Наставление в христианской вере, т.3

3. Так что же, спросит кто-нибудь, обетования Закона были даны зря, чтобы потом их отнять? Я уже привёл доказательства, что не придерживаюсь такого мнения, но при этом утверждаю, что действие обетовании не доходит до нас, пока они относятся к делам и заслугам. В силу этого, если обетования рассматривать сами по себе, то они в каком-то смысле отменены. Поэтому апостол говорит, что эти чудесные обетования, где Бог дал постановления, исполняя которые человек будет жив (Рим 10:5; Лев 18:5; Иез 20:11), не имеют никакого значения, если мы остановимся на установлениях, и что обетования тогда не принесут нам ничего — как если бы они вообще не были даны. Ибо тому, что в них требуется, не удовлетворяют даже самые святые служители Божьи, которые все далеки от исполнения Закона и отягощены многими его нарушениями. Но когда пришли евангельские обетования, где объявлено, что прощение грехов даётся даром, то они не только нас сделали угодными Богу, но и наши дела — приятными Ему. И Он их не только принимает, но и вознаграждает благословениями, которые раньше, согласно заключённому Им союзу-завету (соуепапсе), полагались за совершенное соблюдение Закона. Итак, я признаю, что награда, обещанная Господом в Законе всем, кто будет блюсти праведность и святость, распространена на дела верующих. Однако при этом нужно внимательно рассмотреть причины, по которым их дела становятся угодными Богу.

Таких причин три. Первая заключается в том, что Господь, отвращая свой взор от дел своих служителей, которые более заслуживают посрамления, чем похвалы, принимает их во Христе и посредством одной лишь веры, без всяких дел примиряет с Собою. Вторая причина состоит в том, что по своей благости и отеческому великодушию Он воздаёт честь их делам, признаёт их достоинство и добродетельность независимо от того, насколько они ценны. Третья причина в том, что Бог принимает эти дела по милости, не учитывая их несовершенства, которым они поражены до такой степени, что скорее должны быть причислены к порокам, нежели к добродетелям.

Отсюда становится очевидным, как ошибались сорбоннские софисты. Они думали избежать всякого противоречия, утверждая, что делами заслуживают спасения не по причине внутренне присущей им благости, а потому, что Бог по своему великодушию считает их таковымиа. Но при

аБонавентура. Комм. кСент., II, с^. XXVII, ап;. II, ди. 3 (в МР1_ отсутствует).

этом они не заметили, что дела, которые они считают достойными, далеки от требований, заключённых в обетованиях Закона, если только им не предшествует незаслуженно вменяемая праведность, опирающаяся на одну лишь веру, а также прощение грехов, посредством которого и самые добрые дела очищаются от присущей им скверны. Так что из названных нами трёх причин, вследствие которых дела верующих принимаются Богом, софисты заметили только одну и обошли молчанием две другие. А они и являются главными.

4. Наши противники ссылаются на высказывание св. Петра, которое приводит св. Лука в Деяниях апостолов: «Истинно познаю, что Бог нелицеприятен, но во всяком народе боящийся Его и поступающий по правде приятен Ему» (Деян 10:34-35). Из этих слов они выводят аргумент, который кажется им весьма убедительным: если человек приобретает милость у Бога добрыми делами, то, значит, он достигает спасения не одной толь-, ко Божьей милостью. Но Бог так помогает грешнику своим милосердием, что готов спасти его за добрые дела. Однако мы никогда бы не смогли согласовать различные места Писания, если бы не принимали во внимание двоякое приятие (acception) человека Богом. В том, каков человек по природе, Бог не находит ничего, что склонило бы Его к милости, кроме полной немощи. Если же очевидно, что человек, когда он впервые принимается Богом, лишён чего бы то ни было доброго, а напротив, отягощен всякого рода злом, переполняющим его, то за какую же добродетель объявим мы его достойным Божьего призвания? Посему нужно отбросить всякое суетное мечтание о заслугах, ибо Господь нам так ясно показывает своё даваемое даром великодушие.

Сказанное в том же месте Ангелом Корнилию, что его молитва и милостыня дошли до Бога [Деян 10:31], софисты тоже извращённо толкуют в свою пользу, чтобы доказать, что человек готовится к приятию Божьей благодати своими добрыми делами. Но ведь было необходимо, чтобы Корни-лия уже просветил Дух премудрости, ибо он был научен истинной мудрости, то есть страху Божьему. И он был освящён тем же Духом, потому что любил правду, которая, по слову апостола, есть плод Духа (Гал 5:5). Так что всем, что было приятно в нём Богу, Корнилий обладал по благодати Божьей, а вовсе не был подготовлен к её приятию собственными усилиями. В самом деле, в Писании невозможно найти ни единой буквы, которая бы противоречила этому учению: Бог принимает человека в свою любовь только по той причине, что видит его неминуемую гибель, если человек будет предоставлен самому себе. Но поскольку Он не желает этой гибели, Он проявляет милосердие и освобождает человека. Теперь мы видим, что при-

Книга III Глава XVII

ятие исходит не от праведности человека, но представляет собой чистое свидетельство доброты Бога к ничтожным грешникам; в противном случае они были бы более чем недостойны подобного благодеяния.

5. Итак, после того как Бог спас человека из бездны погибели, Он освятил его благодатью усыновления. Ибо Он возродил и преобразил человека к новой жизни, принял его как новое творение вместе с дарами своего Духа [2 Кор 5:17]. Это то приятие, о котором говорит св. Пётр [1 Пет 1:17 сл.]. Верующие после него угодны Богу даже своими делами (1 Пет 2:5), ибо невозможно, чтобы Бог не любил тех благ, которые Он вручил им через своего Духа. При этом нам надлежит постоянно помнить, что они угодны Богу своими делами только потому, что Он по причине не заслуженной ими любви со всё большей щедростью принимает их дела. Ибо от чего происходят добрые дела верующих, как не от того, что Господь, избрав их орудиями для почётного употребления, пожелал украсить их истинной чистотою (Рим 9:21 сл.)? И почему они считаются добрыми — как будто на это ничего нельзя возразить, — если не потому, что добрый Отец прощает пятна и скверну, которыми они загрязнены? Короче, в этом месте св. Пётр разумеет не что иное, как любовь Бога к своим детям, в которых Он видит своё подобие, свой запёчатлённый лик. Вышеа мы объяснили, что возрождение — это как бы восстановление в нас образа Божьего. Посему Господь с полным основанием любит и почитает свой образ везде, где созерцает его. И не случайно сказано, что жизнь верующих, устремлённая к святости и правде, приятна Ему.

Но пока верующие заключены в смертную плоть, они остаются грешниками, их добрые дела только начинаются и они отягощены множеством пороков. Поэтому Бог может быть благосклонен к своим детям и к их делам, только если Он принимает их более во Христе, нежели самих по себе. Здесь нам нужно привести свидетельства того, что Бог благосклонен и благожелателен к людям, ведущим праведную жизнь. Моисей говорил израильтянам: «Господь, Бог твой,... хранит завет Свой и милость к любящим Его и сохраняющим заповеди Его до тысячи родов» (Втор 7:9). Это высказывание вошло у народа в речения, что мы видим, например, в торжественной молитве Соломона: «Господи, Боже Израилев!.. Ты хранишь завет и верность к рабам Твоим, ходящим пред Тобою всем сердцем своим» (3 Цар 8:23). То же самое говорится в молитве Неемии (Неем 1:5).

Основание для этого таково: Господь, заключив союз-завет по своей милости, требует от своих служителей святости и неповреждённое™ жиз-

аКн. I, гл. XV, 4; гл. VI, 3 настоящей книги.

ни, дабы его благость не подверглась осмеянию и поношению и дабы никто не обольщался относительно его милосердия, невозмутимо уклоняясь на ложные пути (Втор 29:18). Поэтому, приняв их в свой завет, Господь желает заставить их посредством этого исполнять свой долг. Тем не менее вначале завет был дан даром и остаётся таковым. Но этой причине Давид, хотя и говорит, что получил награду за чистоту своих рук (Пс 17/18:20-21; 2 Цар 22:20-21), не забывает исходный принцип: это Бог извлёк его из чрева матери, вывел на пространное место и избавил, потому что любил его [2 Цар 22:20]. Говоря так, Давид тем самым утверждал, что дело его благое и праведное, что он ничем не оскорбил данную даром милость Божью, которая предшествует всем добрым делам и благам и представляет собой их источник.

6. Здесь будет нелишним отметить различие между подобными выражениями и обетованиями Закона. К последним не относятся все те, которые встречаются во множестве мест Моисеева Закона, так как среди них есть и несколько евангельских обетовании. Под обетованиями Закона я понимаю исключительно такие, которые соответствуют учению Закона. Эти обетования, как бы их ни называть, обещают воздаяние и награду без всяких условий, если мы будем исполнять предписанное.

Но когда говорится, что Господь хранит обетование своей милости любящим Его, то это делается скорее для того, чтобы показать, каковы те его служители, которые завет с Ним приняли сердцем, нежели для того, чтобы назвать причину благосклонности к ним Бога. Вот основание этого: поскольку Господь по своему великодушию призывает нас в надежде вечной жизни, дабы мы боялись, любили и почитали Его, то все обетования милости, которые мы находим в Писании, явно направлены на то, чтобы мы воздавали Ему честь и поклонение. Всякий раз, когда мы видим, что Господь делает добро соблюдающим Закон, мы должны сознавать, что таким образом Писание посредством признака, который должен быть у них неизменным, показывает, каковы суть дети Божьи. Вспомним, что Он усыновил нас, чтобы мы почитали Его как своего Отца. И чтобы не потерять право на сыновность Божыэ, нам следует стремиться туда, куда ведёт нас его призвание.

При этом нам. нужно убедиться, что исполнение Божьей милости не зависит от дел верующих. А то, что Бог исполняет обетование спасения для тех, кто в ответ на своё призвание ведёт праведную жизнь, означает, что Он обнаруживает в них истинные признаки своих детей — дары своего Духа. К этому следует отнести сказанное в пятнадцатом [четырнадцатом] псалме о жителях Иерусалима: «Господи! кто может пребывать в жилище Твоём? кто может обитать на святой горе Твоей? Тот, кто ходит непорочно, и делает правду, и говорит истину в сердце своём*» (Пс 14/ 15:1 сл).

А также у Исайи: «Кто из нас может жить при огне пожирающем?.. Тот, кто ходит в правде и говорит истину» (Ис 33:14-15). Есть немало и других подобных высказываний. Они записаны не для того, чтобы указать основание, на котором верующие должны стоять перед Богом, а для того, чтобы выразить способ, которым Он призывает их в общение с Собою, удерживает и хранит их в нём. Поскольку Он ненавидит грех и любит праведность, то тех, кого Он хочет соединить с Собою, Бог очищает своим Духом, дабы привести их в согласие со своею природой.

Поэтому, если спросить о первопричине, благодаря которой нам открыты доступ в Царство Божье и средство оставаться в нём, то ответ будет таков: она в том, что Господь однажды усыновил нас своею милостью и постоянно хранит в ней. Если спросить о способе, посредством которого это происходит, то следует обратиться к нашему возрождению и его плодам, о которых говорится в упомянутом псалме и в других местах Писания.

7. Мне представляется значительно более сложным истолковать свидетельства, где добрые дела удостаиваются чести называться праведностью и где говорится, что человек оправдывается ими. Что касается первого, то мы видим, что тут и там Божьи повеления и заповеди именуются «оправданием» и «праведностью». Что же касается второго, то вот пример Моисея: «В сём будет наша праведность, если мы будем стараться исполнять все сии заповеди» (Втор 6:25). А если кто-нибудь возразит, что это — законническое обетование, сопровождаемое невыполнимым условием, то есть другие подобные высказывания, о которых нельзя сказать то же самое. Например, это: «Возврати ему залог,... и тебе поста-вится сие в праведность» (Втор 24:13). Пророк говорит, что Финеесу было вменено в праведность усердие в отмщении за оскорбление Израиля (Пс 105/106:29-31).

В связи с этим фарисеи нашего времени находят хороший повод громогласно обвинять нас. Ведь если мы говорим, что праведность по вере должна устранить праведность по делам, то они утверждают обратное: если праведность даётся за дела, то неверно, что мы оправдываемся одной верой. Я готов согласиться с ними в том, что заповеди Закона именуются «праведностью» — ив этом нет ничего удивительного, потому что их соблюдение действительно является ею. Но при этом читатели должны знать, что греки плохо перевели соответствующее еврейское слово, поставив вместо нужного «указание» — «оправдание».

Впрочем, я не хочу спорить о словах, поскольку вовсе не отрицаю, что Божий Закон заключает в себе совершенную праведность. Но поскольку мы обязаны исполнять всё, чего он требует, то если бы даже мы полностью соблюдали его, мы ещё были бы рабами ничего не стоящими [Лк 17:10]. Однако раз Господь воздаёт эту честь исполняющим Закон, называя их праведниками, то не в нашей власти устранять то, что Он дал. Итак, мы охотно признаём, что послушание Закону представляет собою праведность, а соблюдение каждой из заповедей является частью праведности при условии, что не нарушены другие. Но мы отрицаем, что кто-либо может достигнуть подобной праведности в этом мире. И по этой причине мы отвергаем (abolissons) праведность от Закона: не потому, что она недостаточна сама по себе, но потому, что из-за немощи нашей плоти её никак невозможно проявить.

