Наведу порядок в королевстве тьмы

Глава 9. Новые обстоятельства

Кера Томпсона увезли в лечебницу. Пока мы ждали доктора, дедуля пришел в себя, но выглядел просто ужасно. Левая половина его рта кривилась, мышцы лица онемели и застыли гипсовой маской. Он пытался что-то говорить, но рот будто набили кашей: я не могла разобрать ни слова.

Судя по симптомам, моего начальника разбил инсульт. Встать у дедули не получалось: двигалась только права рука, левая висела плетью. То же самое было и с ногами.

Местная скорая приехала лишь спустя несколько часов. К тому времени, как напротив лавки остановилась большая повозка, крытая белой тканью, я успела вся известись от ожидания и страха, а дедуле стало еще хуже.

— Ну почему так долго? — ругалась я, наблюдая, как одеревеневшего старичка укладывают на носилки. — Каждая секунда на счету. Первые два часа приступа самые важные.

— Не мешайте, кера, — огрызнулся одни из помощников лекаря. — Вы будто знаете, что с ним случилось.

— Конечно, знаю!

Мужчина в белом халате взглянул на меня как на докучливую дурочку.

В повозку к керу Томпсону меня не пустили. Я осталась дожидаться новостей в лавке и до самого вечера не находила себе места — бродила из угла в угол, заламывала руки, не ела и не пила. Разумеется, ни о какой торговле сегодня не шло и речи.

Измученная часами тревоги, я опустила голову на подушку, только когда за окнами сгустилась багровая ночь. И все равно не могла уснуть до самого рассвета. Лежала в кровати, смотрела, как тени пляшут на потолке, и слушала редкий цокот копыт на улице. Даже не заметила, как картинка перед глазами утонула во мраке забытья.

Разбудил меня грохот в лавке. Кто-то посторонний орудовал внизу среди банок с чаем.

Керу Томпсону стало лучше, и он вернулся? Нет, вряд ли. Тогда что? Грабители?

Сердце подскочило и забилось в районе горла. Я суматошно вспоминала, не забыла ли на ночь запереть дверь. В памяти четко отложилась картина: длинный стержень ключа входит в замочную скважину, и я проворачиваю его три раза.

Новый оглушительный звон — и, скатившись с кровати, я принялась наспех натягивать на себя одежду. Чулки, панталоны, нижняя сорочка, платье, туфли. Теперь на первом этаже слышались не только звуки шагов, но и голоса. Вперед, к лестнице!

Спускаясь по ступенькам, я старалась, чтобы ни одна доска не скрипнула под моей ногой. Хотелось узнать, что происходит в магазине, но не выдать своего присутствия, поэтому где-то на середине лестницы я нагнулась и спряталась за перилами.

У прилавка стояли двое. Незнакомая блондинка с фигурой куклы и стервозным выражением на лице и тучный господин, которого я уже видела однажды. Конкурент моего начальника. Владелец второй чайной лавки на этой улице. Кер… Как там его? Не помню.

— Что вы здесь делаете? Как вошли?

Сообразив, что передо мной не грабители, я осмелела и покинула тень.

Застигнутая врасплох девица вскрикнула и прижала руку к губам. И она, и ее спутник, колобок в подтяжках, резко обернулись в мою сторону.

— Это вы кто такая и что тут делаете? — прищурилась блондинка, буравя меня неприязненным взглядом. Ее смазливое личико обрамляли белокурые кудряшки, которые при каждом движение подскакивали маленькими пружинками. Полную грудь украшала нашивка с буквой «В».

— Я здесь работаю.

— А я дочь хозяина лавки.

Дочь?

Я замерла на лестнице с открытым ртом. Кер Томпсон был не слишком открытым человеком и не делился со мной подробностями личной жизни, да и знали мы друг друга без году неделю. Дедуля так много времени проводил в своем магазине, что я решила: семьи у него нет, по крайней мере, нет жены, а с детьми он не очень близок.

