Мой начальник не понимал, что такое фирменный знак и зачем он нужен, и я объяснила, что яркий, броский символ станет лицом нашей лавки, этакой визитной карточкой.
— В этой части города аж три чайных магазина, — говорила я. — Мы же с вами захлебываемся в конкуренции. Наша лавка должна выделяться среди остальных.
— Значком на вывеске? — скептически фыркал старичок, предвидя лишние траты, которых не желал. — Какая глупость!
— И вовсе не глупость. Этот значок, как вы его назвали, если будет достаточно удачным и узнаваемым, отложится в головах людей. Они его запомнят и на подсознательном уровне станут доверять нашим товарам больше, чем соседским. В конце концов, когда встанет выбор, в какую чайную лавку идти, они выберут нашу. Всегда будут выбирать нашу. С фирменным знаком и своим логотипом мы будем выглядеть в глазах потребителя солиднее.
— Логотипом?
— Неважно. Продукция, которая имеет фирменный знак, всегда пользуется бо́льшим спросом. Он как гарантия качества.
— Глупости. Глупости это все, — кер Томпсон не хотел меня слушать.
Он просто ничего в этом не понимал. В своем преклонном возрасте ему уже не хотелось вылезать из уютной, привычной раковины. Приносит лавка прибыль — и ладно. Зачем дергаться, если деньги и без того льются рекой?
Но это до поры до времени. Пока конкуренты не просекли нашу фишку с бесплатным чаем и тоже не начали ее использовать. Чтобы быть впереди, надо все время развиваться.
А у нас сейчас был такой хороший шанс подняться, да что там подняться — взлететь на самую вершину, и все благодаря знаниям и опыту, полученным в моем родном мире.
— И это дополнительная реклама, — продолжала убеждать я.
Повернувшись ко мне спиной, кер Томпсон взялся изображать бурную деятельность. Передвигал на полках банки с чаем, которые и без того стояли ровно, как солдаты на плацу. Протирал от пыли то, что этого не требовало. Просматривал ценники, уже давно выученные наизусть. В общем, всем своим видом показывал, что меня не слушает. Вот упрямец! Для него же стараюсь!
— Люди, проходя мимо нашей лавки, будут видеть необычный знак на вывеске. Это привлечет их внимание. Им станет любопытно, что это за знак, почему он вдруг появился, чем эта лавка отличается от других, раз ее теперь украшает непонятный символ. И они заглянут к нам, а потом расскажут о нас своим друзьям, а те своим друзьям, и так постепенно о вашем магазине узнает весь город. Ведь это новость, а новостями принято делиться, — и я карикатурно зашептала, изображая тон местных сплетниц: — А вы слышали о чайной лавке на углу Фонтанной улицы? На ее дверях какой-то странный знак.
— Глупости, глупости, — повторял кер Томпсон, как заведенный.
Я начинала злиться. Ужасно хотелось, чтобы мою идею поддержали, ведь я нутром чуяла: это принесет нам успех.
Ни одна торговая лавка на острове не имела своего отличительного знака, да и названия заведений были скучными до зубовного скрежета: «Ателье керы Марии», «Мясницкая семьи Джозеф», «Таверна дядюшки Сэйма», «Чайная лавка кера Томпсона».
Да ты просто терялся во всех этих именах!
Мы легко могли выделиться на фоне безликих конкурентов.
До закрытия лавки оставалось пять минут, когда звякнул колокольчик над входом. Я повернулась в сторону двери и широко улыбнулась последнему на сегодня клиенту. Это был тучный мужчина с короткими ногами и необъятным животом, который шел впереди него. Просто колобок какой-то.
— Добрый вечер, кер. А у нас сегодня особое пред… — начала я, но мой начальник оборвал меня взмахом руки.
— Не распинайся перед этим, — рыкнул старичок неожиданно грубым тоном, а затем повернулся к колобку и сверкнул потемневшими глазами из-под сведенных бровей. — Корнан, зачем ты сюда явился? Опять что-то вынюхиваешь?
Корнан!
Я мгновенно поняла причину дедулиного недовольства. На соседней улице, всего в трехстах метрах от нас, располагалась другая чайная лавка, и называлась она «Чайная лавка кера Корнана». Этот смуглолицый мужчина с фигурой шара был нашим главным конкурентом.
