Наставление в христианской вере, т.3

С другой стороны, очевидно, что никто не будет любим Богом вне Христа14, поскольку Он есть Возлюбленный Сын, в котором пребывает благоволение Отца (Мф 3:17; 17:5) и через которого оно распространяется на нас. Как учит св. Павел, мы стали угодны Богу в Возлюбленном (Эф 1:6). Именно при его посредстве до нас достигает дружба Бога. По этой причине апостол и называет Его «мир наш» (Эф 2:14). А в другом месте он характеризует Христа как связь, посредством которой с нами соединяется воля Отца (Рим 8:3). Отсюда следует, что, принимая обетование, мы всегда должны взирать на Иисуса Христа. Св. Павел хорошо сказал, что всё обещанное Богом подтвердилось и исполнилось в Нём (Рим 15:8).

Синодальном переводе — «благовестив».

Иногда кажется, что некоторые примеры из Писания противоречат этому. Невероятно, чтобы Нееман Сириянин, спрашивая у пророка, как ему подобающим образом послужить Богу, был просвещён относительно Посредника. Так же трудно поверить, что Корнилий, римлянин-язычник, понимал то, о чём знали далеко не все иудеи, притом весьма туманно. И однако его милостыни были угодны Богу (Деян 10:31) и была принята жертва Неемана (4 Цар 5:17 сл.). Ни тот ни другой не могли получить этого иначе, как через веру. Евнух, к которому был послан Филипп, человек из далёкой страны, никогда бы не предпринял трудного и дорогостоящего путешествия в Иерусалим для поклонения, если бы в его сердце совсем не было веры (Деян 8:27). Однако, когда Филипп спросил его о Посреднике, он признался в своём неведении (Деян 8:31). Я же полагаю, что их вера была неосознанной не только касательно личности Иисуса Христа, но и касательно его силы и служения, возложенного на Него Богом-Отцом. Очевидно, однако, что они уже восприняли некоторые начала, сделавшие их способными предвкушать Иисуса Христа. В этом нет ничего нового. Евнух никогда бы не пришёл из такой далёкой страны поклониться Богу, неизвестному в Иерусалиме. И Корнилий, долго живший в Иудее и знавший религию иудеев, не мог не воспринять хотя бы отдельные части истинного учения Закона. Что касается Неемана, то вряд ли возможно, чтобы Елисей, указывая ему, как поступать в делах весьма незначительных, забыл о главном. И хотя знание об Иисусе Христе было у них весьма туманным, нет оснований считать, что оно полностью отсутствовало. Хотя бы потому, что они приносили жертвы согласно Закону, а такие жертвоприношения существенно отличались от языческих церемоний своей целью, которой был Иисус Христос.

33. Простого объявления о вере в Слове Божьем должно было бы быть вполне достаточно для того, чтобы она зародилась в нас, если бы этому не мешали ослепление и упрямство. Но поскольку наш ум склонен к суете, он не в состоянии воспринять Божью истину, а из-за своей тупости не может увидеть божественного света. Поэтому одно лишь Слово не приносит какой-либо пользы без просвещения Св. Духом. Таким образом обнаруживается, что вера выше всякого человеческого разумения. Но просвещения ума Св. Духом ещё недостаточно — необходимо, чтобы его силою утвердилось в вере наше сердце. Сорбоннские теологи жестоко заблуждаются, полагая, что вера — это простое согласие со Словом Божьим. Оно совершается в сознании, и, значит, здесь нет речи о доверии и уверенности сердца.

Итак, в том и другом случае вера — это единый Божий дар. Сначала просвещается человеческий разум, благодаря чему он становится способен понять Божью истину; затем в ней укрепляется сердце. Св. Дух не только порождает в нас веру, но и постоянно взращивает её, пока не приведёт нас в Царство Небесное. Вот почему св. Павел увещевает Тимофея хранить «добрый залог Духом Святым, живущим в нас» (2 Тим 1:14). А если кто-то, возражая, сошлётся на слова, что Дух даётся через наставление в вере (Гал 3:2), то это противоречие легко устранить. Поскольку есть только один дар Духа, то неправильно говорить, что Дух приходит от веры, ибо Он — её совершитель и причина. Здесь св. Павел имеет в виду дары, которыми Бог украшает свою Церковь, дабы вести её через приумножение к совершенству, и поэтому не следует удивляться, что апостол относит эти дары к вере, которая готовит нас к их принятию. Верно, этому миру чужд взгляд, согласно которому никто не может уверовать во Христа, если это не будет ему дано особым образом. Отчасти потому, что люди не понимают, насколько это трудно и высоко для нас — постигнуть небесную мудрость, и что они слишком тупы и невежественны, чтобы проникнуть в тайны Бога; отчасти же потому, что они не принимают во внимание убеждённость сердца, которая составляет главное в вере.

34. Это заблуждение легко устранить. Св. Павел сказал: «Кто из чело-веков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нём?» (1 Кор 2:11). Так как же творение может быть уверено в том, что касается воли Бога? И если Божья истина для нас сомнительна даже в вещах, которые мы видим своими глазами, то как нам считать её явной и несомненной, когда Господь обещает нам вещи, которых мы не видим глазами и не понимаем умом? Человеческое благоразумие здесь проявляет такую тупость и слепоту, что отказ от него является первым шагом, чтобы преуспеть в школе Господа. Ибо это благоразумие, словно завеса, мешает нам распознать Божьи тайны, которые открыты только младенцам (Мф 11:25; Лк 10:21). Их открывают не плоть и не кровь (Мф 16:17), и естественный человек не способен постигнуть духовные предметы. Наоборот, Божественное учение он считает безумием, «потому что о сём надобно судить духовно» (1 Кор 2:14). Поэтому здесь нам необходима помощь Св. Духа — более того, здесь властвует только его сила. «Ибо кто познал ум Господень? Или кто был советником Ему?» (Рим 11:34) Лишь «Дух всё проницает, и глубины Божий» (1 Кор 2:10), и только через Него мы узнаем волю Христа. «Никто не может придти ко Мне, — говорит Господь Иисус, — если не привлечёт его Отец» (Ин 6:44). «Всякий, слышавший от Отца и научившийся, приходит ко Мне. Это не то, чтобы кто видел Отца, кроме Того, кто есть от Бога» [Ин 6:45-46].

Итак, мы не можем приблизиться ко Христу, если не будем привлечены Духом Божьим, а когда мы привлечены, то оказываемся возвышены над собственным разумом. Душа, просвещённая Духом, как бы получает новое зрение для созерцания небесных тайн, сияние которых прежде её ослепляло. Человеческий разум, озарённый светом Св. Духа, начинает воспринимать вещи, принадлежащие Царству Божьему, о которых раньше он не имел никакого представления. Поэтому Господь наш Иисус Христос, объявив тайны своего Царства двум ученикам, о которых упоминает св. Лука, не достиг результата, пока не «отверз им ум к уразумению Писаний» (Лк 24:27,45). И даже после того, как апостолы были научены его Божественными устами, потребовалось, чтобы им был послан Дух истины, открывший их умы учению, которое прежде было лишь услышано (Ин 16:13). Слово Божье подобно солнцу, ибо сияет для всех, кому оно возвещено, но для слепых это бесполезно. В этом отношении мы все слепы по природе. Поэтому Слово может войти в наши умы, только если Дух Божий, наш внутренний Наставник (Maistre intйrieur), откроет ему доступ туда своим озарением.

35. Когда вышеа мы говорили об испорченности человеческой природы, то показали в деталях, насколько люди сами по себе неспособны веровать. Поэтому я не стану утомлять читателя повторением уже сказанного. Пусть нам будет достаточно того, что св. Павел, говоря о духе веры, подразумевает самоё веру, которая нам дана и которой по природе мы лишены (2 Кор 4:13). Поэтому он молит Бога, чтобы Он совершил в фессалоникийцах «всякое благоволение благости и дело веры в силе» (2 Фес 1:11). Называя веру делом Божьим и присовокупляя к этому слова «благоволение благости», что означает даваемую даром милость, апостол показывает, что она не является делом человека. Более того, не довольствуясь этим, он добавляет, что это такое дело, в котором Бог раскрывает свою силу. Св.Павел вразумляет коринфян, что вера не зависит от человеческой мудрости, но основана на силе Духа [1 Кор 2:4 сл.]. И хотя далее он рассуждает о чудесах внешнего порядка, но, поскольку отверженные не умеют извлечь из них пользу и даже не замечают их, то, значит, он имеет в виду особую, внутреннюю печать, которой в наших сердцах запечатлена истина Божья, как он и высказывается в другом месте.

аКн. II, гл. II, 18.

Дабы ещё более изъяснить и возвысить свою щедрость в отношении столь превосходного дара, Бог не распространяет его без всякого различия на всех людей, но распределяет как особенную привилегию среди тех, кто Ему угоден. Выше мы показали это на убедительных примерах21. Св. Августин даёт верное толкование: «Наш Спаситель показывает, что "веровать" — это дар, а не заслуга: никто, говорит Он, не приходит ко Мне, если не привлечёт его Отец и если это не дано ему Отцом. Не удивительно ли, что слышат двое, но один презирает, а другой возвышается? Презирающий принимает на себя грех; возвышающийся не ставит себе это в заслугу»ь. И в другом месте: «Почему это дано одному и не дано другому? Я не постыжусь сказать, что это сокровенная тайна креста, тайна Божьего суда, которую я не знаю и которую мне непозволительно исследовать. Из неё происходит всё то, что мы можем. Я хорошо вижу, что я могу; и я вижу это только тогда, когда вижу, что это Бог. Но почему Он призвал одного, а не другого? Это слишком высоко для меня, это бездна, это глубины креста. Я могу кричать от восхищения, но не могу доказать этого в споре»с. Итог этих рассуждений сводится к тому, что Иисус Христос, просвещая нас в вере, включает нас в своё тело, чтобы сделать причастниками всех его благ.

36. Затем необходимо, чтобы усвоенное разумом укоренилось в сердце. Если слово Бога лишь порхает в голове, оно не воспринимается верой. Подлинное восприятие имеет место тогда, когда слово пускает корни в глубинах сердца, чтобы превратиться в неприступную крепость, которая противостоит нападениям искушений и отбрасывает их прочь. Если верно, что истинное разумение нашего духа — это просвещение Духом Божьим, то его сила с гораздо большей очевидностью проявляется в утверждении сердца. Недоверие сердца опаснее ослепления ума, и утвердить уверенность в сердце труднее, чем научить ум. В силу этого Св. Дух является как бы печатью, запечатлевающей в наших сердцах те обетования, которые прежде были восприняты нашим умом, и одновременно как бы залогом, удостоверяющим и подтверждающим их. Апостол говорит: «Вы, услышавши слово истины... и уверовавши в Него [Христа], запечатлены обетованным Святым Духом» (Эф 1:13). Как видите, св. Павел указывает, что сердца верующих запечатлены Св. Духом, и называет Его обетованным Духом, ибо Он удостоверяет для нас несомненность Евангелия. То же самое апостол возвещает коринфянам: «Утверждающий же нас с вами во Христе и помазавший нас есть Бог, Который и запечатлел нас и дал залог Духа в сердца наши» (2 Кор 1:21-22). В другом месте, говоря о доверии и дерзновении нашего упования, св. Павел усматривает его основание в залоге Духа Божьего (2 Кор 5:5).

37. Я не забыл сказанное вышеа. К тому же память об этом непрерывно освежают повседневные впечатления: вера непрестанно подвергается испытаниям от бесчисленных сомнений, тревог и невзгод, так что души верующих никогда не остаются в покое. По меньшей мере они не могут пребывать в мире. Но каким бы ожесточённым нападениям ни подвергались души верующих, они всегда одерживают верх и, преодолев искушения, сохраняют свои неприступные крепости. Одной этой уверенности достаточно, чтобы хранить и питать веру, если только мы преисполнены доброй решимости, как сказано в псалме: «Бог нам прибежище и сила, скорый помощник в бедах. Посему не убоимся, хотя бы поколебалась земля, и горы двигнулись в сердце морей» (Пс 45/46:2-3). В другом месте нам показано, насколько этот покой приятен и надёжен: Давид ложится, спокойно спит и встаёт, потому что его охраняет Бог (Пс 3:6). Это не значит, что он постоянно пребывает в радости и покое и не испытывает никаких тревог. Но поскольку он, по мере своей веры, вкушает благодать, он хвалит себя за то, что отважно презирает всё, что может смутить его Дух.

Поэтому, чтобы вдохновить нас на веру, Писание велит нам хранить покой. У Исайи Господь говорит: «В тишине и уповании крепость ваша» (Ис 30:15); в псалме сказано: «Молчи и ожидай Господа» (Пс 36/37:7)*; с этим перекликаются слова авпостола: «Терпение нужно вам» (Евр 10:36) и т.д.

35. Имея в виду всё это, легко рассудить, насколько вредоносна доктрина теологов-софистов: якобы мы не в состоянии считать что-либо твёрдо установленным относительно благодати, разве только по предположениям нравственного порядка, в зависимости от того, считает ли человек себя достойным её или нет* 15. Я же уверен, что если воздействие на нас Бога оценивать по делам, то мы не сможем ничего понять, из каких бы предположений мы ни исходили. Но поскольку вера должна отвечать на простое, ясное и данное даром обетование Бога, то не остаётся места ни малейшему сомнению. Каким упованием были бы мы вооружены против дьявола, если бы полагали, что Бог благорасположен к нам лишь при условии, что мы заслуживаем этого? Так как этой теме мы посвятили отдельную главуь, то не будем развивать её здесь. А также и главным образом потому, что это совершенно очевидно: нет ничего более противного вере, чем какие-то предположения или иные мысли и чувства, полные сомнений и двусмысленности.

