Глава 17

Ох, вы мои крошки! Очень важно, чтобы вы научились говорить то, что думаете. Это самый большой подарок, который вы можете сделать себе и тому, кого вы любите.

Старая Нора из Лох-Ломонда – трем своим маленьким внучкам в холодный зимний вечер

Грегор пустил коня рысью. Было чудесно сидеть в седле, вдыхать прохладный и влажный воздух, напоенный запахом сырой земли, и слушать перешептыванье листьев на деревьях. Жаль, что Венеция не взяла с собой костюм для верховой езды; она любила именно такие прогулки в седле.

Он представил себе, как она скачет впереди него, лошадь ее резво пританцовывает, а Венеция вдруг поворачивает голову и смотрит на него с лукавой улыбкой.

Грегор невольно улыбнулся – впервые после их вчерашнего разговора.

Он обернулся и посмотрел на карету, которая тяжело и неуклюже двигалась следом за ним по дороге. Чамберс искусно избегал рытвин и глубоких грязных луж. Даже на таком расстоянии до Грегора доносились звуки непрерывной болтовни мисс Платт. К тому времени как они доберутся до бабушкиного дома, Венеция и Рейвенскрофт будут готовы прикончить несносную особу.

Кожаные шторки кареты были раздвинуты. Если подождать, пока экипаж поравняется с ним, можно будет увидеть в окне Венецию с ее небрежно подколотыми каштановыми волосами и явно недовольным выражением лица – видимо, мисс Платт ей уже сейчас смертельно надоела.

Право, Венеция шагу не может ступить, чтобы к ее юбке не прицепилась, словно репей, история чьих-нибудь невероятнейших бедствий и страданий. В этом случае он ей сочувствовал. В прошлом, ну хотя бы неделю назад – Грегору вдруг показалось, что с тех пор прошли годы, – они оба скорее всего просто посмеялись бы над глупым созданием.

Он ехал бы верхом рядом с каретой, ловил взгляд Венеции и понимал, о чем она думает, а она читала бы его мысли. Но сейчас она избегает его взгляда, избегает его самого.

Грегору расхотелось улыбаться. Он утратил нечто дорогое, и какая-то часть его души страшилась, что потеря эта невозвратима. Он не сознавал, оказывается, насколько дорог и мил ему смех Венеции, не сознавал до нескольких последних дней, когда она почти не смеялась. У нее было прекрасное чувство юмора, в глазах сверкали серебристые искорки, а губы складывались в неподражаемую усмешку.

Черт, черт, черт побери! Чудовищно несправедливо, что бессмысленная затея Рейвенскрофта при вела к их отчуждению! Грегор крепче сжал поводья и дал лошади посыл вперед, отъехав на значительное расстояние от кареты.

Теперь он как бы ощущал в себе постоянное присутствие Венеции, отмечая то, что было скрыто от него прежде. Завитки волос у нее на шее, необыкновенную ясность улыбки; то, как она слегка приподнимает голову, когда что-нибудь слушает… одним словом, все, что делало для него Венецию больше чем просто другом.

У него было такое чувство, словно все эти годы он смотрел на Венецию сквозь темное стекло, а сейчас тени исчезли и ее осветил яркий солнечный свет. Венеция Оугилви, его лучший друг, единственная женщина, о которой он никогда не думал с чувственным оттенком, была красива. Не вызывающей, поверхностной, тщательно культивированной красотой светских дам, а глубокой, богатой, земной красотой настоящей женщины.

Осознание этого вывело Грегора из равновесия и доказало, что именно он в отношениях с Венецией был зависимым, он, а не она. Хоть она и была слишком упрямой, чтобы это признать, ей следовало выйти замуж за него, а не за кого-то другого. Он знает ее, ценит и любит. У него хорошее состояние и достойное положение в обществе, и он может ее обеспечить всем, чего она пожелает. Он вполне может построить еще одну конюшню в своей имении в Ланкашире, чтобы содержать там лошадей, которых, он был уверен, Венеция захочет приобрести. Чего еще, спрашивается, желать?

Грегор поморщился, вспомнив разгневанное лицо Венеции, когда он решительно заявил ей, что она должна выйти за него замуж. Хотя у нее и не было выбора, Венеция заслуживала того, чтобы ее об этом попросили.

