Наследники предтеч 4

2 января — 7 июля 6 года. Земли свободных

— Всё хорошо не бывает, — философски заметила я, отчищая остатки скорлупы с плёнки небольшого яйца.

С производством репеллента опять возникли проблемы. Сначала был дефицит производителей защитного вещества — его решили, приручив прусов. Потом ограничения, накладываемые инкубатором — от них избавились, начав использовать яичную плёнку в качестве фильтра. С дефицитом воска тоже вроде бы разобрались… но теперь снова не хватает яиц и прусов. У животных от частого сбора пота даже раздражение появилось — а это приводит к снижению продуктивности. Однозначно надо увеличивать стадо, но сами по себе прусы не стремятся объединяться, да и размножаться не спешат. Кроме того, по разработанной Лилей методике, пот надо обрабатывать не позже, чем через через четверть часа после сбора. С учётом того, что приготовление мази требует немало оборудования, которое с собой не потаскаешь, стадо должно находиться прямо рядом с Орденом — а это новые трудности.

Яичная плёнка, хотя и годится в качестве фильтра, но быстро приходит в негодность. Теперь нам приходится снимать её не только с крупных (как было при дефиците воска), а даже с мелких яиц, с перепелиное размером. В общем, опять сложности. Надо искать другой материал для фильтров, иначе мы так и не сможем увеличить производство защитной мази настолько, чтобы хватило всем желающим — то есть всем свободным. С этой целью при каждой возможности мы собирали образцы, чтобы испытать их в качестве фильтров. Но успеха пока не добились.

Однажды вечером, сразу после ужина, Игорь попросил сообщить, по какому конкретно адресу я жила на Земле, точную дату рождения и ещё несколько совершенно не имеющих значения сведений о далёком полузабытом прошлом.

— Мне не жалко, но тебе-то это зачем? — искренне удивилась я.

— Хочу кое-что проверить, — уклончиво ответил лидер.

Получив сведения, он не стал их записывать, а только кивнул своим мыслям и посмотрел на экран компьютера. А вот сидевший рядом с математиком и подглядывающий за его работой Маркус не удержался от удивлённого возгласа.

— Тут точно? — поинтересовался он у Игоря.

— Записал с её слов, — пожал плечами лидер.

Я подошла ближе, и математик без возражений повернул ноутбук, чтобы было удобнее прочитать написанное.

— Это что, распознавание речи? — поинтересовалась я, вспомнив, что Игорь не прикасался к клавишам. Потом перевела взгляд чуть выше и поражённо выдохнула: — Не может быть!

Судя по пометке, все эти сведения математик получил не от меня, а от Летуньи.

— Но как?.. — я беспомощно оглядела собравшийся вокруг народ.

— Я уже давно подозревал неладное, — сообщил лидер. — Слишком точное совпадение по некоторым пунктам было у отдельных людей при анкетировании. К сожалению, дополнительные вопросы им уже не задашь — контакта с царскими людьми у нас нет. Поэтому, когда увидел подозрительную схожесть в ответах Летуньи и твоих, да ещё и вещи вы выбрали похожие: у обоих нож, летательный аппарат и компьютер…

Игорь не закончил фразу, но всё и так очевидно. Я и Летунья — один и тот же человек. Это ужасно!

— …Всё думаю завести знакомство с некоторыми людьми в сети, чьи данные тоже подозрительно совпадают, — спокойно продолжил математик. — Но пока руки не доходят.

— Но это же кошмар! — высказала я своё беспокойство. — Если я и Летунья — один человек… если она знает то же самое, что и я… это же катастрофа!

— Вы — разные люди, — не согласилась Щука. — Я знаю тебя и знаю Летунью — вы разные.

— Но ведь мы же… — начала я, но Росс перебил.

— Думаю, тут та же ситуация, что и с «банками генов», — сухо усмехнулся он. — Ни ты, ни она не являетесь тем человеком, памятью которого пользуетесь. Просто и тебе, и ей… и, возможно, ещё десятку, а то и сотне «наследников» скопировали память той, что когда-то жила на Земле, — зеленокожий хищно оскалился, а потом горько рассмеялся. — Уверен, что вы не одиноки. Где-то ходят десятки «Россов», «Юль», «Вадимов» и всех прочих. Если, разумеется, не погибли. Мне тоже неприятно думать, что где-то есть такие же, как я.