— Да вот слухи разные любопытные ходят, — толстяк прошел вглубь магазинчика и с видом хозяина оперся пухлой ладонью на прилавок. — Говорят, дела у тебя настолько плохи, что ты свой товар даром раздаешь.
Дедуля хмыкнул в седые усы. Он демонстративно повернулся к визитеру спиной, но я успела заметить на его губах хитрую ухмылку.
— Да, так и есть, все просто ужасно. Чувствую, скоро разорюсь.
Глаза колобка сверкнули торжеством. Он коснулся лица, прикрыв рукой довольную улыбку.
— Что, совсем твой чай спросом не пользуется?
— Совсем, — картинно вздохнул дедуля, переставляя банки на полке. — Только бесплатно и берут, ничего не покупают.
Айда молодец! Актер!
Нечего конкурентам знать о наших успехах. Пусть думают, что все эти щедрые акции — жест отчаяния.
— Печально, печально, — воскликнул толстяк радостным тоном, совсем не вязавшимся с его словами. — Глубоко сочувствую.
И он удалился, узнав все, что хотел.
— Крыса, — едва слышно прошипел дедуля ему в спину.
Я решила, что это подходящий момент, чтобы снова поднять вопрос нашего личного бренда, но увидев, что я открыла рот и собралась заговорить, старичок раздраженно замахал руками.
— Молчи! Я знаю, что ты сейчас скажешь, и мой ответ — нет. Хочешь новую вывеску с какими-то непонятными знаками, сама за нее и плати. А я ни медяка не дам на твои дурацкие идеи.
И дедуля попытался скрыться на лестнице, но не тут-то было — я последовала за ним. Уж если какая-то задумка посетила мою упрямую голову, пиши пропало: просто так от меня не отвяжешься.
— Я оплачу. Найду деньги и все оплачу, — поднималась я за старичком по старым, скрипящим ступенькам. Тот недовольно оглядывался на меня через плечо и всем своим видом словно говорил: «Вот настырная». — Но мне нужны гарантии, что вы сдержите слово и сделаете меня своим деловым партнером. Я хочу знать, что стараюсь не зря.
Не прекращая тараторить, я проводила кера Томпсона до порога его спальни. В дверях дедуля развернулся, и, не успев затормозить, я впечаталась носом в его широкую грудь.
— Лидия, ты на редкость упертая особа, — вздохнул он, сжав мои плечи. — Ладно, неси бумагу и писчее перо.
Кивнув, я пулей рванула в маленькую комнату, которая служила керу Томпсону рабочим кабинетом и где он вел бухгалтерию, схватила со стола кипу листов, местный аналог ручки и понеслась обратно выносить начальнику мозг.
Пока меня не было, дедуля успел переодеться в домашнее, сменил тяжелые ботинки из кожи на мягкие открытые тапочки и сейчас умывал лицо водой из жестяного таза, стоящего на тумбе.
При виде меня старичок во второй раз устало вздохнул, вытер руки полотенцем и опустился за стол. Я тут же подсунула ему пустой лист бумаги, опустила рядом чернильницу и вложила гусиное перо прямо в руку. Ошарашенный моим произволом, дедуля покачал головой.
— Упрямая, — проговорил он. — Докучливая и…
— Целеустремленная?
— Наглая.
Склонившись над столом, он принялся аккуратно выводить буквы тонким и неприятно скрипящим кончиком пера.
— И мою печать, — бросил начальник, не отрываясь от работы.
Я снова метнулась в его кабинет.
И вот все было готово. С торжественным видом и добродушной ухмылкой на лице кер Томпсон вручил мне бумагу, заполненную грубым, убористым почерком. Внизу листа сразу за чернильными строчками темнели завитки его подписи и слегка потекший рисунок личной печати.
С этим документом почва под моими ногами стала чуть более твердой.
— Но только если доход моей лавки за полгода вырастет вдвое, — дедуля наставил на меня указательный палец.
Окрыленная, я отправилась к себе, выгребла из-под матраса свои жалкие сбережения и, взглянув на них, обреченно уронила голову на грудь.
Нет, этого на новую вывеску не хватит. Даже на половину новой вывески, даже на треть. До конца недели я могу голодать и отказывать себе в самом необходимом и все равно не наскребу нужную сумму.
Что делать?
Где достать деньги?
После недолгих раздумий у меня в голове словно загорелась лампочка, и решение этой проблемы нарисовалось ясно и четко.