Грегор вздохнул. Быть может, в мирной и спокойной обстановке в доме у бабушки Венеции он сможет начать все сначала и сумеет объяснить ей преимущества союза с ним. Она еще не готова до конца понять, насколько чревато бедами сложившееся положение, но поймет непременно и тогда заново обдумает его предложение. Просто у нее нет другого выхода.

Эта мысль подбодрила Грегора, и он, повеселев, поскакал дальше, к повороту дороги, но тут ему резким окриком пришлось остановить коня. Легкий фаэтон глубоко увяз в грязи у обочины. Пассажир и его кучер стояли рядом с экипажем. Пассажир, мужчина средних лет в светло-коричневом легком пальто, поднял ногу и пнул колесо фаэтона.

Грегор рассмеялся.

Мужчина оглянулся и был крайне удивлен, увидев Грегора.

– Жаль, что вам пришлось стать свидетелем этого безобразия, – сказал он, подходя к Грегору и протягивая ему руку. – Позвольте представиться. Я сэр Генри Лаунден.

Его рукопожатие было крепким и уверенным, серые глаза смотрели ясно и открыто. На висках у сэра Лаундена пробивалась седина, а когда он рассмеялся, в уголках глаз собрались тонкие морщинки.

Грегор улыбнулся:

– Добрый день. Простите, что остаюсь в седле, но земля уж очень неприветлива.

Сэр Генри удрученно покачал головой, указав на свои испачканные в грязи сапоги.

– Мне самому следовало бы отправиться в путь верхом, а не в этой таратайке, но при всем том я очень рад, что встретил вас. Мы торчим здесь уже целый час, и ни один человек не проехал по дороге. Я уж подумывал, не придется ли тащиться пешком четыре мили до Эддингтона.

Грегор глянул на покрытую грязью дорогу:

– Настоящее болото, черт побери, а?

Мужчина кивнул и заметил:

– Другая сторона дороги будет потверже. Нам следовало это проверить до того, как мы увязли.

– Я вот думаю, достаточно ли эта более твердая полоса широка, чтобы на ней уместилась пара колес?

Грегор слышал, что карета приближается к ним. Едва она показалась из-за поворота, как он понудил коня встать поперек дороги. Чамберс с одного, взгляда оценил положение и остановил карету.

Дверь кареты распахнулась, и наружу почти вывалился Рейвенскрофт, не обращая внимания на слякоть и грязь.

– Мистер Уэст! – Голова мисс Платт высунулась из окна. – Будьте осторожны! Клянусь, вы промочите ноги. Мы застряли? Надеюсь, нам не придется выходить из кареты и дальше идти пешком, у меня нет подходящей обуви, а юбки мои превратятся в лохмотья. Мистер Уэст, подумайте, как это ужасно – передвигаться пешком втасую погоду!

Она вернулась на место, но голос ее не умолкал, однако теперь сентенции мисс Платт были обращены к Венеции. Рейвенскрофт подошел к Грегору, в глазах его было выражение невероятной муки.

– Маклейн, нам следует поменяться местами. Вы согреетесь в теплой, удобной карете, а я испытаю то, что довелось испытать вам. Холод, надо сказать, весьма чувствительный, и…

– Нет, – бросил Грегор и обратился к сэру Генри: – Если вы поможете нам перебраться через эту грязь, мы, само собой, довезем вас до Эддингтона. Там вы наймете верховую лошадь и продолжите вашу поездку.

– Это было бы замечательно. – Сэр Генри устремил на Грегора страдальческий взгляд: – Видите ли, я очень, очень спешу, а в таких случаях, как правило, возникают непредвиденные препятствия, вы не находите?

– Совершенно с вами согласен, – усмехнулся Грегор.

– Милорд! – воззвал Чамберс со своего высокого кучерского насеста. – Быть может, леди выйдут из кареты? На дороге скользко, мы можем перевернуться.

– Ты прав. Я им помогу, – сказал Грегор, подошел к карете и открыл дверцу. Ворвавшийся внутрь дневной свет посеребрил глаза Венеции. Грегор протянул ей руку: – Вам придется постоять в сторонке несколько минут, пока мы проведем карету через этот участок дороги.

Она чуть помедлила, потом кивнула и подала ему руку. Легкое прикосновение ее пальцев словно обдало Грегора жаром. Он сжал руку Венеции, она сделала шаг к двери, и на мгновение глаза их встретились.

Не задумавшись ни на секунду, Грегор обнял Венецию за талию, поднял и, прижав к себе, отступил на шаг от кареты. Венеция залилась румянцем, она выдохнула: «Грегор!» – и бросила смущенный взгляд на окружающих.