— Не такие же, — уверенно возразил Игорь. — Разные. Даже если у нескольких людей одни и те же воспоминания о Земле, это не значит, что они одинаковые. Вначале — да, наверняка сходство было сильнее. Но сейчас прошло уже пять лет. За это время все мы сильно изменились. И теперь даже если встретим бывшего двойника — это не страшно. Более того, — математик поднял руку, останавливая намечающиеся возражения, — сейчас, спустя несколько лет, у нас уже очень разный опыт, разные умения, цели и даже знания — мы не один и тот же человек.

Мы помолчали. Слова лидера обнадёживали, хотя неприятный осадок от неожиданного открытия остался. Приятно ли делить с чужим человеком какие-то, пусть старые и не имеющие значения, тайны и переживания? Да и мало кому понравится мысль о том, что он всего лишь чья-то копия…

— Есть ещё кое-что, — негромко сказал Игорь. — Это пока не точно, но я практически не видел таких идеальных совпадений между людьми, «посеянными» рядом. Мы, цитадельские, местные, знакомые по сети — есть похожие в разных группах, но не в одной.

— А значит, керелям не надо было похищать многих, — хмыкнула Лиля. — Достаточно тысяч десяти, а дальше просто взять и наштамповать столько копий, сколько требуется…

— Или вообще никого не похищать, — добавил Илья. — Просто незаметно снять слепок разума и памяти.

Уже ночью, устраиваясь в гнезде на дереве, я вспомнила про разницу в начальном выборе вещей у местных йети и других людей, и не удержалась от вопроса к соседке:

— Щука, а ты что у керелей попросила?

Подруга почему-то сильно смутилась и отвела взгляд.

— Не хочешь, не говори, — поспешно добавила я.

— Да нет, думаю, уже можно. Только чур не распространяй эти сведения дальше, — попросила она.

— Хорошо… — кивнула я, но тут же опомнилась: — Точнее, постараюсь не рассказывать при условии…

Щука тихо рассмеялась:

— Я имею в виду, не рассказывай кому попало. Вашим… правительству тайному сообщить можешь.

— Прости, но действительно не могу теперь ничего обещать вот так, без оглядки, — вздохнула я. — Вдруг что-то опасное.

— Понимаю, — подруга внезапно стала серьёзной. Посмотрела на соседнее дерево, где молодые йети устроили небольшую потасовку перед сном, и понизила голос. — Тем более, что ты права в своих опасениях.

Я пересела поближе, удивлённая неожиданным признанием.

— Я заказала хорошие удобные ласты, — Щука растопырила пальцы на ноге, с сомнением посмотрела на перепонки и вздохнула. — Если бы знала, что свои естественные есть — не просила бы. Поэтому почти никогда ими не пользуюсь — банально нет нужды. Хоть бы показали мне моё тело прежде, чем выбор предлагать, — посетовала подруга и хмыкнула. — Так что не только ты с заказом пролетела. А ещё у меня в клыках специальный прибор, который вырабатывает парализующий яд, и я умею читать мысли, — буднично добавила она.

Стоило мне осознать её последние слова, как я поспешила отодвинуться и, на всякий случай, приготовила доставшееся как «тайному правителю» парализующее кольцо.

— Не бойся, — покачала головой Щука. — Во-первых, будь у меня какие-то не те намерения, я бы промолчала. Чтение у меня не постоянное — его надо включать специально, при этом во время «чтения» касаться жертвы, да и сам процесс, если честно, до сих пор очень утомляет. К тому же, могу только читать, а стирать чужую память, внушать или воздействовать на неё каким-то другим образом возможности нет.

Я задумалась. Похоже, Щука сказала правду, вот только не факт, что всю. Хотя бы по той простой причине, что раньше она была одним из правителей йети. А если вспомнить её же слова про «оставили на прежней должности»… Правитель, который живёт в стане потенциального противника, причём в одном из союзных племён, да ещё и с такими огромными возможностями узнать то, что пытаются скрыть…

— Ты — шпион!

