Наследники предтеч 4

27 сентября — 32 октября 2 года. Орден

Переждав восход гигантской луны, мы вернулись в Орден. А дальше началась обычная жизнь: быт, исследования, эксперименты и, конечно же, болезни. Теперь, когда подвергнувшиеся «мучениям» люди снова ослабли, уже и речи не заходило об экспедициях.

По просьбе техников нам доставили несколько вёдер кремниевого песка. Поэкспериментировав с ним, Вера подтвердила выводы амазонок с махаонами. Более того, оказалось, что они нашли не банальный песок, а настоящее месторождение кварца. В доставленной породе были не просто крупинки, но и много бесцветных галек и щебня до десяти сантиметров в длину, а один обломок — почти до тридцати. И все эти камни, по заверению геолога, представляли собой чистый кварц. То есть породу даже промывать не придётся: достаточно просеять и отобрать тот материал, который нужен. Другой вопрос, что температура плавления кварца выше, чем у золота, на шестьсот с лишним градусов, то есть даже в этой богатой кислородом атмосфере плавить кварц на простых дровах не удастся. Махаоны признались, что им удалось добиться такой высокой температуры лишь однажды, с помощью угля, и ненадолго, в результате песок слипся, но полностью расплавиться не успел. Кстати, уголь ни амазонки, ни махаоны, после нескольких неудач, не пытались выжигать в ямах или кучах, а просто выгребали из костра. Соответственно, его качество было хуже, да и копился он медленно.

С золотом у нас тоже наметилось продвижение. Техники всё-таки смогли выковать из мягкого металла несколько самых простых, грубых поделок. Но они оказались настолько тяжёлыми и неудобными, что вскоре их убрали в угол сарая-кладовой. Исключение составила большая неровная сковорода — вот ею мы пользовались активно, причём не только для жарки или тушения, но и для выпаривания жидкости, а иногда даже для варки. Однако и со сковородкой было не всё так просто: чтобы поставить её на огонь, снять с него, или отнести к реке для мытья требовались немалые усилия (чаще всего её ворочали сразу два, а то и три человека). Всё-таки больше пятидесяти килограмм — это не шутка. Одно радовало: техники предусмотрительно учли такой нюанс и сделали не одну, а целых шесть ручек, что, хотя и утяжеляло поделку, но всё равно облегчало использование.

Папортошка и некоторые другие растения, примитивным способом посеянные вокруг Ордена, росли хорошо, что очень радовало агронома. И не только её. Пусть таким простейшим способом, но мы обогащали окрестности или, по крайней мере, не обедняли их. Мелочь, а приятно. Особенно учитывая, что расстояние походов за продуктами сильно сократили. Так у нас прямо под боком еда вырастет.

Оказалось, что Вероника посадила серебристых леших густо, порой даже слишком. И если прививки паразитического растения на те корни, которые находились над землей, оказались на нормальном расстоянии друг от друга, то в других местах, чтобы не тратить силы, раскапывая сильно переплетённую корнями почву в поисках отростков деревьев-хозяев, агроном просто рассыпала бобы практически по всему лагерю, и теперь по молодым всходам леших можно было судить о расположении корневой системы окружающих гигантов. Если оставить все кусты, то через время лагерь превратится в настоящий лабиринт, причём из некоторых коридоров выходов не будет. Поэтому мы подрубили леших в нескольких местах, обозначая проходы. А вот дальнейшее прореживание отложили до того времени, пока растения не начнут мешать друг другу. Такое решение приняли по простой причине: обилие репеллентных кустов, пусть и мелких, сильно облегчало жизнь. Устроившись на отдых между молодых побегов, люди могли подремать без угрозы быть закусанными кровососами. К слову, наше достижение оценили не только люди: теперь в лагерь приходили отдохнуть многие животные, в том числе из тех, кто раньше не обращал на него никакого внимания.

Птенцы страистов (так назвали крупных агрессивных птиц) за два месяца оперились, подросли и теперь доставали людям до пупка. Причём чем крупнее становились страисты, тем агрессивнее они себя вели. Теперь, заметив некрупных крокодилов, птенцы издавали резкий боевой крик, залезали в воду и, дождавшись, пока рептилии подплывут поближе, долбали их клювом. Впрочем, среди крокодилов дураки встречались редко и, заслышав предупреждение, рептилии избегали приближаться на расстояние удара. Страисты по поведению напоминали собак: хорошо дрессировались, охраняли Орден и очень любили общаться. Однако они почти не обращали внимания на тех животных, рядом с которыми выросли, считая кабанов, орангутангов, молотоглавов и многих других чуть ли не частью семьи (и даже пытаясь их защищать). Судя по рассказам Щуки, поведение наших птенцов очень похоже на таковое у диких страистов: они тоже склонны образовывать группы (иногда пёстрые), охранять территорию и активно общаться.