Ее смущение победило приступ желания у Грегора, и он, поставив Венецию на землю, неохотно отошел в сторону.

Что касается окружающих, то никто из них не сказал ни слова. Рейвенскрофт насупился, Чамберс и грум сэра Генри с подчеркнутым усердием занялись своим делом, а сэр Генри отвернулся, но в глазах у него промелькнуло сочувственное понимание.

Грегор слегка поклонился Венеции со словами:

– Я не хотел, чтобы вы испачкали обувь. Здесь очень грязно.

Венеция опустила глаза. Грегор тоже посмотрел вниз и увидел, что поставил Венецию прямо в лужу.

Венеция подобрала юбки и сделала несколько шагов к обочине; грязь смачно чавкала у нее под ногами.

– Я ценю ваши усилия, Маклейн.

– Э-эй, лорд Маклейн! – раздался голос мисс Платт, которая стояла в дверях кареты с явным намерением прыгнуть к нему в объятия. – Я готова выйти из кареты!

Венеция не удержалась от смеха, который поспешила замаскировать кашлем.

Грегор послал ей полный ярости взгляд, потом бросил через плечо Рейвенскрофту:

– Мистер Уэст, помогите мисс Платт.

– Я? Но…

Грегор соответственно глянул и на него. Юнец поперхнулся, но совладал с собой и сказал:

– О да, конечно.

Он прошлепал по лужам к карете на расстояние вытянутой руки и протянул мисс Платт кончики пальцев.

– Я не могу выйти, – растерянно пробормотала она. – Здесь грязь.

Рейвенскрофт опустил руку.

– Понятно. – Он обратился к Грегору: – Мисс Платт предпочитает остаться в карете и перевернуться вместе с ней.

– Я этого не говорила! – обиделась мисс Платт.

Рейвенскрофт снова протянул руку – с того же расстояния.

Вынужденная действовать, мисс Платт вскоре уже стояла рядом с Венецией на обочине; ноги у обеих были мокрые и грязные.

Грегор присоединился к Чамберсу, Рейвенскрофту и сэру Генри.

– Если мы будем очень медленно и осторожно подталкивать карету, нам удастся провести ее так, чтобы она не соскользнула с дороги.

– Это может сработать, – согласился сэр Генри. – Когда мой экипаж начал скользить, я сдуру придержал лошадей и колеса увязли в грязи.

Грегор кивнул и сказал:

– Итак, у нас имеется план.

– Прошу прощения, – подала голос Венеция. – Я не стала бы действовать таким образом.

– А как бы вы предложили поступить? – спросил Грегор, не обращая внимания на удивленный взгляд Рейвенскрофта.

– Если вы станете двигаться медленно, колеса могут увязнуть. Я предложила бы как можно быстрее двигаться.

На сэра Генри это произвело впечатление.

– А ведь она права. Скорость не даст колесам увязнуть.

Подумав, Грегор сказал:

– Принимаем совет Венеции. Чамберс, гони лошадей по прямой как можно быстрее. Сэр Генри, пусть ваш слуга бежит рядом с крайней лошадью в упряжке и подбадривает ее. Сам сэр Генри, Рейвенскрофт и я будем поддерживать задок кареты, чтобы она не съехала с дороги.

Как только Грегор, Рейвенскрофт и сэр Генри заняли соответствующие позиции, Чамберс погнал лошадей.

Большая карета тронулась с места и покатилась вперед. Слуга сэра Генри придерживал головную лошадь под уздцы, громко понукая ее.

Слава Богу, что решили принять совет Венеции. Лошади тянули хорошо, карета продвигалась быстро, и через считанные минуты жидкая грязь осталась позади, а впереди расстилалась уже более твердая и ровная дорога.

Чамберс остановил экипаж.

Грегор посмотрел на Венецию, на лице у нее было написано облегчение. Неожиданно для себя он подмигнул ей. Она подмигнула в ответ.

Сэр Генри громко выдохнул и прислонился к задку кареты.

– Это было нечто, скажу я вам! – Он усмехнулся, – Хотел бы я, чтобы вы все были тут, когда я пытался проехать по тому же самому месту. Просто… – Он вдруг замолчал и выпрямился. – В чем дело? Мне показалось, будто карета движется вбок.

Как бы в ответ на его слова карета немного качнулась.