Для обоснования своей ошибочной точки зрения софисты без конца повторяют отрывок из Экклезиаста, который к тому же злостно искажают: что никто не знает, достоин ли он ненависти или любви (Эккл 9:1). Хотя я допускаю, что эта фраза в общеизвестном переводе передана неточно, тем не менее и ребёнку ясно, что хотел сказать Соломон: что если кто-либо захочет судить, исходя из находящихся перед ним вещей, кого любит Бог, а кого ненавидит, то попытка его будет тщетной. Ибо преуспеяние и несчастье постигают и праведных, и нечестивых; и того, кто служит Богу, и того, кто отворачивается от Него [Эккл 9:2]16. Дарованием кому-либо временных плодов Бог не всегда свидетельствует о своей любви, равно как, если кого-то заставляет страдать, то не объявляет тем самым о своей ненависти. Соломон говорит это с целью обличить суетность человеческого ума, который оказывается беспомощным при рассмотрении столь важных предметов. Несколько раньше он сказал, что невозможно понять, чем отличается душа человека от души животного, потому что и тот и другой умирают одинаково (Эккл 3:19). Если кто-то из этого сделает вывод, что наше мнение относительно бессмертия души основано всего лишь на предположении, то не сочтём ли мы с полным основанием такого человека сумасшедшим? А в здравом ли уме те, кто утверждает, что у людей нет никакой уверенности в Божьей благодати, поскольку её нельзя обнаружить плотским взглядом на реальные вещи?

39. Однако софисты ссылаются на то, что приписывать себе несомненное знание воли Божьей — безмерное самомнение. Я бы согласился с ними, если бы ничтожеству нашего разума мы пожелали подчинить непостижимый Божий замысел. Но если мы вместе со св. Павлом просто говорим, что приняли Духа, который не от мира сего, а от Бога, и через которого мы познаём дарованное нам Богом (1 Кор 2:12), то что они могут пролепетать в ответ, не оскорбляя тем самым Духа Божьего? Если подозревать, что какое-то исходящее от Него откровение ложно, туманно или двусмысленно, было бы страшным кощунством, то в чём же наша ошибка, когда мы утверждаем непреложность того, что нам открыл Дух?

Но они вновь заявляют, что подобное прославление Духа Христова есть невоздержанность, чем обнаруживают свою крайнюю глупость. Кто бы мог предположить такое невежество у людей, претендующих быть наставниками всех? И тем не менее они жестоко ошибаются в самых главных положениях христианства. Я бы никогда в это не поверил, если бы меня не убеждали их писания. Св. Павел заявляет, что нет иных сынов Божьих, кроме тех, кого водит Дух Божий (Рим 8:14). А они пытаются доказать, что дети Божьи ведомы их собственным духом, и тем самым лишают их Духа Божьего. Св. Павел учит, что мы не можем называть Бога нашим Отцом, если нам не внушит этого Дух, и что Он один свидетельствует нашим душам, что мы — дети Божьи (Рим 8:16); они же, хотя и не запрещают нам призывать Бога, но похищают у нас Духа, под водительством которого только и можно Его призывать. Св. Павел отрицает, что человек, не ведомый духом Христа, может быть его служителем [Рим 8:9]. А софисты воображают себе христианство, в котором нет места Христову Духу. Св. Павел не оставляет нам никакой надежды на блаженное воскресение, если мы не ощущаем, что в нас живёт Св. Дух (Рим 8:11)*. Они же допускают надежду, лишённую этого чувства. Они, возможно, ответят, что не отрицают необходимости для нас Св. Духа, но что ради кротости мы должны думать, будто не обладаем Им17. Если это так, то чего хотел апостол, когда велел коринфянам исследовать самих себя, живёт ли в них Христос, и добавлял, что не знающий этого отвержен (2 Кор 13:5)**?

Духом, данным нам, мы познаём, что Он пребывает в нас, как и говорил св. Иоанн (1 Ин 3:24). И разве мы не подвергаем сомнению обетования Иисуса Христа, если желаем быть служителями Бога вне Духа Христова, тогда как Он объявил, что изольёт Его на всех своих верных (Ис 44:3)? Не похищаем ли мы у Св. Духа его славу, отделяя от Него веру, которая даётся именно Духом? Поскольку эти вещи суть самые первые уроки, которые мы должны усвоить относительно нашей религии, то не безумная ли слепота — обвинять христиан в гордыне, когда они хвалятся присутствием в них Св. Духа, без которого нет христианства? Безусловно, своим примером они показывают, насколько истинны слова Господа, что мир не знает его Духа, а знают Его только те, в ком Он пребывает (Ин 14:17).

40. С целью полностью опрокинуть основания веры, софисты напа- дают на них ещё с одной стороны. Они утверждают, что, хотя мы можем вынести суждение о благодати Божьей по мере праведности, в которой пребываем в данный момент, тем не менее остаётся открытым вопрос о нашем постоянстве в ней. Хороша была бы уверенность в спасении, если бы мы не были способны ни на что другое, как строить предположения — они это называют «моралью», — что в данный момент мы пребываем в благодати Божьей, не зная, что случится завтра! Апостол говорит со- вершенно иное. Он уверен, что ни Ангелы, ни силы, ни власти, ни смерть, ни жизнь, ни настоящее, ни будущее не могут отлучить нас от любви, которой Бог объемлет нас в Иисусе Христе (Рим 8:38-39). Они пытаются выйти из затруднения с помощью легковесного довода, будто апостол получил это знание в особом откровенииа. Но на этой уловке их очень легко поймать: апостол говорит здесь о благах, которые распространяют- ся на всех верующих, а не о своём сугубо личном опыте.

Но ведь он сам, продолжают они, пытается испугать нас указанием на нашу слабость и непостоянство, когда говорит, чтобы тот, кто стоит, остерегался упасть (1 Кор 10:12). Верно. Однако он говорит так не для того, чтобы нас запугать, а чтобы научить смиряться под крепкой рукой Божьей, как свидетельствует об этом св. Пётр (1 Пет 5:6). Кроме того, не безумная ли фантазия — ограничивать твёрдость веры коротким промежутком времени, когда она выходит за пределы земной жизни и распространяется на будущее бессмертие? Поэтому, когда верующие считают благодатью Божьей то, что, будучи просвещены его Духом, они могут через веру созерцать эту будущую жизнь, то никак невозможно называть эту славу гордыней. И если кто-то стыдится исповедовать это открыто, то тем самым проявляет крайнюю неблагодарность, а не кротость и смирение, потому что извращает и отвергает доброту Бога, которую должен прославлять.

41. По моему убеждению, природа веры лучше и яснее всего может быть выражена через существо (substance) обетовании, в котором она обретает своё истинное основание и без которого сразу же спотыкается или вообще исчезает. Поэтому приведённое выше определение веры я построил исходя из обетовании. Это определение не расходится с описанием, которое дал апостол соответственно теме, на которую он рассуждал. Он говорит, что вера есть осуществление (soustenement*) ожидаемого и уверенность (demonstrance**) в невидимом (Евр 11:1). Под уверенностью (греч. "ypostasis) он понимает стойкость, на которую опираются души верующих. Он как бы говорит, что вера — это надёжное и уверенное обладание вещами, обещанными нам Богом. Если кто-нибудь слово «hypostase» предпочитает толковать как «доверие», то я ничего не имею против, хотя сам предпочитаю первое толкование «уверенность», которое более распространено. До последнего дня, когда раскроются книги (Дан 7:10), непосредственно связанные с нашим спасением предметы останутся слишком возвышенными для того, чтобы их мог понять наш разум, могли увидеть наши глаза или коснуться наши руки, и поэтому мы не можем обладать подобными вещами иначе, нежели превосходя возможности нашего ума и возводя свой взор поверх всего видимого в этом мире — короче, преодолевая самих себя. Чтобы подчеркнуть это, апостол добавляет, что такая уверенность в обладании относится к вещам, которые даны в надежде и потому не воспринимаются обычным образом. Ибо очевидность, говорит он, не есть надежда, и мы не надеемся на то, что видим (Рим 8:24). Называя надежду «проявлением» (monstre) или «обнаружением» (probation) вещей невидимых, или, как часто её толкует св. Августин, «убеждающим свидетельством», он словно говорит, что это очевидность непроявлённого, видение невидимого, различение неясного, присутствие отсутствующего, проявление скрытого*. Ибо Божественные тайны, в особенности те, которые относятся к нашему спасению, невозможно созерцать сами по себе, и мы видим их только в Слове Божьем, в истинности которого мы должны быть убеждены до такой степени, чтобы воспринимать сказанное в нём как свершившееся.

Как же можно обрести мужество познать и вкусить такую щедрость Бога и не загореться любовью к Нему? Ибо изобилие милости, которое Бог приготовил боящимся Его, невозможно осознать и оценить, если оно не взволнует сердце. Более того, оно не может волновать, не привлекая к себе и не возвышая до себя. Поэтому нет ничего удивительного в том, что подобное чувство никогда не проникает в лживое и злое сердце. Ведь оно открывает нам глаза, чтобы дать доступ ко всем сокровищам Бога и к святым тайнам его Царства, которые не должны быть осквернены нечистым сердцем.

Сорбоннские схоласты учат, что любовь предшествует вере и надеж-деа. Это пустая фантазия, потому что только вера рождает в нас любовь. Св. Бернар говорит лучше: «Я полагаю, что свидетельство совести, которое св. Павел называет похвалой верующих (2 Кор 1:12), заключается в трёх моментах. Во-первых — и прежде всего остального, — необходимо веровать, что ты можешь получить отпущение грехов только как дар Божьей милости. Во-вторых, сознавать, что у тебя не может быть никакого доброго дела, если сам Бог тебе его не даст. В-третьих, что делами ты не можешь заслужить вечной жизни, если она не дана тебе также даром». Немного ниже он добавляет: «Все эти вещи — только начало. Ибо, веруя, что грехи нам может отпустить только Бог, нам нужно решительно держаться того, что Он нам их отпустил, пока посредством свидетельства Св. Духа мы не убедимся, что наше спасение несомненно. Поскольку Бог прощает нам грехи, Сам даёт нам добродетели и вознаграждает за них, то мы не можем останавливаться на этом начале, которое Он положил в нас»ь.

Но этот вопрос и всё с ним связанное мы рассмотрим в другом месте0. Сейчас нам достаточно понять, что такое вера.

42. Там, где есть живая вера, она всегда несёт с собой упование на вечное спасение или, точнее, она сама порождает его. Если такого упования в нас нет, то нет и веры, как бы цветисто мы ни болтали о ней. Если вера — это, как было сказано раньше, твёрдая убеждённость в Божьей истине, то есть в том, что в этой истине нет ничего лживого, обманчивого, обольстительного, то достигший такой твёрдой убеждённости человек ожидает, что Господь исполнит обетования, которые этот человек принял за истину. В конечном счёте, упование есть не что иное, как ожидание благ, которые вера полагает действительно обещанными Богом. Так, вера полагает, что Бог истинен; упование ожидает, что в назначенное время Он явит свою истину. Вера полагает, что Он — наш Отец; упование надеется, что Он всегда относится к нам по-отечески. Вера полагает, что нам дана вечная жизнь; упование ожидает, что когда-нибудь мы её получим. Вера — это основание, на котором покоится упование. Надежда питает и поддерживает веру.

Никто не может чего-либо ожидать от Бога, кроме тех, кто прежде уверовал в его обетования. С другой стороны, поскольку наша вера немощна, то, чтобы она не ослабела, её следует постоянно подкреплять в терпеливой надежде и уповании. Поэтому св. Павел, полагая наше спасение в надежде (Рим 8:24), очень хорошо говорит, что она, ожидая Бога в молчании, укрепляет веру, чтобы она не спотыкалась в чрезмерной торопливости. Надежда укрепляет веру таким образом, чтобы она не отклонялась от Божьих обетовании, не подвергала их ни малейшему сомнению. Надежда возрождает и оживляет веру, чтобы она никогда не уставала, ведёт её к последней цели, чтобы она не обессилела на середине пути или уже в самый первый день. Наконец, изо дня в день обновляя и восставляя веру, надежда даёт ей неистощимую силу пребыть до конца.

Мы ещё яснее увидим, насколько необходимо утверждать веру в надежде, если рассмотрим, скольким искушениям подвергаются принявшие Слово Божье. Прежде всего, Господь нередко откладывает исполнение своих обетовании на более долгий срок, чем мы бы того хотели. Здесь дело веры — следовать поучению пророка: «хотя бы и замедлило [исполнение обетования], жди его, ибо непременно сбудется» (Abb 2:3). Порою Бог не только оставляет нас в томлении, но и открыто проявляет против нас гнев. Тут нас должна питать вера, чтобы, по слову другого пророка, надеяться на Господа, даже если Он сокрыл Своё лицо от нас (Ис 8:17). Кроме того, появляются насмешники, которые, как говорит св. Пётр, спрашивают, где обетования, где пришествие Иисуса Христа, «ибо... от начала творения всё остается так же» (2 Пет 3:4). Сами плоть и мир вселяют нам в сознание такие мысли. Поэтому необходимо, чтобы вера, опирающаяся на упование и надежду, твёрдо держалась созерцания вечности Царства Божьего, считая тысячу лет за один день (Пс 89/90:5; 2 Пет 3:8).