Кто-нибудь может сказать, что Писание называет праведностью не только Божественные предписания, но венчает этим званием также и дела верующих. Например, когда говорится, что Захария и жена его были праведны перед Богом (Лк 1:6). Я отвечу, что здесь скорее имеются в виду дела, соответствующие природе Закона, нежели сами поступки этих людей. К тому же надо бы напомнить читателям о том, что я говорил об ошибочном греческом переводе, который не может быть для нас авторитетным. Однако, поскольку св. Лука не желал ничего менять в том, что он принял в своё время, я не буду настаивать на этом. Совершенно истинно то, что Господь содержанием своего Закона показал людям, какова на самом деле праведность. Но мы проявим её на деле только в том случае, если полностью соблюдём весь Закон. Любое его нарушение оскверняет её. Поскольку Закон учит только праведности, то, если мы внимательно вчитаемся в него, все его заповеди суть праведность. Если же мы посмотрим, как соблюдают заповеди люди, то они не заслуживают какой-либо похвалы за праведность, так как нарушают многие заповеди. И даже когда они творят дела, желая проявить послушание Богу, то дела эти всё равно в какой-то степени порочны из-за несовершенства людейа.

Таким образом, наш ответ заключается в том, что когда дела святых именуются «праведностью», это исходит не от их заслуг, а от их стремления к праведности, предписанной Богом, которая есть ничто, если она несовершенна. Но она не бывает совершенной ни у одного человека на зем-

Прим. франц. изд.

ле. Отсюда следует заключить, что добрые дела сами по себе не заслуживают звания праведности.

$. Теперь я перехожу к вопросу, с которым связаны наибольшие трудности. У св. Павла нет более сильного аргумента в пользу праведности от веры, нежели приводимые им слова Моисея о том, что Аврааму вера была вменена в праведность (Гал 3:6). Но в то же время, согласно пророку, Финеесу было вменено в праведность ревностное служение (Пс 105/ 106:31). Таким образом, то, что св. Павел объясняет верой, можно также вывести и из дел. Поэтому наши противники, словно победа уже у них в руках, постановляют, что, хотя мы не оправдываемся без веры, мы оправдываемся не одной верой, но она должна быть соединена с делами, дабы праведность стала совершенной97. Здесь я прошу всех богобоязненных людей, чтобы они, зная, что мерилом праведности может быть только Св. Писание, тщательно и со смиренным сердцем вместе со мною поразмыслили над тем, каким образом без всяких искажений можно согласовать друг с другом отдельные места Писания.

Св. Павел, который знал, что праведность по вере есть прибежище для тех, кто лишён собственной праведности, смело заключает отсюда, что оправданный верою не нуждается в оправдании делами. С другой стороны, сознавая, что праведность по вере присуща всем служителям Божьим, он далее с той же убеждённостью добавляет, что никто не оправдывается делами [Рим 3:20 и др.]. Напротив, мы оправданы вне зависимости от наших дел. Однако одно дело обсуждать, какова ценность дел сама по себе, и совсем другое — какова она в очах Бога после того, как праведность по вере уже дарована. Если речь идёт о вознаграждении за дела соответственно их собственной ценности, то мы утверждаем, что они недостойны быть явлены перед Божьим ликом. Нет на земле человека, в делах которого заключалось бы нечто, чем он мог бы похвалиться перед Богом. Поэтому остаётся заключить, что все люди, будучи лишены помощи со стороны своих дел, должны оправдываться одною верой. Это оправдание мы определяем так: грешник, принятый в общение со Христом, его милостью примиряется с Богом; омытый кровью Христовой, он получает прощение грехов и, облачённый в праведность Христа словно в свою собственную, может предстать перед судейским Божьим Престолом.

Но когда прощение грехов получено, последующие дела оцениваются по заслугам. Ибо всё несовершенное покрыто совершенством Христа, вся скверна и нечистота смыта его чистотою и более не принимается во внимание. Когда вина за преступления, мешавшая людям делать что-либо приятное Богу, таким образом изглажена, когда пороки и несовершенства, пятнавшие и осквернявшие все добрые дела, искоренены, тогда добрые дела, творимые верующими, почитаются праведными или, что то же самое, вменяются в праведность.

9. Если теперь кто-нибудь, желая напасть на идею праведности через веру, мне возразит, то я прежде всего спрошу его, должен ли человек считаться праведным за два или три добрых дела, если он преступил Закон во всех остальных? Это было бы слишком неразумно. Затем я спрошу его: если даже он праведен по многим своим делам, но виновен лишь в одном,

то и тогда мой противник не может утверждать подобного, поскольку этому противоречит речение Бога, который объявляет, что прокляты все, кто не исполняет всех предписаний (Втор 27:26). Я готов пойти ещё дальше и спросить, существует хотя бы одно такое доброе дело, в котором нельзя было бы обнаружить какой-либо нечистоты или несовершенства? Как оно может быть таковым в очах Божьих, в которых даже звёзды нечисты [Иов 25:5] и Ангелы неправедны (Иов 4:18)*? Поэтому мой противник будет вынужден признать, что нельзя найти ни одного доброго дела, которое не было бы запятнано и испорчено — либо преступлениями, совершёнными человеком в других случаях, либо собственной нечистотой,

так что оно недостойно называться праведным.

Но если установлено, что благодаря оправданию верой дела, которые в противном случае были бы нечистыми, испорченными, недостойными предстать перед Богом (а тем более быть приятными Ему), теперь вменяются в праведность, то зачем нам говорить о праведности от дел, уничтожая тем самым праведность от веры, от которой та происходит и в которой заключается? Разве мы желаем походить на змеиный выводок, где дети умерщвляют матерей? Но ведь утверждения наших противников ведут именно к этому. Они не могут отрицать, что оправдание верой является основанием, началом, причиной, сущностью (matiиre), субстанцией оправдания делами. Тем не менее, они приходят к выводу, что человек не оправдывается верой, потому что в праведность вменяются добрые дела.

Итак, оставим эти нелепости и будем исповедовать истину, какова она есть: всякая праведность, которая может заключаться в наших делах, происходит и зависит от оправдания через веру, причём последняя от этого не уменьшается, но, скорее, утверждается, ибо её действенность проявляется ярче. Более того, не станем думать, что дела настолько ценятся после оправдания, данного даром, что они замещают его в оправдании человека или оправдывают «пополам» с верой. Ибо если бы праведность по вере не пребывала постоянно во всей полноте, нечистота дел непременно бы обнаружилась, так что они заслуживали бы только осуждения. Поэтому нет никакого противоречия в том, что человек до такой степени оправдывается верой, что становится праведным не только сам, но праведными считаются и его дела, даже если они того и не вполне заслуживают.

10. Тем самым мы не только допускаем, что в делах присутствует некая доля праведности (на чём настаивают наши противники), но и что Бог одобряет их, как если бы они были совершенны, — при условии, что мы будем помнить, на чём основана их праведность. Это устраняет все трудности. Дело становится угодным Богу, когда Он принимает его вместе с прощением. Но откуда берётся прощение, как не от того, что Бог рассматривает нас и всё, что мы делаем, в Иисусе Христе? Мы предстаём праведными перед Богом после того, как становимся членами тела Христова, ибо его невинность изглаживает наши грехи и наши дела считаются праведными, хотя в них прячутся пороки. Но они покрыты чистотою Христа и более нам не вменяются. Поэтому мы можем с полным правом сказать, что верою оправдывается не только человек, но и его дела. Но если праведность дел как таковая происходит от веры и от оправдания, данного даром, то не должно использовать её для разрушения и омрачения благодати, от которой она целиком зависит и даже заключена в ней; праведность соотносится с благодатью, как плод с деревом.

По этой причине св. Павел, желая доказать, что наше блаженство состоит в Божьей милости, а не в наших делах, подчёркивает слова Давида: «Блаженны, чьи беззакония прощены и чьи грехи покрыты; блажен человек, которому Господь не вменит греха» (Рим 4:7-8; Пс 31/32:1-2). Если кто-нибудь в противовес этому захочет привести неисчислимые свидетельства, где на первый взгляд утверждается, что блаженство заключено в наших делах, как, например, «Блажен муж, боящийся Господа» (Пс 111/ 112:1), «кто милосерд к бедным, тот блажен» (Прит 14:21), «который не ходит на совет нечестивых» (Пс 1:1), «который переносит искушение» (Иак 1:12), что «блаженны хранящие суд и творящие правду» (Пс 105/106:3; 118/119:1), что «блаженны нищие духом» и т.д., — то всё это не опровергает истинности сказанного св. Павлом. Ибо те добродетели, о которых говорится в приведённых свидетельствах, никогда не бывают у человека такими, чтобы они были приняты Богом сами по себе. Отсюда следует, что человек остаётся ничтожным до тех пор, пока не будет освобождён от своего ничтожества прощением грехов. Итак, все виды блаженства, о которых говорится в Писании, исчезают и гибнут, так что человек не получает плода ни от одного из них, если вначале он не получит блаженства в прощении грехов. Оно открывает путь всем другим Божьим благословениям. Отсюда следует, что это незаслуживаемое блаженство не только является главным и высшим, но единственным, если только мы не осмелимся утверждать, что оно отменяется теми благословениями, которые заключены в нём одном.

Теперь нет причин для того, чтобы мы поколебались и усомнились при виде того, что верующие часто именуются в Писании праведниками. Я признаю, что они носят это звание за свою святую жизнь. Но поскольку они больше стремились к тому, чтобы следовать праведности, нежели достигли в ней совершенства, то можно сделать вывод, что праведность дел как таковая подчинена праведности по вере, на которой она основана и от которой получает всё то, чем является.

И. Но наши противники продолжают настаивать на своём и утверждают, что св. Иаков противоречит нам с такой очевидностью, на которую невозможно возразить98. Ведь он учит, что Авраам был оправдан за дела и что мы все тоже оправдываемся делами, а не одной верой (Иак 2:14 сл.). Но я задаюсь вопросом, не желают ли они столкнуть св. Иакова со св. Павлом? Если они считают св. Иакова служителем Христа, то его высказывание нужно воспринимать в таком смысле, который не противоречит Христу, говорящему устами св. Павла. А Св. Дух через св. Павла утверждает, что Авраам получил оправдание по вере, а не по делам [Рим 4:3; Гал 3:6] и что посему все мы оправданы вне дел Закона. Тот же Дух объявляет через св. Иакова, что наша праведность заключается не только в вере, но и в делах. Очевидно, что Дух не может противоречить самому Себе. Как же согласовать эти утверждения?

Для наших противников было бы достаточно, если бы это было в их силах, искоренить праведность по вере, которую мы хотели бы видеть утвердившейся в глубинах сердец. Они не слишком озабочены тем, чтобы успокоить совесть. И поэтому легко видеть, как силятся они поколебать праведность по вере, но при этом не предлагают какого-либо мерила праведности, которому могла бы довериться человеческая совесть. Так пусть же они как угодно торжествуют победу, не в силах похвалиться иной победой, кроме той, в результате которой они отняли всякую уверенность в праведности. Пусть же они одержат эту мерзостную победу там, где, погасив всякий свет истины, они ослепят всех своим мраком. Но везде, где останется в силе Божья истина, они ничего не достигнут.

Итак, я отрицаю, что высказывание св. Иакова (которое постоянно у них на устах и из которого они сделали себе непробиваемый щит99) хоть как-то им помогает. Чтобы доказать это, нам следует прежде рассмотреть цель, к которой стремится апостол, а затем показать, как они её искажают. Поскольку в те времена находились люди (и это зло постоянно присутствует в Церкви), которые выставляли напоказ своё неверие, презирая всё характерное для верующих, и тем не менее продолжали лживо хвалиться верою, св. Иаков высмеивает это безумное тщеславие. В его намерения не входит в чём-либо ослабить то, что является истинной верой — он хочет показать, до какой степени ничтожны эти лжецы, тщеславно прикидывающиеся верующими и довольные этим, однако ведущие распутную жизнь. Приняв это во внимание, легко понять, в чём ошибаются наши противники. А ошибаются они дважды: неправильно трактуя слово «вера» и слово «оправдывать».

Св. Иаков, произнося слово «вера», имеет в виду именно это легкомысленное мнение, глубоко отличное от истинной веры. Он позволяет себе сделать уступку, что и прямо показывает такими словами: «Что пользы, братия мои, если кто говорит, что он имеет веру, а дел не имеет?» (Иак 2:14) Он не говорит: «если кто-то имеет веру без дел» — но: «если кто-то хвалится тем, что имеет её». Далее он выражается яснее, насмешливо называя подобную веру худшей, чем знание бесов [Иак 2:19], и наконец именуя её «мёртвой» [Иак 2:20]. Нетрудно понять, что имеет в виду апостол, когда даёт такое определение: ты веруешь, что Бог един. Разумеется, если всё содержание веры свести к тому, что есть только один Бог, то неудивительно, что она не может оправдать. И не следует полагать, что это в чём-то вредит христианской вере, природа которой совершенно иная. Ибо истинная вера оправдывает нас, лишь соединяя с Иисусом Христом, дабы, сделавшись с Ним одним целым, мы участвовали в его праведности. Она оправдывает не тогда, когда мы постигли некое знание о божественном, но тогда, когда она успокаивает человека, убеждая его в милости Божьей.

