимая. У нас есть такие спецы!
Видя как вздыбилась шерсть на загривке Грязнули, я поспешил прервать черта.
— Ну, допустим, меня мой наставник устраивает.
— Брось. — Рассмеялся черт. — Ну, чему он тебя научил? Паре уличных фокусов?
— Во всяком случае, с ламией я…
Я осекся. Уж слишком ироничный взгляд устремил на меня черт.
— Вот видишь, ты уже и сам понял. Этот костлявый придурок был годен разве что детей пугать. Его сил не хватило бы убить и муху.
Что ж, выдержим этот удар с высоко поднятой головой. Как там у классика — хорошая мина при плохой игре?
— И зачем понадобилось разыгрывать эту трагедию?
— Да все просто! — Воскликнул черт. — Надо же было узнать чего ты стоишь. Одного твоего наследства мало. Может оно в тебе так и не проявится. Всю жизнь промерцает тусклым огоньком, а разгорится в сыне или внуке. Тогда мы могли бы дожидаться своего часа и дальше, а тебя предоставить пернатым. Отметь, я говорю тебе всю правду, не пытаясь юлить.
— Но судя по тому что Вы здесь, — подчеркнуто вежливо проговорил я, — я успешно прошел проверку?
— Более чем! — Осклабился черт.
Вот это поворот событий, значит я все таки чего-то стою? Вытряхнув из пачки еще одну сигарету взамен выкуренной, я задумчиво пожевал фильтр.
— Но тогда могу я узнать, для чего именно я вам нужен?
— Без проблем, брателла! — Снова переходя на первоначальный язык, развел руками черт. — Способности у тебя нехилые. Падлой буду, давно таких не было. Применять ты их можешь, даже без особой тренировки. Это, типа, значит, что если еще и тренировки будут… Мама не горюй! Твоего деда мы упустили, но глядя на тебя не жалеем об этом. Ну, типа, иди под нашу крышу, можешь всех лохов ставить раком. За базар я отвечаю.
От его слов я едва не проглотил фильтр.
— Неужель меня пророчат на роль Антихриста?
— Не, брателла. — Разочарованно протянул черт. — Не гони, ну какой из тебя Антихрист? Для Антихриста у тебя все-таки силенок маловато. Но хороший пророк нам не помешает.
— Как и Вашим вечным противникам.
Черт скривился, словно нюхнул сортирного воздуха.
— Да пошли они! Брателла, ты прикинь, мы тебе даем и бабки, и девок и власть. Здесь и после смерти. А они что? Одни запреты, даже не повеселится! Эх, не видел ты наших девок! Не пришлось бы так долго уговаривать! Надо будет тебя состыковать с одной! — Он заговорщицки подмигнул. — Засиделся я с тобой. Меня братки в кабаке заждались! Не составишь компанию?
Я покачал головой.
— Ну, дело твое. Ты, короче, дело обмозгуй. Прикинь ухо к носу, а я к тебе попозже загляну.
Губы черта раздвинулись в многозначительной усмешке. Зрачок расширился, сперва скрывая радужку, а затем и белки. На меня глянула бездна. Из ноздрей вырвались струйки багрового пламени.
— Бывай, брателло. — Гулко, словно из бочки, сорвалось с губ черта. В следующий миг он исчез, оставив после себя легкий запах серы.
Мамочка родная, во что же я влип?! Если вежливое появление ангела еще воспринималась как скучная игра, то эта малюсенькая демонстрация возможностей…
— Ну, мы и влипли. — Озвучил мои мысли Невид.
… Шершавые стволы деревьев сливались в сплошную стену. Я бежал, глотая жгучие слезы, истошно выкрикивая 'ау'. Безмолвный, вымерший лес равнодушно молчал, безучастный к детскому горю. Ветви больно хлестали по лицу, норовя полоснуть зареванные глаза. Из густой тени деревьев тянули свои крючковатые лапы ужасные чудовища — живые воплощения ночных кошмаров.
Лес не кончался.
Страх ледяной рукой сжимал трепещущее сердце. В памяти один за другим всплывали жуткие рассказы, что, пугая друг друга ночами, шепотом пересказывали соседские мальчишки, сидя перед жарким костром.
Корень вековой сосны неожиданно вынырнул на пути, цепляя подвернувшуюся ногу. Глухо хрустнуло и, оглашая лес воплем боли, я ничком рухнул на землю. Лицо мягко ткнулось в обильно присыпанный иголками мох. Отплевываясь от колючей хвои, я с трудом перевернулся на спину, сел и снова завопил от острой, пронзительной боли. Правая нога, раздуваясь на глазах вдвое, вывернула стопу под причудливым углом — перелом. Раньше мне не доводилось видеть перелома, но, глядя на пульсирующую болью опухоль, я ни минуты не сомневался что это именно он.
Ужас с новой силой захлестнул душу. Боль была такой сильной, что нечего и думать о том, что бы даже ползти. Заливаясь слезами, дрожа, я старался думать о том, что дед заметил мое отсутствие, спохватился, ищет. Что вот-вот тихий шорох леса разорвет его громогласное 'ау'… Но в голову упорно лезло, что все это ерунда. Дед не спохватится раньше позднего вечера. Да и то решит, что заночевал у друзей. Только завтра, когда дикие лесные звери и сказочные чудища растащат мои косточки по кустам, начнутся поиски… О том, что в пригороде Питера давным-давно не осталось не то что волков, а и белок не найти — я даже не вспомнил.
Кусты неподалеку затрещали, ветки заходили ходуном — ни дать ни взять медведь ломится! Забыв про сломанную ногу, я вскочил, но пронзенный умопомрачительной вспышкой боли свалился, на миг теряя сознание. Перед глазами заплясали антрацитовые круги, в ушах зашумело, словно ветер в водосточной трубе. Когда туман перед глазами рассеялся, из кустов, прямо ко мне, шагнул высокий, очень высокий, и столь же широкий, человек.