Волгорцы, по просьбе, прислали нам крупные, почти метровой длины, раковины (из двустворчатых) с побережья океана: мы использовали их в качестве тазиков, корыт и поддонов. Вкупе с золотой сковородой они сделали жизнь более комфортной, а работу — удобной. В том числе, и в клетках часть деревянных поилок заменили раковинами: они не гнили и их проще мыть.

Наде удалось подтвердить эффективность «прививок» на животных. Причём наилучший результат показала та группа, где заражение велось не ослабленным (например, на солнце, при кратковременном нагревании или высушивании), а полноценным возбудителем и два раза в неделю. По крайней мере, после однократного заражения повторно подопытные уже не заболевали. Но стоило сократить частоту прививок хотя бы до одной в неделю, как после них появлялись явные признаки недомогания. А если до одной в четырнадцать дней — то и вовсе начинался новый виток болезни. К сожалению, таким образом мы смогли проверить единственное из многих инфекционных заболеваний, но на большее просто не хватало сил, времени и возможностей.

— Не очень-то обнадёживает, — заметил Росс. — Слишком часто нужно делать прививки.

— Однако это доказывает, что иммунитет есть, и, хотя быстро исчезает, его всё-таки можно поддерживать, — сказала Надя.

— Да, но какой ценой, — возразил зеленокожий. — Для этого под рукой всегда должна быть живая культура патологического микроорганизма. Даже если это сработает и для других болезней, то возникает проблема: мы банально не нашли способа разводить многие бактерии вне организма. Более того, для большинства инфекций даже не нашли животных, которых можно было бы держать заражёнными и использовать как источник микроорганизмов.

Врачи задумались. Действительно, сложно прививать в такой ситуации. Особенно, если процедуру придётся повторять каждые несколько дней. Что-то насторожило в их рассуждениях, но что? Так. Прививки должны быть частыми, иначе иммунитет пропадет и человек заболеет. Минутка! Чтобы существо заразилось, надо, чтобы агент попал в организм. Ну, предположим, например, что через воду. Если бы вода была заражённой постоянно, то у людей уже был бы иммунитет. А раз его нет, значит болезнетворные микроорганизмы в воде бывают не постоянно, а периодически. По крайней мере, если они и есть, то не в таком количестве, которое достаточно для поддержания иммунитета. То есть, то нет… Цикл развития? Такое объяснение подошло бы, если бы люди заболевали болезнью одновременно. Но ничего подобного не наблюдается: заражается то один, то другой, без какой-либо системы. Значит, причина в чём-то другом.

Я поделилась мыслями с врачами, и они согласились, что тут что-то неладно и что если бы инфекция поступала в организм постоянно, то у людей сохранялся бы иммунитет. Почему этого нет — важный, но сложный вопрос.

Через некоторое время Надя с Россом сообщили неприятную новость: несмотря на то, что мучения на некоторое время сильно улучшили ситуацию среди людей союза, после возобновления болезней она очень быстро вернулась на круги своя. То есть сейчас прошедшие лечение мучениями люди по состоянию здоровья сравнялись с теми, кто всё это время болел. Не превосходили, но, к счастью, и не уступали им. Насчёт последнего врачи волновались сильнее всего, но время показало, что вреда физическому здоровью такое лечение не приносит. В результате напрашивался вывод, что мучения хотя и являются сильнодействующим средством, которое помогает перебороть заразу и стимулирует организм, но здоровье они не восстанавливают. А значит, даже если вдруг решимся их использовать, то это будет полумера.

— Кстати, это тоже очень серьёзный вопрос: почему люди быстро вернулись к такому плохому состоянию? — заметила Надя. — Ведь они же поправлялись, реально поправлялись благодаря мучениям, а не просто переставали чувствовать болезнь, как, например, с некоторыми травами.

— Организм справлялся с болезнями, — поправила я, растирая в руках растительные волокна, чтобы очистить их от грубых примесей. — Но не поправлялся.

— Я тоже думаю, что мучения играют роль стимуляторов, — кивнула Щука. — Резерв сил организма ограничен, а мучения помогают выплеснуть часть этого резерва, бросить его на борьбу с болезнью.

— Есть кое-что странное, — возразила я. — Если бы мучения были простыми стимуляторами, которые бы забирали силы из резерва, то потом люди заболевали бы ещё серьёзнее, чем до этого. А тут не видно разницы между прошедшими лечение и теми, кто всё это время болел.