— Да, но не совсем, — йети улыбнулась. — Я была бы шпионом, окажись свободные врагами. Но пришла когда-то с целью узнать о ваших настоящих намерениях. Могу подтвердить это на детекторе лжи.

Я открыла и тут же закрыла рот. Всё даже хуже — у Щуки имелись все возможности выведать даже то, что мы тщательно скрывали и прятали. Меня она точно касалась — иногда мы подолгу сидели держась за руки или в обнимку. Какие из этих контактов были ложью, только маскировкой под симпатию?

— Отойду. Надо позвонить, — мой голос прозвучал сухо.

Вроде и понимаю, что сама по сути почти такая же — есть возможность шпионить, выведать личные или общие тайны, да ещё и влиять могу… но со стороны это выглядит страшнее. Тем более, что если каждого из тайного правительства могут сдержать остальные, то над Щукой-то никакого контроля нет!

Звонить не стала, но скинула коллегам по правительству запись разговора, а потом связалась через внутренний передатчик. Подождав, пока все ознакомятся с новой информацией, поинтересовалась, почему сатанисты до сих пор не знают об этой возможности Щуки. Вроде же допрашивали на детекторе лжи? Этот вопрос выяснился быстро. Хотя у Вадима есть возможности отличить правду от лжи, но разговорить «допрашиваемого» порой намного сложнее. Конечно, можно применить банальные пытки, но без веских улик это будет недопустимым злоупотреблением. В других же случаях надо уже знать, какие конкретно вопросы задавать. Поскольку опасное «наследство» йети не светила, не говорила о нём, а угроза со стороны моих местных сородичей и без того вполне реальна, сатанисту и в голову не пришло задавать такие вопросы. К тому же, Щука не врала: она ещё в самом начале сказала, что «присматривается» и что йети не собираются вмешиваться в нашу политику при условии, что у свободных не процветает бандитизм и беззаконие.

— По-моему, это очень сильный ход со стороны йети, — заметил волгорец. — Одновременно показывающий мирные намерения и то, что мы можем их недооценивать.

— Второе — вряд ли, — хмуро возразил Вадим. — Йети всегда были и остаются очень большой угрозой. Даже без возможности мыслечтения. Меня больше волнует вопрос, могла ли Щука передавать сведения другим не по телефону, а каким-либо тайным образом. Если нет, то она не открыла своим серьёзных тайн.

— А ещё — надо решить, что с ней теперь делать, — сказала я. — То есть я имею в виду, что шпионизм ей в вину поставить не удастся — если бы она использовала его против нас, то не призналась бы.

— Как вариант: предложить Щуке пройти проверку на пригодность и пригласить в тайное правительство, — выдвинул идею волгорец. — Но не как представителю племени посвящённых, а как одному из правителей йети. Поскольку они, как и мы, стремятся к мирному сосуществованию, это было бы хорошим решением.

— Сначала надо узнать, не было ли со стороны Щуки действий против союза, — добавил Вадим. — Но, на мой взгляд, у неё неплохие шансы пройти проверку.

После недолгого обсуждения мы поддержали предложение. Во-первых, так мы сможем хотя бы частично контролировать необычные возможности йети, а во-вторых, если интересы моих сородичей будут известны, станет легче избежать конфликта.

Щука согласилась посетить сатанистов, успешно прошла тесты в Штабе, но в правительство войти отказалась. Пока отказалась.

— Я не готова, — твёрдо сказала она. — Надо посовещаться со своими… да и вообще, с таким решением спешить не следует. Где-то через полгода, если предложение будет ещё в силе, дам ответ.

Кстати, Вадим не упустил возможности разузнать побольше о возможностях Щуки. Выяснилось, что в воспоминания она залезть не может, читая только непосредственно то, что «плавает» на поверхности. То есть чтобы о чём-то узнать, надо навести собеседника на эту мысль… да ещё и сделать так, чтобы он думал именно об интересующем аспекте. Непросто, хотя иногда очень полезно. Щука согласилась помогать в расследованиях преступлений, но выразила надежду, что привлекать её будут по-минимуму.