12. Мы ещё не коснулись цели, ради которой рассматриваем второе их заблуждение. Ведь представляется вполне очевидным, что св. Иаков полагает часть нашей праведности в делах100. Но если мы хотим согласовать это со всем Писанием и с другими же словами апостола, здесь нам необходимо понять иной смысл слова «оправдывать», нежели тот, который вкладывает в него св. Павел. Павел называет оправданием то состояние, когда наша неправедность совершенно изглаживается из памяти и мы становимся праведниками. Если с этой точки зрения прочитать св. Иакова, то окажется, что он некстати привёл свидетельство Моисея о том, что Авраам поверил Богу и т.д. [Быт 15:6; Иак 2:23]. Ибо он сразу же добавляет, что Авраам приобрёл праведность своими делами, так как он не поколебался по повелению Бога умертвить своего сына. И тем самым сбылось Писание, где сказано, что он поверил Богу и это вменилось ему в праведность. Если нелепо полагать, что следствие предшествует своей причине, то или Моисей ложно свидетельствует, будто Аврааму в праведность была вменена вера, или Авраам не заслужил праведности послушанием Богу, которое он проявил, согласившись принести в жертву Исаака.

Авраам был оправдан верою до того, как был зачат Измаил; а Измаил был уже взрослым до рождения Исаака. Так как же мы можем говорить, что он обрёл праведность послушанием, которое проявил много лет спустя? Посему, либо св. Иаков исказил последовательность событий (что невозможно предположить), либо, говоря об оправдании Авраама, он имел в виду, что тот был почитаем за праведника не благодаря заслугам. Так что же получается? Конечно же, апостол подразумевает объявление о праведности перед людьми, а не вменение праведности Богом. Он как бы говорит: праведники по вере подтверждают свою праведность послушанием и добрыми делами, а не лживой и притворной маской веры. Короче, св. Иаков не обсуждает способов нашего оправдания, а требует от верующих такой праведности, которая подтверждалась бы делами. И если св. Павел утверждает, что человек оправдывается без помощи дел, то св. Иаков не допускает, чтобы считающий себя оправданным не творил добра.

Это соображение позволяет нам избавиться от множества сомнений. Ибо наши противники заблуждаются прежде всего в том, что полагают, будто св. Иаков определяет способ оправдания, тогда как он не стремится к иной цели, кроме как разрушить тщеславную самоуверенность людей, которые, желая оправдать своё небрежение к добрым делам, неоправданно притязают на звание верующих. Поэтому, как бы наши противники ни искажали и ни извращали слова св. Иакова, последние выражают две идеи: что суетная видимость веры нас не оправдывает, и что верующий, не довольствуясь видимостью, проявляет свою праведность в добрых делах.

13. Похожая по смыслу цитата из св. Павла, которую любят приводить наши противники, тоже не может им помочь: а именно, «что не слушатели закона праведны пред Богом, но исполнители закона оправданы будут» (Рим 2:13). Я не намерен уходить от этого вопроса, используя решение, предложенное св. Амвросием, который говорит, что исполнение Закона — это вера во Христа3 101. Мне кажется, что это некая уловка, в которой

аПсевдо-Амв"росий. Комм, к Поел, к Рим., II, 13 (МРЦ XVII, 70).

нет необходимости, когда открыт более прямой путь. В этом отрывке св. Павел бичует гордыню евреев, которые хвалились знанием Закона, но в то же время постоянно нарушали его. И чтобы они не гордились одним лишь знанием, он убеждает их, что если мы ищем праведности в Законе, то нам нужно соблюдать его, а не только знать. Мы, конечно, не подвергаем сомнению, что праведность по Закону заключается в добрых делах. Мы также не отрицаем, что в полном соблюдении святости и чистоты заключена истинная праведность. Но это ещё не доказывает, что мы оправдываемся делами, разве что появится человек, который целиком исполнит Закон.

Весь ход рассуждений св. Павла свидетельствует о том, что он не намеревался сказать ничего другого. В равной степени осудив нечестие как евреев, так и язычников, далее он переходит к частностям и говорит, что те, кто согрешил вне Закона, вне Закона и погибнут. Это относится к язычникам. С другой стороны, «те, которые под законом согрешили, по закону осудятся» [Рим 2:12]. Это относится к евреям. Но так как последние, закрывая глаза на свои преступления, хвалятся Законом, апостол добавляет — и это сущая правда, — что Закон дан им не только для слушания, благодаря которому они якобы могут обрести праведность, но для исполнения. Он как бы говорит: ты ищешь правды в Законе? Тогда не говори о слушании, которое само по себе мало что значит, но твори дела, которыми ты можешь показать, что Закон дан тебе не всуе. А поскольку евреям этого недостаёт, то они лишены славы, на которую притязают. Посему из смысла высказывания св. Павла следует сделать противоположный вывод: если праведность по Закону заключается в добрых делах и никто не может похвалиться тем, что удовлетворяет ему своими делами, то праведность от Закона для людей — ничто.

14. Ещё наши противники нападают на нас с помощью мест Писания, где верующие смело предлагают Богу оценить их праведность и желают вынесения приговора в соответствии с нею. Например, Давид восклицает: «Суди меня, Господи, по правде моей и по непорочности моей во мне» (Пс 7:9). А также: «Услышь, Господи, правду... Да воззрят очи Твои на правоту. Ты испытал сердце моё, посетил меня ночью... и ничего не нашёл» (Пс 16/17:1-3). А также: «Воздал мне Господь по правде моей, по чистоте рук моих вознаградил меня; ибо я хранил пути Господни и не был нечестивым пред Богом моим» (Пс 17/18:21-22). И ещё: «Рассуди меня, Господи, ибо я ходил в непорочности моей... Не сидел я с людьми лживыми, и с коварными не пойду... Не погуби души моей с грешниками» (Пс 25/26:1,4,9).

Выше3 я говорил просто об уверенности, с которой верующие относятся к своим делам. Приведённые здесь слова не противоречат этому, если мы их рассмотрим с двоякой точки зрения. Поступая так, верующие желают не того, чтобы была исследована вся их жизнь и в соответствии с нею они были приняты или осуждены Богом, но представляют на его суд какое-то конкретное дело. С другой стороны, они приписывают себе праведность не в сравнении с совершенством Бога, а в сравнении с людьми коварными и порочными.

Во-первых, когда встаёт вопрос об оправдании человека, от него не только требуется, чтобы он был добр и праведен в каким-то частном деле, но чтобы он всецело сохранял праведность на протяжении всей своей жизни — чего нет и никогда не будет ни у кого. Так что в молениях, где святые взывают к Божьему суду, дабы Господь удостоверил их непорочность, они не стремятся похвалиться своей чистотой и безгрешностью, тем, что их не в чем упрекнуть в течение всей жизни. Но, полагая всю надежду на спасение в благости Бога, они в то же время верят, что Он защитник бедных, что Он отомстит нечестивцам за их злодеяния, защитит невинных от обид. И они показывают Богу свои дела, за которые претерпели зло, будучи невиновными.

Во-вторых, представая вместе со своими соперниками перед Божьим Престолом, они не ссылаются на собственную непорочность, которая по строгому суду никак не может сравниться с чистотою Бога. Но поскольку они хорошо знали, что их искренность, праведность и простота по сравнению со злобой, лукавством и коварством их соперников угодна и приятна Богу, они без колебаний взывали к Нему как к Судье между ними и нечестивцами. Так, когда Давид сказал Саулу: «И да воздаст Господь каждому по правде его и по истине его» (1 Цар 26:23), — он не имел в виду, что Бог до конца испытает каждого из них и воздаст каждому по заслугам, а заявлял перед Богом о своей непорочности в противоположность нечестию Саула. И св. Павел, когда он даёт доброе свидетельство о чистоте своей совести в своём служении, о простоте и искренности (Деян 23:1; 2 Кор 1:12), не полагал опереться на эти достоинства, придя на Божий суд. Но, принуждённый к самооправданию клеветою грешников, он защищал от их злословия свою верность и честность, которые, как он знал, известны и угодны Богу. Ибо в другом месте мы читаем, что он не чувствует себя виновным, но тем не оправдывается (1 Кор 4:4). Да, он отлично знал, что Божий суд — совершенно другое дело, чем суждение людей.

'Гл. XIV, 18-20 настоящей книги.

Поэтому, когда люди призывают Бога в свидетели и судьи своей невинности перед лицом злобы лицемеров, то, хотя они предстоят перед одним лишь Богом, они все как один восклицают: «Если Ты, Господи, будешь замечать беззакония, — Господи! кто устоит?» (Пс 129/130:3) А также: «Не входи в суд с рабом Твоим, потому что не оправдается пред Тобой ни один из живущих» (Пс 142/143:2). Не доверяя своим делам, они исповедуют, что милость Божья лучше, нежели жизнь (Пс 62/63:4).

15. В Писании имеется несколько других подобных мест, которые могут смутить некоторых людей. Соломон говорит, что ходящий в непорочности праведен (Прит 20:7) и что на пути правды — жизнь и на стезе её нет смерти (Прит 12:28). На том же основании Иезекииль провозглашает, что поступающий законно и праведно будет жить вечно (Иез 18:9,21; 33:15). Я заявляю, что мы не намерены что-либо скрывать, отрицать или затемнять из всех подобных мест. Но пускай перед нами предстанет хотя бы один человек, обладающий такой непорочностью. А если нет ни одного смертного, обладающего ею, то все либо должны погибнуть на Божьем суде, либо найти прибежище в Божьем милосердии.

В то же время мы не отрицаем и того, что праведность, которой обладают верующие, хотя она несовершенна и заслуживает множества упрёков, всё же является для них некоей ступенью к бессмертию. Но это верно только тогда, когда Господь ниспосылает человеку свою милость, когда не оценивает его дела по достоинству, а принимает их с отеческой благосклонностью, даже если они её вовсе не заслуживают. Здесь мы имеем в виду не только то, чему учат схоласты, а именно, что дела получают свою ценность от благодати Бога, который их принимает. Ведь тем самым они утверждают, что дела, которые в противном случае были бы недостаточны для спасения, становятся достаточными, когда их принимает и одобряет Бог102. Я же, напротив,,утверждаю, что всякие дела, поскольку они либо осквернены другими преступлениями, либо как-то запятнаны сами по себе, не стоят ничего, пока Господь не смоет пятен, которыми они загрязнены и не простит человеку все его прегрешения — что и означает дать ему праведность даром.

Здесь нет необходимости приводить некоторые молитвы св. Павла, где он просит для верующих такого совершенства, чтобы они были полностью невиновны и безупречны перед Божьим судом (Эф 1:4; Флп 2:15; 1 Фес 3:13 и др.). Древние еретики целестинцыа пользовались этими вы-

аЧлены религиозного ордена, основанного о. Пьетро Анджелари (ок. 1215—1296), отшельником из Абруцци (жил на горе Муроне), который впоследствии стал папой под именем Целестина V (июль — декабрь 1294). Позднее орден принял его имя. По своим взглядам целестинцы были близки к «духовным францисканцам». — Прим. франц. изд.

оказываниями для доказательства того, что человек может обрести совершенную праведность в этой жизни. Следуя св. Августину, мы отвечаем, что все верующие должны стремиться к этой цели — однажды предстать перед Богом чистыми и непорочными. Считаем, что этого вполне достаточно. Но поскольку самое лучшее и совершенное состояние, которого мы можем достичь в нынешней жизни, — это лишь каждодневное совершенствование, то мы только тогда достигнем этой цели, когда, освободившись от грешной плоти, целиком сольёмся с нашим Господом3. Я не хотел бы быть слишком упрямым, возражая тому, кто желает приписать святым совершенство, если он определяет его в соответствии со св. Августином, который в своей третьей книге, обращенной к Бонифацию писал так: «Когда добродетель святых мы называем совершенной, это совершенство связано с сознанием несовершенства: в действительности святые в своём смирении сознавали, насколько они несовершенны»5.

Глава XVIII

О ДУРНОЙ АРГУМЕНТАЦИИ, СОГЛАСНО КОТОРОЙ

МЫ ОПРАВДЫВАЕМСЯ ДЕЛАМИ, ТАК КАК БОГ ОБЕЩАЛ ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ ЗА НИХ

I. Теперь мы объясним те отрывки, в которых говорится, что Бог воздаст каждому по делам его (Мф 16:27), и всё то, что следует из них. «Всем нам должно явиться пред судилище Христово, чтобы каждому получить соответственно тому, что делал, живя в теле» (2 Кор 5:10). «Скорбь и теснота всякой душе человека, делающего злое... Слава и честь и мир всякому, делающему добро» (Рим 2:9-10)*. А также: «Изыдут творившие добро в воскресение жизни» (Ин 5:29). И ещё: «Приидите, благословенные Отца Моего... Ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня...» (Мф 25:34-35) и др. К этим отрывкам небезосновательно добавить те, где вечная жизнь называется «воздаянием» (loyer), ибо в них как бы говорится о том, что человеку за дела его будет дана награда (rйmunйration). Например: «Кто боится заповеди, тому воздаётся» (Прит 13:13; а тж. 12:14). И ещё: «Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах» (Мф 5:12; Лк 6:23). А также: «Каждый получит награду по своему труду» (1 Кор 3:8).

Вопрос о воздаянии Богом каждому по его делам можно решить без особых затруднений. Подобные выражения означают скорее последовательность событий, нежели причину, по которой Бог вознаграждает людей. Нет никаких сомнений в том, что наш Господь говорит здесь о степенях совершения нашего спасения: после нашего избрания Он нас призывает; после призвания оправдывает; после оправдания прославляет (Рим 8:30). Он принимает верных Ему в вечную жизнь только по своей милости, но поскольку Он ведёт их к ней путём добрых дел, дабы в них исполнилась его воля, то нет ничего удивительного в том порядке, который Он определил: потому и сказано, что предызбранные увенчаны по их делам, которыми и подготовлены к получению венца бессмертия. По той же причине сказано, что они совершают своё спасение (Флп 2:12), когда, предаваясь добрым делам, размышляют о вечной жизни.