— Согласна, тут не всё ясно, — йети спустилась на мелководье и присоединилась к обработке сырья. — Возможно, мучения забрали много сил из резерва, но часть из них успела восстановиться до тех пор, пока люди снова не заболели. Хотя всё равно непонятно, почему картина у мучеников и обычных людей так схожа.

— Надо будет протестировать на животных, — решила я. — Проверить, какие последствия от мучений в различных условиях.

Увы, планов на будущие опыты и так уже слишком много. Несмотря на то, что к экспериментам подключилась Щука, да и я в свободное время помогала ухаживать за подопытными, мы всё равно не могли одновременно протестировать всё, что надо. Нам ведь приходилось не только ставить опыты, снимать показания и делать выводы, но и многое другое. Мастерить новые и ремонтировать старые клетки и добывать для них материал, собирать и ловить пищу, кормить животных, убирать за ними, мыть, защищать от хищников и гнуса. Отгонять кровососов частично помогали серебристые лешие, но они совсем не действовали против тех насекомых, которые питались растительными и животными остатками. А ведь ещё и прихлебатели разные (грызуны, птицы, членистоногие) норовили поживиться дармовой едой. В результате корма шло в несколько раз больше, чем надо было бы подопытным, находись лаборатория в нормальных условиях. Но пока все наши попытки оградить подопытных и их клетки от прихлебателей заканчивались провалом.

Меня так и не оставила идея найти отличия между образом жизни людей до начала глобальных эпидемий и после него. Для этой цели, в первую очередь, я проанализировала поведение посвящённых, а уже потом, обнаружив отличия, узнавала, не было ли чего-то подобного в других племенах. В результате удалось выявить немало возможных факторов, способствующих болезням.

Например, вода. Мы её по прежнему не кипятили, но после того, как из земли «выросли» скалы, все предпочитали пить более вкусную родниковую, а не из рек или речушек. Массовые эпидемии начались примерно через месяц, но кто сказал, что вода не могла сыграть свою роль? Кстати, плавали и купались раньше гораздо чаще. Впрочем, последнее можно легко объяснить тем, что у больных меньше сил.

Ещё после нашествия кровянки и, соответственно, начала эпидемий, сильно изменился рацион людей. Из-за того, что народ ослаб, он начал отдавать предпочтение более питательным продуктам и тем, которые легче собрать: фрукты, клубни, крупные ягоды, грибы, животные не меньше крысы размером. А ведь раньше свободные поедали немало трав, мхов, почек, некрупных насекомых, червей, улиток и ещё многое из того, от чего сейчас почти отказались.

С поиском правил здоровой «гигиены» ситуация оказалась не менее сложной, чем с поисками лекарств. Свободные вели схожий образ жизни, из-за чего с помощью наблюдений и сравнения закономерностей выявить не удалось — одни предположения. А значит — нужны подопытные. Причём желательно не только животные: их будет слишком сложно проконтролировать, да и опыт долговременный. Люди. Но это в идеале.

Подумав, я отправилась делать клетки, чтобы заложить опыты на животных, а потом поделилась проблемой с друзьями.

— Я могу быть подопытным, — почти без колебаний предложил Илья.

— Ты у нас вообще вечный подопытный, — проворчала Юля.

— Проблема в том, что нет никаких гарантий, — уточнила я. — Принятые меры могут не просто не помочь, а навредить и даже сгубить. Я не хочу рисковать.

— Сколько времени займёт опыт? — внезапно заинтересовался математик, оторвавшись от компьютера.

— Не меньше двух месяцев до первых, предварительных, результатов. А в целом от четырёх и до полугода. Естественно, это будет начальный этап. Потом проверка…

— Слишком долго, — Игорь решительно отложил ноутбук и подсел ближе, жестом подвинув одного из обычных соседей у костра — орангутанга. — Ради интереса я попытался промоделировать положение свободных с течением времени. Учёл и то, о чём ты говорила (в том числе расстояние, на которое люди удаляются от селения), и те показатели, которые собирали Росс с Надей.

Математик выгреб из углей пару папортофелин и продолжил:

— Естественно, это очень примерный вариант, так сказать, мало что учитывающий прогноз. Но кое-кто можно сказать и по нему. Так вот, если тенденция не изменится и нам не удастся найти выход в ближайшие пару месяцев, то потом будет поздно. Мы ещё будем живы, более того, можем просуществовать ещё некоторое время, но у нас уже не хватит сил выбраться из болота. И, соответственно, что-то менять.

— Тоже мне, открытие, — хмыкнула Юля.