43. Вследствие их близости и подобия Св. Писание иногда смешивает эти слова — «вера» и «надежда», «упование». Например, когда св. Пётр говорит, что сила Божья верою хранит нас до откровения спасения (1 Пет 1:5), то здесь больше подошло бы слово «упование», нежели «вера». Однако последнее употреблено не без оснований: мы показали, что упование есть не что иное, как стойкость и непоколебимость веры. Эти слова не раз употребляются вместе, как например, в том же Послании: «чтобы вы имели веру и упование на Бога» (1 Пет 1:21). И св. Павел, обращаясь к филиппийцам, выводит терпение в ожидании из надежды (Флп 1:20), так как, терпеливо надеясь, мы держим в узде свои желания, пока не наступит назначенное Богом время (opportunitй de Dieu). Это ещё легче понять из 11-й главы Послания к иудеям, на которую я уже ссылался. В другом месте св. Павел, хотя и не говорит прямо, имеет в виду то же самое: «Мы духом ожидаем и надеемся праведности от веры» (Гал 5:5)а. То есть, получив свидетельство Евангелия о незаслуживаемой любви Бога, мы ожидаем, что Он сделает очевидным и действенным то, что пока сокрыто в надежде.

В силу этого теперь нетрудно увидеть, насколько глубоко заблуждается Мастер сентенций, утверждая, что надежда имеет двойное основание — благодать Бога и заслуги по деламь.

Разумеется, у надежды не может быть иной цели, кроме веры. Мы убедительно показали также, что единственным объектом веры является милосердие Бога, в котором она утверждается, так сказать, не глядя по сторонам. Но полезно выслушать довод, который он приводит: «Если ты на что-то надеешься, не заслужив этого, то это не надежда, а самомнение». Кто же, спрашиваю я вас, друзья мои, удержится от проклятия в адрес таких животных, которые полагают, что твёрдо веровать в истинность Бога — это невоздержанность и высокомерие? Бог повелел нам ожидать всего от его доброты, а они говорят, что успокаиваться в ней было бы высокомерием. Такой учитель достоин тех учеников, которых он имеет в школах софистов, то есть в Сорбонне0. Мы же, напротив, слыша явное Божье повеление грешникам твёрдо уповать на спасение, дерзновенно принимаем как Божью истину, что благодаря милосердию Бога и без всякого доверия к собственным делам можем с несомненностью ожидать обещанного Им. Поступая так, мы обнаруживаем, что Тот, кто сказал: «по вере вашей да будет вам» (Мф 9:29), — нас не обманет.

Глава III

О НАШЕМ ВОЗРОЖДЕНИИ ЧЕРЕЗ ВЕРУ И О ПОКАЯНИИ18

I. Хотя отчасти я уже показал, каким образом вера обладает Христом как через веру мы пользуемся его благами, эти предметы останутся

аПеревод, приводимый Кальвином, более соответствует его дальнейшему толкова-

э: «Мы ожидаем от веры в духе надежды на праведность». — Прим. перев.

°Петр Ломбардский. Цит. соч., Ill, dist XXVI (MPL, CXCII, 811).

сСм., в частности: Бонавентура. Комм, к Сентенциям, III, dist. XXVI, art. I, qu. 4.

непрояснёнными, если мы не рассмотрим их плоды и внутренние перемены, которые под их воздействием ощущают верующие. Содержание Евангелия вполне обоснованно можно свести к покаянию и прощению грехов [Лк 24:47; Деян 5:31]. Поэтому если эти темы оставить в стороне, то любая проповедь или дискуссия о вере будет беспредметной и ущербной, то есть совершенно бесполезной. Но поскольку Иисус Христос дал нам то и другое и поскольку то и другое мы получаем через веру — а именно: обновление жизни и примирение с Богом, даваемые даром, — то я в соответствии со здравым смыслом и порядком изложения должен приступить к рассмотрению обоих этих вопросов.

Сначала мы пойдём от веры к покаянию19, так как, получив твёрдое знание на этом пути, мы легко поймём, что человек оправдывается одним лишь принятием Иисуса Христа чистым сердцем и прощением грехов. И однако от такого незаслуживаемого вменения праведности неотделима, что называется, реальная святость жизни. То есть мы не являемся праведными без добрых дел и в то же время объявлены таковыми без ниха. У нас не должно быть никакого сомнения в том, что покаяние не просто идёт шаг за шагом вслед за верой, а порождается ею20. Прощение грехов предложено в Евангелии для того, чтобы грешник, освободившись от тирании Сатаны, ига греха и унизительного рабства у своих пороков, вошёл в Царство Божие. Поэтому никто не может принять благодать Евангелия, если не откажется от своих заблуждений, чтобы идти верным путем, и не приложит всё своё усердие к тому, чтобы изменить себя (se rйformer). Те же, кто думает, что покаяние предшествует вере, и отрицает, что оно происходит от неё, как плод от дерева, не знают свойств и природы покаяния и принимают эту фантастическую точку зрения по весьма легковесным основаниям5.

2. Эти люди говорят, что Иисус Христос и Иоанн Креститель в своих проповедях сначала призывали людей к покаянию и лишь затем возвещали, что приблизилось Царство Небесное (Мф 3:2; 4:17). Они ссылаются также на то, что подобный порядок был принят и апостолами, о чём, согласно св. Луке, заявляет св. Павел (Деян 20:21). Но, играя словами, они не замечают, в каком смысле и в какой связи следует эти слова воспринимать. Когда Иисус Христос и Иоанн Креститель обращаются с призывом: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное», — то не видят ли они сами причину покаяния в том, что Иисус Христос предложил нам милость и спасение? Эти слова следует понимать так, как если бы они сказали: поскольку Царство Небесное приблизилось, то покайтесь. Св. Матфей, излагая проповедь Иоанна Крестителя говорит, что в ней исполнилось пророчество Исайи о гласе вопиющего в пустыне: «Приготовьте путь Господу, прямыми сделайте в степи стези Богу нашему» (Ис 40:3). Порядок изложения у пророка таков, что этот голос начинает с возвещения примирения и радостной вести. Однако, когда мы говорим, что источник покаяния — в вере, мы не имеем в виду, что для его зарождения необходимо какое-то время. Мы лишь хотим сказать, что человек не может непосредственно предать себя Богу, пока не осознает, что он принадлежит Ему. А осознать это невозможно, если прежде не познать благодать Богаа. Эту тему мы детально рассмотрим в дальнейшем изложении.

не под влиянием Буцера, поскольку уже в «Поучении и исповедании веры» (1536) он пишет: «Результат покаяния зависит от нашего возрождения» (ОС, XXII, 51). Возрождение, соединенное с верой, предшествует результату, т.е. реальности покаяния.

Тем не менее Кальвин никогда не отрицал педагогического применения (usus paedagogicus) Закона (Закон ведёт к покаянию, а тем самым к Иисусу Христу), хотя он особенно подчёркивал его нормативное применение (usus normativus) (Закон регламентирует христианскую жизнь). В 1536 г. он указывает на первую ступень покаяния у тех, кого Бог желает ввести в наследие небесной жизни: «уязвлённые совестью и согнувшиеся под бременем своих грехов, они готовы убояться Бога» (ОС, XXII, 38). Есть ещё две ступени покаяния: первая подготавливает к вере и предшествует ей, вторая включает её в себя и следует за ней. Кальвин пишет: «Он [апостол], поставив на первое место покаяние, делает это не потому, что оно всегда и во всём предшествует вере, поскольку отчасти проистекает от веры и является её результатом, но потому, что обращение к покаянию — это подготовка к вере» (Commentaires sur les Actes, XX, 21). Однако эта первая ступень, готовящая к вере, представляет собой довольно неопределённое состояние, «страх, который мы видим у маленьких детей» (Наставление..., кн. Ill, гл. Ill, 2).

На самом деле Кальвин никогда не представлял ordo salutls как жёсткий и неизменный для этого он был слишком хорошим психологом. Его мысли на эту тему полны тонких нюансов. Из собственной пастырской практики он знал, «какими разнообразными способами Иисус Христос привлекает нас к Себе и предрасполагает к подлинному благочестию». (См. следующий раздел настоящей главы.) — Прим. франц. изд.

Кальвин часто повторяет, что без веры не может быть подлинного покаяния. «Необходимо, чтобы наше покаяние исходило из познания Божьего милосердия». (Commentaires sur Luc XV, 17.) «Как возможно, чтобы человека, испытавшего страх и трепет перед величием

Возможно, люди просто обманываются, полагая, что многие бывают понуждаемы муками совести или расположены к служению Богу прежде, чем познают его благодать или хотя бы почувствуют её. Но это тот страх, который мы видим у маленьких детей, не руководствующихся разумом. Тем не менее некоторые считают его добродетелью, так как он приближает и готовит людей к подлинному послушанию21. Но сейчас речь не о том, чтобы исследовать, какими разнообразными способами Иисус Христос привлекает нас к Себе и предрасполагает к подлинному благочестию. Я лишь утверждаю, что не может быть никакой праведности там, где не царит Дух, которого получил Христос, чтобы передать своим верным (membres).

Далее, в соответствии с поучением псалма, что милость Бога дана нам для того, чтобы мы благоговели перед Ним (Пс 129/130:4), я утверждаю, что никогда человек не будет должным образом почитать Бога, если он не полагается на его великодушие и доброту, и что никто не будет добровольно соблюдать Закон, если не убедится, что Тому, кому он служит, приятно его служение. Мягкость, которую проявляет к нам Бог, является знаком его отеческой милости. Об этом свидетельствует призыв Осии: «Пойдём и возвратимся к Господу! ибо Он уязвил — и Он исцелит нас, поразил — и перевяжет наши раны» (Ос 6:1). Здесь мы видим, что надежда получить прощение должна быть словно шпорой для грешников, чтобы они не коснели в своих грехах.

В безумное, лишённое всяких здравых оснований заблуждение впадают те, кто изобретает новый род христианства, утверждая, что перед принятием крещения следует несколько дней приносить покаяние и только тогда можно приобщиться к благодати Евангелия. Я говорю об анабаптистах и прежде всего о называющих себя духовными, а также о всяких негодяях, вроде иезуитов и прочих сектантов. Это плоды их ветреного, сбившегося с пути духа — уделять несколько дней покаянию, которое у христианина должно длиться всю жизнь.

3. Некоторые ученые люди, жившие задолго до нас, желая простым и исчерпывающим образом, в полном согласии с Писанием определить покаяние, говорили, что оно состоит из двух частей — умерщвления и оживления (vivification)22. Умерщвление они толковали как боль и ужас сердца, проникнувшегося сознанием греха и предчувствием Божьего суда. Когда человек доходит до подлинного осознания своего греха, он начинает ненавидеть его. Вследствие этого он глубоко разочаровывается в себе, признаёт себя несчастным и погибшим; у него появляется желание стать иным, чем каков он есть. Далее, будучи охвачен предчувствием Божьего суда (а одно немедленно следует за другим), униженный, испуганный и подавленный, он дрожит, скорбит и теряет всякую надежду. Такова первая часть покаяния, которая называется сокрушением.

Оживление древние учёные понимают как утешение, подаваемое верой: человек, сокрушённый сознанием своего греха и охваченный страхом Божьим, обращает свой взор на доброту и милосердие Бога, на благодать и спасение, заключённые в Иисусе Христе, поднимается, начинает свободнее дышать, вновь обретает мужество и словно возвращается от смерти в жизнь. При правильном истолковании эти два слова точно выражают сущность покаяния. Однако я не согласен с древними в том, что касается понимания оживления как радости, которую обретает душа, избавленная от тревог и тоски23. В данном случае под этим словом следует понимать, скорее, стремление к доброй и святой жизни, как если бы было сказано, что человек умирает для себя, чтобы жить для Бога. Это и есть то обновление, о котором мы говорили.

4. Другие учёные, усмотрев, что это слово в Писании понимается по-разному, выделили два рода покаяния. Один из них они назвали законни-ческим покаянием: в этом случае грешник, словно обожжённый своим грехом и поверженный страхом Божьего гнева, остаётся в плену этого потрясения, не будучи в силах освободиться из него. В случае покаяния иного рода, которое они называют евангельским (ëvangëlique), грешник, глубоко уязвлённый в своём сердце, всё же поднимается, принимая Иисуса Христа как лекарство от своих язв, утешение в своем страхе, спасительную гавань в своём бедствии24. Примеры законнического покаяния дают нам Каин, Саул, Иуда (Быт 4:13; 1 Цар 15:30; Мф 27:4). Писание рассказывает, что, осознав тяжесть своего греха, они устрашились Божьего гнева; но, думая лишь о мщении и приговоре Бога, они были подавлены этой мыслью. Поэтому их покаяние было не чем иным, как вратами ада, войдя в которые уже в этой жизни, они начали испытывать на себе великий гнев Бога.

Евангельское покаяние мы видим у всех тех, кто, почувствовав в себе самом уколы греха, всё-таки в уровании на милость Бога поднялся на ноги и вернулся к Нему. Езекия содрогнулся, получив весть о близкой смерти. Но он молился в слезах и, воззрев на милость Бога, вновь обрёл

3 690

доверие и надежду (4 Цар 20:1 сл.; Ис 38:1 сл.). Ниневитяне ужаснулись страшной угрозе разрушить их город и, одевшись в рубища и сев на пепел, молились, надеясь, что Господь умилосердится и отвратит от них свой гнев (Иона 3:5 сл.). Давид признался, что тяжко согрешил, проведя перепись народа, и при этом добавил: «Господи, прости грех раба Твоего!» (2 Цар 24:10). В ответ на порицание Нафана он признал грех прелюбодеяния и пал ниц перед Богом; но при этом он ожидал прощения (2 Цар 12:13, 16). Таково было покаяние тех, чьё сердце затронула проповедь св. Петра, и они сказали: «Что нам делать, мужи братия?» (Деян 2:37). Таково было покаяние и самого св. Петра, который горько заплакал, но не перестал надеяться (Лк 22:62; Мф 26:75)а.