А поскольку им дано повеление стараться не о пище тленной (Ин 6:27), то они приобретают жизнь, веруя в Иисуса Христа. Однако неоднократно добавляется, что нетленную пищу даст им Сын Человеческий. Отсюда следует, что слово «стараться», или «трудиться» не противопоставляется благодати, но лишь предполагает старание и усердие. Поэтому нельзя делать вывод, что сами люди являются совершителями своего спасения или что их спасение происходит от добрых дел. Что же скажем? Сразу после познания Евангелия и просвещения Св. Духом они становятся призванными в общение со Христом и в них начинается вечная жизнь. Потом, в день Иисуса Христа, Господь завершает доброе дело, начатое в них (Флп 1:6). И когда праведностью и святостью они отражают образ своего Небесного Отца, в них завершается Божье дело и они объявляются его законными детьми.

2. Что касается слова «воздаяние», то не следует делать из него вывод, будто наши дела являются причиной нашего спасения. Прежде всего мы должны запечатлеть в своих сердцах, что Царство Небесное — это не плата служителям, а наследие детей, которое получат только те, кого усыновил Бог (Эф 1:5), и не по какой-либо иной причине, кроме этого усыновления. Ибо не сын рабы (как написано) будет наследником, а сын свободной (Гал 4:30). В самом деле, там же, где Св. Дух обещает вечную жизнь в награду за дела, называя её «наследием» или «наследством», Он же показывает, что она исходит откуда-то ещё. Так, Христос, призывая избранных своего

Отца владеть Царством Небесным, перечисляет дела, которые Он желает тем самым вознаградить [Мф 25:35-36]. Но Он тут же добавляет, что они будут владеть им по праву на наследования (Мф 25:4)*. Св. Павел тоже призывает рабов Божьих, хорошо исполнявших свой долг, надеяться на воздаяние от Господа; но он сразу же прибавляет, что это воздаяние наследия (Кол 3:24). Так что мы видим, как Христос и апостолы в весьма выразительных словах предостерегают нас относить вечное блаженство на счёт наших дел — но только на счёт усыновления Богом.

Почему же, спросит кто-нибудь, они так же часто ссылаются на дела? Этот вопрос можно разрешить одним-единственным примером из Писания. Перед рождением Исаака Аврааму было обещано, что в нём благословятся все народы земли и что семя его умножится как звёзды небесные и песок морской (Быт 15:5; 17:2; 18:18). Много времени спустя Авраам по повелению Божьему был готов умертвить своего сына Исаака. Выказав такое послушание, он получает следующее обетование: «Мною клянусь, говорит Господь, что, так как ты сделал сие дело, и не пожалел сына твоего, единственного твоего, то Я благословляя благословлю тебя, и умножая умножу семя твоё, как звёзды небесные и как песок на берегу моря... И благословятся в семени твоём все народы земли за то, что ты послушался гласа Моего» (Быт 22:16-18). Что же мы видим? Заслужил ли Авраам это благословение своим послушанием, или Оно было ему обещано до того, как было дано то повеление? Здесь перед нами недвусмысленное свидетельство, что Господь вознаграждает дела верующих теми благодеяниями, которые Он им уже обещал, когда они ещё и не думали что-либо делать и когда у Него не было никакой причины им благодетельствовать, кроме собственного милосердия.

3. И вовсе не унижением и не насмешкой звучат слова, что Бог вознаграждает наши дела тем, что Он дал даром до их совершения. Он желает, чтобы мы с помощью добрых дел упражнялись в размышлении об исполнении и радости обетованного Им и чтобы путём добрых дел шли к блаженной надежде, осуществление которой Он обещал нам на Небесах. Поэтому с полным основанием говорится, что за них будет получен плод обетовании, ибо бни являются как бы средством, ведущим нас к блаженству (юш88апсе). То и другое хорошо выразил апостол, велевший колоссянам держаться любви в надежде на уготованное им на Небесах, о чём они слышали в истинном слове благовествования (Кол 1:4-5). Говоря, что, как они познали через Евангелие, им уготовано небесное наследие, он указывает,

Книга III Глава XVIII

что надежда на него основана исключительно на Христе, а не на делах. С этим перекликаются слова св. Петра о том, что мы хранимы силой Божьей через веру ко спасению, которое откроется в своё время (1 Пет 1:5). Напоминая, что по этой причине верующие пытаются творить добрые дела, апостол указывает на необходимость стремиться к спасению всю свою жизнь.

Чтобы мы не думали, будто плата, обещанная Господом, должна измеряться соответственно нашим заслугам, Иисус рассказывает притчу, где сравнивает Себя с хозяином дома, который послал работать в свой виноградник всех, кого встретил: одних в первый час, других во второй, третьих в третий, а иных и в одиннадцатый. Когда же наступил вечер, он дал всем одинаковую плату (Мф 20:1 сл.). Краткое и красноречивое толкование этой притчи дано в книге «О призвании язычников» («De vocatione Gentium»), приписываемой св. Амвросию. Так как это древний Учитель, то я предпочитаю пользоваться его словами, нежели своими собственными. «Этим сравнением Господь желал показать, что призвание всех верующих, какими бы ни были их внешние различия, принадлежит единственно его благодати. То, что работавшие только один час приравнены к тем, кто трудился целый день, отражает положение людей, которых Бог, дабы прославить величие своей милости, призывает в конце жизни, чтобы вознаградить их по своему великодушию, а не заплатить за их труд, распространяя на них изобилие своей доброты. Ибо Он избрал их независимо от их дел, дабы трудившиеся долгое время и не получившие больше их поняли, что они получают всё от даров его благодати, а не как плату за свои труды»а.

Нужно также отметить, что везде, где вечная жизнь именуется наградой за добрые дела, под нею понимается не общение с Богом, когда Он принимает нас в Господе нашем Иисусе Христе, дабы сделать его наследниками, а обладание и наслаждение (fruition) блаженством, которое мы обретём в Царстве Божьем. Это выражено в словах Христа: «И не получил бы... в веке грядущем жизни вечной» (Мк 10:30); или: «приидите... наследуйте Царство» (Мф 25:34), а также в других местах. В связи с этим св. Павел называет откровение, которое будет дано в последний день, нашим усыновлением и выражает это словами «искупление нашего тела» (Рим 8:18 сл.)*. Кроме того, как человек, удалённый от Бога, пребывает в вечной смерти, так и принятый в благодать Бога, дабы общаться и соединиться с Ним, переходит от смерти в жизнь. И происходит это только по милости Усыновителя. И если наши противники продолжают упорство

вать относительно слова «награда», то мы можем противопоставить им то его значение, которое выразил св. Пётр, сказав, что это награда за веру (1 Пет 1:5-9).

4. Поэтому не станем думать, что Св. Дух приведёнными выше обето-ваниями желает вознаградить дела людей, как будто они заслуживают какой-то награды. Ибо Писание не оставляет нам ничего, чем бы мы могли гордиться пред ликом Бога. Скорее наоборот, оно стремится уничтожить нашу гордыню, смирить нас, сокрушить и обратить в ничто. Однако посредством обетовании, о которых говорилось выше, Св. Дух помогает нам в нашей немощи, которая иначе тотчас бы разрушила нас, если бы Он не поддерживал и не утешал верующих.

Прежде всего пусть каждый задумается, насколько тяжко не только отказаться от всех вещей, которые он любит, и оставить их, но также отказаться и от самого себя. И тем не менее это первый урок, который Христос преподаёт своим ученикам, то есть всем верующим. И на протяжении всей их жизни Он удерживает их в дисциплине креста, чтобы они не обращали своих сердец к похотям и земным благам. Короче, обычно Он обращается с ними таким образом, что, куда бы они ни обратили свой взор, то — по понятиям этого мира — видят одно лишь отчаяние. Поэтому св. Павел и говорит, что «если мы в этой только жизни надеемся на Христа, то мы несчастнее всех человеков» (1 Кор 15:19). И чтобы мы не утратили бодрости духа от смятения, Господь помогает нам и призывает поднять голову вверх и посмотреть дальше, обещая, что мы обретём в Нём блаженство, которого не видим в этом мире. Он называет его наградой, платой и воздаянием не потому, что мы заслужили его своими делами, а потому, что это возмещение за несчастья, беды и притеснения, которые мы терпим на земле. Поэтому нет ничего дурного в том, чтобы по примеру Писания называть вечную жизнь наградой — ведь посредством неё Господь даёт своим рабам вместо трудов отдых, вместо несчастий преуспеяние, вместо скорби радость, вместо бедности изобилие, вместо унижений славу; наконец, Он обращает все страдания, которые они претерпели, в невиданные блага. Так что вполне допустимо рассматривать святость жизни как путь; который не ведёт нас к небесной славе, но благодаря которому Господь открывает нам её, ибо Ему угодно прославить тех, кого Он оправдал и освятил (Рим 8:30).

Только нам не следует придумывать какую-либо связь между заслугой и наградой. Таково превратное толкование софистов3, не видящих цели, которую мы изложили. Но насколько же это нелепо — отворачивать взгляд, когда Бог зовёт нас к той или иной цели. Совершенно ясно, что за добрые дела обещана награда: не для того, чтобы возгордилось наше сердце, а для того, чтобы укрепилась наша слабая плоть. И тот, кто хочет сделать отсюда вывод о каких-то заслугах, приобретаемых делами, или уравновесить то и другое, весьма удаляется от цели, указанной Богом.

5. Поэтому, когда в Писании говорится, что Бог, праведный Судья, даст венец правды своим служителям (2 Тим 4:8), я вместе со св. Августином продолжаю: «Каким образом мог бы Он дать венец как праведный Судья, если бы прежде не дал благодать как милостивый Отец? И могла ли существовать какая-то праведность, если бы ей не предшествовала благодать, оправдывающая нечестивого? И каким образом можно было бы дать этот венец как нечто заслуженное, если бы всё, чем мы обладаем, не было бы нам дано как вовсе не заслуженное?»3 Я со своей стороны добавлю следующее.

Каким образом Бог вменил бы праведность нашим делам, если бы своим великодушием не покрыл в них всё неправедное? Каким образом счёл бы Он их достойными награды, если бы по своей бесконечной благости не изгладил того, что достойно кары? Я добавляю всё это, поскольку св. Августин обыкновенно именует «благодатью» вечную жизнь, которой вознаграждаются дела, — но только как незаслуженным Божьим даром.

Однако Св. Писание смиряет нас ещё больше — и одновременно возвышает. Ибо, помимо того, что оно запрещает нам хвалиться делами, поскольку и они — Божий дар, оно показывает нам, что и добрые дела всегда чем-то осквернены. Так что они не могли бы удовлетворить Бога или нравиться Ему, если бы рассматривались по всей строгости; Но дабы мы не уставали в своём усердии, сказано также, что добрые дела угодны Богу, ибо Он помогает нам в них. И хотя св. Августин выражается несколько иначе, чем мы, в том, что касается смысла и сути сказанного, мы находимся в полном согласии. В третьей книге к Бонифацию он сравнивает двух людей, один из которых ведёт столь святую и совершенную жизнь, что его принимают за Ангела, а другой живёт доброй и честной жизнью, но не такой совершенной и святою, как первый. И он заключает: «Этот второй, который по своей жизни, как представляется, стоит ниже первого, тем не менее возвышается над ним благодаря правой вере в Бога, которою он живёт и в соответствии с которой обвиняет себя в своих грехах. За все свои добрые дела он хвалит Бога, отдавая Ему всю славу и оставляя себе все мерзости; и Бог дарует ему прощение за грехи и укрепляет стремление к добрым делам. Поэтому, покинув этот мир, он будет принят в рай. За что же он будет принят, как не за веру? Хотя она не спасает человека без дел, но, поскольку она живёт и действует любовью, она является причиной прощения грехов. Ибо, как сказал пророк, праведный верою жив будет (Abb 2:4), а без неё даже добрые дела превращаются в греховные»3.

Несомненно, в этом отрывке ясно выражено то, о чём мы говорим и на чём более всего настаиваем: праведность дел зависит и проистекает от того, что их принимает Бог вместе с прощением злых дел, то есть милуя, а не судя.

6. Есть и другие отрывки, сходные по смыслу с теми, которые мы только что изложили. Например, сказано: «Приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители» (Лк 16:9). А также: «Богатых в настоящем веке увещевай, чтоб они не высоко думали о себе и уповали не на богатство неверное, но на Бога живого,... чтобы они благодетельствовали, богатели добрыми делами,... собирая себе сокровище, доброе основание для будущего, чтобы достигнуть вечной жизни» (1 Тим 6:17-19). Мы видим, что добрые дела сравниваются с богатством, о котором сказано, что мы будем пользоваться им в будущем блаженстве. Я утверждаю, что мы никогда правильно не поймём сказанного здесь, если не обратим взгляд на цель, к которой Св. Дух направляет нас этими словами. Если истинно речённое Христом, что «где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (Мф 6:21), то, как дети века сего изо всех сил стремятся приобрести то, что доставляет радость в этой жизни, так и верующие, зная, что эта жизнь пройдёт как сон, должны собирать вещи, которым они желают непрестанно радоваться там, где будут жить вечно.