Но вот кер Томпсон в больнице, а его взрослая дочь сейчас передо мной заносчиво кривит губы.

— Я не знала, простите. Как ваш отец? Ему лучше?

— Он умер. Ночью.

Мне показалось, что воздух стал ватой и облепил меня. Рот блондинки открывался, она что-то говорила, но звуки вязли в воздухе, как в прозрачном киселе, не достигая моего сознания.

Спиральки-кудряшки пружинили у лица. На лбу между аккуратными светлыми бровками возникала и разглаживалась морщинка.

В ушах у меня нарастал звенящий гул. На секунду даже почудилось, что фигуры девицы и пухлого господина удаляются и тонут в тумане.

Я тряхнула головой.

— Я продаю лавку, — ворвался в мою реальность визгливый голосок. Звуки вернулись резко и неожиданно, словно я избавилась от водяной пробки в ушах.

Шароподобный конкурент покойного кера Томпсона с ухмылкой покачивался на каблуках туфель и одновременно поглаживал пальцами-сардельками подтяжки, которые удерживали штаны на его необъятном пузе.

— Но…

У меня пропал дар речи. Я не знала, что сказать. Не находила слов.

В моем понимании дочь, меньше суток назад потерявшая отца, должна скорбеть, рыдать в подушку, готовиться к похоронам, но никак не спешно распродавать имущество умершего.

— Вы живете здесь? — наметанным глазом девица оценила мой неприбранный вид и сделала выводы. — Мой отец сдавал вам комнату?

Я заторможенно кивнула, пытаясь осмыслить тот шокирующий факт, что добрый и ворчливый старичок-лавочник никогда больше не переступит порог своего магазинчика.

— Сколько вы ему платили?

Я покопалась в памяти и назвала сумму.

— Нет, это никуда не годится, — блондинка сморщила тонкий вздернутый носик. — Попрошу освободить комнату к вечеру. И да, мы больше не нуждаемся в ваших услугах. Боюсь, вам придется искать себе другую работу.

Пошатнувшись, я тяжело навалилась на край прилавка.

Опять на улицу?

Снова без работы и крыши над головой?

Колени обмякли. Я еще сильнее оперлась на гладкую деревянную столешницу.

К горлу подкатила тошнота, стало дурно, изнутри ледяной волной поднималась паника, но потом я почувствовала тяжесть кожаного мешочка на поясе и вспомнила о спрятанных в нем золотых монетах. Не нищенка. На первое время деньги есть. Даже если сейчас меня вышвырнут за дверь, бродяжничать и голодать не придется. Можно будет снять другую комнату, найти новую работу.

Мысль воодушевила. А потом я вспомнила, что уже оплатила заказанную для чайной вывеску. Из своих личных средств. И заскрежетала зубами.

— Вы не имеете права меня уволить, — я отстранилась от прилавка и расправила плечи.

— Это почему же? — прищурилась блондинка и воинственно выпятила внушительную грудь. — Я теперь тут хозяйка.

В подтверждении своих слов она решительно кивнула, так что белые кудряшки упруго подпрыгнули и закачались по бокам от ее лица.

— Вам лучше пойти собирать вещи, кера. Если, конечно, они у вас есть. — Большими пальцами толстяк оттянул подтяжки и отпустил. Две ленты ткани с глухим звуком шлепнулись о складки жира на его торсе. — Скоро эта лавка будет моей. Я сам наберу работниц. Может, и вашу кандидатуру рассмотрю.

Взгляд маленьких поросячьих глазок стал масляным и медленно прошелся по моему телу сверху вниз. От этого откровенного намека меня передернуло.

Опустив руку, я случайно коснулась кармана на платье, и в нем что-то хрустнуло. Расписка!

Отчаянная надежда подняла голову.

— Не торопитесь от меня избавляться. У меня есть официальная бумага. Документ, подписанный кером Томпсоном. С его личной печатью. Ваш отец, — я повернулась к блондинке, — перед смертью сделал меня своим деловым партнером. В эту лавку я вложила свои деньги. Вы не можете просто взять и выгнать меня вон.