Хотелось бежать воплощать свои идеи в жизнь, но за окном светила багровая луна — все заведения уже закрылись, да и соваться на улицу в такое время было чистым безумием.
Кое-как, с горем пополам я уложила себя в постель, но сон не шел. Мысли крутились вокруг завтрашних планов. Лежа под одеялом, я снова и снова просчитывала свои будущие ходы.
Как удачно, что завтра не надо на работу. Вагон времени, чтобы осуществить задуманное.
Утром я подскочила ни свет ни заря, наспех затолкала в себе припрятанную с вечера булочку и отправилась на подвиги в центр города.
У дедули я узнала, где торговцы заказывают вывески для своих лавок, — в мастерской братьев Саймонс. Эти двое слыли мастерами на все руки. Они не только могли вырезать на доске надпись с названием магазина или таверны, а затем раскрасить ее в приятные цвета, но и собирали мебель, и даже делали на заказ гробы — простые и элитные. В общем, разносторонними людьми были эти ребята.
Денек выдался солнечный. Мурлыча себе под нос веселую песенку, я виртуозно перепрыгивала ямы на дороге и ручейки из нечистот. Душу грела скрученная трубочкой и лежащая в кармане расписка с печатью кера Томпсона, будущее виделось светлым и благополучным. Счастливая, я улыбалась прохожим, а те кривились в ответ и крутили пальцем у виска. Мне было все равно. На этом помойном острове среди жестоких и грубых людей я внезапно почувствовала себя дома. А даже если и не дома, то на своем месте. То, что прежде дремало во мне, здесь, в суровом Эрлинг-Весте, пробудилось ото сна. Энергия била во мне ключом, руки чесались от желания работать, развиваться, двигаться вперед. Я будто очнулась, наполнилась силой и жизнью.
Обойдя очередную лужу неизвестного происхождения, я толкнула дверь в мастерскую братьев-столяров.
Моим глазам открылась большая комната, заваленная всевозможными изделиями из дерева. Крошечный прилавок был зажат между необработанными стульями, ожидающими покраски, и открытыми гробами, поставленными вертикально вдоль стены.
В воздухе кружилась пыль. Под ногами скрипели щепки. Приятный запах распиленной древесины смешивался с едким и отталкивающим запахом защитного лака.
В помещении не было ни души, но из распахнутой двери в глубине комнаты доносился ритмичный шуршащий звук. Что-то похожее на «вжух, вжух, вжух». Видимо, там, за стеной, была мастерская, а здесь принимали заказы от клиентов и расставляли готовую мебель.
— Кто-нибудь? — громко позвала я, не решаясь ступить в святая святых.
«Вжух-вжух» прекратилось. Послышался глухой стук, и воображение нарисовало мне, как человек в соседней комнате откладывает инструмент в сторону и отодвигает от себя доску, с которой работал.
Раздались приближающиеся шаги. Ко мне вышел высокий мужчина в фартуке. Вся его одежда была в древесной стружке. Одинокие ленточки древесины лежали даже на громоздких черных ботинках.
— Доброе утро, кера, — мужчина вытер лоб рукавом рубашки. — Вы хотите сделать заказ? Вам нужна мебель в дом?
Он вытащил из-под прилавка толстую записную книжку и открыл ее примерно на середине.
— Мне нужна вывеска для моей лавки. Большая. Красивая. Цветная. И с выпуклыми буквами.
Столяр кивал, отмечал мои пожелания в тетради и снисходительно улыбался краешком губ.
— На ней еще должен быть рисунок. Пузатая кружка с блюдцем. От чая поднимается дымок в виде сердца. Сможете вырезать такую композицию?
— За дополнительную плату.
При упоминании денег, которых у меня не было, мое настроение немного упало, но я старалась не терять надежды. Пытаясь себя приободрить, я сунула руку в карман и любовно погладила расписку, свернутую трубочкой. Все получится. Доход лавки удвоится, и тогда из простой наемной работницы я превращусь в полноценного делового партнера, из голодранки — в состоятельную даму. В местную бизнес-леди. А чтобы все выгорело, сейчас надо проявить красноречие и убедительность.
— По поводу оплаты…
Рука с пером замерла над бумагой, и мужчина в фартуке поднял на меня настороженный взгляд. Если раньше столяр смотрел на меня добродушно-снисходительно, как на глупенькую клиентку, что неумело озвучивает свои пожелания, то теперь — подозрительно.