– Чамберс! – рявкнул Грегор.

Грум обернулся:

– Милорд?

– Вы тронули с места?

– Нет, милорд. Мы стоим на месте твердо, как…

В этот момент карета снова качнулась, и одновременно послышался чей-то сдавленный вскрик.

– Боже милостивый! – произнес сэр Генри, отступая от покачивающейся кареты. – В чем дело, что, в когте концов, происходит?

– Ох, нет! – воскликнула Венеция, бросилась к карете и ухватилась за ремни на задней ее части, лихорадочно пытаясь их развязать.

Рейвенскрофт нахмурился:

– Венеция, что ты делаешь?

Грегор ухватился за верхний ремень и отвязал его. Чемоданы начали валиться на землю. Тот, который Венеция согласилась по просьбе мисс Хиггинботем захватить с собой в Лондон, перекатился набок и раскрылся. Из него вместе с ворохом шелковых платьев, туфель и прочих предметов одежды выпала вверх ногами прямо В большую лужу мисс Элизабет Хиггинботем.

– Элизабет! – воскликнули в один голос Венеция и сэр Генри, после чего уставились друг на друга, округлив глаза.

– Я… я… я вся в грязи! – прорыдала мисс Хиггинботем.

Жидкая грязь стекала с ее золотых кудрей, пропитала ее: платье сверху донизу. Лепешки грязи налипли на белую кожу, и даже подбородок был в грязи.

Ко всеобщему удивлению и потрясению, сэр Генри Лаунден опустился на колени в лужу, заключил Элизабет в объятия и страстно поцеловал.


В тот же день, хоть и гораздо позже, сквайр осознал всю глубину погружения своей дочери в то, что он охарактеризовал как «крушение жизни». Он следовал за тяжелой каретой миссис Блум, раздраженный недостатком скорости передвижения. Из-за этого им, чего доброго, придется смириться с необходимостью провести еще одну ночь в гостинице, что огорчало сквайра до крайности. Он мечтал очутиться в собственном городском доме на собственной удобной постели и чистых простынях после ужина, приготовленного собственным поваром, уроженцем графства Йорк, где мистер Хиггинботем родился и вырос. Дома при нем оказалась бы и его дочь, в полной безопасности, разлученная с неподходящим избранником, и жизнь вошла бы в свою колею.

Миссис Блум при всей своей раздражительности проявила себя как человек с отзывчивым сердцем. Во время их первой остановки Элизабет оставалась в своем уголке в карете; голова ее была укрыта капюшоном, руку она прижимала ко лбу – видимо, из-за головной боли. Сквайр считал все это капризами и притворством, но миссис Блум склонна была полагать, что девушка страдает от нервных переживаний, первым долгом из-за разлуки с «женихом», а также из-за несчастного случая с каретой и вынужденного пребывания в не слишком удобной гостинице. Именно поэтому она в карете крепко уснула, опустив голову и укрыв лицо капюшоном от нежелательного света. Миссис Блум всячески оберегала ее и никому не позволяла будить бедняжку.

Деревянный щит, укрепленный на придорожном столбе, сообщал о приближении к еще одной гостинице. Сквайр тяжело вздохнул, когда из окна кареты высунулась пухлая рука миссис Блум с белым платочком, возвещавшим о том, что хозяйка кареты желает сделать остановку.

Боже милостивый, у этой женщины, должно быть, самый маленький мочевой пузырь в Англии. Чертыхнувшись себе под нос, сквайр тоже махнул рукой в знак согласия, надеясь, что задержатся они ненадолго. Карета въехала в ворота, за ней последовал сквайр, который решил подождать во дворе, пока миссис Блум сделает все, что ей необходимо.

Он сообщил миссис Блум о своем намерении, как только грум распахнул дверцу кареты.

– Хорошо, – ответила она спокойно, – но если вы не выпьете чаю, боюсь, это повредит вашему пищеварению.

– Уверен, что я это переживу. Как там Элизабет? Пробудилась?

– Нет! Бедная девочка все еще спит. Тихо, как мышка. Если бы я не видела, как она дышит, я засомневалась бы, живали она. Надеюсь, она почувствует себя гораздо лучше, когда как следует выспится.

С этими словами миссис Блум вошла в гостиницу, где ее радушно приветствовали хозяин и его жена.