5. Хотя всё сказанное выше верно, но, насколько я понимаю Писание, слово «покаяние» имеет и другое значение. Смешение веры с покаянием противоречит сказанному св. Павлом в Деяниях апостолов: что он возвещал иудеям и язычникам покаяние перед Богом и веру в Иисуса Христа (Деян 20:21). Здесь веру и покаяние он рассматривает как две разные вещи. И что же? Может ли истинное покаяние совершаться без веры? Нет. Но хотя их нельзя разделять, их нужно различать. Вера не существует без надежды, и однако вера и надежда суть разные вещи. Так же покаяние и вера: хотя они неразрывно связаны, их следует соединять, но не смешивать. Я знаю, что словом «покаяние» обозначается любое обращение (conversion) к Богу, одним из главнейших элементов которого является вера. Смысл такого словоупотребления станет ясен, когда мы объясним природу и свойства покаяния.

Слово, которым древние евреи обозначали покаяние, значит «обращение», или «возвращение». Греки говорили в этом случае о перемене намерений или воли. И действительно, такое толкование неплохо соответствует реальности: сущность покаяния в том, что мы, отвратившись от самих себя, обращаемся к Богу. Оставив свои первоначальные намерения и побуждения воли, мы следуем новым. Поэтому мы можем, на мой взгляд, так определить покаяние: это подлинное обращение нашей жизни на путь следования Богу, указанный Им самим. Оно проистекает из сильного непритворного страха25, который приводит к умерщвлению плоти и ветхого человека, живущего в нас, и к оживлению Духом. Именно в таком смысле следует воспринимать все призывы пророков и апостолов,

Принципиальное различие сокрушения Саула и Давида в Ветхом Завете и Иуды и Петра в Новом Кальвин подробно рассматривает, рассуждая о покаянии в «Апологии Аугсбургского исповедания» (Apologie de la Confession d'Augsbourg, art. XII, 8, 36). — Прим. франц. изд.

которыми они увещевали людей своего времени совершить покаяние. Они хотели привести их к тому, чтобы, сокрушённые своими грехами, поражённые страхом Божьего суда, люди смирились и пали ниц перед величием Бога, которое они оскорбили, и вернулись на праведный путь. Поэтому, когда пророки и апостолы говорят об обращении и возвращении к Господу, с одной стороны, и о раскаянии и покаянии, с другой, они преследуют одну и ту же цель.

По этой же причине Священная история рассматривает покаяние как движение к Богу: люди, прежде презревшие Его и заблудившиеся в своих похотях, начинают прислушиваться к его слову (1 Цар 7:2) и готовы идти туда, куда Он их позовёт. Св. Павел и св. Иоанн [Креститель] призывают людей произвести плоды, достойные покаяния (Лк 3:8; Рим 6:4; Деян 26:20), имея в виду, что они должны вести такую жизнь, которая бы во всех её проявлениях свидетельствовала об их исправлении.

6. Прежде чем идти дальше нам необходимо более подробно разъяснить данное выше определение и рассмотреть в нём три момента. Во-первых, когда мы называем покаянием обращение жизни к Богу, то подразумеваем не только изменение поступков, направленных вовне, но и изменение души, которая, отрешившись от прежней природы, являет достойные плоды обновления. Это то, что пророк велит тем, кого он призывает к покаянию, — «сотворите себе новое сердце» (Иез 18:31). Не раз Моисей, стремясь показать народу Израиля, в чём заключается истинное обращение, учит людей обратиться всем сердцем и всею душой. Говоря об обрезании сердца, он касается самых потаённых чувств.

Это выражение часто повторяли пророки. Но лучше всего мы сможем понять истинную природу покаяния из четвёртой главы Книги пророка Иеремии, где Бог говорит так: «Если хочешь обратиться, Израиль,... ко Мне, обратись... Распашите землю ваших сердец* и не сейте между тернами. Обрежьте себя для Господа, и снимите крайнюю плоть с сердца вашего» (Иер 4:1,3-4). Пророк объявляет, что они не могут начать добрую жизнь иначе, нежели вырвав из сердца всякое нечестие. И чтобы сильнее задеть их за живое, он напоминает людям, что они имеют дело с Богом, в отношении которого ничего нельзя добиться какими-либо уловками, ибо Он ненавидит двуликие сердца. По той же причине Исайя смеётся над действиями лицемеров своего времени, которые посредством церемоний пытались исправить жизнь внешне, но не стремились порвать путы нечестия и продолжали угнетать бедных (Ис 58:6 сл.). В том же фрагменте

Синодальном переводе — «распашите себе новые нивы».

пророк ясно показывает, каковы должны быть дела, происходящие от истинного покаяния.

?. Другой момент связан с тем, что, как мы уже сказали, покаяние проистекает из глубокого страха Божьего. Ибо прежде чем совесть грешника будет подведена к раскаянию, необходимо, чтобы она вспомнила о Божьем суде. Когда в сердце человека укрепится мысль о том, что Бог взойдёт однажды на Судейский престол и потребует у него отчёта во всех делах и словах, то эта мысль не оставит бедного грешника в покое, не даст ему расслабиться ни на минуту, но будет постоянно побуждать его начать новую жизнь, чтобы он мог предстать на Суд без страха. Поэтому Писание, желая побудить нас к раскаянию, часто напоминает нам, что однажды Бог будет судить мир. Например, в отрывке из Иеремии: «Чтобы гнев Мой не открылся, как огонь, и не воспылал неугасимо по причине злых наклонностей ваших» (Иер 4:4). А также в проповеди св. Павла в Афинах: «Оставляя времена неведения, Бог ныне повелевает людям всем повсюду покаяться» (Деян 17:30). И так во множестве других мест Писания. Иногда Писание убеждает нас, что Бог — Судья, изображая уже осуществлённые наказания, дабы грешники ясно представляли себе, какие тяжкие муки ожидают их, если они вовремя не исправятся. Пример этого мы находим в 29-й главе Второзакония.

Итак, поскольку началом нашего обращения к Богу является ненависть и отвращение к греху, то апостол говорит, что печаль ради Бога производит покаяние (2 Кор 7:J10). Печалью ради Бога он называет такое состояние, когда мы не только боимся наказания, но ненавидим и презираем грех, так как понимаем, что он неугоден Богу. Это не должно казаться странным, потому что если у нас не будет глубокого осознания греха, то мы никогда не преодолеем леность нашей плоти. И никакого жала не будет достаточно, чтобы разбудить её от оцепенения, если Бог в конце концов не покажет нам свой бич. Но, помимо жестокосердия, бывают ещё и мятежи против Бога, которые должны быть подавлены ударами тяжёлых молотов. Так своею испорченностью мы вынуждаем Бога прибегать к строгости и суровости, дабы устрашить нас, ибо бесполезно привлекать любовью тех, кто спит. Не буду приводить свидетельств этого — они рассеяны по всему Писанию.

Страх Божий именуется началом покаяния (introduction а pйnitence) ещё и по другой причине. Если человек, которого все считают воплощением добродетели, не посвящает свою жизнь служению Богу, то он может получить похвалу от мира, но мерзок небу, ибо главное в праведности — воздавать Богу честь, которой Он достоин. И мы нечестиво похищаем у Него эту честь, когда не желаем покоряться его власти.

$. Теперь следует пояснить третий момент: как мы указали, покаяние состоит из двух частей — умерщвления плоти и оживления в Духе. Пророки, хотя они говорили простым языком, доступным грубым и неучёным людям, выражают это вполне чётко: «Уклоняйся от зла и делай добро» (Пс 33/34:15). «Омойтесь, очиститесь; удалите злые деяния ваши от очей Моих; перестаньте делать зло; научитесь делать добро; ищите правды» и т.д. (Ис 1:16-17). Обращаясь ко злым и лукавым людям, пророки требуют, чтобы они умертвили свою плоть, то есть свою природу, потому что она полна нечестия. Это очень суровое требование: оно предполагает отказ от самих себя, от своей собственной природы. Ибо нельзя считать, что плоть умерщвлена, если мы не истребили в себе всё то, что происходит от нас. Поскольку все мысли и чувства, исходящие от нашей природы, отвратительны Богу и враждебны праведности (Рим 8:7), то первый шаг к послушанию Закону — это отказ от нашей природы и нашей воли.

Далее в этом отрывке из пророка говорится об обновлении жизни плодами, которые производит подобный отказ, — праведностью, справедливым судом, милосердием. Ибо недостаточно творить добрые дела, если сначала душа не предастся любви и стремлению к их плодам. А это происходит тогда, когда Дух Божий, преобразив наши души своею святостью, направляет их на новые мысли и чувства настолько властно, что они, можно сказать, уже не таковы, какими были прежде. Действительно, по самой своей природе мы отделены от Бога и не в состоянии стремиться к добру и праведности, пока не отречёмся от самих себя. Вот почему нам снова и снова даётся повеление «совлечься ветхого человека», отказаться от мира и плоти и, освободившись от похотей, трудиться над обновлением духа нашего ума. Само слово «умерщвление» свидетельствует, насколько трудно забыть своё естество. Оно указывает, что мы не можем ни покориться страху Божьему, ни научиться начаткам благочестия, если нас не поразит и не обратит в ничто духовный меч. Бог как бы объявляет, что нам должно умереть и обратиться в ничто во всём том, чем мы обладаем сами по себе, — только тогда Он примет нас как своих детей.

9. То и другое мы получаем от общения со Христом. Ибо если мы подлинно причастны его смерти, то силою её распинается наш ветхий человек и умерщвляется живущая в нас груда грехов, так что наша первоначальная испорченная природа более не имеет власти над нами (Рим 6:6). А если мы причастны воскресению Христа, то через это мы получаем воскресение к обновлённой жизни, согласной с Божьей праведностью. Желая быть кратким, я говорю, что покаяние — это духовное возрождение, цель которого — восстановление образа Божьего, затемнённого и почти стершегося в нас преступлением Адама26. Именно так говорит об этом апостол: сняв покров, мы видим славу Божью, преобразившись в тот же образ, от славы в славу, как от Духа Божьего (2 Кор 3:18). А также: «Обновитесь в ваших душах и облекитесь в нового человека, созданного по Богу в праведности и истинной святости» (Эф 4:23)*. И в другом месте: «Облекшись в нового [человека], который обновляется в познании по образу Создавшего его» (Кол 3:10). Посредством такого возрождения мы благодатью Христа восстановлены в Божьей праведности, от которой отпали по вине Адама. Ибо Богу было угодно восстановить в неповреждённом состоянии всех тех, кого Он принял в наследие вечной жизни.

Однако это восстановление совершается не за одну минуту, не за один день, не за один год. Бог устраняет у своих избранных испорченность плоти на протяжении длительного времени, шаг за шагом. Он никогда не перестаёт очищать их от скверны, посвящать их Себе как храмы, преображать их чувства до обретения истинной чистоты, дабы они всю свою жизнь провели в покаянии и знали, что эта борьба оканчивается только со смертью3. Поэтому ещё более гнусным предстаёт бесстыдство некоего отступникаь, когда он упрекает меня в том, что я смешиваю состояние человека в нынешней жизни с будущей славой, утверждая — вместе со св. Павлом, — что образ Божий пребывает в святости и истинной праведности [Эф 4:24]. Как будто в определении этого образа не должны присутствовать совершенство и неповреждённость. Говоря, что Бог восстанавливает нас по своему образу, мы отнюдь не отрицаем, что Он делает

'Синодальный перевод: «...обновиться духом ума вашего и облечься в нового человека, созданного по Богу, в праведности и святости истины» (Эф 4:23-24).

а5Кальвин всегда настаивал на постоянном продвижении вперёд по пути освящения, — продвижении, которое оканчиватся только со смертью человека. «Эта великая чистота не достигается в первый же день». (Commentaires sur I Corinth., I s.). «Духовное возрождение — отнюдь не минутное дело». (Commentaires sur Jacques, I, 19). Ср. тж. гл. VI, 5 настоящей книги. Такой же точки зрения придерживался и Лютер: «Христос изгоняет Адама с каждым днём во всё большей степени, по мере того, как возрастает вера во Христа и познание Его. И познание не приобретается сразу, а начинается, возрастает и достигает совершенства только в смерти». (Sermo de duplici iustitia II, 146 (1519).) — Прим. франц. изд.

а6В латинской версии указано его имя — Стафил. Фридрих Стафил (Staphylus) — теолог из Кенигсберга, в 1553 г. вернувшийся в католичество. Он нападал на Кальвина в книге «Краткое изложение теологии Мартина Лютера в трех частях» (Theologiae Martini Lutheris trimembris epitome (1558).) — Прим. франц. изд.

это путём постепенного и постоянного возрастания: чем дальше продвинулся человек, тем ярче сияет в нём образ Божий. Но, чтобы заставить верующих стремиться к этой цели, Бог предписывает путь покаяния на целую жизнь, чего они всё время стремятся избежать.

10. Вот каким образом через возрождение дети Божьи избавляются от рабства греху: не так, что более не подвергаются никаким огорчениям от плоти, как будто уже обладают полной свободой, но так, что перед ними всегда лежит поле битвы, чтобы испытывать их; и не только испытывать, но и дать им почувствовать собственную немощь. Все здравомыслящие писатели согласны в том, что в возрождённом человеке остаются источник зла и пища для него19, постоянно рождающие злые желания, которые соблазняют и побуждают согрешить. Более того, они признают, что все верующие настолько отягощены своей испорченностью, что не могут избежать частых искушений блудом, алчностью, тщеславием и другими пороками. Нет надобности в долгих диспутах для того, чтобы установить мнение по этому вопросу древних учителей. Достаточно почитать св. Августина, который с крайней тщательностью и полной достоверностью собрал их высказывания3. Тех, кто пожелает получше узнать их возззре-ния, я адресую к его сочинениям.