Пискнув от страха, я снова дернулся, но новая вспышка боли пригвоздила к мягкому хвойному ковру. Лицо исполина, казавшееся вырубленным из твердого камня, неожиданно расплылось в широкой по дружески теплой улыбке. Ярко-зеленые глаза смотрели с отеческой лаской.
— Больно? — Участливо прогудел незнакомец. — Что же ты Максимка, а?
— Вы… Знаете мое имя? — От удивления даже забыв о боли, спросил я.
Незнакомец рассмеялся.
— И деда твоего знаю.
Эти слова окончательно убедили меня, что человек это хороший. Ну не может просто быть, что бы дед знался с плохими людьми.
— А я вот… Ногу сломал… — Кривя губы в подобии улыбки, произнес я.
Незнакомец присел рядом. Толстая, бугрящаяся мышцами рука, протянулась к ноге. Проведя широкой ладонью над пульсирующим болью местом, незнакомец подмигнул.
— Не перелом. Вывих. Правда, довольно неприятный. Болит?
— Болит.
Незнакомец задумчиво посмотрел мне в глаза. Потом, приняв какое-то решение, склонил голову чуть набок.
— Ну, это беда поправимая. Хочешь, научу одному фокусу?
Я кивнул. Побеспокоенная резким движением нога, отозвалась толчком боли.
— Закрой глаза. — Велел незнакомец, я подчинился. — Теперь представь свою ногу. Представил?
Закусив губу, я снова, кивнул, но теперь с превеликой осторожностью. Перед глазами и впрямь отчетливо виделась больная нога, только окруженная каким-то неярким желтоватым свечением. Место, откуда толчками расходилась боль отсвечивало багрово-черным.
— Теперь постарайся сравнять цвет. — Продолжил незнакомец, когда я рассказал о цветах. — Убери черноту. Представь, что вся нога светится ярким желтым светом.
Пришлось немного напрячь воображение. Чернота медленно, неохотно отступала, так и, норовя, вернутся назад. Наконец я ее одолел.
— Теперь пошевели ногой. — Не терпящим возражений тоном, приказал незнакомец.
Приготовившись испытать новый приступ боли, до крови закусив губу, что бы не закричать, я осторожно двинул ногой. Ничего. Боль ушла, точно ее и не было. Не веря, я шевельнул ногой энергичнее. Ничего.
— Ну, а теперь, встань.
Я осторожно встал, стараясь избегать резких движений. Напрасно! Нога и не думала болеть! Незнакомец громко рассмеялся.
— Пошли, провожу до деревни.
Он протянул мне руку. Крошечная детская ладошка утонула в его широкой, как сиденье табуретки, ладони. Сразу стало так хорошо, защищено…
Всю дорогу незнакомец развлекал меня рассказами о живущих в лесу леших. Я сначала обижался — вырос уже давно из этих сказок, двенадцать лет уже! Да еще пионер! Но рассказы были такие занимательные, что потом просто раскрыл рот и ловил каждое слово.
Время пролетело незаметно. Когда впереди меж поредевших деревьев проглянуло широкое поле — бывший военный полигон — незнакомец остановился.
— Ну, вот и дошли. Дальше ты сам. Деду привет передавай.
Я важно кивнул и тут же запоздало спохватился.
— А как вас зовут?
— Зовут-то? — Зачем-то переспросил незнакомец. — Зовут меня Свар. Редкое имя, да?
Он весело подмигнул и, развернувшись, зашагал обратно вглубь леса. Я смотрел ему в след пока широкая, выпуклая от мышц спина не скрылась из виду. Он так ни разу и не обернулся…
Грязнуля внимательно выслушал рассказанный сон. Прочитать что-либо по невыразительной кошачьей морде — дохлый номер, но мне показалось, что кот сильно доволен. Не опускаясь до комментариев, Грязнуля с аппетитом приступил к поеданию полуфабрикатных котлет. Признаться удивлял он меня этим сильно. Забирая его домой, я с ужасом думал о предстоящих тратах на китикет, свежую рыбу и мясо. Но кот оказался всеядным. Точнее не всеядным, а ел то, что ел я. Причем обязательно разогретое и хорошо прожаренное.
Глотая голодную слюну, я решил последовать примеру кота. Взяв столовый нож, пододвинул буханку свежего хлеба и… Взвыв дурным голосом, отбросил нож в другой конец кухни. Грязнуля от неожиданности подавился куском котлеты, закашлялся. Прыгая вокруг стола, точно шаман на камлании, я зажимал обильно кровоточащий порез на руке. И дернуло меня вчера наточить нож!
С треском, распахнув аптечку, я судорожно принялся рыться в поисках ваты, перекиси водорода и чистого бинта. Грязнуля деликатно кашлянул.
— Ну, чего еще? — Нервно спросил я не отрываясь от своего занятия.
— Ты что-то о своем сне говорил…
— Какой к черту…
Я запнулся словами, понимая, что пытается сказать кот. Оставив в покое аптечку — все равно из лекарств только цитрамон да активированный уголь — закрыл глаза. Рука представилась тут же, без всякого усилия с моей стороны. Желтоватое свечение, в месте пореза, сменялось пульсирующим, неоново-розовым светом. Напрягая воображение, я представил, как розовое свечение сменяется ровным желтым светом. Как только это удалось, ноющие подергивания в месте пореза прекратились.
Открыв глаза, я почти без удивления осмотрел ровную гладкую кожу. Даже без шрама.
Грязнуля довольно хмыкнул.