Кукольные глазки под опахалами длинных ресниц округлились, розовый рот приоткрылся, на чистом белом лобике веером разбежались морщины.

— Какой еще документ? — капризно протянула эта стервозная Барби. — С какой еще личной печатью? О чем говорит эта женщина? — нахмурившись, она посмотрела на своего спутника.

Теперь и лоб толстяка собрался гармошкой.

— Могу я увидеть документ, о котором вы говорите? — с напряженным видом произнес мужчина, чье имя я никак не могла вспомнить.

В этот момент я пожалела, что технический прогресс еще не добрался до Эрлинг-Веста и на острове не было ни одного сканера, чтобы сделать копию важного документа. Он у меня имелся в единственном экземпляре. А от единственного экземпляра так легко избавиться. Порвал — и всё.

Тем не менее, поколебавшись, я решила предъявить доказательство.

Вытащив из кармана расписку, скрученную трубочкой, я развернула ее перед лицом колобка.

— Нет, нет. Не трогайте. Читайте на расстоянии, — сказала я, когда толстяк потянулся пальцами к листу бумаги в моих руках.

— Что там? Что? — протиснулась вперед блондинка и едва не клюнула документ своим любопытным носом.

Пока оба моих собеседника знакомились с текстом, я была настороже, готовая в любой момент спрятать бумагу обратно в карман.

По мере чтения выражение лица кудрявой куклы менялось. С каждой секундой в ее чертах все явственнее проступало волнение. А вот толстяк оставался собран и спокоен.

— Что это значит? — дернула его за рукав новая владелица лавки. — Что с этим делать? Вы понимаете?

Пухлый любитель подтяжек хмыкнул. Внимательно изучив содержание расписки, он отстранился и посмотрел на меня с чувством превосходства во взгляде.

— Ничего не значит, — бросил он белокурой девице. — Ничего не делать. Эта писулька не имеет силы.

— Как это не имеет? — насупилась я. — Вот подпись. Вот печать.

— Там говорится о сроке в полгода. Кер Томпсон обещал сделать вас своим деловым партнером по истечении этого времени в том случае, если вы выполните одно условие. Рядом с подписью стоит дата. Полгода прошло? — колобок глумливо вскинул густые брови.

Я растерянно заморгала, внезапно ощутив себя облитой помоями.

— Нет? — продолжал глумиться толстяк. — Значит, это не документ, а мусор.

— Но… как же? Я ведь еще могу выполнить условие. Вы должны дать мне эти полгода.

— Должен? Где об этом сказано? — мужчина подслеповато прищурился, словно пытался разглядеть в документе мелкий шрифт, который не заметил во время первого прочтения. — Вы заключили соглашение с кером Томпсоном, но он умер, и все ваши договоренности утратили силу. Смиритесь.

Я обхватила себя руками.

Дочь моего покойного начальника взирала на меня с улыбкой акулы, исполненная злобного торжества. Жирдяй ухмылялся. Мне ничего не оставалось, кроме как вернуться в свою комнату и достать из-под кровати чемодан.

Чемодан не был моим. Несколько дней назад я нашла его в своей съемной комнате, когда убиралась под кроватью. Старый дорожный сундук из дерева с металлическими заклепками и неудобной ручкой. Несмотря на компактные размеры, он все равно оказался тяжелым и громоздким. Вещей у меня было немного, но не тащить же их все в руках.

Сражаясь с настойчивым желанием разрыдаться от вселенской несправедливости, я уложила на дно сумки свои скудные пожитки: пару смен белья, кусок мыла, деревянный гребень для волос, местный аналог зубной щетки и ворованное платье. Украденное надо было вернуть, но я не находила в себе смелости навестить тот чистый уютный дворик, в котором однажды провела ночь.

Оставлять чужое платье в квартире покойного кера Томпсона было глупо. Улика как-никак. Выбросить не поднималась рука. Так что с тяжелым сердцем я затолкала злополучную тряпку в сундук и решила озаботиться ее судьбой позже, когда найдутся время и настроение.