Мы сохранили новые сведения в тайне. Причём не только перед людьми вне племён, а и перед посвящёнными. Даже Игорь так и не узнал о возможностях Щуки и том, насколько она может быть опасна для союза. Эта информация сама по себе может ухудшить отношение к йети и породить конфликты. По крайней мере, мне долгое время приходилось перебарывать себя, чтобы не отшатнуться или ещё как-то не выразить негатив. Привыкнуть к чтецу мыслей в своём племени оказалось очень нелегко.

В марте Летунья сообщила волгорцам, что у неё есть важные новости.

— Я видела людей на морском острове, — сказала она. — Близко не подлетала, но место запомнила. Вполне возможно, эти люди из приплывших с вами, потому что они голые и палаток у них нет.

Мы собрали срочный совет и решили, что надо разведать… как только для этого появится возможность. Увы, но йети сделала открытие непосредственно перед восходом гигантской луны и времени до бури уже не оставалось. Но и после неё ни у кого не возникало желания отправиться на разведку в период, когда на небе видна жёлтая луна. Нестабильное море, частые грозы, бури и цунами — рисковать жизнью, пытаясь приблизиться к большой воде, никто не станет.

— Могу помочь, — предложила Летунья. — Двух-трёх человек доставить туда-обратно согласна, а, если понадобится, и вывезти островитян. Моя машина хорошо защищена и может летать даже во время бурь и гроз.

Народ согласился. После недолгого обсуждения в путь отправился Росс (как хороший врач — вдруг понадобится срочная помощь), Вадим (как охранник на случай конфликта) и один из волгорцев в качестве дипломата. Увы, миссия провалилась: на острове не нашли ни людей, ни следов их пребывания. Но совет не спешил обвинить йети во лжи, как, впрочем, и отказываться от поисков.

— Они могли погибнуть, — рассудил Вадим. — Тогда, скорее всего, это чужие, причём приплывшие недавно. Могли уплыть — но времени до восхода было слишком мало, так что и в этом случае велика вероятность гибели. Если же это кто-то из свободных — то они там уже давно и смогут пережить ещё один сезон бурь.

Действительно: такую непогоду без укрытия не переждать. А если люди спрятались от последствий луны, то и мы найти их не сможем. Надо набраться терпения.

После того, как повелительница бурь скрылась за горизонтом, мы снова отправились на поиски, но на сей раз обычной группой разведки: я, Илья и Вера. До острова подвезла Летунья. Ещё на подлёте мы увидели тех, о ком она говорила.

— Драконы! — выдохнул Илья, вглядываясь в человеческие фигуры. — Можно приземляться, это наши старые знакомые, — пояснил химик Летунье.

Сказать, что драконы обрадовались нашему визиту — не сказать ничего. Люди не выглядели очень ослабшими или нуждающимися в срочной помощи, поэтому мы с готовностью приняли приглашение на обед. Заодно поделились новостями (до которых это племя оказалось жадным) и узнали их историю.

Драконы отделились давно, меньше чем через два месяца после начала основания. Тогда даже самый примитивный рецепт репеллента ещё не был всеобщим достоянием, а союз только-только начал образовываться. А ещё в то время болезни не успели получить такое распространение.

В поисках лучшего места и защиты от кровососов драконы сначала обследовали берега реки и заметили, что у моря гнус встречается реже. И, высмотрев большой удобный остров, решили жить на нём. Это казалось вполне возможным, особенно учитывая траву и деревья, покрывающие остров. Обильная растительность ввела людей в заблуждение: им казалось, что цунами вполне возможно пересидеть на скале. Но природа быстро развеяла опасное заблуждение. Благодаря обустроенной, к тому времени, пещере в самой высокой части острова, выжить драконам удалось, но цена за это оказалась очень высока. Их новый дом был практически разрушен, несколько раз люди пострадали (к счастью, не смертельно) от камнегрызов, а плоты скрылись в неизвестном направлении. Борясь со стихией, люди ослабли и решили вернуться на большую землю, но уже через несколько дней после заката гигантской луны поняли, что не успеют построить плавсредство и добраться до материка. У них был выбор: либо рискнуть всем, либо попытаться жить здесь. И драконы решили пойти по второму пути.