На первый взгляд может показаться, что мы в чём-то расходимся со св. Августином. Он утверждает, что все верующие, пока они живут в смертном теле, настолько порабощены нечистыми желаниями, что не могут не вожделеть, и однако он не осмеливается назвать этот недуг грехом. Называя его «немощью», св. Августин говорит, что он становится грехом тогда, когда за помышлением или представлением следует действие или внутреннее согласие, то есть когда внезапно возникшему желанию подчиняется воляь. Мы же считаем, что всякое нечистое желание, подстрекающее человека поступать вопреки Божьему закону, есть грех. Более того, мы считаем грехом самоё испорченность, которая порождает в нас эти нечистые желания. Таким образом, мы учим, что в верующих грех живёт постоянно, пока они не совлекутся смертного тела, потому что в их плоти всегда присутствует испорченность, противящаяся праведности. И сам св. Августин не всегда избегает слова «грех» именно

а7Августин. Против двух писем пелагиан (Бонифацию), IV, X, 27 p.; XI, 31 (MPL, XLIV, 629 р.; 634) <в томе I заглавие этого произведения — «Contra duas eplstolas Pelaglanorum (ad Bonlfacium)» — было переведено ошибочно, за что переводчики и издатели приносят свои извинения^ Против Юлиана, II, с. I, 3; III — V; VIII — IX (MPL, XLIV, 673, 675 p.).

а8Августин. Трактат о Евангелии от Иоанна, XLI, 10 (MPL, XXXV, 1697 s.); О грехе, заслугах и прощении, II, VII, 9 (MPL, XLIV, 136 р.); Против двух писем пелагиан (Бонифацию), III, с. Ill, 5 (MPL, XLIV, 590 р.); Против Юлиана, II, I, 3; V, 12 (MPL, XLIV, 673, 681 p.).

в этом значении, например, когда говорит: «Источник, из которого происходят все грехи, св. Павел называет "грехом", то есть грехом являются дурные желания. Что же касается святых, то этот грех утрачивает над ними власть в мире и гибнет на небесах»а. Тем самым св. Августин признаёт, что, поскольку верующие подвержены дурным желаниям, то они виновны как грешники.

II. Относительно того, что Бог очищает свою Церковь от всякого греха, обещает благодать и даёт её своим избранным (Эф 5:26-27), мы говорим, что это ^касается вменения греха в вину, а не его существа (matiиre). Возрождая своих верных, Бог делает так, что владычество греха над ними устраняется, ибо Он даёт им силу своего Св. Духа, с помощью которого они становятся победителями в своей борьбе против греха. Но при этом грех, переставая властвовать над ними, не перестаёт в них пребывать. Поэтому мы утверждаем, что, хотя в детях Божьих ветхий человек распят и закон греха упразднён, какие-то его следы всё же остаются (Рим 6:6)*; но не так, чтобы господствовать над ними, а чтобы смирять их сознанием их собственной немощи. Мы утверждаем также, что эти следы не будут поставлены им в вину не потому, что их как бы нет, но по Божьему милосердию. Освобождённые от греха благодатью, фактически они не перестают быть грешниками и виновными перед Богом.

Нам легко подтвердить это положение, ибо ясные и определённые свидетельства в его пользу есть в самом Писании. Что может быть яснее сказанного св. Павлом в седьмой главе Послания к римлянам? Во-первых, как мы уже показали ранееь, он говорит там от лица возрождённого человека, и св. Августин неопровержимо это доказал0. Я оставляю в стороне вопрос об употреблении им слов «зло» и «грех». Недоброжелатели могут придраться к такому употреблению, но кто станет отрицать, что нарушение Божьего закона — порок? Что отказ от добрых поступков — грех? Кто, наконец, не признает, что грех всегда подстерегает нас там, где дух немощен? Итак, св. Павел говорит, что всё это коренится в испорченности, о которой у нас и идёт речь.

Существует ещё одно доказательство, которое исчерпывает этот вопрос. В Законе нам заповедано любить Бога всем сердцем, всею душою и

аАвгустин. Проповеди, 155, 1 (MPL, XXXVIII, 841).

'Синодальный перевод: «Ветхий наш человек распят с Ним, чтобы упразднено было тело греховное, дабы нам не быть уже рабами греху». ьКн. II, гл. II, 27.

сАвгустин. Проповеди, 154, II — III (MPL, XXXVIII, 833 р.); Трактат о Евангелии от Иоанна, XLI, 10-11 (MPL, XXXV, 1697 р.).

всеми силами. Но раз все составы нашей души должны быть наполнены любовью к Богу, то очевидно, что эту заповедь нарушает всякий, кто позволяет себе хотя бы мимолётное желание или помышление, отвлекающее от любви к Богу и склоняющее к суете. А если так, то разве не в душе заключена готовность терзаться из-за всевозможных желаний, что-то задумывать умом или предощущать чувствами? И если в таких настроениях есть нечто от суеты, тщеславия и порока, то не признак ли это того, что в каких-то частях души любовь к Богу отсутствует? Поэтому человек, не считающий что всякое плотское желание есть грех и что живущий в нас недуг, который порождает желания, есть источник греха, не должен был бы считать грехом и нарушение Закона.

Возможно, кому-то покажется неразумным осуждение вообще всех желаний, которые человек испытывает в соответствии с природой, — ведь они были вложены в него Богом, Творцом природы. Но мы отнюдь не осуждаем желания, вложенные Богом в человека при его сотворении, которые могут быть отняты у нас только вместе с человеческой природой. Мы осуждаем лишь чрезмерные и беспорядочные желания, противные Божественному порядку. А поскольку вследствие порчи человеческой природы все части нашей души настолько извращены, что во всех наших действиях проявляются беспорядок и неумеренность, то ни одно из зарождающихся в нас желаний невозможно отделить от этого испорченного состояния (excez). И мы говорим, что по этой причине все наши желания порочны. Если кто-то хочет более краткой формулировки, то можно сказать, что все желания и устремления людей дурны и мы осуждаем их как греховные, но не потому, что они естественны, а потому, что необузданны. А необузданны они вследствие того, что из нашей порочной и осквернённой природы не может исходить ничего чистого и неповреждённого.

Св. Августин вовсе не так далёк от этой точки зрения, как кажется на первый взгляд. Когда он хочет защититься от клеветы пелагиан, то избегает слова «грех»а. Но когда он пишет, что закон греха остаётся в святых и только вина снята с них, то становится очевидным, что он высказывается в том же смысле, что и мы.

Для того, чтобы взгляды св. Августина на сей счёт стали ещё яснее, приведём несколько высказываний из его книг. Во второй книге «Против Юлиана» он пишет так: «Духовное возрождение отменяет закон

с ^Августин. Против двух писем пелагиан (Бонифацию), I, XIII, 27; III, III, 5 (MPL, XLIV, 563; 590).

греха, но он остаётся в смертной плоти. Отменяет, потому что вина упраздняется таинством, в котором возрождаются верующие; он остаётся, потому что производит желания, с которыми должны бороться сами ве-рующие»а. Ещё: «Закон греха, который жил даже в членах св. Павла, отменяется крещением, но не кончается»ь.

В том же сочинении, св. Августин объясняет, почему св. Амвросий назвал этот порок нечестием. Древний учитель потому называет так закон греха, пребывающий в нас — хотя вина за него снимается в крещении, — что нечестиво для плоти бороться против духас. «Грех умер в смысле вины, которой он нас связывает. И однако он восстаёт, даже будучи мёртв, пока не будет очищен совершенством гробницы»*1. В пятой книге св. Августин выражается ещё яснее: «Слепота сердца есть грех, потому что она — причина неверия в Бога; она же и наказание за грех, потому что таким образом наказывается горделивое и высокомерное сердце; слепота сердца также и причина греха, потому что ведёт к тяжким заблуждениям. Подобно тому и пожелание плоти, против которого сражается праведный дух, есть грех, потому что предполагает непослушание власти духа; оно же наказание за грех, потому что дано нам Отцом за мятеж; и оно же — причина греха, независимо от того, уступаем ли мы ему или заражены им с самого рождения»0.

Здесь св. Августин без колебаний называет грехом немощь, которая остаётся в нас и после возрождения, ибо не опасается наветов пелагиан, когда уже полностью опроверг их заблуждение. Так же он поступает и в сорок первой гомилии на Евангелие от Иоанна: «Если ты по плоти служишь закону греха, то поступай так, как говорит апостол: "Да не царствует грех в смертном вашем теле, чтобы вам повиноваться ему в похотях его" (Рим 6:12). Он не требует, чтобы греха не было вообще, но требует, чтобы он не царствовал. Пока ты жив, грех обязательно будет оставаться в твоих членах. Лишь бы было устранено его господство и не совершалось то, что он велит»г. Те, кто считает, будто пожелание не является грехом, ссылаются на слова св. Иакова, что похоть, зачавши, рождает грех (Иак 1:15). Но это возражение нетрудно опровергнуть. Если мы отнесём эти слова только к дурным поступкам, или, как их называют, реальным грехам (pйchez actuels), то тогда и злая воля не будет считаться грехом. Из того, что апостол называет дурные дела плодами похоти и

аАвгустин. Против Юлиана, II, III, 5 (MPL, XLIV, 675). ьТам же, IV, 8 (MPL, 678). «Тамже, V, 12(MPL, 682). dTaM же, IX, 32 (MPL, 696). •Там же, V, III, 8 (MPL, 787).

Августин. Трактат о Евангелии от Иоанна, XLI, 12 (MPL, XXXV, 1698).

определяет их как грех, отнюдь не следует, что сама похоть не является дурной вещью, подлежащей Божьему суду.

14. Некоторые анабаптисты на место духовного возрождения верующих ставят невиданную, буйную невоздержанность: дети Божьи (так им кажется), будучи приведены в состояние невинности, не должны заботиться о том, чтобы сдерживать плотские похоти, а должны следовать за направляющим их Духом, под водительством которого нельзя заблудиться8.

Невозможно было бы поверить, что человеческий разум способен впасть в такую дикость, если бы они сами исступленно не распространяли это учение. Это в самом деле вещь невероятная. Но есть свой смысл в том, чтобы дерзость тех, кто силится оболгать Божью истину, была наказана именно таким образом. Я спрашиваю их: разве тем самым не будет устранено всякое различие между гнусностью и честью, справедливостью и несправедливостью, добром и злом, добродетелью и пороком? Это различие, отвечают они, происходит от проклятия ветхого Адама, а Христос освободил нас от него. Так что нельзя отличить блуд от целомудрия, простосердечие от коварства, правду от лжи, честность от грабительства. Пусть люди оставят свои ребяческие страхи, призывают они, и следуют за Духом, который не потребует ничего дурного, — нужно только отдаться его водительству27. Кто не ужаснётся подобным чудовищным предложениям? Между тем эту философию повсюду охотно принимают люди, ослеплённые безумством своих похотей и утратившие всякий здравый смысл.

Но, спрашиваю я вас, какого Христа они нам изображают? И какого духа малюют? Мы знаем одного Христа и одного его Духа, знаем такими, какими Их обещали пророки и явило Евангелие. И от Христа мы не слыхали ничего подобного. Дух, которого нам показывает Писание, не благосклонен к убийствам, распутству, пьянству, гордыне, злобе, алчности и грабежу. Он — совершитель любви, целомудрия, трезвения, скромности, мира, воздержания и истины. Это не дух безумных фантазий и всяческих метаний, он не бросается из стороны в сторону то к добру, то ко злу, но полон мудрости и разумения, дабы строго их различать. Он не

аСм. сочинение Кальвина «Против фантастической и буйной секты либертинов, называющих себя духовными» (Contre la secte phantastique et furieuse des Libertins qui se nomment Spirituelz (1545). — ОС, VII, 200-201). Об отождествлении части анабаптистов с Духовными либертинами см. его сочинение «Краткое наставление, вооружающее всех Добрых верующих против заблуждений известной секты анабаптистов» (Brieve instruction Pour armer tous bons fidиles contre les erreurs de la secte commune des Anabaptistes (1544).

ОС, VII, 53-54). — Прим. франц. изд.

толкает людей к распущенности и разнузданности, но, различая добро и зло, наставляет их следовать первому и избегать второго. Впрочем, для чего мне прилагать столько усилий к опровержению этого дикого безумия? Для христиан Дух Божий — не плод безудержного воображения, который они измыслили себе в мечтаниях или восприняли от других. Они знают Его таким, каким Он показан в Писании, где говорится, что Он дан нам для освящения, дабы, очистив нас от всякой грязи и скверны, вести в послушании Божьей правде. А послушание может появиться лишь тогда, когда вожделения (которые эти люди хотят освободить от всякой узды) побеждены и подавлены.

Кроме того, сказано, что освящение Духом очищает нас так, что, пока мы заключены в смертном теле, в нас остаётся множество недугов. Следовательно, поскольку мы весьма далеки от совершенства, нам необходимо каждый день продвигаться вперёд; а поскольку мы отягощены бесчисленными пороками, нам необходимо сражаться с ними. Отсюда вытекает, что мы всегда должны быть настороже, чтобы оградить себя от внезапных предательских нападений нашей плоти, и никогда не успокаиваться, как будто бы мы находимся вне опасности — если только мы не думаем, что обладаем большей святостью, чем апостол Павел, которого мучило жало Сатаны (2 Кор 12:7), дабы через немощь он усовершенствовался в добродетели. Сам апостол непритворно и без утайки описывает борьбу плоти и духа, которую он ощущал в своей душе (Рим 7:8 сл.).