Сквайр между тем заглянул в окно кареты и пригляделся к своей дочери. Все было так, как говорила миссис Блум: закутанная с головы до ног в свой голубой плащ, Элизабет спала, дыхание ее было ровным и почти беззвучным. Бедное дитя! Он, пожалуй, был грубоват с ней, но ведь это для ее же блага!

Сквайр, держа свою лошадь в поводу, обошел карету. Осмотрел колеса, проверил, на месте ли багаж, и тут услышал конский топот.

Трое мужчин въехали верхом на лошадях во двор, и сквайр, окинув всадников пристальным взглядом, испытал чувство зависти. Двое из вновь прибывших были рослыми, темноволосыми, одеты во все черное. Третий, светловолосый, казался более стройным, даже худощавым, и одет был как истинный денди – пальто и ботинки были явно приобретены в самых дорогих магазинах Лондона.

Все трое подъехали к самому входу в дом, один из темноволосых спешился и снял шляпу, Лучи послеполуденного солнца высветили серебряные нити в его темных волосах и четко обрисовали черты лица.

Сквайр растерянно моргнул: он узнал это лицо, нос красивой формы и твердо очерченный подбородок. Он подошел поближе и поздоровался:

– Добрый день, джентльмены. Прошу извинить мою бесцеремонность, но вы, случайно, не в родстве с лордом Грегором Маклейном?

Один из мужчин, стоя рядом со своей лошадью, обменялся быстрым взглядом со своими спутниками, потом кивнул и заговорил с сильным шотландским акцентом:

– Грегор наш брат. Мое имя Хью Маклейн, а это мои братья Александер и… – он повернулся в сторону светловолосого, – и Дугал.

– Да-да, с Дугалом Маклейном мне приходилось встречаться в деловой сфере. Я сквайр Хиггинботем. Надеялся узнать адрес лорда Грегора Маклейна, чтобы получить возможность поблагодарить его за то, что он сделал для меня и моей дочери.

Дугал соскочил с седла и подошел к сквайру. Зеленые глаза Дугала заблестели, когда он спросил:

– Насколько я понимаю, наш брат оказал вам услугу?

– Всем нам. Мы застряли в гостинице из-за снегопада. Он помог нам починить карету, он и его слуга вылечили раненых лошадей. Кроме того, он позаботился о том, чтобы наш багаж был надежно уложен и закреплен. Уверяю вас, его помощь просто неоценима.

Хью потер ладонью лоб, пытаясь разобраться в услышанном.

– Неоценима? А вы уверены, что это был мой брат? У него шрам…

Сквайр, недослушав, провел рукой сверху вниз по левой щеке.

– Хм-м. – Хью недоверчиво покачал головой. – Не могу поверить, что это был он.

– Почему? – удивился сквайр.

– Не похоже на Грегора. Не в его характере кому-то помогать.

Вперед выступил Дугал:

– Скажите, а Грегор не получил ушиб, он не ранен? Не ударился ли он головой?

– Нет.

– Хм-м. Я было подумал, что травмы могли оказать на него положительное воздействие. Впрочем, возможно, на него повлияла мисс Оугилви.

– Оугилви? Кто это?

– Женщина примерно такого роста. – Дугал поднял руку на уровень собственного плеча. – Каштановые волосы. Серые глаза. Немного полновата. Она могла находиться в обществе Грегора и еще одного человека по имени Рейвенскрофт.

– Ах вот оно что! Вы говорите о подопечных лорда Маклейна, мистере и мисс Уэст.

Воцарилось напряженное молчание. Александер так насупился, что сквайр невольно отступил на шаг назад.

– Прошу прощения, – прорычал Александер, – но вы, кажется, говорили об Уэстах?

Сквайр кивнул.

Мужчины снова обменялись взглядами, и сквайр почувствовал себя весьма неловко.

– Вы, кажется, удивлены, и мне это непонятно. Кто такой Рейвенскрофт? И мисс Оугилви? Я никогда не слышал о ней, но, судя по вашему описанию, она выглядит точно также, как мисс Уэ…

– Ох, любезный сквайр! – Дугал подошел к Хиггинботему и крепко пожал ему руку. – Это всего лишь маленькая семейная история, совершенно пустяковая. Не знаю, известно ли вам, куда направляется сейчас наш брат.

– Мистер Уэст говорил, что они собираются навестить бабушку мисс Уэст в Стерлинге.

– Мы знаем это имение, – заметил Александер с недовольным видом.