На этом острове, как и почти везде, в скалах встречалось множество пещер. Выбрав наиболее безопасную, драконы попытались её обустроить, а также запасти пищу, чтобы переждать следующий лунный сезон. Им пришлось научиться сосуществовать с камнегрызами (защиту использовали практически ту же самую, что и русалки), с обитателями морских глубин и с жестокой непогодой. С другой стороны, здесь, в океане, кровососов было гораздо меньше, особенно непосредственно после заката луны. А ещё рядом с морем не развивалась чёрная пыль, а тухлые дожди лишь однажды слегка задели краем. И даже болезней здесь было меньше… хотя и ненамного.

Драконы выжили, но практически все силы им пришлось бросить именно на эту цель. Прошёл не один сезон бурь прежде, чем они нашли пещеру, которая достаточно защищала от разгула стихии. К этому времени болезни сделали своё чёрное дело и грандиозных строек люди затевать уже не решались. Несмотря на относительно меньшее количество кровососов, их всё равно слишком много — лишь в первую неделю после заката гигантской луны незащищённый человек мог нормально работать снаружи. За это время им надо было успеть собрать материалы для ремонта жилых помещений, пищу, и завершить множество остальных дел снаружи на ближайшие девяносто дней. В остальное время до восхода луны из пещер выходили редко и только по необходимости: охотники за человеческим телом не только травмировали сами, но и переносили возбудителей болезней. В одну из таких кратких вылазок драконов и заметила Летунья.

Как и везде в нашей местности, дети тут не выживали, дорастая до годовалого возраста, а потом погибая. В остальном же, несмотря на сложные условия и сильно ограниченное время, драконы устроились очень даже достойно. Оценив их состояние, пещеры и способ выживания, я поняла, что они находятся в гораздо лучшем состоянии, чем были бы мы без постоянного лечения и профилактики. Они до сих пор жили, а не боролись за жизнь из последних сил.

С другой стороны, по словам Захара выходило, что вначале им было очень сложно, потом (когда более-менее приспособились) стало гораздо легче, но с течением времени после первого всплеска ситуация не улучшалась (как можно было бы предположить), а медленно, но непреклонно ухудшалась. Однако даже сейчас драконам ещё хватает сил не просто на банальное выживание, но и на украшение, а также создание комфорта в пещерах. Естественно, этим занимались не в первую неделю после заката, а гораздо позже, когда оказывались в добровольном заточении.

Вадим оказался прав в том, что драконы — индивидуалисты. Даже оказавшись в сложной ситуации, они, как только появилась возможность, обустроили отдельные пещеры для каждой семьи и запасы делали для себя, а не для всего племени. Естественно, в чём-то им пришлось отступить от данного правила, некоторые задачи решать совместно, но разница оказалась налицо. Драконы помогали друг другу, поддерживали, но не вели общего хозяйства, оставаясь добрыми соседями… но не коллективом.

Узнав о том, как живут свободные, Захар, Ясон, да и все остальные категорически отказались возвращаться на материк. А вот прививки, репеллент и некоторые другие блага цивилизации их очень заинтересовали. Особенно по причине того, что на острове не водилось прусов, а значит, тут драконы даже примитивный репеллент сделать не могут. К счастью, Летунья согласилась работать «курьером» и в этом направлении, так что вопрос с доставкой лекарств и прочих жизненно-важных товаров решился быстро. Куда дольше мы обсуждали, чем драконы будут платить. В конце концов чуть не разругались и малодушно свалили данную проблему на Свету, передав драконам один телефон для связи с союзом и сообщив номер экономиста.

К слову, с помощью драконов через месяц нам удалось найти материал, пригодный для фильтров не хуже яичных плёнок, но, к сожалению, такой же скоропортящийся. А именно: похожими свойствами обладал тонкий слизистый эпителий с кишки одного из морских моллюсков. Отделять эпителий оказалось легче, чем плёнку со скорлупы, и пропускал воду он гораздо лучше. Вот только добыть самих моллюсков не всегда возможно, а в наполненных морской водой баках они долго не живут.