15. Св. Павел, объясняя, что такое покаяние, не без серьёзных оснований называет семь качеств, или состояний, которые оно либо в нас производит, либо они происходят от него как плоды и результаты, либо являются его составными частями. Вот эти качества и состояния: усердие, извинения, негодование, страх, желание, ревность, взыскание (2 Кор 7:11). Я не рискну определять, являются ли они причинами покаяния или его следствиями, так как в них имеются признаки тех и других. Можно назвать их чувствами, или переживаниями (affections), которые неразрывно связаны с покаянием. Оставив эти вопросы в стороне, мы можем принять толкование св. Павла; поэтому мне достаточно просто изложить то, что он хотел сказать.

Итак, апостол говорит, что печаль ради Бога [2 Кор 7:10] рождает в нас усердие. Ибо человека, глубоко проникнувшегося недовольством собой из-за того, что он оскорбил Бога, тревожит и побуждает к действию мысль об освобождении от пут дьявола, а также о том, как не попасться в его ловушки в будущем. Далее он начинает заботиться о том, чтобы всегда находиться под водительством Св. Духа и не быть захваченным врасплох по причине собственного небрежения. На второе место апостол ставит извинение (excuse). Под ним он понимает не самозащиту грешника с целью избежать осуждения Богом, то есть отрицание своего падения или попытку смягчить свою вину, а такой род извинения, который состоит в просьбе о прощении, а не в защите своих прав. Грешник должен уподобиться ребёнку, подающему надежды на исправление: признавая свою вину и открывая её перед отцом, он отдаёт себя на его милость. И чтобы получить её, он как может убеждает отца, что вовсе не презирает его и что доставил ему огорчение не по злому умыслу. Короче говоря, он извиняется не так, чтобы представить себя правым и невинным, а так, чтобы лишь получить прощение.

Далее следует негодование (indignation), когда грешник ожесточается против самого себя в сердце своём, обвиняет себя и досадует, сознавая свою испорченность и неблагодарность по отношению к Богу. Словом «страх» (crainte) обозначен испуг, который поражает наши сердца всякий раз, когда мы думаем о суровости Бога к грешникам и о том, что мы заслужили эту суровость. Ибо невозможно, чтобы, когда мы думаем об этом, нас не охватило страшное горе, которое учит нас смирению и делает более осмотрительными на будущее. От этого страха происходит усердие, о котором мы говорили выше. Мне представляется очевидным, что словом «желание» (dйsir) апостол обозначает горячее стремление исполнить наш долг перед Богом, к чему нас подводит в первую очередь сознание собственных грехов. Ревность (zиle), которую далее называет св. Павел, направлена к той же цели. Это слово означает огонь, возгорающийся в нас, когда мы, словно стрекалом, ужалены мыслью: что я наделал? куда я паду, если мне не придёт на помощь Божье милосердие? На последнее место апостол ставит взыскание (vengeance), ибо чем более мы ревностны и суровы в обвинении себя, тем на большую милость Бога должны мы уповать. В самом деле, не может быть так, чтобы душа верующего, содрогающаяся от ужаса перед Богом, не получала пользы, наказывая самоё себя. Верующие хорошо знают, какие муки причиняют смятение, испуг, стыд, страдание, недовольство собой, которые они испытывают, признавая свои грехи перед Богом.

И однако нам следует помнить, что нужно соблюдать меру, чтобы печаль не поглотила нас целиком, ибо боязливые умы слишком склонны впадать в отчаяние. Сатана очень часто прибегает к этой уловке: возможно глубже погружать в бездну печали тех, кого он намеревается так поразить страхом Божьим, чтобы они никогда не смогли подняться. Страх, приводящий к смирению и не отвращающий от надежды получить прощение, не может быть чрезмерным. Но, следуя увещеванию апостола, грешник должен остерегаться, чтобы, возбуждая в своём сердце недовольство собою и ненависть к себе, не изнемочь от непомерного ужаса и не пасть совершенно [Евр 12:3]. Ибо это удаляет нас от Бога и заставляет бежать от Него и поэтому полностью противоположно покаянию, которым Бог соединяет нас с Собою. Весьма полезное предостережение на этот счёт даёт св. Бернар: страдание из-за грехов необходимо, но оно не должно быть непрестанным. Временами необходимо отвлекаться от мыслей о путях наших, которые держат нас зажатыми в печали и тревоге, и словно выходить на широкую равнину, вспоминая о Божьих благодеяниях. «Смешаем мёд с полынью, говорит он, чтобы горечь помогала нашему здоровью, когда мы будем пить её вместе со сладким. И если вы думаете о себе смиренно, то подумайте о доброте Бога»а.

16. Теперь будет нетрудно понять, каковы плоды покаяния. Это дела, которые совершаются, дабы воздать честь Богу, и дела любви и милосердия, то есть в итоге — истинная святость и непорочность жизни. Коротко говоря, чем больше усердствует человек, стремясь жить в согласии с Божьим законом, тем больше он проявляет признаков истинного раскаяния. По этой причине Дух, вызывая в нас раскаяние, иногда предлагает нам все предписания Закона, иногда только вторую скрижаль, а в иных случаях, осудив скверну, таящуюся в глубинах нашего сердца, побуждает нас представить внешние свидетельства того, что наше раскаяние искренне. Живую картину всего этого читатели найдут в дальнейшем изложении, когда я буду описывать христианскую жлзньь.

Я не стану собирать здесь высказывания пророков, в которых они, с одной стороны, насмехаются над несерьёзностью людей, старающихся умиротворить Бога обрядами и ритуалами, указывая, что это всего лишь детские игры; с другой стороны, они учат, что какой бы внешне добродетельной ни была жизнь человека, не это главное, потому что Бог читает в сердцах. Тот, кто даже довольно посредственно знает Писание, сам, без всяких учителей поймёт, что обращение к Богу не принесёт никакой пользы, если прежде в сердце не зародится вполне определённое чувство. Вот отрывок из Иоиля, который поможет понять всё прочее: «Раздирайте сердца ваши, а не одежды ваши» (Иоил 2:13). На оба эти момента указывает и св. Иаков: «Очистите руки, грешники, исправьте сердца, двоедушные» (Иак 4:8). Начинается, действительно, со вспомогательного, но сразу же следует указание на источник и начало: очиститься от потаённой скверны, дабы алтарь для жертвоприношений Богу был воздвигнут в сердце.

аБернар Клервоский. Проповедь на Песнь песней, XI, 2 (МРЬ, СІ-ХХХШ, 8240-825В). ьГлавы VI — X настоящей книги.

Кроме того, существуют упражнения внешнего порядка, к которым в уединении мы прибегаем, чтобы смирить себя, а публично — чтобы засвидетельствовать своё раскаяние. Всё это происходит от взыскания, о котором говорит св. Павел, и относится к опечаленному сердцу, сжимающемуся от боли и плачущему, ненавидящему все удовольствия, всякую пышность и тщеславие, избегающему пиров и развлечений. Тот, кто знает, какое зло заключено в буйстве плоти, ищет любых целебных средств, чтобы подавить его. И тот, кто знает, какое тяжкое оскорбление наносят Богу люди нарушением его справедливого Закона, не даст себе ни минуты покоя, пока через самоуничижение не воздаст Богу славу и хвалу.

Древние учители, рассуждая о плодах покаяния, много говорят о таких упражнениях8. Конечно, они не считают их главным в покаянии. Однако пусть простят меня читатели, если я скажу то, что думаю: они чересчур сосредоточены на этих вещах; и всякий, кто задумается над этим всерьёз, надеюсь, согласится со мной. Настойчиво рекомендуя телесную дисциплину, они наставляют людей предаваться ей набожно и благоговейно. Но всё-таки они затемняют то, что должно стоять на первом месте. Есть у них и ещё один недостаток: как мы покажем далееь, они излишне суровы и непреклонны в наказаниях.

17. Однако некоторые люди ввиду того, что пророки постоянно напоминают о необходимости каяться в плаче и посте, одевшись в рубище и посыпав голову пеплом (особенно ярко об этом сказано у Иоиля — Иоил 2:12), считают, что главное в покаянии — это поститься, плакать и рыдать0. Поэтому нам следует рассеять это заблуждение. То, что сказано у Ноля о решительном обращении нашего сердца к Господу и о раздирании не одежд, но сердца, всецело приложимо к покаянию. О плаче и посте здесь говорится не как о его обязательных и постоянных следствиях, а как о внешних проявлениях, относящихся к особым обстоятельствам того времени. Иоиль, возвещая евреям о мщении карающего Бога, увещевал их отвратить его не только путём исправления жизни, но и путём самоуничижения и проявления внешних признаков горя. В древности человек, обвинённый в преступлении, чтобы вызвать жалость судьи, отращивал бороду, не причёсывался, одевался в траур; так и этому народу, обвинённому перед Божьим престолом, подобало явить внешние сви-

аСм., в частности: Тертуллиан. О покаянии, IX, XI (MPL, I, 1354, 1357); Киприан. Письма, LIX, 13; LXV, 1, 5 (MPL III, 838 p.; IV, 401-405); Кассиодор. Трёхмастная история, IX, XXXV (MPL, LXIX, 1151). — Прим. франц. изд.

ьКн. IV, гл. XII, 8-13.

сСм., например: Иероним. Комм, к Книге пророка Иоиля, II, 12 (MPL, XXV, 1013 р.).

детельства того, что он не просит ни о чём, кроме прощения по милости Божьей.

И хотя обычай одеваться в рубище и посыпать голову пеплом отошёл в прошлое и сейчас для нас ничего не значит, плач и пост не излишни и сегодня всякий раз, когда Господь подаёт нам знаки какого-то бедствия. Когда Он насылает на нас некую опасность, то объявляет тем самым, что Он намеревается взыскать с нас и уже приготовил орудие мщения. Поэтому вполне уместны слова пророка, призывающие к плачу и посту, то есть к внешнему свидетельству печали, тех, кому он предрёк, что Бог уготовил для них погибель. В этом смысле нынешние церковные пастыри не совершили бы ничего плохого, если бы всякий раз, видя приближающееся бедствие — войну, голод или мор, — убеждали народ, что пора молить Господа в плаче и посте, но при этом подчёркивали главное — необходимость раздирать сердца, а не одежды.

Совершенно очевидно, что пост не всегда связан с покаянием. Но он особенно подобает людям, стремящимся засвидетельствовать, что они сознают, что заслужили гнев Бога, и однако молят о прощении по его милосердию. По этой причине Иисус Христос связывает пост с печалью и смятением: Он не упрекал своих апостолов за то, что они не постятся, пока пребывают с Ним, ибо то было время радости, сказав, что придут горестные дни, когда Он отнимется у них (Мф 9:15).

Я говорю здесь о формальном, публичном посте. Ибо жизнь христианина должна быть настолько воздержанной, чтобы от начала и до конца являть собою род непрерывного поста. Но поскольку этот вопрос мы рассмотрим позжеа, когда будем говорить о церковной дисциплине, то я более не задерживаюсь на нём.

1$. Всё же мне придётся остановиться вот на каком вопросе: когда слово «покаяние» прилагается к сугубо внешнему заявлению, которое делают грешники, чтобы создать видимость своей перемены к лучшему, его первоначальный смысл искажается. Такое заявление — не обращение к Богу, а лишь формальное признание вины ради получения прощения и милости. Приносить покаяние в рубище и пепле означает заявлять, что мы ужасаемся своим грехам и ненавидим их, потому что они тяжко оскорбляют Бога. Это вид публичной исповеди, посредством которой, осуждая себя перед Богом и его Ангелами и перед всеми людьми, мы как бы предупреждаем заслуженный нами приговор. Св. Павел, укоряя за небрежение тех, кто слишком легко себя прощает, говорит: «Если бы мы судили сами себя, то не были бы судимы» (1 Кор 11:31).

аКн. IV, гл. XII, 14-21.

Впрочем, призывать людей во свидетели нашего раскаяния не всегда необходимо. Но тайно исповедоваться в своих грехах Богу — это та часть покаяния, которая ни в коем случае не может быть опущена. Ибо нет оснований, чтобы Бог прощал грехи, которыми мы хвалимся или которые покрываем лицемерием, желая скрыть их от яркого света. Нам следует не только сознаваться в прегрешениях, которые мы совершаем изо дня в день, — тяжкие грехи должны заставлять нас идти дальше и вызывать в нашей памяти нанесённые Богу оскорбления, которые, казалось бы, уже давно похоронены в ней.

Давид учит нас этому на собственном примере. Устыдившись преступления, связанного с Вирсавией, он исследует себя вплоть до времени в материнском чреве и признаёт, что уже тогда был заражён грехом, испорчен и предан злу (Пс 50/51:7). И это не для того, чтобы преуменьшить свою вину, как делают многие люди, которые признают свою принадлежность к множеству грешников и тем самым прячутся в толпе: для них это лишь увёртка, с помощью которой они отождествляют себя со всем человеческим родом. Давид поступает совершенно иначе. Обращением к прошлому он намеренно усугубляет и утяжеляет свою вину, утверждая, что с детства был предан злу и не переставал прибавлять грехи ко грехам. В другом псалме он также исследует свою прошлую жизнь, чтобы попросить о прощении за грехи, которые совершил в юности (Пс 24/25:7). В самом деле, мы никогда не докажем, что пробудились от лицемерия, если, стеная под тяжким бременем и оплакивая своё жалкое состояние, не ищем Божьего прощения.