Мы должны поэтому следовать примеру людей, отправляющихся из одного места в другое, чтобы жить там постоянно. Прежде чем уехать, они отправляют туда всё своё добро и для них не составляет большого неудобства обойтись без него короткое время. Они скорее довольны тем, что у них будет больше благ там, где они окончат свою жизнь. Если мы верим, что небо — наша родина и наша обитель, то следует перенести наши богатства именно туда, нежели держать их здесь, чтобы расстаться с ними, когда придётся внезапно уйти. Как же их перенести? Это значит отдать их на нужды бедняков: всё, что отдано им, Господь считает данным Ему (Мф 25:40). Отсюда происходит прекрасное обетование, что

Книга III Глава XVIII

благотворящий бедному даёт взаймы Господу (Прит 19:17). Сказано также: «Кто сеет щедро, тот щедро и пожнёт» (2 Кор 9:6). Ибо вся та любовь, которую мы питаем к нашим братьям, словно отдаётся на хранение в Божьи руки. И Бог как верный хранитель вернёт их нам однажды с великой прибылью.

Значит, скажет кто-нибудь, Бог настолько ценит дела любви, что считает их переданными Ему богатствами? Но кого смутят такие слова, если Писание явно свидетельствует о том же? Однако, если кто-то, желая бросить тень на благость Бога, станет выводить из этого достоинство дел, то эти свидетельства не помогут ему обосновать своё заблуждение. Из них можно сделать лишь тот вывод, что доброта и великодушие Бога по отношению к нам поистине чудесны. Ибо для того, чтобы побудить нас к добрым делам, Он обещает, что ни одно из них не будет забыто, хотя все они недостойны не только награды, но даже простого принятия Богом.

7. Наши противники упорно ссылаются на слова апостола, который, утешая фессалоникийцев в их страданиях, говорит, что они посланы им, дабы фессалоникийцы удостоились Царства Божьего (2 Фес 1:5). Ибо, продолжает он, «праведно пред Богом — оскорбляющим вас воздать скорбью, а вам, оскорбляемым, отрадою... в явление Господа Иисуса с неба» [2 Фес 1:6-7]. В то же время автор Послания к евреям пишет: «Не неправеден Бог, чтобы забыл дело ваше и труд любви, которую вы оказали во имя Его, послуживши и служа святым» (Евр 6:10).

На первую ссылку я отвечаю, что здесь св. Павел не имеет в виду какие-либо заслуги. Он только хочет сказать, что поскольку Небесный Отец избрал нас своими детьми, то Он желает, чтобы мы были подобны его первородному Сыну (Рим 8:29). Поскольку Христос, прежде чем войти в предназначенную Ему славу, претерпел страдания, то и нам многими скорбями надлежит войти в Царство Небесное (Лк 24:26; Деян 14:22). Посему, когда мы терпим страдания во имя Христово, то в нас запечатлеваются знаки, которыми наш Господь обычно метит овец своего стада. Мы потому считаемся достойными Царства Божьего, что носим на наших телах язвы Иисуса Христа (Гал 6:17), которые суть знаки детей Божьих. Сюда же относятся высказывания о том, что мы всегда носим в наших телах мёртвость Христа, чтобы и жизнь его открылась в нас, что мы участвуем в его страданиях, дабы уподобиться Ему в воскресении (2 Кор 4:10; Флп 3:10). Как на причину того, что перед Богом праведно дать отраду тем, кто будет трудиться, св. Павел указывает не на достоинство дел, а на подтверждение надежды на спасение. Он словно бы говорит: так же, как по справедливому Божьему суду полагается отмщение вашим врагам за ос

корбления и муки, которые они вам причинили, то справедливо и вам дать отдых и радость за ваши страдания.

Другой отрывок, где говорится, что добрые дела не должны быть забыты Богом и что Он стал как бы неправеден, если бы их забыл, следует понимать в таком смысле: Господь, дабы пробудить нас от лености, даёт нам надежду на то, что всё сделанное нами во имя его не будет забыто. Нам нужно помнить, что это обетование, как и все прочие, не имеет силы, если ему не предшествует дарованный Богом завет-союз (alliance gratuite), заключённый по его милости, на котором и покоится уверенность в нашем спасении. Вступив в этот союз, нам следует быть уверенными, что по причине щедрости Бога наши дела не останутся без награды, хотя они более чем недостойны её. Поэтому апостол, стремясь укрепить нас в этом уповании, говорит, что не неправеден Бог и что Он сдержит своё обещание. Так что праведность Бога относится скорее к истинности его обетования, нежели к справедливости, согласно которой нам следует воздать нечто должное. Тот же смысл имеет одно замечательное высказывание св. Августина, который, как и этот святой человек, не уставал повторять то, что нам следует твёрдо запечатлеть в своей памяти: «Господь верен, и Он делает Себя нашим должником, не принимая чего-либо от нас, но щедро давая обетования»3.

$. Наши фарисеи ссылаются также на следующие высказывания св. Павла: «Если имею... всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто» (1 Кор 13:2). Также: «А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше» (1 Кор 13:13). И ещё: «Более же всего облекитесь в любовь, которая есть совокупность совершенства» (Кол 3:14). Из двух первых высказываний они пытаются заключить, что мы более оправдываемся любовью, нежели верой, так как это более возвышенная добродетель13.

Вышес мы уже объяснили, что в первом высказывании речь не идёт об истинной вере. Мы признаём, что во втором имеется в виду истинная вера, выше которой апостол ставит любовь. Но не потому, что она более достойна, а потому, что более плодоносна, ибо простирается дальше, служит многим, потому, что она навсегда останется в силе, тогда как вера требуется лишь на определённое время [1 Кор 13:8]. Если мы станем рассматривать вопрос о превосходстве, то любовь Божья находится на высшей ступени. Однако апостол Павел здесь об этом не говорит. Ибо он лишь желает убедить нас в том, что мы созидаем друг друга в Боге любовью. Но даже если предположить, что любовь во всех отношениях превосходит веру, то найдётся ли нормальный, здравомыслящий человек, который сделает из этого вывод, что любовь и оправдывает нас в большей степени? Оправдывающая сила веры коренится не в достоинстве дел. Наше оправдание целиком заключено в Божьей милости и заслуге Христа. Когда говорится, что вера оправдывает, то имеется в виду только то, что она заключает в себе праведность, переданную ей Христом.

Теперь, если спросить наших противников, в каком смысле они приписывают любви оправдывающую силу, они ответят, что любовь оправдывает вследствие того, что является добродетелью, угодной Богу, заслугой, благодаря которой, поскольку она принята по его доброте, нам вменяется праведность3. Мы же говорим, что оправдывает вера. Благодаря ей мы не заслуживаем праведность в силу её собственной ценности, но вера представляет собой орудие, посредством которого мы даром получаем праведность Христа. Наши противники, оставляя в стороне Божье милосердие и вовсе не упоминая о Христе, в котором заключена вся полнота праведности, утверждают, что мы оправдываемся через любовь, ибо любовь — более возвышенное достоинство. Это всё равно что утверждать, будто король способен делать ботинки лучше, чем сапожник, потому что он достойнее и благороднее. Одного этого аргумента достаточно, чтобы понять, что все сорбоннские школы никогда не имели ни малейшего представления об оправдании верой.

Если какой-нибудь заядлый спорщик возразит, что я, часто ссылаясь в ходе изложения на св. Павла, безосновательно употребляю слово «вера» в разных значениях, то я отвечу, что имею для этого достаточно вескую причину. Все дары, о которых говорит апостол, каким-то образом сводятся к вере и надежде. Ибо последние относятся к богопознанию, о чём и идёт речь в конце главы [1 Кор 13], где св. Павел всё выражает этими двумя словами. Он как бы говорит: и пророчества, и языки, и дар истолкования, и наука направлены к этой цели, то есть к тому, чтобы вести нас к познанию Бога. В этой смертной жизни мы познаём Бога только через веру и надежду. И поэтому, когда я говорю о вере и надежде, я подразумеваю под ними все дары. Итак, пребывают сии три: вера, надежда, любовь; значит, о каком бы разнообразии даров ни шла речь, они сводятся к этим трём, из которых любовь — главный дар.

аДунс Скот. Комм, к Сент., I, сЛэ^ 17, ди. III, 22.

Из третьего отрывка наши противники делают вывод, что поскольку любовь — совокупность совершенства [Кол 3:14], то она включает и оправдание, которое есть не что иное как совершенство. Но если мы напомним, что св. Павел именует совершенством собрание членов добротно устроенной Церкви, и согласимся, что человек совершенен перед Богом благодаря любви, то что нового они из этого извлекут? Ведь я не раз повторял: мы никогда не достигаем этого совершенства, никогда не испытываем должной любви. Из этого легко заключить, что поскольку все ЛЮДИ мира сего весьма далеки от полноты любви, то нет и никакой надежды на совершенство.

9. Мне не хочется говорить обо всех тех свидетельствах, которые безумные сорбоннские схоласты произвольно извлекают из разных мест Писания, чтобы побороть нас. Ведь они приводят такие смешные ссылки, что я не могу их касаться, если не хочу предстать столь же глупым и неспособным к исследованию. Я закончу с этой темой после того, как поясню речение Христа, которое так им нравится. Я имею в виду его ответ книжнику, который спросил, что необходимо для спасения. «Если хочешь войти в жизнь вечную, соблюди заповеди» (Мф 19:17). Что нам ещё нужно, говорят они, если сам Совершитель благодати велит нам приобретать Царство Божье соблюдением заповедей? Как будто неизвестно, что Христос всегда приспосабливал свои ответы к тем, с кем говорил. В этом отрывке о средствах получения вечного блаженства его спросил книжник, учитель Закона; и не вообще, а именно в такой форме: что должны делать люди, чтобы войти в жизнь? Личность вопрошавшего побудила Господа ответить так, а не иначе. Этот книжник, строго державшийся ложного мнения о праведности от Закона, был ослеплён доверием к своим делам. Более того, он не спрашивал ни о чём другом, кроме как о праведных делах, которыми приобретается спасение. Поэтому Иисус и отослал его к Закону, в котором нам дано совершенное зеркало праведности.

Мы тоже ясно и громко проповедуем, что заповеди необходимо соблюдать, что нужно стремиться к праведности в делах. Это должны знать все христиане. Ибо как найдут они прибежище во Христе, если не познают, что претыкаются о гибель и смерть? Как познают они, насколько они уклонились от пути жизни, не уразумев, каков этот путь? Поэтому они не могут считаться наученными находить прибежище во Христе, дабы обрести спасение, пока не узнают, какая пропасть лежит между их жизнью и Божественной праведностью, которая описана в Законе.

Подведём итог. Если мы ищем спасения в наших делах, нам следует соблюсти заповеди, которые учат нас совершенной праведности. Но на

Ю 690

этом нельзя останавливаться, если мы не хотим упасть посередине пути, ибо никто из нас не способен их соблюсти. А поскольку все мы лишены праведности по Закону, то нужно искать другое убежище и другую помощь — веру во Христа. Посему, как в этом отрывке Господь наш Иисус указывает на Закон его учителю, переполненному суетным доверием к своим делам, чтобы тот осознал себя бедным грешником, назначенным к осуждению, так в другом месте Он утешает обещанием своей милости иных людей, которые смирились, осознав это. И утешает, не ссылаясь на Закон: «Приидите ко Мне, все труждающиеся и обременённые, и Я успокою вас,... и найдёте покой душам вашим» (Мф 11:28-29).

10. Наконец, когда наши противники устают от искажений Писания, они пытаются поймать нас во всякие западни и суетную софистику. Прежде всего они упорно твердят, что вера названа «делом» (Ин 6:29), и поэтому мы поступаем дурно, противопоставляя её делам, словно нечто совершенно иноеа. Как будто вера, будучи послушанием воле Божьей, приобретает для нас праведность, являясь нашей заслугой! На самом же деле, приобретая для нас Божью милость, она даёт нам уверенность в праведности Христа, которая по не заслуженной нами доброте Небесного Отца предлагается нам в Евангелии. Читатели простят мне, что я не занимаюсь опровержением этих глупостей, — ведь они настолько легковесны, что рассыпаются сами по себе.

Тем не менее мне кажется уместным ответить на одно возражение наших противников, потому что внешне оно выглядит не лишённым благоразумия и может смутить простых людей. Они говорят, что и противоположные вещи измеряются одной мерой и, поскольку всякий грех почитается нечестием, то и всякое доброе дело должно вменяться в праведность. Ответ, что проклятие людей проистекает от одной лишь неверности Богу, а не от частных грехов103, меня не удовлетворяет. С людьми, утверждающими это, я согласен в том, что источник и корень всех зол — неверие. Ибо это ведёт к забвению Бога и почти что к отречению от Него, откуда проистекают все нарушения его воли. Но когда говорится, что с целью установить праведность или нечестие человека добрые и злые дела взвешиваются на одних и тех же весах, то я решительно возражаю. Ибо праведность от дел — это безупречное послушание Закону. Поэтому никто не может быть праведен по своим делам, если вся его жизнь не представляет собой прямую линию следования Божьему Закону. Как только человек отклоняется от неё в ту или другую сторону, он впадает в нечестие.

аЕск 3. Епспігісііоп, сп. V, ргор. IV.

Отсюда становится очевидным, что праведность заключается никак не в добрых делах, а в полном и неустанном соблюдении Божьей воли. Совсем по-другому судится нечестие. Если кто-нибудь предаётся разврату или грабежу, то одним этим преступлением он повинен смерти, так как оскорбил им величие Бога. Именно в этом пункте жестоко заблуждаются наши софисты. Они не рассматривают грех так, как учит св. Иаков: тот, кто нарушит одну заповедь, виновен во всём, ибо Бог, запретивший прелюбодействовать, запретил и убивать (Иак 2:10-11). Посему нет ничего несообразного, когда мы говорим, что смерть — справедливое воздаяние за всякий грех, ибо все грехи заслуживают гнева и отмщения Бога. Однако было бы дурным способом аргументации переиначивать это на противоположное утверждение и говорить, будто человек может заслужить милость Бога одним-единственным добрым делом, тогда как многими грехами он вызывает его гнев.