— Сейчас у меня нет денег, чтобы оплатить вашу работу, но…
С кончика гусиного пера на бумажный лист упала капля чернил и растеклась кляксой. Мужчина захлопнул блокнот для заказов и убрал обратно под прилавок. Все его мысли читались на лице, как в открытой книге: ишь, фифа, явилась в его мастерскую с пустыми карманами, отвлекла от работы, потратила его время, а время, между прочим, деньги.
— Братья Саймонс ничего не делают в долг, — жестко отрезал он и уже собрался вернуться к своим доскам и лобзикам, но в жесте отчаяния я схватила его за руку.
— Пожалуйста. Я не прошу у вас в долг. Я хочу предложить условия, выгодные нам обоим.
Столяр с неприязнью смотрел на мои пальцы, лежащие на его предплечье.
— Позвольте заплатить позже, и я верну вам все в двойном размере. Я напишу расписку.
Да, я шла на риск, потому что не могла быть на сто процентов уверена в успехе своей затеи, но кто не рискует, тот не пьет шампанское.
— Насколько позже? — мужчина стряхнул с себя мою ладонь и скрестил руки на груди.
— На год.
Решив не тратить на меня слова, кер Саймонс молча вышел из-за прилавка и скрылся в дверях мастерской.
— В два раза больше! Если дадите мне отсрочку!
Ответом мне стало уже знакомое, повторяющееся «вжух, вжух».
Я не могла сдаться. Просто не могла! Мысль о том, чтобы уйти отсюда ни с чем, была невыносима. Я ведь понастроила планов, уже нарисовала себе в воображении новую вывеску, горела этой идеей и не собиралась мириться с поражением.
Нервно сгибая и разгибая пальцы, я приблизилась к двери и замерла на пороге мастерской. Склонившись над столом, кер Саймонс орудовал рубанком. С уверенностью профессионала он водил инструментом по доске, снимая с нее тонкие ленты древесной стружки, которые летели на пол, к его ногам.
— Мы будем рассказывать о вас своим посетителя, — предложила я дрожащим голосом. — Я сделаю визитные карточки с названием и адресом вашей мастерской и буду раздавать нашим покупателям. У вас станет еще больше клиентов.
Вжух, вжух.
— У нас и без того достаточно клиентов. Мы едва успеваем справляться с заказами.
— Но…
— Я сказал нет. Уходите.
Мои плечи поникли. В носу защипало. Мне больше нечего было предложить этому мужчине. Я выложила на стол все свои козыри, а подготовить другие не догадалась.
Во рту разливался горький вкус поражения, в горле набухал соленый горячий ком. Я еще немного потопталась в дверях, наблюдая за размеренными движениями столяра, затем шмыгнула носом и покинула мастерскую.
Солнце снаружи светило все так же ярко, но теперь город казался серым и пыльным. Грязь на улицах, ямы под ногами, хмурые, неприветливые лица прохожих — все это теперь отчетливо бросалось в глаза.
Тучная женщина, проходя мимо, грубо задела меня плечом, и я расплакалась прямо посреди дороги.
В этот момент мне показалось, что мои усилия всегда будут натыкаться на непробиваемую стену из камня, что ничего и никогда у меня не получится, что это не временная трудность, а зловещий знак: Эрлинг-Вест — жестокое и равнодушное чудовище, которое меня сожрет, схватит своей зубастой пастью, перекусит пополам и выплюнет. Слишком суровый мир. Я для него недостаточно сильная.
— Так, хватит ныть, — приказала я себе, размазывая по щекам слезы. — Все наладится. Все будет хорошо. Не вешай нос, Лида.
И только я немного воспряла духом, как из-за угла дома появилась черная жилистая фигура, словно сгусток мрака ворвался в ясный, солнечный день.
Три головы, три оскаленные слюнявые пасти, железные мускулы под лоснящейся шерстью угольного цвета.
Страж. Здесь, на острове, за порядком следили не люди в форме, а вот такие жуткие злобные твари. Церберы.
Ладони вспотели. Сердце подскочило и забилось у горла.
«Я украла платье! Украла платье! — пронеслось в голове, но я тут же попыталась себя успокоить: — Это не по мою душу. Он пришел не за мной».
Однако пес смотрел прямо на меня. Три пары красных глаз безошибочно отыскали меня в толпе прохожих и пригвоздили к месту.
А потом страж глухо зарычал и метнулся ко мне.