Следует также отметить, что покаяние, над которым Бог велит нам беспрерывно трудиться на протяжении всей жизни, отличается от такого рода покаяния, когда люди, падшие по причине тяжкого и гнусного проступка или беспримерного распутства, или же сбросившие иго Бога и ставшие мятежниками против Него, словно воскрешаются от смерти в жизнь. Писание, призывая к покаянию, нередко говорит как о перемене, которая постепенно извлекает нас из ада и ведёт в Царство Божье, так и о воскресении. Когда сказано, что народ покаялся, это означает, что он избавился от идолопоклонства и подобных ему страшных пороков. В связи с этим св. Павел велит тем, кто не покаялся в распутстве, блуде и непотребстве, пребывать по этой причине в трауре (2 Кор 12:21)*.

Нужно хорошо понимать это различие, дабы мы, зная, что кто-то бывает призван к раскаянию, не считали себя избавленными от необходимости ежедневного покаяния перед Богом и не предались лености, как будто умерщвление плоти нам уже не нужно. Ибо похоти, постоянно нас возбуждающие, и кишащие в нас пороки не дают нам права на лень и покой, не позволяют не прилагать усилий к исправлению. Особенное покаяние, которое требуется от тех, кого дьявол увёл от служения Богу и связал узами смерти, не отменяет долга покаяния для всех людей вообще, не избавляет от обычного покаяния, в котором мы должны усердствовать вследствие испорченности нашей природы.

\9. Если верно, что весь смысл Евангелия заключён в этих двух истинах — о покаянии и о прощении грехов (а это общепризнанно), то не ясно ли, что Господь оправдывает своих рабов даром, чтобы вновь и вновь восставлять их в праведности через освящение своим Духома? Иоанн Креститель, который был Ангелом, посланным приготовить путь Христу (Мф 11:10), так выразил суть своей проповеди: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» (Мф 3:2). Призывая людей к покаянию, он увещевал их осознать себя грешниками, осуждёнными Богом за все их дела, дабы они всем сердцем возжелали умертвить свою плоть в возрождении от Духа Божьего. Возвещая Царство Божье, он призывал их к вере. Ибо Царством Небесным, о котором он сказал, что оно близко, Иоанн называл прощение грехов, спасение и жизнь и вообще все те блага, которые мы получаем во Христе. Поэтому и другие евангелисты говорят (Мк 1:4; Лк 3:3), что Иоанн пришёл, проповедуя крещение покаяния для прощения грехов. Это означает только одно: он учил людей, чтобы они, ощутив усталость от бремени своих грехов и даже полную задавленность им, обратились к Господу и в самих себе обрели надежду на милость и спасение.

Таким же образом начал свою проповедь после крещения наш Господь Иисус Христос: «Приблизилось Царствие Божие: покайтесь и веруйте в Евангелие» (Мк 1:15; Мф 4:17). Этими словами Он, во-первых, объявляет, что в его лице открылись все сокровища Божьей милости. Во-вторых, Он требует покаяния; и наконец, требует определённого доверия к Божьим обетованиям, убеждения, что они непреложны. Поэтому в другом месте (Лк 24:46-47), дабы кратко изложить суть Евангелия, Иисус Христос говорит, что так надлежало Ему пострадать и воскреснуть из мертвых и что именем его будет проповедано покаяние и прощение грехов. Это же после воскресения Христа возвестили апостолы, объявив, что Он был воскрешён Богом, дабы дать Израилю покаяние и прощение грехов (Деян 5:31).

Покаяние проповедуется именем Христа тогда, когда люди, наученные Евангелием, понимают, что все их помыслы, движения души, чувства и действия извращены и порочны и что поэтому, если они хотят войти в Царство Божье, им необходимо возродиться, то есть родиться вновь (estre rйgйnйrez et renaistre). Прощение грехов проповедуется тогда, когда людей обучают, что Иисус Христос сделался для них искуплением, праведностью, спасением и жизнью (1 Кор 1:30) и что благодаря его пришествию они предстают перед Богом праведными и невинными, причём праведность вменяется им даром. Но хотя то и другое мы получаем через веру (как мы заявили и доказали в другом местеа), тем не менее, поскольку объектом веры является благость Бога, вследствие которой нам прощаются грехи, необходимо — как мы и поступаем — проводить различие между верой и покаянием.

20. Возможность познать Христа (который доступен лишь бедным опечаленным грешникам, стенающим, труждающимся, обременённым, спотыкающимся, словно голодные и измученные люди, охваченным горем и болью (Ис 61:1 ; Мф 11:28; Лк 4:18)) открывается перед нами, когда мы начинаем ненавидеть грех. Эта ненависть есть начало покаяния. После этого покаяние должно длиться всю жизнь, если только мы желаем пребывать и утверждаться в Господе нашем Иисусе Христе. Ибо Он пришёл призвать грешников, причём призвать к покаянию (Мф 9:13; Деян 3:26). Он принёс благословение людям, которые этого недостойны, но принёс для того, чтобы каждый из них обратился от своего нечестия к Богу.

В Писании говорится об этом во множестве мест. Когда Господь предлагает нам прощение грехов, то Он обычно требует от нас исправления жизни, указывая, что его милость должна стать причиной и основой этого исправления: «Сохраняйте суд и делайте правду; ибо близко спасение Моё» (Ис 56:1). А также: «Придёт Искупитель Сиона и сынов Иакова, обратившихся от нечестия» (Ис 59:20). А также: «Ищите Господа, когда можно найти Его; призывайте Его, когда Он близко. Да оставит нечестивый путь свой и беззаконник — помыслы свои, и да обратится к Господу, и Он помилует его» (Ис 55:6-7). И ещё: «Обратитесь к Господу, изменяя жизнь, чтобы изгладились ваши грехи» (Деян 3:19)*. В отношении этого речения заметим, что последняя его часть добавлена потому, что исправление нашей жизни не является основанием для получения прощения. Скорее наоборот (ибо Господу угодно явить милость людям именно для того, чтобы они изменили свою жизнь): нам указана цель, к которой мы должны стремиться, если хотим получить прощение от Бога. А потому, пока мы пребываем в темнице нашего смертного тела, нам надлежит непрестанно бороться с испорченностью нашей природы и со всем, что есть в нас природного.

Платон не раз повторял, что жизнь философа — это раздумье о смерти8. Мы с ещё большим основанием можем сказать, что жизнь христианина — это постоянное упражнение и усердие в умерщвлении плоти до тех пор, пока она не умрёт совершенно и в нас не воцарится Дух Божий. Поэтому я полагаю, что пользу получает тот, кто научился недовльству собой, но не остановился на этом и пошёл дальше. Он воздыхает о Боге и тянется к Нему. Утвердившись в смерти и воскресении Христа, он прилагает всё своё усердие к непрерывному покаянию. Впрочем, тот, кто действительно охвачен ненавистью к греху, и не может поступать иначе. Ибо человек никогда не возненавидит грех, если сперва не полюбит праведность29. Эта простейшая мысль, как мне представляется, вполне согласуется с истиной Святого Писания.

21. Полагаю, из сказанного выше вполне ясно, что покаяние — это совершенный и особенный Божий дар; поэтому нет необходимости в дальнейших рассуждениях на эту тему.

Известно, что в апостольские времена первоначальная Церковь прославляла Бога за дарование язычникам покаяния ко спасению (Деян 11:18). Так, св. Павел, увещевая Тимофея быть терпеливым и кротким по отношению к неверующим, добавляет: «не даст ли им Бог покаяния к познанию истины, чтобы они освободились от сети дьявола, который уловил их в свою волю» (2 Тим 2:25-26). В Писании Бог несчётное число раз провозглашает и подтверждает, что Он хочет обращения всех и всем даёт учение об исправлении жизни. Однако действенность этого учения зависит от Духа возрождения. Легче сотворить нас, людей, нежели сделать так, чтобы мы обновились в более совершенную природу своими собственными силами и усердием. Поэтому не без оснований мы названы Божьим творением, созданными «на добрые дела, которые Бог предназначил нам исполнить» (Эф 2:10). И это не на один день, а на всё время нашего призвания. Тех, кого Бог желает вызволить из-под осуждения, Он животворит и обновляет своим Духом, чтобы преобразить их по своему подобию (rйformer а soy): не потому, что покаяние — причина спасения, а потому, что оно, как мы уже показали, неотделимо от веры и Божьего милосердия. Ибо, как свидетельствует Исайя, «придёт Искупитель Сиона и сынов Иакова, обратившихся от нечестия» (Ис 59:20).

Как бы то ни было, для нас должно стать совершенно очевидным, что страх Божий никогда не овладеет нашими сердцами, если для этого не потрудится Св. Дух, дабы привести нас к спасению. Посему верующие, плача и жалуясь устами Исайи на оставленность Богом, говорят как о знаке её о том, что Он попустил ожесточиться их сердцу (Ис 63:17).

Апостол, намереваясь лишить надежды на спасение отступников, которые совершенно отреклись от Бога, обосновывает это невозможностью опять обновлять их поканяием (Евр 6:6). Ибо Бог, обновляя тех, кого Он не хочет оставить погибать, подаёт им знак своей отеческой благосклонности и словно изливает на них лучи своего света, дабы привлечь их к Себе. Напротив, отверженных, чьё нечестие непростительно, Он, ожесточая, оставляет на погибель.

Этим мщением апостол угрожает отступникам, которые сознательно и по собственной воле восстают против истины Евангелия и, насмехаясь над Богом, гнусно отвергают его дар и попирают ногами кровь Иисуса Христа (Евр 10:29). Здесь он отнюдь не желает повергнуть в отчаяние всех сознательно согрешивших30, а хочет показать, что совершенно отвергать евангельское учение — преступление, настолько непростительное, что не следует удивляться, если Бог карает его с крайней суровостью, не прощая никого, кто так мерзостно Его презирает. Ибо сказано, что невозможно вновь приводить к покаянию однажды просвещённых и получивших небесный дар, ставших причастниками Св. Духа, вкусивших слово Божье и силы будущей жизни — и отпадших; это означало бы вновь распинать Сына Божьего и смеяться над Ним* (Евр 6:4-6). В том же Послании апостол говорит: «Если мы, получивши познание истины, произвольно грешим, то не остаётся более жертвы за грехи, но некое страшное ожидание суда» (Евр 10:26-27).

Когда-то эти фрагменты Писания, неверно понятые новатианамиа, стали причиной волнений в Церкви. Из-за того, что они, на первый взгляд, трудны для понимания, иные умники стали считать это Послание неподлинным, хотя оно вполне соответствует духу поучений апостолов. Но поскольку мы дискутируем лишь с теми, кто признаёт его подлинность, нам легко показать, что эти высказывания не имеют ничего общего с заблуждением новатиан. Прежде всего апостол не мог не принять утверждения своего Учителя, что простятся всякий грех и всякая хула, кроме греха против Св. Духа, который не простится ни в этой жизни, ни в будущей (Мф 12:31; Лк 12:10). Очевидно, что апостол принимал это единственное исключение, если только мы не хотим считать его противником благодати Христа. Отсюда следует, что сказанное им относится не к тому или иному частному греху, который бы не заслуживал помилования, а к такому, который проистекает из отчаянной ярости и не может быть прощён как немощь, то есть когда обнаруживается, что наполненный таким грехом человек одержим дьяволом.

22. Дабы лучше понять это, необходимо выяснить, каково же то столь гнусное преступление, которое никогда не будет прощено. Св. Августин однажды определил его как ожесточение и противление вплоть до самой смерти, соединённое с неверием в возможность получения милости от Бога8. Это определение не вполне согласуется со словами Христа о том, что такое преступление не будет прощено в сём веке. Так что либо это сказано всуе, либо такое преступление может быть совершено, когда человек ещё пребывает в этом мире. Согласно же св. Августину оно бывает совершено только тогда, когда упорство продолжается до самой смерти6. Не знаю, на чём основано другое утверждение: будто завидовать небесным дарам, отпущенным ближнему, значит согрешать против Св. Духас.

Так что нам необходимо дать правильное определение, которое, будучи обосновано надёжными свидетельствами, устранит все прочие определения. Я утверждаю, что против Св. Духа грешит тот, кто был в достаточной степени озарён светом Божьей истины и не может сослаться на неведение, но тем не менее противится ей по собственной злой воле, только ради того, чтобы противиться. Ибо Господь Иисус, изъясняя свои слова, добавляет, что сказавший слово против Него получит прощение; но хулящий Духа прощён не будет (Мф 12:31; Мк 3:29; Лк 12:10). А св. Матфей вместо того, чтобы сказать «хула на Духа», говорит «дух хулы»(1. Как же может быть, чтобы тот, кто бесчестит Сына Божьего, не оскорблял тем самым и его Св. Духа? Это случается тогда, когда человек по неведению идёт против Божьей истины, которую он не познал, и по неведению же противостоит Христу, но тем не менее полон таких чувств, что вовсе бы не пожелал загасить Божью истину, если бы она ему открылась, или сказать дурное слово против того, кого бы он почитал Христом. Такие люди согрешают против Отца и против Сына.

И сегодня немало таких, кто ненавидит и отвергает евангельское учение, которому бы они воздали честь и которое бы приняли в своё сердце, если бы узнали, что оно истинно евангельское. Те же, кто вполне убеждён, что учение, против которого они выступают, — от Бога, и всё же продолжают ему противостоять и пытаются искоренить его, хулят Духа, потому что сражаются против света, который засиял перед ними силою Св. Духа. Такие люди были среди евреев: хотя они не могли противостоять Духу, который говорил устами св. Стефана, но всё же пытались противиться ему (Деян 6:10). Нет сомнений, что некоторые из них были движимы неразумным усердием в соблюдении Закона. Но, несомненно, были и другие, по злобе и нечестию ожесточавшиеся против Бога, то есть против учения, о котором они не могли не знать, что оно от Бога. Таковы были фарисеи, которых обличал Иисус Христос: пытаясь превозмочь силу Св. Духа, они порочили её, говоря, что она якобы исходит от Веельзевула (Мф 9:34; 12:24). Вот что такое «дух хулы»: дерзость человека, по собственной воле пытающегося уничтожить славу Божью. Это имеет в виду св. Павел, когда говорит, что был помилован, так как был неверующим ненамеренно, по неведению (1 Тим 1:13).