Посоветовавшись и придя к выводу, что за счёт размножения увеличить стадо прусов не получится (ну или это займёт много времени), мы попробовали привезти их из других мест. Поймать полуводных животных особых проблем не составило, но переселённое стадо уже на следующий день ушло вверх по течению. Поскольку верёвки до сих пор в дефиците, да и привязанные прусы так и норовят то удушиться, то утопиться, оставалось одно — строить загон и снабжать прусов не только лакомствами, но и обычным рационом. В течении недели мы возводили забор (выбрав залив у скалы, чтобы минимизировать труд), а потом снова отловили сбежавшее стадо, но теперь посадили их на огороженную территорию. Благодаря этому новшеству у нас должно стать в два раза больше производителей защитного пота: новые прусы в загоне и старые, прикормленные, уже не стремящиеся покинуть окрестности Ордена. Но мы ошиблись. Привезённое стадо действительно выбраться не смогло, но через двое суток Орден покинули ручные прусы.

Разозлившись, мы отправились в погоню и, выловив неожиданных переселенцев, закрыли их в том же загоне. Некоторое время после этого наблюдали за поведением: вдруг животные начнут драться за самок или территорию. Но прусы вели себя спокойно, быстро выяснили субординацию и уже к вечеру за оградой восстановился мир и покой. А у нас добавилось работы: ведь теперь кормить надо было не полторы, а целых три дюжины прожорливых ртов.

Через неделю после начала «заточения» прусы стали вялыми, у них начался понос и появились гнойные выделения из глаз и носа.

— Что мы делаем не так? — недоумевала Вероника. — Кормим хорошо, в загоне убираем…

На всякий случай мы тут же расширили рацион животных и начали ещё тщательней следить за их гигиеной. Но это не помогло: за последующие две недели напавший мор убил всех прусов. А перед нами во весь рост встала новая проблема: теперь мы не то что увеличить, даже поддержать на прежнем уровне производство репеллента не могли.

Меры пришлось принимать срочно. По возможности вычистили и продезинфицировали загон, потом снова отловили прусов и перевезли их в Орден. Но и это стадо убил мор (на сей раз животные явно погибли от другой болезни). Объединившись с волгорцами, мы построили забор в другом месте — но и там стадо погибло. Причём на сей раз мы уже не пытались увеличить поголовье: целью было хотя бы восстановить изначальное. Выводы напрашивались неутешительные: по неизвестной причине жить в неволе прусы не могут. Возможно, им не хватало каких-то веществ в рационе, или чего-то ещё, но факт остаётся фактом.

— Подозреваю, что у многих местных животных очень сильно развито «гигиеническое» поведение, — заметил Росс. — Вот как мы разрабатываем, где и как должны дышать люди, что есть и как себя вести, так и животные из поколения в поколение передают некие подобные знания. А в загоне или клетке они не способны обеспечить должный уровень естественных «прививок»… Нет, мне пока и медицины хватает выше крыши, ещё и ветеринарию точно не потяну.

Скорее всего, Росс был прав. Мы держали в клетках немало животных, но их состав постоянно приходилось обновлять: большая часть видов жила в неволе не очень долго, чаще всего погибая от болезней, а порой — от истощения (хотя кормили вроде бы вволю). Поэтому от идеи загонов и расширения стада пришлось отказаться. А вот восстановить естественное поголовье с помощью привоза прусов удалось: животные после переезда проболели около месяца, но потом оправились и остались жить рядом с Орденом (для этого нам приходилось постоянно задабривать их лакомствами).

В результате, если с фильтрами проблема частично разрешилась, то с увеличением поголовья прусов ситуация осталась прежней — а значит, и выпуск репеллента мы увеличить так и не смогли.

Однажды Росс радостно продемонстрировал мышь, которая плавала в клетке, полностью погружённой в реку. Плавала под водой и не тонула, а дышала. Честно говоря, я больше удивилась даже не успеху, а тому, что врач до сих пор продолжает опыты.

— Почему?..

Мужчина с готовностью объяснил, как ему удалось превратить мышь в «водяную». Для начала он вытащил клетку из воды и продемонстрировал задыхающуюся на воздухе мышь. Опустив грызуна обратно в реку, с усмешкой заметил:

— Кстати, если в клетке есть надводная часть, эти дураки вылезают и дохнут, — Росс помолчал, наблюдая, как мышь приходит в себя и пытается всплыть, безуспешно протискиваясь через решётку на потолке клетки. — Я думал, что надо искать нечто, позволяющее дышать под водой. Но это было ошибкой.