Да и другой народ отреагировал вяло, возможно, по той причине, что и сам думал о чём-то подобном. Это напугало даже сильнее, чем слова. Если друзья уже настолько устали от болезней, что без возражений принимают вариант с собственной гибелью, значит дела обстоят ещё хуже, чем казалось.

— И ты так спокойно об этом говоришь, — с упрёком бросила я. — Есть ведь ещё врачи, и они ищут…

Игорь поднял испачканную в саже руку, останавливая не прозвучавшие возражения.

— Я рассматривал возможные «костыли», то есть варианты, когда положение несколько улучшается. Да, это может продлить срок, но не больше, чем до полугода. Нужно радикальное решение: причём сейчас я говорю не только о твоих исследованиях, но и о работе медиков.

— Мучения? — с сомнением предложил Маркус. — Если, например, подвергать им не всех, а треть или половину народа, то…

— То это тоже приведёт к гибели, — резко прервал физика Дет. — Потому что новоявленные «сампы» будут гораздо здоровее и сильнее остальных и, когда превратятся в психов, легко справятся с нормальными.

— А если прекратят лечиться, быстро скатятся на уровень больных, — добавила я.

— Но если мы будем подходить к грани, то я проголосую за то, чтобы использовать мучения, — грустно заметил математик. — Разумеется, однократно. Хотя риск всё равно велик. Но у нас сейчас плохое положение и. если не найдём другого выхода, придётся хвататься за соломинку.

Игорь подул на остаток печёного клубня, прожевал его и продолжил:

— Нам нужны лекарства и профилактика. Думаю, следует бросить клич. Не знаю, откликнутся ли обычные люди, но уверен, что в племенах найдутся добровольцы. Даже если мы честно предупредим, что эксперименты могут закончиться их гибелью. Судя по вашей реакции, мой прогноз не вызвал особого удивления. Вряд ли другие намного глупее, а значит — они поймут. По крайней мере, часть из них. Но и мы должны показать пример. Поэтому я поддерживаю решение Ильи и тоже согласен стать подопытным, — закончил он.

— Мы поговорим с остальным правительством по поводу возможных добровольцев, — за всех решил химик.

Я задумалась, машинально поглаживая своих детей и детёнышей орангутангов: в Ордене они часто играли и бегали вместе, а теперь пытались получить побольше ласки, толпясь и подлезая под руку. С одной стороны, если Игорь прав, то надо спешить. С другой, очень не хочется рисковать жизнью друзей… да и людей вообще. Что, если мои предположения не верны?

Когда правительство голосовало за идею математика, я малодушно воздержалась. А Света и Илья поддержали решение о добровольцах в качестве подопытных. Вкупе с двумя из трёх входящих в правительство сатанистов и обоих волгорцев у сторонников предложения оказался очень значительный перевес. Поэтому мы не стали затягивать, продумали, как подать информацию, сделали серьёзный акцент на возможной гибели или отрицательных последствиях и разослали всем, у кого были мобильники, с просьбой передать дальше.

Вопреки ожиданию, откликнулись многие: двое из сатанистов, пятеро волгорцев, около десятка одиночных свободных. А чуть позже позвонили амазонки с махаонами и сообщили, что в экспериментах готова участвовать половина из их людей. На всякий случай мы каждому добровольцу повторяли предупреждение об опасности экспериментов, но людей это не остановило.

— Мы понимаем, что можем погибнуть, но ведь возможно, что, наоборот, станет лучше. Что же до смерти… Мы сейчас идём по лезвию бритвы и рискуем не меньше, — выразил общее мнение Артур (лидер махаонов).

Люди выразили готовность тестировать прививки, лекарства и «здоровый» образ жизни. Посовещавшись, мы разделили их на группы: на одних будут испытывать помогающие животным средства (заодно и «прививки» проверят), а другими займусь я. Поскольку мои исследования казались самыми сомнительными, их решили испытывать на своих: во-первых, они всегда на виду и легче заметить какие-либо изменения, а во-вторых, посвящённые уже привычны к извращённым опытам и вывертам соплеменников.

Поскольку теперь на поиск средства лечения были брошены силы не только посвящённых, но и многих других людей (пусть и только в качестве подопытных), остальные дела встали. Ту малую часть времени, которую раньше тратили на развитие, теперь отнимали эксперименты и ликвидация пагубных последствий от них (увы, были и такие). Остальные же силы, как и раньше, уходили на добычу пропитания, текущий ремонт, помощь и обслуживание больных, а также прочие бытовые дела.

Поколебавшись пару дней, я решила отбросить осторожность: если Игорь прав, то у нас слишком мало времени и всё по отдельности проверить не удастся. Поэтому сигану с места в карьер по максимуму, но буду внимательно следить и если состояние ухудшится, уменьшать нагрузку.