— Опять все с начала, — сказала я небу за окном и поковыляла со своей ношей к двери.

Узкая ручка сундука болезненно врезалась в пальцы. Его деревянный бок при каждом шаге бил меня по ноге. Сам чемодан весил в несколько раз больше, чем все сложенные в него вещи, и от этого становилось особенно обидно.

В носу щипало. Я скучала по своему ворчливому, немного прижимистому начальнику, и уже начинала тосковать по чайной лавке, хотя даже не успела ее покинуть.

Столько сил, мыслей и труда было вложено в это дело! Столько всего было запланировано! И эта вывеска… Оплаченная, но уже ненужная.

Внизу, у подножия лестницы, меня встретили новые хозяева магазина. Пока я тащилась к выходу из лавки, чувствовала спиной их презрительные взгляды. Переступать дверной порог было физически больно. Оказавшись на улице, я ощутила себя растерянной, словно выброшенной за борт корабля во время шторма.

Куда идти?

Где искать ночлег?

Мимо с шумом проносились экипажи. Громко стучали по мостовой лошадиные копыта, покрикивали извозчики, с треском и скрипом вращались колеса карет и телег. Деревянный сундук бил и бил по ноге, оттягивал руку. В мешочке на поясе звенели золотые монеты — единственное утешение.

В первую очередь, немного собравшись с мыслями, я посетила человека, который в Эрлинг-Весте исполнял обязанности нотариуса. Мне надо было узнать, имеет ли расписка покойного кера Томпсона юридическую силу. Колобок и кукла — лица заинтересованные, могли и солгать, доверия к ним нет.

Однако если какая-то надежда и теплилась в моей душе, то быстро угасла. Нотариус, седой мужчина с пышными усами, сокрушенно покачал головой и с печальным видом вернул мне бумагу, не забыв взять деньги за свои услуги. Важный документ превратился в мусор. Теперь его оставалось только выкинуть.

Несколько часов я бездумно скиталась по городу, не зная, куда себя пристроить. Заглядывала в лавки, но ни в одной из них не нуждались в новом работнике. В конце концов желудок скрутило от голода. Пришлось потратиться на обед в таверне.

И вот я сидела за липким столиком в самом укромном уголке этого шумного заведения и гипнотизировала взглядом кружившиеся в кипятке чаинки. Вокруг громко разговаривали посетители, в основном — мужчины. Сновали туда-сюда крутобедрые, полногрудые подавальщицы с подносами в руках. Пахло пивом, жареным мясом и квашенной капустой. В моем желудке медленно переваривался скудный обед, но самая главная и сытная часть этого обеда остывала рядом в тарелке. Впихнуть в себя я смогла только постную похлебку с горсткой овощей. Основное же блюдо…

Решив сэкономить, я заказала рагу из курицы. Еще подивилась тому, какое оно дешевое. Впрочем, столь низкой цене очень быстро нашлось объяснение. Судя по виду и вкусу, обещанная курица не так давно бегала по местным подвалам на четырех лапах.

Чай я заказала, чтобы справиться с тошнотой.

Мокрые чайные листья набухли от воды и раскрылись, но не спешили оседать на дно чашки. Вернее, крупные листья как раз-таки осели, а мелкая труха, которой их разбавил жадный хозяин таверны, продолжала плавать на поверхности.

Стоила эта чайная пыль невероятно дешево, но мой покойный начальник все равно не торговал ею в своей лавке. Неудобно заваривать, неудобно пить — горожане не торопились покупать такой товар.

Память развернула перед мысленным взором картинку из прошлого. Соседка с верхнего этажа, сухенькая старушка-горничная, запаривает нам чай, а потом процеживает его через марлю, чтобы убрать осадок.

Я дернулась, осененная внезапной идеей.

А что, если?..

Несколько секунд я обсасывала мысль, пришедшую в голову, а затем вскочила на ноги, подхватила с пола чемодан и бросилась к двери.