Разрешить загадку помогла случайность. Когда уставший и раздражённый врач ставил очередной опыт, одна из мышей умудрилась развернуться на хвосте и вцепиться в палец мужчины. Разозлившийся Росс яростно сжал подопытную в кулаке и запихнул в стоящую в реке клетку. Эта мышь погибла, как и остальные три из той партии, но гораздо позже товарок и не от удушья, а от многочисленных внутренних повреждений (врач слишком сильно сдавил подопытную, сломав ей несколько костей). Подумав, Росс понял, что ситуация может быть схожа с той, в которой когда-то оказалась водяная.

— Она не очень хорошо помнит «атаку» дюжинонога, но рассказывала, что он схватил её как раз в области грудной клетки, сдавил, в груди огнём разлилась боль, вдохнуть не удалось… а потом Мария потеряла сознание.

По этой причине врач заподозрил, что дело не в воде, а в промежуточном этапе. И действительно, те мыши, которым он сдавливал рёбра, выгоняя весь воздух (и потом пару раз повторяя данную процедуру уже под водой, чтобы избавиться от остатков), получали способность дышать в реке… если не гибли от полученных в результате «утопления» травм.

— Знаешь, что я думаю? В речном «бульоне» растворяется гораздо больше кислорода, чем в чистой воде, а в морском — и того больше. По крайней мере, в родниковой воде мыши жить практически не могут — сразу задыхаются. А вот когда…

«Утопить» мышь Россу удалось уже больше месяца назад, и, пока я ходила в экспедиции, он поставил на «утопленниках» немало опытов. В том числе выяснил, что мышь в закрытом сосуде в родниковой воде погибает быстро, в речной — примерно с той же скоростью, что и в атмосферном воздухе, а вот в морской живет почти в два раза дольше, чем в колбе с воздухом.

— Но почему ты всё-таки не бросил поиски? — снова завела я разговор перед сном, когда все уже разошлись, и лишь я да врач всё ещё сидели у костра. — Из-за Марии?

Росс поджал губы и отвернулся, но всё-таки неохотно ответил:

— Да, из-за неё.

Помолчал, а потом тихо заговорил. Оказывается, у водяной начали появляться проблемы со здоровьем. Точнее не так: проблемы были у всех людей, но сейчас у Марии появились явные отличия — у неё чаще, чем у остальных, страдала дыхательная система. Респираторные инфекции, нечто вроде пневмонии, постоянная боль в груди и кашель — всё это указывало на то, что дыхание водой пусть медленно, но подрывает и без того слабое здоровье.

— Всё-таки, даже если новые мы можем жить в воде, она не является нашей естественной средой, — грустно добавил врач. — Думаю, сколько-то ещё Мария выдержит. Но тянуть не буду — риск велик, а я не хочу потерять ещё и её.

Я понимающе вздохнула: увы, жизнь свободных по прежнему оставалась тяжёлой. Стоп. Что значит «ещё и её»?

— Ещё?.. — озвучила вопрос вслух.

Росс встал и отошёл к реке. Подумав, я последовала за ним.

— У меня были дети, — сказал врач, разглядывая неспокойную воду. — Мария родила двойню, как раз когда у нас наступили самые тяжёлые времена. Одна дочка умерла почти сразу — как у всех. Но и вторая не дожила до года: погибла на третьем месяце. Умерла от голода: русалки сильно болели и молока ни у кого не было, а с бульоном… сама знаешь, как «охотно» едят его дети, — в интонациях Росса появились привычные ядовитые нотки, но даже они не могли скрыть боль бывшего отца.

Я молча сжала ему руку. Росс, как всегда, умолчал о своём горе. Впрочем, тогда мы всё равно ничем не могли помочь — разве что поддержать морально.

— А как с мышами, удалось кого-то вернуть к воздушному дыханию? — попыталась отвлечь от больной темы.

— Да. Но увы, очень немногих: выживает всего одна из пяти. Надо искать дальше, — улыбнулся Росс. — Но этого недостаточно. Если мышь я могу сдавить так, чтобы удалить весь воздух… и сейчас гибель от моих рук уже меньше, то с Марией это не пройдёт. А если затягивать с переходом, то мыши гибнут.

— Проблема, — согласилась я.