Глава XIX О СВОБОДЕ ХРИСТИАНИНА

I. Теперь мы рассмотрим вопрос о свободе христианина (libertй chrestienne), о которой нельзя забывать, намереваясь дать краткое изложение евангельского учения. Это весьма необходимая вещь, без понимания которой сознание лишь с огромным трудом решится предпринять что-либо, будет часто колебаться и претыкаться и всегда тревожиться и смущаться. Отметим, что это одна из составляющих оправдания, которая может нам во многом помочь в постижении его силы. Все богобоязненные люди должны ощутить, что плод этого учения имеет огромную ценность, хотя всякие насмешники и хулители Бога пошло издеваются над ним104. Обезумевшие в своём духовном опьянении, они не знают никаких границ в богохульстве. Поэтому здесь весьма уместно порассуждать на эту тему. Хотя мы неоднократно затрагивали её выше, всё же полезно теперь обсудить её в более или менее полном объёме.

Ибо, как только появляется какое-либо упоминание о свободе христианина, то некоторые люди тотчас дают волю своим похотям, а другие предаются неудержимым страстям, если только снова и снова не приводить в порядок и не укрощать эти легкомысленные умы, которые извращают даже самое лучшее из того, что им предлагают. Прикрываясь этой свободой, одни отказываются от всякого послушания Богу и дают полную свободу своей плоти. Другие, напротив, вовсе не желают слышать о свободе, так как считают, что она устраняет всякий порядок, всякую сдержанность и кротость.

Что же делать, чтобы без вреда пройти через это узкое место? Не лучше ли вообще оставить в стороне вопрос о свободе христианина, дабы избежать всяческих опасностей? Но, как только что было сказано, без его правильного понимания не будут верно восприняты ни Иисус Христос, ни истина Евангелия и не будет достигнут внутренний покой души. Совсем наоборот, надо прилагать все усилия к тому, чтобы столь необходимое учение о христианской свободе не было обойдено молчанием или вообще похоронено и в то же время чтобы были опровергнуты нелепые возражения, которые могут смутить души.

2. По моему мнению, свобода христианина складывается из трёх со-ставляющиха. Первая заключается в том, что сознание верующих, когда оно ищет уверенности в оправдании, возвышается над Законом и забывает о праведности от него. Поскольку Законом (как показано вышеь) никто не оправдывается, то либо нам следует оставить всякую надежду на оправдание, либо нужно сделаться свободными от Закона, причём настолько, чтобы не смотреть на свои дела. Ведь если кто-то помыслит, что для оправдания он должен совершить некие дела, он не сможет определить ни их меры, ни границ, но будет обязан исполнить весь Закон целиком. Поэтому, когда встаёт вопрос о нашем оправдании, мы обязаны отбросить всякую мысль о Законе и своих делах, дабы принять одну лишь милость Божью, и отвратить взгляд от самих себя, дабы устремить его на Иисуса Христа. Ибо вопрос заключается не в том, праведны мы или нет, а в том, каким образом мы, будучи неправедными и недостойными, можем почитаться за праведных. Поэтому, если совесть желает обрести какую-то уверенность, она не должна взирать на Закон.

Из этого не следует, что Закон является излишним для верующих, ибо он способен их научать, воодушевлять, побуждать на делание добра; однако на Божьем Суде он не будет иметь значения для их совести. Нам сле-

а3десь Кальвин следует за Меланхтоном, который в 1522 г. дал аналогичное деление. См. Die Loci communes Philipp Melanchtons in ihrer Urgestalt (hrsg. Plitt G.L. von, Kolde Th.). Leipzig, 1925, S. 218. — Прим. франц. изд.105

ьКн. II, гл. VIII, 3.

дует чётко различать эти два совершенно разных утверждения. Вся жизнь христиан должна быть размышлением о благочестии и упражнением в нём, ибо они призваны к святости (Эф 1:4; 1 Фес 4:3). В том и состоит предназначение Закона, чтобы убеждать их делать должное, прививать им склонность к святости и чистоте. Но когда совесть тревожится о том, как, будучи призванной на Божий Суд, достичь благорасположения Бога, о том, что она Ему ответит, в чём она может найти уверенность и поддержку, — тогда ей не следует сверяться с Законом и думать о его требованиях: она должна будет видеть праведность в одном лишь Иисусе Христе, который превосходит всякую праведность от Закона.

3. Этому посвящено почти всё Послание к галатам. Всех, кто ложно толкует его, утверждая, будто св. Павел выступает лишь за свободу от об-рядова, легко опровергнуть с помощью аргументов самого Павла. Ведь он говорит, что Христос, сделавшись для нас клятвою, искупил нас от клятвы Закона (Гал 3:13). Он призывает, чтобы мы хранили свободу, которую даровал нам Христос, и не подвергались игу рабства. «Вот, я Павел говорю вам: если вы обрезываетесь, не будет вам никакой пользы от Христа. Ещё свидетельствую всякому человеку обрезывающемуся, что он должен исполнить весь закон» [Гал 5:2-3]. А также: «Вы, оправдывающие себя законом, остались без Христа, отпали от благодати» (Гал 5:4). Тем самым он, безусловно, отвергает более существенные вещи, нежели свободу от обрядов. Я согласен, что св. Павел говорит здесь и об обрядах, потому что он выступает против лжеапостолов, которые пытались вернуть Хри-станскую Церковь под древнюю сень Закона, от которого она освободилась с пришествием Христа.

Но чтобы окончательно решить этот вопрос, нужно поднять его на более высокий уровень, к подлинному его источнику. Во-первых, поскольку иудейские образы затемняли свет Евангелия, обнаруживается, что в Иисусе Христе мы имеем полное и ясное выражение всего того, прообразом чего были обряды и церемонии Моисеева Закона. Во-вторых, поскольку лжеучители, с которыми апостол имел дело, внушали народу ложное мнение, что соблюдения законнических ритуалов достачно для обретения благодати Божьей, он'настаивает прежде всего на том, что люди не в состоянии обрести праведность перед Богом никакими делами и тем более ничтожными внешними обрядами. Дабы успокоить нашу совесть, он показывает, что смертью Христа мы освобождены от проклятия Закона (Гал 4:5), тяготевшего над всем человеческим родом. Это как раз относится к вопро-

аИероним. Крмм. к Посланию к галатам, предисловие (МР1_, XXVI, 331 р.); Псевдо-Амвросий. Комм, к Посланию к галатам (МР1_, XVII, 357 р.).

су, который мы рассматриваем. И наконец, он отстаивает свободу совести (libertй des consciences), объявляя, что она не связана с соблюдением каких-либо внешних ритуалов106.

Вторая составляющая свободы христианина, которая зависит от первой, состоит в следующем: совесть служит Закону не по его необходимому принуждению, но, будучт свободна от ига Закона, добровольно подчиняется воле Божьей3. Пока совесть постоянно пребывает в страхе и ужасе перед Законом, она никогда не будет свободно, добровольно и с чистым сердцем послушна Божьей воле, если сначала не освободится подобным образом. Мы кратко и ясно поясним это на одном примере. Заповедь Закона заключается в том, чтобы мы любили Господа всем нашим сердцем, всею душою и всеми силами (Втор 6:5). Для исполнения этой заповеди прежде всего необходимо, чтобы душа была чиста от всяких иных помышлений, сердце очищено от всякого иного желания, чтобы к этому прилагались все наши силы. Однако даже те, кто дальше других продвинулся по Божьему пути, далеки от такого состояния. Ибо хотя они и любят Бога искренне и с сердечным чувством, большая часть их сердец и душ всё ещё заполнена плотскими желаниями, которые тащат их назад и мешают стремиться к Богу так, как подобает. Они пытаются идти дальше, однако плоть ослабляет их силы и отвлекает их на самоё себя.

Что же им делать, когда они видят, что прилагают все силы к исполнению Закона? Они желают, стремятся, силятся, но не достигают должного совершенства. Если они будут смотреть на Закон, то увидят, что всё, что они могут предпринять, проклято. И не надо обманываться, полагая, что твоё дело не вполне дурно, хотя и несовершенно, и поэтому Бог примет наличествующее в нём добро. Ибо Закон требует совершенной любви и осуждает всякое несовершенство, если только его суровость не будет смягчена во всех отношениях. Пусть человек, ценящий свои дела, хорошенько поразмыслит, и тогда он поймёт, что то, что он считал отчасти хорошим, является преступлением Закона, ибо оно несовершенно.

Все наши дела сопряжены с проклятием со стороны Закона, если они оцениваются его мерилом. И где бедным душам найти решимость совершить какое-либо дело, если они не ожидают за него ничего, кроме про-

аЭтот второй аспект свободы христианина соответствует одной из основных тем, развиваемых Лютером в его трактате «О свободе христианина» (1520). — Прим. франц. изд. [Epistola Lutheriana ad Leonem decimum summum pontificem. Одно из современных изд. на нем. яз.: Martin Luthers Schrift: Von der Freiheit eines Christenmenschen. Berlin, 1961. — Прим. перев.] клятия? С другой стороны, освобождённые от суровых повелений Закона или, скорее, от всей его суровости, они увидят, что призваны Богом с отеческой нежностью. И тогда они с радостью и сердечной чистотою будут следовать туда, куда Ему угодно их повести. Короче, те, кто связан узами Закона, подобны рабам, которым хозяева дают задание на каждый день. Они считают, что ничего не сделали и не осмеливаются предстать перед своими хозяевами, если не выполнили в точности всего, что им было поручено. А дети, с которыми их отцы обращаются свободнее и нежнее, не боятся показать им свою неумелую и незавершённую работу и, даже обладая какими-то пороками, верят, что их послушание и добрая воля приятны отцу, хотя они и не сделали всего того, чего желали.

Нам следует быть похожими на детей и не сомневаться, что нашему бесконечно доброму и снисходительному Отцу приятно наше служение, даже если оно несовершенно и не лишено пороков. Он подтверждает это устами пророка: «Буду миловать их, как милует человек сына своего, служащего ему» (Мал 3:17). Слово «миловать» означает здесь благожелательно поддерживать, закрывая глаза на пороки и недостатки; ведь Господь упоминает также и служение. Нам очень необходима эта уверенность, без которой мы трудились бы напрасно. Ибо Бог не прославляется нашими делами, если они действительно не совершаются в его честь. А как мы можем что-то делать в его честь, когда нас одолевают страхи и сомнения, когда мы не уверены, оскорбляем ли мы Бога или почитаем?

6. Вот почему автор Послания к евреям все добрые дела древних отцов соотносит с верой и оценивает их по вере (Евр 13:2-17). Знаменательный фрагмент, посвященный подобной свободе, имеется также в Послании к римлянам, где св. Павел утверждает, что грех не должен господствовать над нами, ибо мы не под Законом, а под благодатью (Рим 6:14)*. Призвав верующих к тому, чтобы грех не царствовал в их смертных телах и чтобы они не предавали своих членов греху в орудие неправды, он велит им представить себя Богу как оживших из мёртвых в орудия праведности [Рим 6:12-13]. Поскольку они могли бы возразить, что ещё носят плоть, полную похотей, и что грех всё ещё живёт в них, апостол даёт им утешение, проистекающее от свободы от Закона. Он словно бы говорит: хотя верующие ешё не чувствуют, что пламя греха в них угасло, и они ещё не зажили жизнью, исполненной праведности, они не должны отчаиваться и терять мужество, как будто Бог гневается на них за остаток греха. Ибо Божьей милостью они освождены от Закона, и дела их больше не будут оцениваться по его мерилу. А те, кто сделает отсюда вывод, будто можно спокойно грешить, поскольку мы более не пребываем под Законом, могут легко понять, что к ним эта свобода никак не относится: её цель — побудить и направить нас на благое.

7. Третья составляющая свободы христианина учит нас не придавать значения перед Богом внешним вещам, которые сами по себе не имеют значения107 и которые мы можем либо делать, либо не делать. Понимание этой свободы нам также весьма необходимо. Если у нас его нет, то наша совесть никогда не найдёт покоя и не будет конца предрассудкам. Сейчас многим людям стало ясно, что мы поступаем плохо, затевая дискуссии об употреблении мяса, о соблюдении определённых дней, об одежде и о прочих, как им кажется, пустяках. Однако эти вещи всё-таки важнее, чем представляется некоторым. Ибо, когда сознание сковано этими путами, оно вступает в бесконечный лабиринт и срывается в глубокую пропасть, откуда нелегко выбраться. Если кто-либо начинает сомневаться, позволительно ли использовать лён для простыней, рубашек, носовых платков, салфеток, то он вскоре засомневается, дозволено ли пользоваться пенькой, и в конце концов станет колеблеться по поводу употребления биче-вы. Или ему придёт в голову, что если нельзя есть без салфетки, то нельзя и обходиться без носового платка. Если кто-то станет думать, что употребление изысканно приговленной пищи не разрешено, то в конечном счёте он утратит уверенность, что можно пребывать в мире с Богом, поедая чёрный хлеб и простую пищу, потому что ему всегда будет казаться, что можно поддерживать жизнь ешё более простой пищей. Если его начнут мучить угрызения совести при потреблении хорошего вина, то вскоре он не осмелится выпить даже прокисшее или выдохнувшееся и наконец откажется от воды, которая лучше и чище обычной. Он дойдёт до того, что будет считать большим грехом ходить поперёк соломенного настила108.