Подумав, что от родниковой воды народ отказываться не захочет (она вкуснее), добавила в диету своим подопытных дважды в день речную, загрязнённую взмученным илом на случай, если в нём есть какие-то необходимые микроэлементы. Обогатила им рацион травами, корой, насекомыми (в том числе и кровососами), червями, немытыми корешками и ещё многим. Причём мы использовали для этих целей не только полностью безопасные продукты, но и те, которые можно потреблять только в небольшом количестве. По несколько раз в день загоняла мужчин в реку, купаться. И, разумеется, поставила обязательным условием больше спать (если состояние здоровья улучшится, потерянное на дополнительный сон время окупится сторицей).

Первые результаты удалось получить быстро. И они не обрадовали: все, кто начал жить, усиленно следуя новым правилам «гигиены», дружно подхватили сразу несколько болезней. Естественно, я предложила завершить эксперимент, но Илья воспротивился:

— Ещё слишком мало времени прошло. Пока доказательств недостаточно.

— Ага, а потом вы вообще помрёте! И кому от этого будет лучше? — горько возразила я.

Неожиданно химика поддержали Щука с Россом:

— Да, они заболели. Но надо подождать. В крайнем случае используем мучения.

Когда я возмутилась таким жестоким подходом, Щука пояснила:

— Если они заболели, причём раньше обычного времени, значит получили повышенную порцию заразы, так?

Я неохотно кивнула, а потом поражённо застыла. А ведь точно! Если таким извращённым образом получится после болезней поддерживать иммунитет, то, возможно, оно того стоит.

— Ладно, продолжим, — согласилась с аргументами врачей.

В отличие от моих исследований, опыты врачей принесли и положительные результаты: скорее всего, потому, что изначально все лекарства испытывались на животных и на них подтвердили свою эффективность. Но и у врачей оказалось немало неудач. Одни средства не помогали, другие вызывали сильные побочные эффекты, из-за которых от применения лекарства приходилось отказываться.

— Самое неприятное то, что мы видим только верхушку айсберга, — сказала как-то Надя. — Многие последствия проявятся не сейчас, а через месяцы или даже годы.

Она права, но у людей нет выбора. Банально потому, что нет времени провести нормальные, многолетние испытания. Свободные рискуют не меньше, чем на войне. А возможная смерть будет даже более страшной и мучительной.

Ни один из девяти человек, отказавшихся от лекарств, не поправился. Они умерли даже раньше тех, от кого отделились — последние посчитали это подтверждением злонамеренности свободных и йети. Но до вооружённого противостояния дело не дошло: уже через две недели и продолжающих «лечиться» доконали болезни. Погибли все живущие рядом с йети люди, без исключения.

Впрочем, и свободные потеряли ещё несколько человек из тех, кто дольше других пользовались облегчающими состояние травами. Причём опять-таки погибли все, кто применял анестетики больше определённого срока.

Посовещавшись, йети рассортировали вещи погибших и вместе о очередной группой «приглядывающихся к людям» прислали в подарок союзу. Имущество отдали не всё, а, в основном, только ту его часть, которая не интересовала самих йети: одежду, обувь, палатки, рюкзаки (всё равно мужчинам-йети они безнадёжно малы, а женщинам — велики), спальные мешки и кольца-определители (по той причине, что они настроены на людей). Остальное, в том числе котелки, мачете, ножи, ложки, миски, кружки, фляги, верёвки и механические зажигалки, тоже прислали, но лишь по несколько штук — по словам йети, для тех, кто будет ходить в дальние походы.

Союз после некоторых колебаний принял дар: мы уже и без него заявили права на власть среди свободных, а положение с каждым днём становилось всё тяжелее. Новое имущество не спасёт, но может хоть немного увеличить срок для поиска решения. Большая часть подаренных вещей осела в Волгограде, в том числе палатки, в качестве дополнительных укрытий, позволили наконец рассортировать больных не только по типам заболеваний, но и отделить более тяжёлых (и нуждающихся в покое) от лёгких.

В отличие от других людей, высаженных керелями рядом с йети, русалкам повезло. Возможно, жизнь им спасло именно то, что они были вынужденны отступать и прятаться, а потом начались массовые нашествия крокодилов, из-за которых люди не имели возможности много бродить по новым местам. Русалки не успели найти «помогающие» растения до того, как на это уже не было сил, соответственно и не использовали. Это позволило им выжить до возвращения водяной. Племя русалок, которых к тому времени осталось семеро, не могло переломить ситуацию, но продолжало существовать. А пока есть люди, есть и надежда.