Как сделать так, чтобы человек выдохнул воздух полностью, но при этом не переломал рёбра? Особенно учитывая, что даже при самом глубоком выдохе воздух в лёгких остаётся. Хотя…

Я резко повернулась к врачу.

— Росс, вспомни строение наших новых тел.

— И? — удивлённо поднял бровь коллега.

— У землян грудная клетка зафиксирована достаточно сильно — рёбра прикреплены к грудине спереди и к позвоночнику — сзади. Так?

— Так, — кивнул Росс. — Но у нас…

— Вот именно, что у нас не так! У нас рёбра — видоизменённые конечности. И ты сам говорил, что они сохранили подвижность в достаточно большом диапазоне.

— Это только предположение по результатам вскрытия, — уточнил хирург. — У живых я ничего такого не видел.

— Не видел — ещё не значит, что этого нет и быть не может! В конце концов, натренировались же мы произвольно переключать зрение с дневного на ночное и обратно. Значит и тут можно попробовать: вдруг удастся придумать комплекс упражнений, который позволит людям сделать очень полный выдох.

— Хорошая идея, — оживился Росс. — А ещё надо потренироваться «топить» тех животных, у которых «рёбра» с суставами… а то у этих мышей обычные, и я их постоянно ломаю.

Врач с новыми силами занялся исследованиями в этом направлении. Я старалась его поддерживать.

Росс с Марией стоят друг друга. Ведь с того времени, как они встречались, я неоднократно виделась с водяной но, несмотря на вроде бы хорошие отношения, она ни разу даже не намекнула на личную трагедию. Мы не знали ни о её беременности, ни о гибели детей. Росс никогда не брал дочерей на руки, ни разу даже не видел своих детей… разве что Мария присылала ему фотографии по мобильнику.

Уже перед сном я поняла, что в каком-то плане союз можно сравнить с этой парой. Мы тоже не очень-то рассказываем другим людям о наших проблемах, горе и неудачах. Даже больше: если бы не волгорцы, люди о наших бедах вообще бы не узнали. И в результате, мы выглядим зазнавшимися победителями, относящимися к обычным людям с превосходством и неспособными понять, что они чувствуют.

К началу июня шестого года в Волгограде было уже три человеческих ребёнка старше двух лет (включая Цезаря). Девочка и мальчик, чьи родители не опустили рук и боролись изо всех сил. Усилия родителей, волгорцев, посвящённых — вместе они доказали, что у нашей цивилизации есть пусть небольшой, но шанс. Дети часто болели, но при первой же возможности их старались привлечь к жизни селения. К сожалению, это удавалось не всегда, потому что родители реагировали по-разному.

Семья девочки признала, что воспитание, в том числе посильное участие в общем деле с такого возраста, повысит шансы их ребёнка выжить и, позже, — жить самостоятельно. А вот семья мальчика всячески его оберегала, не позволяя принимать участие в работе даже тогда, когда ребёнок выказывал желание. Впрочем, немало взрослых поддерживали вторую позицию: дети были настоящим сокровищем и пользовались всеобщим вниманием и любовью.

Естественно, девочке не давали большой нагрузки, тщательно следя за тем, чтобы малышка вовремя отдыхала. Кроме того, волгорцы организовали нечто вроде садика, где уже бегающие дети (от годовалого возраста и старше) играли, слушали поучительные сказки и истории, осваивали навыки, которые пригодятся в дальнейшей жизни.

Волгорцы, среди которых значительную часть составляли люди, на Земле работавшие учителями и преподавателями, приложили много сил: составили обязательный минимум, разработали программы и методики обучения с учётом требований новой родины. Естественно, обучение очень сильно отличалось от земного: немало предметов выкинули или сократили до минимума, зато появилась масса других. Выживание в лесу, защита от хищников, кровососов, первая помощь при болезнях и многое другое. Однако, несмотря на вроде бы неподходящую обстановку, волгорцы не исключили теорию полностью. Математика, физика, химия и остальные предметы — на простом, примитивном уровне, адаптированные под новый мир, но остались в программе. Некоторые люди выражали недовольство таким подходом, другие же согласились, что нельзя отказываться от базы, иначе велик риск потерять земные знания. А этого допустить нельзя.