Здесь речь идёт не о лёгких сомнениях нашей совести, но о сомнениях, угодно ли Богу — чья воля неизбежно должна предшествовать всем нашим планам и делам, — что мы чем-то пользуемся или не пользуемся; а его воля неизбежно предшествует всем нашим планам и делам. Отсюда с необходимостью выходит, что одни будут брошены в бездну отчаяния, которая их поглотит; другие, отбросив всякий страх Божий и намереваясь пройти через все препятствия, не найду пути. Ибо все охваченные подобными сомнениями, куда бы они ни оборачивались, всегда наталкиваются на смятение совести.

$. «Я знаю, говорит св. Павел,., что нет ничего в себе самом нечистого; только почитающему что-либо нечистым, тому нечисто» (Рим 14:14). Этими словами он всё внешнее подчиняет нашей свободе109, дабы уверенность в ней укрепилась перед Богом в нашей совести и в нашем сознании. Но если нас вводит в смущение какой-нибудь предрассудок, то вещи, которые по своей природе были чисты, становятся для нас нечистыми. Поэтому апостол говорит: «Блажен, кто не осуждает себя в том, что избирает. А сомневающийся, если ест, осуждается, потому что не по вере; а всё, что не по вере, грех» (Рим 14:22-23).

Люди, зажатые всеми этими ограничениями, но из-за желания показать себя смелыми и отважными решающиеся на всё вопреки своей совести, не отворачиваются ли тем самым от Бога? С другой стороны, те, кто более всего проникся страхом Божьим, вынуждены делать многое вопреки своей совести и оттого охвачены многими страхами, так что в конце концов падают. Люди, пользующиеся чем-то именно таким образом — либо дерзко, вопреки своей совести, либо со страхом и смущением, — не получают ничего из Божьих даров и лишены действия благодати. Ибо толь-. ко благодать (как свидетельствует св. Павел) освящает эти дары для нашего употребления (1 Тим 4:4-5). Действие благодати происходит от сердца, постигающего благость и щедрость Бога в его дарах. Многие понимают, что вещи, которыми они пользуются, суть блага от Бога, и восхваляют Его своими делами, но они не ценят, что эти блага именно даны им Богом, и поэтому как они могут возблагодарить Его как своего Дарителя и Благодетеля?

Итак, мы видим, какую цель преследует эта свобода: чтобы мы могли без угрызений совести и душевного трепета употреблять Божьи дары как нам повелено. Имея такую убеждённость, наши души могут пребывать в покое и в мире с Богом и постигать его щедрость по отношению к нама. В этом заключаются все обряды, соблюдение которых объявлено свободным, дабы совесть не принуждалась к ним как к необходимости и дабы люди сознавали, что их соблюдение подчинено тому, чтобы укреплять нас и устремлять к Богу.

9. При всём этом необходимо глубоко осознать, что свобода христианина во всех своих составляющих носит духовный характер, что вся её сила направлена на успокоение перед лицом Бога робкой совести — мучается ли она сомнениями в прощении грехов; или страшится того, что Дела человека, будучи несовершенны и запятнаны нечистотою плоти,

аИз этого явствует, что Кальвин был далёк от пуританской узости и вообще от всякого аскетизма. — Прим. франц. изд.

неугодны Богу; или же пребывает в смущении относительно пользования не имеющими большого значения вещами. Поэтому она плохо воспринимается теми людьми, которые желают украсить ею свои плотские похоти, чтобы злоупотребить Божьими дарами ради своих вожделений, теми, кто полагает, что не обладает ею, если считается при этом с другими, и потому пользуется этой свободой, не обращая внимания на своих слабых братьев. В наши дни распространён грех первого рода. Находится немного людей, которые не позволяли бы себе роскошествовать в пирах, одежде, жилищах, отличающихся броским великолепием и пышностью, которые бы не гордились всем этим перед другими и не хвалились бы своим достоянием. И всё это оправдывается и извиняется ссылками на свободу христианина. Такие люди говорят, что эти вещи не имеют значения. Я бы согласился с ними, если бы все эти вещи были безразличны и для них. Но если они страстно желают их, если раздуваются от гордости, если предаются безудержному расточительству, то, значит, они запятнаны пороками.

Несущественные вещи хорошо характеризует св. Павел: «Для чистых всё чисто; а для осквернённых и неверных нет ничего чистого, но осквернены и ум их и совесть» (Тит 1:15). Посему прокляты богатые, которые ныне утешаются, беспечные, смеющиеся, лежащие на ложах из слоновой кости, прибавляющие дом к дому и поле к полю, на чьих пирах звучат цитры, гусли и тимпаны и льётся вино (Лк 6:24; Ам 6:1-6; Ис 5:8,12). Конечно, и слоновая кость, и золото, и всякое богатство суть превосходные Божьи творения, дозволенные и даже предназначенные для пользования людям. И нигде не запрещено смеяться, или развлекаться, или приобретать новые владения, или наслаждаться игрой музыкальных инструментов, или пить вино. Всё верно. Но когда какой-либо человек обладает изобилием благ, утопает в наслаждениях, опьяняет душу и сердце страстями и похотями и постоянно ищет новых, тогда он весьма удаляется от освящённого и законного пользования Божьими дарами.

Так пусть же они оставят свои дурные страсти, свои безумные излишества, свою суетную роскошь и гордыню, чтобы пользоваться Божьими дарами с чистой совестью. Когда они настроят свои сердца на умеренность, то узнают правила доброго использования этих даров. Когда же умеренности недостаёт, то даже самые простые и дешёвые удовольствия переходят всякие границы. Очень верно сказано, что под серым, невзрачным покровом нередко обитает пурпур отваги, а под шёлком и бархатом часто скрывается смиренное сердце. Поэтому пускай каждый в соответствии со своим положением живёт бедно, средне или богато, но так, чтобы все сознавали, что Бог питает его ради жизни, а не ради наслаждений.

Чтобы вслед за св. Павлом они познали закон свободы христианина — быть довольным тем, чем у них есть, уметь сносить поношение и похвалу, скудость и изобилие, нужду и богатство (Флп 4:11-12).

10. Многим свойственно и второе заблуждение, о котором мы говорили: люди хотят показать свою свободу, причём неудержимо и бесстыдно, каким-то свидетелям. При этом они часто обижают своих слабых, немощных братьев. Сейчас нередко находятся люди, которые считают, что лишаются свободы, если не едят мяса по пятницам110. Я не упрекаю их в том, что они едят мясо. Но нужно выбросить из головы ложное мнение, будто не может быть свободы, если не показывать её другим по каждому поводу. Нужно понять, что своею свободой мы ничего не приобретаем перед людьми — но только перед Богом и что она заключается более в воздержании, нежели в пользовании. Если кто-то твёрдо уверен, что по отношению к Богу для него не имеет значения, ест ли он мясо или яйца, одевается в чёрное или красное, то этого достаточно. Тогда освобождается совесть, для которой и предназначены плоды этой свободы. Если он откажется от мяса на всю остальную жизнь и никогда не сменит цвета своей одежды, он не станет менее свободным. И именно в том он свободен, что его совесть свободно отказывается от этого.

Тот род людей, о котором мы говорили, с большой для себя опасностью претыкаются на том, что они не принимают во внимание слабость своих братьев, которых мы должны поддерживать, не совершая даже малейших поступков, могущих привести их в смущение. Кто-нибудь возразит, что иногда полезно проявить свою свободу перед людьми. Согласен. Но мы должны пользоваться этим средством очень осторожно, не пренебрегая обязанностями перед немощными, заботу о которых поручил нам Господь.

II.. Далее я скажу несколько слов о пререканиях и оскорблениях (scandales)111 — как их различать, каких из них нужно остерегаться, на какие можно не обращать внимания, — так, чтобы каждый мог принять решение о степени своей свободы по отношению к другим людям. Прежде всего нам следует знать об общем различии между наносимым и принимаемым оскорблении, поскольку об этом различии прямо говорится в Писании и достаточно ясно толкуется, в чём оно состоит. Если человек по легкомысленной невоздержанности или из невоздержанной запальчивости в неподобающее время или в неподобающем месте сделает что-то такое, от чего необразованные и немощные люди сочтут себя оскорблёнными, то можно утверждать, что нанесено оскорбление, что тот человек совершил проступок, так как своим прегрешением он вызвал некое огорчение. И вообще можно сказать, что пререкание по какому-либо предмету происходит тогда, когда согрешает тот, кто первый заговорил об этом предмете.

Оскорбление считается принятым, если что-либо произошло не по причине несдержанности или неразумия одних, а стало поводом к пререканиям и скандалу по злой воле или дурному намерению других112. В этом случае оскорбление не «нанесено», но неблагочестивые люди без оснований сочли его таковым. В первом случае только неразумные и слабые чувствуют себя оскорблёнными. Во втором таковыми считают себя суровые и преисполненные гордыни люди. Поэтому в первом случае мы говорим о ставших источником пререканий немощных, во втором — о фарисеях. И нам следует так умерять и ограничивать свою свободу, чтобы считаться со слабостью наших немощных братьев, но отнюдь не с гордыней фарисеев.

Св. Павел во многих местах указывает нам, что мы должны уступать немощным: «Немощного в вере принимайте без споров о мнениях» (Рим 14:1). Там же: «Не станем же более судить друг друга, а лучше судите о том, как бы не подавать брату случая к преткновению или соблазну» (Рим 14:13). Многие другие речения апостола направлены к той же цели, и лучше прочитать их в соответствующих местах Писания, чем приводить здесь. Суть их в том, что «мы, сильные, должны сносить немощи бессильных и не себе угождать: каждый из нас должен угождать ближнему, во благо, к назиданию» (Рим 15:1-2). В другом месте апостол говорит: «Берегитесь однако же, чтобы эта свобода ваша не послужила соблазном* для немощных» (1 Кор 8:9). «Всё, что продаётся на торгу, ешьте без всякого исследования, для спокойствия совести... Совесть же разумею не свою, а другого... Не подавайте соблазна ни Иудеям, ни Еллинам, ни церкви Божией» (1 Кор 10:25,29,32). А также в другом месте: «К свободе призваны вы, братия, только бы свобода ваша не была поводом к угождению плоти; но любовью служите друг другу» (Гал 5:13). Конечно, это так. Свобода дана нам не в ущерб нашим немощным ближним, которым мы обязаны служить всем и во всём, движимые любовью. Она дана нам для того, чтобы, пребывая в мире с Богом своею совестью, мы жили в мире также и с людьми.

Что касается оскорбления и соблазна в отношении фарисеев, то, как вести себя в этом случае, нас учат слова Господа. Он велит оставить их, не принимать в расчёт, ибо они слепцы и поводыри слепых (Мф 15:14).

Ученики предупредили Иисуса, что фарисеи оскорблены его учением. Он им ответил, что фарисеи достойны презрения и не имеет смысла обращать внимание на то, что они оскорбились и соблазнились.

12. Однако при этом остаётся неясным один вопрос: кого нам следует считать немощными, а кого фарисеями. Если мы не решим его, то я не знаю, как мы можем пользоваться нашей свободой в отношении пререканий, поскольку в этом случае пользование ею сопряжено с большой опасностью113. Но я убеждён, что св. Павел вполне разрешил этот вопрос — как всем своим учением, так и примерами добровольного ограничения свободы или же пользования ею вопреки возможным распрям. Взяв с собою Тимофея, он обрезал его; но он не согласился обрезывать Тита (Деян 16:3; Гал 2:3). Действия различны, но нет никаких изменений намерия и воли. Ибо в обрезании Тимофея, будучи свободен от всего, он стал рабом иных и поступил ради евреев как еврей, чтобы приобрести евреев. Для тех, кто были под Законом, он, словно тоже будучи под Законом, сделал так, чтобы приобрести пребывающих под Законом. Ради немощных он поступил как немощый, чтобы приобрести немощных. Для немощных он сделался всем, чтобы спасти многих (1 Кор 9:19-22), как сам об этом и написал. Здесь положен предел нашей свободе: мы можем воздерживаться от неё, если это принесет добрый плод.

Апостол свидетельствует, почему он настойчиво отказывался обрезать Тита: «Но они и Тита, бывшего со мною, хотя и Еллина, не принуждали обрезаться. А вкравшимся лжебратиям, скрытно приходившим подсмотреть за нашею свободою, которую мы имеем во Христе Иисусе, чтобы поработить нас, мы ни на час не уступили и не покорились, дабы истина благовествования сохранилась у вас» (Гал 2:3-5). Мы видим здесь необходимость хранить нашу свободу, когда лжеучители пытаются поколебать совесть немощных своими заповедями.

Нам нужно во всём следовать любви и иметь целью наставление ближних. Св. Павел говорит: «Всё мне позволительно, но не всё полезно; всё мне позволительно, но не всё назидает. Никто не ищи своего, но каждый пользы другого» (1 Кор 10:23-24). Ничего нет яснее и очевиднее этого правила: мы должны пользоваться своей свободой так, чтобы это служило назиданию наших ближних. И когда это нужно нашему ближнему, мы обязаны от неё воздержаться. Были люди, которые в воздержании от свободы в этом отношении буквально следовали предостережениям св. Павла, не видя в свободе ничего иного, кроме служения любви. Но в сущности они ради своего покоя хотели, чтобы было искоренено всякое упоминание о свободе. На4самом же деле пользоваться этой свободой иногда столь же похвально и полезно для наставления ближних, как и ограничивать её ради их блага. Христианин должен постоянно помнить, что Бог подчинил ему всё внешнее ради того, чтобы он был освобождён для делания во имя любви к ближнему.