– Хорошо. – Густые брови сквайра сошлись на переносице. – Но вот что странно. Не знаю, почему мне раньше не пришло в голову, что мистер Уэст говорит об этой бабушке так, словно она ему не родня.

Дугал пожал плечами и снова сел в седло. Хью сделал то же самое и сказал:

– Мне довелось узнать мистера Уэста достаточно близко. На мой взгляд, он просто идиот.

– Спасибо за помощь, – пророкотал густым басом Александер и повернул своего рослого мерина к дороге.

Братья последовали за ним.

– Доброго вам вечера! – бросил на прощание Дугал через плечо.

– Подождите!

Сквайр бросился за ними, но мужчины уже ускакали; судя по частому топоту конских копыт, они очень спешили.

Что происходит? Почему братья Маклейна разыскивают его? Почему они так удивились, услышав о его подопечных? Если они и вправду его братья, то должны были об этом знать.

Сквайр посмотрел на гостиницу, желая, чтобы миссис Блум сейчас оказалась там. Она ведь беседовала с мисс Уэст также, как и его дочь… Стоп, Элизабет должна что-то знать о загадочной мисс Уэст. Они находились в одной комнате, а женщины весьма склонны делиться друг с другом секретами.

Он поспешил к карте и открыл дверь. Его дочь по-прежнему спала, дыша ровно и спокойно…

Собственное дыхание сквайра замерло у него в глотке. Ни звука? Элизабет храпела во сне с детских лет.

Сквайр ухватился за голубой плащ. Если он не узнает, в чем дело, то…

Миссис Блум услышала вопль, сидя в гостинице у камина и поднеся первую чашку вожделенного чая к жаждущим губам. С глубоким сожалением поставив чашку на столик, она схватила свою мантилью и выбежала во двор.

Возле кареты, в ярости ломая руки, стоял сквайр с багрово-синей физиономией.

А перед ним, закутанная в знакомый голубой плащ, стояла вовсе не Элизабет, а ее горничная с темно-каштановыми волосами.

– Ты… ты… ты… – только и мог произнести сквайр. Миссис Блум подбежала к нему.

– Что это значит? – обратилась она к горничной. – Как ты могла? Где мисс Хиггинботем? Отвечай немедленно!

Не слишком храбрая Джейн была тем не менее сильно привязана к своей хозяйке и считала, что отец Элизабет поступает жестоко, желая во что бы то ни стало разлучить ее с обожаемым Генри. Джейн также считала, что доводить до горьких слез милую и добрую мисс Хиггинботем – настоящее преступление. Горничная находилась целиком и полностью под обаянием Элизабет, особенно после того, как та с душераздирающими подробностями поведала ей о том, что сквайр собирается нанять вместо Джейн другую женщину, постарше и более степенную, которая будет не только прислуживать его дочери в Лондоне, но и следить за ее поведением. Стало быть, дни, которые Джейн еще предстоит провести с обожаемой хозяйкой, сочтены.

Понимая, что ей нечего терять, Джейн согласилась занять место Элизабет в карете. Это был единственный способ доказать хозяйке свою любовь перед тем, как вернуться в деревню, и преданная горничная была готова к ярости сквайра и его крикливым угрозам.

Однако миссис Блум прервала бурные тирады сквайра одной короткой фразой:

– Это нас ни к чему не приведет.

Сквайр умолк и застыл на месте.

– С вашего позволения, сквайр Хиггинботем, я хотела бы побеседовать с мисс Джейн, – продолжала миссис Блум, вперив суровый взгляд в трясущуюся от страха девицу и добавила: – Наедине.

Она взяла Джейн за ухо и повела в гостиницу.

Что происходило дальше, сквайру не суждено было узнать. Стоя во дворе, он слышал только громкие, но неразборчивые речи миссис Блум и рыдания девушки.

Наконец миссис Блум вышла из гостиницы широким решительным шагом. Хозяин и хозяйка гостиницы взирали на нее с возросшим уважением.

– Сквайр Хиггинботем, пожалуйста, велите кучеру везти нас в Стирлинг.

– Разумеется, но…

– Езжайте со мной, и по дороге я вам расскажу, что натворила ваша глупенькая дочь. Но нам надо спешить, нельзя терять ни минуты. – С воинственным огнем в глазах миссис Блум добавила: – Мы должны спасти не только вашу дочь, но и мисс Платт, поскольку я опасаюсь, что она тоже оказалась во власти настоящих авантюристов!

Загрузка...