23. Если в это вдуматься, то легко понять, что апостол говорит не о частном грехе, а о всеобщем мятеже, вследствие которого отверженные лишаются всякой надежды на спасение. Неудивительно, что Бог в отношении их неумолим, ибо они, по свидетельству св. Иоанна, не были в числе избранных, когда отпали (1 Ин 2:19). Его слово обращено против тех, кто рассчитывал вернуться к христианству, однажды отказавшись от него. Дабы отнять у них эту фантазию и опровергнуть вредоносное мнение, он высказывает весьма верное суждение: те, кто однажды отверг Иисуса Христа сознательно и добровольно, никогда не смогут иметь в Нём своей части. А Его отвергают те, кто не просто преступает его слово своей порочной жизнью, а по собственной воле отрицает это слово вообще.

Новатианские сектанты искажают смысл слов «отпасть» (choir) и «согрешить» (tomber) [Евр 6:6; 10:26]: они считают, что согрешает тот, кто, зная из Закона, что нельзя красть, всё-таки не может удержаться и крадёт. Я же утверждаю, что здесь следует видеть противопоставление двух в корне различных вещей: когда говорится, что преткнулись те, кто уже просвещен, кто уже вкусил слово Божье, небесный дар и силы будущей жизни и был озарён Св. Духом (Евр 6:4-6), то следует понимать, что они по собственной злой воле словно погасили свет Св. Духа, отвергли слово Божье и сладость благодати и отчуждены от Духа Божьего32. Так что речь здесь идёт не о некоем частном пороке, но о восстании против Бога, когда человек совершенно отворачивается от Него и оказывается отступником от христианства вообще. И действительно, чтобы яснее показать, что он говорит о злостном, добровольном нечестии, в другом месте апостол прибавляет слово «произвольно» (volontairement). Сказав, что не остаётся больше жертвы для тех, кто, зная истину, «произвольно» грешит (Евр 10:26), он вовсе не отрицает, что Христос — вечная жертва ради устранения нечестия верующих (о чём апостол писал на протяжении всего Послания к евреям, объясняя смысл священства Христа), но утверждает, что если отвергнута жертва Христа, то жертвы больше не остаётся. Так что, отвергая Христа, явным образом отвергают истину Евангелия.

24. На возражения некоторых людей, что лишать прощения какого-либо грешника, взывающего к милосердию, — слишком большая жестокость, не подобающая Божьему великодушию, ответить нетрудно. Ведь апостол не говорит, что Бог откажет этому грешнику в прощении, если тот обратится и воззовёт к Нему. В Послании к евреям сказано, что как раз такие грешники никогда не раскаются и не обратятся, ибо по причине их неблагодарности Бог как справедливый судья поразит их вечной слепотой. Этому нисколько не противоречит пример Исава, который в слезах и воплях пытался вернуть утраченное первородство (Евр 12:16 сл.); и не противоречат слова пророка о том, что, когда злостные грешники воззовут, Господь их не услышит (Зах 7:13). Подобной формой выражения Писание обозначает не подлинное раскаяние и не призывание Бога, а, скорее, потрясение, под воздействием которого нечестивые, подавленные крайним страданием, вынуждены признать, что прежние их воззрения — смехотворная фантазия и что любое благо зиждется на помощи от Бога. Но они не могут её вымолить сердцем и только стонут оттого, что она у них отнята. Поэтому пророк словом «воззвали» (clameur) и апостол словами «в слезах» (larmes) обозначают не что иное, как страшную муку, которая приводит нечестивцев в отчаяние, ибо у них нет никакого лекарства от страданий, кроме доброты Бога; но на неё они, однако, никак не могут положиться.

Это необходимо твёрдо усвоить. Иначе Бог противоречил бы самому Себе, объявляя через своего пророка, что Он готов забыть всё и помиловать, как только грешник обратится к Нему от путей своих (Иез 18:20-21). Более того, как я уже говорил3, очевидно, что серце грешника никогда не обратится, если не будет осенено благодатью свыше. Что же касается призывания Бога, то его обетование остаётся в силе; но во фрагментах, на которые мы ссылались, не следует принимать за обращение и молитву слепое мучительное смятение, охватившее отверженных, когда они увидели, что для исцеления от бедствий им следует искать Бога; и однако они отталкивают Его как только могут.

25. Ввиду сказанного апостолом о невозможности умиротиворить Бога, обнаруживая лишь видимость раскаяния, может возникнуть вопрос: как же получил прощение и отвратил от себя объявленное ему наказание царь Ахав (3 Цар 21:27-29)? Ведь он только испугался на малое время, но не исправился и продолжал вести дурную жизнь. Он, действительно, оделся в рубище, посыпал голову пеплом, спал на земле и, как свидетельствует Писание, смирился перед Господом. Но раздирание одежд ничего не стоило, когда сердце его оставалось окаменевшим и полным злобы. И всё-таки Бог простил и помиловал его. На это я отвечаю, что Бог прощает таким образом лицемеров лишь на какое-то время, но гнев его пребывает на них. Делается это не столько ради их блага, сколько для того, чтобы дать пример другим. Какую пользу получил Ахав от смягчения наказания, кроме того, что не увидел в своей здешней жизни бед, которых страшился? Божье проклятие осталось на доме его, хотя и было сокрыто. И он не избежал вечной погибели.

То же самое мы видим в истории Исава. Хотя он был отвергнут, но, заплакав, получил временное благословение (Быт 27:38-40). Однако поскольку духовное наследство было уготовано лишь одному сыну, а Исав был отделён от избранного Иакова, то отвержение закрыло ему доступ к Божьей милости. Но так как он был человеком с сильным животным началом, ему было оставлено одно утешение — питаться туком земли и росой небеснойь. Как я только что сказал, это было сделано, чтобы дать пример другим, дабы они научились прилагать свои стремления и труды к истинному раскаянию. Ибо нельзя сомневаться в готовности Бога простить всех, кто обращается к Нему в сердце своём, поскольку Он распространяет свою милость и на тех, кто этого недостоин, лишь бы они

аРаздел 21 настоящей главы.

ьКальвин следует здесь тексту Вульгаты, который, в свою очередь, близок к тексту Сеп-туагинты. Древнееврейский оригинал имеет противоположный смысл: «Ты будешь лишен тука земли и росы небесной». Исаак оставил Исаву лишь слабое утешение: «Ты будешь жить своим мечом», то есть войной и грабежом. Однако, согласно Евр 11:20, Исав тоже получил благословение. — Прим. франц. изд.

выказали хоть какое-то недовольство своими злодеяниями. И наоборот, мы узнаём, какое мщение уготовано людям, презирающим угрозы Бога, ожесточающимся с наглым лицом и окаменелым сердцем: они будут уничтожены.

Бог неоднократно протягивал руку сынам Израилевым, чтобы утешить их в бедствиях, хотя их стенания бывали полны притворства, а сердца бывали нестойкими и неверными. В псалме пророк сетует, что тотчас после этого они возвращались к прежним обычаям (Пс 77/78:36 сл.). И проявляя к ним милость, и лишая их прощения, Бог желал привести их к подлинному, сердечному раскаянию. Однако это не означает, что, откладывая наказание на какое-то время, Бог будет это делать постоянно. Напротив, Он обрушит на лицемеров ещё более суровую кару, удвоит тяжесть наказания, дабы обнаружилось, насколько Ему ненавистно притворство. Будем же помнить, что Бог, как я уже говорил, показывает примеры своей щедрости и готовности прощать, дабы побудить верующих смело исправлять свои ошибки и дабы ещё строже осудить гордыню тех, кто противится его деснице.

Глава IV

О ТОМ, НАСКОЛЬКО ДАЛЕКА ОТ ЧИСТОТЫ ЕВАНГЕЛЬСКОГО УЧЕНИЯ БОЛТОВНЯ СОРБОННСКИХ ТЕОЛОГОВ ОТНОСИТЕЛЬНО ПОКАЯНИЯ, И ГДЕ ГОВОРИТСЯ ОБ ИСПОВЕДИ И УДОВЛЕТВОРЕНИИ ЗА ГРЕХИ

I. Теперь я перехожу к обсуждению того, что учили о покаянии софисты. Я буду насколько возможно краток. В мои намерения не входит исследование всего предмета в целом, дабы эта книга, объём которой я пытаюсь ограничить, не слишком разрослась. С другой стороны, этот вопрос, не слишком сложный по сути, софисты так запутали в своих бесконечных спорах, что, войдя в этот лабиринт, будет непросто отыскать выход.

Прежде всего, когда они дают определение покаяния, со всей очевидностью обнаруживается, что они толком никогда не понимали, что это такое.

Из книг древних учителей они вытаскивают отдельные высказывания, которые отнюдь не отражают ни силы, ни природы покаяния. Например, такие: совершить покаяние значит оплакать ранее совершённые грехи и не совершать более таких, которые потом придётся оплакивать*1; каяться значит стенать из-за ранее совершённого зла и не делать больше зла, вызывающего стенаниеь; покаяние — это скорбное мщение, карающее за то, чего оно не желало бы более допустить0; это страдание сердца и горечь души по причине зла, которое кто-либо совершил или попустила Допустим, что все эти высказывания принадлежат прежним учителям (что иной спорщик может и отрицать). Однако они не придавали им тот смысл, будто определяют покаяние как таковое. Они лишь увещевали кающихся не впадать снова в те же самые грехи, которые им прощены.

А если требуется построить определение из всего того, что можно найти у древних относительно покаяния, то можно привести другие высказывания, ничуть не менее значимые. Например, слова Златоуста, что покаяние — это лекарство, подавляющее грех, дар, сходящий с небес, восхитительная сила, благодать, превосходящая законые 34. Пояснения, которые прибавляют эти толкователи, много хуже таких определений. Ибо софисты настолько охвачены стремлением к внешнему и телесному, что в их толстенных книгах нельзя найти ничего, кроме того, что покаяние — это дисциплина и суровая жизнь, отчасти направленная на укрощение плоти, отчасти являющаяся наказанием за грехи. Что же касается обновления души и начала новой жизни, то об этом там не найти ничего нового. Они много болтают о раскаянии и сокрушении. В самом деле, они терзают души, говоря об угрызениях совести, омрачают и отягощают их тревогами и мучениями. Но когда они, казалось бы, глубоко изранили сердца, они избавляют грешников от всех горестей несколькими ритуальными жестами.

Дав весьма изощрённое определение покаяния, они делят последнее на три части: сокрушение сердца, сокрушение уст и удовлетворение делом05. Подобное разделение подходит только для их дефиниции, потому что за всю свою жизнь они не изучили ничего, кроме диалектики, а диалектика есть искусство определять и разделять. Но если кто-нибудь скажет в полном соответствии с определением, посылка которого принята всеми ди-

Тригорий Великий. Гомилии о Евангелии.И, гом. XXXIV, 15 (MPL, LXXVI, 1256В); Пётр Ломбардский. Сентенции, IV, dist. XIV, 1 (MPL, CXCII, 869-870). "Псевдо-Амвросий. Проповеди, XXV, 1 (MPL, XVII, 677А).

^Псевдо-Августин. Об истинном и ложном покаянии, VIII, 32 (MPL, XL, 1120)33 Псевдо-Амвросий. Там же.

«Иоанн Златоуст. Гомилия о покаянии, VII, 1 (MPG, XLIX, 323). 'Пётр Ломбардский. Цит. соч., IV, dist. XVI, 1 (MPL, CXCII, 877).

алектиками, что можно оплакать совершённые прежде грехи и более не совершать их, хотя не было никакого исповедания устами, то как им защитить своё деление? Ведь тот, кто не исповедуется во грехе устами, не перестаёт от этого быть истинно кающимся. Покаяние может состояться без такого исповедания. Если они ответят, что их деление относится к таинству или к покаянию во всём его совершенстве, которого их определения не охватывают целиком, то им не в чем меня обвинить. Ошибку они должны отнести на счёт того, что сами не дали ясного и чёткого определения. Я же, разумеется, по мере своих способностей в любом случае придерживаюсь определений, которые могут быть основанием всей дальнейшей дискуссии. Но предоставим им нечто вроде лицензии магистрата и попытаемся раскрыть смысл упомянутых частей по порядку.

Я с презрением опускаю многие совершенно бессодержательные вещи, которые софисты в своей гордыне почитают великими тайнами. И делаю это не по незнанию или забывчивости: мне было бы нетрудно написать и порассуждать о тонкостях, которыми они так увлечены, но я сознаю, что подобные безделицы лишь утомят читателей и не принесут никакой пользы. Столько вопросов волнует наших софистов и побуждает к бесконечным спорам, в которых они совершенно запутываются! Но нетрудно понять, что софисты глупо препираются из-за вещей совершенно неведомых. Они, например, задаются вопросом, угодно ли Богу раскаяние в одном каком-нибудь грехе, если грешник упорствует во всех прочиха. Или: достаточны ли для удовлетворения насылаемые Богом наказания6. Или: можно ли несколько раз каяться в смертных грехах0. Относительно последнего вопроса они приходят к очень дурному, гнусному решению: что ежедневно каяться мы должны лишь в простительных rpexaxd. Они много трудятся — и при этом жестоко заблуждаются — над словами св. Иеронима, что покаяние — это спасительная доска, на которой потерпевший кораблекрушение доплывает до гавание.