13. Всё, чему я учил относительно пререканий, относится к вещам несущественным, которые сами по себе ни хороши ни дурны. Ибо важных вещей нельзя избегать из-за опасения каких-либо пререканий. Как наша свобода должна быть подчинена любви к ближним, так и наша любовь должна быть подчинена чистоте веры. Здесь всегда нужно сообразовываться с любовью, однако так, чтобы из-за любви к ближнему не был оскорблён Бог. Я не одобряю невоздержанности тех, кто прибегает к скандалу и всегда готов скорее разрубитиь узел, нежели распутывать его. Но, с другой стороны, я не принимаю доводы тех, кто, собственным примером вводя других в богохульства, притворяется, что для них это необходимо, дабы не портить отношений с ближними. Как будто при этом они не наставляют своих ближних на зло, особенно когда те барахтаются в одной и той же грязи без всякой надежды выбраться из неё. И когда встаёт вопрос о том, чтобы наставить своего ближнего учением или примером своей жизни, они говорят, что его нужно питать молоком, и тем самым удерживают его в дурных и опасных заблуждениях.

Св. Павел хорошо говорит, что он питал коринфян молоком (1 Кор 3:2). Но если бы в их времена совершалась месса, разве апостол совершил бы её, желая дать им молока? Нет, потому что молоко — не яд. Значит, они лгут, делая вид, что якобы питают тех, кого жестоко умерщвляют под видом этой сладости. И даже если мы согласимся, что это притворство на какое-то время полезно, до каких же пор они будут ограничивать своих детей молоком? Ведь ясно, что если они так и не дорастают до того, чтобы питаться свежим мясом, значит их никогда не кормили хорошим молоком.

Есть два соображения, которые мешают мне выступать против этих людей более решительно. Во-первых, их утверждения не заслуживают опровержения — настолько они пресны и бездарны. Во-вторых, не хочу повторяться, поскольку рассмотрел этот вопрос в других книгах3. Я хотел бы, чтобы читатели усвоили следующее. Если дьявол и мир пытаются своими уловками отвратить нас от того, что повелел Бог, или помешать нам исполнить его слово, то нам нужно с радостью преодолеть всё, что пре-пятсвует нам на нашем пути. И какая бы опасность нам ни угрожала, мы

аОС, V, 239 е.; VI, 537 е.; 589 е.; 617 е.; VIII, 1 в,; 399; VIII 1 в.; 369 в.; IX, 581 в.

не вправе ни на шаг отступить от того, что исходит от Божьей власти. Ни под каким предлогом нам не разрешено ничего делать без его позволения, какими бы отговорками мы ни прикрывались.

Поскольку верующие благодаря привилегии свободы, которую их совесть получила от Иисуса Христа, избавлены от уз и от необходимости соблюдения того, что Господь считает для них несущественным, то мы заключаем, что совесть верующих освобождена из-под власти людей. Ибо не подобает умалять хвалу, которую следует воздавать Иисусу Христу за это благодеяние, или отказываться от его плодов, столь полезных для нашей совести. Недопустимо недооценивать то, что, как мы видели, так дорого стоило Иисусу Христу: ведь эта свобода приобретена для нас не серебром и не золотом, но его собственною кровью [1 Пет 1:18-19].

Поэтому св. Павел, ничуть не колеблясь, говорит, что смерть Христа была бы для нас напрасной, если бы мы подчинялись людям [Гал 2:21]*. В нескольких главах Послания к галатам он он рассуждает не о чём ином, как о том, что Иисус Христос погиб бы для нас и свет его угас бы, если бы наша совесть не стояла твёрдо в свободе, от которой она несомненно бы отпала, если бы в угоду людям дала связать себя законами и постав-новлениями114 (Гал 5:1-4).

Поскольку понять эту истину крайне важно, то её необходимо изложить яснее. Ибр когда в наши дни произносят хотя бы слово в пользу отказа от человеческих установлений, тут же поднимается страшный шум, — исходящий либо от мятежников, либо от клеветников, — будто отвергается и отбрасывается всякое послушание со стороны людей .

Чтобы выйти из этого затруднения, необходимо отметить, что человек управляется двояким образом. Один род управления, или власти (rйgime), — духовный; посредством его совесть научается божественным предметам, всему тому, что относится к благочестию и набожности. Другой род власти — политический, или гражданский, благодаря которому человек учится исполнять общественные и гражданские обязанности, что необходимо для поддержания нормальных отношений между людьми.

Обычно эти два рода власти принято называть духовной и светской (temporelle) «юрисдикцией»115. Эти наименования достаточно уместны, так как они отражают тот факт, что первый род власти относится к жизни души, а второй служит потребностям земной жизни, причём не толь-

синодальный перевод: «А если законом оправдание, то Христос напрасно умер».

ко для того, чтобы люди могли питаться и одеваться, но и чтобы создавать законы, в соответствии с которыми мы способны честно и справедливо относиться друг к другу. Первый род власти пребывает во внутреннем человеке, второй формирует и совершенствует лишь внешнюю нравственность. С позволения читателей я буду именовать первый род «духовным царством», а второй — «гражданским», или «политическим». Итак, поскольку мы разграничили эти сферы, нам следует рассмотреть каждую в отдельности и не смешивать их. Ибо в человеке существуют как бы два мира, которые могут управляться разными «царями» и разными законами.

Это разграничение убеждает нас, что всё то, чему учит Евангелие относительно духовной свободы, не противоречит правам и основаниям земной политики. Оно не утверждает, будто бы христиане не должны подчиняться человеческим законам, поскольку их совесть свободна перед Богом, или будто бы они освобождены от всякого служения по плоти, так как освобождены по духу. Более того, рассматривая установления, которые, как представляется, касаются власти духовного рода, можно впасть в заблуждение. Поэтому необходимо проводить различие и между отдельными подобными установлениями, чтобы выяснить, которые из них законны, то есть соответствуют Слову Божьему, а которые должны быть отвергнуты. О земной политике мы поговорим в другом месте3.

Сейчас я не буду говорить и о церковных законах, поскольку их рассмотрение более уместно в четвёртой книге, где речь пойдёт о власти Церквиь. Здесь же мы пока подведём итог нашему обсуждению. Рассматриваемый предмет не приводил бы ни к каким трудностям (о чём я уже говорил), если бы многие сами не запутывались, забывая о разграничении политики и совести, то есть о юрисдикции внешней и гражданской, с одной стороны, и духовного суда, производимого совестью, с другой.

У св. Павла есть, однако, место, связанное с более серьёзными трудностями: то место, где он говорит, что начальникам надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести (Рим 13:1,5). Ведь отсюда следует, что совесть подчиняется гражданским законам. А если это так, то всё сказанное нами выше, а также то, что мы ещё имеем сказать о духовной власти, теряет всякий смысл. Чтобы разрешить эти сомнения, необходимо прежде всего понять, что такое «совесть» (conscience). Само слово помогает нам прояснить этот вопрос. Когда мы говорим, что люди знают то, что постиг их разум, то употребляем слово «знание», «ведение»

аКн. IV, гл. XX. ьКн. IV, гл. X-XI.

(science). Когда же у них возникает ощущение Божьего суда, которое выступает в качестве свидетеля, не позволяющего им скрыть свои прегрешения, но открывающего их перед престолом Великого Судьи, и словно удерживает их в узах, то такое ощущение называется «совестью»*. Это как бы посредствующее звено между Богом и людьми, ибо последние, испытав подобное ощущение в своих сердцах, не в состоянии предать забвению осознание добра и зла: оно преследует их, пока они не признают себя виновными в нанесении оскорбления. Именно это имел в виду св. Павел, когда говорил, что совесть свидетельствует вместе с людьми, когда их мысли то обвиняют, то оправдывают их перед Божьим судом (Рим 2:15-16)**.

Обыкновенное знание может угаснуть в человеке. Поэтому чувство, влекущее человека к Божьему судейскому престолу, — словно стражник, который поставлен, чтобы следить за ним и раскрывать то, что человек с лёгкостью скрыл бы, если б мог. Вот откуда произошла старинная поговорка: совесть подобна тысяче свидетелей3. По той же причине св. Пётр называет добрую совесть залогом спокойствия духа, когда верующий, полагаясь на милость Христа, смело предстаёт пред ликом Бога (1 Пет 3:21)***. А в Послании к евреям апостол, говоря, что верующие не имеют уже никакого сознания греха (Евр 10:2), тем самым утверждает, что они прощены и освобождены от грехов, дабы не мучиться более угрызениями совести.

16. Посему, дела имеют определённое значение для людей, а совесть имеет своей целью Бога. Добрая совесть — это не что иное, как внутренняя неповреждённость сердца. Именно в этой связи св. Павел говорит, что исполнение Закона заключается в любви, чистой совести и нелицемерной вере (1 Тим 1:5). И несколько ниже он показывает, чем совесть отличается от обычного знания: он говорит, что некоторые отпали от веры, ибо отвергли добрую совесть (1 Тим 1:19). Тем самым он показывает, что чистая совесть — это живое стремление чтить Бога и непритворное усердие в том, чтобы жить чисто и свято.

Иногда слово «совесть» употребляется применительно к человеческим делам. Например, в Деяниях апостолов св. Павел говорит, что он прилагает усилия к тому, чтобы «всегда иметь непорочную совесть пред Богом и людьми» (Деян 24:16). Но это сказано в том смысле, что люди пользуются видимыми плодами, порождаемыми совестью. Однако в собственном смысле слова совесть, как я уже говорил, обращена к Богу и Его имеет своей целью.

Мы утверждаем поэтому, что тот или иной закон связывает совесть в том случае, когда он принуждает человека к чему-то не по отношению к ближним, но лишь самого по себе, как если бы он имел дело только с Богом. Вот пример. Бог заповедал нам не только хранить чистоту сердца от всякой скверны, но и хранить себя от всяких скверных слов и от всякой невоздержанности, ведущей к разврату. Моя совесть склонна исполнять этот закон, даже если бы на земле не оказалось ни единого живого человека. Поэтому если я проявлю невоздержанность и развращённость, то этим не только оскорбляю и ввожу в соблазн своих братьев, но и становлюсь виновным перед Богом как преступивший то, что было Им запрещено лично мне.

В отношении несущественных вещей есть ещё одно соображение. Мы должны воздерживаться от смущения и оскорбления своих братьев, даже если при этом совесть наша чиста и свободна. Св. Павел показывает это, говоря об идоложертвенном: «Если кто скажет вам: "это идоложер-твенное", — то не ешьте ради того, кто объявил вам, и ради совести... Совесть же разумею не свою, а другого» (1 Кор 10:28-29). Предупреждённый верующий согрешил бы, оскорбляя ближнего такою едой. Но хотя Бог велит ему воздерживаться от подобной пищи ради любви к ближнему и хотя этому повелению необходимо подчиняться, совесть верующего не перестаёт от этого пребывать в свободе. Так что мы видим, что этот закон накладывает ограничения на внешние поступки, оставляя совесть свободной.

Глава XX

О МОЛИТВЕ, КОТОРАЯ ЯВЛЯЕТСЯ ОСНОВНЫМ УПРАЖНЕНИЕМ В ВЕРЕ И ПОСРЕДСТВОМ КОТОРОЙ МЫ КАЖДОДНЕВНО ПОЛУЧАЕМ БОЖЬИ БЛАГОДЕЯНИЯ116

I. Из сказанного выше становится ясно, что человек лишён всякого блага и что он испытывает недостаток во всём, что связано с его спасением. Поэтому, если он хочет восполнить этот недостаток, ему необходимо выйти за пределы самого себя и искать помощи извне. Далее, нам было показано, что наш Господь свободно открывает Себя нам в своём Сыне Иисусе Христе, предлагая через Него взамен наших страданий полное счастье, а взамен нищеты — изобилие и открывая в Нём все свои сокровища и небесные богатства, дабы вся наша вера была устремлена на его возлюбленного Сына, все ожидания связывались с Ним и вся надежда покоилась в Нём.

В этом заключена тайная, сокровенная философия, которую нельзя постичь посредством силлогизмов. Её постигают те, кому Господь открыл глаза и дал способность видеть его свет [Пс 35/36:9]. Верою мы научены, что то благо, которое нам необходимо и которого нам недостаёт в нас самих, заключено в Боге и в его Сыне, Господе нашем Иисусе Христе, которому Отец дал всю полноту своих благословений и щедрот, чтобы из неё, как из изобильного источника, мы получали всё. Поэтому всё мы должны искать в Нём: в молитвах — личных (priиres) и общих (oraisons) — мы должны просить у Него то, чем, как мы знаем, Он обладает. Ибо иначе познать Бога как творца, хозяина и подателя всех благ, который зовёт нас просить их у Него, и не обращаться к Нему, ничего не просить — настолько же бессмысленно, насколько безумно поступил бы тот, кто презрел бы и спрятал под землёй сокровище, которое ему было порученоа. Поэтому апостол, стремясь показать, что не может быть истинной веры, если из неё не исходит призывание, устанавливает такой порядок вещей: вера про-

аНеобходимость молитвы проистекает, таким образом, из абсолютной суверенности Бога. Всё есть его милость, его дар. Следовательно, чтобы всё получить, обо всём надо просить. Молитва является условием духовного обогащения. «В особенности, писал Кальвин женевской Церкви, наблюдайте за личными и общими молитвами, ибо если всякое ваше упование, как и подобает, покоится в Боге, то налицо все основания для того, чтобы ваше сердце усердно возносилось к Небесам, чтобы призывать и вымаливать милосердие, кото-Рое вы надеетесь получить от Бога.» (ОС, ХЬ, 255.) — Прим. франц. изд.